«Может быть, и вправду уснула», – подумал Щукин, заводя машину.
   – Ну! – крикнул Ляжечка сквозь шум ветра и дождя. – С богом!
   Он поднял руку, прощаясь.
   Щукин развернул машину и погнал ее по едва различимой в свете фар дороге.
   Через несколько минут он был на трассе, а через час подъезжал к КП ГИБДД, где старший лейтенант Слонов, шагнув к проезжей части и вступив в оранжево-желтую полусферу электрического света прожектора, махнул полосатым жезлом.
 
* * *
 
   – Ваши документы, пожалуйста, – представившись, проговорил Слонов фразу, которую проговаривал бесчисленное количество раз.
   «А говорили еще, что на этой трассе ментов нет, – подумал Щукин, нервно поглаживая фальшивую бороду. – И тут стоят, гады…» Он протянул документы старшему лейтенанту и положил руку на заткнутый за поясной ремень пистолет.
   Слонов бегло проглядел автомобильные права и документы на машину. Вроде бы все было в порядке, с первого взгляда, а разбираться в мелких закорючках его мозг, помутневший и жаждавший дозы алкоголя, ему не позволил.
   – Куда едем? – мрачно осведомился Слонов, убирая документы в карман, что, как он знал, всегда действовало на водителей безотказно, – практически все шоферы, наблюдая за тем, как их документы исчезают в кармане гаишника, начинали нервничать и готовы были отдать приемлемую сумму, чтобы вернуть заветные бумажки.
   – В город сестру везу, – мгновенно выдал заготовленную фразу Щукин. – Чего случилось, командир? Сестра у меня заболела, вот я ее и везу. Тороплюсь очень.
   – Заболела?
   Слонов – Щукин поморщился от запаха трехдневного перегара – заглянул в салон и внимательно осмотрел Лилю, которая послушно спала все время поездки.
   – А чем она заболела? – выныривая из окошка, спросил Слонов.
   – Не знаю, – хмуро ответил Щукин, – жар у нее и это… бред.
   – Жар… – проворчал Слонов, не зная, что говорить дальше. – Ну… пойдем, посмотрим багажник.
   Щукин вздохнул и, не отпуская спрятанный пистолет, приготовился было уже выйти из машины, но тут старшего лейтенанта неожиданно осенило.
   – Слушай! – сказал он. – А может быть, она у тебя пьяная?
   Николай не успел ответить, а Слонов уже развивал удачную мысль дальше:
   – Может, ты и сам выпил?
   – Нет, – твердо ответил Щукин, – не пил. Честно. Век воли не… То есть – честное благородное слово.
   – А мне кажется, – вкрадчиво проговорил Слонов, – что ты пил.
   И Слонов весело подмигнул Николаю. Это было уже грубо и выходило за рамки всех негласных правил изъятия денег у провинившихся водителей, но Слонов с каждой минутой соображал все с большим трудом и ничего другого ему на ум не пришло.
   Щукин наконец догадался, в чем дело, и от сердца у него отлегло. Он убрал ладонь от рукояти пистолета и сунул в карман. Пальцы мгновенно отслоили от толстой пачки купюру.
   – Тороплюсь, командир, – подмигнув в ответ, сказал Щукин, – может, договоримся?
   Слонов неопределенно пожал плечами и достал из кармана только что положенные туда документы. Он протянул Щукину документы, но протянул и другую руку, в которую Щукин ловко сунул купюру, оказавшуюся пятисотрублевкой.
   Не глядя, только по величине купюры определив, что она немалого достоинства, Слонов положил ее в карман.
   И козырнул Николаю:
   – Счастливого пути!
   Тот кивнул ему и тут же скрылся на своей «Ниве» в исполосованной струями дождя темноте.
 
* * *
 
   Слонов извлек из кармана купюру, развернул ее и присвистнул.
   – Ни хрена себе, – проговорил он.
   Через секунду он уже бежал в помещение КП.
   – Васнецов! – заорал Слонов, ударом ноги выбивая из-под своего напарника стул. – Леха!
   Грохнушись задницей о пол, сержант Васнецов проснулся. А проснувшись, протер воспаленные глаза и прохрипел:
   – А-а?..
   – Хер на! Гуляем! – заорал Слонов и предъявил сержанту купюру.
   Тот довольно долго смотрел на нее, потом перевел взгляд на бутылки из-под портвейна и вдруг широко улыбнулся, будто что-то горячее и ласковое разлилось в его груди.
   – Понял, – хвастливо крикнул Слонов, – как работать надо? Живо поднимай боевую тревогу, садись на нашего старичка и дуй к фермерам. И чтобы без двух литров не возвращался… На пасеку заверни, меда возьми и это… сала, колбасы… Короче, что надо возьми… И – мухой! Одна нога здесь, другая… сам знаешь где… Пошел!
   Сержант Васнецов скомкал купюру, сунул ее в карман и, пошатываясь, пошел к выходу.
   Оставшись один, Слонов, счастливо улыбаясь, присел на стул. От нечего делать он начал перебирать стопку полученных накануне ориентировок, которые из-за мучивших его все дежурство проблем так и не удосужился просмотреть.
   Первой в стопке лежала фотография молодой женщины. Черты лица ее показались Слонову знакомыми, и он, низко нагнувшись, стал читать ориентировку.
   – Брикс Лилия Владимировна, – вслух прочитал он, – разыскивается…ским районным отделением внутренних дел города Санкт-Петербурга за подозрение в совершении ряда уголовно наказуемых преступлений…
   Тут Слонов остановился, поднял глаза к потолку и, жуя губами, стал вспоминать, где же он мог видеть эту саму Лилю Брикс. После минуты мучительных раздумий он вдруг охнул и ударил себя обоими кулаками по голове, как человек, только что совершивший большую глупость.
   – Дур-рак! – просипел Слонов, ненавидя себя. – Дурр-р-рак! Очередное звание просрал! И пятихаткой этой вонючей подтерся… Я же минуту назад эту самую Лилю упустил… Из-под носа ушла, сука! Дур-рак! Пьяный дур-рак!..
   Некоторое время он еще мычал что-то, раскачиваясь на стуле, словно старый мусульманин на молитве, потом, решившись, начал набирать номер районного отделения милиции, разыскивающего Лилию Брикс, одновременно придумывая правдивую историю о том, как преступница со своими помощниками умудрилась бежать, несмотря на героические действия старшего лейтенанта Слонова, которого расстреляла в упор из трех автоматов, но, чудом оставшись жить, Слонов все-таки дополз до телефона и вот теперь… Профессиональная память на автомобильные номера помогла ему воспроизвести номер серой «Нивы», на которой уехали Лиля и этот подозрительный бородатый тип, разбрасывающийся крупными купюрами, как шелухой от семечек.
   Покончив с телефонным разговором, Слонов положил трубку и задумался, закурив сигарету. Какая-то настойчивая мысль пробивалась к его сознанию сквозь густой алкогольный дурман, клубящийся в его голове.
   И, поняв, что совершил очередную глупость, он выругался и сплюнул на пол.
   – Дур-рак, – сказал он себе, – дур-рак! И чего я звонил в Питер? Кто меня просил? Так бы проехала эта самая Брикс, и никто ничего бы не узнал! Черт ее разбирал бы потом, по какой трассе она ехала! А моей трепотне вряд ли кто поверит в районной ментовке… У, дур-рак проклятый.
   Слонов опять злобно сплюнул на пол и замолчал.
 
* * *
 
   Звонок телефона выхватил Семена из полудремотного сна. Он открыл глаза и, мучительно борясь с наваливавшейся на грудь тесной темнотой, поднялся. Еще одна телефонная трель указала ему направление дальнейшего пути.
   Семен шагнул к стулу, на котором висели его брюки, вытащил из кармана мобильный телефон и, включив его, поднес к уху.
   – Алло, – хрипло сказал Семен.
   – Спишь? – раздался в телефонных динамиках нисколько не заспанный голос Капитона.
   – Сплю, – сказал Семен и оглядел темную комнату в поисках часов. – Сколько времени?
   – Уже поздно, – сообщил Капитон, – то есть еще рано. Короче, долго базарить некогда. Объявилась твоя Лиля! Мне только что позвонили…
   – Она в городе? – прервав его на полуслове, спросил Семен.
   – Нет, пока не в городе, – ответил Капитон, – ее засекли в двухстах километрах от Питера – на старой трассе… Ну, ты не местный, ты не знаешь, где это… Потом объясню. Эта шалава проскочила КП – что в принципе не удивительно. Тамошние мусора – все сплошь алкаши и балбесы, это их за пьянку или еще за какие грехи с других постов повыгоняли и в эту дыру сунули. Там и правда дыра на старой трассе, там колдоебины такие, что никто не сунется на нормальной тачке. Только тракторы фермерские и проедут. Ну, может быть, джипы. Или наш расейский джип – «Нива». Вот на «Ниве»-то Лиля и прошмыгнула. Сейчас направляется в Питер. Так что вы вполне можете ее перехватить…
   – Понял, – снова перебил его Семен, – говори координаты, выезжаем.
   – Вообще-то, – раздумчиво произнес Капитон, – я вот сейчас подумал и того… лучше вам не соваться ночью через КП на выезде из города. Я, конечно, своим людям кое-какие указания дал, но черт его знает – можете и светануться. Зачем рисковать? Лучше подождите, а на въезде в город Лилю и перехватят…
   Семен раздумывал полсекунды.
   «Нет, – решил он, – надо брать Лилю сейчас. Во-первых, риск – дело благородное, во-вторых, если похитители проскочили один КП, то вполне возможно, что они и второй проскочат… А в-третьих, Капитону я мало доверяю. Хоть он и уверял меня в своей дружбе, но всем известно, какой он мудак и крысятник. За бабки сдаст родную мать. Седого всегда боялся, но… времена меняются. Капитон теперь вон каким крутым стал… И мои сказки о Лиле и Седом он с такой жадностью слушал, что я уж подумал – не переборщил ли я. Мало ли какие планы Капитон строит насчет Лили – вполне возможно, что он решил уже использовать ее в какой-то своей игре… Или пока не решил – у него времени на раздумья маловато было. Так что – еду сейчас…»
   – Нет, – сказал Семен, – мы с пацанами выезжаем. Сами ее возьмем. Больно прыткая она – боюсь, как бы снова ментов не провела.
   – Не доверяешь мне, значит, – хохотнул Капитон, – дело твое… Только смотри – я ведь предупреждал…
   – Да-да-да! – нетерпеливо оборвал его Семен. – Говори координаты – куда ехать.
   Капитон продиктовал ему, как проехать из города на старое шоссе.
   – Ну, – сказал Капитон напоследок, – удачи, братан! Я сейчас дам указания – джип ваш с новыми номерами подгонят к подъезду прямо минут через… десять-пятнадцать.
   – Ага, – проговорил Семен и отключил телефон.
   Как был – в трусах, с мобильным телефоном в руке, он рванулся в другую комнату, где спали Петя Злой и Филин. «Братки» вечером сняли одну шмару на двоих и веселились вплоть до прихода Семена со встречи. Веселились они и потом и улеглись только пару часов спустя.
   «Ничего, – мелькнуло в голове у Семена, – сам тачку поведу – документы у меня есть, так что все ништяк будет. А ребята на подхвате – в деле очухаются… Эх, жалко, что из-за блядской конспирации остальные мои ребята остались на других квартирах. Позвонить-то им, конечно, можно, но пока они поймут, что к чему, пока соберутся на нужном месте, да пока Капитон и им тачки пригонит вместо тех, которые теперь в гаражах стоят, время пройдет. А времени терять ни в коем случае нельзя…»
   Ногой он распахнул дверь и, нашарив на стене выключатель, включил свет. Из-под ног его, когда он влетел в комнату, катнулась пустая водочная бутылка.
   – Подъем!!! – заорал Семен.
   Тут же, ослепленная светом и оглушенная зычным ревом Семена, вскочила, как испуганный ночной таракан, черноволосая и низкорослая девица. Завизжав, она выбежала в прихожую – в ванной, кажется, была ее одежда. Семен еще влепил девице пинка – для скорости. Филин и Петя Злой подняли стриженые головы и, щурясь от яркого электрического света, уставились на своего главного.
   – Чего такое? – сипло осведомился Филин. – Почему тревога?
   – Сколько времени? – кашляя, спросил Петя Злой.
   – Времени вообще нет! – рявкнул Семен. – Быстро одевайтесь и на выход!
   – А в чем дело?
   – Быстро! Через час с небольшим Лилька в городе будет – надо успеть ее перехватить! Понятно? Мне только что звонили!..
   Поняв, что никакие пререкания не помогут, Петя Злой и Филин попрыгали со своих кроватей и быстро начали одеваться. Пете Злому мешала забинтованная рука, и он вполголоса матерился, терзая одежду так, что она трещала по швам.
   Семен двинулся в свою комнату – собираться к выезду, по пути вытурив из квартиры перепуганную и полуодетую шмару.
   Через десять минут за окнами послышалось рычание автомобильного двигателя.
   – Пора, – понял Семен.
   Он передернул затвор своего пистолета, спрятал его в кобуру и вышел в прихожую, где его уже ждали готовые к выходу Петя Злой и Филин.
 
* * *
 
   Через несколько минут они уже катили по указанному Капитоном маршруту.
   – «Стволы» наготове держать всем, – приказал Семен, когда они подъезжали к выезду из города, – но зря не светить. Помните, как Сивый всех нас подставил…
   – Ага, – сказал Петя Злой.
   Джип подкатил к КП ГИБДД.
   – Пойду отмечаться, – сказал Семен, вылезая из машины, – а вы держите за меня пальцы. Эх, сука, дождь-то какой… Документы в порядке, но все-таки наследили мы в этой области здорово… Кто этих мусоров знает…
   Он не договорил.
   А Филин, посмотрев ему вслед, сказал:
   – Не боись. Прорвемся.
 
* * *
 
   Серая «Нива», в которой находились Николай Щукин и Лиля, стремительно приближалась к черте города Санкт-Петербурга. Дорога была из рук вон плохая, поэтому Щукин во все глаза смотрел через лобовое стекло на постоянно меняющийся участок разбитого асфальта, освещенный фарами.
   Дождь лупил по лобовому стеклу автомобиля так, что становилось страшно – а вдруг стекло разлетится вдребезги?
   Щукину несколько раз приходилось резко притормаживать и объезжать опасные глубокие рытвины, залитые черной пузырящейся от дождя водой, несколько раз на вздыбленных кусках асфальта автомобиль подлетал так, что, приземляясь, сотрясался до последнего винтика, несколько раз Щукин до хруста сжимал зубы и выкручивал руль, чтобы вписаться в невесть откуда вылетевший поворот. Николай посматривал на Лилю – она так и сидела рядом с ним, запрокинув голову на спинку сиденья и закрыв глаза. Только однажды она вздрогнула и посмотрела через лобовое стекло – когда «Ниву» на очередной рытвине подбросило так высоко, что Щукин уже не уверен был, приземлится ли автомобиль на свои четыре колеса или на крышу?
   Тем не менее они с порядочной скоростью двигались вперед. Рассвет уже занимался, разбавляя черноту ночи синевато-фиолетовой дымкой, и Николай знал, что ему непременно надо поспеть к тому удачному часу, когда готовящиеся к пересменке менты не так усердно блюдут свою службу.
   «Чертов Ляжечка, – сцепив зубы, думал Щукин, – сам остался в тепле и с водкой, а я трясусь на этой блядской дороге… Надо спешить, но если буду гнать так дальше, то наверняка перевернусь на каком-нибудь крутом повороте или в очередной колдоебине лишусь всех четырех колес…»
   Так думал Щукин, но случилось другое. Через пару километров яркий свет фар «Нивы» выхватил из грохочущей темноты огромное бревно, лежащее посреди дороги. Николай едва успел нажать ногой на тормоз и выкрутить руль вправо – туда, где, обещая сравнительно щадящее столкновение, среди толстых сосновых стволов белела чахлая березка.
   Впрочем, до столкновения с березкой дело не дошло.
   Автомобиль, которым управлял Щукин, остановился раньше.
   – Хорошие тормоза, – шумно выдохнув, проговорил Щукин и повернулся к Лиле.
   Она открыла глаза, выпрямилась и тупо смотрела сквозь лобовое стекло, видя, казалось бы, то, чего никто, кроме нее, видеть не мог.
   Николай помотал головой. Несколько мгновений он сидел совсем неподвижно, потом осторожно перевел дыхание, посмотрел на громоздящееся в темноте бревно и понял, что вопреки всему остался жив.
   Тогда он выбрался из автомобиля и на дрожащих от напряжения и мгновенного испуга, подгибающихся ногах подошел к бревну.
   – Ничего себе бревнышко, – прошептал Николай, – беда, если бы я в него вклепался… Кирдык, как говорится. Еще бы немного, и…
   Он обернулся на зубастые зигзагообразные следы своих шин, видные в свете фар, и вздрогнул.
   – Еще бы немного… – снова начал он и не договорил.
   Осознание того, что он только что едва не погиб, но все-таки теперь живой и даже машина его не получила каких-либо повреждений, медленно наполняло Щукина щекочущей радостью. Достав из кармана пачку сигарет, он прикурил дрожащими руками, выдохнул струю белесого дыма и рассмеялся. Дождь стучал по его плечам и неприкрытой голове, но и это не вызывало отрицательных эмоций, а, напротив, говорило Николаю, что он жив и может чувствовать дождь, ветер, видеть темноту и все, что в этой темноте творится.
   Кстати…
   Вздрогнув от непонятного предчувствия, Щукин обернулся.
   Потом махнул рукой.
   Он прошелся вокруг машины, чтобы почувствовать кровь и жизненную силу в чудом избежавших смерти ногах, вдыхал глубоко в едва не расплющенную о руль грудь холодный воздух и табачный дым, несколько раз взмахнул чуть не погибшими руками.
   А потом его взгляд снова упал на раскоряченное поперек дороги бревно, и он остановился, медленно опуская руки.
   – Вот так да, – сказал он, – а откуда, кстати, это бревнышко здесь появилось? Не ветром же свалило его… Да и видно, что дерево давно гнилое и порядком отсыревшее – не из-за этого сумасшедшего дождя, а из-за многих дождей, прошедших в течение нескольких месяцев, а быть может, и лет…
   Не договорив, Щукин попятился назад. Странная мысль пришла ему в голову.
   «Через КП-то мы проехали, – подумал он, – но вот не специально ли нас пропустили в этот глухой уголок, не специально ли бревнышко приволокли сюда из лесопосадок и оставили на дороге? Ч-черт… А я, как фраерюга позорный, остановился да вышел посмотреть-покурить… Валить надо отсюда побыстрее».
   И тут он явственно услышал сквозь шум дождя какой-то громкий шорох позади.
   Николай оглянулся, тяжело дыша.
   Никого не было вокруг – только рвущий волосы с головы ветер колыхал вершины полуголых деревьев и пузырились под градом дождевых капель рыхлые промоины в грязи, похожие на ноздри многоносого великана.
   – Черт возьми… – пробормотал Щукин и, двигаясь медленно, словно боясь спугнуть тревожную, изрезанную стуком капель и свистом ветра тишину, пошел к своей машине – то пятясь и прищуриваясь на тьму, то оглядываясь, то вдруг приседая от случайных шорохов. Пистолет он выхватил из-за пояса лишь тогда, когда увидел в свете блеснувшей вдруг молнии две фигуры, направляющиеся к нему. Люди шли не спеша, как совершенно уверенные в своей безопасности и силе. Щукин мгновенно догадался, что он прекрасно виден этим людям – стоящий в луче света автомобильных фар, – и тут же отступил в сторону. Шарахнула еще одна молния, будто располосовав на мгновение темное брюхо неба на две абсолютно равные половины, – и Щукин увидел, как один из приближающихся поднял пистолет.

Глава 9

   Черт его знает, как это случилось, – наверное, сработал инстинкт, поселившийся в подсознании Щукина давно, когда он проходил армейскую службу в разведроте одной из частей внутренних войск. За секунду до прогремевшего выстрела Николай успел среагировать и броситься ничком в холодную грязь рядом с серой «Нивой». Стреляли не те два хорошо видных при свете молний силуэта, стреляли с совсем противоположной стороны – очевидно, те двое просто отвлекали внимание, а третий подкрадывался к застывшей в грязной луже «Ниве» сзади.
   Перекатившись в сторону на несколько шагов, Николай тычком большого пальца снял зажатый в руке пистолет с предохранителя и два раза выстрелил в черную темноту – туда, откуда прилетела первая пуля, – и не получил никакого ответа.
   Потом Щукин выпрямился, но не до конца, а так, чтобы корпус автомобиля скрывал его почти полностью, и выставил вперед пистолет, перехватив его обеими руками. Готовый стрелять, он дождался очередного удара молнии – но ничего не увидел там, где еще пару секунд назад были два четко очерченных силуэта. Выругавшись, Щукин опустил пистолет и шагнул к безучастно сидящей на переднем сиденье Лиле. Казалось, она не понимала, что происходит вокруг, – по крайней мере, когда Николай дернул ее за руку и она слетела с сиденья в грязную лужу под колесами автомобиля, она не издала ни звука и осталась лежать в той самой позе, какую приняла спустя мгновение после своего приземления.
   Щукин ужом вполз в кабину «Нивы» и с облегченным вздохом дотянулся до панели управления.
   Один щелчок, и фары погасли.
   «Так, – подумал Щукин. – Уже лучше… Теперь я их не вижу, но и они меня тоже не видят. Значит – засада! А кто ее устроил? Наверняка какие-то подручные или наймиты папика вот этой колоды…»
   «Колода» пошевелилась.
   – Лежи, дура, – хотел было прикрикнуть на нее Щукин, но вовремя осекся, заметив какое-то движение слева от себя. Не на него ли внезапно среагировала девушка?
   Большое темное пятно метнулось в сторону и исчезло. Потом возникло снова – уже много ближе – и опять исчезло.
   Николай облизнул мгновенно пересохшие губы и прищурил глаза, мучительно вглядываясь в кромешный мрак. Дождь хлестал по его лицу и мешал смотреть. Впрочем, и так ничего видно не было.
   – Молния бы сейчас не помешала… – держа пистолет в напряженных вытянутых руках, прошептал Николай.
   Но молнии не было – только раскатился где-то запоздалый пушечный залп грома.
   И Щукин решил действовать наугад.
   Когда темное пятно снова появилось в его поле зрения, он не стал дожидаться дальнейшего развития событий и выпустил две пули прямо по центру двигающейся расплывчатой чернильной кляксы, казавшейся еще темнее, чем ночной мрак.
   Пятно исчезло, и Щукин с удовлетворением отметил крик боли, взметнувшийся к небу, тотчас озарившемуся полосой молнии.
   Он выждал несколько секунд, прислушиваясь к звукам вокруг себя, и повернулся туда, где впервые заметил два человеческих силуэта.
   Ничего там не было. Только черная пустота и дождь.
   «Вот ведь блядство, – подумал вдруг Щукин, – только небо начало светлеть, как всегда перед рассветом, так тут же забабахал гром и засверкали молнии. И все снова потемнело… Сколько сейчас времени? Собачья погода… и собачье положение… Сколько их – напавших на меня? Трое? Если трое, то одного я уже подстрелил. Осталась та самая парочка, которую я засек в первую очередь. Где эта чертова парочка?.. М-мать их…»
   Щукин развернулся, до мучительной рези в глазах вглядываясь в ночную тьму.
   Они появились неожиданно, хотя Николай каждую секунду ожидал именно внезапного нападения.
   Шум дождя скрадывал все остальные звуки, поэтому Николай совершенно случайно засек выросший совсем рядом с ним расплывчатый силуэт – темный, еще темнее, чем окружающая тьма.
   «Тачка – серая, – мгновенно мелькнуло в голове Николая, – на ее фоне меня должно быть видно…»
   Сразу – как только эта мысль погасла в его возбужденном сознании – он откатился в сторону за миллионную долю секунды до того, как молнией сверкнувшая пуля ударилась в передний бампер автомобиля и, взвизгнув, отскочила в сторону и с хлюпаньем зарылась в жидкую грязь.
   Небо снова распороло холодным лезвием молнии, но свет ее был тусклый и далекий, так что ничего Щукин разглядеть не успел.
   И спустя еще одну миллионную долю секунды глухо грохнул выстрел, и в ответ ему загромыхал далекий гром.
   Щукин успел засечь вспышку выстрела и, еще откатываясь от автомобиля, еще в движении, выпустил несколько пуль в том направлении.
   Шлепнувшись в грязь и моментально сгруппировавшись, он приподнялся на локтях и, держа перед собой пистолет, замер. Но тот, кто стрелял, очевидно, не в первый раз нажимал на курок – ни звука упавшего тела, ни стона не было слышно; очевидно, стрелявший, выпустив в Щукина пулю, немедленно сменил позицию.
   «Неплохо, – качнулось в голове у Щукина, – приятно сознавать, что я имею дело с профессионалами. Но и я не новичок, так что…»
   Окончание мысли спугнул грохот еще одного выстрела. Словно вторя ему, глухо пророкотал гром, и Щукин успел подумать, что молнии в этот раз он не увидел.
   «Гроза уходит, – догадался он, – скоро все стихнет. Надо скорее выбираться отсюда».
   Не медля больше ни секунды, он пополз вперед – туда, где, как он предполагал, мог находиться его невидимый противник.
   Грохнуло еще два выстрела. Инстинктивно пригнув голову, Щукин ткнулся носом в грязь.
   «Они меня видят, – понял он. – Ну, если не видят, то могут определить местонахождение… Надо сменить тактику».
   Очередная пуля разнесла в мельчайшие осколки левую фару «Нивы» – это заставило Щукина соображать быстрее.
   Он оглянулся на автомобиль, и вдруг его осенило.
   «Они же находятся прямо передо мной – теперь я точно могу это определить, потому что они выдали себя выстрелами, – крутились в его голове лихорадочные мысли, – и если вернуться к машине…»
   Додумывать не было времени – снова грохнули два выстрела, и пули взбили два фонтанчика грязи совсем близко к лежащему Николаю. Сквозь зубы выругавшись, он начал отползать к автомобилю. Вслед ему бабахнул еще один выстрел. На этот раз пуля легла так близко, что грязью обрызгало лицо Николая, и он вдруг ясно и точно почувствовал всю смертоносную мощь свинцового тельца.
   Противник вел себя осторожно и обстоятельно. Теперь, когда Щукин вывел из строя одного из нападавших, остальные явно решили не лезть на рожон и вести огонь на поражение из какого-то укрытия. Щукина, который не мог отойти далеко от громоздящейся в кромешной темноте «Нивы», можно было разглядеть, если постараться, а сам Щукин, как ни старался, никого впереди себя разглядеть не мог – и в этом было преимущество противника.