– Не надо, – сказал Берг. – В любом случае нам нужно проверить, куда он нас приволок. Этот район в присмотре у Косого Мусы, так что никаких серьезных проблем я не вижу. Если только какие залетные, но ведь это… Ладно! – оборвал он себя. – Если мы будем и дальше тут сидеть, в джипе, то скоро сменим эту тачку на другую. На катафалк. Грек устроит, я его, суку, знаю. Он, конечно, никогда без дела не придавит, но тут есть к чему придраться. Да и дело, верно, важное, иначе Грек бы так не парился. Я помню, что когда он расстреливал среди бела дня Казбека с пятью его «чичиками», то и то кипешился меньше, чем сейчас. Там его, наверно, сверху подперли. Все. Точка. Базар объявляю законченным. Дед… китаеза, на выход, бляха-муха! Надышал тут в салоне своим перегаром сивушным, не продохнуть, бляха-муха!
– Моя не боись мух, – тупо пробормотал Влад и, кряхтя, полез из салона.
Подъезд был слеп и глух. Ни единой лампочки. Где-то точится назойливый тоскливый звук капающей воды. Из подвала тянет сыростью. Из-за двери ближайшей квартиры донесся вопль «Опять нажрался, тварь!!», а потом чей-то рев и глухие, шлепающие звуки ударов под прерывистое мычание. Свиридов шел первым, за ним, придерживая его за руку – здоровенный Юрок, далее Берг, а замыкал процессию натянутый, как струна, Колоб, и если бы была совершенная тьма, без неясных наплывов света из окон подъезда, то, верно, можно было бы увидеть, как в темноте светится от накала страстей его картофельный нос.
Они поднялись на третий этаж. Площадка лестничного пролета уныло пахла помойкой, а в дальнем углу, привалившись к стене, лежало что-то темное, быть может, и испускавшее эти миазмы. Свиридов выпустил через зубы сдавленный выдох и выговорил дурным дребезжащим голосом:
– Пришли, моя веди.
Юрок недоуменно кашлянул, а Берг выговорил, выступив вперед из-за спины амбала:
– Смешное кино получается. Ты что, дед, окончательно спятил, что ли?
– Ты будь последняя человека, – донеслось до Берга совсем уж не в кон. – Пришли, моя говори.
Темный предмет в углу зашевелился, и Колоб, подойдя к нему, брезгливо пнул это ногой.
…Он не успел понять, что, собственно, произошло, только метнулся, как морозом впиваясь в ушные раковины, шипящий выкрик старого китайца: «Перрвый!» – и что-то с чудовищной силой сомкнулось на щиколотке бандита, а потом Колоб почувствовал, как бетонный пол непреодолимо вылетает из-под ног, а потом что-то со страшной силой ударяет в голову.
Со стороны это выглядело несколько иначе: Колоб пнул темный предмет, а тот вдруг вскинулся, выбросилась, как опущенная пружина, мощная рука, захват, рывок – и Фокин, одним прыжком встав на ноги, с силой ударил поднятого им в воздух, как щенка, Колоба головой об пол. Удар был безусловно смертельным, потому что во все стороны брызнули кровь и мозг. Впрочем, Колоб еще не успел впервые в жизни основательно РАСКИНУТЬ мозгами, как Свиридов, одним коротким рывком высвободившись из захвата Юрка, снизу вверх ударил того вытянутыми пальцами под кадык. Тошнотворное чувство проваливания кончиков пальцев в горячее и мягкое – Юрок, заклокотав, как целая горная река, рухнул на спину. Из пробитой шеи хлестала кровь.
Свиридов больше не спешил. Спешить было некуда. Последний уцелевший, Берг, стоял, почему-то прижав руки к животу, и оцепенело смотрел на две темные тени, которые только что, за какие-то ничтожные секунды, на его глазах уничтожили двух испытанных сотрудников младшего отдела «Грома». Легко, непринужденно, жутко. Как будто и не людей убивали вовсе, а передвигали манекены в съемке массовой театральной драки. Берг понимал, что нужно бежать, что этот старый китаец непостижимо легко обманул его – без особой даже хитрости, за ненадобностью этой хитрости… просто голыми руками убил едва ли не самого сильного человека (после Орехова, разумеется), которого знал Берг. Берг все сознавал, сознание было беспощадно трезво, но ноги словно ватными тюками стали… нет, нет!
Свиридов шагнул к нему вплотную, и в сером свете, продавливающемся в окно, Берг увидел мертвые черты фальшивого, несуществующего китайца.
– Я же сказал, что ты будь последняя человека, – без всякого выражения сказал Свиридов. – Короче, Берг, ты один остался. Двигай ножками. Нам тут совсем недалеко пройти. Афоня, этих в угол перекинь да своим тряпьем накрой, пусть до утра полежат. Тут в такое время никто и внимания не обратит.
Они поднялись на чердак и вышли на крышу. Луна заливала кровлю неярким мучным светом, и Бергу почему-то казалось, что это такая трава, а сами они на поле стадиона. Его втолкнули в какую-то будку в форме неправильной пирамидки, и сверху на него глянули узкие темные глаза на страшном и – теперь Берг понял – кукольном лице.
– Кто… вы? – выговорил он.
– Ты, Берг, свои вопросы уже отзадавал. Теперь я. Мне нужно найти человека, которого тут, во Владивостоке, зовут Боцман. При этом Боцмане состоит также некто Китаец. Не такой, как я… Не знаю, как по национальности, но имя у него как раз такое и есть.
Берг был далеко не трусливым человеком – трусливые люди не работали в охранном бюро Вадима Орехова по прозвищу Грек, – но при словах Свиридова, сказанных ровным и совершенно без выражения тоном, ему почему-то стало жутко и дурно до тошноты. Он с трудом сдержал спазм и вытолкнул:
– Я не понимаю… за что ты убил?..
– Ах, мы будем рассматривать моральные аспекты? – выговорил Свиридов, и его тихий голос вдруг набрал угрожающие металлические ноты: – Знаешь что, мой дорогой Берг, ты, как человек исключительной вежливости, прекрасно знающий цены на квартиры во Владивостоке, должен понимать, что мы убили тех джентльменов вовсе не из личной неприязни к ним. Просто так вышло. – Берг откинулся назад и широко распахнул до того полуприкрытые глаза, потому что слова о ценах на квартиры во Владивостоке, напомнившие Бергу разговор в машине Юли, и знакомые звенящие обертоны в голосе этого все еще «китайца», и борода и рост Фокина, все это вдруг вбросило в сумбур внутри Берга четкое воспоминание о людях, с которыми он говорил сегодня на дороге – тех, что подвозила Юлия Строгина. – В общем, ты уже понял, кто я и с какой целью прибыл в ваш чудесный и гостеприимный город. Понял, не так ли? Да можешь и не отвечать. Ответишь чуть после и – на другие вопросы. Значит, так: ты работаешь в конторе Вадима Орехова по прозвищу Грек, не так ли? Я слышал, что это имя упоминалось в машине. Ты работаешь на Орехова, так?
– Да…
– А Орехов, насколько мне известно, является шефом крупной охранной структуры «Гром», которая представляет собой нечто вроде спецслужбы, в роли государства – ОПГ «Дальние». Так?
– Ты сам все сказал… Не знаю…
– Лидеры «дальних» – это уже названный мной Боцман и его серый кардинал Китаец, – продолжал Свиридов. – По всей видимости, из каких-то источников им стало известно о готовящемся на них покушении, вплоть до того, где и когда киллеру из европейской части страны следует забрать оружие. Этот момент – взять оружие на месте – изначально мне не понравился, это могла быть и подстава или… просто дурно пахнущие предположения. Все это я учел. А теперь, Берг, вопрос на засыпку: кто и как отдал тебе приказ перехватить человека, взявшего из ячейки чемоданчик? – Берг угрюмо кусал губы. – Только не надо строить из себя Зою Космодемьянскую.
Свиридов, не повышая голоса, добавил:
– У меня не так мало информации о Боцмане и Китайце, но я думаю, что ты, как не последний сотрудник спецслужбы «дальних», можешь рассказать мне полезные вещи. Пожить хочется? Рассказывай. Мы с Афоней тебя внимательно слушаем.
Берг проглотил тяжелый ком и заговорил:
– Да я, честно говоря, и не такой уж там, чтобы… это Орехов все хорошо знает, а меня никогда не допускали к самым конкретным… я же из младшего отдела «Грома». Это так называют – младший. Я там первый зам начальника отдела. Младший отдел – это его так Грек, Орехов, называет… это на охрану объектов и телохранители. Да и то общего плана телохранители, а не «прикрепленные»… не личники авторитетов.
– Кругло говоришь: «телохранители общего плана», – заметил Свиридов. – Младший отдел, значит. А старший? Это что такое, а?
– А старший отдел – он подчинен лично Орехову и никому больше, – выговорил Берг. – Там в основном бывшие кагэбэшники работают… из разведки кадры разные, спецназ армейский еще… серьезные ребята. Я с ними не так часто пересекаюсь, да они и в офисе редко светятся, только когда совещания у Орехова. Да что ж ты спрашиваешь… ты же сам должен знать. Ты же знаком… из старшего отдела… группы сбора информации… там… это…
– Яснее! С кем это я знаком из старшего отдела? Ты че, Берг, темнишь?
– Да ну как же… с Юлей Строгиной.
Глава 10
– Моя не боись мух, – тупо пробормотал Влад и, кряхтя, полез из салона.
Подъезд был слеп и глух. Ни единой лампочки. Где-то точится назойливый тоскливый звук капающей воды. Из подвала тянет сыростью. Из-за двери ближайшей квартиры донесся вопль «Опять нажрался, тварь!!», а потом чей-то рев и глухие, шлепающие звуки ударов под прерывистое мычание. Свиридов шел первым, за ним, придерживая его за руку – здоровенный Юрок, далее Берг, а замыкал процессию натянутый, как струна, Колоб, и если бы была совершенная тьма, без неясных наплывов света из окон подъезда, то, верно, можно было бы увидеть, как в темноте светится от накала страстей его картофельный нос.
Они поднялись на третий этаж. Площадка лестничного пролета уныло пахла помойкой, а в дальнем углу, привалившись к стене, лежало что-то темное, быть может, и испускавшее эти миазмы. Свиридов выпустил через зубы сдавленный выдох и выговорил дурным дребезжащим голосом:
– Пришли, моя веди.
Юрок недоуменно кашлянул, а Берг выговорил, выступив вперед из-за спины амбала:
– Смешное кино получается. Ты что, дед, окончательно спятил, что ли?
– Ты будь последняя человека, – донеслось до Берга совсем уж не в кон. – Пришли, моя говори.
Темный предмет в углу зашевелился, и Колоб, подойдя к нему, брезгливо пнул это ногой.
…Он не успел понять, что, собственно, произошло, только метнулся, как морозом впиваясь в ушные раковины, шипящий выкрик старого китайца: «Перрвый!» – и что-то с чудовищной силой сомкнулось на щиколотке бандита, а потом Колоб почувствовал, как бетонный пол непреодолимо вылетает из-под ног, а потом что-то со страшной силой ударяет в голову.
Со стороны это выглядело несколько иначе: Колоб пнул темный предмет, а тот вдруг вскинулся, выбросилась, как опущенная пружина, мощная рука, захват, рывок – и Фокин, одним прыжком встав на ноги, с силой ударил поднятого им в воздух, как щенка, Колоба головой об пол. Удар был безусловно смертельным, потому что во все стороны брызнули кровь и мозг. Впрочем, Колоб еще не успел впервые в жизни основательно РАСКИНУТЬ мозгами, как Свиридов, одним коротким рывком высвободившись из захвата Юрка, снизу вверх ударил того вытянутыми пальцами под кадык. Тошнотворное чувство проваливания кончиков пальцев в горячее и мягкое – Юрок, заклокотав, как целая горная река, рухнул на спину. Из пробитой шеи хлестала кровь.
Свиридов больше не спешил. Спешить было некуда. Последний уцелевший, Берг, стоял, почему-то прижав руки к животу, и оцепенело смотрел на две темные тени, которые только что, за какие-то ничтожные секунды, на его глазах уничтожили двух испытанных сотрудников младшего отдела «Грома». Легко, непринужденно, жутко. Как будто и не людей убивали вовсе, а передвигали манекены в съемке массовой театральной драки. Берг понимал, что нужно бежать, что этот старый китаец непостижимо легко обманул его – без особой даже хитрости, за ненадобностью этой хитрости… просто голыми руками убил едва ли не самого сильного человека (после Орехова, разумеется), которого знал Берг. Берг все сознавал, сознание было беспощадно трезво, но ноги словно ватными тюками стали… нет, нет!
Свиридов шагнул к нему вплотную, и в сером свете, продавливающемся в окно, Берг увидел мертвые черты фальшивого, несуществующего китайца.
– Я же сказал, что ты будь последняя человека, – без всякого выражения сказал Свиридов. – Короче, Берг, ты один остался. Двигай ножками. Нам тут совсем недалеко пройти. Афоня, этих в угол перекинь да своим тряпьем накрой, пусть до утра полежат. Тут в такое время никто и внимания не обратит.
Они поднялись на чердак и вышли на крышу. Луна заливала кровлю неярким мучным светом, и Бергу почему-то казалось, что это такая трава, а сами они на поле стадиона. Его втолкнули в какую-то будку в форме неправильной пирамидки, и сверху на него глянули узкие темные глаза на страшном и – теперь Берг понял – кукольном лице.
– Кто… вы? – выговорил он.
– Ты, Берг, свои вопросы уже отзадавал. Теперь я. Мне нужно найти человека, которого тут, во Владивостоке, зовут Боцман. При этом Боцмане состоит также некто Китаец. Не такой, как я… Не знаю, как по национальности, но имя у него как раз такое и есть.
Берг был далеко не трусливым человеком – трусливые люди не работали в охранном бюро Вадима Орехова по прозвищу Грек, – но при словах Свиридова, сказанных ровным и совершенно без выражения тоном, ему почему-то стало жутко и дурно до тошноты. Он с трудом сдержал спазм и вытолкнул:
– Я не понимаю… за что ты убил?..
– Ах, мы будем рассматривать моральные аспекты? – выговорил Свиридов, и его тихий голос вдруг набрал угрожающие металлические ноты: – Знаешь что, мой дорогой Берг, ты, как человек исключительной вежливости, прекрасно знающий цены на квартиры во Владивостоке, должен понимать, что мы убили тех джентльменов вовсе не из личной неприязни к ним. Просто так вышло. – Берг откинулся назад и широко распахнул до того полуприкрытые глаза, потому что слова о ценах на квартиры во Владивостоке, напомнившие Бергу разговор в машине Юли, и знакомые звенящие обертоны в голосе этого все еще «китайца», и борода и рост Фокина, все это вдруг вбросило в сумбур внутри Берга четкое воспоминание о людях, с которыми он говорил сегодня на дороге – тех, что подвозила Юлия Строгина. – В общем, ты уже понял, кто я и с какой целью прибыл в ваш чудесный и гостеприимный город. Понял, не так ли? Да можешь и не отвечать. Ответишь чуть после и – на другие вопросы. Значит, так: ты работаешь в конторе Вадима Орехова по прозвищу Грек, не так ли? Я слышал, что это имя упоминалось в машине. Ты работаешь на Орехова, так?
– Да…
– А Орехов, насколько мне известно, является шефом крупной охранной структуры «Гром», которая представляет собой нечто вроде спецслужбы, в роли государства – ОПГ «Дальние». Так?
– Ты сам все сказал… Не знаю…
– Лидеры «дальних» – это уже названный мной Боцман и его серый кардинал Китаец, – продолжал Свиридов. – По всей видимости, из каких-то источников им стало известно о готовящемся на них покушении, вплоть до того, где и когда киллеру из европейской части страны следует забрать оружие. Этот момент – взять оружие на месте – изначально мне не понравился, это могла быть и подстава или… просто дурно пахнущие предположения. Все это я учел. А теперь, Берг, вопрос на засыпку: кто и как отдал тебе приказ перехватить человека, взявшего из ячейки чемоданчик? – Берг угрюмо кусал губы. – Только не надо строить из себя Зою Космодемьянскую.
Свиридов, не повышая голоса, добавил:
– У меня не так мало информации о Боцмане и Китайце, но я думаю, что ты, как не последний сотрудник спецслужбы «дальних», можешь рассказать мне полезные вещи. Пожить хочется? Рассказывай. Мы с Афоней тебя внимательно слушаем.
Берг проглотил тяжелый ком и заговорил:
– Да я, честно говоря, и не такой уж там, чтобы… это Орехов все хорошо знает, а меня никогда не допускали к самым конкретным… я же из младшего отдела «Грома». Это так называют – младший. Я там первый зам начальника отдела. Младший отдел – это его так Грек, Орехов, называет… это на охрану объектов и телохранители. Да и то общего плана телохранители, а не «прикрепленные»… не личники авторитетов.
– Кругло говоришь: «телохранители общего плана», – заметил Свиридов. – Младший отдел, значит. А старший? Это что такое, а?
– А старший отдел – он подчинен лично Орехову и никому больше, – выговорил Берг. – Там в основном бывшие кагэбэшники работают… из разведки кадры разные, спецназ армейский еще… серьезные ребята. Я с ними не так часто пересекаюсь, да они и в офисе редко светятся, только когда совещания у Орехова. Да что ж ты спрашиваешь… ты же сам должен знать. Ты же знаком… из старшего отдела… группы сбора информации… там… это…
– Яснее! С кем это я знаком из старшего отдела? Ты че, Берг, темнишь?
– Да ну как же… с Юлей Строгиной.
Глава 10
РУКА И СЕРДЦЕ
Повисло тяжелое молчание. Потом Свиридов недоуменно кашлянул, а Берг протянул:
– То есть ты что… не знал, что ли? Ведь она как… с тобой заодно, да? Или как же… ты что, не в курсах?
– Ну, как оказалось, не в курсах, – мрачно отозвался Владимир. – Так что спасибо за сведения. Значит, она там работает… по сбору информации? Как… в кровать к важным дяденькам подкладывается, что ли, и доит их в прямом и переносном смысле?
– Ну да.
– Понятно. Технология известная. Курсы, наверно, приличные тут организовывали ей и другим таким же, да? Ладно, понятно. О Боцмане и Китайце что можешь сказать? Знаком, видел?
– Боцмана я видел раза два или три. Да его весь Владивосток, весь край видел – по телевизору, конечно, преимущественно, но все равно – видели.
– Я тоже видел. Толстый такой, – сказал Свиридов. – Но ты на частности давай не растекайся. Я так понимаю, что у этого вашего Боцмана несколько берлог, где он отлеживается, но все они зарегистрированы на подставных лиц, потому выловить его чрезвычайно сложно. Но ты кое-что знать должен. Как должен знать и то, что в последнее время ваш Боцман поехал разумом, и его кто-то из ваших, верно, и заказал Москве, потому что своим веры нет: могут стукнуть людям Боцмана.
Берг заговорил поспешно, словно боялся, что его могут прервать, и прервать каким-то чрезвычайно жестоким способом (а из головы его не выходил мгновенный удар «китайца», пальцами пробившего бычью шею Юрка!):
– Я знаю то, что Боцман в последнее время живет в своем загородном доме. Охрана там от нашей конторы, я сам там был. Охрана очень сильная, потому что Боцман оттуда редко выезжает, он болен. Паралич… в кресле он передвигается, в коляске. Я на него посмотрел несколько месяцев назад, на сходке, когда там были все авторитеты «дальних» – и Грек, и Кайдан, и… ну все были практически, все. Вот… я посмотрел на Батю… Батя – это так Боцмана многие погоняют… и вот стукнуло в голову, что мало ему уже осталось. Что может кони двинуть вот-вот, и тогда опять полный беспредел… начнут перекраивать пирог, тянуть на себя. А вот совсем недавно я подумал, что, наверно, лучше бы он год назад крякнул, Батя. Ведь только дураки не догадываются, что это Боцман благословил угрохать и Горецкого, и Силантьева-Филина, и Голубя. И московского положенца Карлова. Старшего Голубева и младшего, обоих. Из прежних конкретных, наверно, только Грек, Кайдан и Китаец остались.
– Китаец!.. – подхватил Свиридов. – Вот этот, судя по данным, особо мрачный тип. Видел ты его?
– Ни разу, – сказал Берг. – Не видел я его ни разу. Да никто его не видел. Его даже Юлька Строгина не видела, а она из старшего отдела как бы. С ним, мне кажется, только Орехов и этот… и все.
– Кто – этот? – резко спросил Свиридов. – Что заткнулся сразу? Кто – ЭТОТ?
Берг выставил нижнюю губу и выговорил:
– Да есть там один такой – полковник Калитин. Фээсбэшник. Ну, и в «Громе» прикармливается тоже. Вот он да еще Грек, мне кажется, с Китайцем и общаются. А так – про него мало кто что знает. Ну, что он советчик Боцмана и последняя инстанция в решении многих вопросов.
– Грамотно ты говоришь, – сказал Свиридов. – «Инстанция». Не то что твои прихлебалы, царствие им небесное. Наверно, институт заканчивал. Ладно, теперь о Греке. Насколько я понимаю, он ключевая фигура в службе безопасности верхушки «дальних». Ключик ко многим замкам. О нем давай. Все-таки твой непосредственный начальник.
– Грек – он сам из армейского спецназа, служил сначала так, потом по контракту. Жесткий мужик. Он вас порвет, – неожиданно для себя самого сообщил белобрысый сотрудник «младшего» ОБ «Гром», – с ним мало кто рискует связываться, потому что он у себя устроил как в «конторе». В ФСБ. Да и ФСБ местная с ним за руку здоровается и еще денег просит иногда… в общем, Грек – он при Боцмане в близких, хотя тем, кто из воров, это не нравится. Ведь Грек зону никогда не топтал, в сизо не парился… хотя на зоне, конечно, он не пропал бы, – закончил Берг.
– Адрес виллы, где Боцман и Китаец чаще всего живут!.. – приказал Свиридов.
Берг посмотрел на него округлившимися глазами и затряс головой:
– Н-нет… вот этого я не могу… не знаю… у Боцмана много мест, где он может быть, и… да и зачем, там… там такая охрана, я же сам…
– Вот именно, что ты же сам, – впервые за все время разговора подал голос Фокин, – сам служил в охране, потому должен все знать прилично. Так что раскинь мозгами, дорогой, да рассказывай, пока не раскинул ими так, как этот твой… коллега.
При этом намеке белобрысый снова тупо качнулся вперед и начал что-то мямлить, но Фокин, сев на колени, схватил его за горло и немножко поприжал пальцами… хотя немножко – это, верно, только на фокинский манер. Берг едва не задохнулся, лицо его побагровело, глаза едва не вылезли из орбит, а белки дико сверкнули при рассеянном лунном свете. Если бы не Свиридов, велевший Афанасию повременить, то, верно, Бергу пришлось бы еще хуже. Того, чтобы он задохнулся, конечно, не допустили бы, но почувствовать себя рыбой, выброшенной на сушу, дали бы в полной мере.
– Хорошо… хорошо… – задыхаясь, протолкнул сквозь помятое Фокиным горло Берг. – Я скажу. Не на-до… скажу.
Нет, Валера Берг вовсе не был трусом и щемливым чмом, как сказали бы братки, узнав, как вел себя Берг с Фокиным и Свиридовым. Ничего подобного. Бергу на его коротком веку привелось пройти и через пытки. Он знал вкус крови на губах и то, как прижигают утюгом или паяльником тело. На нем было метра полтора послеоперационных швов. Но он никогда не знал такого жуткого, панического страха, какой он испытывал при виде склонившегося над ним мертвого азиатского лица на фоне лунного неба, а чуть поодаль, скрестив руки на груди – громадная фигура… нет, никогда, никогда!
…В давно почившем в бозе Особом отделе ГРУ «Капелла» умели готовить людей, мастерски давящих на психику – в том числе на подсознательном, инстинктивном уровне.
И Берг, задыхаясь, начал рассказывать о том, где может находиться Боцман и где при нем может быть Китаец, как расположены системы наружного наблюдения на вилле Бати, сколько человек в охране и где они преимущественно располагаются. А потом назвал код входной двери особняка, который следовало подтвердить, приложив руку к особой светящейся панели. Доступ к коду из «Грома» имели человек десять, в том числе из «младшего» отдела – только он один, Берг. Он вообще пользуется особым доверием Орехова, невесть к чему добавил он. Но только все эти сведения, только что выложенные, все равно не пригодятся, поспешно заверил Берг. Потому что охрана виллы такова, что к ней не подступишься. А если удастся преодолеть охрану, то это всего лишь значит, что Боцмана на вилле нет и потому охрана облегченная. Хотя, конечно, сейчас, когда Боцман тяжело болен, он скорее всего безвылазно живет там и управляет своей империей именно оттуда.
– Очень занимательно, – сказал Свиридов, когда Берг окончил свою сбивчивую речь. – Очень, очень занимательно. Значит, господин Телятников, он же Боцман, безвылазно живет на указанной вилле. Оттуда он не выезжает, так что ждать, пока он соблаговолит выползти из берлоги, бессмысленно. Ну что ж… раз гора не идет к Магомету, так Магомет идет к горе.
– Что… что вы собираетесь делать? – спросил Берг. Голос его сорвался.
– Да ничего особенного. Ничего особенного сверх того, что нужно сделать.
– А Юля, она что… с вами в деле? Ведь она…
– Не знаю, в каком Юля со мной может быть деле, – отозвался Владимир насмешливо, – разве что только в одном… В одном деле. В сексе, а? – подмигнул он Бергу, но тот этого, кажется, уже и не расслышал. – Значит, так: код доступа такой-то, – он назвал несколько цифр, – плюс отпечаток пальца человека, который имеет доступ к коду.
– Но никто из вас не входит же в этот список… – пробормотал Берг.
– А откуда ты знаешь? – выговорил Свиридов. – Полчаса назад ты вообще считал меня выживающим из ума старым китайцем, который за сто баков согласился сдать того, кто ему поручил сунуться в ячейку хранения. А самое для тебя обидное – это то, что полвокзала видели твоих людей с этим самым старым китайцем. А я всего лишь неплохой актер, но уж никак не китаец. Тогда откуда ты знаешь, что мы не имеем доступа? Мы имеем доступ.
– Значит, вы из «Грома», если… доступ…
– Частично, – сказал Свиридов. – Афоня!
– Ау, – откликнулся тот.
– Дай-ка сюда… ага, спасибо. Жестокая, но совершенно необходимая мера. Ты жить хочешь, Берг?
– А то, – стуча зубами, ответил тот.
– У тебя появляется отличная для того возможность – пожить еще. В «Гром» ты больше не вернешься, не советую. Информация о том, что ты сдал их по полной программе, все равно просочится, и тогда я тебе не позавидую. Сам, наверно, знаешь, что Вадим Дмитрич не такой мягкосердечный человек, как я.
– Мягкосердечный… – скрипнул зубами Берг, тщетно пытаясь унять нервную дрожь. По телу крупными каплями катился ледяной пот. – Мягкосердечный…
– Ну вот видишь. А я вовсе не такой людоед, как ты тут подумал было. Так что, Берг, у тебя есть шанс выжить. Я тебя не убью. Но взамен ты, некоторым образом, должен предложить мне руку и сердце. – При этих словах Свиридов шевельнул рукой, и Берг с ужасом увидел, как сверкнул металл.
Нож. И Берг узнал этот нож, еще бы!.. Это был не просто нож, а так называемый «нож выживания», состоящий на вооружении у спецназа, а тут еще и модифицированная разновидность боевого ножа «НРС». Берг знал, что эти ножи содержат в себе несколько видов оружия. Так, в торец рукоятки встроено устройство, бесшумно стреляющее крошечными иглами с содержащимся на них веществом мгновенного нервно-паралитического действия. К тому же прекрасно сбалансированный и исполненный из лучшей стали нож можно было использовать и в прямом его назначении, то есть колоть, резать, рубить любой стороной, даже гардой (если ввернуть в нее специальные шипы) и торцовой частью рукоятки. А также применять как крюк, пилку по металлу и по дереву.
Еще бы Берг не узнал его! Ведь он вспомнил, что этот нож был в комплекте оружия, находящемся в том злополучном черном чемоданчике! О, киллера намеревались хорошо снабдить для его жуткой миссии.
– Нож выжи-ва-ни… – выговорил Берг. – То есть… как же это… не понимаю… руку и сердце?.. Но я же – не баба… или…
– Каждый подумал в меру своей испорченности, – сказал Свиридов. – А я человек чистый. Даже в некотором роде можно сказать – девственник. И когда я говорил о предложении руки и сердца, то ничего гнусного думать не следовало. Я люблю театральные эффекты, ты заметил. Сердце ты мне уже предложил, выболтав все сердечные тайны твоего «Грома», а теперь осталось самое малое. Рука. Мне нужна твоя рука.
– В каком смысле?
Свиридов присел перед ним на корточки, и мертвое азиатское лицо тронулось складками:
– В прямом, мой милый. В прямом.
…Рука! Мысль сверкнула, и у Берга перехватило дыхание. Действительно, в прямом! Потому что только человек, внесенный в список имеющих доступ к двойному – цифровому и дактилоскопическому – коду виллы Боцмана, мог туда попасть. Рука… рука, отпечатки которой есть в памяти компьютера охраны!
Берг взвизгнул и хотел было вскочить, но Свиридов отмахнулся от него ударом в переносицу, и Берг отлетел обратно, на него навалился Фокин, перевернул сотрудника «Грома» на живот, коленом прижал правую руку Берга к крыше, собственной же левой рукой зажал шею Берга в жестком удушающем захвате, а правой запихал в рот «дальнего» кляп-»грушу». Берг хотел было орать, но тут раздался хруст, и какая-то чудовищная тяжесть навалилась на руку Валерия. Нет, ему так показалось. У него не могло быть подлинного ощущения тяжести, давящей на руку.
Потому что у него, Берга, НЕ БЫЛО уже правой руки.
Прошелестел пакет, в который Свиридов бросил что-то темное и тщательно завернул. И Берг понял, что это за предмет. Боль и злоба внезапно придали ему такую силу, что он сумел как-то извернуться и вырваться из гибельного захвата Фокина. Что-то прошумело перед глазами, Берг вскочил и снова упал, покатился по скату крыши и…
Он хотел было закричать, но черный провал ночи за краем крыши внезапно лишил его сил. По лицу хлестнули ветки деревьев, и Берга притянуло к земле.
Удара он не почувствовал.
– Ы-ых… и не говори, Семеныч!.. – произнес известный в квартале алкоголик Кондрашкин, который совершенно соответствовал своей фамилии в том плане, что примерно раз в неделю напивался до такой кондиции, что его едва не прибирал кондратий. – Жись пошла звериная. Хоть раз в неделю, да менты заглядывают. А как будто им окромя меня и других забот… ик!.. нету. Это все баба моя, сука, наклика… наклю-ка… не нрррависси ей, видьте ли, шо пахнет от меня перегарно. И те менты, им больше ничего и нельзя, кроме как меня гонять. Заботятся о ны-рав-ственности, урррроды! Лучше бы этих паханов… пацанов… па-а..ганых потрясли! Одни бандюганы, и все ж с пистолетами. Вон, вишь, во дворе стоит ентот… жип. Жип – машина американтская.
– И японский бывает, – заметил Семеныч, тщедушный мужичонка, как будто родившийся от брака крысы и макаки резус, да и то, судя по всему, упомянутый брак оказался несчастливым. – Налетчики…
– Ы-их, мальчики… да вы налетчики… кошельки, кошельки да кошеле-чи-ки!.. – завыл Кондрашкин, и тотчас же из окна с криком «спать мешаете!» на него выплеснули, судя по запаху, содержимое ночной вазы. Хорошо, не угодило точно в цель, но брызги все-таки на долю парочки алкоголиков перепали. Кондрашкин вскочил и, яростно тряся кулаками, прохрипел:
– Ну, бля, ты, кудла… ща вот ка-ак подымуссь! Ща-ас как… Я…
– Тихо, не ори, – одернул его Семеныч, – а то мусоров дернут опять или еще хуже… горшком бросят, как в Игошку, который на днях подох. А у меня ищо полбутылки осталось!
При последних словах собутыльника Кондрашкин замолчал. Он допил порцию сивухи вместе с Семенычем, и они шепотом запели, невольно в точности продублировав соответствующую сцену из народного фильма:
– Па-ад крылом са-мо-лета… а-а чем-то поет… ззиленое море тайги!..
– Люблю я тайгу, – сказал Кондрашкин, допев. – Помнится, на охоту ходили… дед у меня… он один на медведя с голыми руками ходил. У него вообще с головой не в порядке было, – неожиданно присовокупил он. – Тут, видьте ли, дело не такое, штоб…
– Ты ночевать-то где будешь? – перебил его Семеныч.
– А хер его знает. Моя сказала, чтобы я под мухой не тово… даже не совался. Да ну ее! Я думал – шутит, пришел с именин Василия, а она мне сковородой по башке – хрррясь! В сарае буду ночевать! – заключил он.
– В сарае нельзя, – сказал Семеныч.
– Чего это?
– А там у Маруськи сегодня, кажись, банкет. Хахели ее ухажористые, бомжары вонючие, гуляют!
– А и пойдем к ним. А что вонючие, так это и ты… и мы с тобой, Семеныч, не благо-уха-ем, – старательно выговорил Кондрашкин.
– «Пойдем»! А хрен-то там – пойдем мы куда! Ты в прошлый раз Маруську послал? Послал. Генку ее послал? Послал. Челюсть Рите-дурочке сломал? Сломал. Так если ты и пойдешь, то только без меня. Я еще хочу, знаешь, пожить.
– Ы-ых!.. Есть идея, – сказал, мрачнеющий по мере того, как Семеныч разворачивал перед ним свиток его славных деяний, Кондрашкин. – Ночевать в подвале. Там тепло. Там, правда, крысы, но это ничего. Хуже моей бабы крысы нет! А меня крысы не трогают.
– И где же твой подвал?
– А вот… под ногами.
– Дык это ж канализационный люк!
– А не один хер, подвал или, значица, кана-ло…ли-ационный люк! Тебе чего – гостиницев надо, отелев всяких!
– Ладно, – проворчал Семеныч. – Все равно спать негде, а под дождем или в подъезде холодно. Давай… ррраз-два… па-а-ашла!
Алкаши отодвинули люк и глянули вниз. Оттуда действительно пахнуло влажным теплом. Или это им так показалось. По крайней мере, Семеныч не выказал недовольства, а Кондрашкин пропел:
– В выссоком терррему-у!..
И тут, ломая ветки, на них сверху полетело еще что-то. Судя по всему, гораздо более массивное, чем жидкость из ночного горшка. Кондрашкин разинул рот и, отскочив, навернулся через лавку и упал на мягкую землю палисадника. Семеныч задрал голову и остался недвижим.
– Бля-а! – наконец коротко выдохнул он.
Перед ними на земле лежал труп рослого и очень хорошо одетого мужчины. Один мобильник у пояса мужчины, верно, стоил годовой зарплаты Кондрашкина. Да и прочее, что при нем было, стоило недешево. Кондрашкин сдавленно матерился, не видя этого «гостинца», в прямом смысле упавшего с неба, а Семеныч зашипел на него:
– То есть ты что… не знал, что ли? Ведь она как… с тобой заодно, да? Или как же… ты что, не в курсах?
– Ну, как оказалось, не в курсах, – мрачно отозвался Владимир. – Так что спасибо за сведения. Значит, она там работает… по сбору информации? Как… в кровать к важным дяденькам подкладывается, что ли, и доит их в прямом и переносном смысле?
– Ну да.
– Понятно. Технология известная. Курсы, наверно, приличные тут организовывали ей и другим таким же, да? Ладно, понятно. О Боцмане и Китайце что можешь сказать? Знаком, видел?
– Боцмана я видел раза два или три. Да его весь Владивосток, весь край видел – по телевизору, конечно, преимущественно, но все равно – видели.
– Я тоже видел. Толстый такой, – сказал Свиридов. – Но ты на частности давай не растекайся. Я так понимаю, что у этого вашего Боцмана несколько берлог, где он отлеживается, но все они зарегистрированы на подставных лиц, потому выловить его чрезвычайно сложно. Но ты кое-что знать должен. Как должен знать и то, что в последнее время ваш Боцман поехал разумом, и его кто-то из ваших, верно, и заказал Москве, потому что своим веры нет: могут стукнуть людям Боцмана.
Берг заговорил поспешно, словно боялся, что его могут прервать, и прервать каким-то чрезвычайно жестоким способом (а из головы его не выходил мгновенный удар «китайца», пальцами пробившего бычью шею Юрка!):
– Я знаю то, что Боцман в последнее время живет в своем загородном доме. Охрана там от нашей конторы, я сам там был. Охрана очень сильная, потому что Боцман оттуда редко выезжает, он болен. Паралич… в кресле он передвигается, в коляске. Я на него посмотрел несколько месяцев назад, на сходке, когда там были все авторитеты «дальних» – и Грек, и Кайдан, и… ну все были практически, все. Вот… я посмотрел на Батю… Батя – это так Боцмана многие погоняют… и вот стукнуло в голову, что мало ему уже осталось. Что может кони двинуть вот-вот, и тогда опять полный беспредел… начнут перекраивать пирог, тянуть на себя. А вот совсем недавно я подумал, что, наверно, лучше бы он год назад крякнул, Батя. Ведь только дураки не догадываются, что это Боцман благословил угрохать и Горецкого, и Силантьева-Филина, и Голубя. И московского положенца Карлова. Старшего Голубева и младшего, обоих. Из прежних конкретных, наверно, только Грек, Кайдан и Китаец остались.
– Китаец!.. – подхватил Свиридов. – Вот этот, судя по данным, особо мрачный тип. Видел ты его?
– Ни разу, – сказал Берг. – Не видел я его ни разу. Да никто его не видел. Его даже Юлька Строгина не видела, а она из старшего отдела как бы. С ним, мне кажется, только Орехов и этот… и все.
– Кто – этот? – резко спросил Свиридов. – Что заткнулся сразу? Кто – ЭТОТ?
Берг выставил нижнюю губу и выговорил:
– Да есть там один такой – полковник Калитин. Фээсбэшник. Ну, и в «Громе» прикармливается тоже. Вот он да еще Грек, мне кажется, с Китайцем и общаются. А так – про него мало кто что знает. Ну, что он советчик Боцмана и последняя инстанция в решении многих вопросов.
– Грамотно ты говоришь, – сказал Свиридов. – «Инстанция». Не то что твои прихлебалы, царствие им небесное. Наверно, институт заканчивал. Ладно, теперь о Греке. Насколько я понимаю, он ключевая фигура в службе безопасности верхушки «дальних». Ключик ко многим замкам. О нем давай. Все-таки твой непосредственный начальник.
– Грек – он сам из армейского спецназа, служил сначала так, потом по контракту. Жесткий мужик. Он вас порвет, – неожиданно для себя самого сообщил белобрысый сотрудник «младшего» ОБ «Гром», – с ним мало кто рискует связываться, потому что он у себя устроил как в «конторе». В ФСБ. Да и ФСБ местная с ним за руку здоровается и еще денег просит иногда… в общем, Грек – он при Боцмане в близких, хотя тем, кто из воров, это не нравится. Ведь Грек зону никогда не топтал, в сизо не парился… хотя на зоне, конечно, он не пропал бы, – закончил Берг.
– Адрес виллы, где Боцман и Китаец чаще всего живут!.. – приказал Свиридов.
Берг посмотрел на него округлившимися глазами и затряс головой:
– Н-нет… вот этого я не могу… не знаю… у Боцмана много мест, где он может быть, и… да и зачем, там… там такая охрана, я же сам…
– Вот именно, что ты же сам, – впервые за все время разговора подал голос Фокин, – сам служил в охране, потому должен все знать прилично. Так что раскинь мозгами, дорогой, да рассказывай, пока не раскинул ими так, как этот твой… коллега.
При этом намеке белобрысый снова тупо качнулся вперед и начал что-то мямлить, но Фокин, сев на колени, схватил его за горло и немножко поприжал пальцами… хотя немножко – это, верно, только на фокинский манер. Берг едва не задохнулся, лицо его побагровело, глаза едва не вылезли из орбит, а белки дико сверкнули при рассеянном лунном свете. Если бы не Свиридов, велевший Афанасию повременить, то, верно, Бергу пришлось бы еще хуже. Того, чтобы он задохнулся, конечно, не допустили бы, но почувствовать себя рыбой, выброшенной на сушу, дали бы в полной мере.
– Хорошо… хорошо… – задыхаясь, протолкнул сквозь помятое Фокиным горло Берг. – Я скажу. Не на-до… скажу.
Нет, Валера Берг вовсе не был трусом и щемливым чмом, как сказали бы братки, узнав, как вел себя Берг с Фокиным и Свиридовым. Ничего подобного. Бергу на его коротком веку привелось пройти и через пытки. Он знал вкус крови на губах и то, как прижигают утюгом или паяльником тело. На нем было метра полтора послеоперационных швов. Но он никогда не знал такого жуткого, панического страха, какой он испытывал при виде склонившегося над ним мертвого азиатского лица на фоне лунного неба, а чуть поодаль, скрестив руки на груди – громадная фигура… нет, никогда, никогда!
…В давно почившем в бозе Особом отделе ГРУ «Капелла» умели готовить людей, мастерски давящих на психику – в том числе на подсознательном, инстинктивном уровне.
И Берг, задыхаясь, начал рассказывать о том, где может находиться Боцман и где при нем может быть Китаец, как расположены системы наружного наблюдения на вилле Бати, сколько человек в охране и где они преимущественно располагаются. А потом назвал код входной двери особняка, который следовало подтвердить, приложив руку к особой светящейся панели. Доступ к коду из «Грома» имели человек десять, в том числе из «младшего» отдела – только он один, Берг. Он вообще пользуется особым доверием Орехова, невесть к чему добавил он. Но только все эти сведения, только что выложенные, все равно не пригодятся, поспешно заверил Берг. Потому что охрана виллы такова, что к ней не подступишься. А если удастся преодолеть охрану, то это всего лишь значит, что Боцмана на вилле нет и потому охрана облегченная. Хотя, конечно, сейчас, когда Боцман тяжело болен, он скорее всего безвылазно живет там и управляет своей империей именно оттуда.
– Очень занимательно, – сказал Свиридов, когда Берг окончил свою сбивчивую речь. – Очень, очень занимательно. Значит, господин Телятников, он же Боцман, безвылазно живет на указанной вилле. Оттуда он не выезжает, так что ждать, пока он соблаговолит выползти из берлоги, бессмысленно. Ну что ж… раз гора не идет к Магомету, так Магомет идет к горе.
– Что… что вы собираетесь делать? – спросил Берг. Голос его сорвался.
– Да ничего особенного. Ничего особенного сверх того, что нужно сделать.
– А Юля, она что… с вами в деле? Ведь она…
– Не знаю, в каком Юля со мной может быть деле, – отозвался Владимир насмешливо, – разве что только в одном… В одном деле. В сексе, а? – подмигнул он Бергу, но тот этого, кажется, уже и не расслышал. – Значит, так: код доступа такой-то, – он назвал несколько цифр, – плюс отпечаток пальца человека, который имеет доступ к коду.
– Но никто из вас не входит же в этот список… – пробормотал Берг.
– А откуда ты знаешь? – выговорил Свиридов. – Полчаса назад ты вообще считал меня выживающим из ума старым китайцем, который за сто баков согласился сдать того, кто ему поручил сунуться в ячейку хранения. А самое для тебя обидное – это то, что полвокзала видели твоих людей с этим самым старым китайцем. А я всего лишь неплохой актер, но уж никак не китаец. Тогда откуда ты знаешь, что мы не имеем доступа? Мы имеем доступ.
– Значит, вы из «Грома», если… доступ…
– Частично, – сказал Свиридов. – Афоня!
– Ау, – откликнулся тот.
– Дай-ка сюда… ага, спасибо. Жестокая, но совершенно необходимая мера. Ты жить хочешь, Берг?
– А то, – стуча зубами, ответил тот.
– У тебя появляется отличная для того возможность – пожить еще. В «Гром» ты больше не вернешься, не советую. Информация о том, что ты сдал их по полной программе, все равно просочится, и тогда я тебе не позавидую. Сам, наверно, знаешь, что Вадим Дмитрич не такой мягкосердечный человек, как я.
– Мягкосердечный… – скрипнул зубами Берг, тщетно пытаясь унять нервную дрожь. По телу крупными каплями катился ледяной пот. – Мягкосердечный…
– Ну вот видишь. А я вовсе не такой людоед, как ты тут подумал было. Так что, Берг, у тебя есть шанс выжить. Я тебя не убью. Но взамен ты, некоторым образом, должен предложить мне руку и сердце. – При этих словах Свиридов шевельнул рукой, и Берг с ужасом увидел, как сверкнул металл.
Нож. И Берг узнал этот нож, еще бы!.. Это был не просто нож, а так называемый «нож выживания», состоящий на вооружении у спецназа, а тут еще и модифицированная разновидность боевого ножа «НРС». Берг знал, что эти ножи содержат в себе несколько видов оружия. Так, в торец рукоятки встроено устройство, бесшумно стреляющее крошечными иглами с содержащимся на них веществом мгновенного нервно-паралитического действия. К тому же прекрасно сбалансированный и исполненный из лучшей стали нож можно было использовать и в прямом его назначении, то есть колоть, резать, рубить любой стороной, даже гардой (если ввернуть в нее специальные шипы) и торцовой частью рукоятки. А также применять как крюк, пилку по металлу и по дереву.
Еще бы Берг не узнал его! Ведь он вспомнил, что этот нож был в комплекте оружия, находящемся в том злополучном черном чемоданчике! О, киллера намеревались хорошо снабдить для его жуткой миссии.
– Нож выжи-ва-ни… – выговорил Берг. – То есть… как же это… не понимаю… руку и сердце?.. Но я же – не баба… или…
– Каждый подумал в меру своей испорченности, – сказал Свиридов. – А я человек чистый. Даже в некотором роде можно сказать – девственник. И когда я говорил о предложении руки и сердца, то ничего гнусного думать не следовало. Я люблю театральные эффекты, ты заметил. Сердце ты мне уже предложил, выболтав все сердечные тайны твоего «Грома», а теперь осталось самое малое. Рука. Мне нужна твоя рука.
– В каком смысле?
Свиридов присел перед ним на корточки, и мертвое азиатское лицо тронулось складками:
– В прямом, мой милый. В прямом.
…Рука! Мысль сверкнула, и у Берга перехватило дыхание. Действительно, в прямом! Потому что только человек, внесенный в список имеющих доступ к двойному – цифровому и дактилоскопическому – коду виллы Боцмана, мог туда попасть. Рука… рука, отпечатки которой есть в памяти компьютера охраны!
Берг взвизгнул и хотел было вскочить, но Свиридов отмахнулся от него ударом в переносицу, и Берг отлетел обратно, на него навалился Фокин, перевернул сотрудника «Грома» на живот, коленом прижал правую руку Берга к крыше, собственной же левой рукой зажал шею Берга в жестком удушающем захвате, а правой запихал в рот «дальнего» кляп-»грушу». Берг хотел было орать, но тут раздался хруст, и какая-то чудовищная тяжесть навалилась на руку Валерия. Нет, ему так показалось. У него не могло быть подлинного ощущения тяжести, давящей на руку.
Потому что у него, Берга, НЕ БЫЛО уже правой руки.
Прошелестел пакет, в который Свиридов бросил что-то темное и тщательно завернул. И Берг понял, что это за предмет. Боль и злоба внезапно придали ему такую силу, что он сумел как-то извернуться и вырваться из гибельного захвата Фокина. Что-то прошумело перед глазами, Берг вскочил и снова упал, покатился по скату крыши и…
Он хотел было закричать, но черный провал ночи за краем крыши внезапно лишил его сил. По лицу хлестнули ветки деревьев, и Берга притянуло к земле.
Удара он не почувствовал.
* * *
– Ы-ых… и не говори, Семеныч!.. – произнес известный в квартале алкоголик Кондрашкин, который совершенно соответствовал своей фамилии в том плане, что примерно раз в неделю напивался до такой кондиции, что его едва не прибирал кондратий. – Жись пошла звериная. Хоть раз в неделю, да менты заглядывают. А как будто им окромя меня и других забот… ик!.. нету. Это все баба моя, сука, наклика… наклю-ка… не нрррависси ей, видьте ли, шо пахнет от меня перегарно. И те менты, им больше ничего и нельзя, кроме как меня гонять. Заботятся о ны-рав-ственности, урррроды! Лучше бы этих паханов… пацанов… па-а..ганых потрясли! Одни бандюганы, и все ж с пистолетами. Вон, вишь, во дворе стоит ентот… жип. Жип – машина американтская.
– И японский бывает, – заметил Семеныч, тщедушный мужичонка, как будто родившийся от брака крысы и макаки резус, да и то, судя по всему, упомянутый брак оказался несчастливым. – Налетчики…
– Ы-их, мальчики… да вы налетчики… кошельки, кошельки да кошеле-чи-ки!.. – завыл Кондрашкин, и тотчас же из окна с криком «спать мешаете!» на него выплеснули, судя по запаху, содержимое ночной вазы. Хорошо, не угодило точно в цель, но брызги все-таки на долю парочки алкоголиков перепали. Кондрашкин вскочил и, яростно тряся кулаками, прохрипел:
– Ну, бля, ты, кудла… ща вот ка-ак подымуссь! Ща-ас как… Я…
– Тихо, не ори, – одернул его Семеныч, – а то мусоров дернут опять или еще хуже… горшком бросят, как в Игошку, который на днях подох. А у меня ищо полбутылки осталось!
При последних словах собутыльника Кондрашкин замолчал. Он допил порцию сивухи вместе с Семенычем, и они шепотом запели, невольно в точности продублировав соответствующую сцену из народного фильма:
– Па-ад крылом са-мо-лета… а-а чем-то поет… ззиленое море тайги!..
– Люблю я тайгу, – сказал Кондрашкин, допев. – Помнится, на охоту ходили… дед у меня… он один на медведя с голыми руками ходил. У него вообще с головой не в порядке было, – неожиданно присовокупил он. – Тут, видьте ли, дело не такое, штоб…
– Ты ночевать-то где будешь? – перебил его Семеныч.
– А хер его знает. Моя сказала, чтобы я под мухой не тово… даже не совался. Да ну ее! Я думал – шутит, пришел с именин Василия, а она мне сковородой по башке – хрррясь! В сарае буду ночевать! – заключил он.
– В сарае нельзя, – сказал Семеныч.
– Чего это?
– А там у Маруськи сегодня, кажись, банкет. Хахели ее ухажористые, бомжары вонючие, гуляют!
– А и пойдем к ним. А что вонючие, так это и ты… и мы с тобой, Семеныч, не благо-уха-ем, – старательно выговорил Кондрашкин.
– «Пойдем»! А хрен-то там – пойдем мы куда! Ты в прошлый раз Маруську послал? Послал. Генку ее послал? Послал. Челюсть Рите-дурочке сломал? Сломал. Так если ты и пойдешь, то только без меня. Я еще хочу, знаешь, пожить.
– Ы-ых!.. Есть идея, – сказал, мрачнеющий по мере того, как Семеныч разворачивал перед ним свиток его славных деяний, Кондрашкин. – Ночевать в подвале. Там тепло. Там, правда, крысы, но это ничего. Хуже моей бабы крысы нет! А меня крысы не трогают.
– И где же твой подвал?
– А вот… под ногами.
– Дык это ж канализационный люк!
– А не один хер, подвал или, значица, кана-ло…ли-ационный люк! Тебе чего – гостиницев надо, отелев всяких!
– Ладно, – проворчал Семеныч. – Все равно спать негде, а под дождем или в подъезде холодно. Давай… ррраз-два… па-а-ашла!
Алкаши отодвинули люк и глянули вниз. Оттуда действительно пахнуло влажным теплом. Или это им так показалось. По крайней мере, Семеныч не выказал недовольства, а Кондрашкин пропел:
– В выссоком терррему-у!..
И тут, ломая ветки, на них сверху полетело еще что-то. Судя по всему, гораздо более массивное, чем жидкость из ночного горшка. Кондрашкин разинул рот и, отскочив, навернулся через лавку и упал на мягкую землю палисадника. Семеныч задрал голову и остался недвижим.
– Бля-а! – наконец коротко выдохнул он.
Перед ними на земле лежал труп рослого и очень хорошо одетого мужчины. Один мобильник у пояса мужчины, верно, стоил годовой зарплаты Кондрашкина. Да и прочее, что при нем было, стоило недешево. Кондрашкин сдавленно матерился, не видя этого «гостинца», в прямом смысле упавшего с неба, а Семеныч зашипел на него: