Тогда Евневич бросился в кабинет к судье Капнову. Но там он узнал, что Капнова на месте сегодня нет. Поскольку по пятницам Капнова в арбитраже не бывает.
   Попытка дозвониться Капнову домой также закончилась для адвоката неудачей. Жена Капнова, узнав Евневича, сообщила ему, что судья уехал на дачу работать над диссертацией.
   Выйдя из кабинета Капнова, Евневич вдруг почувствовал страшный зуд в области паха. Он бросился в туалет и, уединившись в отдельной кабине, приспустил брюки и трусы и с ужасом обнаружил, что его детородный орган покрыт мелкими красными бляхами и обильной слизью.
   Евневич в сердцах выдал громкую и длинную нецензурную тираду, не обращая внимания на прочих посетителей этого места общего пользования.
   Надев штаны и приведя, как мог, себя в порядок, Евневич собрался с духом. Ему предстояло выдержать, мягко говоря, нелегкий разговор со Слатковским. Для себя Евневич решил, что тактика в этой беседе должна быть одна – все валить на Капнова.
   В конце концов сам адвокат сделал все, что можно. А гарантировал решение суда Капнов.
   С этими мыслями Евневич направился к своему автомобилю, который припарковал за углом, за парадным входом в суд. Когда же он подошел к машине, его ждали новые неприятности. Ключ почему-то никак не хотел лезть в дверной замок «Фольксвагена».
   Кто-то из хулиганов засунул туда небольшой комочек жвачки. И пока Евневич, чертыхаясь, выковыривал ее, рядом с ним на проезжей части остановился автомобиль, из которого одновременно вышли Полунин и Болдин.
   Подойдя к возящемуся с замком адвокату, Полунин произнес:
   – Господин Евневич…
   Тот мгновенно обернулся и, увидев двух незнакомых людей, спросил:
   – Да, а в чем, собственно, дело?
   – Дело в том, что вы арестованы по подозрению в даче взятки должностному лицу. Прошу проехать с нами в отделение милиции.
   Нервы адвоката были взвинчены до такой степени, что он, забыв о всяких приличиях, в ярости воскликнул:
   – Да вы что, оборзели, что ли?!
   Но больше с ним никто не разговаривал. Полунин и Болдин мгновенно скрутили руки адвокату и надели на него наручники, после чего втащили его в «БМВ». Вся операция заняла не больше десяти секунд.
   Шакирыч, сидевший за рулем, нажал педаль акселератора, и «БМВ», сорвавшись с места, помчался по улице, отдаляясь от здания арбитражного суда.
   – Что вы делаете! – возмущенно кричал в машине Евневич. – Это же противозаконно, вы даже удостоверений своих не показали…
   – Сейчас покажем! – произнес Славка и прижал к лицу адвоката платок, обильно смоченный эфиром.
   Адвокат уснул, раскрыв рот и откинув голову на сиденье автомашины.
   – Сними с него наручники, – сказал Полунин Славке, – он теперь безопасен.
 
* * *
 
   Кирилл Мефодиевич Капнов проснулся от странных звуков, доносившихся с первого этажа его двухэтажной дачи и напоминавших металлические щелчки.
   Он открыл глаза и прислушался. Однако, ничего подозрительного больше не услышав, он успокоился и, посмотрев на спящую рядом с ним девушку, заботливо прикрыл ее оголенную спину одеялом, после чего и сам уткнулся лицом в подушку.
   Завтра была суббота, и вставать ему надо было рано, чтобы отвезти Лелю – так звали девицу, спящую рядом с Капновым, – в город и успеть вернуться к приезду жены. Та приезжала на дачу дневным автобусом.
   Капнов бывал с любовницей на даче почти каждую пятницу. Жене он говорил, что работает над диссертацией.
   Жена судьи, в отличие от него самого, была жителем городским и без телефона, как, впрочем, и без других достижений цивилизации, могла продержаться лишь одну ночь.
   В воскресенье днем семья Капновых обычно возвращалась домой.
   Лелька, девятнадцатилетняя студентка одного из местных вузов, была постоянной любовницей Капнова на протяжении последнего года, что давало ей серьезную материальную подпитку, которая позволяла безбедно жить, учась в институте.
   Капнов встречался со своей любовницей раз, а иногда и два в неделю. В пятницу это обязательно была встреча на даче, а в будничные дни – в снимаемой Лелей на деньги Капнова городской квартире.
   Капнов натянул на себя одеяло по самые уши и в скором времени уже задремал, как вдруг до его ушей снова донесся подозрительный звук. На сей раз заскрипела дверь, ведущая в их спальню.
   Капнов раскрыл глаза и хотел было повернуть голову в сторону двери, как в этот момент одеяло с него было грубо сорвано и его окатила волна холода.
   Двое мужчин – то, что их именно двое, Капнов понял сразу – выхватили его, в буквальном смысле тепленького, из постели за руки и за ноги и, швырнув на холодный пол лицом вниз, завели ему руки за спину, защелкнув на запястьях наручники.
   После этого Капнова подняли и посадили на стоящий у кровати стул.
   Капнов был страшно перепуган и растерян. Весь побелевший от страха, с всклокоченными остатками волос на голове, он сидел на стуле в одних лишь семейных трусах, резинку которых сильно растягивал выступающий живот.
   – Вы к-к-то? Вам ч-ч-его? – от страха Капнов начал заикаться.
   В темноте он толком не видел лиц своих пленителей.
   В следующий момент сильная ладонь зажала ему рот. Мужчина, сделавший это, произнес:
   – Тихо, судья, тихо. Не то разбудишь свою подружку.
   Капнов скосил взгляд на Лелю и увидел, что над ней склонился третий мужчина. Тот включил ночник, стоящий на прикроватной тумбочке, и в этом тусклом свете Капнов разглядел в руках мужчины шприц.
   Капнов в ужасе, широко раскрыв глаза, замычал что-то сквозь зажавшую ему рот руку и попытался встать. Но это ему не дали сделать.
   – Я сказал, тихо! – произнес мужчина.
   Он свободной рукой слегка ударил судью кулаком в бок, отчего тот, мгновенно замолчав, съежился от боли.
   – Не волнуйся за нее, Капнов, – произнес пленитель, – ничего страшного с ней не случится, просто девушка поспит подольше, чем обычно. Это всего лишь снотворное.
   Ночной гость со шприцем в руках снял с иголки пластмассовый колпачок и, задрав одеяло, оголил нижнюю часть тела Лельки. Примерившись, он ловко всадил иголку в маленькую аккуратную попку девицы так, что та даже не проснулась.
   Сделав ей укол, «врач» надел на иголку колпачок и убрал шприц в карман своей куртки, после чего прикрыл девушку одеялом и выключил свет.
   – Ну вот и порядок, – констатировал он.
   – Теперь она будет крепко спать как минимум до обеда, – произнес мужчина, который держал Капнова в своих руках. – В обед приедет ваша жена и разбудит ее. Так что ничего страшного с ней не случится. В крайнем случае ее потаскают за волосы за то, что спит в чужой постели да к тому же с чужим мужем.
   Он освободил рот Капнова, дав тому возможность задать вопрос:
   – Что вы сделаете со мной?
   – Пока то же самое, что и с твоей любовницей, а дальше узнаешь, – последовал ответ.
   После этих слов к лицу судьи приложили тряпку.
   У Капнова возникло ощущение, что его легкие наполнились огромным количеством свежего воздуха. Таким, которое они даже не смогли переработать.
   Сознание судьи медленно угасло, и он погрузился в сон.
 
* * *
 
   Когда судья проснулся, то обратил внимание, что его голова на удивление трезва и ясна. Он сел и огляделся по сторонам. Помещение, в котором он находился, было явно подвалом, причем очень холодным.
   Это смелости Капнову не прибавило, как и отсутствие на нем одежды. Кроме трусов, на Капнове были майка и легкие брюки.
   Он сидел на тонкой циновке, которая была постелена прямо на полу.
   Но ко всем перечисленным ощущениям Капнова – страху, холоду и боязни неизвестности – прибавилось удивление, когда он увидел, что в противоположном углу подвала на точно такой же циновке сидел адвокат Евневич.
   Как и Капнов, он был легко одет, и руки у него тоже были сцеплены за спиной наручниками.
   – Очухался, Хапа, – со злой иронией произнес Евневич. – Как спалось?
   – Где мы? – спросил Капнов.
   – Где? – насмешливо переспросил Евневич. – Дураку ясно, что в дерьме. Я даже знаю, из-за кого мы сюда попали, только вот до конца не могу понять, кто именно нас сюда затащил.
   – А что с нами в дальнейшем будут делать? – тут же спросил Капнов.
   – А вот об этом я даже думать боюсь, – серьезным тоном ответил Евневич. Он промолчал и со злостью добавил:
   – Если бы ты, старый козел, не был бы таким жадным, возможно, ничего этого бы и не было.
   – О чем ты? – удивленно спросил Капнов.
   – Не понимаешь, значит, – едко усмехнулся Евневич. – Ну орел, прихватизировал семьдесят штук «зеленых» и не понимает.
   – Ты что, стебанулся, что ли? Какие семьдесят штук, о чем ты? – возмущенно затараторил Капнов.
   – О том, что твой дружбан Красильников вчера провалил наше дело в суде, не выполнив своих обязательств. Наверняка именно поэтому мы здесь с тобой и находимся.
   – Ты хочешь сказать, что это дела Слатковского? – пораженный услышанным, вымолвил Капнов.
   – Ничего другое в голову мне пока не приходит, – ответил Евневич.
   – Но я не брал никаких семидесяти тысяч, я лишь взял те, что мне были положены по праву – десять штук, проценты за посредничество. И за гарантии сделки, – добавил к сказанному Капнов.
   – Гарант, твою мать. – Евневич сплюнул на пол от злости. – Вот из-за твоих, так сказать, гарантий мы сейчас здесь и сидим.
   – Ну а куда все же делись деньги? Неужели Красильников, взяв бабки, провалил дело? Но этого не может быть, я его давно знаю. Я его еще вчера видел, и он мне обещал, что все сделает…
   Его слова прервал лязг металлической двери подвала. Как по команде, судья и адвокат повернули головы и посмотрели на вход.
   В подвал по ступенькам спустились один за другим трое мужчин. Первым шел широкоплечий человек среднего роста, которому, судя по внешнему виду, было далеко за тридцать. Его коротко стриженные волосы были обильно убелены сединой. Лицо мужчины, не лишенное привлекательности, было бледным и мрачным. В руках он нес табуретку и небольшую лампу, осветившую блеклым светом подвал.
   Седовласый уселся посреди подвала на табурет, который принес с собой. Двое его спутников остались стоять в сторонке, у входа.
   – Господа, – обратился вошедший к пленникам, прикуривая сигарету, – я невольно слышал последнюю часть вашей беседы. И чтобы сразу разъяснить ситуацию, скажу вам, что деньги на взятку судье Красильникову похитил я. При этом я подменил настоящие доллары на фальшивые.
   Капнов и Евневич с удивлением смотрели на седого мужчину, не произнеся ни звука.
   – Более того, – продолжил седовласый, – привезти вас сюда, оторвав при этом от важных и не очень важных дел, тоже является моей инициативой. Слатковский если и способствовал этому, то очень косвенно, в такой же степени, как и вы сами.
   – Вы… – начал было Капнов, – вы хотите сказать, что дело Красильникова не имеет никакого отношения к тому, что нас захватили и держат здесь?
   – Вы совершенно правы, – ответил незнакомец. – Вы здесь находитесь совсем из-за других событий, очень давнишних.
   – В таком случае, может быть, хватит говорить загадками, – нервно воскликнул судья. – Объясните нам, наконец, кто вы и что вы от нас хотите.
   В разговор вступил Евневич, несколько вкрадчивым голосом спросив:
   – Наверное, вам нужны деньги? Так это вопрос решаемый. Мы дадим вам телефон, вы по нему позвоните и, сообщив о случившемся, назовете разумную сумму. Уверен, что вы скоро ее получите. Главное, чтобы все было честно. Вам – деньги, нам – свободу. Ну так как, дать телефон?
   Седовласый молча покачал головой:
   – Нет, деньги меня не интересуют. Что же касается первого вопроса – кто я такой, то я надеюсь, что это вы сами вспомните. Ведь мы с вами давнишние знакомые.
   Судья и адвокат недоуменно переглянулись.
   – Где и когда мы с вами встречались? – спросил Евневич.
   Мужчина усмехнулся.
   – Надо же, и они не помнят. Десять лет назад вы оба круто изменили мою жизнь. Группа людей совместными усилиями упекла меня за решетку, влепив пять лет лагерей. При этом вы оба хорошо знали, что я второстепенный человек в рассматриваемом вами деле и у меня не было до этого не то что судимости, но даже привода в милицию.
   Евневич нахмурил брови, пытаясь вспомнить своего собеседника.
   – Я, кажется, начинаю догадываться, – произнес он наконец. – Вы Соловьев, прораб из строительного треста… Вам дали срок за нарушение техники безопасности при строительстве дома, повлекшем за собой гибель человека. Я тогда по разнарядке адвокатуры защищал вас и пытался снизить вам срок. Не помню, к сожалению, сколько вам дали тогда.
   – А вы, судья, помните Соловьева? – спросил незнакомец.
   – Конечно, я вас помню, – категорически заявил Капнов. – Погиб человек, за жизнь которого вы отвечали, и вы понесли за это заслуженное наказание. Каждый должен нести ответственность за то, что он совершает.
   – Заткнитесь, судья, – грубо оборвал его бывший зэк, – вы слишком увлеклись. Мы здесь не на митинге в поддержку правовых реформ. Что касается вашего тезиса о том, что каждый должен нести ответственность за содеянное, то скоро вы сами убедитесь, насколько я согласен с вами в этом вопросе.
   Мужчина повернулся к Евневичу:
   – Но вы не угадали, я не Соловьев. Придется облегчить вам задачку. Суд надо мной состоялся десять лет назад, и свидетелем по тому делу проходил упомянутый вами сегодня господин Слатковский.
   – Вы имеете в виду дело «печатников»? – осторожно спросил Евневич.
   – Совершенно верно.
   – Значит, ваша фамилия… – медленно произнес Евневич, – ваша фамилия… Палоев. Нет… Палеев. Нет, не то… Дай бог памяти.
   – Моя фамилия Полунин, – сказал седовласый.
   После этого в подвале воцарилась такая тишина, что хорошо было слышно, как за окном уныло воет осенний ветер.
   Нарушил тишину Капнов, громко и с горячностью заговорив:
   – Я помню этот процесс! И не понимаю, какие тут могут быть претензии с вашей стороны ко мне. Вы же сами написали чистосердечное признание, покаялись в организации преступной группы, занимавшейся хищениями на производстве. Там не было никаких вопросов. Во всяком случае ко мне!
   Он замолчал на секунду и тут же более примирительно добавил:
   – Да, конечно, там не все, может быть, обстояло так просто. Но эти вопросы относятся к вашим с адвокатом взаимоотношениям. Вот с ним и разбирайтесь… При чем здесь я? Я вынес решение на основании закона и на основании вашего признания.
   – Что значит со мной разбираться?! – вскричал Евневич. – А ты здесь, конечно, ни при чем. Ты, падла, уже тогда со Слатковского бабки немалые потребовал за то, чтобы дать осужденному условное наказание. И ты их получил.
   – Ложь, все ложь!! – заорал Капнов. – Никаких денег я не получал. А решение я вынес, какое от меня требовал… закон!
   Евневич, отчаявшись переорать Капнова, обратился к Полунину:
   – Брешет, сучара, не верьте ему! Он бабки взял, но потом потребовал больше. Сказал, что он многим рискует, что на него давят. Слатковский сначала возмутился, но потом дал согласие заплатить после суда. Он не смог сразу всю сумму собрать. Но перед судом этот козел сказал, что не сможет помочь и решение примет такое, какое от него требуют.
   – Я вернул вам все деньги, – строгим голосом заявил Капнов, – все до копеечки. И ко мне никаких претензий. А вот вы пожадничали, этот Слатковский мог найти необходимую сумму, часть из которой я мог бы дать наверх, своему начальству, и все дело было бы решено как надо. Как вам надо было, – проникновенным голосом произнес он, обращаясь уже к Полунину.
   – Закон предусматривает снисхождение по отношению к человеку, не имеющему судимостей и самому во всем сознавшемуся, – произнес Полунин. – Вы тогда врезали мне по полной катушке, хотя вполне могли бы обойтись и условным осуждением.
   – Но поймите вы меня, – взмолился Капнов, – ведь это были другие времена. Было принято решение о показательном процессе. Мне звонили из обкома партии и требовали от меня суровых оценок. Что я мог сделать тогда? Это же была система.
   – Кто вам звонил? – спросил Полунин.
   – Как кто?.. Шкаликов же и звонил, родственничек Слатковского, начальник отдела в обкоме. Он сначала требовал от прокуратуры, чтобы дело прикрыли, а затем, когда решение о показательности процесса было принято на высоком уровне, они решили спасти Слатковского за счет вас. Шкаликов требовал, чтобы я быстро свернул процесс, а дальше, мол, они разберутся, что с вами делать.
   – Врет, урод вонючий, он готов был ослушаться партийцев, если бы ему денег побольше дали, – прорычал адвокат в бессильной ярости. – Но он подумал, что мы его кинуть хотим и больше, чем ему уже дали, он не получит. Вот и отказался от нашего варианта, решил выслужиться перед партией…
   Полунин молча курил, не прерывая их склоку до поры до времени и давая им обоим высказаться, но наконец его терпение иссякло.
   – Все, хватит! – произнес он, бросив на пол окурок. – Мне все уже ясно. Вы оба поступили, как подлецы. Вы торговались и выгадывали так, словно речь шла не о человеческой судьбе, а о чем-то плевом. В результате вы все выгадали. Слатковский остался на свободе и сэкономил свои деньги, судья получил похвалу от сильных мира сего, адвокат огреб немалый гонорар за проведенное дело. Проиграл только я. Кучка мерзавцев осталась на свободе, а я отправился в заключение. Я заплатил годами тюрьмы, своим здоровьем и, в конечном счете, своей жизнью за собственную глупость и доверчивость.
   Он замолчал, исподлобья оглядев своих пленников, а потом подвел итог разговору:
   – Господа, пришла и ваша очередь расплачиваться.
   В подвале снова воцарилась тишина.
   Судья Капнов посмотрел на своего бывшего подсудимого широко раскрытыми от страха глазами.
   Хмуро, с напряженным вниманием наблюдал за Полуниным и Евневич. Оба замерли в ожидании того, что будет дальше.
   – Вы собираетесь нас убить? – пугаясь самих этих слов, спросил Капнов.
   – По-моему, вы этого заслуживаете.
   – Вы с ума сошли! – вдруг вскричал Евневич. – Вам это даром не пройдет! Вы хоть сами понимаете, что вы задумали?! Этим вы выносите смертный приговор самому себе. Ведь нас же будут искать. За нас отомстят. Ведь мы с судьей не последние люди в этом городе. Влиятельные люди, которые стоят за нами, приложат все усилия, чтобы найти вас.
   – Мне смертный приговор уже вынесен, – угрюмо произнес Полунин. – Поэтому не тратьте лишних слов.
   – Но это же негуманно, – вскричал судья. – Вы вообще не имеете права нас судить. Мы же должны быть цивилизованными людьми и должны действовать по законам общества.
   Полунин улыбнулся, глядя на Капнова. Но от этой его улыбки судье стало еще страшнее.
   – Не смешите меня, судья, – произнес он. – Нам с вами хорошо известно, что все эти, как вы выразились, законы общества пишутся для слабых и бедных. Те, у кого есть деньги и власть, плевать хотели на эти законы. У них свои ценности и правила, но даже их они регулярно нарушают. Я бы, конечно, мог передать ментам несколько магнитофонных записей, на которых вы торгуетесь друг с другом по поводу суммы взятки. Но какой в этом толк? Вас же все равно не осудят, а если и осудят, то дадут по минимуму, поэтому я вас накажу сам. Впрочем, определенную гуманность я проявлю.
   – Что это значит? – спросил Евневич, слегка оживившись.
   – Моей целью является наказать вас, – ответил Полунин. – А для этого не обязательно лишать человека жизни. Можно испортить ему саму жизнь, втоптав его в дерьмо.
   Он замолчал, готовый выслушать пленников.
   – Говорите же, говорите, – нетерпеливо проговорил Евневич. – Я готов принять любое наказание, главное, чтобы вы сохранили мне жизнь.
   По молчанию Капнова Полунин понял, что и тот согласен с Евневичем.
   – В той среде, куда я благодаря вам попал, одним из худших наказаний, может быть, самым страшным, является… – Полунин посмотрел на судью и адвоката, они воплощали собой само внимание.
   – Вы наверняка слышали об особой касте людей на зоне, так называемых опущенных, или, как их еще называют, петухах? – спросил Владимир.
   Евневич, первым очнувшийся от молчания, неуверенно произнес:
   – Так вы что, изнасилуете, что ли, нас?
   – Да что вы, – усмехнулся Полунин. – Вы, наверное, рехнулись, раз смогли предположить такое. Я бы в большей степени наказал себя, чем вас, если бы проделал такое. Нет, все это сотворите друг с другом вы сами, на наших глазах.
   – Да вы что, спятили? Как вам в голову могла прийти такая херня? – слабым голосом заверещал Капнов. – Да я… я просто не могу этого сделать.
   – Не понял, – повел удивленно бровью Полунин.
   – Я давно уже импотент, – ответил Капнов.
   – Странно слышать это от человека, который еще несколько часов назад лежал в постели с молодой любовницей. Чем же вы там с ней занимались? – усмехаясь, спросил Полунин.
   – Это не ваше дело, – с горячностью заявил Капнов. – В конце концов, есть разные способы заниматься сексом.
   – Согласен, – ответил Полунин. – Поэтому решайте эту проблему, как хотите. Но условие одно: или вы выйдете отсюда опущенными, или умрете здесь, выбор за вами.
   Евневич, который внимательно слушал последние слова Полунина, спросил:
   – А где гарантии, что вы выполните свое обещание?
   – Гарантией может служить только мое слово. Я обещаю вам, что если вы выполните мое условие, то уйдете отсюда живыми.
   – Я согласен, – произнес Евневич.
   – В таком случае приступаем, – распорядился Полунин.
   Славка достал из сумки, лежащей возле его ног, видеокамеру и приготовил ее к работе.
   Шакирыч же вынул из кармана ключи и, подойдя к пленникам, снял с них наручники. Евневич поднялся с циновки и решительным шагом направился к Капнову.
   Тот, стоя у стенки, растерянно и с нарастающим недоумением смотрел на адвоката. Евневич подошел к судье и начал решительно рывками расстегивать ему ремень на штанах.
   – Что… что ты делаешь? – начал возмущаться Капнов. – Ты что, с ума сошел, педик вонючий!
   Но при этом Капнов не делал ничего, чтобы остановить Евневича.
   – Я спасаю твою и мою жизнь, старый идиот, – огрызнулся Евневич, дернув замок-молнию на штанах Капнова.
   – Ты что, дурак, что ли? Неужели ты веришь этому отморозку? – спросил Капнов. Штаны упали с него на пол.
   – А что нам еще остается делать, козел старый! – рявкнул Евневич и рванул с него трусы.
   Адвокат расстегнул свои брюки и обнажил орудие любви, которое в данный момент было далеко не в боевом состоянии.
   Зажав свой член в кулак, он стал интенсивно разминать его. Капнов, рассеянным взглядом наблюдая за манипуляциями Евневича, вдруг неожиданно спросил:
   – А почему, собственно, ты?.. Почему не я первый?
   – Заткнись, придурок! У тебя все равно не встанет. Я сделаю тебе потом минет, и мы покончим с этим. После чего выберемся из этого места.
   Однако, несмотря на интенсивность трудов, результат у адвоката был нулевой. Тюльпан любви так и не расцвел в его ладони.
   Евневич страшно нервничал. От переживаний и интенсивной работы он даже вспотел. И наконец, обессиленный, он дико взвыл, находясь в каком-то экстазе:
   – Не могу! Не могу! У меня не получается.
   Он заплакал в отчаянии.
   Полунин, молча наблюдавший за всей этой сценой, неожиданно провел пальцами правой руки по лицу, словно пытаясь сбросить с себя какую-то маску.
   – Чудны дела твои, господи, – произнес он наконец. – Я и в самых смелых своих фантазиях не мог представить себе, что увижу такое. На зоне люди готовы были расстаться с жизнью, чтобы избежать этого унижения. А вы двое спорите из-за того, кто из вас первый отымеет другого. Похоже, я слишком переоценил вас в своих глазах. Ну ничего, это положение мы исправим… Я не сказал вам одну маленькую деталь, которая несомненно внесет существенные изменения в ваше поведение.
   – Какая еще деталь? – спросил Капнов.
   – Обратите внимание на половой орган Евневича. И вы поймете, что адвокат болен.
   – Чем? – тут же переспросил Капнов.
   – Господин Евневич болен СПИДом, – спокойным, ровным голосом сообщил Полунин.
   – Что? – в ужасе вскричал Евневич. – Этого не может быть!
   – Может, – произнес Полунин. – Проститутка, с которой вы недавно переспали, познакомившись с ней в баре «Охотник», является его носителем.
   Опешивший Евневич посмотрел на Полунина, не говоря ни слова.
   – Как вы, наверное, теперь догадываетесь, эта женщина попала к вам в постель не случайно. Она действовала по моему указанию, и я заплатил ей.
   – Ах ты, сука! – неожиданно заорал Капнов и что есть силы ударил Евневича по лицу.
   Удар оказался такой силы, что адвокат упал на пол, недалеко от своей циновки.
   Но он не вскочил и не бросился в ответ на судью. Он был настолько потрясен, что у него уже не хватило силы на ответные действия.
   – Спидоносец проклятый, гад, заразить меня хотел! Сволочь! – орал на Евневича Капнов, натягивая трусы и брюки.
   – Вы зря так разоряетесь, судья, – прервал его речь Полунин. – Условия поставлены, и они будут жестко выполнены. Или вы отказываетесь, тогда мои подручные набросят вам удавку на шею и придушат вас, как кроликов, или…
   – Но это ведь одно и то же, – вскричал судья. – Как можно здесь выбирать?
   – Другого выбора у вас нет, – твердо произнес Полунин. – Я даю вам время, можете подумать. А пока посидите здесь, в подвале.
   – Здесь холодно, как в тюремном карцере.
   – Парашу вам принесут, – информировал заключенных Полунин и добавил: – Побудьте и в этом смысле в моей шкуре. Вы ведь оба если и бывали на зоне, то дальше комнаты для допросов не шли.