— А когда через пару дней у меня опять что-нибудь откажет, ты снова укажешь мне на дверь. — Артем взял ее за плечи и отстранил от себя. — Я много размышлял последние дни и понял, что не нужен никому, ни тебе, ни синей вдове…
   — Ты не говорил, что твоя жена умерла.
   — Она жива, это я умер, — хмыкнул Артем. — У нее новая жизнь. У тебя тоже. Но я еще принесу пользу вам всем. — Он поцеловал Риту в щеку и направился к выходу. — Я заставлю Трофейщика ответить за то, что он сделал с нашим городом, — произнес он шепотом, подмигнул хлопающей ресницами девушке и захлопнул за собой дверь. На этот раз — громко.

Часть третья
ТЕПЛЕЕ, ЕЩЁ ТЕПЛЕЕ…

   Он бежал по дороге, по обе стороны от которой тесной стеной толпились люди. Это было похоже на марафонский забег, только зрительская масса не ликовала, а напротив — разражалась гневными выкриками и злобными гримасами. Все они ненавидели Его и… О-о, как же были омерзительны все эти лица! Нестерпимо хотелось, чтобы теснящаяся у обочины толпа поскорее закончилась, но безбрежное море озлобленных физиономий тянулось к горизонту. Поэтому приходилось ускорять бег.
   Вскоре Ему стало страшно, его охватила безысходность, когда вдруг оказалось, что дорога, по которой Он бежал, начала сужаться. Вернее, начали смыкаться ряды людей, стоящих по обе стороны от дороги. Он бежал все быстрее, отвратительные лица были уже совсем близко, и Ему пришлось спрятать руки за спину, чтобы не коснуться кого-нибудь из толпы, ведь Он бы этого точно не вынес. Дорога, которая когда-то была просторной, превратилась в узкую тропу. Он чувствовал зловонное дыхание, исходящее из перекошенных ртов, Ему стало душно. Он осознал, что ненавидит всех этих людей гораздо сильнее, чем они ненавидят Его. Потому что их ненависть основана на страхе. Но что заставляет задыхаться от злобы Его?
   Он остановился. Толпа, наконец, сомкнулась, бежать было некуда, Его окружили со всех сторон. Вот и все. Он ждал, когда страх заставит его пасть на землю, но этого не происходило. Искаженные, словно через кривое стекло, лица были очень близко, Его отделяло от них всего несколько сантиметров. Злость внутри Него усилилась, оно качала вдруг нарастать, словно волны во время шторма. Когда ненависть достигла своего пика, пришло осознание истинного положения вещей: Он не бежал от этих уродцев. Он искал их специально…
 
   Горин проснулся уже давно, но все еще лежал, заложив руки за голову и глядя в потолок. Его радужные перспективы на дальнейшую, полную маленьких радостей жизнь в корне менялись. Точнее, их предстояло до поры до времени отложить. Причина — маленький зудящий клещ Трофейщик, которого надо было вытащить из норы и смачно, с удовольствием раздавить.
   Артем решил сделать это только ради себя, ведь с некоторых пор он стал умнее, чтобы приносить себя в жертву ради кого-то еще. Трофейщик стал мешать ему лично. Как можно было развлекаться, ходить по магазинам и встречаться с женщинами, если в их глазах читалось лишь одно — страх? Если уж и заниматься красивым прожиганием жизни, то не среди запуганных привидений. Поэтому сейчас он поможет Левченко прищучить Трофейщика, а со всей оставшейся мразью пусть органы заканчивают сами.
   Горин не спеша позавтракал, послушал сводку последних криминальных новостей, недовольно покачал головой и поехал к Левченко на работу.
   Отдел Александра Эдуардовича встретил Артема как самого дорогого гостя. Хозяин сначала провел его в свой кабинет, где долго восхищался «своевременно важным» поступком Горина, пока это не надоело ему самому. После этого еще около часа Левченко жаловался на свою проклятую работу, тяжелую судьбу, Трофейщика и «бестолковую», рано повзрослевшую» дочь. Затем Эдуардович хотел пропесочить по полной программе фээсбэшников, которые уже давно обещают прислать людей, но тут появился его помощник Сизов и сообщил, что пора выезжать на место очередного преступления. Происшествие не было связано с Трофейщиком, и Артем поехал домой. Договорились, что завтра ему выделят отдельный кабинет и предоставят полный доступ к информации по делу Трофейщика. Все организационные вопросы Левченко пообещал взять на себя.
   Начальник убойного отдела сдержал обещание, и на следующее утро Горин получил долгосрочный пропуск в здание следственного управления, хоть и небольшой, но все-таки отдельный кабинет, больше напоминавший подсобку, а также несколько увесистых ящиков с рапортами, показаниями, фотографиями и прочими бумажками, накопившимися за время следствия по делу Трофейщика, на беглое изучение которых у Горина ушла почти целая неделя. Еще какое-то время он сидел за компьютером и занимался освоением базы данных отдела. Пришлось отметить, что информация в базу заносилась не очень аккуратно. Было несколько бесед с Левченко, Сизовым и другими оперативниками. После этого Горин начал подводить для себя первые итоги.
   Итак, Трофейщик и вправду оказался чрезвычайно скользким типом: никаких явных предпочтений в выборе жертв, никаких временных и географических закономерностей, никакого особенного почерка или привычек, никакой склонности к определенным способам истязаний, вообще ничего. Все его деяния отличались лишь изощренностью методов убийства да взятием трофейной вещицы на память, что, кстати, во многих случаях так и не было окончательно доказано.
   Вместе с тем этот неуловимый убийца был очень осторожен: за все время экспертам-криминалистам не удалось добыть ни одного его отпечатка, волоса или ещё чего-либо подобного. Трофейщика реально никто никогда не видел, хотя желтая пресса и пестрила его предположительными фотографиями и словесными портретами. Он никогда не пытался связаться с общественностью или передать миру какое-то послание. В принципе, даже сложно было утверждать, что это один человек, хотя все совершенные им убийства и не пересекались по времени.
   В общем, детективу на общественных началах Артему Михайловичу Горину даже не за что было ухватиться. Оставалось только более детальное изучение материалом и сопоставление имеющихся фактов.
   «С чего вообще я решил, что мне это удастся?», — спросил он как-то себя перед тем, как уснуть после очередного трудового дня. Но так и не успел найти ответа, провалившись в глубокий сон. С некоторых пор его перестали тревожить ночные болевые спазмы. И еще Горин уже целую неделю не ходил в аптеку за обезболивающим. А снились ему последнее время листки, исписанные показаниями, очень натуральные ожившие лица с фотографий и описи вещественных доказательств…
   Информационно-поисковой системой отдела Левченко по совместительству заведовал его заместитель — капитан Сизов, инженер-программист по образованию. По наблюдениям Горина, вся информационная поддержка капитана сводилась к тому, что в перерывах между оперативными выездами он раздевал на экране своего монитора электронных девиц, ловко обыгрывая их в покер. Артем наметил серьезно задействовать в своем расследовании базу данных и все время доставал Сизова разнообразными техническими вопросами. Капитану приходилось при этом отрываться от любимого занятия, он делал недовольное лицо и каждый раз пытался отослать Горина к изучению технической документации. Он даже достал из ящика стола и подарил Артему потрепанную книжку «Компьютер для „чайников“. Но времени обижаться у Горина не было.
   — Константин, — обратился он к Сизову с очередной просьбой.
   — Угу, — пробурчал Сизов, щелкая «мышкой» по картам на экране.
   — Я так понял, что в вашей базе есть возможность хранить оцифрованные фотографии.
   — Возможность есть, местов на диске нема, — откликнулся капитан.
   — Надо хотя бы по делу Трофейщика для каждого введенного в базу досье фотографии отсканировать. Очень неудобно прыгать от компьютера и подолгу рыться в коробках.
   — Ничего себе «хотя бы»! — покачал головой Сизов. — Да эти фотки даже в самом сжатом формате все место займут…
   — Можно лишнее что-нибудь стереть, — предложил Артем.
   — А лишнего мы не держим, — Сизов недовольно покосился на него. — И заниматься этим мне некогда. Ты вообще кто такой? Копайся себе в бумажках…
   — Послушай, Костя, — Горин присел на край его стола. — Сделай это ради общего дела, мне это очень поможет. Эдуардович может предложить тебе это и сам, но я не люблю давить на кого-то через чужую голову. Пока ты разглядываешь нарисованные на экране сиськи, Трофейщик в это время готовится отрезать их кому-нибудь, причем наяву. Я на тебя рассчитываю. — Артем хлопнул залившегося краской Сизова по спине. — А я пока буду довносить в базу отсутствующие там документы, которые вы в свое время, наверное, из экономии места, посчитали не такими уж важными.
 
   Занимаясь кропотливым заполнением экранных форм, Горин убивал двух зайцев. Во-первых, в полной мере отражал в электронной базе содержимое пухлых бумажных папок, что впоследствии несказанно облегчило бы поиск, анализ и структурирование информации. И, во-вторых, параллельно детально вникал во все, так как приходилось внимательно вчитываться в каждую даже самую незначительную справку.
   На это ушла ещё неделя. Горин приходил домой за полночь, наспех ужинал и засыпал, слыша в своей голове стук клавиш и видя перед глазами мигающий курсор.
   К тому времени, как недостающая информация была занесена, Константин Сизов завершил сканирование фотографий. Горин, чтобы прийти в себя, попросил у Левченко день отдыха.
   Отгул Артем намеревался использовать, предоставив максимальный отдых мозгам, или хотя бы, как минимум, проспав до обеда. Но сонная безмятежность покинула его около восьми часов утра, и любые попытки снова забыться вызывали в мозгу лишь череду тяжеловесных вымученных видений. В конце концов Горин прекратил издеваться над собственным организмом, встал, включил телевизор и начал жарить яичницу с колбасой. После сытного завтрака он сделал еще одну попытку склонить себя ко сну, но это так и не удалось. Не помогло даже ни чтение первой попавшейся под руку книги, ни попытка просмотра идущего по телевизору сериала с «кончитами и хуанами».
   Горин собрался и вышел на улицу, тем более что погода оказалась на редкость чудесной. Какое-то время он бесцельно шел по улице, заходя во встречающиеся по пути магазинчики. При этом он внимательно изучал людей. Ему не очень нравились те перемены, что он сейчас отмечал в поведении горожан. Все очень сильно изменилось с тех пор, как он уехал по «турпутевке» в Каир. По возвращении у него не хватало времени задержаться и разглядеть эти перемены, удалось это лишь сейчас…
   Лица, окружающие его, были почти все хмурыми и напряженными. Наверное, такие лица бывают во время войны у людей, которые все время ожидают воздушной тревоги, чтобы укрыться в бомбоубежище. При встрече они внимательно заглядывали друг другу в глаза; выходя из помещения на улицу, сразу загнанно озирались по сторонам; в общественных местах редко звучала человеческая речь, а тем более смех; во взглядах продавцов магазинов читалось паническое ожидание конца рабочего дня, когда придется пробираться домой по опустевшим улицам. Если незнакомым людям приходилось общаться, то по большей части это была словесная перебранка без стеснения в выражениях. И, наконец, с наступлением сумерек город вымирал. Это было временем затишья, когда еще оставшиеся нормальные люди укрывались за дверями своих квартир, а всевозможное отродье только готовилось к своему ночному чумному пиру.
   Горин катался между станциями метро, пока вагоны не опустели. Это говорило о том, что близился вечер. Артем дождался своей станции и тоже вышел. Еще было довольно светло, но прохожие уже попадались совсем редко, впрочем, как и проезжающие автомобили и открытые магазины. Город превратился в инвалида, которому навязали жесткий режим жизни. Точнее, навязал — один обозленный придурок, непонятно откуда черепаший силы…
   Артем остановился у металлического гаража, на котором кто-то мелом размашисто написал: «Трофейщик — чемпион!» Кусочек мела валялся рядом и Горин подобрал его. Сначала он хотел зачеркнуть «чемпион» и написать вместо этого огромными буквами: «козел», но передумал и перечеркнул крест-накрест первое слово, а сверху написал: «Спартак»…
   В этот момент рядом с Гориным в железную поверхность гаража с грохотом врезался кусок кирпича. Артем инстинктивно присел и резко обернулся: за угол ближайшего дома промелькнула какая-то тень.
   — Скоро уже! — громко крикнул он, яростно сплюнул и зашагал к своему подъезду.
 
   На следующее утро Сизову пришлось растолковывать дотошному Горину, как средствами поисковой системы сравнивать однотипные реквизиты в базе данных по делу Трофейщика. Когда Артем добился от капитана ответов на все возникшие вопросы, он приступил к задуманному: начал поочередно запрашивать каждый из реквизитов. Они выводились на экран в две колонки: в одной было название, во второй — количество повторений.
   Сначала Горин запросил на экран фамилии жертв. Напротив одной из них стояла цифра два: среди жертв оказались два человека с одинаковой фамилией. Левченко вспомнил: это были всего лишь однофамильцы. Артем двинулся дальше: были сравнены имена, отчества, даты и просто годы рождения, национальности, специальности, места работы, образования и всевозможные сопутствующие документы. Экран пестрил разнообразием, произошедшие убийства невозможно было сгруппировать ни по какому из реквизитов. Если совпадения и случались, то их никак нельзя было назвать закономерными. Создавалось впечатление, что Трофейщик попросту открывал наугад телефонный справочник, тыкал пальцем и отправлялся по первому попавшемуся адресу. Хотя и это отпадало: телефоны тоже были не у всех жертв.
   Артем помрачнел. За столько времени у него в руках не оказалось ни одной ниточки, ни одной зацепки. Изнурительная безрезультатная рутина. Не зная, чем дальше заняться, он вызвал на экран документ с техническим описанием базы данных, составленный капитаном Сизовым, и принялся заново его перечитывать. Буквы на экране сливались, от скучных фраз клонило в сон, но он упорно вникал в суть…
   — База данных, мать вашу! — вдруг воскликнул Горин, спустя некоторое время.
   — Что там еще? — Сизов нахмурил брови, предвидя очередное отвлечение от компьютерных подружек.
   Он огорчился не напрасно.
   — У тебя в описании, Костя, — начал победоносно излагать Артем, — написано, что реквизиты сопутствующих документов хранятся по раздельности: отдельно дата, отдельно тип документа, отдельно выдавшая организация…
   — Да я в курсе, сам писал, — нетерпеливо оборвал его Сизов. — Рад, что ты открыл для себя что-то новое, но зачем столько эмоций?
   — Это я, Костя, еще сдержался, — ухмыльнулся Горин. — Почему же у тебя на экране поиск только по дате ведется?
   — Для оптимизации, если тебе это о чем-то говорит, — небрежно бросил капитан. — Все остальное — избыточная информация.
   — Я, как ты когда-то справедливо заметил, в компьютерах полный чайник, — продолжил Артем. — Мне не нужна твоя избыточная оптимизация, ты мне поиск по каждому реквизиту документа обеспечь.
   — А больше тебе ничего не надо обеспечить? — воскликнул Сизов. — Это же программный код менять придется, формочки дорисовывать…
   — Значит, начинай прямо сейчас, — вмешался вошедший в кабинет начальник отдела.
   — Да что за фигня, Эдуардович? — возмутился капитан. — Кто он такой? Это все равно, что в больницу народный целитель придет и начнет докторов строить…
   — Шерлок Холмс ведь тоже советы Скотленд-Ярду давал, — дружески заметил Горин.
   — Но ты-то не Холмс! — возразил Сизов.
   — Верно, Костя, он лучше, — Левченко встал у капитана за спиной и посмотрел на экран. — Ну куда же ты с жалкой парой попер? Раздевайся теперь, все по-честному, — он похлопал Сизова по спине и пошел в направлении своего кабинета. — Сегодня до обеда сделай, как Артем сказал.
   — Это не быстро, вообще-то, — начал торговаться Сизов.
   — Перестань, с твоими способностями до обеда фээсбэшный сервер взломать можно, — произнес Левченко.
   Чем-чем, а методом «кнута и пряника» Александр Эдуардович владел в совершенстве.
   После обеда все было готово. Горин сразу же принялся искать совпадения по занесенным в базу данных документам, прилагающимся к делам. Не прошло и получаса, как во время обработки реквизита «Выдавшая организация» на экране высветилась цифра три. Три совпадения дала организация под названием «Психиатрическая больница № 4»…
   Горин, не доверяя занесенной в компьютер информации, вернулся к коробкам и отыскал в них бумажные оригиналы. Это были три похожие справки, свидетельствующие о том, что три жертвы Трофейщика пользовались услугами психбольницы, причем одной и той же — четвертой. Один из убитых долгое время являлся стационарным пациентом, а двое других в разное время проходили там обследование.
   Артем откинулся в кресле. Неужели что-то забрезжило на горизонте? Случайность здесь была точно ни при чём. Трофейщик, конечно, отправил на тот свет достаточно народа, но все-таки не настолько, чтобы можно было закрыть глаза на трех пациентов из одного и того же учреждения, причем не простого, а такого близкого по специализации этому больному на голову. Надо было незамедлительно навестить психиатрическую больницу под номером четыре.
 
   Следующим утром Горин и Левченко сидели в кабинете главного врача психиатрической больницы номер четыре Альберта Яковлевича Кацмана. Александра Эдуардовича Артему пришлось оторвать от дел и взять с собой хотя бы для того, чтобы в больнице с ним были приветливее, ибо лицо он был гражданское и действовал неофициально. Доктору Кацману были предъявлены фамилии трех его бывших пациентов, которыми в своё время заинтересовался Трофейщик.
   — Надо же, какое печальное совпадение, — в голосе главврача не промелькнуло и намека на какие-либо эмоции. Он глядел поверх очков на экран монитора, стоящего на его столе, и что-то нажимал на клавиатуре. — Все верно, один из них был постоянным клиентом, родственники привозили его примерно раз в два месяца. Это был тяжелый случай: голоса в голове, суицидальная предрасположенность. У нас он проводил самые кризисные дни, затем его забирали домой. Близкие так надеялись на чудо, что я подумал, будто оно случилось, а вышло оказывается, вон как…
   — Мы не думаем, что это совпадение, — прервал его Левченко.
   — А что с другими двумя? — спросил Горин.
   — С другими двумя… — Альберт Яковлевич снова застучал по клавишам. — Да ничего особенного: одного привезли ваши, чтобы определить степень вменяемости. Стандартные несколько дней анализов и тестов, С уголовной точки зрения оказался вполне вменяем.
   — А что, есть другие точки зрения? — поинтересовался Артем.
   — Безусловно, — доктор Кацман усмехнулся и посмотрел поверх очков на Горина. — Понятие психического здоровья слишком зыбкое, но ни у меня нет времени, ни у вас нет желания это обсуждать, я полагаю…
   — Верно, — Левченко хлопнул себя по колену.
   — Погодите, его признали вменяемым, а следовательно, виновным? В чем? — спросил Горин.
   — В умышленном убийстве, Михалыч, — ответил Александр Эдуардович.
   — Получается, что Трофейщик прикончил его в тюрьме?
   — Не совсем. — По выражению лица Левченко было заметно, что ему неприятна эта история. — Милицейский «уазик», который возил подсудимого на слушание дела, однажды не доехал. Его нашли за городом, и заключенный и милиционеры были зверски убиты…
   — Да, я помню то ужасное происшествие, — вмешался Кацман. — Про третьего пациента будем слушать?
   — Конечно, — кивнул Артем.
   — Это был совсем юный мальчик. — Кацман снял очки, отодвинулся от компьютера и сложил руки замком на столе. — Тогда ему не было и восемнадцати. Мать привезла его, чтобы спасти от какой-то секты, но было слишком поздно, впечатлительное сознание уже было отравлено нелепыми идеями. Неделю мы занимались с ним, а потом посоветовали родителям увезти сына подальше и пресекать любые контакты с бывшим окружением.
   — Но все-таки контакта с Трофейщиком ему избежать не удалось, — заключил Левченко.
   — Альберт Яковлевич, — произнес Горин.
   — Да-да? — откликнулся тот.
   — Не могли бы вы еще немного покопаться в вашем умном компьютере и сказать нам, кто из пациентов находился в этих стенах одновременно с тремя вот этими жертвами?
   — Да мало ли, здесь у нас всегда много народу, — не задумываясь, ответил Кацман. — Чем это может помочь?
   — То, что три жертвы маньяка когда-то находились в вашей клинике — не случайность, об этом уже здесь говорилось, — начал объяснять Артем. — Их должно что-то связывать или кто-то. Хорошо, тогда запросите информацию о людях, которые могли пересекаться по времени нахождения здесь со всеми тремя сразу.
   — Пересечение по времени в этих стенах равносильно пересечению в пространстве, — доктор Кацман снова водрузил на нос свои массивные очки, но продолжал при этом глядеть поверх них. — Если я вас правильно понял, молодой человек, вы хотите узнать фамилии наших пациентов, с которыми теоретически могли контактировать ваши трое, причем одновременно?
   — Или по очереди, — уточнил Левченко. — Неважно, лишь бы все трое.
   — Ну, не знаю, — доктор снял очки и принялся вертеть их в руках.
   — Это важно для следствия, — попытался устранить его замешательство Левченко.
   — Ну хорошо. — Кацман снова придвинул клавиатуру. — Значит, началом периода у нас будет дата поступления сюда самого первого из троицы, — он по щёлкал по клавишам. — А закончим мы обзор датой выписки самого последнего вашего пациента. Вот так, что ж, посмотрим, что у нас получается… Кстати, получился довольно длительный период, здесь так подолгу редко лежат. Готовьтесь к тому, что ваша теория тупиковая, молодые люди… — Доктор внезапно осекся и уставился в экран.
   — Сколько получилось? — нетерпеливо воскликнул Эдуардович.
   — Одно совпадение, граждане следователи, — пробормотал Кацман.
   — И кто это? — теперь нетерпенье выказал Артем.
   — Сейчас я распечатаю, — произнес Альберт Яковлевич.
   Принтер издевательски долго мучил бумагу, прежде чем на стол легло краткое досье на пациента, вернее — на пациентку. Горин с Левченко сразу прильнули к документу. На фотографии было изображено лицо молодой, симпатичной некогда девушки, подпорченное глубоким шрамом на переносице. Лелицкая Елена Юрьевна. Помимо фамилии был указан год рождения, период стационарного лечения, какие-то научные термины и список примененных во время лечения методик и препаратов.
   — Ее здесь нет, — предугадал вопрос доктор Кацман, когда Горин и Левченко оторвались от чтения. — Была переведена в травматологическое отделение обычной больницы, откуда вскоре сбежала.
   — Сбежала? — переспросил Левченко.
   — Ну да, в обычных больницах решеток на окнах не бывает, — подтвердил Альберт Яковлевич.
   — Расскажите о ней подробнее, как можно подробнее, — попросил Артем.
   — Не думаю, что это будет правильно с точки зрения врачебной этики, — снова замялся доктор Кацман.
   — Это будет правильно с точки зрения помощи следствию, доктор, — очень убедительно произнес Александр Эдуардович.
   — Это была очень необычная девушка, Лелицкая Лена, — начал Кацман после некоторой паузы. — Если говорить доступным языком, то у нее была потребность в боли.
   — Мазохистка, что ли? — предположил Левченко.
   — Не совсем. — Доктор откинулся в кресле и скрестил руки на груди. — Мазохизм предполагает некое доминирование, подчинение с последующим наказанием, то есть мазохисту нужен партнер, а Елене достаточно было самой боли. И доставляла она ее себе в основном самостоятельно.
   — Как, например? — поинтересовался Левченко.
   — По большей части — колющими и режущими предметами.
   — Этот шрам на лице она сама себе сделала? — спросил Горин.
   — Не знаю, — пожал плечами доктор. — Когда Лена поступила к нам, он уже был, а ответа на этот вопрос я от неё так и не добился.
   — Как она попала к вам? — спросил Александр Эдуардович.
   — Кто-то вызвал «Скорую». Когда врачи прибыли, в квартире была только Елена, она находилась в состоянии аффекта. Посмотрев на то, что Лелицкая сделала со своим телом, ее привезли прямиком к нам.
   — А припомните, Альберт Яковлевич, — попросил в очередной раз Артем. — Находясь здесь, она причиняла боль только себе? Замечалась ли за ней агрессия в отношении других пациентов?
   — Окружающие были ей безразличны, это я точно помню, — ответил Кацман. — Хотя Елена была довольно проворной девушкой: иногда ей удавалось выкрадывать иголки от шприцов, булавки и другие вещи, которыми она потом колола и резала себя. Но никакой агрессии к пациентам или медперсоналу мы за ней ни разу не наблюдали.
   — А с нашими тремя ребятами у нее что-нибудь было? — спросил Левченко.
   — В принципе, разнополые пациенты контактируют лишь днем, под надзором санитаров, — объяснил доктор. — А Лена Лелицкая вообще подпадала под категорию лиц, которые на ночь изолируются в одиночных палатах. Два раза в день ей устраивали полный личный досмотр. Она была замкнутая девушка, не помню чтобы она здесь с кем-то общалась, кроме медицинских работников.
   — А из-за чего ее пришлось перевести в травматологию? — спросил Горин.
   — Обманув в очередной раз одного из санитаров, Лена пронесла к себе в изолятор обломок пробирки, —пояснил Кацман. — С его помощью она провела небольшую операцию над собственной грудью…