Страница:
Андрей Артемов, верзила из числа подчиненных Величко, был забыт и вычеркнут из списков рыцарей, осаждающих маленькое глупенькое сердце красавицы.
Впрочем, в плане работы вечер и ночь прошли впустую: Анатолий Виноградов, у которого именно «Друид» был самым любимым ночным заведением города, не появился.
Впрочем, Свиридову грех было жаловаться на судьбу: он получил временное место жительства со всеми удобствами и даже сверх того, получил приличный аванс, который теперь успешно тратил в компании красивой, хотя и безнадежно недалекой девушки.
Впрочем, Владимиру всегда нравились глупенькие.
Глава 5
Впрочем, Свиридову грех было жаловаться на судьбу: он получил временное место жительства со всеми удобствами и даже сверх того, получил приличный аванс, который теперь успешно тратил в компании красивой, хотя и безнадежно недалекой девушки.
Впрочем, Владимиру всегда нравились глупенькие.
Глава 5
Лотерея для Винни
В восемь утра к Свиридову пришел Фокин. Он был мрачен, с серым помятым лицом, как будто не спал всю ночь.
– Ты знаешь, мне всю ночь снились кошмары, – проговорил он. – Не нравится мне все это. – То есть?
– Дело в том, что я тебе еще не все сказал про эти темные дела с «Элизеумом». Мне снятся кошмары всякий раз, когда кого-то убивают. Например, два дня подряд перед смертью Кириллова. Потом точно так же – перед убийством Знаменского-старшего. И всякий раз по две ночи. Вот увидишь... сегодня ночью они опять будут, эти кошмары.
– И завтра снова кого-то убьют, – мрачно подытожил выкладки Фокина Свиридов. – Так, что ли, Афоня?
– Выходит, так.
– Знаешь, по-моему, твои обязанности пагубно воздействуют на твое здоровье. А еще хуже – неумеренное потребление алкоголя... бр-р-р, гадость какая! – И Свиридов, который сам пил до трех ночи, провел рукой по бледному похмельному лицу. – Так что там за кошмары тебе снятся... в-в-в... пива не хочешь?
– Давай.
– И я выпью. – Свиридов зубами открыл бутылку «Холстена» и протянул ее Афанасию, потом взял себе вторую и спросил: – Ну... так что за сны?
– Как будто я завис посреди какого-то огромного багрового пространства, ко мне тянутся чьи-то руки, вытягивают из меня ниточки, как из клубка... и... вот так. Больше толком ничего не помню.
– И каждый раз такое?
– Нет, все время разное... только я не помню. Забываю тут же.
– Вот что, Афоня, – серьезно сказал Свиридов, – притормаживай ты с питьем, раз тут такое замысловатое дело. Конечно, сразу не отвыкнешь, но ты вот купи себе такой алкогольный бальзам... Он сотни полторы стоит, что ли. Я тебе покажу его. Приличная вещь. Добавляй помаленьку его в кофе и пей. Только не переусердствуй. И каждый день сбавляй дозы. Один мой знакомый так почти совсем бросил. Сейчас только по большим праздникам, да и то по рюмочке – и больше ни-ни.
– Думаешь, что все это от бухла?
– Ну, если не от него, то от чего же?
– Полина говорит, что это, может, чья-то злая аура... про какие-то там эманации разглагольствовала. Типа сглазили меня, что ли. Она же у меня повернутая на всей этой эзотерической терминологии. Иной раз такое завернет... Я однажды пришел к ней пьяный в жопель, а она как брякнет мне на пороге, что это, понимаешь ли, экзистенциальный кризис... что я витаю где-то в трансцендентных мирах. Я не выдержал и блеванул прямо на пороге.
В этот момент из спальни Свиридова вышла Лена, завернутая в одну простыню, и Фокин одобрительно прицокнул языком и пробормотал:
– Быстро сориентировался на новом месте, сукин сын...
Нельзя сказать, что новообретенная подружка Владимира сильно смутилась при виде постороннего мужчины. Более того, она отметила наличие в квартире Афони лишь легким кивком в его сторону и обратилась с упреком к Свиридову:
– Ты что же это не разбудил меня в семь, Вова? Я же из-за тебя опоздаю на работу, и мне влетит.
– Ничего, скажи Феликсу, что на тебя напали несколько живописных сексуальных маньяков, затащили в подворотню и там предложили диспут о творчестве Иосифа Бродского, – не поворачивая головы, проговорил тот. – Ладно... хочешь, я позвоню твоему шефу и скажу, что ты вырывалась и кричала: «Хочу работать!» – а я не пускал.
– Ой, не надо, – пискнула Леночка, испуганно посмотрела на Фокина и ретировалась.
– Еще один способ излечиться от кошмаров, – проговорил ей вслед Свиридов. – И вообще... я не понимаю, чего ты паришься, Афоня. По-моему, у тебя под боком такой образчик женщины, что пора бы уже у тебя отжимать...
Афанасий свирепо хрюкнул:
– Только попробуй...
Уже к вечеру контуры отработки Свиридовым гонорара очертились более или менее зримо: Владимир узнал, что господин Виноградов, он же Винни, собирается в казино «Имола».
Владимир начал готовиться к приятному и содержательному разговору с человеком, который мог вывести на след убийц руководства «Элизеума». Или самому оказаться убийцей – все дело в том, с какой степенью заинтересованности спрашивать.
Прежде чем направиться в казино, Свиридов поспешил решить два вопроса, находящихся в тесном контакте друг с другом: одежда и внешность.
Разумеется, не следовало удостаивать «Имолу» посещением под оболочкой своего естественного облика, так сказать, в природном обличье. Впрочем, с этим проблем не возникало. Владимир всегда знал, что его актерские данные в сочетании с навыками очень даже приличного гримера и стилиста давали ему возможность утверждаться в любом облике – хоть деда-паралитика на инвалидной коляске. Впрочем, сегодня такой экстремальной внешности не требовалось.
Требовалось иное: серость и неброскость.
Свиридов подошел к зеркалу и внимательно рассмотрел себя. Полковник Платонов всегда сетовал на то, что природа наделила самого лучшего из его «музыкантов» яркой сценической внешностью. Что, по мнению шефа «Капеллы» (кстати, который и сам был видным мужчиной), было для работника спецслужб существенным недостатком.
Показателен один пример: когда в восемьдесят шестом году курсанты «Капеллы» проходили восьмимесячный курс актерского мастерства, который вел, кстати, народный артист СССР, сотрудничающий со спецслужбами, Стрелец получил о себе самый лестный отзыв и полушутливое предложение переходить в театр этого деятеля культуры в случае, если его, Свиридова, выгонят из «Капеллы».
Разумеется, Свиридов отказался в такой же полушутливой-полусерьезной форме.
Владимир решил про себя тогда, что единственный храм культуры, куда он может попасть после отчисления из спецгруппы, – это церковь, где его будут отпевать.
Впрочем, как выяснилось позже, отчисленные курсанты не могли рассчитывать даже на это. Уставной посмертный минимум: погребальная урна для пепла – и все. Никаких тебе культурных программ с отпеванием, торжественными похоронами и поминками.
Владимир решил проблему внешности очень просто. Он решил сыграть мужчину средних лет, спокойного, обеспеченного и ничем не выделяющегося из ряда лиц своего – так называемого среднего – сословия. Какого-нибудь менеджера коммерческой фирмы, не очень крупного бизнесмена или серьезного программиста в банке.
Свиридов почему-то полагал, что программисты должны быть наделены чувством азарта – быть может, полагал так потому, что двое его знакомых «компьютерных гениев» разорились на игре в рулетку. Один потом застрелился, а второго посадили за попытку взлома компьютерной сети одного из крупных банков.
Владимир надел парик с великолепной по достоверности лысиной, искусно загримировал лицо под почтенного представительного мужчину средних лет. В глаза вставил линзы, меняющие и скрадывающие, оптически притупляющие их выразительный блеск. Вынув кисточки, начал наносить грим.
Затем, покончив с лицом, надел строгий вечерний костюм. На палец надел обручальное кольцо. Потом внимательно посмотрел в зеркало, откуда его меланхолично разглядывал пятидесятилетний солидный бизнесмен. Так. Работа исполнена очень прилично. Еще немножко теней под глазами и сдержанности в походке – и все.
Обозрев содеянное, Владимир остался доволен тотальным изменением своей неподобающе видной и яркой для киллера внешности.
В казино он пришел к одиннадцати. Заплатил за вход невозмутимому верзиле, окинувшему его коротким пристальным взглядом, и прошел в зал. Насколько он мог судить, Виноградова еще не было.
Зал казино по своему дизайну и размерам не уступал иным московским заведениям подобного же игорного профиля. Задняя стена его, почти целиком застекленная, выходила на ночную Волгу, и оттуда открывался превосходный вид.
В полутемном зале, где свет разбрасывали лишь несколько неоновых мягких ламп и крутящийся фейерверк в самом центре казино, тем не менее не казалось темно. Напротив, полумрак навевал какой-то располагающий к неспешному отдыху уют. А, быть может, это настроение сообщала даже не звучащая, а как-то пропитывающая прохладный кондиционированный воздух легкая музыка. Причем непонятно было, откуда она исходила, потому как эффект присутствия имелся, а никаких колонок или иных источников не было и в помине.
Разумеется, это обстоятельство никого не занимало, равно как оно не занимало и Владимира, уже прекрасно вжившегося в образ степенного, спокойного и солидного мужчины средних лет.
Он взял бокал с подноса подошедшей девушки, обносящей легкими алкогольными напитками посетителей казино, а потом подошел к рулеточному столу и сделал минимальную ставку. И проиграл.
Впрочем, это нисколько не огорчило Владимира: настоящая игра должна была начаться позже.
Виноградов появился через несколько минут.
Это был среднего роста шумный толстяк с целой свитой лиц криминальной наружности. Он направился к бильярдным столам, уселся прямо на один из них и громогласно потребовал чего-нибудь закусить.
Судя по тому, как мгновенно и подобострастно его обслужили, он был здесь частым и желанным клиентом. И это несмотря на то что казино – не место для пожирания пищи.
А Виноградов ее именно пожирал. Причем так, словно его не кормили двое суток.
Он ожесточенно работал челюстями, время от времени что-то рявкая в зажатый между плечом и маленьким ухом сотовый телефон. Рядом с ним сидел амбал и синхронно двигал могучей челюстью, достойной иного питбуля.
Свиридов допил шампанское, поставил его на поднос официанта и, подойдя к группе господ, только что начавших играть в русский бильярд, непринужденно предложил партию c хорошей ставкой.
Его предложение неожиданно было принято.
В то же самое время к Винни, который продолжал свою ночную трапезу, подошел человек в черном костюме и, наклонившись к самому его уху, негромко произнес:
– Анатолий Ильич, будьте любезны... вы понимаете, у нас серьезное заведение, так что не могли бы вы кушать в другом месте? Скажем, перейти на второй этаж?
Виноградов поморщился. Потом отставил от себя прибор, вытер руки салфеткой и, швырнув ее одному из своих людей, ответил:
– А я уже закончил.
Последующие полтора часа Свиридов наблюдал за Виноградовым, подыскивая варианты – как бы подобраться к тому поближе. За это время он успел выиграть несколько партий у своих новых знакомых.
Впрочем, удивляться тому не стоило – Свиридов блестяще играл в бильярд.
Он отметил для себя одно важное обстоятельство: Виноградов играл не хуже его. Удар у толстячка был хорошо поставленный, глаз наметанный, игровое мышление – на очень приличном уровне. И это несмотря на то что за эти полтора часа Винни успел выпить немало джина и текилы, в особенности последней, – на текиловые коктейли он налегал как-то особенно свирепо.
Свиридов не стал особо мудрствовать в своем решении: выиграв очередную партию, он направился к Винни, который точно так же разнес в ошметки собственного охранника и теперь нацеливался перебраться наверх, где был устроен тир и кегельбан.
Покер или, скажем, рулетку, по всей видимости, господин Виноградов не уважал.
Питбулевидный охранник – по виду раздобревший на новорусских харчах внук Полиграфа Полиграфовича Шарикова – остановил его:
– Эй, мужик, ты куда?
– Я не к вам, – спокойно проговорил Владимир и посмотрел на Виноградова, который только что допил коктейль и крутил между пальцев кий. – Вот к вам. Разрешите предложить вам партию в бильярд. Я видел, как вы играете... По «сотке» для начала, а?
Охрана оторопела от подобной прямолинейности и нахальства: чтобы какой-то левый мужик пер к их боссу с предложениями сыграть!
Виноградов прищурил один глаз и посмотрел на Владимира со слабым интересом.
– Да пошел ты, мужик, – наконец сказал он. – А впрочем, давай. Только учти: я по мелочи не играю. Пролетишь – мало не покажется. Усек?
– Идет, – сказал Свиридов.
Один из амбалов Виноградова установил «пирамиду», и Толя сказал:
– Ну... по «тонне» за партейку. Ниче?
– Нормально, – проговорил Свиридов. – «Тонна» так «тонна».
– Только бабки сразу на кон, – отозвался Виноградов и бросил на зеленый стол несколько смятых сотенных долларовых купюр. – Иначе не играю.
– Справедливо.
И Владимир присоединил к ним свою ставку.
Амбалы смотрели с пробудившимся интересом: примерно так же школьники смотрят, как их классный авторитет собирается навешать наглецу из другого класса.
Первую партию Свиридов провалил. Нарочно. Владимир не собирался сразу обыгрывать Виноградова – он знал законы азарта и потому вовсе не хотел отпугивать «клиента». Правда, проиграл он ее на последнем шаре, когда вся партия висела на волоске, и Винни нервно отпивал коктейль и потирал от возбуждения руки. Расчет был верным: сразу же после свиридовского проигрыша Толян предложил сгонять еще по одной. Партнер оказался действительно достойным, и Виноградов не собирался отпускать его так легко.
Вероятно, в Нижнем Новгороде было не так много отличных бильярдистов.
Следующую партию Анатолий Ильич проиграл. Причем Свиридову пришлось пустить в ход все свое мастерство, чтобы не просадить еще одну тысячу долларов, после чего его финансовое положение могло стать совсем шатким.
Впрочем, разохотившемуся Виноградову помешали сыграть третью партию: прострекотал сотовик, Анатолий Ильич отложил кий и рявкнул:
– Да... слушаю. Что тебе еще? Приехать? О черт! Я занят! Что? Ну... ну ладно. Еду... бляха-муха!
Он повернулся к Владимиру и, скривившись, сказал:
– Извини, брат. Жена баламутит. Опять, говорит, ирод, бабки просаживаешь, а тут дочка приволокла домой стаю дебилов из своего этого... колледжа. Пойду выкуривать этих козлов. Извини. Как тебя, то бишь, зовут?
– Володя.
– Ага. Володя. Вован, значит. А меня, значит, Толян. Так вот, Вован. Завтра в десять на этом же месте. Отказы не принимаю. Таких игроков, как ты, поискать. Не придешь – на дне морском раскопаю. А потом опять закопаю, – добродушно хмыкнул он и, хлопнув Владимира по плечу, выкатился из зала во главе своей своры.
Выслушав этот образчик бандитского юмора, Свиридов выпил еще шампанского, а потом вышел вслед за Виноградовым.
Тот уже уезжал. Амбал распахнул перед ним дверь черного «пятисотого» с большим количеством нулей на номере, Винни плюхнулся на сиденье, и весь кортеж в составе трех авто умчался.
«Ну надо же, – иронически подумал Свиридов, – и у бандитов развито чувство семейственности. Жена позвонила, что дочь набедокурила, – и любящий папаша оставил вожделенное казино, прервав на половине разыгранную бильярдную партию, и поехал разруливать перегибы в воспитании своего избалованного и перекормленного роскошью и вседозволенностью чада».
Свиридов подошел к своему новому автомобилю «Фольксваген Пассат», на который только сегодня была оформлена доверенность, – в ней он именовался Полуниным Владимиром Сергеевичем – и открыл его.
И немедленно почувствовал, что в машине кто-то был. Так гончая чувствует запутанный след зайца, пробежавшего по тропе несколько минут назад.
Очень интересно...
Человек, который был здесь, бесспорно, не заметил нескольких «капелловских» хитростей, которые всегда оставлял Владимир для установки факта проникновения в его авто постороннего лица.
Что-то типа тонкой полосы прозрачного скотча, приклеиваемого особым образом на дверь, и тому подобных мелких и неразличимых хитростей.
Что он тут делал?
Как нейтрализовал сигнализацию?
Если он оставил в автомобиле взрывное устройство, то кто это был и каким образом он вычислил Владимира?
Свиридов быстро осмотрел автомобиль снаружи, потом опустился на колени и посмотрел под днищем. Ничего.
Если его ведут, то это могут быть люди Знаменского или Феликса Величко. Потому что только они знают тип сигнализации, установленной на этой машине, и могут иметь ключ от центрального замка.
Ведь замок не поврежден.
Свиридов вставил ключ в замок и, резко повернув его, отпрыгнул в сторону.
Ничего.
Вероятно, со стороны это выглядит смешно: человек открывает собственную машину и тут же шарахается от нее, словно за рулем расположился сам дьявол.
Владимир открыл дверь и, выждав несколько секунд, сел в салон. Чисто. Но ведь кто-то тут был...
Если нежданный гость не оставил взрывного устройства, то он мог оставить что-то другое. Микрочип, подающий радиосигналы для пеленга, или «жучок» с микрофоном.
Свиридов быстрыми, выверенными движениями, почти вслепую, исследовал салон. Это заняло несколько минут, но теперь он мог поручиться за то, что на осмотренной им площади ничего упомянутого выше нет.
Погодите, дорогие россияне. Ну, конечно. Вентиляционная решетка. Излюбленное место для установления подслушивающих устройств. Как говаривал полковник Платонов: «Если вы ставите „жучок“, никогда не всовывайте его в вентиляторную решетку. Это пошло и ненадежно».
Человек, который был здесь, в «Капелле» не работал, что было очевидно хотя бы из того, что палец Свиридова, просунувшись сквозь решетку вентилятора, нащупал нечто похожее на средних размеров таблетку на внутренней пластинке вентилятора. «Жучок»! Вот это уже веселее.
Свиридов убрал руку и задумался. Теперь очевидно, что его ведут. Быть может, те же самые люди, что снабдили его этой машиной.
Значит, ему не доверяют. Или причины еще более сложны и изощренны, и остается только гадать, каковы планы его работодателей.
Если это они...
Поставив «жучок» на место, Владимир завел двигатель и поехал домой. В квартиру, которая точно так же была предоставлена ему фирмой «Элизеум»...
На следующий день Свиридов снова был в казино «Имола». Он ждал Виноградова.
Тот не замедлил явиться. Владимира он заметил сразу, но направился к нему только после того, как выпил бокал с золотистым коктейлем. – Ну что, Вован, готов для новой партии? – спросил он. – Смотри... сегодня я злой, буду играть до полного разорения.
Стоявший за спиной Винни «питбуль» хмыкнул и принял из рук хозяина пиджак.
– Ну что... для начала по «пятихатке», – сказал Винни и посмотрел на Владимира. Свиридов лишний раз подивился тому, с каким упорством этот тип дразнил фортуну, выбрав себе в партнеры самого опасного человека, которого только можно было найти. Его, Свиридова.
– По «пятихатке» так по «пятихатке», – индифферентно откликнулся Свиридов и пригладил седеющие виски парика.
Игра началась. Официант принес виски со льдом, Виноградов выпил, Свиридов лишь пригубил...
– Ты вообще кто такой? – спросил Толя, нацеливаясь кием в шар. – Чем занимаешься?
– Программист я, – ответил Свиридов, сказав первое, что пришло на ум. – Из Питера. А тут гощу у брата. Скоро уеду обратно домой.
– Из Питера? – переспросил Толян. – Программист? Значит, в компьютерах жестко шаришь? Типа там хакер? В Интернете рубишь?
– Ага, – сказал Владимир. – Куда ж современному человеку теперь без Интернета.
– Давно в бильярд играешь?
– Да уже лет десять с хвостиком, – честно ответил Свиридов.
– А я с малых лет.
– Да я смотрю, ты и сейчас не очень стар. Помладше меня на десяток, а то и больше.
– Ты че, по возрасту, что ль, паришься? – переспросил Виноградов. – Да не менжуйся. У тебя рука-то, я посмотрю, как у молодого. Удар поставлен классно.
– Что верно, то верно, – без ложной скромности ответил Владимир и нацеленно ударил шаром по другому, который по длинной траектории угодил во второй, а тот свалился в лузу. Впрочем, как и первый. – А как вот тебе такой дуплетик, Анатолий Ильич?
Толян скривился: удар Свиридова был очень удачен и исполнен мастерски.
– Пойду-ка я отолью, – сказал он. – Че-то моча стукнула в брюхо. Погоди, Вован.
– Угу.
– Гусь, со мной, – сказал Виноградов, и длинный, жилистый и в самом деле чем-то похожий на гуся здоровяк последовал за боссом. Перед Виноградовым следовал «питбуль». Вот такая охранная зоологическая коллекция.
Свиридов усмехнулся, вспомнив слова из монолога какого-то известного сатирика: «Жалко „новых русских“! Жалко, что тут скажешь! Они даже в туалет спокойно сходить не могут – сначала секьюрити вперед забежит и посмотрит в унитаз: не блеснет ли оттуда дуло киллера, которое прострелит их хозяину нижнюю голову...»
Он допил свое виски и двинулся вслед за трио Виноградов – два охранника. Гусь и Винни прошли в огромную белую дверь с золоченым мужским силуэтом и буквой G – «gentlemеn». «Питбуль» же остановился перед ней и застыл в стойке плохо дрессированной гориллы, выслеживающей свой гипотетический обед.
Свиридов оглядел пустынный коридор с фигурой охранника где-то метрах в пятидесяти от туалета, у большого стрельчатого окна, а потом шагнул к «питбулю».
– Погоди, – сказал тот. – Там босс.
– А если я в штаны наделаю, так ты мне их стирать будешь? – насмешливо спросил Владимир.
Тот грозно насупился.
– Борзеешь, мужик. Думаешь, сгонял с Толяном три партии в бильярд, так теперь типа сам черт не брателло? Держи дистанцию, баклан.
– Чего-то ты сегодня невнимательный, – сказал Владимир добродушно. – В сортир еще не ходил, а ширинка не застегнута. Все хозяйство засветил.
Тот машинально опустил голову и тут же получил такой удар по голове, что закатил глаза и сделал попытку без чувств рухнуть у двери, но Владимир успел перехватить обмякшее плотное тело и, раскрыв дверь мягким тычком ноги, втащить в «предбанник» и свалить его у белой итальянской раковины.
А затем запер дверь на замок.
Потом Владимир открыл вторую дверь, ведущую уже в туалет, и направился к кабинкам. Их было три. Впрочем, понять, в какой именно был Виноградов, было несложно – у правой кабинки торчала длинная фигура Гуся.
Свиридов шагнул к нему и, прихватив сзади за шею, сжал в жестком захвате. Тот дернулся, как придушенная рыхлая курица, и безжизненно повис в руках Владимира. Владимир аккуратно уложил его вдоль стены с заботливостью, с которой отец укладывает малолетнего сына, и распахнул легкую белую створку, за которой смутно маячил силуэт грузного мужчины.
Тот резко обернулся и посмотрел на Свиридова. Потом дернулся и, резко застегнув ширинку, бросил через плечо:
– Да ты че, Вова, берегов не чуешь совсем? Как тебя эти болваны пустили? Ты че, в нату...
– Молчи, козел, – сказал Владимир и, выхватив пистолет, ткнул им в бок Виноградова так, что тот скривился от боли и открыл было рот для хриплого матерного проклятия, но Владимир схватил его твердыми пальцами левой руки за нос и, бесцеремонно притянув к себе, проговорил: – В общем, так, Толя. Сейчас мы идем отсюда, садимся в твою машину и ведем короткую содержательную беседу. Если вздумаешь нервничать и буйствовать – пристрелю, как собаку. Все ясно?
– Я не понял... – проговорил тот голосом переводчика третьесортных голливудских блокбастеров. – Ты что, Вова... мусор? Так я тебе не советую. Уволят к ебеням, Вова. Лучше пусти, и будем считать, что ты перепил. Ты что, Вова... жить надоело, баклан?
– Не гнуси, Виноградов, – ответил Свиридов голосом, от которого на спине Анатолия Ильича выступил холодный пот. – Не бери меня на понт. Я не из мусарни.
Тот захлопал ресницами, а потом проговорил:
– А кто же ты тогда такой, программист Володя из Питера... ФСБ?
– Почти, – сказал Свиридов. – Так мы пойдем в твою тачку и поговорим или устроим коллоквиум на тему «Основополагающий волюнтаризм Артура Шопенгауэра»?
– Да я... – начал было тот, но тут же получил такой удар по почке, что придушенно застонал и почувствовал на своем затылке стальное касание пистолетного дула.
– Разгибайся, сука, – прозвучал холодный голос Свиридова. – Думаю, если я тебя здесь пристрелю, много людей скажет мне спасибо. Правда, тебя к этой категории населения не отнесешь. Иди, Толя, и не потей. В общем, так... Сейчас мы идем к выходу. Своим скажешь, что нужно обсудить одну приватную проблему. Если пикнешь – убью. При всех. Мне все равно, запомни: меня здешние хлопцы не смогут взять. Можешь спросить у своих горе-охранничков, которые валяются вот тут, в сортире.
Толян смотрел на холодное лицо Свиридова и не столько слышал, сколько чувствовал слова – холодные, тяжелые, беспощадные, – которые падали один за другим и буквально припечатывали к дорогому матово-белому кафелю.
И еще – он чувствовал, что его случайный партнер по бильярду не блефует и не берет его на испуг.
Такой может...
– Пошли, – холодно сказал Владимир.
Они прошли мимо вырубленных Свиридовым Гуся и «питбуля», Виноградов шел чуть впереди, Свиридов сзади, засунув руку с пистолетом под пиджак.
– Сейчас мы войдем в зал, и ты будешь рассказывать мне какой-нибудь тупой анекдот. Пройдешь мимо своих, между фразами бросишь им, что сейчас вернешься. Главное, не умолкай ни на секунду. Слова – индикатор душевных процессов. Задумаешь нехорошее – я сразу почувствую. Будешь молчать больше трех секунд – стреляю. Ясно, Толян?
– Ты знаешь, мне всю ночь снились кошмары, – проговорил он. – Не нравится мне все это. – То есть?
– Дело в том, что я тебе еще не все сказал про эти темные дела с «Элизеумом». Мне снятся кошмары всякий раз, когда кого-то убивают. Например, два дня подряд перед смертью Кириллова. Потом точно так же – перед убийством Знаменского-старшего. И всякий раз по две ночи. Вот увидишь... сегодня ночью они опять будут, эти кошмары.
– И завтра снова кого-то убьют, – мрачно подытожил выкладки Фокина Свиридов. – Так, что ли, Афоня?
– Выходит, так.
– Знаешь, по-моему, твои обязанности пагубно воздействуют на твое здоровье. А еще хуже – неумеренное потребление алкоголя... бр-р-р, гадость какая! – И Свиридов, который сам пил до трех ночи, провел рукой по бледному похмельному лицу. – Так что там за кошмары тебе снятся... в-в-в... пива не хочешь?
– Давай.
– И я выпью. – Свиридов зубами открыл бутылку «Холстена» и протянул ее Афанасию, потом взял себе вторую и спросил: – Ну... так что за сны?
– Как будто я завис посреди какого-то огромного багрового пространства, ко мне тянутся чьи-то руки, вытягивают из меня ниточки, как из клубка... и... вот так. Больше толком ничего не помню.
– И каждый раз такое?
– Нет, все время разное... только я не помню. Забываю тут же.
– Вот что, Афоня, – серьезно сказал Свиридов, – притормаживай ты с питьем, раз тут такое замысловатое дело. Конечно, сразу не отвыкнешь, но ты вот купи себе такой алкогольный бальзам... Он сотни полторы стоит, что ли. Я тебе покажу его. Приличная вещь. Добавляй помаленьку его в кофе и пей. Только не переусердствуй. И каждый день сбавляй дозы. Один мой знакомый так почти совсем бросил. Сейчас только по большим праздникам, да и то по рюмочке – и больше ни-ни.
– Думаешь, что все это от бухла?
– Ну, если не от него, то от чего же?
– Полина говорит, что это, может, чья-то злая аура... про какие-то там эманации разглагольствовала. Типа сглазили меня, что ли. Она же у меня повернутая на всей этой эзотерической терминологии. Иной раз такое завернет... Я однажды пришел к ней пьяный в жопель, а она как брякнет мне на пороге, что это, понимаешь ли, экзистенциальный кризис... что я витаю где-то в трансцендентных мирах. Я не выдержал и блеванул прямо на пороге.
В этот момент из спальни Свиридова вышла Лена, завернутая в одну простыню, и Фокин одобрительно прицокнул языком и пробормотал:
– Быстро сориентировался на новом месте, сукин сын...
Нельзя сказать, что новообретенная подружка Владимира сильно смутилась при виде постороннего мужчины. Более того, она отметила наличие в квартире Афони лишь легким кивком в его сторону и обратилась с упреком к Свиридову:
– Ты что же это не разбудил меня в семь, Вова? Я же из-за тебя опоздаю на работу, и мне влетит.
– Ничего, скажи Феликсу, что на тебя напали несколько живописных сексуальных маньяков, затащили в подворотню и там предложили диспут о творчестве Иосифа Бродского, – не поворачивая головы, проговорил тот. – Ладно... хочешь, я позвоню твоему шефу и скажу, что ты вырывалась и кричала: «Хочу работать!» – а я не пускал.
– Ой, не надо, – пискнула Леночка, испуганно посмотрела на Фокина и ретировалась.
– Еще один способ излечиться от кошмаров, – проговорил ей вслед Свиридов. – И вообще... я не понимаю, чего ты паришься, Афоня. По-моему, у тебя под боком такой образчик женщины, что пора бы уже у тебя отжимать...
Афанасий свирепо хрюкнул:
– Только попробуй...
* * *
Уже к вечеру контуры отработки Свиридовым гонорара очертились более или менее зримо: Владимир узнал, что господин Виноградов, он же Винни, собирается в казино «Имола».
Владимир начал готовиться к приятному и содержательному разговору с человеком, который мог вывести на след убийц руководства «Элизеума». Или самому оказаться убийцей – все дело в том, с какой степенью заинтересованности спрашивать.
Прежде чем направиться в казино, Свиридов поспешил решить два вопроса, находящихся в тесном контакте друг с другом: одежда и внешность.
Разумеется, не следовало удостаивать «Имолу» посещением под оболочкой своего естественного облика, так сказать, в природном обличье. Впрочем, с этим проблем не возникало. Владимир всегда знал, что его актерские данные в сочетании с навыками очень даже приличного гримера и стилиста давали ему возможность утверждаться в любом облике – хоть деда-паралитика на инвалидной коляске. Впрочем, сегодня такой экстремальной внешности не требовалось.
Требовалось иное: серость и неброскость.
Свиридов подошел к зеркалу и внимательно рассмотрел себя. Полковник Платонов всегда сетовал на то, что природа наделила самого лучшего из его «музыкантов» яркой сценической внешностью. Что, по мнению шефа «Капеллы» (кстати, который и сам был видным мужчиной), было для работника спецслужб существенным недостатком.
Показателен один пример: когда в восемьдесят шестом году курсанты «Капеллы» проходили восьмимесячный курс актерского мастерства, который вел, кстати, народный артист СССР, сотрудничающий со спецслужбами, Стрелец получил о себе самый лестный отзыв и полушутливое предложение переходить в театр этого деятеля культуры в случае, если его, Свиридова, выгонят из «Капеллы».
Разумеется, Свиридов отказался в такой же полушутливой-полусерьезной форме.
Владимир решил про себя тогда, что единственный храм культуры, куда он может попасть после отчисления из спецгруппы, – это церковь, где его будут отпевать.
Впрочем, как выяснилось позже, отчисленные курсанты не могли рассчитывать даже на это. Уставной посмертный минимум: погребальная урна для пепла – и все. Никаких тебе культурных программ с отпеванием, торжественными похоронами и поминками.
Владимир решил проблему внешности очень просто. Он решил сыграть мужчину средних лет, спокойного, обеспеченного и ничем не выделяющегося из ряда лиц своего – так называемого среднего – сословия. Какого-нибудь менеджера коммерческой фирмы, не очень крупного бизнесмена или серьезного программиста в банке.
Свиридов почему-то полагал, что программисты должны быть наделены чувством азарта – быть может, полагал так потому, что двое его знакомых «компьютерных гениев» разорились на игре в рулетку. Один потом застрелился, а второго посадили за попытку взлома компьютерной сети одного из крупных банков.
Владимир надел парик с великолепной по достоверности лысиной, искусно загримировал лицо под почтенного представительного мужчину средних лет. В глаза вставил линзы, меняющие и скрадывающие, оптически притупляющие их выразительный блеск. Вынув кисточки, начал наносить грим.
Затем, покончив с лицом, надел строгий вечерний костюм. На палец надел обручальное кольцо. Потом внимательно посмотрел в зеркало, откуда его меланхолично разглядывал пятидесятилетний солидный бизнесмен. Так. Работа исполнена очень прилично. Еще немножко теней под глазами и сдержанности в походке – и все.
Обозрев содеянное, Владимир остался доволен тотальным изменением своей неподобающе видной и яркой для киллера внешности.
В казино он пришел к одиннадцати. Заплатил за вход невозмутимому верзиле, окинувшему его коротким пристальным взглядом, и прошел в зал. Насколько он мог судить, Виноградова еще не было.
Зал казино по своему дизайну и размерам не уступал иным московским заведениям подобного же игорного профиля. Задняя стена его, почти целиком застекленная, выходила на ночную Волгу, и оттуда открывался превосходный вид.
В полутемном зале, где свет разбрасывали лишь несколько неоновых мягких ламп и крутящийся фейерверк в самом центре казино, тем не менее не казалось темно. Напротив, полумрак навевал какой-то располагающий к неспешному отдыху уют. А, быть может, это настроение сообщала даже не звучащая, а как-то пропитывающая прохладный кондиционированный воздух легкая музыка. Причем непонятно было, откуда она исходила, потому как эффект присутствия имелся, а никаких колонок или иных источников не было и в помине.
Разумеется, это обстоятельство никого не занимало, равно как оно не занимало и Владимира, уже прекрасно вжившегося в образ степенного, спокойного и солидного мужчины средних лет.
Он взял бокал с подноса подошедшей девушки, обносящей легкими алкогольными напитками посетителей казино, а потом подошел к рулеточному столу и сделал минимальную ставку. И проиграл.
Впрочем, это нисколько не огорчило Владимира: настоящая игра должна была начаться позже.
Виноградов появился через несколько минут.
Это был среднего роста шумный толстяк с целой свитой лиц криминальной наружности. Он направился к бильярдным столам, уселся прямо на один из них и громогласно потребовал чего-нибудь закусить.
Судя по тому, как мгновенно и подобострастно его обслужили, он был здесь частым и желанным клиентом. И это несмотря на то что казино – не место для пожирания пищи.
А Виноградов ее именно пожирал. Причем так, словно его не кормили двое суток.
Он ожесточенно работал челюстями, время от времени что-то рявкая в зажатый между плечом и маленьким ухом сотовый телефон. Рядом с ним сидел амбал и синхронно двигал могучей челюстью, достойной иного питбуля.
Свиридов допил шампанское, поставил его на поднос официанта и, подойдя к группе господ, только что начавших играть в русский бильярд, непринужденно предложил партию c хорошей ставкой.
Его предложение неожиданно было принято.
В то же самое время к Винни, который продолжал свою ночную трапезу, подошел человек в черном костюме и, наклонившись к самому его уху, негромко произнес:
– Анатолий Ильич, будьте любезны... вы понимаете, у нас серьезное заведение, так что не могли бы вы кушать в другом месте? Скажем, перейти на второй этаж?
Виноградов поморщился. Потом отставил от себя прибор, вытер руки салфеткой и, швырнув ее одному из своих людей, ответил:
– А я уже закончил.
Последующие полтора часа Свиридов наблюдал за Виноградовым, подыскивая варианты – как бы подобраться к тому поближе. За это время он успел выиграть несколько партий у своих новых знакомых.
Впрочем, удивляться тому не стоило – Свиридов блестяще играл в бильярд.
Он отметил для себя одно важное обстоятельство: Виноградов играл не хуже его. Удар у толстячка был хорошо поставленный, глаз наметанный, игровое мышление – на очень приличном уровне. И это несмотря на то что за эти полтора часа Винни успел выпить немало джина и текилы, в особенности последней, – на текиловые коктейли он налегал как-то особенно свирепо.
Свиридов не стал особо мудрствовать в своем решении: выиграв очередную партию, он направился к Винни, который точно так же разнес в ошметки собственного охранника и теперь нацеливался перебраться наверх, где был устроен тир и кегельбан.
Покер или, скажем, рулетку, по всей видимости, господин Виноградов не уважал.
Питбулевидный охранник – по виду раздобревший на новорусских харчах внук Полиграфа Полиграфовича Шарикова – остановил его:
– Эй, мужик, ты куда?
– Я не к вам, – спокойно проговорил Владимир и посмотрел на Виноградова, который только что допил коктейль и крутил между пальцев кий. – Вот к вам. Разрешите предложить вам партию в бильярд. Я видел, как вы играете... По «сотке» для начала, а?
Охрана оторопела от подобной прямолинейности и нахальства: чтобы какой-то левый мужик пер к их боссу с предложениями сыграть!
Виноградов прищурил один глаз и посмотрел на Владимира со слабым интересом.
– Да пошел ты, мужик, – наконец сказал он. – А впрочем, давай. Только учти: я по мелочи не играю. Пролетишь – мало не покажется. Усек?
– Идет, – сказал Свиридов.
Один из амбалов Виноградова установил «пирамиду», и Толя сказал:
– Ну... по «тонне» за партейку. Ниче?
– Нормально, – проговорил Свиридов. – «Тонна» так «тонна».
– Только бабки сразу на кон, – отозвался Виноградов и бросил на зеленый стол несколько смятых сотенных долларовых купюр. – Иначе не играю.
– Справедливо.
И Владимир присоединил к ним свою ставку.
Амбалы смотрели с пробудившимся интересом: примерно так же школьники смотрят, как их классный авторитет собирается навешать наглецу из другого класса.
Первую партию Свиридов провалил. Нарочно. Владимир не собирался сразу обыгрывать Виноградова – он знал законы азарта и потому вовсе не хотел отпугивать «клиента». Правда, проиграл он ее на последнем шаре, когда вся партия висела на волоске, и Винни нервно отпивал коктейль и потирал от возбуждения руки. Расчет был верным: сразу же после свиридовского проигрыша Толян предложил сгонять еще по одной. Партнер оказался действительно достойным, и Виноградов не собирался отпускать его так легко.
Вероятно, в Нижнем Новгороде было не так много отличных бильярдистов.
Следующую партию Анатолий Ильич проиграл. Причем Свиридову пришлось пустить в ход все свое мастерство, чтобы не просадить еще одну тысячу долларов, после чего его финансовое положение могло стать совсем шатким.
Впрочем, разохотившемуся Виноградову помешали сыграть третью партию: прострекотал сотовик, Анатолий Ильич отложил кий и рявкнул:
– Да... слушаю. Что тебе еще? Приехать? О черт! Я занят! Что? Ну... ну ладно. Еду... бляха-муха!
Он повернулся к Владимиру и, скривившись, сказал:
– Извини, брат. Жена баламутит. Опять, говорит, ирод, бабки просаживаешь, а тут дочка приволокла домой стаю дебилов из своего этого... колледжа. Пойду выкуривать этих козлов. Извини. Как тебя, то бишь, зовут?
– Володя.
– Ага. Володя. Вован, значит. А меня, значит, Толян. Так вот, Вован. Завтра в десять на этом же месте. Отказы не принимаю. Таких игроков, как ты, поискать. Не придешь – на дне морском раскопаю. А потом опять закопаю, – добродушно хмыкнул он и, хлопнув Владимира по плечу, выкатился из зала во главе своей своры.
Выслушав этот образчик бандитского юмора, Свиридов выпил еще шампанского, а потом вышел вслед за Виноградовым.
Тот уже уезжал. Амбал распахнул перед ним дверь черного «пятисотого» с большим количеством нулей на номере, Винни плюхнулся на сиденье, и весь кортеж в составе трех авто умчался.
«Ну надо же, – иронически подумал Свиридов, – и у бандитов развито чувство семейственности. Жена позвонила, что дочь набедокурила, – и любящий папаша оставил вожделенное казино, прервав на половине разыгранную бильярдную партию, и поехал разруливать перегибы в воспитании своего избалованного и перекормленного роскошью и вседозволенностью чада».
* * *
Свиридов подошел к своему новому автомобилю «Фольксваген Пассат», на который только сегодня была оформлена доверенность, – в ней он именовался Полуниным Владимиром Сергеевичем – и открыл его.
И немедленно почувствовал, что в машине кто-то был. Так гончая чувствует запутанный след зайца, пробежавшего по тропе несколько минут назад.
Очень интересно...
Человек, который был здесь, бесспорно, не заметил нескольких «капелловских» хитростей, которые всегда оставлял Владимир для установки факта проникновения в его авто постороннего лица.
Что-то типа тонкой полосы прозрачного скотча, приклеиваемого особым образом на дверь, и тому подобных мелких и неразличимых хитростей.
Что он тут делал?
Как нейтрализовал сигнализацию?
Если он оставил в автомобиле взрывное устройство, то кто это был и каким образом он вычислил Владимира?
Свиридов быстро осмотрел автомобиль снаружи, потом опустился на колени и посмотрел под днищем. Ничего.
Если его ведут, то это могут быть люди Знаменского или Феликса Величко. Потому что только они знают тип сигнализации, установленной на этой машине, и могут иметь ключ от центрального замка.
Ведь замок не поврежден.
Свиридов вставил ключ в замок и, резко повернув его, отпрыгнул в сторону.
Ничего.
Вероятно, со стороны это выглядит смешно: человек открывает собственную машину и тут же шарахается от нее, словно за рулем расположился сам дьявол.
Владимир открыл дверь и, выждав несколько секунд, сел в салон. Чисто. Но ведь кто-то тут был...
Если нежданный гость не оставил взрывного устройства, то он мог оставить что-то другое. Микрочип, подающий радиосигналы для пеленга, или «жучок» с микрофоном.
Свиридов быстрыми, выверенными движениями, почти вслепую, исследовал салон. Это заняло несколько минут, но теперь он мог поручиться за то, что на осмотренной им площади ничего упомянутого выше нет.
Погодите, дорогие россияне. Ну, конечно. Вентиляционная решетка. Излюбленное место для установления подслушивающих устройств. Как говаривал полковник Платонов: «Если вы ставите „жучок“, никогда не всовывайте его в вентиляторную решетку. Это пошло и ненадежно».
Человек, который был здесь, в «Капелле» не работал, что было очевидно хотя бы из того, что палец Свиридова, просунувшись сквозь решетку вентилятора, нащупал нечто похожее на средних размеров таблетку на внутренней пластинке вентилятора. «Жучок»! Вот это уже веселее.
Свиридов убрал руку и задумался. Теперь очевидно, что его ведут. Быть может, те же самые люди, что снабдили его этой машиной.
Значит, ему не доверяют. Или причины еще более сложны и изощренны, и остается только гадать, каковы планы его работодателей.
Если это они...
Поставив «жучок» на место, Владимир завел двигатель и поехал домой. В квартиру, которая точно так же была предоставлена ему фирмой «Элизеум»...
* * *
На следующий день Свиридов снова был в казино «Имола». Он ждал Виноградова.
Тот не замедлил явиться. Владимира он заметил сразу, но направился к нему только после того, как выпил бокал с золотистым коктейлем. – Ну что, Вован, готов для новой партии? – спросил он. – Смотри... сегодня я злой, буду играть до полного разорения.
Стоявший за спиной Винни «питбуль» хмыкнул и принял из рук хозяина пиджак.
– Ну что... для начала по «пятихатке», – сказал Винни и посмотрел на Владимира. Свиридов лишний раз подивился тому, с каким упорством этот тип дразнил фортуну, выбрав себе в партнеры самого опасного человека, которого только можно было найти. Его, Свиридова.
– По «пятихатке» так по «пятихатке», – индифферентно откликнулся Свиридов и пригладил седеющие виски парика.
Игра началась. Официант принес виски со льдом, Виноградов выпил, Свиридов лишь пригубил...
– Ты вообще кто такой? – спросил Толя, нацеливаясь кием в шар. – Чем занимаешься?
– Программист я, – ответил Свиридов, сказав первое, что пришло на ум. – Из Питера. А тут гощу у брата. Скоро уеду обратно домой.
– Из Питера? – переспросил Толян. – Программист? Значит, в компьютерах жестко шаришь? Типа там хакер? В Интернете рубишь?
– Ага, – сказал Владимир. – Куда ж современному человеку теперь без Интернета.
– Давно в бильярд играешь?
– Да уже лет десять с хвостиком, – честно ответил Свиридов.
– А я с малых лет.
– Да я смотрю, ты и сейчас не очень стар. Помладше меня на десяток, а то и больше.
– Ты че, по возрасту, что ль, паришься? – переспросил Виноградов. – Да не менжуйся. У тебя рука-то, я посмотрю, как у молодого. Удар поставлен классно.
– Что верно, то верно, – без ложной скромности ответил Владимир и нацеленно ударил шаром по другому, который по длинной траектории угодил во второй, а тот свалился в лузу. Впрочем, как и первый. – А как вот тебе такой дуплетик, Анатолий Ильич?
Толян скривился: удар Свиридова был очень удачен и исполнен мастерски.
– Пойду-ка я отолью, – сказал он. – Че-то моча стукнула в брюхо. Погоди, Вован.
– Угу.
– Гусь, со мной, – сказал Виноградов, и длинный, жилистый и в самом деле чем-то похожий на гуся здоровяк последовал за боссом. Перед Виноградовым следовал «питбуль». Вот такая охранная зоологическая коллекция.
Свиридов усмехнулся, вспомнив слова из монолога какого-то известного сатирика: «Жалко „новых русских“! Жалко, что тут скажешь! Они даже в туалет спокойно сходить не могут – сначала секьюрити вперед забежит и посмотрит в унитаз: не блеснет ли оттуда дуло киллера, которое прострелит их хозяину нижнюю голову...»
Он допил свое виски и двинулся вслед за трио Виноградов – два охранника. Гусь и Винни прошли в огромную белую дверь с золоченым мужским силуэтом и буквой G – «gentlemеn». «Питбуль» же остановился перед ней и застыл в стойке плохо дрессированной гориллы, выслеживающей свой гипотетический обед.
Свиридов оглядел пустынный коридор с фигурой охранника где-то метрах в пятидесяти от туалета, у большого стрельчатого окна, а потом шагнул к «питбулю».
– Погоди, – сказал тот. – Там босс.
– А если я в штаны наделаю, так ты мне их стирать будешь? – насмешливо спросил Владимир.
Тот грозно насупился.
– Борзеешь, мужик. Думаешь, сгонял с Толяном три партии в бильярд, так теперь типа сам черт не брателло? Держи дистанцию, баклан.
– Чего-то ты сегодня невнимательный, – сказал Владимир добродушно. – В сортир еще не ходил, а ширинка не застегнута. Все хозяйство засветил.
Тот машинально опустил голову и тут же получил такой удар по голове, что закатил глаза и сделал попытку без чувств рухнуть у двери, но Владимир успел перехватить обмякшее плотное тело и, раскрыв дверь мягким тычком ноги, втащить в «предбанник» и свалить его у белой итальянской раковины.
А затем запер дверь на замок.
Потом Владимир открыл вторую дверь, ведущую уже в туалет, и направился к кабинкам. Их было три. Впрочем, понять, в какой именно был Виноградов, было несложно – у правой кабинки торчала длинная фигура Гуся.
Свиридов шагнул к нему и, прихватив сзади за шею, сжал в жестком захвате. Тот дернулся, как придушенная рыхлая курица, и безжизненно повис в руках Владимира. Владимир аккуратно уложил его вдоль стены с заботливостью, с которой отец укладывает малолетнего сына, и распахнул легкую белую створку, за которой смутно маячил силуэт грузного мужчины.
Тот резко обернулся и посмотрел на Свиридова. Потом дернулся и, резко застегнув ширинку, бросил через плечо:
– Да ты че, Вова, берегов не чуешь совсем? Как тебя эти болваны пустили? Ты че, в нату...
– Молчи, козел, – сказал Владимир и, выхватив пистолет, ткнул им в бок Виноградова так, что тот скривился от боли и открыл было рот для хриплого матерного проклятия, но Владимир схватил его твердыми пальцами левой руки за нос и, бесцеремонно притянув к себе, проговорил: – В общем, так, Толя. Сейчас мы идем отсюда, садимся в твою машину и ведем короткую содержательную беседу. Если вздумаешь нервничать и буйствовать – пристрелю, как собаку. Все ясно?
– Я не понял... – проговорил тот голосом переводчика третьесортных голливудских блокбастеров. – Ты что, Вова... мусор? Так я тебе не советую. Уволят к ебеням, Вова. Лучше пусти, и будем считать, что ты перепил. Ты что, Вова... жить надоело, баклан?
– Не гнуси, Виноградов, – ответил Свиридов голосом, от которого на спине Анатолия Ильича выступил холодный пот. – Не бери меня на понт. Я не из мусарни.
Тот захлопал ресницами, а потом проговорил:
– А кто же ты тогда такой, программист Володя из Питера... ФСБ?
– Почти, – сказал Свиридов. – Так мы пойдем в твою тачку и поговорим или устроим коллоквиум на тему «Основополагающий волюнтаризм Артура Шопенгауэра»?
– Да я... – начал было тот, но тут же получил такой удар по почке, что придушенно застонал и почувствовал на своем затылке стальное касание пистолетного дула.
– Разгибайся, сука, – прозвучал холодный голос Свиридова. – Думаю, если я тебя здесь пристрелю, много людей скажет мне спасибо. Правда, тебя к этой категории населения не отнесешь. Иди, Толя, и не потей. В общем, так... Сейчас мы идем к выходу. Своим скажешь, что нужно обсудить одну приватную проблему. Если пикнешь – убью. При всех. Мне все равно, запомни: меня здешние хлопцы не смогут взять. Можешь спросить у своих горе-охранничков, которые валяются вот тут, в сортире.
Толян смотрел на холодное лицо Свиридова и не столько слышал, сколько чувствовал слова – холодные, тяжелые, беспощадные, – которые падали один за другим и буквально припечатывали к дорогому матово-белому кафелю.
И еще – он чувствовал, что его случайный партнер по бильярду не блефует и не берет его на испуг.
Такой может...
– Пошли, – холодно сказал Владимир.
Они прошли мимо вырубленных Свиридовым Гуся и «питбуля», Виноградов шел чуть впереди, Свиридов сзади, засунув руку с пистолетом под пиджак.
– Сейчас мы войдем в зал, и ты будешь рассказывать мне какой-нибудь тупой анекдот. Пройдешь мимо своих, между фразами бросишь им, что сейчас вернешься. Главное, не умолкай ни на секунду. Слова – индикатор душевных процессов. Задумаешь нехорошее – я сразу почувствую. Будешь молчать больше трех секунд – стреляю. Ясно, Толян?