* * *
– Все! – сплюнул сквозь зубы Борисыч, в очередной раз посмотрев на часы. – Сорок минут уже прошло, а этой суки все еще нет…
– Значит, и не приедет, – резюмировал переминавшийся с ноги на ногу Паша – ему уже поднадоело стоять на одном месте.
– Заткнись! – бросил ему Борисыч и повернулся к видневшемуся вдали «Мерседесу». – Давай сюда! – заорал он и замахал руками, сигнализируя.
«Мерседес» медленно стронулся с места.
«Вот он – момент, – мелькнуло вдруг в голове у Паши, – пока не подъехал этот толстый, кинуться на Борисыча, хоть на несколько секунд вывести его из строя – добраться до монтировки… А тогда уж и толстый пусть подъезжает. И тачку им всю разукрашу…»
Паша вспомнил, как он перепугался – от неожиданности больше, – когда Борисыч схватил его за грудки, а потом сшиб его с ног.
«Все выложил про Сашу, – подумал он, кусая губы со стыда, – а мог бы просто сказать, что… Куда-нибудь отправить их – обмануть. А – испугался и ничего не соображал… Придурок…»
– Поедем к автосервису тому потихоньку, – не оборачиваясь, проговорил Борисыч. Он крепко стоял, расставив ноги и уперев кулаки в бока, – поищем эту тварь. Не могла же она сквозь землю провалиться. Найдем – никуда она от нас не денется. А когда найдем – прибью ее на хрен. Столько дерьма из-за нее…
Паша и сам не успел отметить тот момент, когда он бросился на Борисыча. Очнулся он тогда, когда ощутил себя на поверженном враге.
Паша быстро вскочил на ноги и, пока разъяренный Борисыч поднимался, несколько раз от души вмазал его ботинком по ребрам.
Борисыч задохнулся и перекатился на спину.
«Мерседес», неторопливо кативший по трассе, рванул почти на полную скорость. Секунд через десять он был бы у «шестерки».
Паша рывком открыл дверцу своего автомобиля и выхватил из-под сиденья монтировку.
Он едва успел обернуться – Борисыч вполне успел оправиться от ударов и уже поднимался с асфальта.
Подскочив к нему, Паша двинул его монтировкой в открытую грудь – как копьем. Борисыч отлетел на несколько шагов, тогда Паша решился и, изрядно размахнувшись, ударил монтировкой в полную силу.
По всей видимости, Паша целил в голову, но Борисыч успел пригнуться – удар пришелся ему в плечо. Борисыч взвыл от боли.
Переложив монтировку в левую руку, правой Паша от души засветил Борисычу в морду, разбив одним ударом ему нос и губы.
– Отвяжись от Саши!! – заорал Паша, размахивая перед носом Борисыча монтировкой. – Понял, что сказал?! Иначе я тебе все мозги вышибу!! Понял?
– Су-ука… – простонал Борисыч, – я до тебя… доберусь…
Паша, ощерясь, отпрыгнул от Борисыча – чтобы было место для размаха – и впечатал свою монтировку Борисычу в живот.
– Понял, я спрашиваю?! – взревел он, когда Борисыч перегнулся пополам и, надув щеки, рухнул на колени. – Понял, козел? Отвечай!!
Ответить Борисыч не мог при всем желании – монтировка вышибла из него весь воздух, находившийся в легких, а тот воздух, что в неисчерпаемых количествах находился снаружи тела Борисыча – никак не мог заглотить окровавленный рот. Борисыч только хрипел, стоя на коленях, низко опустив голову – касаясь лбом асфальта.
– Не хочешь отвечать?! – зловеще проговорил вовсю раздухарившийся Паша. – Так я тебе еще раз тогда…
– Эй! – окликнули его сзади.
Паша обернулся.
Позади него ворчал подрагивая длинный черный «Мерседес» с незаглушенным мотором – Паша и не слышал в пылу битвы, как подъехал автомобиль – а возле «Мерседеса» стоял толстяк, про которого Паша уже успел забыть.
В вытянутой руке толстяка поблескивал на ослепительном солнце маленький никелированный револьвер.
– Ну-ка отойди от него! – скомандовал толстяк. – И железяку свою брось.
Несколько секунд Паша раздумывал, как ему поступить.
– Не отойду, – заявил он наконец, – я ему сейчас голову разобью!
Толстяк молча взвел курок. Паше вдруг стало резко не по себе.
– Положи пистолет, – неуверенно сказал он, – а то я сейчас ему…
Паша угрожающе поднял монтировку.
– Борисыч, – позвал толстяк, – ты живой?
– Жи… вой, – выговорил Борисыч и закашлялся, – вали его, суку…
Толстяк снова перевел взгляд на Пашу. Паша растерянно опустил монтировку, а потом и вовсе – отбросил ее далеко в сторону.
Толстяк и не думал опускать свой пистолет. Паша посмотрел в черное дуло и неожиданно для себя попросил:
– Не стреляй…
Толстяк молчал.
– Я же бросил монтировку, – проговорил Паша и не узнал своего голоса, – не стреляй, а?.. Ребят, ну извините… Я вам тачку свою отдам, только не убивайте меня… Бо… Борисыч… Не знаю, как вас по имени…
– Чего ты канителишься? – прохрипел Борисыч, поднимая голову. – Стреляй давай!
Толстяк выстрелил. Потом опустил пистолет пониже и выстрелил еще раз.
ГЛАВА 12
Постанывая от страха, ужасной боли в голове и общей невыносимости, Ваня по прозвищу Фофан за ноги подтаскивал странно холодных неподвижных людей к открытому автофургону, где его ждал хмурый и неразговорчивый Петрович.
Потом они вдвоем с Петровичем втаскивали тяжелое тело в фургон.
Ваня отправлялся искать нового беглеца, а Петрович укладывал очередное тело в наскоро сколоченный некрашеный гроб без крышки – вылетевшие гробы Ваня и Петрович затащили внутрь автофургона прежде мертвецов.
Заполнив все гробы в автофургоне, Петрович достал из-под тянувшейся вдоль стены лавки наполовину опорожненную бутылку водки и присел на краешек одного из гробов.
– Зде-есь, родная… – прошептал он, взболтнув бутылку и глядя на кружащиеся по спирали пузырьки, – я же помню, от Маньки тебя прятал… Позавчера…
Петрович открутил крышку и сделал несколько торопливых глотков.
Отняв бутылку от губ, он немедленно уткнулся носом себе в кулак – и сморщился. Когда желудок Петровича немного успокоился и водка перестала циркулировать от пищевода к гортани и обратно, он отпил еще.
На этот раз выпитое не стремилось извергнуться наружу, а напротив – спокойно улеглось. Петрович улыбнулся самому себе и затих, очарованный розовым туманом приятного опьянения, всколыхнувшимся у него в голове.
Так он и молчал несколько минут, бездумно уставившись на заострившиеся черты мертвеца, лежащего в гробу, на краю которого и сидел Петрович.
– Где там Фофан-то бродит? – пошевелившись наконец, проговорил он. – Двигать надо отсюда, пока не нагрянул кто-нибудь…
Петрович посмотрел на бутылку в своих руках и сделал еще несколько глотков. На дне бутылки оставалось еще немного.
Петрович неуклюже поднялся, едва не опрокинув гроб, и направился к выходу.
– Фофан! – крикнул он, утвердившись в дверном проеме, – Фофан!
Ответа не было.
– Куда это пропал?.. – пробормотал Петрович. – Вроде только что тут был… Фофан! – снова заорал он. – Ваня, ты где?
– Здесь я… – послышалось кряхтенье Вани, а скоро показался и он сам.
Ваня тащил за ноги еще одного мертвеца – девушку с длинными светлыми волосами, одетую в старую мужскую футболку и драные широкие джинсы. На ногах у нее были стоптанные кроссовки.
Лицо девушки казалось серым из-за слоя пыли, покрывавшей его.
На спине у девушки был самодельный рюкзак, сконструированный из бумажного пакета и поясного ремня.
– Вот, – переведя дыхание, проговорил Ваня, – еще приволок одну… Далеко отлетела от удара…
– Еще труп? – Петрович с сомнением посмотрел на мертвеца, – гробы-то все заняты…
– Ну, может быть, она не в гробу лежала, а еще где-нибудь… – предположил Ваня, – может, гроба не хватило на нее. Ты помнишь, сколько у нас мертвецов было? Сколько оформляли?
– Нет, – сказал Петрович, – в бумажке должно быть. В сопроводилке…
– А где бумажка?
– А хрен ее знает… Да зачем мне эта бумажка? Мы что – первый раз туда едем, что ли? Нас там каждая собака знает. Ты телку давай сюда, я ее под лавку положу, не оставлять же здесь…
С помощью Вани Петрович втащил девушку в автофургон.
– Ну вот, – проговорил Петрович, у которого от выпитой водки снова стал заплетаться язык, – и готово. Ничего себе… – он снова наклонился и потрогал девушку за руку, – теплая. Как живая.
– Нагрелась на солнце, – пояснил Ваня, – дольше всех лежала, а я ее нашел. А она красивая, да? – спросил он вдруг. – Хоть и оборванка. И совсем не старая. Странно, что она тут с этими… Может, посмотреть, что у нее в мешке? Может, бабки есть?
– Какие бабки! – скривился Петрович. – Если там у нее и были бабки, то их уже до нас скоммунниздили…
– Нет, – снова сказал Ваня, – странный труп… Девушка…
– Какая тебе-то разница? Странный, не странный… – высказался Петрович.
Петрович затолкал тело девушки под скамейку. Потом спрыгнул из фургона на землю и молча протянул Ване почти пустую бутылку водки.
Ваня принял бутылку с нечленораздельной благодарностью и тут же высосал остаток водки.
– Хорошо, – сдавленно выговорил он, когда бутылка полностью опустела, – а то у меня голова болит, так что ничего не соображаю.
Петрович запер створки автофургона.
– Поехали быстрее, – сказал он и направился к кабине, – сейчас скоренько к крематорию, там скинем клиентов и поедем к моему приятелю. Он нашу тачку подлатает, так что ничего заметно не будет. И никому, слышишь? Никому про эту аварию не говори! – предупредил Петрович.
– Что ж я – не понимаю, что ли? – обиделся Ваня, водка его согрела, и ему вовсе не хотелось обижаться. Он помолчал немного и спросил еще у Петровича: – И Клавке не говорить?
– Никому! – твердо сказал Петрович. – Знаю я твою Клавку – завтра же всему городу известно будет… Ты понимаешь, что за такие дела… – он ткнул пальцем в искореженный грузовик, – посадят! Там же человек… лежит…
Ваня тепло улыбался. Он уже не хотел думать ни о трупе, ни о случившейся аварии.
– А у тебя водки нет больше? – спросил он у Петровича.
– Нет. Садись, поехали. И еще – если будут спрашивать, что с машиной, скажи… Нет, ничего не говори. Молчи. Я сам говорить буду.
– Следы совсем свежие, – проговорил толстяк, с большим трудом поднимаясь с колен – ему брюхо очень мешало, – вот…
Подошвой ботинка он стер часть следа от автомобильного протектора.
Борисыч стоял у искореженного грузовика, задумчиво поглаживая свою массивную челюсть.
Потом он решительно вспрыгнул на подножку кабины и дернул за ручку дверцы. Дверца открылась с тихим хрустом, похожим на тот хруст, с которым отрывается крылышко у мертвой стрекозы.
Борисыч заглянул в кабинку и брезгливо скривился.
– Чего там? – окликнул его толстяк.
– Мясорубка, – ответил Борисыч, – у водилы вся морда всмятку…
Толстяк подошел к кабинке, но заглядывать туда не спешил.
– А чей труп-то, – спросил он, – мужской или женский?
– Мужской вроде, – ответил Борисыч, – руки здоровенные волосатые и волосы короткие. Такие же светлые, как у того придурка, которого ты застрелил. А кровищи-то сколько, мать твою…
– А больше там никого в кабине нет? – поинтересовался толстяк.
– Больше никого…
– Значит, это не тот грузовик, – заключил толстяк, – как так могло получиться? Авария, что ли, случилась. В этот грузовик врезался… судя по следам, другой грузовик. Водитель всмятку, а она убежала…
– Не так много на этой дороге и машин ездит, – проговорил Борисыч, – этот грузовик мог поехать, чтоб срезать часть пути. Дорога тут хреновая, а он мог не бояться машину побить – какая машина-то… Вопрос – кто еще мог ездить по этой дороге?
– Кто-то из местных, – подумав, предположил толстяк, – только местные знают эту дорогу. И – на таком же грузовике. На легковушке тут проедешь, потом назад придется – запчасти собирать будешь. Мы-то сколько раз брюхом об кочки скребли?..
– Правильно, – согласился Борисыч, – кто-то местный и на грузовой. И грузовик у этого местного здорово помялся от столкновения. А если он помялся, тот его надо починить – быстро, качественно и без лишнего шума. А куда он обратится?
– Да! – толстяк засмеялся.
Борисыч еще раз окинул взглядом внутренности кабины и, вздохнув, спрыгнул на землю.
– Странно это все, – проговорил он и пнул в сторону валявшуюся под ногами пустую бутылку из-под водки, – авария на пустынной дороге – лоб в лоб два грузовика… Водитель мертв, а девчонки нет. И следов никаких нет. А может, она в кузове ехала?..
Толстяк усмехнулся.
– Н-да, глупости, – согласился Борисыч, – а что же тогда делать? Где искать эту мразь… Ясно, что теперь она будет стремиться как можно быстрее уехать отсюда… как можно дальше…
– Ага, – сказал толстяк, помрачнев, – вчера довольно просто было ее отыскать. У той дороги, по которой ее Циклоп вез, одно только направление. В один городок она ведет, других рядом нет. Обзвонили все гостиницы города и – нашли ее…
– Припоздали маленько, – с сожалением сказал еще Борисыч, – дали маху сначала. Решили, что она в гостинице покруче зависла – с такими-то бабками. А она оказалась в самой что ни на есть говенной… А теперь-то куда ехать? Где ее искать?
– Да-а, – протянул толстяк, – сейчас не позвонишь, представляясь родственником, в гостиницу и не попросишь вспомнить девушку по приметам…
– Ладно, – проговорил Борисыч, – давай садись. Разворачиваемся.
– И куда?
– Туда, – проворчал Борисыч, – удар был встречный, да? Тот грузовик, что разбил… этот грузовик поехал в сторону, противоположную той… куда ехал этот грузовик, который был разбит… тем грузовиком.
– Чего-о?! – вытаращил глаза толстяк. – Куда ехать-то? Ты не выпендривайся, а рукой покажи!
Борисыч показал.
– А-а… – качнул головой толстяк, – нормально. Поехали. Направление хотя бы мы знаем. И уехал тот грузовик недалеко – следы свежие… Как это еще он и с нами не столкнулся?
– Эта грунтовка пересекает трассу, – буркнул Борисыч, – наверное, он успел прошмыгнуть через трассу прежде, чем на том участке оказались мы.
Толстяк пожал плечами и уселся в машину. Подождал, пока Борисыч опустится рядом с ним – на водительское место, – и предположил:
– А что если тот грузовик тоже развернулся и обратно поехал?
Борисыч скрипнул зубами.
– Если, если… – прохрипел он, заводя мотор, – поехали, и все! Догоним сейчас – хорошо. Не догоним… Нужно охватить все авторемонтные мастерские в округе. Чтобы они задержали грузовик с разбитой кабиной… А потом с водилой этого грузовика потолкуем. Скорее всего девчонка уехала с ним.
– Да-да, – закивал толстяк, – я тоже так думаю. А может, ее и похитили… – он кивнул на окровавленное колесо, они как раз проезжали мимо искореженной кабины грузовика.
– Вполне может быть, – согласился Борисыч, – а кто напал-то? Мы всю братву в округе знаем. Да и они в наше дело соваться не будут – они пацаны правильные, с понятиями.
– Значит, беспредельщики работают, – подхватил толстяк, – они и грузовик изуродовали и водилу этого убили… Эх, найдем их, будет дело!
– Ага, – клацнул зубами Борисыч, – душу вытрясу из пидарасов…
Автофургон выехал из ворот крематория и, виляя по дороге, полетел вперед. Автофургон никак не мог удержаться на трассе и в конце концов, съехав в кювет, продолжал свой путь там, уже не пытаясь вскарабкаться на насыпь трассы.
– Т-тут т-точно ме-ме-нтов нет? – спросил Ваня у сидящего рядом Петровича.
Петрович мотнул свесившейся на грудь головой и что-то промычал.
– Вро-де нет т-тут ментов, – ответил за него Ваня, – сколько р-раз ездил… ни одного н-не видел. А и правильно! Ка-ка-ка-кого хрена им тут делать, если т-тут… не на-на… живешься…
Петрович снова издал какой-то звук, судя по всему, носом.
– Вот и я г-говорю, – согласился Ваня, – с-сейчас с-скоро грунтовка начнется… А потом и приедем, куда нужно…
Петрович пошевелился. Он поднял голову, открыл мутные глаза, нахмурился и снова закрыл их. Потом разлепил губы и что-то прохрипел.
– Чего? – переспросил Ваня.
Петрович снова уронил голову на грудь.
Ваня подумал немного и вдруг расцвел.
– Е-ек-карный бабай!! – заорал он. – Ид-дея! Как я р-раньше не дога-дался!
Он сильно крутанул руль. Автофургон, едва не опрокинувшись, резко вильнул от насыпи трассы и поехал прямо в пустынную степь.
– Т-так-то лучше буд-дет, – удовлетворенно проговорил Ваня, – напрямик… и ни в кого не врежемся и не это… не перевернемся…
Петрович снова пошевелился и издал протяжный жалобный стон.
– Чего? – переспросил Ваня. – Водки? Нет, Петрович, водки больше не осталось… Ты же сам большую часть выпил, пока я блевать ходил… К-кстати… так нехорошо поступать, в-вот…
Ваня икнул и продолжал разговор с безмолвным Петровичем.
– Я понимаю, ч-что… это т-твоя водка. Это тебе ее подарил на ден-нь р-рождения косоглазый сторож-ж… Целый литр… Но одному ее почти всю в-выпить… Это, извини м-меня, свинство, вот… Хорошо, еще успели жмуриков разгрузить… Или не успели?
Ваня попытался задуматься, а потом залихватски сплюнул за окошко.
– Успели, – решил он, – м-машина легко идет-т… Я т-тогда ра-работникам сказал, чтобы они сами разгружали… А гробы оставили. Нам еще в них возить и возить… Вот они и разгрузили…
Впереди, слева и справа от Вани расстилалось совершенно пустое пространство. Трасса позади давно уже не была видна в зеркало заднего вида.
Ваня вдруг ощутил себя капитаном затерянного в Мировом океане корабля. Он гордо подбоченился и отважно замычал, глядя прямо перед собой.
Через несколько минут Ваня вдруг заметил, что бессмысленное мычание стало формироваться во вполне разумный текст, в котором для Петровича – если б он был в состоянии воспринимать окружающую действительность – нетрудно было бы узнать слова старинной пиратской песни:
– Пя-тнадц-ать челове-ек на сунду-у-ук мертвеца!! – горланил Ваня. – Йо-хо-хо-о-о!.. Хо-хо-о… И бу-бу-тылка р-рому!!
Уже в крематории Петрович и Ваня, будучи в совершенно невменяемом состоянии, все-таки выгрузили из машины гробы с покойничками, но совершенно забыли про симпатичную девушку с самодельным рюкзаком, которую сами же засунули под лавку. Так и не заметив Саши, алкаши сразу же рванули на всех парах в авторемонтную мастерскую.
Спустя пару сотен тысяч лет Саша открыла глаза. Большой разницы – между тем, что она видела с закрытыми глазами, и тем, что она видела теперь с открытыми, – не было. Ничего она не видела. Чернота.
Саша пошевелилась.
«Паша, – вспоминала она, – поломка машины… Грузовик. Игнат – брат Паши… Дорога, дорога… Автофургон навстречу… Страшно. Прыгай!! Удар… Пыльная земля и… Все. Больше ничего не помню…»
Тут Саше внезапно пришло на ум, что она пробуждается не впервые.
Д-да, она теперь вспомнила, она несколько раз приходила в себя и ощущала примерно то же, что и сейчас, – боль во всем теле, кромешную темноту вокруг… Только тогда ее жутко трясло, а сейчас темнота вокруг нее неподвижна и безмолвна…
Саша прислушалась. Откуда-то далеко доносились до нее какие-то голоса.
Саша попыталась приподнять голову, но тут же больно ударилась.
«Рюкзак, – вспомнила она и тотчас ощутила за своей спиной какую-то тяжесть, – на месте… И кажется – полный. Да, полный… Деньги… Опасность».
– Не знаю, как я здесь оказалась, – проговорила Саша вслух, чтобы послушать, как звучит ее голос, – не знаю даже, где я оказалась. Но отсюда надо убраться поскорее. Надо найти другое убежище, где можно было бы отлежаться немного, пока силы вновь не наполнят мое тело… Безопасное убежище…
Она перевернулась на живот и поползла, ощупывая темноту вокруг себя.
В ноздри ей вдруг ударил странный запах. Запаха, подобного этому, она еще ни разу не ощущала, но понимала, что этот запах определяет опасность и…
– Смерть, – сказала Саша.
Над ее головой теперь была пустота. Саша попыталась подняться на ноги. Это ей удалось только тогда, когда она нащупала слева от себя металлическую стенку – теплую, словно нагретую солнцем.
Саша обернулась и увидела в нескольких шагах от себя полосы яркого желтого света. Шатаясь, она подошла к полосам, оказавшимся при ближайшем рассмотрении щелями.
Она прильнула к щелям и увидела перед собой – сквозь щели – двор, залитый уже гаснущим солнечным светом, кусок забора и какой-то ветхий сарай у самого забора.
Дверь в сарай была приоткрыта.
«Туда, – решила Саша, – там отлежаться немного… Там меня не будут искать…»
Почему-то она была уверена в этом.
Саша толкнула металлическую преграду перед собой. Желтые щели стали шире, а когда металлические створки распахнулись, исчезли совсем, превратившись в широкий дверной проем.
Саша на несколько мгновений зажмурилась, защищая глаза, мгновенно вспыхнувшие болью от прикосновения солнечных лучей.
Когда она открыла глаза, перед ней по-прежнему был сарай. Во дворе никого не было видно, только откуда-то сзади доносились людские голоса – кто-то о чем-то ожесточенно спорил.
Саша спрыгнула на землю. Минуту стояла, покачиваясь, боясь продолжать движение. Поправила рюкзак за спиной.
Потом, стараясь передвигаться как можно тише, она побежала к полуокрытой двери сарая.
Сарай встретил ее почти такой же темнотой, в какой Саша очнулась всего несколько минут назад.
Потом Саша оглянулась.
– Это я, оказывается, в автофургоне была, – прошептала она, – а как я туда попала?..
Тут она вздрогнула, прочитав надпись на борту автофургона – «Похоронное агентство "Черный обелиск". И вспомнила…
«Это же тот фургон, что врезался в грузовик, на котором ехала я с… с Игнатом, – зашевелились мысли в голове у Саши, – но как я здесь оказалось-то? И что с Игнатом? Помнится, удар при столкновении был ужасный…»
Саша почувствовала, что ее ноги стали подгибаться. Она опустилась на корточки, уперевшись дрожащими ладонями в грязный пол. И поползла вдоль стены сарая.
На пути ей пришлось огибать какие-то непонятные металлические конструкции, очень похожие на остовы автомобилей. Под один из таких остовов Саша заползла и остановилась, не в силах двигаться дальше.
Она опустилась на сырую приятно прохладную землю и тотчас закрыла глаза.
Слова, долетавшие сквозь щели в стене сарая, казались ей чужими и ненужными, и голоса, которыми эти слова произносились, были незнакомыми.
Слова вяло толкались в ее барабанные перепонки, застревали и таяли, не доходя до ее мозга. Впрочем, нет, кое-что Саша услышала и успела отметить в своем сознании, прежде чем заснуть тяжелым нездоровым сном:
– Чего ты мне втираешь, падла?!! Говори, кто еще был в этом грузовике, сучара!!!
Двор авторемонтной мастерской, окруженной высоким металлическим забором, был пуст, если не считать нескольких смятых, точно под прессом, машин, беспорядочно сваленных в углу у длинного сарая громадной кучей ржавого лома; да еще черного старинного «Мерседеса», стоящего рядом с автофургоном с выбитым лобовым стеклом и здорово смятым передним бампером.
Семен Борисович, тот, что называл себя Эдиком и к кому чаще всего обращались просто Борисыч, размахнулся и ударил изо всех сил кулаком в лицо стоящего напротив него человека, одетого в одни только грязные семейные трусы до колен.
Человек в трусах полетел на землю, да так и остался лежать, не выказывая никакого желания подняться и попытаться дать сдачи.
Борисыч пнул его несколько раз ногой в живот, человек только промычал что-то нечленораздельное.
– Да оставь ты его, – к Борисычу подошел толстяк в рубашке, пошитой из того материала, из которого очень часто шьют постельные матрасы, – видишь, он пьяный в дупелину… Он вообще говорить не может. А соображать – тем более.
– Отвали! – ощерился на него Борисыч, и толстяк отступил на шаг. – У себя в кафе командовать будешь, понял? Буфетчик херов…
– Понял, – пробормотал толстяк.
– А-а… п-пон-нял… – раздался плывущий голос, – я н-ничего н-не… зы… зы-наю…
Борисыч еще раз пнул распростертого у его ног полуголого человека и заорал, потрясая над ним кулаками:
– Чего ты мне втираешь, падла?! Говори, кто еще был в этом грузовике, сучара!!!
Никакого ответа он не услышал.
– Ладно, – прохрипел Борисыч, – давай сюда второго козла.
Толстяк огляделся:
– А где я его тебе возьму?
– А-а-а!! – заревел выведенный, кажется, совершенно из терпения Борисыч. – Достали вы меня, бляди! Ни хрена с вами каши не сваришь! Почему я все один должен делать?! Вот из-за того, что вы ни черта делать не хотите, мы и возимся столько времени!! Витьку Циклопа грохнули уже – мало?! Вася! – заорал Борисыч, озираясь вокруг. – Ва-а-ася!!
Вызываемый Вася появился немедленно – здоровенный детина с копной рыжих волос на голове. В громадном кулаке Васи болтался стиснутый за ворот телогрейки, конечно, Ваня по прозвищу Фофан.
– Сюда его! – хищно сказал Борисыч, указывая место прямо перед собой – чуть поодаль от все еще валяющегося на земле человека в семейных трусах.
Ваня по прозвищу Фофан полетел под ноги Борисычу, а Вася остановился поодаль, потирая свои гигантские кулаки, густо покрытые рыжей шерстью.
– Чего тебе еще? – обернулся к нему Борисыч.
– Ты… это… – замялся Вася, – ты, Борисыч, не того… Ты говорил, что просто потолкуешь с этими ребятами, а сам… Вон у Петровича вся морда разбита…
Человек в трусах приподнял голову и что-то жалобно промычал.
– Не понял… – нехорошо прищурился Борисыч, – ты на кого прешь, козел?
Потом они вдвоем с Петровичем втаскивали тяжелое тело в фургон.
Ваня отправлялся искать нового беглеца, а Петрович укладывал очередное тело в наскоро сколоченный некрашеный гроб без крышки – вылетевшие гробы Ваня и Петрович затащили внутрь автофургона прежде мертвецов.
Заполнив все гробы в автофургоне, Петрович достал из-под тянувшейся вдоль стены лавки наполовину опорожненную бутылку водки и присел на краешек одного из гробов.
– Зде-есь, родная… – прошептал он, взболтнув бутылку и глядя на кружащиеся по спирали пузырьки, – я же помню, от Маньки тебя прятал… Позавчера…
Петрович открутил крышку и сделал несколько торопливых глотков.
Отняв бутылку от губ, он немедленно уткнулся носом себе в кулак – и сморщился. Когда желудок Петровича немного успокоился и водка перестала циркулировать от пищевода к гортани и обратно, он отпил еще.
На этот раз выпитое не стремилось извергнуться наружу, а напротив – спокойно улеглось. Петрович улыбнулся самому себе и затих, очарованный розовым туманом приятного опьянения, всколыхнувшимся у него в голове.
Так он и молчал несколько минут, бездумно уставившись на заострившиеся черты мертвеца, лежащего в гробу, на краю которого и сидел Петрович.
– Где там Фофан-то бродит? – пошевелившись наконец, проговорил он. – Двигать надо отсюда, пока не нагрянул кто-нибудь…
Петрович посмотрел на бутылку в своих руках и сделал еще несколько глотков. На дне бутылки оставалось еще немного.
Петрович неуклюже поднялся, едва не опрокинув гроб, и направился к выходу.
– Фофан! – крикнул он, утвердившись в дверном проеме, – Фофан!
Ответа не было.
– Куда это пропал?.. – пробормотал Петрович. – Вроде только что тут был… Фофан! – снова заорал он. – Ваня, ты где?
– Здесь я… – послышалось кряхтенье Вани, а скоро показался и он сам.
Ваня тащил за ноги еще одного мертвеца – девушку с длинными светлыми волосами, одетую в старую мужскую футболку и драные широкие джинсы. На ногах у нее были стоптанные кроссовки.
Лицо девушки казалось серым из-за слоя пыли, покрывавшей его.
На спине у девушки был самодельный рюкзак, сконструированный из бумажного пакета и поясного ремня.
– Вот, – переведя дыхание, проговорил Ваня, – еще приволок одну… Далеко отлетела от удара…
– Еще труп? – Петрович с сомнением посмотрел на мертвеца, – гробы-то все заняты…
– Ну, может быть, она не в гробу лежала, а еще где-нибудь… – предположил Ваня, – может, гроба не хватило на нее. Ты помнишь, сколько у нас мертвецов было? Сколько оформляли?
– Нет, – сказал Петрович, – в бумажке должно быть. В сопроводилке…
– А где бумажка?
– А хрен ее знает… Да зачем мне эта бумажка? Мы что – первый раз туда едем, что ли? Нас там каждая собака знает. Ты телку давай сюда, я ее под лавку положу, не оставлять же здесь…
С помощью Вани Петрович втащил девушку в автофургон.
– Ну вот, – проговорил Петрович, у которого от выпитой водки снова стал заплетаться язык, – и готово. Ничего себе… – он снова наклонился и потрогал девушку за руку, – теплая. Как живая.
– Нагрелась на солнце, – пояснил Ваня, – дольше всех лежала, а я ее нашел. А она красивая, да? – спросил он вдруг. – Хоть и оборванка. И совсем не старая. Странно, что она тут с этими… Может, посмотреть, что у нее в мешке? Может, бабки есть?
– Какие бабки! – скривился Петрович. – Если там у нее и были бабки, то их уже до нас скоммунниздили…
– Нет, – снова сказал Ваня, – странный труп… Девушка…
– Какая тебе-то разница? Странный, не странный… – высказался Петрович.
Петрович затолкал тело девушки под скамейку. Потом спрыгнул из фургона на землю и молча протянул Ване почти пустую бутылку водки.
Ваня принял бутылку с нечленораздельной благодарностью и тут же высосал остаток водки.
– Хорошо, – сдавленно выговорил он, когда бутылка полностью опустела, – а то у меня голова болит, так что ничего не соображаю.
Петрович запер створки автофургона.
– Поехали быстрее, – сказал он и направился к кабине, – сейчас скоренько к крематорию, там скинем клиентов и поедем к моему приятелю. Он нашу тачку подлатает, так что ничего заметно не будет. И никому, слышишь? Никому про эту аварию не говори! – предупредил Петрович.
– Что ж я – не понимаю, что ли? – обиделся Ваня, водка его согрела, и ему вовсе не хотелось обижаться. Он помолчал немного и спросил еще у Петровича: – И Клавке не говорить?
– Никому! – твердо сказал Петрович. – Знаю я твою Клавку – завтра же всему городу известно будет… Ты понимаешь, что за такие дела… – он ткнул пальцем в искореженный грузовик, – посадят! Там же человек… лежит…
Ваня тепло улыбался. Он уже не хотел думать ни о трупе, ни о случившейся аварии.
– А у тебя водки нет больше? – спросил он у Петровича.
– Нет. Садись, поехали. И еще – если будут спрашивать, что с машиной, скажи… Нет, ничего не говори. Молчи. Я сам говорить буду.
* * *
– Следы совсем свежие, – проговорил толстяк, с большим трудом поднимаясь с колен – ему брюхо очень мешало, – вот…
Подошвой ботинка он стер часть следа от автомобильного протектора.
Борисыч стоял у искореженного грузовика, задумчиво поглаживая свою массивную челюсть.
Потом он решительно вспрыгнул на подножку кабины и дернул за ручку дверцы. Дверца открылась с тихим хрустом, похожим на тот хруст, с которым отрывается крылышко у мертвой стрекозы.
Борисыч заглянул в кабинку и брезгливо скривился.
– Чего там? – окликнул его толстяк.
– Мясорубка, – ответил Борисыч, – у водилы вся морда всмятку…
Толстяк подошел к кабинке, но заглядывать туда не спешил.
– А чей труп-то, – спросил он, – мужской или женский?
– Мужской вроде, – ответил Борисыч, – руки здоровенные волосатые и волосы короткие. Такие же светлые, как у того придурка, которого ты застрелил. А кровищи-то сколько, мать твою…
– А больше там никого в кабине нет? – поинтересовался толстяк.
– Больше никого…
– Значит, это не тот грузовик, – заключил толстяк, – как так могло получиться? Авария, что ли, случилась. В этот грузовик врезался… судя по следам, другой грузовик. Водитель всмятку, а она убежала…
– Не так много на этой дороге и машин ездит, – проговорил Борисыч, – этот грузовик мог поехать, чтоб срезать часть пути. Дорога тут хреновая, а он мог не бояться машину побить – какая машина-то… Вопрос – кто еще мог ездить по этой дороге?
– Кто-то из местных, – подумав, предположил толстяк, – только местные знают эту дорогу. И – на таком же грузовике. На легковушке тут проедешь, потом назад придется – запчасти собирать будешь. Мы-то сколько раз брюхом об кочки скребли?..
– Правильно, – согласился Борисыч, – кто-то местный и на грузовой. И грузовик у этого местного здорово помялся от столкновения. А если он помялся, тот его надо починить – быстро, качественно и без лишнего шума. А куда он обратится?
– Да! – толстяк засмеялся.
Борисыч еще раз окинул взглядом внутренности кабины и, вздохнув, спрыгнул на землю.
– Странно это все, – проговорил он и пнул в сторону валявшуюся под ногами пустую бутылку из-под водки, – авария на пустынной дороге – лоб в лоб два грузовика… Водитель мертв, а девчонки нет. И следов никаких нет. А может, она в кузове ехала?..
Толстяк усмехнулся.
– Н-да, глупости, – согласился Борисыч, – а что же тогда делать? Где искать эту мразь… Ясно, что теперь она будет стремиться как можно быстрее уехать отсюда… как можно дальше…
– Ага, – сказал толстяк, помрачнев, – вчера довольно просто было ее отыскать. У той дороги, по которой ее Циклоп вез, одно только направление. В один городок она ведет, других рядом нет. Обзвонили все гостиницы города и – нашли ее…
– Припоздали маленько, – с сожалением сказал еще Борисыч, – дали маху сначала. Решили, что она в гостинице покруче зависла – с такими-то бабками. А она оказалась в самой что ни на есть говенной… А теперь-то куда ехать? Где ее искать?
– Да-а, – протянул толстяк, – сейчас не позвонишь, представляясь родственником, в гостиницу и не попросишь вспомнить девушку по приметам…
– Ладно, – проговорил Борисыч, – давай садись. Разворачиваемся.
– И куда?
– Туда, – проворчал Борисыч, – удар был встречный, да? Тот грузовик, что разбил… этот грузовик поехал в сторону, противоположную той… куда ехал этот грузовик, который был разбит… тем грузовиком.
– Чего-о?! – вытаращил глаза толстяк. – Куда ехать-то? Ты не выпендривайся, а рукой покажи!
Борисыч показал.
– А-а… – качнул головой толстяк, – нормально. Поехали. Направление хотя бы мы знаем. И уехал тот грузовик недалеко – следы свежие… Как это еще он и с нами не столкнулся?
– Эта грунтовка пересекает трассу, – буркнул Борисыч, – наверное, он успел прошмыгнуть через трассу прежде, чем на том участке оказались мы.
Толстяк пожал плечами и уселся в машину. Подождал, пока Борисыч опустится рядом с ним – на водительское место, – и предположил:
– А что если тот грузовик тоже развернулся и обратно поехал?
Борисыч скрипнул зубами.
– Если, если… – прохрипел он, заводя мотор, – поехали, и все! Догоним сейчас – хорошо. Не догоним… Нужно охватить все авторемонтные мастерские в округе. Чтобы они задержали грузовик с разбитой кабиной… А потом с водилой этого грузовика потолкуем. Скорее всего девчонка уехала с ним.
– Да-да, – закивал толстяк, – я тоже так думаю. А может, ее и похитили… – он кивнул на окровавленное колесо, они как раз проезжали мимо искореженной кабины грузовика.
– Вполне может быть, – согласился Борисыч, – а кто напал-то? Мы всю братву в округе знаем. Да и они в наше дело соваться не будут – они пацаны правильные, с понятиями.
– Значит, беспредельщики работают, – подхватил толстяк, – они и грузовик изуродовали и водилу этого убили… Эх, найдем их, будет дело!
– Ага, – клацнул зубами Борисыч, – душу вытрясу из пидарасов…
* * *
Автофургон выехал из ворот крематория и, виляя по дороге, полетел вперед. Автофургон никак не мог удержаться на трассе и в конце концов, съехав в кювет, продолжал свой путь там, уже не пытаясь вскарабкаться на насыпь трассы.
– Т-тут т-точно ме-ме-нтов нет? – спросил Ваня у сидящего рядом Петровича.
Петрович мотнул свесившейся на грудь головой и что-то промычал.
– Вро-де нет т-тут ментов, – ответил за него Ваня, – сколько р-раз ездил… ни одного н-не видел. А и правильно! Ка-ка-ка-кого хрена им тут делать, если т-тут… не на-на… живешься…
Петрович снова издал какой-то звук, судя по всему, носом.
– Вот и я г-говорю, – согласился Ваня, – с-сейчас с-скоро грунтовка начнется… А потом и приедем, куда нужно…
Петрович пошевелился. Он поднял голову, открыл мутные глаза, нахмурился и снова закрыл их. Потом разлепил губы и что-то прохрипел.
– Чего? – переспросил Ваня.
Петрович снова уронил голову на грудь.
Ваня подумал немного и вдруг расцвел.
– Е-ек-карный бабай!! – заорал он. – Ид-дея! Как я р-раньше не дога-дался!
Он сильно крутанул руль. Автофургон, едва не опрокинувшись, резко вильнул от насыпи трассы и поехал прямо в пустынную степь.
– Т-так-то лучше буд-дет, – удовлетворенно проговорил Ваня, – напрямик… и ни в кого не врежемся и не это… не перевернемся…
Петрович снова пошевелился и издал протяжный жалобный стон.
– Чего? – переспросил Ваня. – Водки? Нет, Петрович, водки больше не осталось… Ты же сам большую часть выпил, пока я блевать ходил… К-кстати… так нехорошо поступать, в-вот…
Ваня икнул и продолжал разговор с безмолвным Петровичем.
– Я понимаю, ч-что… это т-твоя водка. Это тебе ее подарил на ден-нь р-рождения косоглазый сторож-ж… Целый литр… Но одному ее почти всю в-выпить… Это, извини м-меня, свинство, вот… Хорошо, еще успели жмуриков разгрузить… Или не успели?
Ваня попытался задуматься, а потом залихватски сплюнул за окошко.
– Успели, – решил он, – м-машина легко идет-т… Я т-тогда ра-работникам сказал, чтобы они сами разгружали… А гробы оставили. Нам еще в них возить и возить… Вот они и разгрузили…
Впереди, слева и справа от Вани расстилалось совершенно пустое пространство. Трасса позади давно уже не была видна в зеркало заднего вида.
Ваня вдруг ощутил себя капитаном затерянного в Мировом океане корабля. Он гордо подбоченился и отважно замычал, глядя прямо перед собой.
Через несколько минут Ваня вдруг заметил, что бессмысленное мычание стало формироваться во вполне разумный текст, в котором для Петровича – если б он был в состоянии воспринимать окружающую действительность – нетрудно было бы узнать слова старинной пиратской песни:
– Пя-тнадц-ать челове-ек на сунду-у-ук мертвеца!! – горланил Ваня. – Йо-хо-хо-о-о!.. Хо-хо-о… И бу-бу-тылка р-рому!!
Уже в крематории Петрович и Ваня, будучи в совершенно невменяемом состоянии, все-таки выгрузили из машины гробы с покойничками, но совершенно забыли про симпатичную девушку с самодельным рюкзаком, которую сами же засунули под лавку. Так и не заметив Саши, алкаши сразу же рванули на всех парах в авторемонтную мастерскую.
* * *
Спустя пару сотен тысяч лет Саша открыла глаза. Большой разницы – между тем, что она видела с закрытыми глазами, и тем, что она видела теперь с открытыми, – не было. Ничего она не видела. Чернота.
Саша пошевелилась.
«Паша, – вспоминала она, – поломка машины… Грузовик. Игнат – брат Паши… Дорога, дорога… Автофургон навстречу… Страшно. Прыгай!! Удар… Пыльная земля и… Все. Больше ничего не помню…»
Тут Саше внезапно пришло на ум, что она пробуждается не впервые.
Д-да, она теперь вспомнила, она несколько раз приходила в себя и ощущала примерно то же, что и сейчас, – боль во всем теле, кромешную темноту вокруг… Только тогда ее жутко трясло, а сейчас темнота вокруг нее неподвижна и безмолвна…
Саша прислушалась. Откуда-то далеко доносились до нее какие-то голоса.
Саша попыталась приподнять голову, но тут же больно ударилась.
«Рюкзак, – вспомнила она и тотчас ощутила за своей спиной какую-то тяжесть, – на месте… И кажется – полный. Да, полный… Деньги… Опасность».
– Не знаю, как я здесь оказалась, – проговорила Саша вслух, чтобы послушать, как звучит ее голос, – не знаю даже, где я оказалась. Но отсюда надо убраться поскорее. Надо найти другое убежище, где можно было бы отлежаться немного, пока силы вновь не наполнят мое тело… Безопасное убежище…
Она перевернулась на живот и поползла, ощупывая темноту вокруг себя.
В ноздри ей вдруг ударил странный запах. Запаха, подобного этому, она еще ни разу не ощущала, но понимала, что этот запах определяет опасность и…
– Смерть, – сказала Саша.
Над ее головой теперь была пустота. Саша попыталась подняться на ноги. Это ей удалось только тогда, когда она нащупала слева от себя металлическую стенку – теплую, словно нагретую солнцем.
Саша обернулась и увидела в нескольких шагах от себя полосы яркого желтого света. Шатаясь, она подошла к полосам, оказавшимся при ближайшем рассмотрении щелями.
Она прильнула к щелям и увидела перед собой – сквозь щели – двор, залитый уже гаснущим солнечным светом, кусок забора и какой-то ветхий сарай у самого забора.
Дверь в сарай была приоткрыта.
«Туда, – решила Саша, – там отлежаться немного… Там меня не будут искать…»
Почему-то она была уверена в этом.
Саша толкнула металлическую преграду перед собой. Желтые щели стали шире, а когда металлические створки распахнулись, исчезли совсем, превратившись в широкий дверной проем.
Саша на несколько мгновений зажмурилась, защищая глаза, мгновенно вспыхнувшие болью от прикосновения солнечных лучей.
Когда она открыла глаза, перед ней по-прежнему был сарай. Во дворе никого не было видно, только откуда-то сзади доносились людские голоса – кто-то о чем-то ожесточенно спорил.
Саша спрыгнула на землю. Минуту стояла, покачиваясь, боясь продолжать движение. Поправила рюкзак за спиной.
Потом, стараясь передвигаться как можно тише, она побежала к полуокрытой двери сарая.
Сарай встретил ее почти такой же темнотой, в какой Саша очнулась всего несколько минут назад.
Потом Саша оглянулась.
– Это я, оказывается, в автофургоне была, – прошептала она, – а как я туда попала?..
Тут она вздрогнула, прочитав надпись на борту автофургона – «Похоронное агентство "Черный обелиск". И вспомнила…
«Это же тот фургон, что врезался в грузовик, на котором ехала я с… с Игнатом, – зашевелились мысли в голове у Саши, – но как я здесь оказалось-то? И что с Игнатом? Помнится, удар при столкновении был ужасный…»
Саша почувствовала, что ее ноги стали подгибаться. Она опустилась на корточки, уперевшись дрожащими ладонями в грязный пол. И поползла вдоль стены сарая.
На пути ей пришлось огибать какие-то непонятные металлические конструкции, очень похожие на остовы автомобилей. Под один из таких остовов Саша заползла и остановилась, не в силах двигаться дальше.
Она опустилась на сырую приятно прохладную землю и тотчас закрыла глаза.
Слова, долетавшие сквозь щели в стене сарая, казались ей чужими и ненужными, и голоса, которыми эти слова произносились, были незнакомыми.
Слова вяло толкались в ее барабанные перепонки, застревали и таяли, не доходя до ее мозга. Впрочем, нет, кое-что Саша услышала и успела отметить в своем сознании, прежде чем заснуть тяжелым нездоровым сном:
– Чего ты мне втираешь, падла?!! Говори, кто еще был в этом грузовике, сучара!!!
* * *
Двор авторемонтной мастерской, окруженной высоким металлическим забором, был пуст, если не считать нескольких смятых, точно под прессом, машин, беспорядочно сваленных в углу у длинного сарая громадной кучей ржавого лома; да еще черного старинного «Мерседеса», стоящего рядом с автофургоном с выбитым лобовым стеклом и здорово смятым передним бампером.
Семен Борисович, тот, что называл себя Эдиком и к кому чаще всего обращались просто Борисыч, размахнулся и ударил изо всех сил кулаком в лицо стоящего напротив него человека, одетого в одни только грязные семейные трусы до колен.
Человек в трусах полетел на землю, да так и остался лежать, не выказывая никакого желания подняться и попытаться дать сдачи.
Борисыч пнул его несколько раз ногой в живот, человек только промычал что-то нечленораздельное.
– Да оставь ты его, – к Борисычу подошел толстяк в рубашке, пошитой из того материала, из которого очень часто шьют постельные матрасы, – видишь, он пьяный в дупелину… Он вообще говорить не может. А соображать – тем более.
– Отвали! – ощерился на него Борисыч, и толстяк отступил на шаг. – У себя в кафе командовать будешь, понял? Буфетчик херов…
– Понял, – пробормотал толстяк.
– А-а… п-пон-нял… – раздался плывущий голос, – я н-ничего н-не… зы… зы-наю…
Борисыч еще раз пнул распростертого у его ног полуголого человека и заорал, потрясая над ним кулаками:
– Чего ты мне втираешь, падла?! Говори, кто еще был в этом грузовике, сучара!!!
Никакого ответа он не услышал.
– Ладно, – прохрипел Борисыч, – давай сюда второго козла.
Толстяк огляделся:
– А где я его тебе возьму?
– А-а-а!! – заревел выведенный, кажется, совершенно из терпения Борисыч. – Достали вы меня, бляди! Ни хрена с вами каши не сваришь! Почему я все один должен делать?! Вот из-за того, что вы ни черта делать не хотите, мы и возимся столько времени!! Витьку Циклопа грохнули уже – мало?! Вася! – заорал Борисыч, озираясь вокруг. – Ва-а-ася!!
Вызываемый Вася появился немедленно – здоровенный детина с копной рыжих волос на голове. В громадном кулаке Васи болтался стиснутый за ворот телогрейки, конечно, Ваня по прозвищу Фофан.
– Сюда его! – хищно сказал Борисыч, указывая место прямо перед собой – чуть поодаль от все еще валяющегося на земле человека в семейных трусах.
Ваня по прозвищу Фофан полетел под ноги Борисычу, а Вася остановился поодаль, потирая свои гигантские кулаки, густо покрытые рыжей шерстью.
– Чего тебе еще? – обернулся к нему Борисыч.
– Ты… это… – замялся Вася, – ты, Борисыч, не того… Ты говорил, что просто потолкуешь с этими ребятами, а сам… Вон у Петровича вся морда разбита…
Человек в трусах приподнял голову и что-то жалобно промычал.
– Не понял… – нехорошо прищурился Борисыч, – ты на кого прешь, козел?