Страница:
– Располагайтесь, – пригласил Владимир. – Что будете? Кофе, ликеры? Может, по рюмочке за знакомство?
– Да, пожалуй, – ответил Афанасий. – Тебе чего, Поля? Водку будешь?
– Почему бы и нет, – чуть нараспев, растягивая слова, ответила та. – В конце концов, мы же в России, а не в Лос-Анджелесе, из которого недавно вернулся мой брат. Говорит, что если попросишь бутылку водки – немедленно вызовут «Скорую помощь» и госпитализируют. Причем в психиатрическую клинику.
К этой невесть к чему сказанной тираде больше всех прислушивался попугай Брателло. Он сидел на абажуре лампы, с умным видом склонив голову в сторону говорящей и подогнув под себя одну лапку. Потом подпрыгнул и гаркнул едва ли не в самое ухо Полине:
– Отдай герррру, шмаррра!!
Та вздрогнула:
– Что он сказал?
– Он сказал: «Отдай геру, шмара», – снисходительно пояснил Афанасий. – В смысле: отдай героин, нехорошая женщина. У него вообще такой... социально ориентированный репертуар. Недаром у него прозвище Брателло.
– У вас много животных, Володя, – сказала Полина. – Я смотрю, у вас есть еще обезьяна...
– ...и кот, – добавил Фокин. – А раньше были еще вторая обезьяна по прозвищу Папа Зю... ее Наполеон мочил вовсю, и Илюха ее отдал каким-то знакомым... и еще какая-то собака. Она то ли сдохла, то ли сбежала.
Фокин имел в виду одноглазого эрдельтерьера по кличке Кутузов, который в полном соответствии с историческими параллелями не на жизнь, а на смерть враждовал с хвостатым Наполеоном. Впрочем, на редкость проворный и ушлый Наполеон изменил-таки ход истории (как мы помним, исторический Наполеон Кутузову проиграл, правда, с треском разбив его при Аустерлице) и выжил Кутузова из квартиры Ильи почти тем же манером, что и Папу Зю.
– Вы любите животных? – дежурно спросила Полина.
– Не я люблю животных, а мой брат Илья, – ответил Свиридов. – А я животных, наоборот, отстреливаю.
Полина взмахнула длинными ресницами:
– Простите... вы охотник?
Сидящий рядом с ней Фокин засмеялся:
– Угу... охотник. Охотник на тараканов. Я всегда говорил, что он их нарочно разводит, чтобы было по кому стрелять.
– Ладно, – сказал Свиридов, – сейчас принесу с кухни все, что надо. Одну минуту.
Как только он вышел, Полина посмотрела на Афанасия и хмуро произнесла:
– Что-то не похож он на человека, о котором ты мне говорил. По твоим рассказам, он просто супермен какой-то, а тут – обычный мужик. По тараканам стреляет. Гм... детство чистой воды. И зоопарк этот... Хотя, конечно, красивый, ничего не ска...
– Не бурчи, Поля, – перебил ее Фокин. – Я знаю, о чем говорю. Этот, как ты выразилась, впадающий в детство охотник на тараканов – самый совершенный боец, какого я когда-либо знал. А знал я их, как ты сама понимаешь, немало. Впрочем, это легко может подтвердить твой брат. Он ведь точно так же, как и я, был штатной единицей «Капеллы». А там были только лучшие. Элитные офицеры спецназа ГРУ. А ты говоришь – обычный мужик. Какой же он должен быть? С двумя херами, что ли?
Этот грубоватый юмор Фокина вызвал у Полины только легкую улыбку и чуть недоуменное пожимание хрупкими изящными плечами.
Фокину всегда нравились узкие женские плечи...
Афанасий говорил Полине правду.
И в то же самое время он многого недоговаривал. Фокин сказал о том, что он и Свиридов в самом деле являлись бывшими офицерами секретнейшего спецотдела ГРУ под звучным наименованием «Капелла». И о том, что ныне Владимир Свиридов пребывал в отставке и пробавлялся случайными заработками.
Он упоминал о том, что Илья, работающий в сфере модельного бизнеса, иногда привлекал к этому своего брата, обладающего идеальной фигурой, хотя Владимир был слишком ленив, чтобы закрепиться на определенном поприще и терпеливо, кропотливо и упорно взбираться по карьерной лестнице, обеспечить себе солидный счет в банке, спокойное и безбедное житье на закате лет и снискать всеобщие почет и уважение.
Но Фокин не сказал, что у его друга было свое поприще, свой род занятий.
Потому как этот самый род занятий Свиридова характеризовался одним выразительным и все более народным словом – «киллер».
Причем киллер высочайшего класса, работающий только по особым заказам.
А отчего бы ему, этому классу, не быть высоким после обучения в высшей школе ГРУ Генштаба и последующей многолетней учебы, стажировки и работы в уже упоминавшемся элитном отделе Главного разведывательного управления под красивым музыкальным названием «Капелла».
«Музыканты», разучивающие «романсы» в этом отделе под руководством опытнейшего «дирижера», матерого волка внешней разведки полковника Платонова, считались самыми совершенными и непревзойденными убийцами на территории всего бывшего Союза. Четырнадцать человек, четырнадцать офицеров ГРУ в звании от лейтенанта до капитана.
Государственные киллеры.
Они выполняли заказы государственных спецслужб до расформирования отдела «Капелла» в 1993 году в связи с реформированием силовых структур России и невозможностью дальнейшего финансирования этой элитной группы офицеров, обходившихся ох как недешево. После этого экс-капелловцы в полном составе направились в Чечню, где выполняли специальные поручения диверсионного плана.
Надо отметить, не без успеха, в отличие от общей картины событий на чеченском фронте.
После ранения Свиридов оставил военную службу, но ненадолго. Обстоятельства сложились так, что он вынужден был продолжать зарабатывать себе на жизнь кровью и смертью других людей.
Смерть не желала отпускать своего верного и безотказного служителя.
Но неверным будет утверждать, что после многих лет Владимир превратился в некое живое подобие терминатора, косящее все на своем пути и несущее ужас и гибель. Очень красноречиво по этому поводу выражался его старый друг Афанасий Фокин, ныне принявший сан и служащий литургии в соборе (он чистосердечно полагал, что это может искупить грехи его бурной и кровавой молодости). Он частенько называл Свиридова не иначе, как Робин Гудом. Правда, без привнесения той мессианско-освободительской наивности, которыми в контексте современности окутана личность легендарного шотландца, героя сотен баллад.
В свою очередь Владимир именовал Фокина братом Туком – монахом-забулдыгой, постоянным спутником Робин Гуда. Надо сказать, что Афанасий, принявший в связи с возведением в сан имя отца Велимира, куда больше смахивал на Тука, чем Свиридов на Робина.
В тот момент, когда Афанасий произносил свою заключительную фразу – про гипотетическую необычность анатомии Свиридова, в частности его мочеполовой системы (это про «мужика с двумя херами»), – в комнату вошли одновременно Илья в приличных брюках и рубашке и Владимир с подносом, на котором стояли бутылка водки «Кристалл», бутылка джин-тоника, ваза со льдом, пакет яблочного сока и ваза с апельсинами и грушами.
– Сойдет? – спросил он, ставя поднос на столик. – Сойдет, – ухмыльнулся Фокин. – Наливай, Володька. За встречу.
Пока Владимир наливал, Илья усиленно пялился на Полину. При этом он, как весьма прожженный женолюб – несмотря на свои двадцать три года, – смотрел сквозь приспущенные ресницы, что делало его взгляды почти незаметными.
Та в самом деле была красива, несмотря на то что ее черты нельзя было назвать классическими, но вот глаза... Большие, необычного разреза, чуть раскосые, эти глаза были словно подернуты мутноватой зеленой дымкой – как два омута спокойной и холодной воды, в которых за налетом ряски таится притягательная, жуткая, слепая бездна. И если она открывается, то не отпускает уже никогда.
Опасные глаза.
Женщин с подобной внешностью и глазами, словно подернутыми влажной пеленой, обычно называют довольно пошло – роковыми.
Впрочем, во внешности «роковой» спутницы Фокина не глаза интересовали Илюху. Его взгляд довольно откровенно блуждал по ее высокой груди, обтянутой тонкой блузкой, и длинным ногам в узкой, выше колен, юбке.
«Да, – рассуждал про себя Илья, – этот Фокин всегда умел выбирать настоящих самок».
Поговорив несколько минут о несущественных вещах, вспомнив мелочи, обсуждение которых всегда предшествует важным разговорам, Афанасий предложил тост за дружбу, а потом, почесав за ухом, произнес:
– Вообще, Владимир, мы приехали к тебе не просто так.
– Да я уж понял, – негромко отозвался Свиридов. – Ну, говори, что у тебя там.
– У меня сегодня... машине крыло поцарапали, – неожиданно сказал Фокин и одним коротким движением выплеснул содержимое бокала в свою глотку. Потом закурил сигарету (точнее, сигариллу – маленькую сигару) «Captain Black» и, глубоко, неумело затянувшись и выпустив струйку дыма, перекинул ее из одного угла рта в другой, только потом добавил:
– А мусор с меня штраф взял... сука.
Свиридов прекрасно знал, что Фокин курит только тогда, когда волнуется. Ну, и когда примет огромную дозу спиртного...
Сейчас Афанасий был абсолютно трезв. И потому все эти терзания сигареты могли свидетельствовать только об одном: начиная говорить о каком-то важном для него деле, Фокин чувствовал себя не в своей тарелке.
Владимир быстро посмотрел на спокойную Полину, а потом сказал:
– Знаешь, Афоня, ты мне напоминаешь жену Шурика из «Иван Васильевич меняет профессию». Она там говорила: я должна сообщить тебе ужасную новость. Дескать, у меня сегодня в кафе увели перчатки... и еще я полюбила другого. Так что давай сразу... без всяких этих предисловий и пропедевтик.
– Лучше я скажу, – проговорила Полина. – Дело в том, что еще неделю назад я могла считать себя самой счастливой женщиной на свете. У меня была замечательная семья, достаток в доме, сбалансированная жизнь... наконец, любимый человек, – она выразительно посмотрела на Афанасия, – и вдруг в один прекрасный день все это рухнуло, как по взмаху волшебной палочки...
Она налила себе водки и, не добавив ни джин-тоника, ни льда, выпила одним глотком, смешно поморщилась и тут же продолжила: – Дело в том, что неделю тому назад убили моего отца, Валерия Знаменского, одного из самых известных предпринимателей Нижнего. А убили отца, Володя, на похоронах его компаньона, Ивана Андреевича Кириллова. Они были совладельцами фирмы «Элизеум» и банка «Астрал». Очень мощной финансовой структуры. И вот теперь эта структура фактически обезглавлена. Если не считать того, что сейчас делами управляет мой брат, Роман Знаменский. Вам должно быть знакомо это имя, Володя...
– Извините, Полина... не припомню.
– А имя Шопен вам ничего не говорит? – немного помедлив, выговорила Полина и уставила тяжелый взгляд широко распахнутых глаз в лицо Свиридова.
Владимир вздрогнул: он понял, кого имела в виду Полина Знаменская...
Речь, разумеется, шла не о великом польском композиторе, чей «Траурный марш» совсем недавно так вольно переиначил Фокин, играя на кларнете.
Кодовое имя Шопен и позывные ИФ-18 принадлежали штатной единице спецотдела «Капелла» – одному из четырнадцати прекрасно обученных и практически неуязвимых элитных офицеров спецназа ГРУ.
Перед глазами Владимира, как на экране компьютера, возникло широкое лицо черноволосого некрасивого человека с широко расставленными небольшими глазами, высоким лбом и жесткой складкой узких, плотно сжатых губ. Так вот, значит, как звали тебя по паспорту, Шопен, – Роман Знаменский...
По секретному уставу «Капеллы» ее единицы не должны были знать настоящих имен друг друга. Им давалось определенное кодовое имя, и офицер работал в отделе исключительно под ним.
Все подчиненные полковника Платонова, завзятого меломана и поклонника классической музыки, знали его маленькую слабость – давать офицерам отдела кодовые обозначения, имеющие самое прямое отношение к музыке. Офицеры бывшей контрразведки, составлявшие элитное подразделение «Капелла», носили наименования «Бетховен», «Шопен», «Глинка», «Штраус» и тому подобные.
Они знали друг друга исключительно по этим прозвищам и не подозревали, как кого зовут на самом деле. Так, под именем агента Вагнера скрывалась персона лучшего друга Свиридова Афанасия Фокина.
Да и сама спецгруппа носила явно музыкальное название, а полковник Платонов проходил в соответствующих сферах под именами «Дирижер» или «Скрябин».
Кстати, единственный, кто имел не музыкальное кодовое имя, был лучший офицер отдела – Владимир Свиридов.
Он работал под этаким историческо-астрологическим именем «Стрелец».
Свиридов посмотрел на все еще не отрывающую от него пристального взгляда Полину и неожиданно произнес – совершенно безотносительно к разговору:
– У вас очень опасные глаза, Полина. Вам никто не говорил, что за такие глаза раньше сжигали на кострах?
– Что вы имеете в виду, Владимир? – холодно спросила она.
– Инквизиция точно приняла бы вас за ведьму. Вот что я имею в виду.
Она улыбнулась:
– Разве я такая страшная?
– Вы думаете, ведьмы были страшными, безобразными, всклокоченными старухами? О нет. Преимущественно они являлись красивыми молодыми женщинами. И очень часто – не в меру красивыми. Ну, хорошо. Мы отвлеклись от темы... Значит, ваш брат – бывший агент отдела ГРУ «Капелла»? – медленно спросил он и вопросительно посмотрел на Афанасия.
По своей форме вопрос был адресован Полине, но по сути предназначался Фокину. Он и ответил:
– Да, Роман – наш бывший коллега. До этого работал заместителем финдиректора «Астрал-банка». Теперь к нему перешел значительный пакет акций структур, возглавлявшихся его отцом, Валерием Ивановичем, и буквально вчера совет директоров концерна утвердил его своим главой.
– Я до сих пор не могу понять, как погибли Кириллов и папа, – сказала Полина. – Дело в том, что деятели из прокуратуры, ведущие расследование, только разводят руками: дескать, сделано настолько чисто, что ни к чему не придерешься. Работал профессионал. И еще... – Полина склонилась к столику, взяла апельсин и, качнув его на руке, проговорила: – Рома упорно твердит, что это не простые убийства. Что он чувствует за всем этим руку его старых боссов. Руку разведслужб...
– Но вам известно, что «Капеллу» расформировали много лет назад... в конце девяносто третьего года, вскоре после расстрела Белого дома? – строго спросил Владимир.
Он не любил говорить о «Капелле» и о своем прошлом. И потому, когда его вынуждали затрагивать эти табуированные темы, держался сдержанно и сухо.
Полина почувствовала это. Ответ ее был максимально краток:
– Да, известно.
– Значит, Роман подозревает в причастности к убийству вашего отца и его компаньона нынешние спецслужбы?
– Возможно.
– Выслушай ее, Володя, – быстро проговорил Фокин.
Свиридов посмотрел на Афанасия, потом на Илью.
– Я слушаю... Полина, – тяжело вздохнув, произнес он.
И братья Свиридовы выслушали историю Полины Знаменской, тем более что, если судить по взволнованному лицу Фокина, это касалось его очень близко.
Глава 3
– Да, пожалуй, – ответил Афанасий. – Тебе чего, Поля? Водку будешь?
– Почему бы и нет, – чуть нараспев, растягивая слова, ответила та. – В конце концов, мы же в России, а не в Лос-Анджелесе, из которого недавно вернулся мой брат. Говорит, что если попросишь бутылку водки – немедленно вызовут «Скорую помощь» и госпитализируют. Причем в психиатрическую клинику.
К этой невесть к чему сказанной тираде больше всех прислушивался попугай Брателло. Он сидел на абажуре лампы, с умным видом склонив голову в сторону говорящей и подогнув под себя одну лапку. Потом подпрыгнул и гаркнул едва ли не в самое ухо Полине:
– Отдай герррру, шмаррра!!
Та вздрогнула:
– Что он сказал?
– Он сказал: «Отдай геру, шмара», – снисходительно пояснил Афанасий. – В смысле: отдай героин, нехорошая женщина. У него вообще такой... социально ориентированный репертуар. Недаром у него прозвище Брателло.
– У вас много животных, Володя, – сказала Полина. – Я смотрю, у вас есть еще обезьяна...
– ...и кот, – добавил Фокин. – А раньше были еще вторая обезьяна по прозвищу Папа Зю... ее Наполеон мочил вовсю, и Илюха ее отдал каким-то знакомым... и еще какая-то собака. Она то ли сдохла, то ли сбежала.
Фокин имел в виду одноглазого эрдельтерьера по кличке Кутузов, который в полном соответствии с историческими параллелями не на жизнь, а на смерть враждовал с хвостатым Наполеоном. Впрочем, на редкость проворный и ушлый Наполеон изменил-таки ход истории (как мы помним, исторический Наполеон Кутузову проиграл, правда, с треском разбив его при Аустерлице) и выжил Кутузова из квартиры Ильи почти тем же манером, что и Папу Зю.
– Вы любите животных? – дежурно спросила Полина.
– Не я люблю животных, а мой брат Илья, – ответил Свиридов. – А я животных, наоборот, отстреливаю.
Полина взмахнула длинными ресницами:
– Простите... вы охотник?
Сидящий рядом с ней Фокин засмеялся:
– Угу... охотник. Охотник на тараканов. Я всегда говорил, что он их нарочно разводит, чтобы было по кому стрелять.
– Ладно, – сказал Свиридов, – сейчас принесу с кухни все, что надо. Одну минуту.
Как только он вышел, Полина посмотрела на Афанасия и хмуро произнесла:
– Что-то не похож он на человека, о котором ты мне говорил. По твоим рассказам, он просто супермен какой-то, а тут – обычный мужик. По тараканам стреляет. Гм... детство чистой воды. И зоопарк этот... Хотя, конечно, красивый, ничего не ска...
– Не бурчи, Поля, – перебил ее Фокин. – Я знаю, о чем говорю. Этот, как ты выразилась, впадающий в детство охотник на тараканов – самый совершенный боец, какого я когда-либо знал. А знал я их, как ты сама понимаешь, немало. Впрочем, это легко может подтвердить твой брат. Он ведь точно так же, как и я, был штатной единицей «Капеллы». А там были только лучшие. Элитные офицеры спецназа ГРУ. А ты говоришь – обычный мужик. Какой же он должен быть? С двумя херами, что ли?
Этот грубоватый юмор Фокина вызвал у Полины только легкую улыбку и чуть недоуменное пожимание хрупкими изящными плечами.
Фокину всегда нравились узкие женские плечи...
* * *
Афанасий говорил Полине правду.
И в то же самое время он многого недоговаривал. Фокин сказал о том, что он и Свиридов в самом деле являлись бывшими офицерами секретнейшего спецотдела ГРУ под звучным наименованием «Капелла». И о том, что ныне Владимир Свиридов пребывал в отставке и пробавлялся случайными заработками.
Он упоминал о том, что Илья, работающий в сфере модельного бизнеса, иногда привлекал к этому своего брата, обладающего идеальной фигурой, хотя Владимир был слишком ленив, чтобы закрепиться на определенном поприще и терпеливо, кропотливо и упорно взбираться по карьерной лестнице, обеспечить себе солидный счет в банке, спокойное и безбедное житье на закате лет и снискать всеобщие почет и уважение.
Но Фокин не сказал, что у его друга было свое поприще, свой род занятий.
Потому как этот самый род занятий Свиридова характеризовался одним выразительным и все более народным словом – «киллер».
Причем киллер высочайшего класса, работающий только по особым заказам.
А отчего бы ему, этому классу, не быть высоким после обучения в высшей школе ГРУ Генштаба и последующей многолетней учебы, стажировки и работы в уже упоминавшемся элитном отделе Главного разведывательного управления под красивым музыкальным названием «Капелла».
«Музыканты», разучивающие «романсы» в этом отделе под руководством опытнейшего «дирижера», матерого волка внешней разведки полковника Платонова, считались самыми совершенными и непревзойденными убийцами на территории всего бывшего Союза. Четырнадцать человек, четырнадцать офицеров ГРУ в звании от лейтенанта до капитана.
Государственные киллеры.
Они выполняли заказы государственных спецслужб до расформирования отдела «Капелла» в 1993 году в связи с реформированием силовых структур России и невозможностью дальнейшего финансирования этой элитной группы офицеров, обходившихся ох как недешево. После этого экс-капелловцы в полном составе направились в Чечню, где выполняли специальные поручения диверсионного плана.
Надо отметить, не без успеха, в отличие от общей картины событий на чеченском фронте.
После ранения Свиридов оставил военную службу, но ненадолго. Обстоятельства сложились так, что он вынужден был продолжать зарабатывать себе на жизнь кровью и смертью других людей.
Смерть не желала отпускать своего верного и безотказного служителя.
Но неверным будет утверждать, что после многих лет Владимир превратился в некое живое подобие терминатора, косящее все на своем пути и несущее ужас и гибель. Очень красноречиво по этому поводу выражался его старый друг Афанасий Фокин, ныне принявший сан и служащий литургии в соборе (он чистосердечно полагал, что это может искупить грехи его бурной и кровавой молодости). Он частенько называл Свиридова не иначе, как Робин Гудом. Правда, без привнесения той мессианско-освободительской наивности, которыми в контексте современности окутана личность легендарного шотландца, героя сотен баллад.
В свою очередь Владимир именовал Фокина братом Туком – монахом-забулдыгой, постоянным спутником Робин Гуда. Надо сказать, что Афанасий, принявший в связи с возведением в сан имя отца Велимира, куда больше смахивал на Тука, чем Свиридов на Робина.
* * *
В тот момент, когда Афанасий произносил свою заключительную фразу – про гипотетическую необычность анатомии Свиридова, в частности его мочеполовой системы (это про «мужика с двумя херами»), – в комнату вошли одновременно Илья в приличных брюках и рубашке и Владимир с подносом, на котором стояли бутылка водки «Кристалл», бутылка джин-тоника, ваза со льдом, пакет яблочного сока и ваза с апельсинами и грушами.
– Сойдет? – спросил он, ставя поднос на столик. – Сойдет, – ухмыльнулся Фокин. – Наливай, Володька. За встречу.
Пока Владимир наливал, Илья усиленно пялился на Полину. При этом он, как весьма прожженный женолюб – несмотря на свои двадцать три года, – смотрел сквозь приспущенные ресницы, что делало его взгляды почти незаметными.
Та в самом деле была красива, несмотря на то что ее черты нельзя было назвать классическими, но вот глаза... Большие, необычного разреза, чуть раскосые, эти глаза были словно подернуты мутноватой зеленой дымкой – как два омута спокойной и холодной воды, в которых за налетом ряски таится притягательная, жуткая, слепая бездна. И если она открывается, то не отпускает уже никогда.
Опасные глаза.
Женщин с подобной внешностью и глазами, словно подернутыми влажной пеленой, обычно называют довольно пошло – роковыми.
Впрочем, во внешности «роковой» спутницы Фокина не глаза интересовали Илюху. Его взгляд довольно откровенно блуждал по ее высокой груди, обтянутой тонкой блузкой, и длинным ногам в узкой, выше колен, юбке.
«Да, – рассуждал про себя Илья, – этот Фокин всегда умел выбирать настоящих самок».
Поговорив несколько минут о несущественных вещах, вспомнив мелочи, обсуждение которых всегда предшествует важным разговорам, Афанасий предложил тост за дружбу, а потом, почесав за ухом, произнес:
– Вообще, Владимир, мы приехали к тебе не просто так.
– Да я уж понял, – негромко отозвался Свиридов. – Ну, говори, что у тебя там.
– У меня сегодня... машине крыло поцарапали, – неожиданно сказал Фокин и одним коротким движением выплеснул содержимое бокала в свою глотку. Потом закурил сигарету (точнее, сигариллу – маленькую сигару) «Captain Black» и, глубоко, неумело затянувшись и выпустив струйку дыма, перекинул ее из одного угла рта в другой, только потом добавил:
– А мусор с меня штраф взял... сука.
Свиридов прекрасно знал, что Фокин курит только тогда, когда волнуется. Ну, и когда примет огромную дозу спиртного...
Сейчас Афанасий был абсолютно трезв. И потому все эти терзания сигареты могли свидетельствовать только об одном: начиная говорить о каком-то важном для него деле, Фокин чувствовал себя не в своей тарелке.
Владимир быстро посмотрел на спокойную Полину, а потом сказал:
– Знаешь, Афоня, ты мне напоминаешь жену Шурика из «Иван Васильевич меняет профессию». Она там говорила: я должна сообщить тебе ужасную новость. Дескать, у меня сегодня в кафе увели перчатки... и еще я полюбила другого. Так что давай сразу... без всяких этих предисловий и пропедевтик.
– Лучше я скажу, – проговорила Полина. – Дело в том, что еще неделю назад я могла считать себя самой счастливой женщиной на свете. У меня была замечательная семья, достаток в доме, сбалансированная жизнь... наконец, любимый человек, – она выразительно посмотрела на Афанасия, – и вдруг в один прекрасный день все это рухнуло, как по взмаху волшебной палочки...
Она налила себе водки и, не добавив ни джин-тоника, ни льда, выпила одним глотком, смешно поморщилась и тут же продолжила: – Дело в том, что неделю тому назад убили моего отца, Валерия Знаменского, одного из самых известных предпринимателей Нижнего. А убили отца, Володя, на похоронах его компаньона, Ивана Андреевича Кириллова. Они были совладельцами фирмы «Элизеум» и банка «Астрал». Очень мощной финансовой структуры. И вот теперь эта структура фактически обезглавлена. Если не считать того, что сейчас делами управляет мой брат, Роман Знаменский. Вам должно быть знакомо это имя, Володя...
– Извините, Полина... не припомню.
– А имя Шопен вам ничего не говорит? – немного помедлив, выговорила Полина и уставила тяжелый взгляд широко распахнутых глаз в лицо Свиридова.
Владимир вздрогнул: он понял, кого имела в виду Полина Знаменская...
Речь, разумеется, шла не о великом польском композиторе, чей «Траурный марш» совсем недавно так вольно переиначил Фокин, играя на кларнете.
Кодовое имя Шопен и позывные ИФ-18 принадлежали штатной единице спецотдела «Капелла» – одному из четырнадцати прекрасно обученных и практически неуязвимых элитных офицеров спецназа ГРУ.
Перед глазами Владимира, как на экране компьютера, возникло широкое лицо черноволосого некрасивого человека с широко расставленными небольшими глазами, высоким лбом и жесткой складкой узких, плотно сжатых губ. Так вот, значит, как звали тебя по паспорту, Шопен, – Роман Знаменский...
По секретному уставу «Капеллы» ее единицы не должны были знать настоящих имен друг друга. Им давалось определенное кодовое имя, и офицер работал в отделе исключительно под ним.
Все подчиненные полковника Платонова, завзятого меломана и поклонника классической музыки, знали его маленькую слабость – давать офицерам отдела кодовые обозначения, имеющие самое прямое отношение к музыке. Офицеры бывшей контрразведки, составлявшие элитное подразделение «Капелла», носили наименования «Бетховен», «Шопен», «Глинка», «Штраус» и тому подобные.
Они знали друг друга исключительно по этим прозвищам и не подозревали, как кого зовут на самом деле. Так, под именем агента Вагнера скрывалась персона лучшего друга Свиридова Афанасия Фокина.
Да и сама спецгруппа носила явно музыкальное название, а полковник Платонов проходил в соответствующих сферах под именами «Дирижер» или «Скрябин».
Кстати, единственный, кто имел не музыкальное кодовое имя, был лучший офицер отдела – Владимир Свиридов.
Он работал под этаким историческо-астрологическим именем «Стрелец».
Свиридов посмотрел на все еще не отрывающую от него пристального взгляда Полину и неожиданно произнес – совершенно безотносительно к разговору:
– У вас очень опасные глаза, Полина. Вам никто не говорил, что за такие глаза раньше сжигали на кострах?
– Что вы имеете в виду, Владимир? – холодно спросила она.
– Инквизиция точно приняла бы вас за ведьму. Вот что я имею в виду.
Она улыбнулась:
– Разве я такая страшная?
– Вы думаете, ведьмы были страшными, безобразными, всклокоченными старухами? О нет. Преимущественно они являлись красивыми молодыми женщинами. И очень часто – не в меру красивыми. Ну, хорошо. Мы отвлеклись от темы... Значит, ваш брат – бывший агент отдела ГРУ «Капелла»? – медленно спросил он и вопросительно посмотрел на Афанасия.
По своей форме вопрос был адресован Полине, но по сути предназначался Фокину. Он и ответил:
– Да, Роман – наш бывший коллега. До этого работал заместителем финдиректора «Астрал-банка». Теперь к нему перешел значительный пакет акций структур, возглавлявшихся его отцом, Валерием Ивановичем, и буквально вчера совет директоров концерна утвердил его своим главой.
– Я до сих пор не могу понять, как погибли Кириллов и папа, – сказала Полина. – Дело в том, что деятели из прокуратуры, ведущие расследование, только разводят руками: дескать, сделано настолько чисто, что ни к чему не придерешься. Работал профессионал. И еще... – Полина склонилась к столику, взяла апельсин и, качнув его на руке, проговорила: – Рома упорно твердит, что это не простые убийства. Что он чувствует за всем этим руку его старых боссов. Руку разведслужб...
– Но вам известно, что «Капеллу» расформировали много лет назад... в конце девяносто третьего года, вскоре после расстрела Белого дома? – строго спросил Владимир.
Он не любил говорить о «Капелле» и о своем прошлом. И потому, когда его вынуждали затрагивать эти табуированные темы, держался сдержанно и сухо.
Полина почувствовала это. Ответ ее был максимально краток:
– Да, известно.
– Значит, Роман подозревает в причастности к убийству вашего отца и его компаньона нынешние спецслужбы?
– Возможно.
– Выслушай ее, Володя, – быстро проговорил Фокин.
Свиридов посмотрел на Афанасия, потом на Илью.
– Я слушаю... Полина, – тяжело вздохнув, произнес он.
И братья Свиридовы выслушали историю Полины Знаменской, тем более что, если судить по взволнованному лицу Фокина, это касалось его очень близко.
Глава 3
Нижегородский апокалипсис
Валерий Иванович Знаменский, по утверждению его дочери Полины, являлся одним из наиболее влиятельных бизнесменов Нижнего Новгорода и области. В самом деле, фирма с пышным претенциозным названием «Элизеум» являлась крупным холдингом, контролировавшим ряд промышленных и торговых предприятий.
Фирма «Элизеум» представляла собой мощную экономическую структуру, включающую в себя торговый дом, банк, ряд крупных риэлторских контор, весьма значительную разветвленную сеть магазинов, а также достаточно существенное число более мелких из крупных предприятий, так или иначе контролируемых возглавляемым Знаменским и Кирилловым концерном, то есть подотчетных или самим боссам лично, или номинальным главам этих фирм, являвшихся подставными лицами и в конечном итоге марионетками в руках вышеупомянутых воротил нижегородского бизнеса. Так что их богатство, влияние и политическо-финансовый вес (оба были членами областной Думы и крупными акционерами ряда нефтяных компаний) могли стать предметом зависти и неприязни, что в конечном итоге и сослужило дурную службу Валерию Ивановичу и Ивану Андреевичу.
Кириллов был убит прямо в ночном клубе, где он и его люди любили отдыхать, расслабляясь после утомительных трудов. Клуб был либерального толка – культивировалось стрип-шоу и оказание интимных услуг, а так как клуб «Хамелеон» и принадлежал «Элизеуму», то Иван Андреевич, никогда не стеснявший себя строгой моралью, редко упускал возможность посетить его.
Где, как говорят, устраивал оргии, на которых употреблял кокаин и занимался групповым сексом.
А убили его прямо в объятиях его любимой дамы легкого поведения. Убийца проник в номер и отработал Кириллова выстрелом в затылок.
Выстрел прозвучал в тот самый момент, когда усиленно ублаготворявший девушку прямо на столе совладелец «Элизеума» испытывал оргазм.
И проститутку вовсе не удивило то, что любовник внезапно задрожал, а потом, на секунду застыв в воздухе, рухнул на нее всем телом.
Иногда он вел себя так и раньше.
То, что произошло на самом деле, дошло до нее гораздо позже: после того, как несколько минут он не шевелился и не говорил.
Самый термоядерный оргазм способен лишить мужчину способности передвижения и дара речи максимум на минуту-полторы.
Но он при этом дышит.
После того как на место приехали компетентные органы, эксперты заявили, что проникнуть в номер киллер мог только по абсолютно вертикальной стене совершенно без выступов, без карнизов и уж тем более без банальной лестницы на случай пожара.
Впрочем, окно было открыто, но никаких следов или отпечатков пальцев на нем не оказалось.
Зато прямо под окном нашли убитого охранника автостоянки. Ему сломали шею. Судя по тому, что никаких других повреждений или следов борьбы на его теле не оказалось, сделали вывод, что схватка была мгновенной: охранник сразу оказался в роли жертвы.
Похороны Кириллова, как то водится, состоялись на третий день. На них было очень много народу – несколько сотен. Отпевание происходило в одном из самых величественных храмов города и было очень пышным.
Как вспоминает Полина, некоторые из сидящих на паперти нищих огребли по целому состоянию: коллеги и родственники покойного не скупились.
И тут же, в храме, произошло страшное: компаньон Ивана Кириллова, второй из отцов-основателей и владельцев «Элизеума», Валерий Знаменский упал замертво прямо на ступенях алтаря.
Все присутствующие онемели: шок был опустошающим и жутким. На фоне последних событий все восприняли это как нечто мистическое.
Ближайшие родственники и личный врач Знаменского знали его как очень здорового, спокойного и уравновешенного человека, сохранившего свое тело, нервы и мозг от разрушающего воздействия жизни, всегда выдерживавшего режим и не позволявшего себе – в отличие от компаньона – злоупотреблять алкоголем, табаком и общением с женщинами. Особенно – легкого поведения.
Сын Знаменского Роман тут же велел отвезти отца в больницу и сам поехал вместе с ним.
Врачи безапелляционно констатировали смерть от внезапной остановки сердца.
И тогда Роман велел произвести вскрытие. Тут же. Без секунды промедления.
В результате вскрытия было установлено наличие в организме достаточно редкого препарата, используемого в хирургии, – тубарина. Кроме того, при тщательном исследовании обнаружили на бедре тончайший прокол, сделанный миниатюрной иглой. То, что удалось обнаружить тубарин и прокол, по мнению личного врача Знаменского Бориса Шевцова, – огромное везение. Потому что компоненты препарата рассасываются в организме через сорок минут после введения, и идентифицировать тубарин потом очень сложно.
При поверхностном исследовании в качестве причины смерти могут назвать инфаркт, а при более оперативном и тщательном – СВС, или так называемый «синдром внезапной смерти», встречающийся обычно у младенцев, но иногда поражающий и взрослых.
Если бы вскрытие было произведено на десять или даже пять минут позже, утверждал Шевцов, никаких посторонних веществ в организме Валерия Ивановича обнаружить бы уже не удалось.
Роман Знаменский – бывший высококлассный специалист разведывательных структур – после такого вердикта без труда назвал орудие смерти. Это миниатюрный шприц-автомат, который буквально на доли секунды прижали к ноге Валерия Ивановича, – и смерть не заставила себя долго ждать.
Валерия Знаменского убили не менее изощренно и виртуозно, чем его компаньона, на чьи похороны он пришел, чтобы умереть сам.
– А потом брат стал получать угрозы, – продолжала Полина. – Ему звонили и говорили, чтобы он немедленно отошел от дел, если не хочет разделить судьбу своего отца и его компаньона. Присылали факсы. Просто оставляли записки. Причем в самых неожиданных местах. Например, в доме Романа – прямо на прикроватной тумбочке. Афанасий хотел разобраться со всем этим... еле сам ноги унес.
– Еле сам ноги унес? – переспросил Свиридов. – То есть убийцы в принципе уже известны? По крайней мере, есть определенные предположения? Я имею в виду... помимо этого абстрактного предположения о руке спецслужбы.
– Ну да, конечно, – сказала Полина. – Кое-что имеется.
– Там, как и тут, есть много нехороших молодых людей, промышляющих если не разбоем, то чем-то с этим смежным, – вмешался Фокин. – Ну так вот... есть там один такой Толя Виноградов по прозвищу Винни. Редкий ублюдок. В свое время у него были серьезные проблемы с «Элизеумом», он едва не обанкротился, потом выплыл... Последнее же недоразумение связано с акциями одной нефтяной компании, пакет акций которой у него буквально из-под носа увели представители Знаменского. В общем, этот Винни... он крепко впаян, как ты любишь выражаться, Владимир, в структурную схему нижегородского криминала. Не вор в законе, но контактирует с таковыми, еще советского производства, и в большинстве своем – кавказцами. Точнее – есть два кавказца.
– Гизо и Анзор, – подала голос Полина.
Свиридов сидел неподвижно, изредка лишь постукивая пальцем по поверхности столика. После того как Фокин замолчал, он медленно, внушительно проговорил:
– Знаешь что, Афоня... пойдем поговорим на кухню. Вы уж меня извините, Полина, – обернулся он к молодой женщине, – но в подобном деле могут быть нюансы, о которых вам лучше не знать.
– Но это же касается непосредственно меня... – начала было та, но Владимир не стал слушать, а только вежливо улыбнулся и кивнул Фокину в сторону кухни.
Полина пожала плечами и надула губки. Афанасий, заметив это, наклонился к ее уху и негромко проговорил:
– Он всегда знает, что делает. В конце концов... ты мне доверяешь?
– Да, конечно!
– Так вот, а я ему доверяю, как себе... Нет, больше, чем себе. Ты еще не знаешь Володьку.
– А в залог я оставляю вам моего брата, – сказал молодой женщине Свиридов, который прекрасно слышал все, что сказал Фокин. – Он не даст вам скучать, пока мы будем отсутствовать.
Илюха задумчиво кивнул...
– Прежде всего скажи мне, с какой целью ты пришел сюда и притащил эту милую даму, – проговорил Владимир. – Я полагаю, ты хочешь, чтобы я поехал с тобой в Нижний...
– Этого хочу не только я... Этого хочет Знаменский и этого хочет Полина. – Полина... – задумчиво протянул Свиридов. – Опасная дама.
– В смысле? – насупился Фокин.
– В смысле – опасная для мужиков, – уточнил Свиридов. – Уж на что ты у нас перекати-поле, а и то к ней прикипел. И не думай протестовать, я прекрасно все вижу. И вообще, Афоня... если ты ее любишь, то я рад за тебя.
Афанасий улыбнулся.
– Ну... возможно, мне действительно хорошо с ней... впрочем, что я говорю... мне очень хорошо с ней, ни с одной бабой так не было. Но только этот дамоклов меч над ее семьей... Я иногда начинаю думать, что это все из-за меня. Нет... не в прямом смысле, а просто по какому-то божественному наитию.
– Ты заговорил о боге?
Фокин налил водки себе и Свиридову, они выпили, закусили, и Афанасий продолжил:
– Ведь это обрушилось на ее семью... после того, как я с ней познакомился. А познакомился я с ней всего лишь две недели назад. Четырнадцать дней... И вот – десять дней тому назад убит компаньон ее отца. Семь дней тому назад, на похоронах Кириллова, – уже сам Валерий Иванович. И вот теперь угрозы по адресу Романа, ее брата. Нашего с тобой бывшего собрата по оружию. И по крови.
– Ну да... по крови жертв, пролитой нами вместе с Романом, – задумчиво проговорил Свиридов. – Ладно. Не бери в голову, Афоня. Ты хочешь, чтобы я помог тебе?
– Роман предлагает тебе огромные деньги. Первоначально он хотел предложить их мне, но Полина запротестовала. Она сказала, что не хочет, чтобы еще один дорогой ей человек был подвержен таким опасностям.
– Значит... эта Полина знает, кто я такой? – спросил Свиридов.
– Да... то есть нет. То есть она, конечно, знает, что ты, как и я, как и ее брат, работал в «Капелле» у Платонова, что ты специалист экстра-класса и лучший из всех четырнадцати, что были в нашем отделе. Но то, чем ты занимаешься сейчас... нет, она не знает.
– Ну хорошо. А что Знаменский... он же ведь тоже проходил ту же школу, что я и ты... Он что, не может обезопасить себя с достаточной...
Фирма «Элизеум» представляла собой мощную экономическую структуру, включающую в себя торговый дом, банк, ряд крупных риэлторских контор, весьма значительную разветвленную сеть магазинов, а также достаточно существенное число более мелких из крупных предприятий, так или иначе контролируемых возглавляемым Знаменским и Кирилловым концерном, то есть подотчетных или самим боссам лично, или номинальным главам этих фирм, являвшихся подставными лицами и в конечном итоге марионетками в руках вышеупомянутых воротил нижегородского бизнеса. Так что их богатство, влияние и политическо-финансовый вес (оба были членами областной Думы и крупными акционерами ряда нефтяных компаний) могли стать предметом зависти и неприязни, что в конечном итоге и сослужило дурную службу Валерию Ивановичу и Ивану Андреевичу.
Кириллов был убит прямо в ночном клубе, где он и его люди любили отдыхать, расслабляясь после утомительных трудов. Клуб был либерального толка – культивировалось стрип-шоу и оказание интимных услуг, а так как клуб «Хамелеон» и принадлежал «Элизеуму», то Иван Андреевич, никогда не стеснявший себя строгой моралью, редко упускал возможность посетить его.
Где, как говорят, устраивал оргии, на которых употреблял кокаин и занимался групповым сексом.
А убили его прямо в объятиях его любимой дамы легкого поведения. Убийца проник в номер и отработал Кириллова выстрелом в затылок.
Выстрел прозвучал в тот самый момент, когда усиленно ублаготворявший девушку прямо на столе совладелец «Элизеума» испытывал оргазм.
И проститутку вовсе не удивило то, что любовник внезапно задрожал, а потом, на секунду застыв в воздухе, рухнул на нее всем телом.
Иногда он вел себя так и раньше.
То, что произошло на самом деле, дошло до нее гораздо позже: после того, как несколько минут он не шевелился и не говорил.
Самый термоядерный оргазм способен лишить мужчину способности передвижения и дара речи максимум на минуту-полторы.
Но он при этом дышит.
После того как на место приехали компетентные органы, эксперты заявили, что проникнуть в номер киллер мог только по абсолютно вертикальной стене совершенно без выступов, без карнизов и уж тем более без банальной лестницы на случай пожара.
Впрочем, окно было открыто, но никаких следов или отпечатков пальцев на нем не оказалось.
Зато прямо под окном нашли убитого охранника автостоянки. Ему сломали шею. Судя по тому, что никаких других повреждений или следов борьбы на его теле не оказалось, сделали вывод, что схватка была мгновенной: охранник сразу оказался в роли жертвы.
Похороны Кириллова, как то водится, состоялись на третий день. На них было очень много народу – несколько сотен. Отпевание происходило в одном из самых величественных храмов города и было очень пышным.
Как вспоминает Полина, некоторые из сидящих на паперти нищих огребли по целому состоянию: коллеги и родственники покойного не скупились.
И тут же, в храме, произошло страшное: компаньон Ивана Кириллова, второй из отцов-основателей и владельцев «Элизеума», Валерий Знаменский упал замертво прямо на ступенях алтаря.
Все присутствующие онемели: шок был опустошающим и жутким. На фоне последних событий все восприняли это как нечто мистическое.
Ближайшие родственники и личный врач Знаменского знали его как очень здорового, спокойного и уравновешенного человека, сохранившего свое тело, нервы и мозг от разрушающего воздействия жизни, всегда выдерживавшего режим и не позволявшего себе – в отличие от компаньона – злоупотреблять алкоголем, табаком и общением с женщинами. Особенно – легкого поведения.
Сын Знаменского Роман тут же велел отвезти отца в больницу и сам поехал вместе с ним.
Врачи безапелляционно констатировали смерть от внезапной остановки сердца.
И тогда Роман велел произвести вскрытие. Тут же. Без секунды промедления.
В результате вскрытия было установлено наличие в организме достаточно редкого препарата, используемого в хирургии, – тубарина. Кроме того, при тщательном исследовании обнаружили на бедре тончайший прокол, сделанный миниатюрной иглой. То, что удалось обнаружить тубарин и прокол, по мнению личного врача Знаменского Бориса Шевцова, – огромное везение. Потому что компоненты препарата рассасываются в организме через сорок минут после введения, и идентифицировать тубарин потом очень сложно.
При поверхностном исследовании в качестве причины смерти могут назвать инфаркт, а при более оперативном и тщательном – СВС, или так называемый «синдром внезапной смерти», встречающийся обычно у младенцев, но иногда поражающий и взрослых.
Если бы вскрытие было произведено на десять или даже пять минут позже, утверждал Шевцов, никаких посторонних веществ в организме Валерия Ивановича обнаружить бы уже не удалось.
Роман Знаменский – бывший высококлассный специалист разведывательных структур – после такого вердикта без труда назвал орудие смерти. Это миниатюрный шприц-автомат, который буквально на доли секунды прижали к ноге Валерия Ивановича, – и смерть не заставила себя долго ждать.
Валерия Знаменского убили не менее изощренно и виртуозно, чем его компаньона, на чьи похороны он пришел, чтобы умереть сам.
– А потом брат стал получать угрозы, – продолжала Полина. – Ему звонили и говорили, чтобы он немедленно отошел от дел, если не хочет разделить судьбу своего отца и его компаньона. Присылали факсы. Просто оставляли записки. Причем в самых неожиданных местах. Например, в доме Романа – прямо на прикроватной тумбочке. Афанасий хотел разобраться со всем этим... еле сам ноги унес.
– Еле сам ноги унес? – переспросил Свиридов. – То есть убийцы в принципе уже известны? По крайней мере, есть определенные предположения? Я имею в виду... помимо этого абстрактного предположения о руке спецслужбы.
– Ну да, конечно, – сказала Полина. – Кое-что имеется.
– Там, как и тут, есть много нехороших молодых людей, промышляющих если не разбоем, то чем-то с этим смежным, – вмешался Фокин. – Ну так вот... есть там один такой Толя Виноградов по прозвищу Винни. Редкий ублюдок. В свое время у него были серьезные проблемы с «Элизеумом», он едва не обанкротился, потом выплыл... Последнее же недоразумение связано с акциями одной нефтяной компании, пакет акций которой у него буквально из-под носа увели представители Знаменского. В общем, этот Винни... он крепко впаян, как ты любишь выражаться, Владимир, в структурную схему нижегородского криминала. Не вор в законе, но контактирует с таковыми, еще советского производства, и в большинстве своем – кавказцами. Точнее – есть два кавказца.
– Гизо и Анзор, – подала голос Полина.
Свиридов сидел неподвижно, изредка лишь постукивая пальцем по поверхности столика. После того как Фокин замолчал, он медленно, внушительно проговорил:
– Знаешь что, Афоня... пойдем поговорим на кухню. Вы уж меня извините, Полина, – обернулся он к молодой женщине, – но в подобном деле могут быть нюансы, о которых вам лучше не знать.
– Но это же касается непосредственно меня... – начала было та, но Владимир не стал слушать, а только вежливо улыбнулся и кивнул Фокину в сторону кухни.
Полина пожала плечами и надула губки. Афанасий, заметив это, наклонился к ее уху и негромко проговорил:
– Он всегда знает, что делает. В конце концов... ты мне доверяешь?
– Да, конечно!
– Так вот, а я ему доверяю, как себе... Нет, больше, чем себе. Ты еще не знаешь Володьку.
– А в залог я оставляю вам моего брата, – сказал молодой женщине Свиридов, который прекрасно слышал все, что сказал Фокин. – Он не даст вам скучать, пока мы будем отсутствовать.
Илюха задумчиво кивнул...
* * *
– Прежде всего скажи мне, с какой целью ты пришел сюда и притащил эту милую даму, – проговорил Владимир. – Я полагаю, ты хочешь, чтобы я поехал с тобой в Нижний...
– Этого хочу не только я... Этого хочет Знаменский и этого хочет Полина. – Полина... – задумчиво протянул Свиридов. – Опасная дама.
– В смысле? – насупился Фокин.
– В смысле – опасная для мужиков, – уточнил Свиридов. – Уж на что ты у нас перекати-поле, а и то к ней прикипел. И не думай протестовать, я прекрасно все вижу. И вообще, Афоня... если ты ее любишь, то я рад за тебя.
Афанасий улыбнулся.
– Ну... возможно, мне действительно хорошо с ней... впрочем, что я говорю... мне очень хорошо с ней, ни с одной бабой так не было. Но только этот дамоклов меч над ее семьей... Я иногда начинаю думать, что это все из-за меня. Нет... не в прямом смысле, а просто по какому-то божественному наитию.
– Ты заговорил о боге?
Фокин налил водки себе и Свиридову, они выпили, закусили, и Афанасий продолжил:
– Ведь это обрушилось на ее семью... после того, как я с ней познакомился. А познакомился я с ней всего лишь две недели назад. Четырнадцать дней... И вот – десять дней тому назад убит компаньон ее отца. Семь дней тому назад, на похоронах Кириллова, – уже сам Валерий Иванович. И вот теперь угрозы по адресу Романа, ее брата. Нашего с тобой бывшего собрата по оружию. И по крови.
– Ну да... по крови жертв, пролитой нами вместе с Романом, – задумчиво проговорил Свиридов. – Ладно. Не бери в голову, Афоня. Ты хочешь, чтобы я помог тебе?
– Роман предлагает тебе огромные деньги. Первоначально он хотел предложить их мне, но Полина запротестовала. Она сказала, что не хочет, чтобы еще один дорогой ей человек был подвержен таким опасностям.
– Значит... эта Полина знает, кто я такой? – спросил Свиридов.
– Да... то есть нет. То есть она, конечно, знает, что ты, как и я, как и ее брат, работал в «Капелле» у Платонова, что ты специалист экстра-класса и лучший из всех четырнадцати, что были в нашем отделе. Но то, чем ты занимаешься сейчас... нет, она не знает.
– Ну хорошо. А что Знаменский... он же ведь тоже проходил ту же школу, что я и ты... Он что, не может обезопасить себя с достаточной...