Страница:
Но у бога войны есть алтарь, который доступен каждому. Это вышло без умысла; его возводили в ту пору, когда только начинались планомерные исследования тонкого мира, задолго до того, как появился первый профессиональный контактер антропогенного направления… С последней Победы основной ипостасью бога войны в пантеоне России стал Неизвестный Солдат.
В кумирне собственного главного храма Жень никогда не бывал; он не получал официальных жертв, и оттого оставался свободным и неуправляемым, но беспомощным. Дед Арья намеревался накормить пацана без затей — попросту поставив его рядом с алтарем.
— Вроде, порядок, — с улыбкой повторил Жень и встряхнулся всем телом, как мокрый щенок. — Папка говорил, это классно бывает, если по-нормальному.
— Ну и как, — поинтересовался довольный Арья, — классно?
— Угум.
Лья пил пиво и помахал им рукой. Вдалеке, у ворот, мелькнули пятна яркой белизны и многоцветье воздушных шаров: в сад приехали две свадьбы. Жень засмеялся.
— Классно…
Он даже порывался подойти вплотную, но Дед не дал. Так и стояли, глядя, на дальней аллее; почти невидимый на свету язык негаснущего пламени бился над железной звездой. Проходили гуляющие, шумела листва высоких деревьев, где-то хрипло ударялся в динамиках ритм песни-однодневки. «Все они небрежны и равнодушны, — думал Ксе. — Почетный караул ждет смену. Невесты с женихами думают о себе. Остальные просто так гуляют. Только смотрят, ничего больше…»
Это была правда.
А потом произошло чудо.
Маленькое чудо, которого вполне можно было ожидать, но настолько нужное, что по закону подлости его просто не могло случиться. Может, сама богиня удачи услышала крик Матьземли и сумела утаиться от собственных жриц, помогая маленькому сородичу — потому что шли от Исторического музея, гуськом, старомодно держась за руки по двое и стараясь не отставать, тихие немосковские дети с серьезными лицами. Целый класс приехал на экскурсию в Кремль. Они миновали фонтаны, опасливо косясь на толпу, и остановились перед мемориалом. С аллеи не было слышно, что говорит экскурсовод, но дети слушали его, слушали и смотрели — более строгие, нежели скованные среди огромной страшной столицы — смотрели и слушали, думали и чувствовали, пытались представить, как это было и где, когда и почему, что за человек навеки лег здесь, что он думал, решаясь на смерть… Под конец одна из девочек, должно быть, особо ответственная отличница, на подгибающихся ногах шагнула вперед и положила на камни гвоздику.
Женя повело. Он зашатался, тихо поскуливая, и повис на руке Ксе.
Шаман подхватил божонка и прижал к себе, надеясь, что жест сойдет за дружеское объятие; а то и за братское сойдет — пришло в голову, что они могут показаться родичами, сущие дед и два внука…
— Ой-й… — стонал Жень, — бли-ин-н… я щас сдохну…
Арья неуклюжим движением обогнул их, загородил Женя с другой стороны, и безжалостно выкрутил богу ухо. Тот взвизгнул.
— Возьми себя в руки, — сурово велел Дед. — Тоже мне…
Жень послушно начал тереть ладонями виски, отчаянно шепча: «Щас-щас-щас… Это ничего. Это я отвык. Это я умею, это фигня…»
— Тише, не крутись… — пробормотал Арья неразборчиво, точно у него заплетался язык. — Ох ты ж сопля…
«Не в его возрасте такие кренделя выписывать, — скорбно подумал Ксе и вспомнил, что Дед ни часу не спал ночью, а с вечера был плох сердцем. — Чтоб тебя, дурака старого! Бессонливый он… Что я делать буду, если вы оба на мне повиснете? Тут не то что люди, тут толпы ходят! Лья, дери тебя!.. где ты?»
— Сопляк… — продолжал старик, болезненно поматывая головой, словно его мучила заноза внутри черепа. — От огня поплыл, от цветка поплыл… Ксе!
Тот вздрогнул.
— И вот ему! — Арья грозил скрюченным пальцем и казался пьяным, — ему бы кровавую жертву вкатили… тыц… по полной…
Ксе стиснул зубы. Что-то он когда-то читал про такое… Легче всего предположить, что Деду плохо от чуждой энергетики, от высоких концентраций антропогенных сущностей на квадратный метр тонкого пространства, от постоянного контакта с богиней, которую он на протяжении всего нескольких часов уже с полдюжины раз просил…
Но есть и другой вариант.
Дед стар и измучен.
У людей бывают инсульты.
От кафе уже торопился Лья. Ксе одарил его свирепым взглядом, пытаясь удержать учителя на ногах так, чтобы это не выглядело подозрительным; беспокоясь об Арье, он нечаянно выпустил божонка, но соображалка у Женя работала — он, пугающе завалившись вперед, переступил, повернулся и просто плюхнулся на узкий бордюр, напоминая неформального подростка, вздумавшего посидеть на траве…
И взмыленного Лью отрезали от них ментавры.
На громадных лоснящихся лошадях ехала конная милиция Александровского; один ментавр был девушкой, второй — вовсе непонятно кем. Крупные пластмассовые амулеты болтались по бокам лошадиных морд, те же знаки белели на черных жилетах всадников: символы бога власти.
— С вами все в порядке? — спросила девушка. Неопределенный спутник оглядывался.
Ксе напряженно улыбнулся.
— Да вроде бы…
— А что? — все еще крутя головой, спросил второй ментавр неопределенным голосом.
— Мы, блин, по «горячей собаке» съели, — соврал с газона Жень, очень натурально держась за живот. — Дрянь какую-то в них пихают, гады… блин.
— Да уж, — вздрогнув, глухо сказал Арья над плечом Ксе. У того мурашки побежали по коже.
— А-а, — ответили ментавры. — Сортиры там.
И уехали в указанном направлении.
Дед шумно выдохнул, ткнувшись лбом в плечо ученика. Снова. В третий раз так же, выверенным, ровным, глубоким выдохом. Тем временем Лья, все еще серый от нервного напряжения, шагнул мимо них к Женю, поднял божонка с травы и по-хозяйски взял под руку. «Ты… блин… поаккуратнее, — донеслось до Ксе недовольное ворчание, — меня тошнит, между прочим…»
— Ох… — Арья, наконец, поднял лицо и бледно улыбнулся. — Ох, Мать… я уж д-думал, все.
— Лья, — сухо окликнул Ксе, — Деду в больницу надо.
— Дурак, — с нежностью сказал Арья. — Я т-тоже д-дурак. Я п-поздоровее тебя буду…
— Дед!
Тот засмеялся, потрепал волосы Ксе безукоризненно твердой и легкой рукой, и сообщил на ухо:
— Девки-то — трансляторы.
— Какие девки? — не понял Ксе. — Милиционерши?
— Они, они. Пойдем-ка и вправду отсюда, Лья, Жень, д-догоняйте. Жень, т-ты там как? Ну и хорошо, и хватит т-тебе на сегодня… Девки эти — формально не жрицы, никаких п-посвящений не имеют и через стихию не читаются, но по функции они, к-когда на дежурстве — кумиры храмовые… Амулеты видел? Они, девки эти, вызывают, концентрируют и транслируют мыслежертвы богу власти… А я через стихию смотрел, да еще не куда-нибудь, а на т-тебя, Женька, и т-тут… вдруг… шваркает мимо еще одна ан… антропогенная сущность. Которой мы с вами сейчас встаем костью в горле. Ох…
— Пора валить, — заключил Лья.
Ксе разглядывал безупречно ровный асфальт, думая, что бог власти должен находиться в том же положении, что и бог наживы. Хотя вполне вероятно, что жрецы тут ни при чем. Жречество — это часть власти, а они идут против жречества, и значит, гнев бога на них. «Вот не было печали», — уныло подумал шаман. Остается только уповать на Матьземлю, надеясь, что стихия сумеет отстоять собственные желания. Ее воля старше и всяко могущественней, но ситуация определенно малоприятная…
— Лья, — сказал Дед Арья, — куда им теперь? Долго п-прятаться не надо будет. Ночь, две, максимум т-три.
Ксе внутренне улыбнулся. Дед всегда знал, кого на какой участок лучше ставить. Теперь ясно, что он замышлял, подзуживая Лью и затаскивая его в эту историю. Ксе подозревал, что еще не раз и не два Лье будут задавать этот вопрос — куда ехать и где прятаться.
Не найти человека компетентней шамана Льи.
«Так ему и надо», — подытожил Ксе и впустил улыбку в глаза. На него настороженно и с надеждой смотрел Жень — на него, а не на мудрого Деда или изощренно-умного Лью — и потому Ксе чувствовал ответственность за божонка. Ответственность лежала на всех, принявших просьбу великой стихийной богини, но Арья и Лья только рассчитывали и планировали, а Ксе должен был еще успокаивать. Ободрять.
Почему-то он был рад этому.
Жень улыбнулся ему — в ответ.
Лья думал.
— Если дня на два, то можно на мою старую площадку, — сказал он. — Там ремонт будет, а пока она пустая стоит. Ночевать, в принципе, можно.
— Ладно, — удовлетворенно ответил Дед.
И Ксе вздрогнул, потому что закончил Арья словами:
— А вам в метро.
— Ч-чего?
— Улетаете, да, дедушка? — посопев, спросил Жень.
— Ага. — Арья обернулся и потрепал бога по макушке. — Ты не волнуйся. С тобой Ксе останется, и Лья поможет. Так, Лья?
Тот пробурчал что-то неразборчивое, но интонации учителя не позволили отступить.
— Сволочи вы, — сдался Лья. — Ну, только попробуйте влипнуть… свалю и глазом не моргну. Совести у вас нет? так у меня тоже нет… учтите…
Жень подмигнул Ксе и солнечно улыбнулся.
Лья работал по той же специальности, что и Ксе, только в другой фирме. Занимались они поддержкой старых объектов — зданий, строившихся до второй половины шестидесятых, без всякого представления об энергетических контурах, крохотных капиллярах огромного тела Матьземли. Ксе перенастраивал жилые дома: те, в которых людям по необъяснимой причине делалось муторно и тоскливо, где у здоровых родителей рождались больные дети, где слишком многие спивались или садились на иглу. Дело это было несложное и позитивное, Ксе оно нравилось. Лья работал по большей части с памятниками архитектуры и, будучи в подпитии, матерно клял комиссию по их охране. По его словам, из того, что строилось полтора века назад вкривь и вкось на собачьих костях, большую часть можно было только снести, но каждый приказ о сносе приходилось выбивать с кровью. Остальное, хочешь — не хочешь, а выправляй и отлаживай. Впрочем, Ксе подозревал, что за рекомендацию снести памятник и построить на его месте современный, тщательно настроенный торговый центр сотоварищу просто больше платили.
Отчего, вероятно, у него и имелось две собственных площадки. У Ксе, к примеру, не было ни одной; для того, чтобы в спокойной обстановке погулять по тонкому миру и после работы привести себя в резонанс со стихией, приходилось выкручиваться по-всякому.
Старая и подлежащая ремонту площадка Льи располагалась в квартире на первом этаже кирпичного дома. От метро до нее было минут пять ходьбы. Поездка в метро обошлась без приключений; иного Ксе и не ждал — Матьземля могла по-разному относиться к происходящему на ее поверхности, но у себя внутри ничего противного своей воле не допускала. Шамана всегда изумляло, как метростроевцы тридцатых ухитрились не допустить ни одной серьезной ошибки в согласованиях. Иначе как чудом назвать это было нельзя.
Опамятовавшийся и повеселевший Жень радостно ухмылялся. Зубы у него были сверхъестественно белые и ровные — тоже, наверное, от божественности. Сначала Ксе рассказывал ему про Деда и свое обучение, потом Жень пустился вспоминать, как папка возил их с сестрой в танковый музей в Кубинке. Вылилось это в упоенный монолог бога войны о танках, БэТээР, БээМПэ и их ТэТэХа, который безнадежно штатским шаманом слушался вполуха с легким страхом.
На выходе из станции Жень замер возле киоска с газетами. Ксе не стал торопить его, в очередной раз повинуясь интуитивному чувству правильного.
— Ксе.
— А?
Божонок помялся, хмурясь.
— Ксе, у тебя деньги есть?
— Есть чуток. А что?
— Дай, а? Пожалуйста.
Шаман пожал плечами и только спросил:
— Сколько?
Жень бросил стремительный взгляд на витрину киоска, посчитал в уме и ответил.
— Сто сорок рублей.
Ксе без лишних слов достал бумажник.
Интересовала Женя, как оказалось, отнюдь не печатная продукция. Над прилавком с нею располагались полки разной дешевой мелочи: ручки, карандаши, нитки и наушники, женские заколки и детские игрушки. Женю понадобились зачем-то два игрушечных меча из пластмассы, настолько некачественной, что с новых, нераспакованных вещиц уже облезала краска. Божонок разорвал хрусткие пакеты и с довольным видом зажал игрушки локтем.
Ксе ничего не сказал. Невооруженному глазу было видно: Жень знает, что делает.
Надо — значит надо.
Из припаркованной на углу иномарки смотрела на прохожих белокурая, похожая на эльфийскую королеву женщина с холодным высокомерным лицом. Смотрела долго, и сосед ее начал уже проявлять нетерпение, когда жесткий рот королевы разомкнулся:
— Рискнете?
Голос у нее был такой же холодный и немного металлический, как взгляд.
— Разве есть риск? — опечаленно спросил мужчина.
— Этим утром, — размеренно проговорила женщина, — при невыясненных обстоятельствах погибли пять неофитов.
— Поэтому здесь я.
Льдистые глаза королевы обратились к говорящему. Полный адепт бога войны был высоким, плечистым и совершенно бесцветным, точно с его лица потусторонним ластиком стерли все запоминающиеся черты.
— А мне, напротив, делать здесь больше нечего, — все так же медленно сообщила женщина. — Я закончила свою работу. Так?
— Так.
Адепт, не сказав больше ни слова, вышел и захлопнул дверцу автомобиля. Снежно-синий эльфийский взор снова застыл, на этот раз упершись ему в спину: жрец уходил по прямой.
— Варвара Эдуардовна? — тихонько окликнул шофер спустя пару минут. Он не оборачивался, в голосе его не слышалось удивления: он давно знал, и с кем имеет дело, и как именно следует вести такие дела.
— Все в порядке, — после недолгого размышления отозвалась женщина. — Едемте. Мне пора.
Машина мягко тронулась с места.
Район был старый, уютный: приглушенные тона кирпичных стен, деревья, поднимающиеся над двускатными крышами, детские площадки, деревянные скамьи со столами — из грубо выпиленных досок, как не делают больше… Даже человек, напрочь лишенный способностей к контакту, почувствовал бы, что здесь хорошо. Шаман вдобавок понимал, как именно хорошо, почему, и какая от этого польза. «Лья, собака такая, неплохо устроился», — с улыбкой подумал Ксе. Необычайно компетентный шаман Лья мог многое себе позволить даже в плане жилья в Москве, но место для площадки выбрал в ветхой «хрущобе».
…потому что район был чудом. Еще одним невероятнейшим озарением, вроде раннего метро. Небогатые типовые домишки встали здесь «песней жизни», идеальным согласованием, какого редко добиваются даже высокооплачиваемые профессионалы.
Ксе как раз думал, что где-где, а здесь «хрущобы» не снесут еще очень долго, когда опередивший его божонок повернул за угол.
И метнулся назад.
Ксе резко вдохнул: по спине точно ссыпалось ведро мурашек. «Началось», — скользнуло по краю сознания, и хотя шаман еще не видел, что именно началось, догадаться было несложно.
Их ждали.
Как, кто подслушал совет Льи? За ними следили в подземке? Жрецы нашли Женя по следу ауры? Ксе не знал. Пальцы его сами собой нырнули в карман и до боли стиснули выданные Льёй ключи. Что за дрянь сегодняшний день, не задался с самой ночи… Шаман зажмурился. Неужели снова придется взывать к Матьземле? Он сегодня уже взывал, ему уже хватило, на всю жизнь хватило! На мгновение Ксе задумался о том, как станут развиваться события, если уже сейчас обстановочка дрянней некуда — и усилием воли отогнал эту мысль.
Он был шаманом.
Он умел действовать быстро.
Когда Ксе открыл глаза, Жень смотрел на него и улыбался. На лице бога шаман успеть повидать разные улыбки — робкую, задиристую, беспечную… но этой он прежде не видел. Жень просто-таки сиял, и от недоброго его веселья страх, который Ксе успел преодолеть в себе, вернулся и окреп, сделавшись предчувствием неизбежной беды.
Ксе не стал задавать вопросов. Он сосредоточился и обратился мыслями к Матьземле. Позвал ее.
И не услышал.
…он был заперт. Заключен в непроницаемый кокон, стенки которого в бешеном темпе вращались, бледно искрясь от напитывавшей их энергии; они были полупрозрачны, и Ксе видел жуткие протуберанцы, которые стремительно выбрасывал и вновь втягивал в себя вихрь. Кокон, внутри которого находился шаман, был не центром смерча, а лакуной, крохотным островком покоя, сотворенным для Ксе вблизи истинного центра, но чем дальше, тем хуже становилась видимость, и настоящих размеров вихря шаман оценить не мог, тем более, что не мог, как обычно, сравнить его с беспредельным телом стихийной богини. Он понимал только, что вихрь огромен, по-настоящему огромен и полон дикой грозовой мощи, готовой вырваться и сокрушить…
Шаман вынырнул из стихии, как из бассейна — насквозь мокрым от пота. Божонок по-прежнему смотрел на него и улыбался, теперь уже с долей гордости.
— Жень, — хрипло проговорил Ксе, заставляя себя стоять прямо. — Жень, пошли отсюда.
— Куда? — Шаман сам изумился, когда божонок действительно подошел к нему.
— Обратно. В метро.
— Зачем? — Жень лукаво прищурился.
— Ты же видел.
— Что?
— Кто… — Ксе проглотил вязкий комок слюны. — Кто — там? Кого ты там за углом увидел?
— Жрецов, — с готовностью ответил Жень и солнечно заулыбался.
— Адептов?
— Угу.
Ксе без лишних слов сграбастал его за рукав и потащил за собой. Он имел сказать богу нечто по поводу его несмешных шуток: Ксе не сомневался, что силу, которую он увидел, Жень отлично контролирует и не дает шаману ощутить родную стихию нарочно, из каких-то своих соображений. Ксе не представлял, какие соображения могут иметься у неуравновешенного подростка, но все яснее понимал, в насколько опасном положении оказался, и оттого внутри нарастала злость. Богиня просила позаботиться о пацаненке — хорошо, это долг шаманов, и Ксе согласился, и Дед Арья принял на себя часть груза, и Лья обещал помочь. Но если этот пацаненок будет вот так выступать…
Впрочем, проводить разъяснительные беседы следовало где-нибудь в спокойном месте.
— Ксе, — слегка задыхаясь, окликнул Жень.
— Помолчи.
— Ксе!
Шаман только резко выдохнул, почти зарычав.
Бог рассмеялся и стал на месте.
Ксе в ярости на него воззрился. Сдвинуть упершегося Женя силой было не проще, чем фонарный столб, потому он и не пытался, но…
— Ксе, пусти меня.
— Придурок мелкий, ты ведь…
— Да пусти же, — буднично попросил Жень. — Я их убью.
И наклонился подтянуть шнурки на кроссовках.
…Ксе стоял как пыльным мешком ударенный. Ему отчаянно хотелось, чтобы здесь сейчас каким-нибудь чудом появился Дед. Иные ценные идеи осенять не желали. Божонок определенно нуждался в очередном сеансе выкручивания ушей. Ксе не умел обращаться с детьми, тем паче подростками, а перед капризами пубертатного бога был совершенно беспомощен.
— Смотри! — горделиво велел мальчишка.
Шаман пошел за ним как баран на веревочке; он думал что-то сердитое, но толком даже выругаться не мог.
…вот — жрецы. Не какая-нибудь мелкота — адепты. Двух дней не прошло с тех пор, как божонка судорога свела от ужаса, стоило ему заподозрить жреца в Ксе. Только этим утром Дед Арья ради просьбы Матьземли и жизни Женя пожертвовал своей совестью. А нынче время послеобеденное, и Жень требует, чтобы Ксе смотрел; ни дать ни взять стишок собирается читать с табуретки…
Шаман нервно хихикнул.
Жень отпустил его руку.
— Ты боишься, что ли? Не бойся.
— Стрелять будешь? — не в силах согнать с лица косую ухмылку, предположил Ксе. Ему происходящее казалось каким-то ирреальным: «Этого на самом деле нет, потому что так не бывает…»
— Нет, — задумчиво сказал Жень, щупая пистолет под курткой. — Патронов мало. Беречь надо.
— А… чтоб тебя, — выдохнул Ксе. — И что ты собираешься делать?
Бог улыбнулся.
— Я же сказал — смотри.
Кажется, будто медленно, без сомнения и боязни, погружаешься в теплую воду; она смыкается над твоей макушкой, лаская кожу течением и переплеском, и ты, человек, вдруг научаешься дышать как рыба, забывая о последней преграде между тобой и водой…
Дед Арья настоятельно рекомендовал родителям шаманят хотя бы раз свозить детей на море. Ксе бывал там и до первого погружения в тонкий мир; ощущения действительно оказались похожими, и он радовался тому, как легко и приятно учиться… С тех пор Ксе делал это тысячи раз.
Сейчас он этого не сделал.
Ксе, шаман, не погружался в стихию.
Но очертания предметов стали расплывчатыми, словно взгляд затуманивала могучая аура Матьземли. Но вокруг человеческих фигур забрезжили синие контуры. Но потеряло прозрачность небо, став великим стихийным богом, и неторопливые молнии потекли от него к Земле, как струи дождя. Но вихрь, яростный и стремительный, поднялся, достигнув самого небосвода, и загорелся тяжелым светом.
И Ксе увидел центр вихря.
Жень стоял, разведя в стороны руки с пластмассовыми мечами, на губах играла мечтательная улыбка. Ксе не мог объяснить, что божонок проделывал с собой, он просто не знал, на что Жень способен. Страшноватый приступ ясновидения проходил, мир вокруг шамана вновь становился нормальным, плотным, и Ксе только помнил, что тонкое тело бога формировало какую-то другую фигуру, отличную от собственной жениной.
Подросток рассмеялся и пошел вперед.
Ксе разрывался между нежеланием, назло гаденышу, смотреть и чувством за него же, гаденыша, ответственности. Последнее пересилило, и шаман заторопился за Женем, проклиная все на свете и пытаясь сосредоточиться для нового обращения к Матьземле. Если случится что-то нерадостное, воззвать к ней придется, хочет этого божонок или нет… впрочем, если что-то действительно случится, возражать он уже не сможет. Шаману стало тошно от этой мысли.
…Качели, песочница, нестройно стоящие гаражи-«ракушки», деревья, асфальт, подъезд — Ксе не знал, тот ли, к которому они шли, но те, кто встречал их, точно знали — тот. Их было всего трое, или Ксе заметил троих… потом еще троих, чуть дальше, но среди тех не было адепта. Ксе сам удивился, как сумел его распознать.
Вполоборота, засунув руки в карманы, стоял у подъезда бесцветный мужчина в черном пальто.
В десяти шагах от него замер Жень.
4
В кумирне собственного главного храма Жень никогда не бывал; он не получал официальных жертв, и оттого оставался свободным и неуправляемым, но беспомощным. Дед Арья намеревался накормить пацана без затей — попросту поставив его рядом с алтарем.
— Вроде, порядок, — с улыбкой повторил Жень и встряхнулся всем телом, как мокрый щенок. — Папка говорил, это классно бывает, если по-нормальному.
— Ну и как, — поинтересовался довольный Арья, — классно?
— Угум.
Лья пил пиво и помахал им рукой. Вдалеке, у ворот, мелькнули пятна яркой белизны и многоцветье воздушных шаров: в сад приехали две свадьбы. Жень засмеялся.
— Классно…
Он даже порывался подойти вплотную, но Дед не дал. Так и стояли, глядя, на дальней аллее; почти невидимый на свету язык негаснущего пламени бился над железной звездой. Проходили гуляющие, шумела листва высоких деревьев, где-то хрипло ударялся в динамиках ритм песни-однодневки. «Все они небрежны и равнодушны, — думал Ксе. — Почетный караул ждет смену. Невесты с женихами думают о себе. Остальные просто так гуляют. Только смотрят, ничего больше…»
Это была правда.
А потом произошло чудо.
Маленькое чудо, которого вполне можно было ожидать, но настолько нужное, что по закону подлости его просто не могло случиться. Может, сама богиня удачи услышала крик Матьземли и сумела утаиться от собственных жриц, помогая маленькому сородичу — потому что шли от Исторического музея, гуськом, старомодно держась за руки по двое и стараясь не отставать, тихие немосковские дети с серьезными лицами. Целый класс приехал на экскурсию в Кремль. Они миновали фонтаны, опасливо косясь на толпу, и остановились перед мемориалом. С аллеи не было слышно, что говорит экскурсовод, но дети слушали его, слушали и смотрели — более строгие, нежели скованные среди огромной страшной столицы — смотрели и слушали, думали и чувствовали, пытались представить, как это было и где, когда и почему, что за человек навеки лег здесь, что он думал, решаясь на смерть… Под конец одна из девочек, должно быть, особо ответственная отличница, на подгибающихся ногах шагнула вперед и положила на камни гвоздику.
Женя повело. Он зашатался, тихо поскуливая, и повис на руке Ксе.
Шаман подхватил божонка и прижал к себе, надеясь, что жест сойдет за дружеское объятие; а то и за братское сойдет — пришло в голову, что они могут показаться родичами, сущие дед и два внука…
— Ой-й… — стонал Жень, — бли-ин-н… я щас сдохну…
Арья неуклюжим движением обогнул их, загородил Женя с другой стороны, и безжалостно выкрутил богу ухо. Тот взвизгнул.
— Возьми себя в руки, — сурово велел Дед. — Тоже мне…
Жень послушно начал тереть ладонями виски, отчаянно шепча: «Щас-щас-щас… Это ничего. Это я отвык. Это я умею, это фигня…»
— Тише, не крутись… — пробормотал Арья неразборчиво, точно у него заплетался язык. — Ох ты ж сопля…
«Не в его возрасте такие кренделя выписывать, — скорбно подумал Ксе и вспомнил, что Дед ни часу не спал ночью, а с вечера был плох сердцем. — Чтоб тебя, дурака старого! Бессонливый он… Что я делать буду, если вы оба на мне повиснете? Тут не то что люди, тут толпы ходят! Лья, дери тебя!.. где ты?»
— Сопляк… — продолжал старик, болезненно поматывая головой, словно его мучила заноза внутри черепа. — От огня поплыл, от цветка поплыл… Ксе!
Тот вздрогнул.
— И вот ему! — Арья грозил скрюченным пальцем и казался пьяным, — ему бы кровавую жертву вкатили… тыц… по полной…
Ксе стиснул зубы. Что-то он когда-то читал про такое… Легче всего предположить, что Деду плохо от чуждой энергетики, от высоких концентраций антропогенных сущностей на квадратный метр тонкого пространства, от постоянного контакта с богиней, которую он на протяжении всего нескольких часов уже с полдюжины раз просил…
Но есть и другой вариант.
Дед стар и измучен.
У людей бывают инсульты.
От кафе уже торопился Лья. Ксе одарил его свирепым взглядом, пытаясь удержать учителя на ногах так, чтобы это не выглядело подозрительным; беспокоясь об Арье, он нечаянно выпустил божонка, но соображалка у Женя работала — он, пугающе завалившись вперед, переступил, повернулся и просто плюхнулся на узкий бордюр, напоминая неформального подростка, вздумавшего посидеть на траве…
И взмыленного Лью отрезали от них ментавры.
На громадных лоснящихся лошадях ехала конная милиция Александровского; один ментавр был девушкой, второй — вовсе непонятно кем. Крупные пластмассовые амулеты болтались по бокам лошадиных морд, те же знаки белели на черных жилетах всадников: символы бога власти.
— С вами все в порядке? — спросила девушка. Неопределенный спутник оглядывался.
Ксе напряженно улыбнулся.
— Да вроде бы…
— А что? — все еще крутя головой, спросил второй ментавр неопределенным голосом.
— Мы, блин, по «горячей собаке» съели, — соврал с газона Жень, очень натурально держась за живот. — Дрянь какую-то в них пихают, гады… блин.
— Да уж, — вздрогнув, глухо сказал Арья над плечом Ксе. У того мурашки побежали по коже.
— А-а, — ответили ментавры. — Сортиры там.
И уехали в указанном направлении.
Дед шумно выдохнул, ткнувшись лбом в плечо ученика. Снова. В третий раз так же, выверенным, ровным, глубоким выдохом. Тем временем Лья, все еще серый от нервного напряжения, шагнул мимо них к Женю, поднял божонка с травы и по-хозяйски взял под руку. «Ты… блин… поаккуратнее, — донеслось до Ксе недовольное ворчание, — меня тошнит, между прочим…»
— Ох… — Арья, наконец, поднял лицо и бледно улыбнулся. — Ох, Мать… я уж д-думал, все.
— Лья, — сухо окликнул Ксе, — Деду в больницу надо.
— Дурак, — с нежностью сказал Арья. — Я т-тоже д-дурак. Я п-поздоровее тебя буду…
— Дед!
Тот засмеялся, потрепал волосы Ксе безукоризненно твердой и легкой рукой, и сообщил на ухо:
— Девки-то — трансляторы.
— Какие девки? — не понял Ксе. — Милиционерши?
— Они, они. Пойдем-ка и вправду отсюда, Лья, Жень, д-догоняйте. Жень, т-ты там как? Ну и хорошо, и хватит т-тебе на сегодня… Девки эти — формально не жрицы, никаких п-посвящений не имеют и через стихию не читаются, но по функции они, к-когда на дежурстве — кумиры храмовые… Амулеты видел? Они, девки эти, вызывают, концентрируют и транслируют мыслежертвы богу власти… А я через стихию смотрел, да еще не куда-нибудь, а на т-тебя, Женька, и т-тут… вдруг… шваркает мимо еще одна ан… антропогенная сущность. Которой мы с вами сейчас встаем костью в горле. Ох…
— Пора валить, — заключил Лья.
Ксе разглядывал безупречно ровный асфальт, думая, что бог власти должен находиться в том же положении, что и бог наживы. Хотя вполне вероятно, что жрецы тут ни при чем. Жречество — это часть власти, а они идут против жречества, и значит, гнев бога на них. «Вот не было печали», — уныло подумал шаман. Остается только уповать на Матьземлю, надеясь, что стихия сумеет отстоять собственные желания. Ее воля старше и всяко могущественней, но ситуация определенно малоприятная…
— Лья, — сказал Дед Арья, — куда им теперь? Долго п-прятаться не надо будет. Ночь, две, максимум т-три.
Ксе внутренне улыбнулся. Дед всегда знал, кого на какой участок лучше ставить. Теперь ясно, что он замышлял, подзуживая Лью и затаскивая его в эту историю. Ксе подозревал, что еще не раз и не два Лье будут задавать этот вопрос — куда ехать и где прятаться.
Не найти человека компетентней шамана Льи.
«Так ему и надо», — подытожил Ксе и впустил улыбку в глаза. На него настороженно и с надеждой смотрел Жень — на него, а не на мудрого Деда или изощренно-умного Лью — и потому Ксе чувствовал ответственность за божонка. Ответственность лежала на всех, принявших просьбу великой стихийной богини, но Арья и Лья только рассчитывали и планировали, а Ксе должен был еще успокаивать. Ободрять.
Почему-то он был рад этому.
Жень улыбнулся ему — в ответ.
Лья думал.
— Если дня на два, то можно на мою старую площадку, — сказал он. — Там ремонт будет, а пока она пустая стоит. Ночевать, в принципе, можно.
— Ладно, — удовлетворенно ответил Дед.
И Ксе вздрогнул, потому что закончил Арья словами:
— А вам в метро.
— Ч-чего?
— Улетаете, да, дедушка? — посопев, спросил Жень.
— Ага. — Арья обернулся и потрепал бога по макушке. — Ты не волнуйся. С тобой Ксе останется, и Лья поможет. Так, Лья?
Тот пробурчал что-то неразборчивое, но интонации учителя не позволили отступить.
— Сволочи вы, — сдался Лья. — Ну, только попробуйте влипнуть… свалю и глазом не моргну. Совести у вас нет? так у меня тоже нет… учтите…
Жень подмигнул Ксе и солнечно улыбнулся.
Лья работал по той же специальности, что и Ксе, только в другой фирме. Занимались они поддержкой старых объектов — зданий, строившихся до второй половины шестидесятых, без всякого представления об энергетических контурах, крохотных капиллярах огромного тела Матьземли. Ксе перенастраивал жилые дома: те, в которых людям по необъяснимой причине делалось муторно и тоскливо, где у здоровых родителей рождались больные дети, где слишком многие спивались или садились на иглу. Дело это было несложное и позитивное, Ксе оно нравилось. Лья работал по большей части с памятниками архитектуры и, будучи в подпитии, матерно клял комиссию по их охране. По его словам, из того, что строилось полтора века назад вкривь и вкось на собачьих костях, большую часть можно было только снести, но каждый приказ о сносе приходилось выбивать с кровью. Остальное, хочешь — не хочешь, а выправляй и отлаживай. Впрочем, Ксе подозревал, что за рекомендацию снести памятник и построить на его месте современный, тщательно настроенный торговый центр сотоварищу просто больше платили.
Отчего, вероятно, у него и имелось две собственных площадки. У Ксе, к примеру, не было ни одной; для того, чтобы в спокойной обстановке погулять по тонкому миру и после работы привести себя в резонанс со стихией, приходилось выкручиваться по-всякому.
Старая и подлежащая ремонту площадка Льи располагалась в квартире на первом этаже кирпичного дома. От метро до нее было минут пять ходьбы. Поездка в метро обошлась без приключений; иного Ксе и не ждал — Матьземля могла по-разному относиться к происходящему на ее поверхности, но у себя внутри ничего противного своей воле не допускала. Шамана всегда изумляло, как метростроевцы тридцатых ухитрились не допустить ни одной серьезной ошибки в согласованиях. Иначе как чудом назвать это было нельзя.
Опамятовавшийся и повеселевший Жень радостно ухмылялся. Зубы у него были сверхъестественно белые и ровные — тоже, наверное, от божественности. Сначала Ксе рассказывал ему про Деда и свое обучение, потом Жень пустился вспоминать, как папка возил их с сестрой в танковый музей в Кубинке. Вылилось это в упоенный монолог бога войны о танках, БэТээР, БээМПэ и их ТэТэХа, который безнадежно штатским шаманом слушался вполуха с легким страхом.
На выходе из станции Жень замер возле киоска с газетами. Ксе не стал торопить его, в очередной раз повинуясь интуитивному чувству правильного.
— Ксе.
— А?
Божонок помялся, хмурясь.
— Ксе, у тебя деньги есть?
— Есть чуток. А что?
— Дай, а? Пожалуйста.
Шаман пожал плечами и только спросил:
— Сколько?
Жень бросил стремительный взгляд на витрину киоска, посчитал в уме и ответил.
— Сто сорок рублей.
Ксе без лишних слов достал бумажник.
Интересовала Женя, как оказалось, отнюдь не печатная продукция. Над прилавком с нею располагались полки разной дешевой мелочи: ручки, карандаши, нитки и наушники, женские заколки и детские игрушки. Женю понадобились зачем-то два игрушечных меча из пластмассы, настолько некачественной, что с новых, нераспакованных вещиц уже облезала краска. Божонок разорвал хрусткие пакеты и с довольным видом зажал игрушки локтем.
Ксе ничего не сказал. Невооруженному глазу было видно: Жень знает, что делает.
Надо — значит надо.
Из припаркованной на углу иномарки смотрела на прохожих белокурая, похожая на эльфийскую королеву женщина с холодным высокомерным лицом. Смотрела долго, и сосед ее начал уже проявлять нетерпение, когда жесткий рот королевы разомкнулся:
— Рискнете?
Голос у нее был такой же холодный и немного металлический, как взгляд.
— Разве есть риск? — опечаленно спросил мужчина.
— Этим утром, — размеренно проговорила женщина, — при невыясненных обстоятельствах погибли пять неофитов.
— Поэтому здесь я.
Льдистые глаза королевы обратились к говорящему. Полный адепт бога войны был высоким, плечистым и совершенно бесцветным, точно с его лица потусторонним ластиком стерли все запоминающиеся черты.
— А мне, напротив, делать здесь больше нечего, — все так же медленно сообщила женщина. — Я закончила свою работу. Так?
— Так.
Адепт, не сказав больше ни слова, вышел и захлопнул дверцу автомобиля. Снежно-синий эльфийский взор снова застыл, на этот раз упершись ему в спину: жрец уходил по прямой.
— Варвара Эдуардовна? — тихонько окликнул шофер спустя пару минут. Он не оборачивался, в голосе его не слышалось удивления: он давно знал, и с кем имеет дело, и как именно следует вести такие дела.
— Все в порядке, — после недолгого размышления отозвалась женщина. — Едемте. Мне пора.
Машина мягко тронулась с места.
Район был старый, уютный: приглушенные тона кирпичных стен, деревья, поднимающиеся над двускатными крышами, детские площадки, деревянные скамьи со столами — из грубо выпиленных досок, как не делают больше… Даже человек, напрочь лишенный способностей к контакту, почувствовал бы, что здесь хорошо. Шаман вдобавок понимал, как именно хорошо, почему, и какая от этого польза. «Лья, собака такая, неплохо устроился», — с улыбкой подумал Ксе. Необычайно компетентный шаман Лья мог многое себе позволить даже в плане жилья в Москве, но место для площадки выбрал в ветхой «хрущобе».
…потому что район был чудом. Еще одним невероятнейшим озарением, вроде раннего метро. Небогатые типовые домишки встали здесь «песней жизни», идеальным согласованием, какого редко добиваются даже высокооплачиваемые профессионалы.
Ксе как раз думал, что где-где, а здесь «хрущобы» не снесут еще очень долго, когда опередивший его божонок повернул за угол.
И метнулся назад.
Ксе резко вдохнул: по спине точно ссыпалось ведро мурашек. «Началось», — скользнуло по краю сознания, и хотя шаман еще не видел, что именно началось, догадаться было несложно.
Их ждали.
Как, кто подслушал совет Льи? За ними следили в подземке? Жрецы нашли Женя по следу ауры? Ксе не знал. Пальцы его сами собой нырнули в карман и до боли стиснули выданные Льёй ключи. Что за дрянь сегодняшний день, не задался с самой ночи… Шаман зажмурился. Неужели снова придется взывать к Матьземле? Он сегодня уже взывал, ему уже хватило, на всю жизнь хватило! На мгновение Ксе задумался о том, как станут развиваться события, если уже сейчас обстановочка дрянней некуда — и усилием воли отогнал эту мысль.
Он был шаманом.
Он умел действовать быстро.
Когда Ксе открыл глаза, Жень смотрел на него и улыбался. На лице бога шаман успеть повидать разные улыбки — робкую, задиристую, беспечную… но этой он прежде не видел. Жень просто-таки сиял, и от недоброго его веселья страх, который Ксе успел преодолеть в себе, вернулся и окреп, сделавшись предчувствием неизбежной беды.
Ксе не стал задавать вопросов. Он сосредоточился и обратился мыслями к Матьземле. Позвал ее.
И не услышал.
…он был заперт. Заключен в непроницаемый кокон, стенки которого в бешеном темпе вращались, бледно искрясь от напитывавшей их энергии; они были полупрозрачны, и Ксе видел жуткие протуберанцы, которые стремительно выбрасывал и вновь втягивал в себя вихрь. Кокон, внутри которого находился шаман, был не центром смерча, а лакуной, крохотным островком покоя, сотворенным для Ксе вблизи истинного центра, но чем дальше, тем хуже становилась видимость, и настоящих размеров вихря шаман оценить не мог, тем более, что не мог, как обычно, сравнить его с беспредельным телом стихийной богини. Он понимал только, что вихрь огромен, по-настоящему огромен и полон дикой грозовой мощи, готовой вырваться и сокрушить…
Шаман вынырнул из стихии, как из бассейна — насквозь мокрым от пота. Божонок по-прежнему смотрел на него и улыбался, теперь уже с долей гордости.
— Жень, — хрипло проговорил Ксе, заставляя себя стоять прямо. — Жень, пошли отсюда.
— Куда? — Шаман сам изумился, когда божонок действительно подошел к нему.
— Обратно. В метро.
— Зачем? — Жень лукаво прищурился.
— Ты же видел.
— Что?
— Кто… — Ксе проглотил вязкий комок слюны. — Кто — там? Кого ты там за углом увидел?
— Жрецов, — с готовностью ответил Жень и солнечно заулыбался.
— Адептов?
— Угу.
Ксе без лишних слов сграбастал его за рукав и потащил за собой. Он имел сказать богу нечто по поводу его несмешных шуток: Ксе не сомневался, что силу, которую он увидел, Жень отлично контролирует и не дает шаману ощутить родную стихию нарочно, из каких-то своих соображений. Ксе не представлял, какие соображения могут иметься у неуравновешенного подростка, но все яснее понимал, в насколько опасном положении оказался, и оттого внутри нарастала злость. Богиня просила позаботиться о пацаненке — хорошо, это долг шаманов, и Ксе согласился, и Дед Арья принял на себя часть груза, и Лья обещал помочь. Но если этот пацаненок будет вот так выступать…
Впрочем, проводить разъяснительные беседы следовало где-нибудь в спокойном месте.
— Ксе, — слегка задыхаясь, окликнул Жень.
— Помолчи.
— Ксе!
Шаман только резко выдохнул, почти зарычав.
Бог рассмеялся и стал на месте.
Ксе в ярости на него воззрился. Сдвинуть упершегося Женя силой было не проще, чем фонарный столб, потому он и не пытался, но…
— Ксе, пусти меня.
— Придурок мелкий, ты ведь…
— Да пусти же, — буднично попросил Жень. — Я их убью.
И наклонился подтянуть шнурки на кроссовках.
…Ксе стоял как пыльным мешком ударенный. Ему отчаянно хотелось, чтобы здесь сейчас каким-нибудь чудом появился Дед. Иные ценные идеи осенять не желали. Божонок определенно нуждался в очередном сеансе выкручивания ушей. Ксе не умел обращаться с детьми, тем паче подростками, а перед капризами пубертатного бога был совершенно беспомощен.
— Смотри! — горделиво велел мальчишка.
Шаман пошел за ним как баран на веревочке; он думал что-то сердитое, но толком даже выругаться не мог.
…вот — жрецы. Не какая-нибудь мелкота — адепты. Двух дней не прошло с тех пор, как божонка судорога свела от ужаса, стоило ему заподозрить жреца в Ксе. Только этим утром Дед Арья ради просьбы Матьземли и жизни Женя пожертвовал своей совестью. А нынче время послеобеденное, и Жень требует, чтобы Ксе смотрел; ни дать ни взять стишок собирается читать с табуретки…
Шаман нервно хихикнул.
Жень отпустил его руку.
— Ты боишься, что ли? Не бойся.
— Стрелять будешь? — не в силах согнать с лица косую ухмылку, предположил Ксе. Ему происходящее казалось каким-то ирреальным: «Этого на самом деле нет, потому что так не бывает…»
— Нет, — задумчиво сказал Жень, щупая пистолет под курткой. — Патронов мало. Беречь надо.
— А… чтоб тебя, — выдохнул Ксе. — И что ты собираешься делать?
Бог улыбнулся.
— Я же сказал — смотри.
Кажется, будто медленно, без сомнения и боязни, погружаешься в теплую воду; она смыкается над твоей макушкой, лаская кожу течением и переплеском, и ты, человек, вдруг научаешься дышать как рыба, забывая о последней преграде между тобой и водой…
Дед Арья настоятельно рекомендовал родителям шаманят хотя бы раз свозить детей на море. Ксе бывал там и до первого погружения в тонкий мир; ощущения действительно оказались похожими, и он радовался тому, как легко и приятно учиться… С тех пор Ксе делал это тысячи раз.
Сейчас он этого не сделал.
Ксе, шаман, не погружался в стихию.
Но очертания предметов стали расплывчатыми, словно взгляд затуманивала могучая аура Матьземли. Но вокруг человеческих фигур забрезжили синие контуры. Но потеряло прозрачность небо, став великим стихийным богом, и неторопливые молнии потекли от него к Земле, как струи дождя. Но вихрь, яростный и стремительный, поднялся, достигнув самого небосвода, и загорелся тяжелым светом.
И Ксе увидел центр вихря.
Жень стоял, разведя в стороны руки с пластмассовыми мечами, на губах играла мечтательная улыбка. Ксе не мог объяснить, что божонок проделывал с собой, он просто не знал, на что Жень способен. Страшноватый приступ ясновидения проходил, мир вокруг шамана вновь становился нормальным, плотным, и Ксе только помнил, что тонкое тело бога формировало какую-то другую фигуру, отличную от собственной жениной.
Подросток рассмеялся и пошел вперед.
Ксе разрывался между нежеланием, назло гаденышу, смотреть и чувством за него же, гаденыша, ответственности. Последнее пересилило, и шаман заторопился за Женем, проклиная все на свете и пытаясь сосредоточиться для нового обращения к Матьземле. Если случится что-то нерадостное, воззвать к ней придется, хочет этого божонок или нет… впрочем, если что-то действительно случится, возражать он уже не сможет. Шаману стало тошно от этой мысли.
…Качели, песочница, нестройно стоящие гаражи-«ракушки», деревья, асфальт, подъезд — Ксе не знал, тот ли, к которому они шли, но те, кто встречал их, точно знали — тот. Их было всего трое, или Ксе заметил троих… потом еще троих, чуть дальше, но среди тех не было адепта. Ксе сам удивился, как сумел его распознать.
Вполоборота, засунув руки в карманы, стоял у подъезда бесцветный мужчина в черном пальто.
В десяти шагах от него замер Жень.
4
Аня взяла ключ от лаборатории, в которой обычно работал Ящер, и, мало не пританцовывая, повела за собой унылого Даниля. Они поднялись на второй этаж, пересекли здание, миновали переход во флигель, нависший над небольшим палисадником, и спустились. Даниль включил свет.
Накурено было страшно. Пахли столы, стены и потолок. Лаунхоффер отсутствовал две недели, но до того, случалось, просиживал здесь ночи напролет, занимаясь собственными, непостижимыми для среднего ума проектами. Это было его логово, и как положено, оно хранило запах хозяина.
— Он скоро придет, — сообщила ликующая Аннаэр то, что и без того было известно всякому. — Это из страны в страну через совмещение точек не ходят, чтобы люди не волновались, а по городу он сейчас… может, даже прямо здесь появится!
«Не появится», — угрюмо подумал Даниль, но ничего не сказал. Во-первых, ему не хотелось поддерживать разговор о Ящере, а во-вторых, он знал, почему Эрик Юрьевич не шагнет из шереметьевских терминалов в уют своей берлоги напрямую, а выйдет на соседней улице, пройдет пешком до дверей института и направится во флигель той же дорогой, что и они.
Он хочет встретить Ворону.
Аннаэр не будет приятно это услышать.
Данилю, откровенно говоря, тоже хотелось встретить Воронецкую, но не посчастливилось — у нее еще не закончилась лекция. Ящер-то точно подгадает… Никакого дела у аспиранта к профессорше не имелось, просто на ту бывало приятно посмотреть. Настроение поднималось от встречи с нею, а в этом Даниль сейчас нуждался особенно остро. От Вороны, вроде как от Эрдманн, шло наваждение, только у нее оно было светлым и сбрасывалось легко.
Ворона все делала очень быстро — ходила, говорила, думала. Еще она очень быстро все на свете забывала — но и вспоминала мигом, оставаясь выдающейся ученой, конечно, в тени грандиозных «Ла-Ла», Лаунхоффера с Ларионовым, и все-таки крупной фигурой… Даниль невольно улыбнулся, представив, как она бежит по коридору, крыльями расплескав черную шаль, а Ларионов, ректор, сердито кричит ей вслед: «Опять все проворонила, горе луковое!» Это значит, Ворона снова забыла сдать календарные планы. Она уже пятнадцать лет, с самого основания МГИТТ, каждый год забывает это сделать.
Она налетит на тебя, быстро-быстро заморгает и ласково засмеется, жуть как похожая на ворону из-за дурацкой своей шали. Зря она так любит черный цвет. Волосы черные, сама костлявая, ни дать ни взять смерть — косы не хватает.
У Вороны водянистые глаза, асимметричное лицо, слишком маленькие кисти рук и одно плечо выше другого.
Она невероятно прекрасна.
…Мысли о Вороне возымели эффект: Даниль несколько повеселел. Он сидел на подоконнике и смотрел на увядшие цветы в палисаднике под стеной; дальше стлался заасфальтированный пустырь, поднималась чугунная решетка со скупым кованым узором, а сквозь нее был виден кусок главной лестницы, гранитные темные ступени, засыпанные желтой листвой. Аня возилась с проводами, подключая к локальной сети оба ноутбука, свой и данилев. Генераторы Т-энергии уже гудели, изумрудно перемигиваясь огоньками, над демонстрационным котлом поднимался бледный кольцевой контур. Несколько минут Мрачная Девочка следила за ним, оценивая на глаз равномерность насыщения, удостоверилась, что все в порядке, и подошла к Данилю.
Накурено было страшно. Пахли столы, стены и потолок. Лаунхоффер отсутствовал две недели, но до того, случалось, просиживал здесь ночи напролет, занимаясь собственными, непостижимыми для среднего ума проектами. Это было его логово, и как положено, оно хранило запах хозяина.
— Он скоро придет, — сообщила ликующая Аннаэр то, что и без того было известно всякому. — Это из страны в страну через совмещение точек не ходят, чтобы люди не волновались, а по городу он сейчас… может, даже прямо здесь появится!
«Не появится», — угрюмо подумал Даниль, но ничего не сказал. Во-первых, ему не хотелось поддерживать разговор о Ящере, а во-вторых, он знал, почему Эрик Юрьевич не шагнет из шереметьевских терминалов в уют своей берлоги напрямую, а выйдет на соседней улице, пройдет пешком до дверей института и направится во флигель той же дорогой, что и они.
Он хочет встретить Ворону.
Аннаэр не будет приятно это услышать.
Данилю, откровенно говоря, тоже хотелось встретить Воронецкую, но не посчастливилось — у нее еще не закончилась лекция. Ящер-то точно подгадает… Никакого дела у аспиранта к профессорше не имелось, просто на ту бывало приятно посмотреть. Настроение поднималось от встречи с нею, а в этом Даниль сейчас нуждался особенно остро. От Вороны, вроде как от Эрдманн, шло наваждение, только у нее оно было светлым и сбрасывалось легко.
Ворона все делала очень быстро — ходила, говорила, думала. Еще она очень быстро все на свете забывала — но и вспоминала мигом, оставаясь выдающейся ученой, конечно, в тени грандиозных «Ла-Ла», Лаунхоффера с Ларионовым, и все-таки крупной фигурой… Даниль невольно улыбнулся, представив, как она бежит по коридору, крыльями расплескав черную шаль, а Ларионов, ректор, сердито кричит ей вслед: «Опять все проворонила, горе луковое!» Это значит, Ворона снова забыла сдать календарные планы. Она уже пятнадцать лет, с самого основания МГИТТ, каждый год забывает это сделать.
Она налетит на тебя, быстро-быстро заморгает и ласково засмеется, жуть как похожая на ворону из-за дурацкой своей шали. Зря она так любит черный цвет. Волосы черные, сама костлявая, ни дать ни взять смерть — косы не хватает.
У Вороны водянистые глаза, асимметричное лицо, слишком маленькие кисти рук и одно плечо выше другого.
Она невероятно прекрасна.
…Мысли о Вороне возымели эффект: Даниль несколько повеселел. Он сидел на подоконнике и смотрел на увядшие цветы в палисаднике под стеной; дальше стлался заасфальтированный пустырь, поднималась чугунная решетка со скупым кованым узором, а сквозь нее был виден кусок главной лестницы, гранитные темные ступени, засыпанные желтой листвой. Аня возилась с проводами, подключая к локальной сети оба ноутбука, свой и данилев. Генераторы Т-энергии уже гудели, изумрудно перемигиваясь огоньками, над демонстрационным котлом поднимался бледный кольцевой контур. Несколько минут Мрачная Девочка следила за ним, оценивая на глаз равномерность насыщения, удостоверилась, что все в порядке, и подошла к Данилю.