Страница:
Он перевернулся на спину и, парировав прекрасный выпад Алисы, отшвырнул ее от себя метра на четыре… Алиса упала на пол и, неудачно вписавшись прямо в угол стойки, на которой находился огромный телевизор «Panasonic», сползла лицом в ковер.
С виска ее, словно нехотя, скатилась тонкая алая струйка…
Фокин вскочил на ноги и тут же получил такой оглушительный удар в подбородок, что снова не устоял на ногах и упал спиной на пол.
– Брраво!! – сказал Януарий Николаевич, который, собственно, и нанес последний удар, молниеносно переместившись от окна к месту основных событий. – Браво! – повторил он и направил на Фокина пистолет Макарова. – Вы умеете замечательно решать проблемы с женщинами. Лежать! – рявкнул он с режущей, жесткой, повелительной интонацией, которая еще ни разу не появлялась в его спокойном, выдержанном голосе. – Лежать, козел!!
И он ткнул отца Велимира, пытавшегося было привстать, дулом пистолета в лоб так сильно, что тот буквально рухнул на пол, а на широком лбу пресвятого отца начала наливаться багровая ссадина:
– Как говорится, мавр сделал свое дело, мавр может полежать.
– Я не понимаю… – пробормотал Афанасий. – Вы что, нарочно позволили мне вырубить Валентина и Алису?
Шепелев отрывисто захохотал, к нему присоединились Маркелов и Кривов. Хотя ничего смешного, бесспорно, во всем происходящем не было.
– Каков, а? – спросил Шепелев, глядя на Маркелова. – Каков, а, Кирилл Глебович? Я позволил ему вырубить этих двоих… гм! Вероятно, он полагает, что я намеренно огласил, что с ним хочет сделать Алиса, а? Я рассчитал, что он не сумеет сдержать себя, потому как основательно пьян, да и вообще кому нравится слушать, что его собираются пустить в расход?
Маркелов хлопнул широкой ладонью по подлокотнику кресла и снова засмеялся.
– Но самое смешное, – продолжал Шепелев, – самое смешное состоит в том, что господин Фокин совершенно прав… я в самом деле спровоцировал его на эту вспышку и позволил рассчитаться с госпожой Смоленцевой, которая в последнее время стала позволять себе слишком много.
– Ты что… серьезно? – спросил Маркелов и, резко выдохнув, прямо-таки застыл с отвисшей челюстью.
– Молчите, Кирилл Глебович, – жестко произнес Януарий Николаевич. – Молчите, если не понимаете сути дела. Тем более что это, можно сказать, и не ваше дело. Вы свое дело уже сделали. Мне ни к чему эта девка. Она была нужна постольку, поскольку платила деньги, пока не просадила все, что осталось у нее от папаши. Робин нужен нам самим. Таких спецов не следует пускать в расход. Зря, что ли, государство в свое время истратило на их подготовку такие деньги? Не так ли, Афанасий Сергеевич?
Фокин лежал на спине, широко раскинув руки и уставив в потолок мутный, бессмысленный взгляд. На вопрос Шепелева он никак не отреагировал.
– Поднимите его, – после долгой паузы произнес майор ФСБ. – Нечего валяться, как куску дерьма. Так даже говорить с ним как-то противно.
После того, как это было исполнено, Януарий Николаевич энергично прошелся по комнате, склонился над Алисой и, пощупав пульс и приоткрыв у нее правое веко, приблизился к Фокину. Не сказал про Смоленцеву ни слова, он начал сразу о деле.
– Вы согласны работать на нас? – внушительно спросил он. – Подождите, ничего не говорите. Дело в том, что перед вами даже не стоит традиционной дилеммы: нет или да. У вас в запасе есть только это самое «да». А как же иначе? Ваш босс сдал вас с потрохами и теперь с чистой совестью отправился на небеса. Возможно, что и не без вашей помощи, хотя лично я такой вариант исключаю. Лежащая вон там милая девушка приложит все усилия, чтобы вас уничтожить. Что-что, а уж уничтожать она умеет… учили примерно там же, где и вас. Конечно, не с таким блеском и основательностью, но все же, как говорится, контора солидная и с традициями. Так что готовить плохих спецов там не умеют. Кроме того, стоит вам попасться под раздачу прокуратуре, за ваши подвиги вам наверняка накрутят по высшей ставке. И никакие апелляции и кассации не помогут. Вот теперь можете собраться со всеми мыслями, которые у вас остались после злоупотребления алкоголем, и отвечайте.
– Что вы от меня хотите? – проговорил вконец запутавшийся Фокин, которого от полученных ударов и наконец-то серьезно навалившегося опьянения мутило и дико клонило в сон. Непреодолимо было желание не просто заснуть даже, а приникнуть щекой к прохладному полу, ощутить его незыблемость и то, что он никуда не вынырнет, никуда не денется, осознать это и уже потом отрубиться.
Пусть даже с пулей в голове.
Это, если рассуждать философски, тоже покой, и проистекающих отсюда плюсов не отнять.
– «Вечный покой… сердце вряд ли обрадуи-и-ит… – пробормотал он, безнадежно перевирая мелодию и пытаясь сфокусировать разъезжающиеся зрачки на расплывающемся в свете мощной люстры лице Януария Николаевича, – вечный покой… для седых пирамид… а для… для зви-изды… шта-а-а сарр…»
Лицо Януария Николаевича дернулось куда-то вверх, и, повинуясь неосознанному импульсу, Фокин поднял ноту до какого-то писклявого дисканта:
– «…са-арвалась и падаи-ит, есть только миг… а-аслепительный миг!..»
И, ткнувшись носом в подлокотник кресла, в которое его усадили два подчиненных Януария Николаевича, рыхлой массой растекся по сиденью и уже через несколько секунд вывел носом первые басовые трели.
– И ты думаешь, что этот болван и есть тот самый Робин? – неуверенно спросил Маркелов. – Что-то не похоже… ведет себя, как идиот.
– Вот то-то и оно, – произнес Януарий Николаевич и повернулся к Кривову: – А вы что думаете по этому вопросу, Кривов? Ведь вы были достаточно приближены к Маркову. Возможно, он при вас даже упоминал о Робине. Как вы полагаете… господин Фокин и есть этот самый суперкиллер, о котором еще разве что героических саг и баллад не писали, как о его староанглийском тезке?
Кривов, вжавший коротко остриженную голову в широченные плечи, издал какой-то неопределенный звук, а потом сказал:
– А мне по барабану… он это или не он. Китобой про него мало травил… может, и он. Скорее всего он. Он часто крутился при Валерии Леонидыче… все время нажирался в хлам… шифровался, сука, под дурачка работал. Только я никогда не забуду, как месяца полтора назад он под орех разделал в «Менестреле» пятерых наших… там и Валька был, которого он щас убатонил… – И Кривов показал на уже слабо шевелящегося Валентина. – Потом Китобой жестко разорялся… говорил, что типа мы не сечем поляны… берегов не чуем, и все такое. Я тогда и подумал: а че это за поп такой, который месит пятерых не самых хилых мужиков и за которого потом впрягается сам Леонидыч?
– То есть ты полагаешь, что он на самом деле этот… Робин. Ну что ж, понятно.
– И что же мы будем делать с ними? – спросил Маркелов и показал пальцем на Фокина и Алису.
Януарий Николаевич пожал плечами.
– А что с ними делать? Оставим их здесь. Пусть поспят пару-тройку часиков, пока мы не закончим все свои дела. На всякий случай стоит вколоть им немного снотворного. А то эти парни из «Капеллы» всегда были хитрыми бестиями. Под стать своему шефу. Хотя я о нем знаю только понаслышке.
– Снотворного?
– Ага. Подстрахуемся, так сказать. Ну, и оставим здесь охрану.
– Не слишком ли много предосторожностей ради…
– Не слишком, – перебил майор ФСБ. – Не слишком. В отношении такого человека, как этот… Робин… в отношении такого человека никакая предосторожность не кажется излишней.
Маркелов понимающе кивнул.
– Ладно, – сказал Шепелев. – Можно сказать, что основную задачу мы решили.
Неожиданно Кривов, окинув недоуменным взглядом всех присутствующих, проговорил:
– Это как… как это – основную задачу решили? Интересно… а кто же все-таки убил моего босса… Валерия Леонидыча?
Глава 7
С виска ее, словно нехотя, скатилась тонкая алая струйка…
Фокин вскочил на ноги и тут же получил такой оглушительный удар в подбородок, что снова не устоял на ногах и упал спиной на пол.
– Брраво!! – сказал Януарий Николаевич, который, собственно, и нанес последний удар, молниеносно переместившись от окна к месту основных событий. – Браво! – повторил он и направил на Фокина пистолет Макарова. – Вы умеете замечательно решать проблемы с женщинами. Лежать! – рявкнул он с режущей, жесткой, повелительной интонацией, которая еще ни разу не появлялась в его спокойном, выдержанном голосе. – Лежать, козел!!
И он ткнул отца Велимира, пытавшегося было привстать, дулом пистолета в лоб так сильно, что тот буквально рухнул на пол, а на широком лбу пресвятого отца начала наливаться багровая ссадина:
– Как говорится, мавр сделал свое дело, мавр может полежать.
– Я не понимаю… – пробормотал Афанасий. – Вы что, нарочно позволили мне вырубить Валентина и Алису?
Шепелев отрывисто захохотал, к нему присоединились Маркелов и Кривов. Хотя ничего смешного, бесспорно, во всем происходящем не было.
– Каков, а? – спросил Шепелев, глядя на Маркелова. – Каков, а, Кирилл Глебович? Я позволил ему вырубить этих двоих… гм! Вероятно, он полагает, что я намеренно огласил, что с ним хочет сделать Алиса, а? Я рассчитал, что он не сумеет сдержать себя, потому как основательно пьян, да и вообще кому нравится слушать, что его собираются пустить в расход?
Маркелов хлопнул широкой ладонью по подлокотнику кресла и снова засмеялся.
– Но самое смешное, – продолжал Шепелев, – самое смешное состоит в том, что господин Фокин совершенно прав… я в самом деле спровоцировал его на эту вспышку и позволил рассчитаться с госпожой Смоленцевой, которая в последнее время стала позволять себе слишком много.
– Ты что… серьезно? – спросил Маркелов и, резко выдохнув, прямо-таки застыл с отвисшей челюстью.
– Молчите, Кирилл Глебович, – жестко произнес Януарий Николаевич. – Молчите, если не понимаете сути дела. Тем более что это, можно сказать, и не ваше дело. Вы свое дело уже сделали. Мне ни к чему эта девка. Она была нужна постольку, поскольку платила деньги, пока не просадила все, что осталось у нее от папаши. Робин нужен нам самим. Таких спецов не следует пускать в расход. Зря, что ли, государство в свое время истратило на их подготовку такие деньги? Не так ли, Афанасий Сергеевич?
Фокин лежал на спине, широко раскинув руки и уставив в потолок мутный, бессмысленный взгляд. На вопрос Шепелева он никак не отреагировал.
– Поднимите его, – после долгой паузы произнес майор ФСБ. – Нечего валяться, как куску дерьма. Так даже говорить с ним как-то противно.
После того, как это было исполнено, Януарий Николаевич энергично прошелся по комнате, склонился над Алисой и, пощупав пульс и приоткрыв у нее правое веко, приблизился к Фокину. Не сказал про Смоленцеву ни слова, он начал сразу о деле.
– Вы согласны работать на нас? – внушительно спросил он. – Подождите, ничего не говорите. Дело в том, что перед вами даже не стоит традиционной дилеммы: нет или да. У вас в запасе есть только это самое «да». А как же иначе? Ваш босс сдал вас с потрохами и теперь с чистой совестью отправился на небеса. Возможно, что и не без вашей помощи, хотя лично я такой вариант исключаю. Лежащая вон там милая девушка приложит все усилия, чтобы вас уничтожить. Что-что, а уж уничтожать она умеет… учили примерно там же, где и вас. Конечно, не с таким блеском и основательностью, но все же, как говорится, контора солидная и с традициями. Так что готовить плохих спецов там не умеют. Кроме того, стоит вам попасться под раздачу прокуратуре, за ваши подвиги вам наверняка накрутят по высшей ставке. И никакие апелляции и кассации не помогут. Вот теперь можете собраться со всеми мыслями, которые у вас остались после злоупотребления алкоголем, и отвечайте.
– Что вы от меня хотите? – проговорил вконец запутавшийся Фокин, которого от полученных ударов и наконец-то серьезно навалившегося опьянения мутило и дико клонило в сон. Непреодолимо было желание не просто заснуть даже, а приникнуть щекой к прохладному полу, ощутить его незыблемость и то, что он никуда не вынырнет, никуда не денется, осознать это и уже потом отрубиться.
Пусть даже с пулей в голове.
Это, если рассуждать философски, тоже покой, и проистекающих отсюда плюсов не отнять.
– «Вечный покой… сердце вряд ли обрадуи-и-ит… – пробормотал он, безнадежно перевирая мелодию и пытаясь сфокусировать разъезжающиеся зрачки на расплывающемся в свете мощной люстры лице Януария Николаевича, – вечный покой… для седых пирамид… а для… для зви-изды… шта-а-а сарр…»
Лицо Януария Николаевича дернулось куда-то вверх, и, повинуясь неосознанному импульсу, Фокин поднял ноту до какого-то писклявого дисканта:
– «…са-арвалась и падаи-ит, есть только миг… а-аслепительный миг!..»
И, ткнувшись носом в подлокотник кресла, в которое его усадили два подчиненных Януария Николаевича, рыхлой массой растекся по сиденью и уже через несколько секунд вывел носом первые басовые трели.
– И ты думаешь, что этот болван и есть тот самый Робин? – неуверенно спросил Маркелов. – Что-то не похоже… ведет себя, как идиот.
– Вот то-то и оно, – произнес Януарий Николаевич и повернулся к Кривову: – А вы что думаете по этому вопросу, Кривов? Ведь вы были достаточно приближены к Маркову. Возможно, он при вас даже упоминал о Робине. Как вы полагаете… господин Фокин и есть этот самый суперкиллер, о котором еще разве что героических саг и баллад не писали, как о его староанглийском тезке?
Кривов, вжавший коротко остриженную голову в широченные плечи, издал какой-то неопределенный звук, а потом сказал:
– А мне по барабану… он это или не он. Китобой про него мало травил… может, и он. Скорее всего он. Он часто крутился при Валерии Леонидыче… все время нажирался в хлам… шифровался, сука, под дурачка работал. Только я никогда не забуду, как месяца полтора назад он под орех разделал в «Менестреле» пятерых наших… там и Валька был, которого он щас убатонил… – И Кривов показал на уже слабо шевелящегося Валентина. – Потом Китобой жестко разорялся… говорил, что типа мы не сечем поляны… берегов не чуем, и все такое. Я тогда и подумал: а че это за поп такой, который месит пятерых не самых хилых мужиков и за которого потом впрягается сам Леонидыч?
– То есть ты полагаешь, что он на самом деле этот… Робин. Ну что ж, понятно.
– И что же мы будем делать с ними? – спросил Маркелов и показал пальцем на Фокина и Алису.
Януарий Николаевич пожал плечами.
– А что с ними делать? Оставим их здесь. Пусть поспят пару-тройку часиков, пока мы не закончим все свои дела. На всякий случай стоит вколоть им немного снотворного. А то эти парни из «Капеллы» всегда были хитрыми бестиями. Под стать своему шефу. Хотя я о нем знаю только понаслышке.
– Снотворного?
– Ага. Подстрахуемся, так сказать. Ну, и оставим здесь охрану.
– Не слишком ли много предосторожностей ради…
– Не слишком, – перебил майор ФСБ. – Не слишком. В отношении такого человека, как этот… Робин… в отношении такого человека никакая предосторожность не кажется излишней.
Маркелов понимающе кивнул.
– Ладно, – сказал Шепелев. – Можно сказать, что основную задачу мы решили.
Неожиданно Кривов, окинув недоуменным взглядом всех присутствующих, проговорил:
– Это как… как это – основную задачу решили? Интересно… а кто же все-таки убил моего босса… Валерия Леонидыча?
Глава 7
Возвращение в бункер
– Э-э, почентка крэскована, – почему-то на ломаном польском пробормотал Свиридов, оглядев лица своих соседей по огромной, роскошно обставленной комнате, так неожиданно приспособленной под камеру. Лица угрюмые, заплаканные, застывшие в оцепенелом ожидании, просто тупо-сонные и оскорбленные, отстраненно-равнодушные.
Но в который раз он не нашел среди них беззаботной бородатой хари, обладатель которой с таким молодецким размахом ломал мебель и глушил из горла водку. Отец Велимир, которого увели час назад, все еще не вернулся.
Ситуация глупейшая, но по сути своей трагичная и для кого-то смертоносная. При чем тут Фокин? При чем тут Алиса и Базилио? Никто из них не мог взорвать бассейн, хотя говорить определенно и с совершенной уверенностью он мог только за Афанасия.
По одной лишь причине, что Владимир знал бы о намерениях Фокина сделать это, а также о мотивах, побудивших служителя церкви перейти к столь экстремальным силовым методам, которые так часто использовались им еще несколько лет назад, в пору работы в замечательном отделе полковника Платонова.
Тогда кто же взорвал бассейн?
Это вполне могли сделать те, кто потом так виртуозно взял на себя роль вершителей правосудия до прибытия на место преступления ну совсем уж компетентных органов.
Если Шепелев и компания эти органы вообще вызывали.
К слову – зачем тогда они отобрали все наличные мобильные телефоны?
Впрочем, была одна зацепка. А именно – откуда убийца или убийцы взяли взрывчатку? Свиридов знал, что за третьей от конца дверью бункера хранится гексоген и динамитные шашки. Надо полагать, об этом знали только самые приближенные к Маркову люди.
Но не исключено, что убийца кто-то из них…
Свиридов прислушался к шагам расхаживающего за закрытой дверью охранника, а потом встал с ковра, на котором он вот уже более получаса сидел в позе лотоса, время от времени раскачиваясь взад и вперед и упираясь спиной в колени хорошенькой девушки с заплаканным личиком, сидевшей на диване. Последняя, по всей видимости, переживала по поводу ухода отца Велимира больше Свиридова, потому как периодически трогала Владимира за плечо и спрашивала тонким беспомощным голоском:
– Его ведь там не убьют, правда, Володя?
– Да нет, не убьют, – рассеянно отвечал всякий раз Свиридов, а потом снова переходил к размышлениям, а девушка – кстати, одна из тех трех, что катались с Владимиром и Афанасием на понтоне, а потом сплотились в еще более тесную компанию, напившись и попросту занявшись групповым сексом, – продолжала всхлипывать. …Так вот, Свиридов поднялся с ковра и, взяв ее за руку, произнес:
– В общем, так… пойду-ка я выясню, что там с Афоней и Алькой.
– Да ты что, Вова?.. Там же охранник!
– Это не проблема, – сказал Свиридов. – Только ты должна мне помочь.
– Да… хорошо… а как?
– Подойди к двери и позови этого самого охранника.
– И что сказать?..
– Ну, скажи, что ты хочешь в туалет. Хотя постой… туалет-то тут есть, и ванная тоже. Скажи, что мне плохо с сердцем и что я сейчас отброшу лапти, если он не сходит за лекарством. Авось и такая тупая отмазка прокатит. А если нет, то… посмотрим.
– Ладно.
Все вышло до смешного просто. Охранник даже не стал спрашивать, зачем его зовут, а приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы Свиридов мог молниеносно схватить его за горло, потянуть на себя и ударить о дверной косяк с такой звериной силой, что дюжий детина бессмысленно округлил маленькие глаза и на несколько секунд потерял ориентацию в пространстве.
Это был его приговор.
Свиридов распахнул дверь и, втащив незадачливого цербера в комнату, повалил на ковер. Сняв с груди охранника автомат, отбросил его в сторону и, сжав горло стальными пальцами, негромко, но вполне внятно и с прямой угрозой коротко спросил:
– Где он?
– К-кто? – прохрипел тот, корчась под стальной хваткой бывшего офицера спецназа ГРУ.
– Где Фокин, спрашиваю?! Куда его отвел этот… как его… Валентин?
– В эту… на втором этаже… рядом с этой… с бильярдной.
– Понятно. Шепелев там?
– Ага, – ответил тот и вдруг попытался приподняться и сбросить с себя Владимира.
Но не тут-то было.
На глазах обомлевших собратьев по несчастью Свиридов досадливо крякнул и дважды так приложил самонадеянного типа ошеломляющими прямыми ударами в голову, что охраннику ничего не оставалось, кроме как рухнуть на ковер и позорно вырубиться без права восстановления в сознании на протяжении ближайшего часа.
– Теперь можно и погулять, – пробормотал Свиридов и, взяв из обмякшей ладони здоровяка ключи, проскользнул в дверной проем. На самом пороге остановился и под глухой ропот присутствующих, которые подумали, что их сейчас выпустят, приложил к губам указательный палец.
– Тихо. Прошу не шуметь, граждане. Идет заседание…
Казалось, огромный дом вымер, ни звука, ни шороха. Застывшие фигуры охранников у дверей тех из комнат, где находились получившие статус пленников гости ныне покойного Валерия Маркова. Глухие вздохи раскачивающихся за окном деревьев. Троекратный бой часов где-то там, наверху.
Три часа ночи…
– «Никого не будет в до-оме… кроме сумерек. Один зи-и-имний день в сквозном проеме незадернутых гарди-ин», – в лучших традициях вокальной школы Афанасия Фокина прогнусавил себе под нос Свиридов. – Вот это и называется: вымерли, как мамонты… А это что? Стоп!
Он прижался к стене, а потом медленно проскользнул за тяжелую портьеру, которые были развешаны по всему дому, включая коридоры, везде, где были мало-мальские окна.
Послышались приближающиеся шаги и приглушенный говор нескольких людей. Вероятно, их было не меньше трех, а то и четверо-пятеро.
– Я не во всем понимаю тебя, Януарий Николаич, – проговорил сочный, чуть дребезжащий баритон, который мог принадлежать только одному человеку – Кириллу Глебовичу Маркелову. – Почему ты не хочешь свалить отсюда прямо сейчас? Подписывать мне договор уже не с кем, так что никакого личного интереса у меня нет. Поспать же можно и в машине.
– Что бы вы понимали в колбасных обрезках, – отозвался второй голос, суховатый, сдержанный, как-то особенно веско чеканящий каждую фразу. – Мы должны оставаться здесь до прибытия ментов. Я их вызову ближе к утру.
– Как же ты собираешься им объяснить, почему вызвал их только утром, хотя взрыв произошел поздно вечером… ночью? А?
Шепелев что-то ответил, но Свиридов не расслышал – собеседники удалились на достаточно приличное расстояние.
Удостоверившись, что в коридоре нет никого, кроме него и мирно дремлющего охранника на низеньком диванчике у самых дверей соседней с бильярдной комнаты – именно туда, по словам незаслуженно пострадавшего от Владимира парня, повели Фокина, – Свиридов вышел из-за портьеры и бесшумным кошачьим шагом двинулся по коридору.
Подойдя к уткнувшемуся носом в собственную грудь охраннику, присел рядом с ним на диванчик и задушевно спросил:
– Але, гараж… земляк, а не в этой ли комнате дают в кредит средним и мелким оптом хороших п..дюлей?
– А… что? – дернулся было тот, но Владимир одной рукой перехватил его подбородок, а второй ударил в точку чуть пониже уха.
Тот, не пикнув, откинулся назад и, ткнувшись затылком в спинку дивана, сполз вниз.
В этот момент из-за поворота вышел еще один человек. В нем Свиридов узнал одного из двух, по всей видимости, офицеров ФСБ, сопровождавших Шепелева и Маркелова.
Свиридов, пригнувшись, спрятался за тушу охранника. К счастью для него, вырубленный им парень худобой не страдал…
– Эй, как тебя там, – окликнул охранника гэбэшник. – Никак, ты вздумал дрыхнуть? Даже поссать нельзя сходить… тут же в отвал шмякается… работничек.
Тот, разумеется, не ответил.
Тогда господин из ФСБ подошел ближе и вознамерился было потрясти «задремавшего» охранника за плечо, но тут же перед его глазами возник молодой человек, которого он видел сегодня сначала за праздничным столом, а потом в бассейне в обществе едва прикрытых девиц… Подручный Януария полез в кобуру за табельным пистолетом…
Но не успел: молодой человек, еще недавно казавшийся ему ленивым и изнеженным, оказался несравненно быстрее его.
Неуловимый удар уложил офицера прямо на неподвижное тело охранника из «секьюрити» покойного Валерия Леонидовича Маркова.
– Второй уровень прошли, – резюмировал Владимир, оценивая взглядом результат своей короткой, но такой плодотворной деятельности. – Тупость какая…
После этого он осмотрел замок и, убедившись в том, что он заперт, пробормотал под нос:
– Жалко, не с кем поспорить, что я открою это чудо механики булавкой или скрепкой за пять секунд. М-м-м… за шесть. – И потянул на себя в самом деле открытую дверь.– М-да… теряю форму. …Он сразу же различил два неподвижных темных силуэта и в одном тут же узнал – по громадным размерам – отца Велимира. Чуть поодаль виднелся другой силуэт – женский.
Алька!
Свиридов бросился к Афанасию и, прощупав пульс, убедился, что тот жив и даже сохранил прекрасный сон. Потом он поднял с пола Алису и положил ее на диван.
Отняв руку от ее головы, он увидел, что пальцы перепачканы в чем-то темном. Кровь…
…Пульс прощупывался слабо, и Свиридов понял, что должен зажечь свет. Иначе ему не удастся хорошенько осмотреть ее и понять характер поражения.
Возможно, придется искать лекарства.
Придется пренебречь опасностью обнаружения. Он проверил позаимствованный у охранника автомат, удостоверился, что налицо полная обойма, и, крепко стиснув зубы, щелкнул выключателем…
– Что это такое?
Маркелов поднял голову. В дремотном тумане на него наплыло встревоженное лицо Януария Николаевича, а в уши ворвался сухой ядовитый голос:
– Что это такое?
– А… это… это часы, Януарий Николаевич, – машинально ответил Маркелов, ничего не понимая. – Уже почти четыре… у-у… четыре. А-а… уфф… вы же пошли в этот подземный бункер. Мне можно поспать… Что теперь-то мешает мне это сделать?
– В помещении, где мы оставили Смоленцеву и Фокина, горит свет.
– А я-то тут при… Что?!
– Вот-вот.
– Ты же говорил, что оставляешь там своего лучшего человека. Типа он…
– Не знаю, что там произошло, но нужно немедленно идти туда!
Алиса с трудом открыла глаза и тут же увидела перед собой встревоженное лицо Владимира.
– Ну наконец-то, – выдохнув, проговорил он. – Я уж было подумал, что не вытяну тебя. Эти придурки, наверно, вкололи тебе снотворное… Подстраховались, скоты…
Свиридов тронул пальцем только что перевязанную им голову Алисы, посмотрел на едва проступившее сквозь белоснежные бинты пятнышко крови и спросил:
– Кто это тебя так?
– Он, – механически ответила Алиса.
– Кто – он?
– Твой лучший друг. Он убийца. Он наемный убийца.
И она, приподнявшись с помощью Свиридова, посмотрела в сторону ритмично сопящего Фокина.
– Что-то я не понял, – сказал Владимир. – Это что, Фокин ударил тебя так, что я сейчас еле откачал?
– Да…
– Ну и ну, – протянул Свиридов. – А что ты там говорила про наемного убийцу?
– Он убийца, – с усилием произнесла Алиса. – Он раньше работал в спецотделе Главного разведуправления… «Капелле»… Может, слыхал? Ты же тоже в каком-то спецназе служил, да, Влодек?
Свиридов кивнул, не сводя с нее внимательного, холодно-цепенеющего взгляда.
– Помнишь, когда мы встретились с тобой тогда, в ночном клубе… много лет назад? Ты еще сидел мрачный и пил все подряд. В тот день тебе исполнилось двадцать семь лет. Ведь помнишь?
– Да, конечно, Алька, – машинально проговорил Свиридов, уже зная следующие слова Алисы. – Конечно, помню.
– Так вот, накануне убили моих родителей. Застрелили в упор. Я… я долго искала того, кто сделал это… я долго пыталась понять, кто и за что… Я даже училась в школе при… при… в общем, я нашла этого человека. Этого убийцу. В документах «Капеллы» он числится как… и здесь, в этом городе, он известен как Робин.
Несмотря на все самообладание Свиридова, он вздрогнул, почувствовав, как волна леденящего ужаса продрала позвоночник, высекая искры мурашек на коже. Побледнел как полотно и, не справившись с собой, сказал что-то совершенно неуместное:
– А не выключить ли свет? Очень жарко… то есть я хотел сказать… очень ярко.
Алиса словно не слышала этого. Она облизала губы и проговорила, понизив голос почти до шепота:
– Так вот, Влодек… моих родителей убил он, Фокин. Я спросила у него это сегодня прямо в лицо, и если бы ты видел его гримасу… Такого выражения лица не может быть у человека, который невиновен.
Свиридов молчал, не зная, что должен и что не должен говорить. Конечно, он прекрасно понимал, по какой причине так изменился в лице Фокин. Афанасий знал истинного убийцу Владимира Казимировича и Марины Алексеевны. Тогда это не было преступлением, потому что было просто исполнением долга. Бжезинский был нечистоплотным и максимально криминализированным дельцом, по которому плакала тюрьма.
Но этот человек был отцом сидящей перед ним женщины. Его, Свиридова, жены.
Свиридов так и не нашелся что сказать. Да этого и не потребовалось. Потому что дверь распахнулась и на пороге возник Шепелев.
– А-а-а… – протянул он, увидев Владимира. – А вы-то как сюда попали?
– Представьте себе, посредством последовательного переставления ног, – ответил Свиридов, ощущая такое опустошающее облегчение, какого не испытывал уже давно. Более того, он был рад появлению хоть кого-то, да хоть самого дьявола, потому что это избавляло его от необходимости что-то говорить Алисе, уже заклеймившей его как убийцу.
Правда, пока только заочно. Но скоро она все равно узнает правду…
Шепелев стремительно вошел в комнату, за ним Маркелов и еще трое. Двое с пистолетами, один с укороченным автоматом «АКМ-У».
Один из вооруженного анонимного трио подошел к Свиридову и скомандовал:
– Р-р-руки за голову!
– Простите, не понял, – тихо проговорил Свиридов. – В чем дело?
– Я же спросил: как вы здесь оказались? – холодно проговорил Шепелев и искоса взглянул на Алису, смотрящую на него широко раскрытыми глазами. – А вы начинаете умничать. Вот и извольте отвечать за свои слова.
– Я это… фигурально, – поспешно проговорил Владимир, изображая на лице высшую степень озабоченности, тревоги и недоумения.
– Ты давай базарь нормально, – в рифму перебил его фээсбэшник с автоматом и вопросительно посмотрел на своего шефа Шепелева.
Свиридов поспешил воспользоваться образовавшейся паузой и быстро затараторил:
– Я, значит, это самое… вышел в коридор и наткнулся на тех… которые валяются вон на том диване. И дверь… она была приоткрыта, а тут люди… Алиса и отец Велимир. Я испугался, что им плохо, и начал приводить их в чувство… вот так…
– По всей видимости, у вас не самые плохие познания в медицине, – прервал его Шепелев. – Я вот только одного не могу понять: какого черта вы мешаете следствию? Обвиняемые…
И тут уже Януарий Николаевич был перебит на полуслове. Алиса с трудом приподнялась на диване, невзирая на то что Владимир пытался удержать ее в горизонтальном положении, и воскликнула:
– Это кто обвиняемый, господин Ян? Это я обвиняемая? Наверно, потому, что считаете меня причастной к убийству Маркова, вы оставили меня валяться здесь с проломленной головой, да еще вкололи лошадиную дозу снотворного? Хотя отлично знаете, что я здесь именно для того, чтобы убить Маркова… но не успела выполнить нашей с вами договоренности, потому что кто-то меня опередил… И не исключено, что это были вы!!
Свиридов остолбенел. «Я здесь именно для того, чтобы убить Маркова!..» «Наша с вами договоренность!» О господи!
Так, значит, Алиса была связана с этими малосимпатичными субъектами?
– То есть вы предполагаете, что я промышляю кидняком, Алиса Владимировна? – вкрадчиво прошипел Януарий Николаевич.
– Почему… предполагаю? Я в этом просто уверена. Иначе вы не стали бы так поступать со мной.
Майор ФСБ резко выдохнул:
– Ну что ж, Алиса Владимировна, вероятно, вы правы. Вероятно, мы оба заблуждались, начиная наше сотрудничество. Впрочем, эти заблуждения легко устранить.
Он махнул рукой, и Алису грубо сорвали с дивана…
– Полегче с ней, она еще очень слаба после ваших инъекций! – не выдержал Свиридов.
В ответ он получил такой удар по голове, что едва устоял на ногах, а в глазах заходили черные и белые полосы.
– Разбудите и этого, – сказал Шепелев, кивнув на отца Велимира. – Стоило ему колоть снотворное, чтобы теперь будить, – проворчал Маркелов.
– Кто же знал, что все так произойдет, – отозвался Шепелев и свирепо взглянул на Свиридова.
Владимир понял, что его сработанное под «случайного лоха» лепетание не прокатило.
Фокина будили долго. Не меньше пяти минут. Сначала трясли за плечо и колотили по щекам, но от толчков и раскачиваний массивная туша лишь слабо колыхалась, а удары по щекам гасились хоть и не особо внушительной и окладистой, но тем не менее какой-никакой бородой. Потом его начали попросту пинать ногами, а затем охаживать прикладом автомата Калашникова.
Наконец Афанасий Сергеевич подал признаки жизни.
Он сдавленно замычал, а потом на багровой физиономии, расцвеченной несколькими мелкими и одной – на лбу – очень даже внушительной ссадиной, проклюнулся мутный невидящий глаз.
Вслед за ним – через гроссмейстерскую паузу – и другой.
Но в который раз он не нашел среди них беззаботной бородатой хари, обладатель которой с таким молодецким размахом ломал мебель и глушил из горла водку. Отец Велимир, которого увели час назад, все еще не вернулся.
Ситуация глупейшая, но по сути своей трагичная и для кого-то смертоносная. При чем тут Фокин? При чем тут Алиса и Базилио? Никто из них не мог взорвать бассейн, хотя говорить определенно и с совершенной уверенностью он мог только за Афанасия.
По одной лишь причине, что Владимир знал бы о намерениях Фокина сделать это, а также о мотивах, побудивших служителя церкви перейти к столь экстремальным силовым методам, которые так часто использовались им еще несколько лет назад, в пору работы в замечательном отделе полковника Платонова.
Тогда кто же взорвал бассейн?
Это вполне могли сделать те, кто потом так виртуозно взял на себя роль вершителей правосудия до прибытия на место преступления ну совсем уж компетентных органов.
Если Шепелев и компания эти органы вообще вызывали.
К слову – зачем тогда они отобрали все наличные мобильные телефоны?
Впрочем, была одна зацепка. А именно – откуда убийца или убийцы взяли взрывчатку? Свиридов знал, что за третьей от конца дверью бункера хранится гексоген и динамитные шашки. Надо полагать, об этом знали только самые приближенные к Маркову люди.
Но не исключено, что убийца кто-то из них…
Свиридов прислушался к шагам расхаживающего за закрытой дверью охранника, а потом встал с ковра, на котором он вот уже более получаса сидел в позе лотоса, время от времени раскачиваясь взад и вперед и упираясь спиной в колени хорошенькой девушки с заплаканным личиком, сидевшей на диване. Последняя, по всей видимости, переживала по поводу ухода отца Велимира больше Свиридова, потому как периодически трогала Владимира за плечо и спрашивала тонким беспомощным голоском:
– Его ведь там не убьют, правда, Володя?
– Да нет, не убьют, – рассеянно отвечал всякий раз Свиридов, а потом снова переходил к размышлениям, а девушка – кстати, одна из тех трех, что катались с Владимиром и Афанасием на понтоне, а потом сплотились в еще более тесную компанию, напившись и попросту занявшись групповым сексом, – продолжала всхлипывать. …Так вот, Свиридов поднялся с ковра и, взяв ее за руку, произнес:
– В общем, так… пойду-ка я выясню, что там с Афоней и Алькой.
– Да ты что, Вова?.. Там же охранник!
– Это не проблема, – сказал Свиридов. – Только ты должна мне помочь.
– Да… хорошо… а как?
– Подойди к двери и позови этого самого охранника.
– И что сказать?..
– Ну, скажи, что ты хочешь в туалет. Хотя постой… туалет-то тут есть, и ванная тоже. Скажи, что мне плохо с сердцем и что я сейчас отброшу лапти, если он не сходит за лекарством. Авось и такая тупая отмазка прокатит. А если нет, то… посмотрим.
– Ладно.
Все вышло до смешного просто. Охранник даже не стал спрашивать, зачем его зовут, а приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы Свиридов мог молниеносно схватить его за горло, потянуть на себя и ударить о дверной косяк с такой звериной силой, что дюжий детина бессмысленно округлил маленькие глаза и на несколько секунд потерял ориентацию в пространстве.
Это был его приговор.
Свиридов распахнул дверь и, втащив незадачливого цербера в комнату, повалил на ковер. Сняв с груди охранника автомат, отбросил его в сторону и, сжав горло стальными пальцами, негромко, но вполне внятно и с прямой угрозой коротко спросил:
– Где он?
– К-кто? – прохрипел тот, корчась под стальной хваткой бывшего офицера спецназа ГРУ.
– Где Фокин, спрашиваю?! Куда его отвел этот… как его… Валентин?
– В эту… на втором этаже… рядом с этой… с бильярдной.
– Понятно. Шепелев там?
– Ага, – ответил тот и вдруг попытался приподняться и сбросить с себя Владимира.
Но не тут-то было.
На глазах обомлевших собратьев по несчастью Свиридов досадливо крякнул и дважды так приложил самонадеянного типа ошеломляющими прямыми ударами в голову, что охраннику ничего не оставалось, кроме как рухнуть на ковер и позорно вырубиться без права восстановления в сознании на протяжении ближайшего часа.
– Теперь можно и погулять, – пробормотал Свиридов и, взяв из обмякшей ладони здоровяка ключи, проскользнул в дверной проем. На самом пороге остановился и под глухой ропот присутствующих, которые подумали, что их сейчас выпустят, приложил к губам указательный палец.
– Тихо. Прошу не шуметь, граждане. Идет заседание…
* * *
Казалось, огромный дом вымер, ни звука, ни шороха. Застывшие фигуры охранников у дверей тех из комнат, где находились получившие статус пленников гости ныне покойного Валерия Маркова. Глухие вздохи раскачивающихся за окном деревьев. Троекратный бой часов где-то там, наверху.
Три часа ночи…
– «Никого не будет в до-оме… кроме сумерек. Один зи-и-имний день в сквозном проеме незадернутых гарди-ин», – в лучших традициях вокальной школы Афанасия Фокина прогнусавил себе под нос Свиридов. – Вот это и называется: вымерли, как мамонты… А это что? Стоп!
Он прижался к стене, а потом медленно проскользнул за тяжелую портьеру, которые были развешаны по всему дому, включая коридоры, везде, где были мало-мальские окна.
Послышались приближающиеся шаги и приглушенный говор нескольких людей. Вероятно, их было не меньше трех, а то и четверо-пятеро.
– Я не во всем понимаю тебя, Януарий Николаич, – проговорил сочный, чуть дребезжащий баритон, который мог принадлежать только одному человеку – Кириллу Глебовичу Маркелову. – Почему ты не хочешь свалить отсюда прямо сейчас? Подписывать мне договор уже не с кем, так что никакого личного интереса у меня нет. Поспать же можно и в машине.
– Что бы вы понимали в колбасных обрезках, – отозвался второй голос, суховатый, сдержанный, как-то особенно веско чеканящий каждую фразу. – Мы должны оставаться здесь до прибытия ментов. Я их вызову ближе к утру.
– Как же ты собираешься им объяснить, почему вызвал их только утром, хотя взрыв произошел поздно вечером… ночью? А?
Шепелев что-то ответил, но Свиридов не расслышал – собеседники удалились на достаточно приличное расстояние.
Удостоверившись, что в коридоре нет никого, кроме него и мирно дремлющего охранника на низеньком диванчике у самых дверей соседней с бильярдной комнаты – именно туда, по словам незаслуженно пострадавшего от Владимира парня, повели Фокина, – Свиридов вышел из-за портьеры и бесшумным кошачьим шагом двинулся по коридору.
Подойдя к уткнувшемуся носом в собственную грудь охраннику, присел рядом с ним на диванчик и задушевно спросил:
– Але, гараж… земляк, а не в этой ли комнате дают в кредит средним и мелким оптом хороших п..дюлей?
– А… что? – дернулся было тот, но Владимир одной рукой перехватил его подбородок, а второй ударил в точку чуть пониже уха.
Тот, не пикнув, откинулся назад и, ткнувшись затылком в спинку дивана, сполз вниз.
В этот момент из-за поворота вышел еще один человек. В нем Свиридов узнал одного из двух, по всей видимости, офицеров ФСБ, сопровождавших Шепелева и Маркелова.
Свиридов, пригнувшись, спрятался за тушу охранника. К счастью для него, вырубленный им парень худобой не страдал…
– Эй, как тебя там, – окликнул охранника гэбэшник. – Никак, ты вздумал дрыхнуть? Даже поссать нельзя сходить… тут же в отвал шмякается… работничек.
Тот, разумеется, не ответил.
Тогда господин из ФСБ подошел ближе и вознамерился было потрясти «задремавшего» охранника за плечо, но тут же перед его глазами возник молодой человек, которого он видел сегодня сначала за праздничным столом, а потом в бассейне в обществе едва прикрытых девиц… Подручный Януария полез в кобуру за табельным пистолетом…
Но не успел: молодой человек, еще недавно казавшийся ему ленивым и изнеженным, оказался несравненно быстрее его.
Неуловимый удар уложил офицера прямо на неподвижное тело охранника из «секьюрити» покойного Валерия Леонидовича Маркова.
– Второй уровень прошли, – резюмировал Владимир, оценивая взглядом результат своей короткой, но такой плодотворной деятельности. – Тупость какая…
После этого он осмотрел замок и, убедившись в том, что он заперт, пробормотал под нос:
– Жалко, не с кем поспорить, что я открою это чудо механики булавкой или скрепкой за пять секунд. М-м-м… за шесть. – И потянул на себя в самом деле открытую дверь.– М-да… теряю форму. …Он сразу же различил два неподвижных темных силуэта и в одном тут же узнал – по громадным размерам – отца Велимира. Чуть поодаль виднелся другой силуэт – женский.
Алька!
Свиридов бросился к Афанасию и, прощупав пульс, убедился, что тот жив и даже сохранил прекрасный сон. Потом он поднял с пола Алису и положил ее на диван.
Отняв руку от ее головы, он увидел, что пальцы перепачканы в чем-то темном. Кровь…
…Пульс прощупывался слабо, и Свиридов понял, что должен зажечь свет. Иначе ему не удастся хорошенько осмотреть ее и понять характер поражения.
Возможно, придется искать лекарства.
Придется пренебречь опасностью обнаружения. Он проверил позаимствованный у охранника автомат, удостоверился, что налицо полная обойма, и, крепко стиснув зубы, щелкнул выключателем…
* * *
– Что это такое?
Маркелов поднял голову. В дремотном тумане на него наплыло встревоженное лицо Януария Николаевича, а в уши ворвался сухой ядовитый голос:
– Что это такое?
– А… это… это часы, Януарий Николаевич, – машинально ответил Маркелов, ничего не понимая. – Уже почти четыре… у-у… четыре. А-а… уфф… вы же пошли в этот подземный бункер. Мне можно поспать… Что теперь-то мешает мне это сделать?
– В помещении, где мы оставили Смоленцеву и Фокина, горит свет.
– А я-то тут при… Что?!
– Вот-вот.
– Ты же говорил, что оставляешь там своего лучшего человека. Типа он…
– Не знаю, что там произошло, но нужно немедленно идти туда!
* * *
Алиса с трудом открыла глаза и тут же увидела перед собой встревоженное лицо Владимира.
– Ну наконец-то, – выдохнув, проговорил он. – Я уж было подумал, что не вытяну тебя. Эти придурки, наверно, вкололи тебе снотворное… Подстраховались, скоты…
Свиридов тронул пальцем только что перевязанную им голову Алисы, посмотрел на едва проступившее сквозь белоснежные бинты пятнышко крови и спросил:
– Кто это тебя так?
– Он, – механически ответила Алиса.
– Кто – он?
– Твой лучший друг. Он убийца. Он наемный убийца.
И она, приподнявшись с помощью Свиридова, посмотрела в сторону ритмично сопящего Фокина.
– Что-то я не понял, – сказал Владимир. – Это что, Фокин ударил тебя так, что я сейчас еле откачал?
– Да…
– Ну и ну, – протянул Свиридов. – А что ты там говорила про наемного убийцу?
– Он убийца, – с усилием произнесла Алиса. – Он раньше работал в спецотделе Главного разведуправления… «Капелле»… Может, слыхал? Ты же тоже в каком-то спецназе служил, да, Влодек?
Свиридов кивнул, не сводя с нее внимательного, холодно-цепенеющего взгляда.
– Помнишь, когда мы встретились с тобой тогда, в ночном клубе… много лет назад? Ты еще сидел мрачный и пил все подряд. В тот день тебе исполнилось двадцать семь лет. Ведь помнишь?
– Да, конечно, Алька, – машинально проговорил Свиридов, уже зная следующие слова Алисы. – Конечно, помню.
– Так вот, накануне убили моих родителей. Застрелили в упор. Я… я долго искала того, кто сделал это… я долго пыталась понять, кто и за что… Я даже училась в школе при… при… в общем, я нашла этого человека. Этого убийцу. В документах «Капеллы» он числится как… и здесь, в этом городе, он известен как Робин.
Несмотря на все самообладание Свиридова, он вздрогнул, почувствовав, как волна леденящего ужаса продрала позвоночник, высекая искры мурашек на коже. Побледнел как полотно и, не справившись с собой, сказал что-то совершенно неуместное:
– А не выключить ли свет? Очень жарко… то есть я хотел сказать… очень ярко.
Алиса словно не слышала этого. Она облизала губы и проговорила, понизив голос почти до шепота:
– Так вот, Влодек… моих родителей убил он, Фокин. Я спросила у него это сегодня прямо в лицо, и если бы ты видел его гримасу… Такого выражения лица не может быть у человека, который невиновен.
Свиридов молчал, не зная, что должен и что не должен говорить. Конечно, он прекрасно понимал, по какой причине так изменился в лице Фокин. Афанасий знал истинного убийцу Владимира Казимировича и Марины Алексеевны. Тогда это не было преступлением, потому что было просто исполнением долга. Бжезинский был нечистоплотным и максимально криминализированным дельцом, по которому плакала тюрьма.
Но этот человек был отцом сидящей перед ним женщины. Его, Свиридова, жены.
Свиридов так и не нашелся что сказать. Да этого и не потребовалось. Потому что дверь распахнулась и на пороге возник Шепелев.
– А-а-а… – протянул он, увидев Владимира. – А вы-то как сюда попали?
– Представьте себе, посредством последовательного переставления ног, – ответил Свиридов, ощущая такое опустошающее облегчение, какого не испытывал уже давно. Более того, он был рад появлению хоть кого-то, да хоть самого дьявола, потому что это избавляло его от необходимости что-то говорить Алисе, уже заклеймившей его как убийцу.
Правда, пока только заочно. Но скоро она все равно узнает правду…
Шепелев стремительно вошел в комнату, за ним Маркелов и еще трое. Двое с пистолетами, один с укороченным автоматом «АКМ-У».
Один из вооруженного анонимного трио подошел к Свиридову и скомандовал:
– Р-р-руки за голову!
– Простите, не понял, – тихо проговорил Свиридов. – В чем дело?
– Я же спросил: как вы здесь оказались? – холодно проговорил Шепелев и искоса взглянул на Алису, смотрящую на него широко раскрытыми глазами. – А вы начинаете умничать. Вот и извольте отвечать за свои слова.
– Я это… фигурально, – поспешно проговорил Владимир, изображая на лице высшую степень озабоченности, тревоги и недоумения.
– Ты давай базарь нормально, – в рифму перебил его фээсбэшник с автоматом и вопросительно посмотрел на своего шефа Шепелева.
Свиридов поспешил воспользоваться образовавшейся паузой и быстро затараторил:
– Я, значит, это самое… вышел в коридор и наткнулся на тех… которые валяются вон на том диване. И дверь… она была приоткрыта, а тут люди… Алиса и отец Велимир. Я испугался, что им плохо, и начал приводить их в чувство… вот так…
– По всей видимости, у вас не самые плохие познания в медицине, – прервал его Шепелев. – Я вот только одного не могу понять: какого черта вы мешаете следствию? Обвиняемые…
И тут уже Януарий Николаевич был перебит на полуслове. Алиса с трудом приподнялась на диване, невзирая на то что Владимир пытался удержать ее в горизонтальном положении, и воскликнула:
– Это кто обвиняемый, господин Ян? Это я обвиняемая? Наверно, потому, что считаете меня причастной к убийству Маркова, вы оставили меня валяться здесь с проломленной головой, да еще вкололи лошадиную дозу снотворного? Хотя отлично знаете, что я здесь именно для того, чтобы убить Маркова… но не успела выполнить нашей с вами договоренности, потому что кто-то меня опередил… И не исключено, что это были вы!!
Свиридов остолбенел. «Я здесь именно для того, чтобы убить Маркова!..» «Наша с вами договоренность!» О господи!
Так, значит, Алиса была связана с этими малосимпатичными субъектами?
– То есть вы предполагаете, что я промышляю кидняком, Алиса Владимировна? – вкрадчиво прошипел Януарий Николаевич.
– Почему… предполагаю? Я в этом просто уверена. Иначе вы не стали бы так поступать со мной.
Майор ФСБ резко выдохнул:
– Ну что ж, Алиса Владимировна, вероятно, вы правы. Вероятно, мы оба заблуждались, начиная наше сотрудничество. Впрочем, эти заблуждения легко устранить.
Он махнул рукой, и Алису грубо сорвали с дивана…
– Полегче с ней, она еще очень слаба после ваших инъекций! – не выдержал Свиридов.
В ответ он получил такой удар по голове, что едва устоял на ногах, а в глазах заходили черные и белые полосы.
– Разбудите и этого, – сказал Шепелев, кивнув на отца Велимира. – Стоило ему колоть снотворное, чтобы теперь будить, – проворчал Маркелов.
– Кто же знал, что все так произойдет, – отозвался Шепелев и свирепо взглянул на Свиридова.
Владимир понял, что его сработанное под «случайного лоха» лепетание не прокатило.
Фокина будили долго. Не меньше пяти минут. Сначала трясли за плечо и колотили по щекам, но от толчков и раскачиваний массивная туша лишь слабо колыхалась, а удары по щекам гасились хоть и не особо внушительной и окладистой, но тем не менее какой-никакой бородой. Потом его начали попросту пинать ногами, а затем охаживать прикладом автомата Калашникова.
Наконец Афанасий Сергеевич подал признаки жизни.
Он сдавленно замычал, а потом на багровой физиономии, расцвеченной несколькими мелкими и одной – на лбу – очень даже внушительной ссадиной, проклюнулся мутный невидящий глаз.
Вслед за ним – через гроссмейстерскую паузу – и другой.