Яковенко-старший был прав: подобный густой туман висел вкруг якутских городов, распространяясь на многие километры вокруг. Своим происхождением он был обязан активной людской деятельности. Промышленные предприятия выбрасывают в воздух разнообразные отходы. На морозе эти теплые потоки и образуют густые туманные дымки.
   – Спасибо, – Егор собрался вылезать из машины.
   – Может, поедим чего, – предложил Вилен Михайлович.
   – Мне некогда. – Егор понимал, что обрекает себя на новый голодный переход, но свобода была дороже сытого желудка.
   Яйца и хлеб, прихваченные у Митрича, он оставил в его избе, когда вернулся с охоты на шатуна. Узелок Куырсэн оказался слишком неудобным для предпринятых им маневров. Перед тем как разобраться с Боотуром, Егор выложил его на неказистую угловую тумбу.
   – Вообще-то столовка, наверное, еще закрыта. Время-то раннее, – извиняющимся тоном произнес он.
   – А нам столовка не нужна… Хотя выпить чего-нибудь крепкого не помешало бы. Но в таких поселках обычно торгуют самогоном. Пашка, – разбудил он сына, – давай на разведку. Постучи в окна, узнай, где тутошние самогон берут.
   Пашке вылезать на мороз было, конечно, не в кайф, но перспектива выпить согрела его душу. Он медленно выполз из машины. Для этого ему пришлось побеспокоить Егора. Тот выпрыгнул из «Нивы» и только здесь почувствовал, что нога еще болит. Рана на руке тоже дала о себе знать. Егор сделал резкое движение и поморщился.
   – Что? – с жадным сочувствием глянул на него Вилен Михайлович.
   – Старые раны, – пошутил Егор.
   – Садись, щас Пашка самогон пригонит, выпьем, закусим. У нас мясо вяленое, консервы…
   Егор пожал плечами и сел в машину. Вскоре явился Пашка, неся в трех пластиковых поллитровых бутылках самогон.
   – Тут пьют почище, чем в Якутске, – довольно улыбался он.
   – Ты куда, блин, столько набрал? – гаркнул на него отец.
   – А что? Нас же трое! – обиженно воскликнул Пашка.
   Пашка влез на заднее сиденье. На этот раз, чтобы впустить сына в салон, из машины вылез Вилен Михайлович. Потом с молодцеватой бодростью занял свое место. Пашка зашевелился на заднем сиденье. Вскоре на коленях у Вилена Михайловича появились две банки консервов, шмат сала и три пластиковых стаканчика.
   – Но я все равно уйду, – сказал Егор, когда выпили по одной.
   – Это твоя воля. Нам тоже не мешало бы ноги размять. А то получается, не охотимся, а катаемся на колесах, – усмехнулся Яковенко-старший.
   – Ага, – вторил ему Пашка, решив подыграть отцу.
   Хотя мотаться по лесу ему ох как не хотелось.
   Самогон оказался не слишком крепким, но довольно сносным на вкус. Вилен Михайлович продолжал разливать и предлагать Егору закуски. Тот с удовольствием пил и ел, краем глаза наблюдая за своими попутчиками.
   Они действительно выглядели обычными охотниками, но что-то Егора настораживало в их поведении. Что-то уж слишком легко они приняли его в свою компанию, даже не поинтересовавшись, что с ним случилось. Да и дальше, судя по словам старшего, собираются его сопровождать. Все это чушь, – Егор отогнал от себя нелепую мысль, – они просто не могут ничего знать о цели его путешествия. Это нормальные люди, живущие пусть и не в тайге, но знающие ее законы. Они помогли ему выбраться из передряги, но их машина оказалась перед столовой совершенно случайно.
   Дальше Егор собирался идти один – как раз потому, что не хотел подвергать их опасности. Если уж проклятие, лежащее на алмазах, касается тех, кто за ними охотится, то другие люди тут совершенно ни при чем. К тому же, если он придет в «Надежду» пешком, это не привлечет к нему такого внимания, как если он въедет туда на машине, да еще с двумя попутчиками. Он не исключал, что его фотографии на стенде «Их разыскивает милиция» вывешены и там.
   Единственное, о чем он жалел, – это что карабин, так вовремя подаренный ему водителями тягача, остался в улусе. У него, конечно, был пистолет Белого и патроны, которые он выгреб у майора, но в тайге с пистолетом не слишком-то надежно. Даже подстрелить что-нибудь на обед будет проблематично… До «Надежды» идти придется около суток.
   Такие мысли вертелись у Егора во время завтрака с хлебосольными охотниками. Неожиданно в поток Егоровых мыслей вклинился Вилен Михайлович.
   – Это, конечно, не мое дело, – кашлянув в кулак, спросил он, – но, если не секрет, ты что, в самом деле собираешься в тайгу вот так, без ружья идти?
   – У меня пистолет, – пожал плечами Егор, хотя и чувствовал правоту мужчины.
   – Нет, так дело не пойдет, – решительно заявил Вилен Михайлович, – мы пока тоже вместе с тобой пойдем, ты уж на нас не обижайся. Нам все равно, в какой стороне охотиться, а тебе, думаю, будет полегче. Давай, Пашка, хватит жрать, собирайся.
   И не слушая никаких протестов Родионова, отложил клеенку, на которой был разложен завтрак, и сам первым принялся упаковывать вещи.
   Егор, немного поотнекивавшись, смирился с его напором и энтузиазмом. Он подумал, что, может, так оно и лучше, может, благодаря помощи этих людей ему проще будет пройти хотя бы часть пути до «Надежды».
   Минут через двадцать все было готово. Вилен Михайлович уложил два больших рюкзака, в которых, впрочем, не было ничего лишнего. Родионов оценил это профессиональным взглядом полярника.
   В рюкзаках были спички в специальном непромокаемом футляре, немного сала, банка тушенки, буханка хлеба. Потом еще маленькая аптечка, две оставшиеся бутылки самогона и два легких спальника. Еще кое-что из мелких, но необходимых на охоте предметов и большой морской бинокль. За голенище утепленного сапога Вилен Михайлович предусмотрительно засунул большой охотничий нож.
   Родионову показалось странным, что Яковенко-старший взял с собой бинокль, но спрашивать об этом было как-то неудобно. Он и без того доставил этим людям много хлопот. Хочет человек взять с собой бинокль – пожалуйста, тем более что все остальные вещи могли действительно оказаться необходимыми. Кроме того, на правой руке Яковенко Родионов заметил хороший компас на коричневом кожаном ремешке.
   – Ну все, – Вилен Михайлович без особого труда закинул себе за спину рюкзак, который был поменьше, – можем идти.
   Он запер машину и, проверив все дверки, взял с капота автомобиля ружье. Родионов собирался надеть второй рюкзак, но Вилен Михайлович покачал головой.
   – Это Пашке.
   – Может, я тоже что-нибудь понесу, – застыл в недоумении Родионов.
   – У тебя, кажется, старые раны, – иронично заметил Яковенко. – На вот, если так хочешь, – он бросил ему «зауэр».
   Егор поймал двустволку и оценивающе поглядел на серебряные чеканные накладки.
   – Знатный «зауэр», – похвалил он, вешая двустволку на плечо.
   – Да, – довольно улыбнулся Вилен Михайлович, – по случаю купил.
   Он развернулся и бодро, словно не провел бессонной ночи за рулем, направился к опушке леса. Пашка подхватил рюкзак и двинулся за ним. Родионов тронулся следом.
   Сперва двигались по густой тайге, но часа через полтора лес начал редеть, и вскоре путешественники выбрались в полосу лесотундры. Снег был неглубокий, и идти было нетрудно. Ночью, правда, выпал небольшой снежок, но это только помогало различать свежие звериные следы.
   Ориентируясь по солнцу, которое бело-желтым диском горело в голубом небе, Родионов неуклонно двигался на запад. Его спутники не возражали, только Вилен Михайлович иногда сверялся с компасом, поглядывая на запястье.
   Родионова тревожило сейчас лишь одно: если его снова будут искать с вертолета, то скрыться здесь будет невозможно. Нужно было как можно скорее преодолеть тундровый участок с чахлыми, редко стоящими березками, перемежающимися кустами багульника и дриады.
   Как назло, Вилен Михайлович наткнулся на заячий след.
   – Дай-ка, – он потянулся за ружьем.
   Заяц выскочил из-под куста багульника, к которому направлялся Яковенко. Он вскинул двустволку и, выставив вперед правую ногу, направил на косого ствол. Чувствуя опасность, заяц бежал то быстро, то останавливался, припадая к земле.
   Вилен Михайлович дал ему немного успокоиться и нажал на курок. Заяц на ходу перекувыркнулся через голову и упал метрах в пятидесяти от стрелка.
   – Отличный выстрел, – кивнул ему Родионов, обрадовавшись, что все закончилось так быстро и можно продолжать путь.
   За зайцем отправился Пашка. Вскоре он вернулся, держа его за уши.
   – Есть обед, – хищно улыбнулся Вилен Михайлович, – сейчас спустим кровь, а разделать можно и позже.
   Он вытащил нож и одним ловким движением надрезал животному горло. Пашка перехватил зайца за задние ноги, и снег вокруг них окропился еще теплой кровью. Минут через десять, когда кровь стекла, привязав зайца к Пашкиному рюкзаку, отправились дальше.
   Несколько раз они натыкались на волчьи следы. Егор вспоминал о ночных нападениях серых хищников. Он подумал о том, что скорее всего ему снова придется ночевать в тайге, если он до нее доберется. Возможно, здесь, на границе с тундровой зоной, у волков больше пищи; такой, как полевки, например, от которой они наедают жир. Может, они не рискнут нападать на человека. Он не то чтобы боялся, просто ему было жаль убивать таких сильных и красивых животных.
   Родионов расстегнул куртку: стало совсем тепло. Лицо обдувал легкий, дующий с юга ветерок, и он решил, что теперь-то обязательно должен добраться до этих чертовых алмазов, из-за которых погибло столько людей. Хотя зачастую животные, даже хищники, лучше людей. Да и какие это люди, если основное предназначение их – убивать себе подобных. Ни одно животное в природе так не поступает, за редким исключением, лишь подтверждающим правило. «Я доберусь».
   – Чего? – Вилен Михайлович, который шел рядом с Родионовым, слегка сбавил шаг.
   Егор даже не заметил, что последнюю мысль он произнес вслух.
   – Я говорю, скоро, что ли, до леса доберемся? – выкрутился он.
   – Скоро, – Вилен Михайлович вынул из кармана сложенную в несколько раз карту, – километра три осталось.
   – Вы прям заправские путешественники, – удивленный его предусмотрительностью покачал головой Родионов.
   – В тайге по-другому нельзя, – серьезно сказал Вилен Михайлович.
   – Батя, вы жрать не хотите? – их догнал Пашка. – У меня уже второй час в желудке катавасия.
   – До леса дойдем, устроим привал, – согласился Вилен Михайлович. – Если ты не возражаешь, – он посмотрел на Родионова.
   – Не возражаю, – кивнул тот.
   – Давай, двигай вперед, – Вилен Михайлович подтолкнул Пашку в спину, а сам слегка придержал Родионова.
   – Я вот что хотел у тебя спросить, парень, – начал он как бы смущаясь, когда Пашка не мог его услышать, – ежели ты скрываешься от этих, ну, от которых ушел, когда к нам в машину подсел, то, может, тебе лучше было в Якутске скрываться? Это ведь дело такое, у себя под носом они бы искать тебя не догадались. А в тайге каждый человек на виду. Это только кажется, что здесь легко затеряться. Ты сам-то, видать, по-другому кумекаешь?
   – Не понимаю, – улыбнулся Родионов, – почему вы обо мне так заботитесь?
   – А мы не заботимся, совсем не заботимся, – замотал головой Вилен Михайлович. – Ты сам подумай, разве это забота? Ну, подбросили мы тебя на машине, ну, поделились продуктами там, так это от чистого сердца. Нам это ничего не стоило. А завтра ты нас встретишь, разве не поделишься куском хлеба? Вот то-то и оно, брат. В тайге всегда себя на место другого ставить нужно; а вдруг сам в сложном положении окажешься!
   – Ну а вдруг я преступник, убийца? – не отступал Родионов.
   – Убийц в наручниках и под конвоем возят, а не с первыми попавшими отморозками. Я сам в конвойных войсках работал, знаю. Да и какой ты убийца? Вон я зайцу по горлу полоснул – у тебя морда скривилась. Аль не так?
   Егору пришлось согласиться с доводами охотника. Про себя он отметил его наблюдательность. Он сам себе не мог объяснить, но эта замечательная черта в Вилене Михайловиче почему-то начинала его раздражать.

Глава 26

   Лесотундра с ее хилой растительностью закончилась, и они вступили сначала в редкий ельник, а потом вышли в тайгу. Настроение у Егора улучшилось. Здесь вертолету труднее будет его обнаружить, да и приземлиться негде. Преодолев еще километра два, путешественники решили пообедать. Пашка в течение всего времени ныл, ссылаясь на спазмы в желудке. Но Егор не хотел тормозить движение, рассчитывая уйти как можно дальше от холмящейся лесотундры в густую зелень тайги. Вилен Михайлович, понятно, не желал отставать от Егора. Из-за этого Пашка все никак не мог пообедать.
   Но все же черед отдыху настал. Путешественники подустали. Идти по тайге – не то же, что прогуливаться по ровному асфальту. Поэтому дружно решили сделать привал и перекусить.
   Егор помог Вилену Михайловичу и Пашке заготовить дров для костра и, когда те стали разводить огонь, отправился в лес.
   – Не устал пока? – окликнул Егора Вилен Михайлович.
   На его широком мясистом лице цвела слащавая улыбка.
   – Да так, пройдусь… А ружье ваше можно?
   – Бери, чего уж! – с готовностью ответил Вилен Михайлович.
   Егор поднял «зауэр» и повесил на плечо. Вскоре он исчез за зарослями кедрового стланика. Вилен Михайлович развел огонь.
   – Давай-ка зайцем займись, – сказал он Пашке, – сам же говорил, что жрать хочешь.
   – Может, для сугрева пропустим по стакан-чику? – предложил Пашка.
   – Вот приготовишь зайца, тогда и пропустим, – недовольно глянул на сына Вилен Михайлович.
   Пашке ничего не оставалось, как заняться дичью. Но действовал он неумело. Вилен Михайлович, критическим взглядом сопровождая его неуклюжие торопливые движения, отпускал замечания. Пашка раз двадцать хотел бросить зайца, но надежда на выпивку заставила его стиснуть зубы и довести работу до конца.
   Тушка повисла над низкими языками пламени, точно малая копия жарящегося барана.
   – Смотри не спали, – криво усмехнулся Вилен Михайлович.
   – А ты не боишься, батя, что этот полярник того…
   – Чего того? – нахмурился Вилен Михайлович.
   – Ноги сделает с нашим «зауэром».
   – Брось, – зевнул Яковенко-старший, – никуда он не побежит. Меня другое тревожит: не похоже, что он к Мирному идет.
   – Думаешь, он не за камнями собрался, а просто от бандюг скрывается? – насторожился Пашка.
   – Черт его знает, – приуныл Вилен Михайлович. – С другой стороны, как-то нелогично так по тайге бродить, если хочешь от бандитов сбежать. Нет, все-таки похоже, что парень наш за алмазами охотится. Вот только почему он не прямо к Мирному движется?
   Вилен Михайлович закурил, прислушиваясь к лесу.
   Егор прошел около ста метров, когда перед ним из кустов взлетела большая серовато-коричневая птица. Он сначала даже не понял, что произошло. Глухо плеснули огромные крылья, словно сгущая воздух. Егор быстро прицелился и выстрелил. Птица замертво упала в кусты, повиснув крыльями на слабо шевелящихся прутьях.
   – Стреляет! – отозвался Вилен Михайлович.
   – Ага, – Пашка крутил над огнем тушку.
   Вскоре от костерка остались одни угольки. Поднимающийся от них дым застилал глаза, от него щипало в носу. Пашка морщился и недовольно поглядывал на переминающегося с ноги на ногу Вилена Михайловича.
   Из зарослей вышел Егор, держа трофей.
   – О-о-о! – радостно воскликнул Вилен Михайлович. – Тетерев! Вот это удача!
   – Чуть ли не сам в руки прыгнул, – улыбнулся Егор.
   Он занялся птицей. Спустил кровь, ощипал, вынул потроха и только потом упаковал в пакет, который ему дал Вилен Михайлович. Торчащая из рюкзака бутылка самогона завладела Пашкиным вниманием. Но Вилен Михайлович и сам решил немного выпить. Заяц был готов. Яковенко-старший достал из рюкзака котелок, кусок брезента, на который выставил бутылку и стаканчики. Заяц был разрезан на куски и сложен в котелок. На брезенте появились консервы из морской капусты и хлеб.
   – Витамины – в первую очередь, – весело провозгласил Вилен Михайлович.
   Он принялся открывать ножом банку. Пашка разлил по стаканчикам самогон – ему не терпелось выпить.
   – Задубеешь так, – сказал он в оправдание своей алкогольной жажды.
   – Ты ж у костра сидел, – с легкой издевкой улыбнулся Вилен Михайлович.
   Улыбка вообще не очень шла к его продубленной таежными ветрами, застывшей в настороженно-недовольной гримасе физиономии. Да и не часто он улыбался, отличаясь резко выраженным холерическим нравом. И было особенно странно, как ему хватило сил и терпения так долго выслеживать Кюкюра. Но человек соткан из противоречий, и Вилен Михайлович подтверждал эту вполне банальную истину.
   Обед прошел в приподнятом настроении. Заяц получился хоть куда. Кедровый самогон был тоже неплох.
   После обеда было решено немного отдохнуть возле огня. Привал продлился не дольше двух часов. Нужно было идти дальше. Тем более что ясная небесная гладь начала бледнеть. Эта исподволь размывающая синеву сероватая дымка означала, что скоро начнет смеркаться.
   Группа проделала еще несколько километров по тайге, прежде чем наступили сумерки. Идущий первым Вилен Михайлович засветил фонариком. Одинокий луч запетлял среди косматого леса. То здесь, то там мелькали выхваченные его внезапным интересом отделанные снежной бахромой лапы лиственниц и сосен.
   Где-то ухала сова, наполняя пространство размеренно-тоскливой жалобой. Обнаружив небольшую полянку, группа стала устраиваться на ночлег. Запалили костер, достали из рюкзаков спальники.
   К вечеру у Егора начала ныть нога. Он ее сильно натрудил за день. Рана на руке тоже давала о себе знать, отзываясь на каждое движение колющей болью. И Егор был рад этим сумеркам, часу покоя и отдыха. Он вспоминал, как днями и ночами валялся на диване и время проходило в каком-то тусклом оцепенении. Словно и не шло вовсе, а стояло. Менялись только декорации – день, ночь. Тогда он не ценил так каждый прожитый день, каждую минуту расслабленного покоя и сна. Наоборот, он стремился избавиться от этого неподвижного существования. Или не стремился? Или ему нравилось это сонное отупение? Постой, какое отупение? Он же читал, слушал джаз, иногда – жалобы Ирины. А чтение, не занимательное, а серьезное, глубокое, умное – это тоже работа.
   Мысли Егора стали путаться. Перед тем как окончательно провалиться в дебри сна, он порывал с действительностью вспышками знакомого бреда. Он был уверен, что находится у себя дома в Свердловске, и будто Ирина его будит, уходя на работу, а он все обещает подняться, но тело не слушается, валится словно ватное на кровать. Ему кажется, что он встает, несмотря на дикую слабость, идет умываться… Шум воды слился с потоком сна. И вскоре другие сновидения затопили усталое сознание Егора.
   Ночь прошла без сюрпризов. Весь следующий день группа продвигалась в обычном режиме. Тетерева съели на обед. Пашке удалось подстрелить двух куропаток.
   За обедом Егор сказал, что дальше он пойдет один. Вилен Михайлович напустил на себя обиженный вид. Он принялся уверять Егора, что после того, как они так сдружились, даже породнились, негоже прямо сейчас расставаться. Егор возразил, намекнув, что, мол, непонятно, зачем так глубоко забираться в тайгу, когда можно охотиться и в нескольких километрах от поселка.
   – А мы, если пойдем в том направлении, – Вилен Михайлович указал пальцем на заросли багульника, – и выйдем к поселку. Я эту местность неплохо знаю.
   Егору ничего не осталось, как признаться, что в поселок он и направляется.
   – В «Надежду»? – с недоумением спросил Яковенко-старший, точно поблизости был еще один населенный пункт.
   Егор кивнул.
   Пока шли до поселка, Вилен Михайлович терялся в догадках. Первой его мыслью было предположение, что Кюкюр спрятал сокровища рядом с «Надеждой». Второй – что так далеко от Мирного Кюкюр за одну ночь не добрался бы. Третьей – сомнение: а что, если он спустя какое-то время перепрятал алмазы, вывез их подальше от Мирного?
   У Вилена Михайловича засосало под ложечкой. В нем поселилась сладкая тревога. Что, если не сегодня завтра они выйдут к тайнику?! Он даже не стал думать, как нейтрализовать Егора, словно тот был априори согласен отдать все камни ему.
   Яковенко-старший намеренно не реагировал на вопросительные взгляды Пашки, боясь выдать свои нечистые намерения. Егор мог заметить эту стрельбу глазами и почувствовать опасность.
   Пока в груди у Вилена Михайловича клокотала надежда на скорое обогащение, мысли Егора вертелись вокруг «за» и «против» совместного с охотниками ночлега в поселке. Захочет ли вообще сестра Кюкюра оставить их в своем доме? А его самого, Егора, согласится ли она впустить в дом?
   Егор знал, что условия края обязывают жителей оказывать гостеприимство. «Не обязывают, – поправился Егор, – а побуждают. Гостеприимство живет у них в крови». На это он и надеялся.
   Общество охотников стесняло Егора, и он решил отделаться от них завтра. Если уж суждено ему вместе с ними заночевать у сестры Кюкюра, черт с ним, ладно. Но дальше он намерен был обходиться без их помощи.
 
* * *
 
   Неудачно завершившаяся погоня за бежевой «Нивой» повергла Карагодина в уныние. Отзвонившись Шепелеву, он набросился на Эдика.
   – Ну, чего расселся? Колесо я за тебя менять буду?! Вылезай, посмотри инструменты.
   Менять колесо на снежной трассе да еще в темноте – удовольствие не из приятных. Хорошо еще, что было не слишком холодно. Минут через сорок «УАЗ» стоял ровно, как и прежде.
   Когда вернулись к столовой, навстречу машине как бешеный метнулся участковый. Он уже было бросился в погоню на другом «УАЗе».
   – Ты чего, шкура, – распахнул он дверку «уазика», за рулем которого сидел Карагодин, – машину захотел угнать?!
   Он ухватил Николая Павловича за отвороты тулупа и потянул на себя, пытаясь вытащить из машины.
   – Остынь, служивый, – ударил тот его по рукам. – На вот, держи, – он сунул ему две стодолларовые купюры. Это пока я добрый. Может, хочешь посмотреть мое служебное удостоверение? – добавил он.
   Насчет удостоверения он, конечно, лукавил, он сдал его еще несколько лет назад, когда увольнялся из органов, но упоминание о нем подействовало. Сыграли свою роль и шуршащие зеленые бумажки. А также тон, каким Карагодин научился разговаривать за годы службы.
   Лейтенант засуетился, забегал вокруг «уазика». Заметив пулевые отверстия, снова заныл.
   – Кузов попортили…
   – На, подавись, – Карагодин протянул ему еще сто баксов.
   – Только хамить не надо, – пробормотал лейтенант.
   Из здания столовой вышли и молча стояли на крыльце Владик и Белый. Пилот почему-то прятался за их спинами, хотя в происшедшем он был виноват меньше всех.
   Неожиданно вдалеке запрыгали фары приближающегося автомобиля. Через минуту огромный черный джип остановился возле собравшихся. Из джипа выбрался водитель Шепелева – Гурьянов и незнакомый Карагодину мужик. Карагодин пошел им навстречу.
   – Это техник, – Гурьянов ткнул пальцем в мужика. – Там в багажнике кое-какие запчасти.
   Карагодин не стал долго объясняться с техником, оставив его на попечение пилота. Оставив им деньги на случай, если еще что-то понадобится, он вместе со своей командой погрузился в «Линкольн».
 
* * *
 
   С Шепелевым он встретился на следующее утро в его кабинете. К удивлению Карагодина, начальник был не так сильно раздражен, как обычно. Глядя на осунувшееся лицо начальника охраны, Шепелев весело рассмеялся. Это еще больше насторожило Карагодина. Он подумал, что его босс тронулся умом из-за этих алмазов.
   «Все, – решил Карагодин, – крыша поехала». Он с ужасом думал, что может еще выкинуть его ненормальный шеф, если и в здравом уме он орал как сумасшедший. Но босс повел себя довольно корректно.
   – Что, Палыч, – со спокойствием удава глядел на него Шепелев, – снова полярник тебя провел?
   Карагодин всплеснул руками и хотел было начать с заготовленной фразы, но Шепелев вызвал секретаршу.
   – Нина, сделай-ка нам кофе.
   Пышнотелая хохлушка с коротким каре и в не менее короткой черной юбке, лихо развернулась и вышла за дверь.
   – Значит, так, – Шепелев поднялся и направился к шкафу, где хранился коньяк, – дела идут паршиво, – резюмировал он, – но могли быть и хуже.
   Он достал бутылку, два стакана и наполовину наполнил их коньяком. На этот раз он сам подал стакан Карагодину, чем удивил того еще больше.
   – Да не трясись ты, Палыч, – поднял он свой стакан, – давай лучше выпьем.
   Начальник охраны привстал со своего стула, чтобы чокнуться с боссом. Они выпили, Шепелев налил еще. Нина принесла кофе на маленьком серебряном подносе и поставила на стол.
   – Что-нибудь еще, Семен Никанорыч?
   – Нет. Вали. – Он смачно шлепнул ее ладонью по туго обтянутой заднице.
   Она только шевельнула бедрами и, хихикнув, выскочила в приемную. Семен Никанорыч тоже плотоядно хохотнул и вдруг посерьезнел.
   – Ты пей кофе-то, пей, – сказал он, поднимая стакан, – только давай сперва еще по соточке.
   Выпив еще, он снова занял свое кресло и придвинул к себе чашку.
   – Давай подытожим, что мы имеем на настоящий момент, – сухо произнес он. – Вертолет с ОМОНом и майором, это раз. Захаров это два. Да, еще Димыч, это три. Ну, с ним все понятно – напоролся на зверя. И четыре – это то, что ты упустил полярника, когда он несколько раз был у тебя в руках.
   Карагодин сжался, ожидая очередного разноса. Но разноса не последовало.
   – Начнем по порядку. Где вертолет? – посмотрел он на начальника охраны.