Страница:
Мелкая тварь бросилась вперед со свойственным молодости нетерпением. Или просто была более голодной. Я ударил штакетиной. Раздался хруст, тварь покачнулась, извернулась и полоснула зубами по рукаву. А следом прыгнул и второй упырь. От усилившейся вони разложения в глазах поплыло… Я уклонился, пнув тварь коленом, и отбежал. Вторая, помельче, снова попыталась напасть.
Локтем ее в подбородок и затем в горло… Штакетина наткнулась на кость и сломалась, но все равно дерево пронзило мозг упырихи, и та забилась на земле, выгибаясь и дергаясь всем телом, как рыба.
Второго упыря это ничуть не впечатлило. Он пер слепо и тупо, как заклинивший механизм.
Я в панике оглядывался, отступая вдоль ограды.
Вон слева что-то чернеет, разлитое на асфальте. Похоже на лужу машинного масла… Пусть это будет масло!! Или бензин… Только не вода.
– Иди, иди ко мне, – с фальшивой лаской бормотал я, судорожно шаря по карманам в поисках зажигалки. Да куда же она… А, вот!
Упырь, доверчиво потянувшийся было следом, застыл. То ли назначение блестящего предмета все же всплыло в его памяти, то ли просто тварь почуяла неладное… Нет, алчность победила. Упырь с утробным ворчанием прыгнул. Я, облившись потом, щелкнул рычажком. Зажигалка вхолостую плюнула искрами. Еще щелчок… Есть!
Мгновение мне казалось, что упавшая в лужу зажигалка погасла. И что упырь, в этот момент ступивший в центр глянцево переливающегося пятна на асфальте, так и пройдет, даже не поскользнувшись, зараза!.. Но затем по поверхности лужи разбежался почти прозрачный, бездымный круг пламени – и гнилая плоть на ноге упыря сразу же полыхнула.
Ну теперь твари есть чем заняться…
Воздух победно пах химической гарью.
Все, с двумя разобрался. Осталась третья, которая оторвалась-таки от своего ужина и сверлила меня взглядом, постепенно смещаясь в сторону. Я следил за ней, поворачиваясь вокруг собственной оси, затем взглянул выше и почувствовал, что волосы дыбом. Чуть дальше, шагах в пятидесяти, припав к земле, замерли еще упыри. Шесть штук… В общем, ровно на шесть больше, чем я мог бы одолеть. И плюс еще один.
Я снова попятился, стараясь не споткнуться. Потусторонние, мертвые взгляды удерживали меня как крюки. Уцелевшая деревяшка в ладони казалась нелепой и жалкой.
С козырька крыши дома справа соскользнула новая тень и присоединилась к стае. Итого – восемь. Не раздумывая больше ни мгновения, я развернулся и опрометью бросился бежать. Все, на что я теперь мог рассчитывать, это длинные ноги и давние рекорды в школьных соревнованиях по бегу. И по плаванию. Если добегу до реки, то есть шанс уцелеть…
Ну и от фургончика их уведу. Все же польза.
Они неслись следом – беззвучно, неостановимо. Постепенно сокращая разрыв.
Мне конец, в панике решил я, чувствуя, что вот-вот начну выхаркивать клочья запаленных легких.
Но узнать, кто все-таки быстрее, не удалось, потому что погоня внезапно прекратилась. Мы даже до конца соседней улицы не добежали. Сначала я почувствовал, как остолбенели твари позади, а потом и сам остановился, зачарованно глядя на чудовище, рассевшееся посреди мостовой.
Не город, а просто рассадник монстров, отстраненно подумал я, рассматривая новую проблему.
«Проблема» оказалась величиной с крупного льва, и грива у нее была почти львиная. Зато морда скорее драконья, со змеиными круглыми, холодными глазами, с вывернутыми ноздрями, с тяжелыми, удлиненными челюстями. Обнаженные клыки крестообразно заходили друг на друга. В свете фонарей поблескивала чешуйчатая шкура. Несколько заостренных пластин брони прикрывали грудь. Два кожистых крыла слегка развернулись, демонстрируя грозные шипы на концах.
В общем, даже упыри смутились.
Чудовище лениво поднялось на ноги, балансируя крыльями. Вдоль хребта взъерошился остроконечный гребень. По-своему оно было великолепно.
Потом оно сипло вздохнуло и издало отрывистый звук, больше всего походивший на… Да, на лай. Я понял это только тогда, когда чудовище получило отклик. Издалека этот резкий, скрежещущий звук и впрямь напоминал собачий лай. Так же как при некоторой доле воображения можно было принять это страшилище за собаку. За Пса из Дикой Охоты.
А я-то решил, что собачье гавканье мне померещилось спросонья…
Пес глухо заворчал. Драконья морда оскалилась, демонстрируя двойной ряд зубов, каждый величиной с мой палец. Грива встопорщилась иглами, как у дикобраза.
Из-за домов неслышно появились еще Псы. Один за другим они словно вываливались из теней и двигались к нам, сбиваясь в стаю. В свору, которой управлял некто невидимый. И как по команде Псы бросились вперед.
Ну все…
Я оторопело смотрел, как они приближаются, заходясь хриплым рычанием, точно самые обычные собаки, заметившие добычу. Только выглядели они как собаки из кошмарного сна. Пасти разинуты, крылья распахнуты, гребни на спинах дыбом.
Первый оказался в паре шагов от меня. Застыл, принюхиваясь. Дыхание его опаляло, но было не зловонным, а скорее горьким, как дым. Мгновение Пес размышлял, пробуя подвижными ноздрями воздух, а затем легко перескочил через меня, мелькнув светлым чешуйчатым брюхом. Остальные Псы просто обогнули меня, игнорируя, и помчались за упырями.
Я облизнул пересохшие губы, оборачиваясь им вслед. Один из Псов уже настиг убегающего упыря и небрежно мимоходом располосовал его от плеча до паха. Второй Пес, не останавливаясь, перекусил другую тварь пополам и брезгливо сплюнул дергающиеся половинки. Упыри мчались быстро, но Псы настигали их одного за другим.
Улица опустела в мгновение ока. Вся эта безумная стая растворилась в ночи. Сквозняк рвал в клочья и уносил сиплый рык, лай и вой погибающих тварей. Качались фонари на столбах.
Я побрел обратно. Сам не знаю зачем. Видимо просто направляясь туда, где уж точно больше упырей не встретишь. Да в этом городке через час-другой вообще никаких упырей не останется. Придется местным жителям новых разводить.
Откуда-то издалека ветер принес мелодичный, переливчатый звук. Охотник созывал своих зверей. Или командовал им что-то. Так или иначе, сегодня охота сорвалась. Псы потеряли след и погнались за другой добычей, как это иногда случается даже с настоящими легавыми.
Упыри по сравнению со мной пахли магией сильнее, вот Псы и сбились. Но рано или поздно Охотник снова натравит их на правильного зверя.
Я встрепенулся и прибавил шаг. Фургончик коммивояжера торчал на прежнем месте, в луже фонарного света, и выглядел совершенно безжизненным. Подбежав, я попытался заглянуть через покрытое трещинами стекло. Внутри было темно и тихо.
– Эй! – Я постучал в дверцу. – Вы там живы?
Изнутри заскулили.
– Их больше нет, – сказал я громко. – Твари ушли. Вылезайте, надо поговорить…
В освещенном окне соседнего дома маячили темные силуэты наблюдателей – мужчина и женщина, обняв друг друга, таращились на улицу с упорством, достойным лучшего применения.
– Да откройте же… – Я загромыхал по капоту, и за стеклом наконец мелькнуло что-то подвижное. Обозначилось светлое пятно – человек внутри присматривался ко мне расширенными от страха глазами. Затем щелкнул замок, и дверь осторожно приоткрылась.
– …Д-д… г-где… н-н-н…
– Нет здесь больше никого, кроме меня. Я человек.
– …В-в-в… в-видел тебя… – с трудом, спотыкаясь на каждом звуке, проговорил давешний усач, кося глазами по сторонам и не решаясь открыть дверцу больше чем на ладонь. – Они были т-т-тут, а т-ты уб-б-бил од-д-д-н-но…го.
– Двух убил, – возмутился я, при этом чувствуя, что сам вот-вот начну говорить так же, запинаясь и заикаясь. Пережитое напряжение и возбуждение оставляли после себя дрожь и смертельную усталость.
– Д-д-да… – вяло согласился усач, наконец открывая дверцу и высовываясь наружу. В расширенных зрачках его билось совершеннейшее безумие.
– Машина заведется? – осведомился я, глядя на помятый капот, все еще уткнувшийся в фонарь.
– Че-чего? – Коммивояжер тупо проследил за моим взглядом. И вдруг ожил: – Т-точно! Н-надо уб-бираться отсюда… Я сейчас… – и нырнул обратно в кабину.
Мотор громыхнул, хрюкнул, фыркнул, надрывно взвыл, а затем зарокотал ровно, хотя и со всхлипами. Единственная целая фара засияла. Фургончик качнулся и попятился, набирая скорость. Затормозил, вспыхнув задними огнями.
Из окошка высунулся усач:
– Едешь?
В фургоне попахивало. Водитель курил сигареты одну за другой, но даже табак не забивал характерного аммиачного запаха. Лицо усача все еще оставалось белым как полотно, а глаза лихорадочно блестели, но теперь он говорил более-менее связно.
– …Тетка-то и купила всякой мелочи, а зазывала, ну прям безо всякого стыда. А вечерело уже. Ладно, думаю, хоть чего-то выйдет, да и переночевать будет где…
Он вещал без остановки, цепляясь за руль и вглядываясь в темноту перед собой. Пустынные улицы Желтова уносились мимо и прочь. Время от времени фургончик забирал в сторону, уклоняясь от померещившегося водителю препятствия, и только чудом не налетал на вполне реальные столбы, водяные колонки или припаркованные на обочинах машины. В конце концов я отобрал у владельца фургона руль, согнав его с водительского места. Он не очень возражал. Точнее, он вообще не обратил на это никакого внимания, покорно перебравшись на сиденье рядом, и продолжал болтать, мусоля одну недокуренную сигарету за другой.
– …А тут еще девчонка эта, дочка то есть, является. Зыркнула на меня так злобно, будто я сам к ним в гости напросился, и ехидным таким голосом говорит: «Мама, поздно уже! Сейчас папа придет…» Ну на тебе, думаю, какой еще «папа»…
Мимо мелькнул Пес, сидевший на крылечке одного из домов и облитый светом декоративного светильника над дверью. Вид у Пса был скучающий, глаза лениво прижмурены, а под правой лапой копошилось нечто темное и бесформенное.
Коммивояжер звучно икнул и поспешно отвернулся, впиваясь в сигарету. По сравнению с собой дневным сейчас он как-то сдулся и осунулся, будто плохо накачанный мячик. Усы тоскливо обвисли. Кожу прочертили глубокие складки. В движениях появилась суетливая избыточность.
– …Выперли они меня, в общем. Да я и не шибко расстроился – в первый раз, что ли. Думаю, в фургоне переночую, там у меня все есть… Задремал чуток, а потом приспичило мне… Выхожу, а на улице-то нет никого. Вроде и не поздно еще было. Отошел я, значит, до кустов и смотрю, вроде шевеление в проулке. Собака, думаю, какая-нибудь… А ты видал, что собак-то во всем городе нет? Кошки есть. Кур полно. Гусей видал… Даже коз мужик гнал. А вот собак – ни одной! – Усач так торжественно посмотрел на меня, что я счел нужным согласиться:
– Собаки чуют упырей в первую очередь.
– Ага, – кивнул коммивояжер. – В общем, я увидел это…
Пронзительный потусторонний вопль пробил даже рокот мотора и свист ветра. К нему примешался механический вой сработавших сигнализаций. Над крышами домов зарделось зыбкое зарево Колдовской Радуги. Похоже, Псы нашли гнездо.
– Э… – выдавил торговец, со всхлипом втянул воздух, затем перегнулся через сиденье и некоторое время копался среди разбросанных вещей, пока не издал ликующее: – Вот она! – и не вернулся обратно с найденной бутылкой. Бутылка наполовину была пуста.
Отвинтив пробку, он надолго присосался к горлышку, а по кабине распространился аромат можжевельника.
– Будешь? – Бутылка ткнулась в мою сторону.
Я покачал головой. Выпить хотелось, но время для этого было явно неподходящим. Неизвестно, что еще ждет впереди. Да и из города мы не выбрались пока.
– Говорят, что упыри ал-лкоголь не выносят, – споткнувшись на трудном слове, сообщил усач. – Так вот врут они все! Я почти всю бутылку выжрал, пока он там скребся наверху… – Он притих внезапно, вспоминая. Лицо снова исказилось поутихшим было ужасом.
Фургончик переехал нечто плотное, лежавшее поперек дороги. Нас тряхнуло.
Камень, нервно подумал я. Просто какой-то хлам на мостовой…
В зеркальце было видно, как «камень» поднялся на две конечности и, ссутулившись и свесив длинные руки, заковылял прочь, припадая на правую ногу. Этой улицей Псы не пробегали, или этот упырь слишком хитрый даже для них.
– Я от дома-то ихнего недалеко ушел, – продолжил между тем усач свою быль, разбавляя ее содержимым бутылки, – и сразу бросился стучать. Думаю, сказать надо, пусть полицию вызывают… Ну и самому хотелось под крышу. Стучу, стучу, а они не открывают! Я-то сразу и не понял ничего, с перепугу чуть дверь не выломал, ногами бил, думал, не слышат… А этот, что в кустах, он за мной сразу не пошел. Нашел там чего-то и жрал… Это меня и спасло. Я, кретин, к другому дому побежал, тоже стучать. А там люди на меня из окошка пялятся… – Собеседник повернул ко мне перекошенное переживаниями и изумлением лицо; на лбу проступили крупные бисерины пота. – Понимаешь? Просто таращатся на меня и ничего не делают. Потом занавески задернули и ушли… Оборачиваюсь я, а посреди улицы два этих… – Торговец судорожно глотнул, дернув кадыком. – Как я оказался в фургоне, не помню. Сцепление рву, сам ничего не вижу… В фонарь и въехал. Мотор заглох, а дальше… – Он смолк и присосался к бутылке. Жидкость стремительно убывала.
Ага, вот и знакомая улица. Тускло сияет вывеска закусочной «Логово». Дверца, ведущая в подвал, раззявлена. Мне вспомнилась убаюкивающая мелодия «Баллады лесных дорог». Если мне не изменяет память, ее использовали для умиротворения потусторонней живности еще прадеды наших прадедов, когда ночевали в незнакомых лесах. И вряд ли она случайно звучала в закусочной… Сверху обедали люди, а в подвале ждали своего часа голодные, жуткие твари. И охранная сигнализация не требуется. Ни один вор живым не уйдет.
Пронеслась и канула в ночи бензоколонка, освещенная голубоватым праздничным светом. Мелькнул знак: «Добро пожаловать в Желтов. Население…» Сколько там было указано человек (и не указано упырей), я не успел прочитать, уворачиваясь от несущейся навстречу машины. Та, не разбирая дороги, стремилась в город, а шлейф стелющейся за ней магической ауры был так плотен, что у меня виски заломило.
– Я уж думал, конец, когда ты выскочил. Тебя-то я тоже сначала за упыря принял… – Язык торговца уже слегка заплетался. – В общем, я тебе жизнью обязан. И вообще… Слушай, у меня такие дочки! Ты им папку спас, поехали, познакомлю… Меня Фома Прянец зовут. Мы вроде не пер… преста… представлены…
Вырулив на шоссе, я затормозил. Странно было наблюдать после безлюдного и какого-то потустороннего покоя Желтова изобилие жизни на дороге. Словно в другой мир попал. Привычный и безопасный.
– Э! – встревожился Прянец. – Ты чего? Поехали отсюда подальше. Ну их… – Он приподнялся на сиденье, пытаясь глянуть назад через боковое окно.
– Куда ехать-то? – мрачно спросил я.
– Домой! – с готовностью отозвался Прянец.
– Думаю, мне в другую сторону.
– А тебе куда?
– В аэропорт.
– Поехали! В аэропорт, в порт, на вокзал, только бы из этого проклятого городишки убраться побыстрее… – Он посмотрел на пустую бутылку у себя в руках и признался тихо: – Я один боюсь пока. Да и пьян я. И тебе вроде как должен… А если хочешь, можем рвануть ко мне домой! Далековато, правда, но дня за три доедем. А?
– Заманчиво… – пробормотал я рассеянно и принялся изучать добытую в бардачке дорожную карту на предмет местонахождения аэропорта.
9
Локтем ее в подбородок и затем в горло… Штакетина наткнулась на кость и сломалась, но все равно дерево пронзило мозг упырихи, и та забилась на земле, выгибаясь и дергаясь всем телом, как рыба.
Второго упыря это ничуть не впечатлило. Он пер слепо и тупо, как заклинивший механизм.
Я в панике оглядывался, отступая вдоль ограды.
Вон слева что-то чернеет, разлитое на асфальте. Похоже на лужу машинного масла… Пусть это будет масло!! Или бензин… Только не вода.
– Иди, иди ко мне, – с фальшивой лаской бормотал я, судорожно шаря по карманам в поисках зажигалки. Да куда же она… А, вот!
Упырь, доверчиво потянувшийся было следом, застыл. То ли назначение блестящего предмета все же всплыло в его памяти, то ли просто тварь почуяла неладное… Нет, алчность победила. Упырь с утробным ворчанием прыгнул. Я, облившись потом, щелкнул рычажком. Зажигалка вхолостую плюнула искрами. Еще щелчок… Есть!
Мгновение мне казалось, что упавшая в лужу зажигалка погасла. И что упырь, в этот момент ступивший в центр глянцево переливающегося пятна на асфальте, так и пройдет, даже не поскользнувшись, зараза!.. Но затем по поверхности лужи разбежался почти прозрачный, бездымный круг пламени – и гнилая плоть на ноге упыря сразу же полыхнула.
Ну теперь твари есть чем заняться…
Воздух победно пах химической гарью.
Все, с двумя разобрался. Осталась третья, которая оторвалась-таки от своего ужина и сверлила меня взглядом, постепенно смещаясь в сторону. Я следил за ней, поворачиваясь вокруг собственной оси, затем взглянул выше и почувствовал, что волосы дыбом. Чуть дальше, шагах в пятидесяти, припав к земле, замерли еще упыри. Шесть штук… В общем, ровно на шесть больше, чем я мог бы одолеть. И плюс еще один.
Я снова попятился, стараясь не споткнуться. Потусторонние, мертвые взгляды удерживали меня как крюки. Уцелевшая деревяшка в ладони казалась нелепой и жалкой.
С козырька крыши дома справа соскользнула новая тень и присоединилась к стае. Итого – восемь. Не раздумывая больше ни мгновения, я развернулся и опрометью бросился бежать. Все, на что я теперь мог рассчитывать, это длинные ноги и давние рекорды в школьных соревнованиях по бегу. И по плаванию. Если добегу до реки, то есть шанс уцелеть…
Ну и от фургончика их уведу. Все же польза.
Они неслись следом – беззвучно, неостановимо. Постепенно сокращая разрыв.
Мне конец, в панике решил я, чувствуя, что вот-вот начну выхаркивать клочья запаленных легких.
Но узнать, кто все-таки быстрее, не удалось, потому что погоня внезапно прекратилась. Мы даже до конца соседней улицы не добежали. Сначала я почувствовал, как остолбенели твари позади, а потом и сам остановился, зачарованно глядя на чудовище, рассевшееся посреди мостовой.
Не город, а просто рассадник монстров, отстраненно подумал я, рассматривая новую проблему.
«Проблема» оказалась величиной с крупного льва, и грива у нее была почти львиная. Зато морда скорее драконья, со змеиными круглыми, холодными глазами, с вывернутыми ноздрями, с тяжелыми, удлиненными челюстями. Обнаженные клыки крестообразно заходили друг на друга. В свете фонарей поблескивала чешуйчатая шкура. Несколько заостренных пластин брони прикрывали грудь. Два кожистых крыла слегка развернулись, демонстрируя грозные шипы на концах.
В общем, даже упыри смутились.
Чудовище лениво поднялось на ноги, балансируя крыльями. Вдоль хребта взъерошился остроконечный гребень. По-своему оно было великолепно.
Потом оно сипло вздохнуло и издало отрывистый звук, больше всего походивший на… Да, на лай. Я понял это только тогда, когда чудовище получило отклик. Издалека этот резкий, скрежещущий звук и впрямь напоминал собачий лай. Так же как при некоторой доле воображения можно было принять это страшилище за собаку. За Пса из Дикой Охоты.
А я-то решил, что собачье гавканье мне померещилось спросонья…
Пес глухо заворчал. Драконья морда оскалилась, демонстрируя двойной ряд зубов, каждый величиной с мой палец. Грива встопорщилась иглами, как у дикобраза.
Из-за домов неслышно появились еще Псы. Один за другим они словно вываливались из теней и двигались к нам, сбиваясь в стаю. В свору, которой управлял некто невидимый. И как по команде Псы бросились вперед.
Ну все…
Я оторопело смотрел, как они приближаются, заходясь хриплым рычанием, точно самые обычные собаки, заметившие добычу. Только выглядели они как собаки из кошмарного сна. Пасти разинуты, крылья распахнуты, гребни на спинах дыбом.
Первый оказался в паре шагов от меня. Застыл, принюхиваясь. Дыхание его опаляло, но было не зловонным, а скорее горьким, как дым. Мгновение Пес размышлял, пробуя подвижными ноздрями воздух, а затем легко перескочил через меня, мелькнув светлым чешуйчатым брюхом. Остальные Псы просто обогнули меня, игнорируя, и помчались за упырями.
Я облизнул пересохшие губы, оборачиваясь им вслед. Один из Псов уже настиг убегающего упыря и небрежно мимоходом располосовал его от плеча до паха. Второй Пес, не останавливаясь, перекусил другую тварь пополам и брезгливо сплюнул дергающиеся половинки. Упыри мчались быстро, но Псы настигали их одного за другим.
Улица опустела в мгновение ока. Вся эта безумная стая растворилась в ночи. Сквозняк рвал в клочья и уносил сиплый рык, лай и вой погибающих тварей. Качались фонари на столбах.
Я побрел обратно. Сам не знаю зачем. Видимо просто направляясь туда, где уж точно больше упырей не встретишь. Да в этом городке через час-другой вообще никаких упырей не останется. Придется местным жителям новых разводить.
Откуда-то издалека ветер принес мелодичный, переливчатый звук. Охотник созывал своих зверей. Или командовал им что-то. Так или иначе, сегодня охота сорвалась. Псы потеряли след и погнались за другой добычей, как это иногда случается даже с настоящими легавыми.
Упыри по сравнению со мной пахли магией сильнее, вот Псы и сбились. Но рано или поздно Охотник снова натравит их на правильного зверя.
Я встрепенулся и прибавил шаг. Фургончик коммивояжера торчал на прежнем месте, в луже фонарного света, и выглядел совершенно безжизненным. Подбежав, я попытался заглянуть через покрытое трещинами стекло. Внутри было темно и тихо.
– Эй! – Я постучал в дверцу. – Вы там живы?
Изнутри заскулили.
– Их больше нет, – сказал я громко. – Твари ушли. Вылезайте, надо поговорить…
В освещенном окне соседнего дома маячили темные силуэты наблюдателей – мужчина и женщина, обняв друг друга, таращились на улицу с упорством, достойным лучшего применения.
– Да откройте же… – Я загромыхал по капоту, и за стеклом наконец мелькнуло что-то подвижное. Обозначилось светлое пятно – человек внутри присматривался ко мне расширенными от страха глазами. Затем щелкнул замок, и дверь осторожно приоткрылась.
– …Д-д… г-где… н-н-н…
– Нет здесь больше никого, кроме меня. Я человек.
– …В-в-в… в-видел тебя… – с трудом, спотыкаясь на каждом звуке, проговорил давешний усач, кося глазами по сторонам и не решаясь открыть дверцу больше чем на ладонь. – Они были т-т-тут, а т-ты уб-б-бил од-д-д-н-но…го.
– Двух убил, – возмутился я, при этом чувствуя, что сам вот-вот начну говорить так же, запинаясь и заикаясь. Пережитое напряжение и возбуждение оставляли после себя дрожь и смертельную усталость.
– Д-д-да… – вяло согласился усач, наконец открывая дверцу и высовываясь наружу. В расширенных зрачках его билось совершеннейшее безумие.
– Машина заведется? – осведомился я, глядя на помятый капот, все еще уткнувшийся в фонарь.
– Че-чего? – Коммивояжер тупо проследил за моим взглядом. И вдруг ожил: – Т-точно! Н-надо уб-бираться отсюда… Я сейчас… – и нырнул обратно в кабину.
Мотор громыхнул, хрюкнул, фыркнул, надрывно взвыл, а затем зарокотал ровно, хотя и со всхлипами. Единственная целая фара засияла. Фургончик качнулся и попятился, набирая скорость. Затормозил, вспыхнув задними огнями.
Из окошка высунулся усач:
– Едешь?
В фургоне попахивало. Водитель курил сигареты одну за другой, но даже табак не забивал характерного аммиачного запаха. Лицо усача все еще оставалось белым как полотно, а глаза лихорадочно блестели, но теперь он говорил более-менее связно.
– …Тетка-то и купила всякой мелочи, а зазывала, ну прям безо всякого стыда. А вечерело уже. Ладно, думаю, хоть чего-то выйдет, да и переночевать будет где…
Он вещал без остановки, цепляясь за руль и вглядываясь в темноту перед собой. Пустынные улицы Желтова уносились мимо и прочь. Время от времени фургончик забирал в сторону, уклоняясь от померещившегося водителю препятствия, и только чудом не налетал на вполне реальные столбы, водяные колонки или припаркованные на обочинах машины. В конце концов я отобрал у владельца фургона руль, согнав его с водительского места. Он не очень возражал. Точнее, он вообще не обратил на это никакого внимания, покорно перебравшись на сиденье рядом, и продолжал болтать, мусоля одну недокуренную сигарету за другой.
– …А тут еще девчонка эта, дочка то есть, является. Зыркнула на меня так злобно, будто я сам к ним в гости напросился, и ехидным таким голосом говорит: «Мама, поздно уже! Сейчас папа придет…» Ну на тебе, думаю, какой еще «папа»…
Мимо мелькнул Пес, сидевший на крылечке одного из домов и облитый светом декоративного светильника над дверью. Вид у Пса был скучающий, глаза лениво прижмурены, а под правой лапой копошилось нечто темное и бесформенное.
Коммивояжер звучно икнул и поспешно отвернулся, впиваясь в сигарету. По сравнению с собой дневным сейчас он как-то сдулся и осунулся, будто плохо накачанный мячик. Усы тоскливо обвисли. Кожу прочертили глубокие складки. В движениях появилась суетливая избыточность.
– …Выперли они меня, в общем. Да я и не шибко расстроился – в первый раз, что ли. Думаю, в фургоне переночую, там у меня все есть… Задремал чуток, а потом приспичило мне… Выхожу, а на улице-то нет никого. Вроде и не поздно еще было. Отошел я, значит, до кустов и смотрю, вроде шевеление в проулке. Собака, думаю, какая-нибудь… А ты видал, что собак-то во всем городе нет? Кошки есть. Кур полно. Гусей видал… Даже коз мужик гнал. А вот собак – ни одной! – Усач так торжественно посмотрел на меня, что я счел нужным согласиться:
– Собаки чуют упырей в первую очередь.
– Ага, – кивнул коммивояжер. – В общем, я увидел это…
Пронзительный потусторонний вопль пробил даже рокот мотора и свист ветра. К нему примешался механический вой сработавших сигнализаций. Над крышами домов зарделось зыбкое зарево Колдовской Радуги. Похоже, Псы нашли гнездо.
– Э… – выдавил торговец, со всхлипом втянул воздух, затем перегнулся через сиденье и некоторое время копался среди разбросанных вещей, пока не издал ликующее: – Вот она! – и не вернулся обратно с найденной бутылкой. Бутылка наполовину была пуста.
Отвинтив пробку, он надолго присосался к горлышку, а по кабине распространился аромат можжевельника.
– Будешь? – Бутылка ткнулась в мою сторону.
Я покачал головой. Выпить хотелось, но время для этого было явно неподходящим. Неизвестно, что еще ждет впереди. Да и из города мы не выбрались пока.
– Говорят, что упыри ал-лкоголь не выносят, – споткнувшись на трудном слове, сообщил усач. – Так вот врут они все! Я почти всю бутылку выжрал, пока он там скребся наверху… – Он притих внезапно, вспоминая. Лицо снова исказилось поутихшим было ужасом.
Фургончик переехал нечто плотное, лежавшее поперек дороги. Нас тряхнуло.
Камень, нервно подумал я. Просто какой-то хлам на мостовой…
В зеркальце было видно, как «камень» поднялся на две конечности и, ссутулившись и свесив длинные руки, заковылял прочь, припадая на правую ногу. Этой улицей Псы не пробегали, или этот упырь слишком хитрый даже для них.
– Я от дома-то ихнего недалеко ушел, – продолжил между тем усач свою быль, разбавляя ее содержимым бутылки, – и сразу бросился стучать. Думаю, сказать надо, пусть полицию вызывают… Ну и самому хотелось под крышу. Стучу, стучу, а они не открывают! Я-то сразу и не понял ничего, с перепугу чуть дверь не выломал, ногами бил, думал, не слышат… А этот, что в кустах, он за мной сразу не пошел. Нашел там чего-то и жрал… Это меня и спасло. Я, кретин, к другому дому побежал, тоже стучать. А там люди на меня из окошка пялятся… – Собеседник повернул ко мне перекошенное переживаниями и изумлением лицо; на лбу проступили крупные бисерины пота. – Понимаешь? Просто таращатся на меня и ничего не делают. Потом занавески задернули и ушли… Оборачиваюсь я, а посреди улицы два этих… – Торговец судорожно глотнул, дернув кадыком. – Как я оказался в фургоне, не помню. Сцепление рву, сам ничего не вижу… В фонарь и въехал. Мотор заглох, а дальше… – Он смолк и присосался к бутылке. Жидкость стремительно убывала.
Ага, вот и знакомая улица. Тускло сияет вывеска закусочной «Логово». Дверца, ведущая в подвал, раззявлена. Мне вспомнилась убаюкивающая мелодия «Баллады лесных дорог». Если мне не изменяет память, ее использовали для умиротворения потусторонней живности еще прадеды наших прадедов, когда ночевали в незнакомых лесах. И вряд ли она случайно звучала в закусочной… Сверху обедали люди, а в подвале ждали своего часа голодные, жуткие твари. И охранная сигнализация не требуется. Ни один вор живым не уйдет.
Пронеслась и канула в ночи бензоколонка, освещенная голубоватым праздничным светом. Мелькнул знак: «Добро пожаловать в Желтов. Население…» Сколько там было указано человек (и не указано упырей), я не успел прочитать, уворачиваясь от несущейся навстречу машины. Та, не разбирая дороги, стремилась в город, а шлейф стелющейся за ней магической ауры был так плотен, что у меня виски заломило.
– Я уж думал, конец, когда ты выскочил. Тебя-то я тоже сначала за упыря принял… – Язык торговца уже слегка заплетался. – В общем, я тебе жизнью обязан. И вообще… Слушай, у меня такие дочки! Ты им папку спас, поехали, познакомлю… Меня Фома Прянец зовут. Мы вроде не пер… преста… представлены…
Вырулив на шоссе, я затормозил. Странно было наблюдать после безлюдного и какого-то потустороннего покоя Желтова изобилие жизни на дороге. Словно в другой мир попал. Привычный и безопасный.
– Э! – встревожился Прянец. – Ты чего? Поехали отсюда подальше. Ну их… – Он приподнялся на сиденье, пытаясь глянуть назад через боковое окно.
– Куда ехать-то? – мрачно спросил я.
– Домой! – с готовностью отозвался Прянец.
– Думаю, мне в другую сторону.
– А тебе куда?
– В аэропорт.
– Поехали! В аэропорт, в порт, на вокзал, только бы из этого проклятого городишки убраться побыстрее… – Он посмотрел на пустую бутылку у себя в руках и признался тихо: – Я один боюсь пока. Да и пьян я. И тебе вроде как должен… А если хочешь, можем рвануть ко мне домой! Далековато, правда, но дня за три доедем. А?
– Заманчиво… – пробормотал я рассеянно и принялся изучать добытую в бардачке дорожную карту на предмет местонахождения аэропорта.
9
Аэропорт возле Звенницы оказался большим и оживленным. Не таким громадным, как в метрополиях, но для миллионного города вполне достойным. И главное – накрыть такой муравейник сторожевой сетью и не оставить лазеек практически невозможно.
Еще издалека я увидел, что прямоугольник здания находится под радужным куполом, похожим на мыльный пузырь, но при ближайшем рассмотрении купол распался на отдельные фрагменты.
– Ну я думаю, пора… – Я повернул голову к своему спутнику и осекся. Прянец безмятежно дрых, откинувшись на спинку сиденья, распустив усы и беззащитно выставив небритый подбородок.
Экий доверчивый…
Я оставил его храпеть в машине. Проспится и уедет куда захочет. А сам направился внутрь здания, влившись в жидкий ручеек утренних пассажиров и встречающих. Только что прибыл самолет из Ярса.
Через стекло больших панорамных окон было видно взлетное поле и неподвижные силуэты самолетов – большие, белоснежные, обманчиво-неуклюжие на земле. Собраны без малейшего применения магии. Даже в салонах и декоре ее не использовали. Летящий самолет мог угодить в «слепое пятно» или в магическую бурю, и тогда все зачарованные детали мгновенно отказали бы, обрушив машину на землю.
Сам аэропорт был двухэтажным, но второго этажа, как такового, не существовало. По периметру здания шла широкая галерея, где размещались скамьи для отдыха, дополнительные кассы и кафе.
Часы под куполом – здоровенный циферблат, выполненный в виде солнца, – мелодично отметили половину пятого. Почти утро, обещанный Корнилом посланец должен бы уже прибыть.
Плеснув холодной водой в лицо, я некоторое время изучал себя в зеркале над умывальником. Утомленный тип с провалившимися от недосыпа глазами и напряженно стиснутыми губами глянул на меня из зазеркального мира. Взгляд у типа был затравленным. Тип также видел то, что видел я, добравшись до камер хранения.
Сеть магической паутины заплела каждый сантиметр пространства между серебристыми рядами шкафов с пронумерованными ячейками. В узлах паутины, расставив чуткие лапы, сидели сверкающие, как алмазы, пауки. Сложное, сторожкое охранное заклинание, сотканное на нескольких уровнях. Не обмануть, не обойти, не уничтожить.
Между рядами ячеек лениво дефилировали наблюдатели-маги. Их собственный уровень силы не прочитывался из-за мощного фона паутины. Немногие пассажиры беспрепятственно забирали свои вещи из камер, не замечая ни пауков, ни сети. Случайный маг из Белых, затесавшийся среди прибывших рейсом с севера, лишь недоуменно поморщился, мельком озирая плоды усилий коллег, и, оставив вещи в камере, быстро ушел, машинально пытаясь снять с лица невидимые нити. Заклинание было настолько густым, что казалось липким…
Я наклонился над раковиной и принялся жадно глотать воду из крана. Ледяные струйки затекали за воротник, губы стыли, а зубы ломило.
Значит, они все слышали и ждали. Подобное заклинание требует слишком большого расхода энергии, чтобы держать его постоянно на всякий случай.
А в Желтове? Как Псы нашли меня? Я почти растерял свою силу, – значит, для них не обладаю ни вкусом, ни запахом. Не зря же они бросились на упырей вместо меня. Но ведь как-то они вышли на Желтов?
Невнятно промурлыкал громкоговоритель, возвещая прибытие нового рейса. Дверь за спиной стукнула, пропуская входящего. В зеркале я увидел хорошо одетого господина средних лет, который, прислонившись к стенке, принялся торопливо глотать что-то из небольшой сувенирной фляжки. Господин был бледен и заметно трясся. Заметив мой взгляд, он растянул рот в кривоватой улыбке и зачем-то виновато пояснил:
– Летать боюсь смертельно. А приходится часто. Вот и спасаюсь…
От выпитого на его лицо вернулось некое подобие румянца. Он смахнул испарину со лба, запрятал свою фляжку в дорогой кожаный портфель и, поправив галстук, поспешно вышел, стараясь сохранить остатки достоинства.
Я несколько секунд задумчиво пялился на отражение закрывшейся двери, а потом, тоже тщетно стараясь соблюсти приличия, но при этом едва сдерживая желание помчаться со всех ног, устремился к выходу из аэропорта, к стоянке, где остался фургон Прянеца.
– Мм! – отмахивался торговец, не желая просыпаться. – Уйди, Матильда, рано еще!.. Пусть сама идет… Не!..
В фургоне было тепло и душно, как в утробе. Застоявшийся воздух насыщали алкогольные пары. Выдрать спящего Прянеца из этого рая можно было только ушатом ледяной воды или… Я наклонился к его уху и внятно произнес:
– Упыри!
Он буквально подпрыгнул, распахнув мутные глаза и ошалело озираясь вокруг.
– Где?!
Мне понадобилось довольно много времени, чтобы, во-первых, убедить его в отсутствии какой-либо некродеятельности в обозримых пределах, а во-вторых, объяснить ему, что требуется сделать. Прянец был еще нетрезв, поэтому все приходилось повторять раза по три, но зато и вопросы он задавать не стал. Ну велели ему пройти к камере хранения и забрать ее содержимое, так он готов ради хорошего друга пойти и забрать.
– Да ради тебя я в Ланцу сгоняю в ар… аре… ареропорт… Ты ж мне жизнь спас! – невразумительно бормотал он, пытаясь обнять меня.
Я отстранялся, угрюмо улыбаясь. Идея уже не казалась такой хорошей. Торговца развезло порядком, и на ногах он едва держался. Впрочем, соображать он вроде не перестал, ходить мог почти по прямой, да и выбор у меня все равно невелик.
Убедившись, что Прянец ухватил суть мероприятия, я предоставил его самому себе, как только мы подошли к порогу аэропорта, а сам, ускорив шаг, поднялся на галерею второго этажа, где располагались кафе и кресла для отдыха, и откуда можно было озирать весь зал и камеры хранения.
Снова ожил громкоговоритель, объявляя посадку на очередной рейс, и люди, скучавшие в зале ожидания, оживились, повскакивали со своих мест, закрутили суматошные водовороты, хватая за руки сонных и недовольных детей и высматривая потерявшихся спутников.
В сутолоке мне вдруг померещилась знакомая стройная фигурка в светлой курточке. Девушка настолько была похожа на Ксению, что я на несколько секунд забыл о своих проблемах, облокотившись о перила и провожая ее взглядом. Но вот девушка обернулась посмотреть на часы, и я разочарованно отступил. Нет, это не она. Какая-то незнакомка со спортивной сумкой.
Сожаление, как игла, ткнуло мимолетно и остро.
А что это тебя так взволновало? Ксения остается в городе, в который тебе путь заказан, может быть, навсегда. И рыжую из музея уже вряд ли удастся навестить… Я вдруг снова задумался, пытаясь вспомнить лицо девушки из музея. Ничего, кроме копны рыжеватых искристых волос, не вспоминалось. Лицо выпало из памяти как совершенно несущественная деталь. Нехорошо…
Прянец наконец сумел преодолеть препятствие в виде самооткрывающихся дверей на входе в аэропорт. Я, невольно морщась, наблюдал, как он мучительно пытается синхронизировать свои движения и движение дверных створок, то и дело с размаху влипая в стекло, словно ошалелая толстая муха. С неменьшим интересом за ним наблюдали два охранника и несколько зевак. Когда мне стало казаться, что с этой преградой выпившему торговцу не сладить, один из охранников пришел ему на помощь и провел внутрь. Пару минут Прянец потратил на излияния благодарности, повиснув на плече своего благодетеля. Раздраженный охранник, похоже зарекшийся совершать добрые дела, под хихиканье своего напарника спровадил коммивояжера до кресел. Гнать не стал, и то хорошо.
Посидев, Прянец с новыми силами продолжил выполнение миссии. Я выдохнул с облегчением. Мне уж показалось, что он настроился подремать в кресле, забыв обо всем.
Выбрав самую длинную из возможных траекторий и усложняя ее зигзагами, коммивояжер, тем не менее, целеустремленно двигался к отделению камер хранения, обходя по пути рифы и мели в виде предметов мебели и замешкавшихся людей, и мужественно проигнорировал заветную гавань, представшую в форме киоска с напитками.
Я чуть было не зааплодировал от чистого сердца.
Он почти добрался до камер, когда раздался уже знакомый резкий звук, выпавший из общего шумового фона аэропорта как свинец из воды. Глухой, пока еще далекий, но предвещающий беду. Лаяли Псы. Свора шла по следу. В зале ожидания бегала пара собачонок, принадлежавших то ли пассажирам, то ли провожающим, но их живое тявканье не спутаешь с угрюмым, тяжким голосом Псов.
Я вцепился в перила, не отрывая взгляда от Прянеца, погрузившегося в заросли волшебной паутины, благополучно миновавшего одного из магов и силившегося отсчитать нужную ячейку. Сейчас торговец стал для меня якорем, сдерживавшим готовую нахлынуть панику.
Ну скорей же…
Люди в зале заволновались, голоса усилились, нарастая как прибой. Кто-то отчетливо вскрикнул в испуге. Ощущение, что ловушка внезапно захлопнулась, стало настолько острым, что захотелось взвыть и заметаться.
Через все двери аэропорта стали один за другим входить мужчины и женщины, окруженные магической аурой, словно электрическим полем. Между ними только что разряды не проскакивали. Маги рассеивались по залу, легко проскальзывая между пассажирами, персоналом и изумленными охранниками, как капли масла в воде.
По периметру помещения побежала почти прозрачная струйка огня, очерчивая замкнутое пространство. Панорамные окна мгновенно подернулись холодно мерцающими игольчатыми узорами.
Очередь людей, выстроившихся на посадку, тревожно колыхалась и виляла хвостом, как раздраженная змея.
– Уважаемые пассажиры и служащие аэропорта «Звенница», просим соблюдать спокойствие и приносим извинения за причиненные неудобства…
С некоторых пор словосочетание «соблюдать спокойствие» как-то незаметно обрело для меня смысл «ну, все пропало!»…
Я продолжат стоять возле перил, глядя, как приближаются к лестницам с обеих сторон маги. Бежать некуда. Сопротивляться такому количеству боевых магов бессмысленно – меня испепелят в доли секунды.
Еще издалека я увидел, что прямоугольник здания находится под радужным куполом, похожим на мыльный пузырь, но при ближайшем рассмотрении купол распался на отдельные фрагменты.
– Ну я думаю, пора… – Я повернул голову к своему спутнику и осекся. Прянец безмятежно дрых, откинувшись на спинку сиденья, распустив усы и беззащитно выставив небритый подбородок.
Экий доверчивый…
Я оставил его храпеть в машине. Проспится и уедет куда захочет. А сам направился внутрь здания, влившись в жидкий ручеек утренних пассажиров и встречающих. Только что прибыл самолет из Ярса.
Через стекло больших панорамных окон было видно взлетное поле и неподвижные силуэты самолетов – большие, белоснежные, обманчиво-неуклюжие на земле. Собраны без малейшего применения магии. Даже в салонах и декоре ее не использовали. Летящий самолет мог угодить в «слепое пятно» или в магическую бурю, и тогда все зачарованные детали мгновенно отказали бы, обрушив машину на землю.
Сам аэропорт был двухэтажным, но второго этажа, как такового, не существовало. По периметру здания шла широкая галерея, где размещались скамьи для отдыха, дополнительные кассы и кафе.
Часы под куполом – здоровенный циферблат, выполненный в виде солнца, – мелодично отметили половину пятого. Почти утро, обещанный Корнилом посланец должен бы уже прибыть.
Плеснув холодной водой в лицо, я некоторое время изучал себя в зеркале над умывальником. Утомленный тип с провалившимися от недосыпа глазами и напряженно стиснутыми губами глянул на меня из зазеркального мира. Взгляд у типа был затравленным. Тип также видел то, что видел я, добравшись до камер хранения.
Сеть магической паутины заплела каждый сантиметр пространства между серебристыми рядами шкафов с пронумерованными ячейками. В узлах паутины, расставив чуткие лапы, сидели сверкающие, как алмазы, пауки. Сложное, сторожкое охранное заклинание, сотканное на нескольких уровнях. Не обмануть, не обойти, не уничтожить.
Между рядами ячеек лениво дефилировали наблюдатели-маги. Их собственный уровень силы не прочитывался из-за мощного фона паутины. Немногие пассажиры беспрепятственно забирали свои вещи из камер, не замечая ни пауков, ни сети. Случайный маг из Белых, затесавшийся среди прибывших рейсом с севера, лишь недоуменно поморщился, мельком озирая плоды усилий коллег, и, оставив вещи в камере, быстро ушел, машинально пытаясь снять с лица невидимые нити. Заклинание было настолько густым, что казалось липким…
Я наклонился над раковиной и принялся жадно глотать воду из крана. Ледяные струйки затекали за воротник, губы стыли, а зубы ломило.
Значит, они все слышали и ждали. Подобное заклинание требует слишком большого расхода энергии, чтобы держать его постоянно на всякий случай.
А в Желтове? Как Псы нашли меня? Я почти растерял свою силу, – значит, для них не обладаю ни вкусом, ни запахом. Не зря же они бросились на упырей вместо меня. Но ведь как-то они вышли на Желтов?
Невнятно промурлыкал громкоговоритель, возвещая прибытие нового рейса. Дверь за спиной стукнула, пропуская входящего. В зеркале я увидел хорошо одетого господина средних лет, который, прислонившись к стенке, принялся торопливо глотать что-то из небольшой сувенирной фляжки. Господин был бледен и заметно трясся. Заметив мой взгляд, он растянул рот в кривоватой улыбке и зачем-то виновато пояснил:
– Летать боюсь смертельно. А приходится часто. Вот и спасаюсь…
От выпитого на его лицо вернулось некое подобие румянца. Он смахнул испарину со лба, запрятал свою фляжку в дорогой кожаный портфель и, поправив галстук, поспешно вышел, стараясь сохранить остатки достоинства.
Я несколько секунд задумчиво пялился на отражение закрывшейся двери, а потом, тоже тщетно стараясь соблюсти приличия, но при этом едва сдерживая желание помчаться со всех ног, устремился к выходу из аэропорта, к стоянке, где остался фургон Прянеца.
– Мм! – отмахивался торговец, не желая просыпаться. – Уйди, Матильда, рано еще!.. Пусть сама идет… Не!..
В фургоне было тепло и душно, как в утробе. Застоявшийся воздух насыщали алкогольные пары. Выдрать спящего Прянеца из этого рая можно было только ушатом ледяной воды или… Я наклонился к его уху и внятно произнес:
– Упыри!
Он буквально подпрыгнул, распахнув мутные глаза и ошалело озираясь вокруг.
– Где?!
Мне понадобилось довольно много времени, чтобы, во-первых, убедить его в отсутствии какой-либо некродеятельности в обозримых пределах, а во-вторых, объяснить ему, что требуется сделать. Прянец был еще нетрезв, поэтому все приходилось повторять раза по три, но зато и вопросы он задавать не стал. Ну велели ему пройти к камере хранения и забрать ее содержимое, так он готов ради хорошего друга пойти и забрать.
– Да ради тебя я в Ланцу сгоняю в ар… аре… ареропорт… Ты ж мне жизнь спас! – невразумительно бормотал он, пытаясь обнять меня.
Я отстранялся, угрюмо улыбаясь. Идея уже не казалась такой хорошей. Торговца развезло порядком, и на ногах он едва держался. Впрочем, соображать он вроде не перестал, ходить мог почти по прямой, да и выбор у меня все равно невелик.
Убедившись, что Прянец ухватил суть мероприятия, я предоставил его самому себе, как только мы подошли к порогу аэропорта, а сам, ускорив шаг, поднялся на галерею второго этажа, где располагались кафе и кресла для отдыха, и откуда можно было озирать весь зал и камеры хранения.
Снова ожил громкоговоритель, объявляя посадку на очередной рейс, и люди, скучавшие в зале ожидания, оживились, повскакивали со своих мест, закрутили суматошные водовороты, хватая за руки сонных и недовольных детей и высматривая потерявшихся спутников.
В сутолоке мне вдруг померещилась знакомая стройная фигурка в светлой курточке. Девушка настолько была похожа на Ксению, что я на несколько секунд забыл о своих проблемах, облокотившись о перила и провожая ее взглядом. Но вот девушка обернулась посмотреть на часы, и я разочарованно отступил. Нет, это не она. Какая-то незнакомка со спортивной сумкой.
Сожаление, как игла, ткнуло мимолетно и остро.
А что это тебя так взволновало? Ксения остается в городе, в который тебе путь заказан, может быть, навсегда. И рыжую из музея уже вряд ли удастся навестить… Я вдруг снова задумался, пытаясь вспомнить лицо девушки из музея. Ничего, кроме копны рыжеватых искристых волос, не вспоминалось. Лицо выпало из памяти как совершенно несущественная деталь. Нехорошо…
Прянец наконец сумел преодолеть препятствие в виде самооткрывающихся дверей на входе в аэропорт. Я, невольно морщась, наблюдал, как он мучительно пытается синхронизировать свои движения и движение дверных створок, то и дело с размаху влипая в стекло, словно ошалелая толстая муха. С неменьшим интересом за ним наблюдали два охранника и несколько зевак. Когда мне стало казаться, что с этой преградой выпившему торговцу не сладить, один из охранников пришел ему на помощь и провел внутрь. Пару минут Прянец потратил на излияния благодарности, повиснув на плече своего благодетеля. Раздраженный охранник, похоже зарекшийся совершать добрые дела, под хихиканье своего напарника спровадил коммивояжера до кресел. Гнать не стал, и то хорошо.
Посидев, Прянец с новыми силами продолжил выполнение миссии. Я выдохнул с облегчением. Мне уж показалось, что он настроился подремать в кресле, забыв обо всем.
Выбрав самую длинную из возможных траекторий и усложняя ее зигзагами, коммивояжер, тем не менее, целеустремленно двигался к отделению камер хранения, обходя по пути рифы и мели в виде предметов мебели и замешкавшихся людей, и мужественно проигнорировал заветную гавань, представшую в форме киоска с напитками.
Я чуть было не зааплодировал от чистого сердца.
Он почти добрался до камер, когда раздался уже знакомый резкий звук, выпавший из общего шумового фона аэропорта как свинец из воды. Глухой, пока еще далекий, но предвещающий беду. Лаяли Псы. Свора шла по следу. В зале ожидания бегала пара собачонок, принадлежавших то ли пассажирам, то ли провожающим, но их живое тявканье не спутаешь с угрюмым, тяжким голосом Псов.
Я вцепился в перила, не отрывая взгляда от Прянеца, погрузившегося в заросли волшебной паутины, благополучно миновавшего одного из магов и силившегося отсчитать нужную ячейку. Сейчас торговец стал для меня якорем, сдерживавшим готовую нахлынуть панику.
Ну скорей же…
Люди в зале заволновались, голоса усилились, нарастая как прибой. Кто-то отчетливо вскрикнул в испуге. Ощущение, что ловушка внезапно захлопнулась, стало настолько острым, что захотелось взвыть и заметаться.
Через все двери аэропорта стали один за другим входить мужчины и женщины, окруженные магической аурой, словно электрическим полем. Между ними только что разряды не проскакивали. Маги рассеивались по залу, легко проскальзывая между пассажирами, персоналом и изумленными охранниками, как капли масла в воде.
По периметру помещения побежала почти прозрачная струйка огня, очерчивая замкнутое пространство. Панорамные окна мгновенно подернулись холодно мерцающими игольчатыми узорами.
Очередь людей, выстроившихся на посадку, тревожно колыхалась и виляла хвостом, как раздраженная змея.
– Уважаемые пассажиры и служащие аэропорта «Звенница», просим соблюдать спокойствие и приносим извинения за причиненные неудобства…
С некоторых пор словосочетание «соблюдать спокойствие» как-то незаметно обрело для меня смысл «ну, все пропало!»…
Я продолжат стоять возле перил, глядя, как приближаются к лестницам с обеих сторон маги. Бежать некуда. Сопротивляться такому количеству боевых магов бессмысленно – меня испепелят в доли секунды.