Страница:
– При чем тут рыжий цвет? – отправив Кирилыча куда следует, самодовольно спросил Базилио.
– Но вы же сказали, что хотите расцветить свою жизнь новыми красками. А я могу предложить вам только одну краску – рыжую. У меня рыжие не только мои волосы. Я сама рыжая – по жизни.
– Лиса Алиса? – усмехнулся Базиль.
– Ну да. Вам что, Олег Кирилыч сказал?
– Что сказал?
– Мое имя, – снисходительно улыбнувшись, проговорила та.
Базиль поймал себя на мысли, что владелец «Морского конька» едва ли кривил душой, когда говорил, что с этой девушкой надо быть осторожнее: жжется. Да, она в самом деле не похожа на других официанток этого клуба.
Она совершенно иная.
Базиль установил это с точностью патологоанатома, делающего вскрытие. …Несмотря на то что Китобой любил титуловать Базилио идиотом, остолопом, кретином, болваном и иными, еще менее лестными наименованиями, тот мало им соответствовал, потому как был довольно умным и проницательным человеком и неплохо разбирался в людях. И это несмотря на шесть классов образования.
Именно поэтому Китобой, львиную часть ближайшего окружения которого теперь составляли люди с высшим юридическим, экономическим и иным вузовским образованием, ценил недоучку Базилио и держал его при себе.
– Ты в самом деле похожа на лису, – неожиданно для себя самого проговорил Базиль. – Особенно глаза. Тебе никто не говорил, какие у тебя опасные глаза?
– Говорили, – отозвалась Алиса. – А вот тебе не говорили, что ты изрядно смахиваешь на кота Базилио?
На «ты» она, стоит отметить, перешла с той же легкостью, что и ее собеседник.
Он усмехнулся.
– Олег Кирилыч назвал же тебя Котом Базилио, – продолжала она. – Правда, он тут же исправился и обратился к тебе по имени-отчеству: Сергей Иванович. Но это, по-моему, напрасно. Ты не Сергей Иванович. Ты в самом деле типичный кот Базилио.
– Ну коли так, давай выпьем, – сказал Базиль, открывая шампанское. – Лиса Алиса и кот Базилио… нарочно не придумаешь.
Придумаешь. Еще как придумаешь. Особенно если знать о подобной встрече заранее и рассчитать каждый жест, каждое движение и каждую истекшую с момента знакомства минуту.
Нет ничего банальнее знакомства в ночном клубе. Нет ничего банальнее возможных вариантов его продолжения. Особенно если оба участника этого приятного знакомства не гонятся за оригинальностью, а, напротив, – идут по самому короткому и наезженному пути.
По всей видимости, мужчина и женщина с каноническими определениями своей сущности – Кот Базилио и Лиса Алиса – пошли именно по такому пути. Иначе как истолковать то, что уже через полтора часа они оказались в одном из номеров второго этажа, который владелец «Морского конька» Олег Кириллович Гринько довольно презрительно именовал «кабинками для особо озабоченных».
– Я думала, ты гораздо хуже, – пробормотала Алиса, отстраняя лицо от потного плеча Базиля. – Обычно такие накачанные молодые люди, как ты, являют собою полное интеллектуальное бессилие и, что самое трагичное, половое бессилие тоже. Недавно мне одна моя подруга рассказала историю про то, как ее пытались трахнуть в тренажерном зале. Четыре квадратных амбала со шварценеггеровской макулатурой… то есть мускулатурой. Она задержалась на тренировке дольше обычного, а потом по ошибке зашла в мужскую раздевалку. И что же ты думаешь?
– Что… я думаю? – буркнул Вася, которому после его с Алисой секс-экзерсисов не хотелось не то что вести насыщенный диалог, но даже слушать, что говорит его случайная подруга.
– Ни у одного из этих уродов даже не встало! Вроде как они хотели, да только, наверно, одного хотения было недостаточно. Так что они ее только потискали, ей уже самой захотелось, а эти козлы что-то пробурчали и начали одеваться. Вот такие дела.
– Угу…
– А что ты сегодня, как только пришел, был такой мрачный? Сидел и пил с таким видом, словно хотел дико напороться и забыться.
– Да так, – неопределенно отозвался Базиль, – получил я сегодня дюлей влегкую.
– От Маркова?
Как ни перла Базиля расслабуха, он все-таки приподнялся на одном локте и вопросительно взглянул на Алису.
– Да… от Маркова. А ты откуда знаешь?
– Ну уж… работать в клубе, который ему фактически принадлежит, и не знать о нем. А что он тебя сегодня пропесочил, так это я только предположила.
– Не надо таких предположений, – мрачно проговорил Базиль. – Предположила…
– Да ладно тебе… котелло, – с легкой иронией произнесла Алиса и погладила его по небритой щеке. – К слову пришлось. А про Маркова я потому упомянула, что мне про него все уши прожужжали. Дескать, чуть ли не самый серьезный человек в этом городе. Широкие связи… с Москвой в том числе. И еще, – девушка наклонилась к его уху, – несмотря на то что я тут работаю только один день, мне уже напели несколько занимательных историй про некоего Робина.
Базилио вздрогнул.
– И что тебе рассказывали?
– Да так… разные страшные сказки для малышей среднего детсадовского возраста. Цепной пес Китобоя, который его спускает на всех своих недругов… эдакая собака Баскервилей нашего времени.
Грязнов осуждающе поджал губы и покачал головой.
– У тебя не в меру болтливый язык, – произнес он. – Не нужно говорить об этом. Тем более что, по слухам, этот Робин часто бывает в «Морском коньке». Просто никто не знает его в лицо. Может быть, он и сейчас отвисает внизу… в зале.
Алиса глухо засмеялась.
– Ну хорошо, Вася. Не буду больше. Просто мне раззадорили любопытство… рассказывали, как недели две назад убили какого-то Сафина… Симонова… Сафонова с расстояния чуть ли не в два километра. Ближе подобраться было нельзя, да и не потребовалось…
– Кто это все болтает? – раздраженно перебил ее Базилио.
– Да какая разница… О ком же еще сплетничать местным работничкам, как не о своих хозяевах?
– Ты какая-то странная, бля буду, – не удержался от критического восклицания Базиль. – Вроде как жестко продуманная, и в то же самое время фильтр засорился… Тебе фильтровать базар надо. У нас братва не любит про этого Робина трепаться. Кто он такой, я не знаю и знать не желаю. Кто мало знает, тот долго живет, сама понимаешь. Не маленькая уже.
В самом деле – не маленькая. Двадцать три года от роду, и за спиной пролегла дорога, которую иной человек не прошел бы и за всю жизнь.
Дорога истоптанных кривых судеб и слепых, невероятно нелепых и в результате провидческих, по-змеиному прихотливых капризов случая.
Слишком много совпадений. Слишком много. …Нет, Алиса вовсе не имела в виду то, как смехотворно точно совпало прозвище ее случайного саратовского знакомца с ее собственным именем и в результате образовало классическую пару жуликов и воришек из известного произведения Алексея Толстого.
Это еще ничего. А вот то, как она встретилась с человеком, знакомство с которым было одним из важнейших этапов ее деятельности в этом городе… вот это было интересно.
Она вспомнила, как точно так же несколько лет тому назад, наверно, в самую страшную для нее ночь, она встретила другого человека, которому суждено было сыграть совсем непродолжительную, но такую важную роль в ее короткой, как грозовая июньская ночь, жизни.
Его звали Владимир Свиридов, и Алиса помнила каждый час, который она провела с ним. Нет, это была вовсе не любовь, хотя бы просто потому, что после смерти ее родителей Алиса не могла представить, каким образом можно любить чужого человека до самозабвения. Глупые забавы для школьников…
Нет, для Алисы Смоленцевой даже говорить о возможности какого-то чувства к мужчине казалось бессмысленным и смешным. Возможно, это тоже в своем роде пережиток юношеского максимализма и подчеркнуто скептического отношения к жизни, слишком выпуклого и нарочитого, чтобы быть искренним… но тогда она верила, что это именно так.
Она как воочию помнила темные глаза и тревожно застывшее в полумраке почти пустого ночного клуба лицо Владимира. Ей всегда казалось, что это было совсем недавно.
Он оказался для нее единственным человеком, с которым она чувствовала себя спокойной и защищенной – и это несмотря на то что его ни на секунду не отпускала слепая, будоражащая тревога… Алиса часто ловила ее в глазах Свиридова, но он ни на секунду не давал ей усомниться в том, что ему хорошо и уютно рядом с ней.
Впрочем, о каком взаимопонимании может идти речь, если они провели вместе всего лишь три ночи и четыре дня.
Алиса не знала и не хотела знать, кто таков этот человек, которого она так нелепо и так удачно выбрала для себя из сотен других мужчин – различной степени привлекательности и неравнодушности к ней самой, деньгам и влиянию ее отца.
Только однажды, в день, оказавшийся последним для их нелепого и такого небывалого существования вместе, бок о бок, она спросила его:
– Влодек (Алиса на польский манер называла его Влодеком, все-таки ее отец был поляком), а кто ты, собственно, такой? Ты говорил, что ты офицер… но офицеры ходят на службу, ездят в командировки, а ты… ты вот уже несколько дней сидишь дома и стреляешь из своего пневматического пистолета в потолок. Уже в двух рожках люстры лампочки прострелил…
– А ты что, уже захотела, чтобы я уехал в командировку? – скептически спросил он. – Мы же с тобой прожили вместе всего три дня, а ты уже интересуешься… а не поехать ли тебе, дорогой, в командировку.
На этом инцидент был исчерпан. А на следующий день – знаменательный, великий и кровавый день третьего октября тысяча девятьсот девяносто третьего года – Владимир исчез навсегда. Через две недели Алиса узнала, что он принимал участие в событиях у Белого дома и телецентра Останкино, и даже прочитала его фамилию в списке погибших.
Позже она узнала, что произошла какая-то путаница в бумагах и что Владимир не погиб в девяносто третьем. По бумагам получалось, что он был убит… в Афганистане в восемьдесят восьмом году.
Алиса оказалась женой человека, который официально был мертв. Она попыталась найти его могилу, но никто толком не мог ответить, где похоронен человек, который совсем недавно стал ее мужем.
Глава 3
– Но вы же сказали, что хотите расцветить свою жизнь новыми красками. А я могу предложить вам только одну краску – рыжую. У меня рыжие не только мои волосы. Я сама рыжая – по жизни.
– Лиса Алиса? – усмехнулся Базиль.
– Ну да. Вам что, Олег Кирилыч сказал?
– Что сказал?
– Мое имя, – снисходительно улыбнувшись, проговорила та.
Базиль поймал себя на мысли, что владелец «Морского конька» едва ли кривил душой, когда говорил, что с этой девушкой надо быть осторожнее: жжется. Да, она в самом деле не похожа на других официанток этого клуба.
Она совершенно иная.
Базиль установил это с точностью патологоанатома, делающего вскрытие. …Несмотря на то что Китобой любил титуловать Базилио идиотом, остолопом, кретином, болваном и иными, еще менее лестными наименованиями, тот мало им соответствовал, потому как был довольно умным и проницательным человеком и неплохо разбирался в людях. И это несмотря на шесть классов образования.
Именно поэтому Китобой, львиную часть ближайшего окружения которого теперь составляли люди с высшим юридическим, экономическим и иным вузовским образованием, ценил недоучку Базилио и держал его при себе.
– Ты в самом деле похожа на лису, – неожиданно для себя самого проговорил Базиль. – Особенно глаза. Тебе никто не говорил, какие у тебя опасные глаза?
– Говорили, – отозвалась Алиса. – А вот тебе не говорили, что ты изрядно смахиваешь на кота Базилио?
На «ты» она, стоит отметить, перешла с той же легкостью, что и ее собеседник.
Он усмехнулся.
– Олег Кирилыч назвал же тебя Котом Базилио, – продолжала она. – Правда, он тут же исправился и обратился к тебе по имени-отчеству: Сергей Иванович. Но это, по-моему, напрасно. Ты не Сергей Иванович. Ты в самом деле типичный кот Базилио.
– Ну коли так, давай выпьем, – сказал Базиль, открывая шампанское. – Лиса Алиса и кот Базилио… нарочно не придумаешь.
Придумаешь. Еще как придумаешь. Особенно если знать о подобной встрече заранее и рассчитать каждый жест, каждое движение и каждую истекшую с момента знакомства минуту.
* * *
Нет ничего банальнее знакомства в ночном клубе. Нет ничего банальнее возможных вариантов его продолжения. Особенно если оба участника этого приятного знакомства не гонятся за оригинальностью, а, напротив, – идут по самому короткому и наезженному пути.
По всей видимости, мужчина и женщина с каноническими определениями своей сущности – Кот Базилио и Лиса Алиса – пошли именно по такому пути. Иначе как истолковать то, что уже через полтора часа они оказались в одном из номеров второго этажа, который владелец «Морского конька» Олег Кириллович Гринько довольно презрительно именовал «кабинками для особо озабоченных».
– Я думала, ты гораздо хуже, – пробормотала Алиса, отстраняя лицо от потного плеча Базиля. – Обычно такие накачанные молодые люди, как ты, являют собою полное интеллектуальное бессилие и, что самое трагичное, половое бессилие тоже. Недавно мне одна моя подруга рассказала историю про то, как ее пытались трахнуть в тренажерном зале. Четыре квадратных амбала со шварценеггеровской макулатурой… то есть мускулатурой. Она задержалась на тренировке дольше обычного, а потом по ошибке зашла в мужскую раздевалку. И что же ты думаешь?
– Что… я думаю? – буркнул Вася, которому после его с Алисой секс-экзерсисов не хотелось не то что вести насыщенный диалог, но даже слушать, что говорит его случайная подруга.
– Ни у одного из этих уродов даже не встало! Вроде как они хотели, да только, наверно, одного хотения было недостаточно. Так что они ее только потискали, ей уже самой захотелось, а эти козлы что-то пробурчали и начали одеваться. Вот такие дела.
– Угу…
– А что ты сегодня, как только пришел, был такой мрачный? Сидел и пил с таким видом, словно хотел дико напороться и забыться.
– Да так, – неопределенно отозвался Базиль, – получил я сегодня дюлей влегкую.
– От Маркова?
Как ни перла Базиля расслабуха, он все-таки приподнялся на одном локте и вопросительно взглянул на Алису.
– Да… от Маркова. А ты откуда знаешь?
– Ну уж… работать в клубе, который ему фактически принадлежит, и не знать о нем. А что он тебя сегодня пропесочил, так это я только предположила.
– Не надо таких предположений, – мрачно проговорил Базиль. – Предположила…
– Да ладно тебе… котелло, – с легкой иронией произнесла Алиса и погладила его по небритой щеке. – К слову пришлось. А про Маркова я потому упомянула, что мне про него все уши прожужжали. Дескать, чуть ли не самый серьезный человек в этом городе. Широкие связи… с Москвой в том числе. И еще, – девушка наклонилась к его уху, – несмотря на то что я тут работаю только один день, мне уже напели несколько занимательных историй про некоего Робина.
Базилио вздрогнул.
– И что тебе рассказывали?
– Да так… разные страшные сказки для малышей среднего детсадовского возраста. Цепной пес Китобоя, который его спускает на всех своих недругов… эдакая собака Баскервилей нашего времени.
Грязнов осуждающе поджал губы и покачал головой.
– У тебя не в меру болтливый язык, – произнес он. – Не нужно говорить об этом. Тем более что, по слухам, этот Робин часто бывает в «Морском коньке». Просто никто не знает его в лицо. Может быть, он и сейчас отвисает внизу… в зале.
Алиса глухо засмеялась.
– Ну хорошо, Вася. Не буду больше. Просто мне раззадорили любопытство… рассказывали, как недели две назад убили какого-то Сафина… Симонова… Сафонова с расстояния чуть ли не в два километра. Ближе подобраться было нельзя, да и не потребовалось…
– Кто это все болтает? – раздраженно перебил ее Базилио.
– Да какая разница… О ком же еще сплетничать местным работничкам, как не о своих хозяевах?
– Ты какая-то странная, бля буду, – не удержался от критического восклицания Базиль. – Вроде как жестко продуманная, и в то же самое время фильтр засорился… Тебе фильтровать базар надо. У нас братва не любит про этого Робина трепаться. Кто он такой, я не знаю и знать не желаю. Кто мало знает, тот долго живет, сама понимаешь. Не маленькая уже.
* * *
В самом деле – не маленькая. Двадцать три года от роду, и за спиной пролегла дорога, которую иной человек не прошел бы и за всю жизнь.
Дорога истоптанных кривых судеб и слепых, невероятно нелепых и в результате провидческих, по-змеиному прихотливых капризов случая.
Слишком много совпадений. Слишком много. …Нет, Алиса вовсе не имела в виду то, как смехотворно точно совпало прозвище ее случайного саратовского знакомца с ее собственным именем и в результате образовало классическую пару жуликов и воришек из известного произведения Алексея Толстого.
Это еще ничего. А вот то, как она встретилась с человеком, знакомство с которым было одним из важнейших этапов ее деятельности в этом городе… вот это было интересно.
Она вспомнила, как точно так же несколько лет тому назад, наверно, в самую страшную для нее ночь, она встретила другого человека, которому суждено было сыграть совсем непродолжительную, но такую важную роль в ее короткой, как грозовая июньская ночь, жизни.
Его звали Владимир Свиридов, и Алиса помнила каждый час, который она провела с ним. Нет, это была вовсе не любовь, хотя бы просто потому, что после смерти ее родителей Алиса не могла представить, каким образом можно любить чужого человека до самозабвения. Глупые забавы для школьников…
Нет, для Алисы Смоленцевой даже говорить о возможности какого-то чувства к мужчине казалось бессмысленным и смешным. Возможно, это тоже в своем роде пережиток юношеского максимализма и подчеркнуто скептического отношения к жизни, слишком выпуклого и нарочитого, чтобы быть искренним… но тогда она верила, что это именно так.
Она как воочию помнила темные глаза и тревожно застывшее в полумраке почти пустого ночного клуба лицо Владимира. Ей всегда казалось, что это было совсем недавно.
Он оказался для нее единственным человеком, с которым она чувствовала себя спокойной и защищенной – и это несмотря на то что его ни на секунду не отпускала слепая, будоражащая тревога… Алиса часто ловила ее в глазах Свиридова, но он ни на секунду не давал ей усомниться в том, что ему хорошо и уютно рядом с ней.
Впрочем, о каком взаимопонимании может идти речь, если они провели вместе всего лишь три ночи и четыре дня.
Алиса не знала и не хотела знать, кто таков этот человек, которого она так нелепо и так удачно выбрала для себя из сотен других мужчин – различной степени привлекательности и неравнодушности к ней самой, деньгам и влиянию ее отца.
Только однажды, в день, оказавшийся последним для их нелепого и такого небывалого существования вместе, бок о бок, она спросила его:
– Влодек (Алиса на польский манер называла его Влодеком, все-таки ее отец был поляком), а кто ты, собственно, такой? Ты говорил, что ты офицер… но офицеры ходят на службу, ездят в командировки, а ты… ты вот уже несколько дней сидишь дома и стреляешь из своего пневматического пистолета в потолок. Уже в двух рожках люстры лампочки прострелил…
– А ты что, уже захотела, чтобы я уехал в командировку? – скептически спросил он. – Мы же с тобой прожили вместе всего три дня, а ты уже интересуешься… а не поехать ли тебе, дорогой, в командировку.
На этом инцидент был исчерпан. А на следующий день – знаменательный, великий и кровавый день третьего октября тысяча девятьсот девяносто третьего года – Владимир исчез навсегда. Через две недели Алиса узнала, что он принимал участие в событиях у Белого дома и телецентра Останкино, и даже прочитала его фамилию в списке погибших.
Позже она узнала, что произошла какая-то путаница в бумагах и что Владимир не погиб в девяносто третьем. По бумагам получалось, что он был убит… в Афганистане в восемьдесят восьмом году.
Алиса оказалась женой человека, который официально был мертв. Она попыталась найти его могилу, но никто толком не мог ответить, где похоронен человек, который совсем недавно стал ее мужем.
Глава 3
Гости съезжались на дачу…
– Да, я слушаю, – проговорил Свиридов, лениво дотягиваясь до телефона, который назойливо трезвонил вот уже битую минуту. – Да говорите же, еб тыбыдып!
Это утро нельзя было назвать самым приятным в его жизни. Накануне поздно вечером его с Фокиным опять вызывали в милицию и задали два-три глупейших вопроса, после которых Владимир едва не пришел в бешенство, а Афанасия пришлось буквально оттаскивать от следователя. Процесс усмирения разбушевавшегося церковнослужителя стоил последнему нескольких ударов по шее и по почкам, после чего Фокина торжественно водворили в КПЗ.
Разгневанный Свиридов позвонил Маркову, и Фокина выпустили под залог и подписку о невыезде.
Всю ночь Владимиру не спалось. Надо сказать, что ночевал он у брата Ильи, где и был официально прописан, хотя чаще всего жил в другой квартире, оформленной на третье лицо. Как говорится, в берлоге, где можно было в любой момент отлежаться и переждать неприятности. …Свиридов ворочался с боку на бок и размышлял над тем, что, по всей видимости, следователь был прав и что Орлов в самом деле направлялся к нему, Свиридову.
Но зачем? Или здесь замешана та, которую он не видел уже несколько лет и почти забыл, как она выглядит, – Алиса? Ведь этот найденный в канаве мертвым Артур Орлов был шофером ее отца…
Под утро ему все-таки удалось задремать, но этот ранний звонок вырвал его из объятий невыразимо приятной утренней дремы, особенно желанной после бессонной ночи. Владимир в очередной раз проклял выработанный годами работы в спецслужбах сигнальный звериный инстинкт, никогда не позволяющий ему отключаться совершенно, каким бы утомленным и разбитым он себя ни чувствовал.
Как оказалось, звонил Китобой. Судя по голосу, он был в довольно-таки приподнятом настроении, что в последнее время было для него большой редкостью.
– Але, Вован, не пузырься, что я тебе в такое ранье звякнул. Просто я хотел тебе сказать, что у меня сегодня знаменательная дата.
– Что-что? – недовольно отозвался Владимир. – Какая там еще знаменательная дата? День рождения Хо Ши Мина, что ли?
– Какого еще Хо Ши Мина, ежкин кот? Сегодня мой, понимаешь… день рождения. Сорок лет. Я совсем и забыл, что там закупили жрачки и бухла на несколько штук баксов и отгрузили на дачу. Новая у меня дача, не знал? Так что, будь любезен, сегодня к трем! Будь там, как штык!
– День рождения? Мои наилучшие поздравления… А что касается дачи… мы же договаривались, Валера, что мне не стоит особо светиться, а?
– Да ладно тебе, – откликнулся Китобой. – Это уже перебор, Володя. Да кто там что подумает, а? Там же сто человек будет всяких… Тем более что… Знаешь, кто будет освящать мою новую конуру?
– Если ты скажешь, что Фокин, я буду долго и истерично смеяться.
– Вот именно, Фокин!
– Ну ты даешь, Валера. Ну…
– Да никаких «ну»! Услуга за услугу! Вытащил я твоего Афоню из КПЗ… Вытащил.
– Вытащил. Только, наверно, не столько моего, сколько твоего, если он тебе пропилеи собрался освящать.
– Но ведь когда ты меня о чем-то просишь, я всегда иду тебе навстречу. Помнишь, недавно ты трамбовал какую-то жесткую шмару, у нее муж типа московский банкир? Так стоило тебе только заикнуться: Валера, дай погонять «мерс», а то «бэха» – это как-то несолидно, я же не стал рамсовать, верно? Так что приезжай, не пожалеешь. Телки там из агентства модельного подогнались, все зашкальный отпад… да и вообще. Бассейн, сауна, бильярд, все такое. У меня там есть газончик английский, так у него один подогрев на семь штук гринов тянет. Голландская система, на стадионе у «Аякса» примерно такой же.
– Только у «Аякса», наверно, немного побольше. Хорошо, я приеду, – произнес Владимир. – Но только ты со свойственной тебе предусмотрительностью не оставил мне расклада. Думаешь, я имею понятие о том, где тебе отгрохали этот дворец?
– Поедешь вместе с Афанасием, – ответил Марков и, коротко попрощавшись, дал отбой.
…Свиридов доехал до нового загородного особняка Маркова вместе с Фокиным. Впрочем, если быть до конца точным, это Фокин доехал до китобоевской Альгамбры со Свиридовым, потому что ехал Афанасий на свиридовском «БМВ»: свой потрепанный «Опель» пресвятой отец буквально на днях познакомил с одним из фонарных столбов на Московском проспекте.
Знакомство вышло столь тесным, что «Опель» без раздумий списали в металлолом, а отцу Велимиру попеняли, что такой уважаемый человек – и так демонстративно пренебрегает правилами дорожного движения. А по совместительству и моральными нормами, потому что на увещевания гибэдэдэшника Афанасий Сергеевич промычал что-то маловразумительное и мешком выпал из салона покалеченного авто.
Перепуганные гибэдэдэшники вызвали «Скорую», врачи которой с удовлетворением констатировали отсутствие каких бы то ни было травм на монументальном теле Фокина, а также наличие алкогольного опьянения в высшей степени, квалифицируемое сакраментальным: «Пьян, как последняя свинья».
Фокина лишили прав, да если бы и не лишили, личного автотранспорта у него все равно уже не было, и вот теперь он сидел в машине Свиридова, размахивал рукавами своей праздничной ризы и возмущенно грохотал глубоким протодиаконским басом:
– Да что ты тащишься, аки смерд на чахлой кобыле? Сто шестьдесят – это разве скорость, пуп ты многогрешный?!
Свиридов только отмахивался, а под конец, устав от воплей и проклятий святого отца, увеличил скорость до двухсот километров в час. Увеличение скорости совпало с ухудшением качества дороги, и «БМВ» начало угрожающе подбрасывать на ухабах. Фокин, который накануне изрядно выпил, наконец замолчал, его доселе багрово-красная физиономия покрылась зеленовато-серой бледностью: вероятно, на почве жесткого абстинентного синдрома Афанасия Сергеевича порядком растрясло и теперь усиленно тошнило.
– Харош, Владимир… харр… ош… по воде аки посуху… бля-а-а…
Свиридов покосился на страдальческую харю отца Велимира, на фоне которой лик святого мученика Себастьяна, пронизанного стрелами, показался бы просто средоточием покоя и довольства жизнью, и поспешил сбавить скорость.
Тем более что уже показался шлагбаум, возле которого маячили две темные фигуры охранников.
Свиридов назвал свою фамилию, ее нашли в списке приглашенных, и машину пропустили под неподвижными стальными взглядами марковской охраны.
Вилла Валерия Маркова в самом деле заслуживала того, чтобы отпраздновать на ней славный сорокалетний юбилей одного из крупнейших бизнесменов Поволжья, по совместительству – влиятельнейшего криминального авторитета, державшего под своим контролем половину саратовской братвы. Эти пропилеи представляли собой внушительнейшее сооружение, изрядно смахивающее на средневековый замок – то ли остроконечными башенками с круглыми окнами по углам здания, то ли стенами с контрфорсами и стрельчатыми окнами…
– Лепота-то какая, – вяло выдавил Фокин и почти вывалился из машины, и его тут же неудержимо выворотило прямо на великолепный английский газон. Доездился, Михаэль Шумахер недоделанный.
Свиридов вспомнил слова Маркова о том, что один подогрев для этого газона обошелся в семь тысяч долларов, и, поспешно подхватив опорожнившегося Фокина под руку, буквально поволок его к внутренней ограде.
В этот момент, едва не задев блистающим черным боком дверцу свиридовского авто, на стоянку перед виллой вырулил огромный «мерс-600», а за ним – два джипа, вероятно, с охраной.
«Это что – новые друзья Китобоя?» – раздраженно подумал Владимир, видя, как только несколько сантиметров отделяли его многострадальную «бэшку» от центра техобслуживания. …Из «Мерседеса» не торопясь извлек свои упитанные телеса высокий рыхлый мужчина лет сорока, с круглым самоуверенным лицом, двойным подбородком, модной трехдневной небритостью и сытым выражением вальяжного и снисходительного довольства жизнью. Погладив вздымающееся над ремнем вместительное брюшко, мужчина пристально посмотрел на дом Китобоя и произнес:
– Это я удачно заехал!
Свиридов скептически посмотрел на цветущее лицо самодовольного господина, окинул взглядом сухощавого невысокого мужчину – довольно-таки пуританского вида, – появившегося рядом с толстяком, и пошел к парадному входу в дом. На самой верхней ступеньке широкой белоснежной лестницы стоял представительный бородатый швейцар в белоснежном фраке и, приветствуя всех входящих поклонами, придерживал массивную трехметровую дверь.
Свиридов присвистнул:
– Ничего себе! Живут же люди, ек-ковалек! А мы с тобой, Афоня, все больше лазаем по стройкам… кирпичи воруем!
Банкетные столы были накрыты в главном приемном зале виллы, по своему великолепию мало чем уступающем иным бальным залам прославленных исторических дворцовых комплексов. У потолка раскинулись в вычурном хрустально-золотом великолепии огромные роскошные люстры. По краю зала шла обведенная фигурным мраморным портиком балюстрада, вдоль которой на белоснежной стене красовалось несколько картин – довольно удачных копий мировых шедевров.
С балюстрады широкие арочные двери вели на огромный балкон с дорическими колоннами, впрочем, сработанными довольно грубо.
На этом-то балконе в окружении нескольких дам в вечерних (хотя день был еще в полном разгаре) туалетах стоял сам виновник торжества. Выглядел он весьма представительно – высокий, широкоплечий, в идеально пригнанном по фигуре дорогом темном костюме. Разговаривая с женщинами, он время от времени оглядывался и искал кого-то взглядом.
– Где этот чертов Базилио? – наконец бросил он одному из стоящих чуть поодаль охранников, и в его голосе, несколько секунд назад бархатно-мягком, явственно прозвучало глухое раздражение. – Я же поручил ему сопроводить Маркелова, а то, не ровен час, заблудится.
– Маркелов только что подъехал. С ним и Сергей Иванович, – почтительно доложил тот.
– Ага… отлично. Подъехал, значится. Вот и чудно, дорогие россияне.
Выдав этот набор трюизмов, Китобой направился в дом – встречать дорогих гостей.
Он столкнулся с толстяком на лестнице. Тот медленно поднимался по ступенькам, опираясь на руку сухощавого господина, который, несмотря на то что был почти на голову ниже своего босса, вероятно, отличался большой физической силой. По крайней мере, так решил Свиридов, который стоял у двери и удерживал на месте беспокойно озирающегося отца Велимира.
Китобой, увидев Владимира, приветливо кивнул ему и бормочущему богохульства пресвятому отцу, а потом поспешил навстречу толстяку:
– Мое почтение, Кирилл Глебович! Рад, что вы приняли мое приглашение.
– И не жалею об этом, – приятным, чуть хрипловатым вальяжным голосом ответил тот. – Не так ли, Януарий Николаевич?
Сухощавый господин с диковинным именем еле заметно кивнул и помог Кириллу Глебовичу подняться на последнюю ступеньку.
– Прошу в дом, господа, – проговорил Китобой и жестом радушного хозяина указал на широко распахнутые бородатым швейцаром двери. – Надеюсь, то, что приготовили мои люди, вам понравится.
– Это кто? – спросил у Фокина Свиридов. – Ты же в курсе почти всех знакомств Маркова. Чего нельзя сказать обо мне…
– Кто? – переспросил Фокин и тут же пожал широченными плечами: – А черрт его знает!!
Форма ответа явно не приличествовала священнослужителю. Вероятно, это почувствовал и сам отец Велимир, потому что повернулся к представительному швейцару с бородой и, неопределенно покрутив пальцем в воздухе, спросил:
– Это… стало быть, братец… вот этот, толстый, на «шестисотом» «мерине» – это кто такой?
– Это Кирилл Глебович Маркелов, известный нижегородский предприниматель, с которым планируется подписание крупного контракта, – без запинки ответил тот.
– А встречают ентого нижегородского… словно это папа римский, – пробурчал Фокин и, задрав ризу, вытащил из карманов джинсов пейджер и маленькую плоскую бутылочку, до половины наполненную янтарной жидкостью, по всей видимости, виски, и прошипел:
– А кто… спер мое кадило?!
Последним в этой процессии шел Базилио. Он был важен и неприступен, ведя под руку какую-то умопомрачительную девицу, при виде которой Фокин присел и длинно и витиевато выругался, что по обыкновению означало у него высшую степень восхищения.
– Ты глянь, Володька, какую будку оттяпал себе этот вертихвост, – проговорил он.
Свиридов, рассеянно взглянув по направлению, указанному отцом Велимиром, кивнул: да, Базилио в самом деле в кои-то веки проявил отличный вкус и пришел на торжество в сопровождении великолепной дамы.
Это была среднего роста молодая женщина лет двадцати с небольшим, с короткими рыжими волосами, глазами цвета морской волны и чуть вздернутым точеным носиком. На ней было закрытое вечернее платье, так удачно подчеркивающее все достоинства и формы ее стройной и статной фигуры, что Владимир и Афанасий, как и все присутствующие мужчины, невольно обратили на нее свое внимание.
Марков не был исключением. Он прищурился, словно страдал близорукостью, и, некоторое время постояв неподвижно, шагнул вперед, но, очевидно, вспомнив о том, что Базилио всего лишь его подручный, с достоинством выпрямился. Когда Базиль поравнялся с ним, произнес:
– Здорово, Вася. Заставляешь ждать. Впрочем, это не суть важно, если учесть, кем ты украсил мой юбилей. Ну представь же меня, Сергей Иваныч.
– А-а-а… – протянул тот. – Познакомься. Это Валерий Леонидович Марков, мой шеф и хозяин этого замечательного дома. А это – Алиса. …Если бы Фокин не пожирал глазами прекрасную незнакомку и посмотрел бы на Свиридова, он увидел бы, как отхлынула кровь от загорелого лица его друга и как конвульсивно дернулись губы…
– Господи… Алиса?!
Обряд освящения новой китобоевской жилплощади прошел, как говорится, на скорую руку, благо человек, призванный провести эту торжественную церемонию, то бишь господин Фокин Афанасий Сергеевич, находился не в самом лучшем самочувствии.
Впрочем, Валерий Леонидович, казалось, и не заметил того, как дрожали руки незадачливого священнослужителя и как в его слова, долженствующие быть преисполненными торжественности и благолепия, время от времени вкрадывалась предательская икота.
Все его внимание было поглощено спутницей Базилио. Марков раз и навсегда причислил Базилио к категории мужиков, неспособных выбрать себе приличную женщину.
Но на этот раз Базилио удивил его. Как же этот подслеповатый колобок умудрился закадрить такую отпадную девицу? И где? Уж явно не в досуговом агентстве, представительницы которых большей частью и удовлетворяли потребность Базиля в женском общении.
Впрочем, размышления Валерия Леонидовича прервал очередной богомерзкой акт икания отца Велимира, и на этом ритуал освящения закончился.
Свиридов не слышал и этого. Все его мысли были поглощены одним: неужели это она, Алиса? Как же так он не узнал ее с первого взгляда? И если это она, то каким образом она попала сюда? Ведь таких совпадений не бывает. Труп Орлова в строительной канаве и Алиса на торжестве по поводу сорокалетнего юбилея Маркова – все это может оказаться звеньями одной цепи.
Это утро нельзя было назвать самым приятным в его жизни. Накануне поздно вечером его с Фокиным опять вызывали в милицию и задали два-три глупейших вопроса, после которых Владимир едва не пришел в бешенство, а Афанасия пришлось буквально оттаскивать от следователя. Процесс усмирения разбушевавшегося церковнослужителя стоил последнему нескольких ударов по шее и по почкам, после чего Фокина торжественно водворили в КПЗ.
Разгневанный Свиридов позвонил Маркову, и Фокина выпустили под залог и подписку о невыезде.
Всю ночь Владимиру не спалось. Надо сказать, что ночевал он у брата Ильи, где и был официально прописан, хотя чаще всего жил в другой квартире, оформленной на третье лицо. Как говорится, в берлоге, где можно было в любой момент отлежаться и переждать неприятности. …Свиридов ворочался с боку на бок и размышлял над тем, что, по всей видимости, следователь был прав и что Орлов в самом деле направлялся к нему, Свиридову.
Но зачем? Или здесь замешана та, которую он не видел уже несколько лет и почти забыл, как она выглядит, – Алиса? Ведь этот найденный в канаве мертвым Артур Орлов был шофером ее отца…
Под утро ему все-таки удалось задремать, но этот ранний звонок вырвал его из объятий невыразимо приятной утренней дремы, особенно желанной после бессонной ночи. Владимир в очередной раз проклял выработанный годами работы в спецслужбах сигнальный звериный инстинкт, никогда не позволяющий ему отключаться совершенно, каким бы утомленным и разбитым он себя ни чувствовал.
Как оказалось, звонил Китобой. Судя по голосу, он был в довольно-таки приподнятом настроении, что в последнее время было для него большой редкостью.
– Але, Вован, не пузырься, что я тебе в такое ранье звякнул. Просто я хотел тебе сказать, что у меня сегодня знаменательная дата.
– Что-что? – недовольно отозвался Владимир. – Какая там еще знаменательная дата? День рождения Хо Ши Мина, что ли?
– Какого еще Хо Ши Мина, ежкин кот? Сегодня мой, понимаешь… день рождения. Сорок лет. Я совсем и забыл, что там закупили жрачки и бухла на несколько штук баксов и отгрузили на дачу. Новая у меня дача, не знал? Так что, будь любезен, сегодня к трем! Будь там, как штык!
– День рождения? Мои наилучшие поздравления… А что касается дачи… мы же договаривались, Валера, что мне не стоит особо светиться, а?
– Да ладно тебе, – откликнулся Китобой. – Это уже перебор, Володя. Да кто там что подумает, а? Там же сто человек будет всяких… Тем более что… Знаешь, кто будет освящать мою новую конуру?
– Если ты скажешь, что Фокин, я буду долго и истерично смеяться.
– Вот именно, Фокин!
– Ну ты даешь, Валера. Ну…
– Да никаких «ну»! Услуга за услугу! Вытащил я твоего Афоню из КПЗ… Вытащил.
– Вытащил. Только, наверно, не столько моего, сколько твоего, если он тебе пропилеи собрался освящать.
– Но ведь когда ты меня о чем-то просишь, я всегда иду тебе навстречу. Помнишь, недавно ты трамбовал какую-то жесткую шмару, у нее муж типа московский банкир? Так стоило тебе только заикнуться: Валера, дай погонять «мерс», а то «бэха» – это как-то несолидно, я же не стал рамсовать, верно? Так что приезжай, не пожалеешь. Телки там из агентства модельного подогнались, все зашкальный отпад… да и вообще. Бассейн, сауна, бильярд, все такое. У меня там есть газончик английский, так у него один подогрев на семь штук гринов тянет. Голландская система, на стадионе у «Аякса» примерно такой же.
– Только у «Аякса», наверно, немного побольше. Хорошо, я приеду, – произнес Владимир. – Но только ты со свойственной тебе предусмотрительностью не оставил мне расклада. Думаешь, я имею понятие о том, где тебе отгрохали этот дворец?
– Поедешь вместе с Афанасием, – ответил Марков и, коротко попрощавшись, дал отбой.
…Свиридов доехал до нового загородного особняка Маркова вместе с Фокиным. Впрочем, если быть до конца точным, это Фокин доехал до китобоевской Альгамбры со Свиридовым, потому что ехал Афанасий на свиридовском «БМВ»: свой потрепанный «Опель» пресвятой отец буквально на днях познакомил с одним из фонарных столбов на Московском проспекте.
Знакомство вышло столь тесным, что «Опель» без раздумий списали в металлолом, а отцу Велимиру попеняли, что такой уважаемый человек – и так демонстративно пренебрегает правилами дорожного движения. А по совместительству и моральными нормами, потому что на увещевания гибэдэдэшника Афанасий Сергеевич промычал что-то маловразумительное и мешком выпал из салона покалеченного авто.
Перепуганные гибэдэдэшники вызвали «Скорую», врачи которой с удовлетворением констатировали отсутствие каких бы то ни было травм на монументальном теле Фокина, а также наличие алкогольного опьянения в высшей степени, квалифицируемое сакраментальным: «Пьян, как последняя свинья».
Фокина лишили прав, да если бы и не лишили, личного автотранспорта у него все равно уже не было, и вот теперь он сидел в машине Свиридова, размахивал рукавами своей праздничной ризы и возмущенно грохотал глубоким протодиаконским басом:
– Да что ты тащишься, аки смерд на чахлой кобыле? Сто шестьдесят – это разве скорость, пуп ты многогрешный?!
Свиридов только отмахивался, а под конец, устав от воплей и проклятий святого отца, увеличил скорость до двухсот километров в час. Увеличение скорости совпало с ухудшением качества дороги, и «БМВ» начало угрожающе подбрасывать на ухабах. Фокин, который накануне изрядно выпил, наконец замолчал, его доселе багрово-красная физиономия покрылась зеленовато-серой бледностью: вероятно, на почве жесткого абстинентного синдрома Афанасия Сергеевича порядком растрясло и теперь усиленно тошнило.
– Харош, Владимир… харр… ош… по воде аки посуху… бля-а-а…
Свиридов покосился на страдальческую харю отца Велимира, на фоне которой лик святого мученика Себастьяна, пронизанного стрелами, показался бы просто средоточием покоя и довольства жизнью, и поспешил сбавить скорость.
Тем более что уже показался шлагбаум, возле которого маячили две темные фигуры охранников.
Свиридов назвал свою фамилию, ее нашли в списке приглашенных, и машину пропустили под неподвижными стальными взглядами марковской охраны.
Вилла Валерия Маркова в самом деле заслуживала того, чтобы отпраздновать на ней славный сорокалетний юбилей одного из крупнейших бизнесменов Поволжья, по совместительству – влиятельнейшего криминального авторитета, державшего под своим контролем половину саратовской братвы. Эти пропилеи представляли собой внушительнейшее сооружение, изрядно смахивающее на средневековый замок – то ли остроконечными башенками с круглыми окнами по углам здания, то ли стенами с контрфорсами и стрельчатыми окнами…
– Лепота-то какая, – вяло выдавил Фокин и почти вывалился из машины, и его тут же неудержимо выворотило прямо на великолепный английский газон. Доездился, Михаэль Шумахер недоделанный.
Свиридов вспомнил слова Маркова о том, что один подогрев для этого газона обошелся в семь тысяч долларов, и, поспешно подхватив опорожнившегося Фокина под руку, буквально поволок его к внутренней ограде.
В этот момент, едва не задев блистающим черным боком дверцу свиридовского авто, на стоянку перед виллой вырулил огромный «мерс-600», а за ним – два джипа, вероятно, с охраной.
«Это что – новые друзья Китобоя?» – раздраженно подумал Владимир, видя, как только несколько сантиметров отделяли его многострадальную «бэшку» от центра техобслуживания. …Из «Мерседеса» не торопясь извлек свои упитанные телеса высокий рыхлый мужчина лет сорока, с круглым самоуверенным лицом, двойным подбородком, модной трехдневной небритостью и сытым выражением вальяжного и снисходительного довольства жизнью. Погладив вздымающееся над ремнем вместительное брюшко, мужчина пристально посмотрел на дом Китобоя и произнес:
– Это я удачно заехал!
Свиридов скептически посмотрел на цветущее лицо самодовольного господина, окинул взглядом сухощавого невысокого мужчину – довольно-таки пуританского вида, – появившегося рядом с толстяком, и пошел к парадному входу в дом. На самой верхней ступеньке широкой белоснежной лестницы стоял представительный бородатый швейцар в белоснежном фраке и, приветствуя всех входящих поклонами, придерживал массивную трехметровую дверь.
Свиридов присвистнул:
– Ничего себе! Живут же люди, ек-ковалек! А мы с тобой, Афоня, все больше лазаем по стройкам… кирпичи воруем!
* * *
Банкетные столы были накрыты в главном приемном зале виллы, по своему великолепию мало чем уступающем иным бальным залам прославленных исторических дворцовых комплексов. У потолка раскинулись в вычурном хрустально-золотом великолепии огромные роскошные люстры. По краю зала шла обведенная фигурным мраморным портиком балюстрада, вдоль которой на белоснежной стене красовалось несколько картин – довольно удачных копий мировых шедевров.
С балюстрады широкие арочные двери вели на огромный балкон с дорическими колоннами, впрочем, сработанными довольно грубо.
На этом-то балконе в окружении нескольких дам в вечерних (хотя день был еще в полном разгаре) туалетах стоял сам виновник торжества. Выглядел он весьма представительно – высокий, широкоплечий, в идеально пригнанном по фигуре дорогом темном костюме. Разговаривая с женщинами, он время от времени оглядывался и искал кого-то взглядом.
– Где этот чертов Базилио? – наконец бросил он одному из стоящих чуть поодаль охранников, и в его голосе, несколько секунд назад бархатно-мягком, явственно прозвучало глухое раздражение. – Я же поручил ему сопроводить Маркелова, а то, не ровен час, заблудится.
– Маркелов только что подъехал. С ним и Сергей Иванович, – почтительно доложил тот.
– Ага… отлично. Подъехал, значится. Вот и чудно, дорогие россияне.
Выдав этот набор трюизмов, Китобой направился в дом – встречать дорогих гостей.
Он столкнулся с толстяком на лестнице. Тот медленно поднимался по ступенькам, опираясь на руку сухощавого господина, который, несмотря на то что был почти на голову ниже своего босса, вероятно, отличался большой физической силой. По крайней мере, так решил Свиридов, который стоял у двери и удерживал на месте беспокойно озирающегося отца Велимира.
Китобой, увидев Владимира, приветливо кивнул ему и бормочущему богохульства пресвятому отцу, а потом поспешил навстречу толстяку:
– Мое почтение, Кирилл Глебович! Рад, что вы приняли мое приглашение.
– И не жалею об этом, – приятным, чуть хрипловатым вальяжным голосом ответил тот. – Не так ли, Януарий Николаевич?
Сухощавый господин с диковинным именем еле заметно кивнул и помог Кириллу Глебовичу подняться на последнюю ступеньку.
– Прошу в дом, господа, – проговорил Китобой и жестом радушного хозяина указал на широко распахнутые бородатым швейцаром двери. – Надеюсь, то, что приготовили мои люди, вам понравится.
– Это кто? – спросил у Фокина Свиридов. – Ты же в курсе почти всех знакомств Маркова. Чего нельзя сказать обо мне…
– Кто? – переспросил Фокин и тут же пожал широченными плечами: – А черрт его знает!!
Форма ответа явно не приличествовала священнослужителю. Вероятно, это почувствовал и сам отец Велимир, потому что повернулся к представительному швейцару с бородой и, неопределенно покрутив пальцем в воздухе, спросил:
– Это… стало быть, братец… вот этот, толстый, на «шестисотом» «мерине» – это кто такой?
– Это Кирилл Глебович Маркелов, известный нижегородский предприниматель, с которым планируется подписание крупного контракта, – без запинки ответил тот.
– А встречают ентого нижегородского… словно это папа римский, – пробурчал Фокин и, задрав ризу, вытащил из карманов джинсов пейджер и маленькую плоскую бутылочку, до половины наполненную янтарной жидкостью, по всей видимости, виски, и прошипел:
– А кто… спер мое кадило?!
* * *
Последним в этой процессии шел Базилио. Он был важен и неприступен, ведя под руку какую-то умопомрачительную девицу, при виде которой Фокин присел и длинно и витиевато выругался, что по обыкновению означало у него высшую степень восхищения.
– Ты глянь, Володька, какую будку оттяпал себе этот вертихвост, – проговорил он.
Свиридов, рассеянно взглянув по направлению, указанному отцом Велимиром, кивнул: да, Базилио в самом деле в кои-то веки проявил отличный вкус и пришел на торжество в сопровождении великолепной дамы.
Это была среднего роста молодая женщина лет двадцати с небольшим, с короткими рыжими волосами, глазами цвета морской волны и чуть вздернутым точеным носиком. На ней было закрытое вечернее платье, так удачно подчеркивающее все достоинства и формы ее стройной и статной фигуры, что Владимир и Афанасий, как и все присутствующие мужчины, невольно обратили на нее свое внимание.
Марков не был исключением. Он прищурился, словно страдал близорукостью, и, некоторое время постояв неподвижно, шагнул вперед, но, очевидно, вспомнив о том, что Базилио всего лишь его подручный, с достоинством выпрямился. Когда Базиль поравнялся с ним, произнес:
– Здорово, Вася. Заставляешь ждать. Впрочем, это не суть важно, если учесть, кем ты украсил мой юбилей. Ну представь же меня, Сергей Иваныч.
– А-а-а… – протянул тот. – Познакомься. Это Валерий Леонидович Марков, мой шеф и хозяин этого замечательного дома. А это – Алиса. …Если бы Фокин не пожирал глазами прекрасную незнакомку и посмотрел бы на Свиридова, он увидел бы, как отхлынула кровь от загорелого лица его друга и как конвульсивно дернулись губы…
– Господи… Алиса?!
* * *
Обряд освящения новой китобоевской жилплощади прошел, как говорится, на скорую руку, благо человек, призванный провести эту торжественную церемонию, то бишь господин Фокин Афанасий Сергеевич, находился не в самом лучшем самочувствии.
Впрочем, Валерий Леонидович, казалось, и не заметил того, как дрожали руки незадачливого священнослужителя и как в его слова, долженствующие быть преисполненными торжественности и благолепия, время от времени вкрадывалась предательская икота.
Все его внимание было поглощено спутницей Базилио. Марков раз и навсегда причислил Базилио к категории мужиков, неспособных выбрать себе приличную женщину.
Но на этот раз Базилио удивил его. Как же этот подслеповатый колобок умудрился закадрить такую отпадную девицу? И где? Уж явно не в досуговом агентстве, представительницы которых большей частью и удовлетворяли потребность Базиля в женском общении.
Впрочем, размышления Валерия Леонидовича прервал очередной богомерзкой акт икания отца Велимира, и на этом ритуал освящения закончился.
Свиридов не слышал и этого. Все его мысли были поглощены одним: неужели это она, Алиса? Как же так он не узнал ее с первого взгляда? И если это она, то каким образом она попала сюда? Ведь таких совпадений не бывает. Труп Орлова в строительной канаве и Алиса на торжестве по поводу сорокалетнего юбилея Маркова – все это может оказаться звеньями одной цепи.