Страница:
Так, теперь куда?.. Переступая через спящие, мертвые и активные жгуты сторожевых линий (вот ведь перепугался, господин лауреат! Из нитей сторожевок можно десяток свитеров навязать), я добрался до окон первого этажа, прикидывая план дома… Теперь оборвать волоски, соединявшие стены и рамы, и щупом вывернуть защелку внутри… Проклятие, руки озябли и скользят по мокрому железу, никак не подцепляя краешек ставня… Свирепо, с наслаждением, громогласно заскрипело… Я облился потом, моментально согревшись. Нет, ничего. Только ветер теребит деревья, заставляя ветки скрестись и стучать…
В плотной, слежавшейся темноте угадать очертания помещения было поначалу сложно, но запахи пыли и полироли подсказали, что я проник туда, куда нужно. Монотонно барабанит дождь снаружи. Где-то вверху невнятно, на пределе слышимости бубнят голоса. Зато совсем близко шуршат мыши, на которых мое вторжение произвело минимум впечатления. Заскучавшая в подвале старая мебель доверчиво ластилась, норовя подставить ножку, спинку или пропахший влажным сукном бочок, пока я пробирался через завалы. Звякнуло что-то металлическое. Хрустнули под подошвой стекляшки. Некто вцепился в воротник костлявым пальцем…
Мысленно ругнувшись, я все-таки запалил огонек, прикрывая его сведенными в горсть ладонями, и огляделся. Пространство разом утратило всю таинственность и потеряло в размерах. Костлявый палец принадлежал накренившейся, растопыренной вешалке. В зеркале прямо напротив отражался смутный, угольно-черный силуэт с огнем в руках. Силуэт принадлежал кому угодно, только не человеку…
Я моргнул. Нет, мерещится.
Скукожились и заползли под вещи тени. Сами предметы выстроились в струнку и притихли выжидательно. Даже голоса сверху умолкли…
Давешний люк, прикрытый старым ковром, просвечивал через разноцветную тяжелую ткань чернильным прямоугольником. Повторяя его очертания на ковре, подрос жесткий, колючий ворс, возвышавшийся на добрый палеи. Сдвинув эту пакость краем ботинка, я убедился, что закрепы не тронуты, аккуратно вскрыл их и спустился вниз, ненароком наступив на валявшийся возле лестницы рабский браслет.
…Через пять минут, давясь от отвращения к себе, я выбрался обратно наверх и некоторое время сидел, скорчившись в противоположном конце подвала, дыша через стиснутые зубы, стараясь сдержать тошноту и пережить мучительное осознание собственной трусости. Панический ужас, растекшийся во мне как чернила в банке с водой, постепенно терял интенсивность окраски, но не исчезал, отравляя своим присутствием. Вторая попытка закончилась так же. Третья тоже. Четвертая закончилась тем, что наверх я выполз на четвереньках, поскуливая.
Я не вернусь туда. Никогда и ни за что. А если вернусь – останусь там навсегда, сожженный собственным безумием.
Расположившись как можно дальше от люка, обдающего невесомым, но смертоносным дыханием, я пытался унять постыдную дрожь и болезненную слабость. Даже злость не помогала. Только травила душу еще больше.
Все чувства обострились до предела. Я слышал, как снаружи мерно шелестит дождь, все увереннее превращаясь в снег. Чавкает грязь под ногами пешехода. Далеко по дороге проехал автомобиль… Цокают коготками по камню мыши. Точит дерево червь… В доме вразнобой тикают десятки часов. Из гостиной доносятся голоса, шорох тканей… Вскрик! Невнятно-женское: «Нет, не надо!..»
Я вскочил на ноги, с размаху распахнул дверь (если бы она оказалась заперта, я бы вынес ее, не заметив), беззвучно прыжками по толстому ковру пересек холл, устремившись на свет…
Скопившееся напряжение нашло выход.
В гостиной горели декоративные витые свечи, распространяя удушливый сладковатый аромат. На столике высилась ополовиненная бутылка вина, пара стаканов и лежал толстенный, окованный бронзой фолиант, раскрытый на стилизованном анатомическом рисунке. Плотные страницы сально лоснились. На спинке дивана, разметав рукава, валялась светло-голубая курточка с вразнобой нашитыми трепещущими бабочками. Такие куртки предпочитали вот уже пару последних сезонов девочки-подростки…
Кроме чада свечей по гостиной расползалась мутноватая, липкая, приторная аура похоти, осязаемая как растекшаяся в воздухе патока.
– Нет!.. Я не хочу… – протестующее вскрикнул девичий голосок. Что-то успокаивающе заворчал низкий голос. Колыхались занавеси на дверном проеме в конце гостиной.
Плохо соображая, что именно собираюсь сделать, но с твердым намерением сделать что-нибудь, и немедленно, я вломился в альков, едва не запутавшись в пропитанных благовониями занавесях. И узрел примерно то, что ожидал: господин Подипол (более грузная версия парадного портрета) в пурпурного оттенка домашнем костюме, с тщательно уложенной снежной шевелюрой алчно навис над щуплой, полураздетой, светловолосой девчонкой, опрокинутой на мягкий диванчик и упирающейся вытянутыми тонкими обнаженными руками в плечи мужчины. На полу валялся еще один бокал; разлитую багровую лужицу стремительно впитывал светлый пушистый ковер.
Я зарычал и прыгнул. Подипол ахнул, взмахнув руками и заваливаясь навзничь от удара. Девчонка пискнула испуганно и прытко откатилась в сторону. Огни десятков свечей, расставленных в разнокалиберных подставках, заметались, и по шторам, всплескивая длинными конечностями, заскользили страшные тени…
– Ты… – судорожно кашляя, задыхался ошеломленный Подипол, возясь на полу. – Да как ты… Полиция!.. Кто ты… Да я тебя… Да ты на кого…
Девчонка скреблась в уголке, напяливая одежду. Мне вдруг показалось, что она хихикнула. Но оборачиваться было некогда, потому что Подипол неожиданно предпринял попытку атаковать, взревев и вздымаясь с полу с тяжелой вазой наперевес.
– Щенок!.. Да как ты посмел…
Я метнул молнию, ощущая смутную радость от того, что наконец мне доступны привычные действия. Бессильный и изнемогающий там, в подвале, зато здесь уверенный и всемогущий…
Ваза брызнула, засыпав агрессора дождем мелких осколков. По инерции Лавр еще сделал несколько шагов и налетел на упругую стенку, толкнувшую его назад. Ошеломленный не столько разлетевшейся вазой и возникновением препятствия в воздухе, сколько самим фактом проявления волшбы, Подипол осел на пол, приоткрыв рот и изумленно таращась на меня. Упитанное лицо подергивалось конвульсивными гримасами и обвисало, как резиновая маска. Клочья похотливой приторной ауры вокруг его взлохмаченной головы постепенно наливались оранжевой яростью и желтовато-черным подспудным страхом.
– Сидеть, – твердо скомандовал я.
Он заерзал. Пришлось для убедительности обернуть его струйкой силы и исключительно для пущего внешнего эффекта придать ей вид рассерженной змеи толщиной с пожарный брандспойт. Змея разинула пасть и зашипела. Подипол обмяк, ошалело и недоверчиво глядя на нее.
– Полиция… – шепотом промямлил он.
А мне вдруг стало неловко. В происходящем была какая-то неправильность. Но чувство оформиться не успело, потому что из-за плеча послышался запыхавшийся голос Ксении:
– Да у тебя, похоже, к этому человеку личная антипатия… То ограбление, то нападение…
В дверном проеме, в обрамлении занавесей, пытаясь отдышаться, стояли Ксения и Герайд с монтировкой наперевес и недоумевающе озирали учиненное разорение. Но больше меня поразили не они, а светловолосая девчонка, которая никуда не спешила убегать, а устроилась в кресле в углу, закинув ногу на ногу, и с явным удовольствием наблюдала за происходящим. Заметив, что я смотрю на нее, девчонка ухмыльнулась.
– Мы увидели тени… – неопределенно пояснила Ксения. – Они так прыгали, что мы подумали… Что происходит?
– Берите… – торопливо бормотал спеленатый Подипол. – Все берите… Тут много ценных вещей…
– А говорил, что маг, – насмешливо сказала девчонка, затягиваясь добытой откуда-то сигаретой. Голос у нее звучал по-прежнему тонко, но интонации в нем проскальзывали совсем не детские.
Ксения и Герайд продолжали вопросительно смотреть на меня. Все в этой комнате таращились на меня и чего-то ждали. Пляшущие огоньки свечей искажали черты и рождали странные тени, отчего угадать выражение лиц оказалось не так легко. Я досадливо щелкнул пальцами, разбрызгивая по комнате десяток светящихся шаров, изгнавших обманную полутьму. Затем стало еще светлее, когда стоявший возле дверного проема Герайд повернул выключатель. Альков сладострастия немедленно обратился разворошенной скучной комнатой, полной нелепых вещей. А сидящий на усыпанном осколками полу злодей стал испуганным и растерянным немолодым человеком, привалившимся к дивану в неловкой позе.
– Я услышал крик, – сказал я, пытаясь вернуть злость, безвозвратно ушедшую, как впитавшееся в ковер вино. – Этот тип пытался…
– Она сама! – неожиданно взвыл Подипол. – Она сама согласилась!.. Я заплатил…
– Мог бы и побольше, – подала голос «девчонка». Теперь, при свете, она утратила свою подростковость. Худая, невысокая и щуплая, облаченная в одежду, которую обычно предпочитают старшеклассницы, она могла сойти за подростка лишь в полутьме. Ей было лет за двадцать.
– Зачем же ты кричала? – с досадой возмутился я.
– Это игра… – прохрипел пунцовый Подипол, тщетно пытаясь уползти в сторону.
– Он попросил, – равнодушно пояснила «девчонка». И с интересом осведомилась: – Эк ты его окрутил. А ты настоящий маг? Или тоже… фокусник?
– Фокусник, – устало подтвердил я.
– Так что здесь происходит? – снова поинтересовалась Ксения. – Ты подался в поборники нравственности?
– Ты ничего не знаешь… – хмуро буркнул я и вышел из комнаты, увлекая за собой на редкость молчаливого Герайда и сбитую с толку Ксению.
…Раздраженно, избегая деталей, но по возможности убедительно я рассказал о произошедшем в подвале. Человек, обладающий серьезной магической силой, скорее всего, не сможет войти туда. Во всяком случае, дважды. Как ни странно, но Ксения мгновенно поняла, о чем я говорю, и кивнула, болезненно морщась. Герайд, похоже, не поверил, спустился в подвал, пробыл там несколько минут и вернулся в задумчивости.
– Как же вы прошли там? – спросил он, и впервые в его голосе прозвучало уважение.
– Нужно или полностью израсходовать свой резерв… Или обладать чудовищной силой, способной противостоять давлению хотя бы временно… – Я мельком вспомнил ощущение безудержного счастья от осознания своей мощи там, возле черного шара. Казалось, что можно вывернуть Вселенную наизнанку… А потом пришлось ползти обратно, как размозженная чьей-то ступней гусеница, волочащая за собой свои внутренности.
– Значит, мы зря сюда… – разочарованно начала Ксения.
Я отрицательно качнул головой.
– Есть одна идея…
Из комнаты спокойно вышла «девочка». Огляделась скучающе, сняла с диванной спинки свою куртку – бабочки бойко затрепетали крылышками, – потушила окурок в мраморной пепельнице и безразлично спросила:
– Ну так я могу идти? Или господа маги тоже захотят во что-нибудь поиграть?
Никто не ответил, и она, пожав плечами, двинулась к выходу. По наитию я поднял руку и зацепил уходящую девушку. Потянул клок из марева ее ауры и оборвал. Девушка вздрогнула, зябко повела плечами, попыталась обернуться, но, так и не закончив движение, вышла. Хлопнула входная дверь.
– Это незаконно, – едва слышно заметила Ксения, пристально глядя на меня. – То, что ты только что сделал, противозаконно.
– Вламываться в чужой дом тоже незаконно, – огрызнулся я нервозно. – Ты хотела, чтобы она рассказала кому-нибудь о произошедшем? Теперь она ничего не вспомнит.
Ее взгляд вспарывал меня как консервный нож. Тлеющее раздражение нарастало, готовясь выплеснуться мутной истерической волной. Какого беса я все время оправдываюсь и поджариваюсь под чужими осуждающими взорами?
Из комнаты за гостиной вдруг потянуло сухим холодом. Запахло давлеными клопами и жженым пером. Воздух заклубился и подернулся морщинками, как пенка на молоке… Мы, переглянувшись, дружно бросились к проходу между комнатами.
Оставленный без присмотра «злодей» времени не терял. Все еще стянутый брюзгливо шипящей змеей, он ухитрился доползти до стоявшего возле ложного камина высокогорлого сосуда, украшенного угловатыми значками пиктограмм, повалить его на пол и что-то шептал над рассыпавшимся из горлышка землистым порошком. От порошка валил сизый, быстро тающий дым и тянуло этим самым жженым пером и клопами. Заметив нас, Лавр дико вскрикнул и заметался. От его дыхания порошок заклубился, забиваясь в ноздри, и Подипол судорожно захрипел, пытаясь вдохнуть…
Послав проклятие в адрес упорного лауреата, но воздержавшись от подкрепляющего его воздействия, я рассек путы и накрыл сосуд с дымящимся содержимым. Краем глаза я увидел, как Герайд умело выплетает по периметру комнаты запирающее заклятие, чтобы выбравшийся из сосуда и уже успевший частично восстановиться демон не вырвался наружу. Ксения молча протянула скорчившемуся Подиполу стакан с водой.
– Я… не… понимаю, что вам… надо, – прерываясь на глотки, пожаловался Подипол.
– Мне надо, чтобы вы навестили одно место… – сказал я, подивившись отсутствию всякой краски в своем голосе. – Это недалеко…
– Что? – выдохнула Ксения встревоженно.
Я не видел ее. Я смотрел на Подипола, проникая, и он представился мне сгустком пульсирующих густой кровью жгутов, сплетенных с невесомыми разноцветными течениями. Здесь бьется ярко – сердце. Здесь черный, подгнивающий комок – больная печень. Здесь трепещет зеленовато – недоверие. А здесь растекается желтое и бурое – ужас… Плоть и сознание. Плоть тяжела и неповоротлива, но каждое ее волокно сцеплено с подвижным и легким, а значит, управляемым… А вот это скользкое, упорное, гибкое и неподатливое – его воля. Поразительно, а ведь этого человека не так легко подчинить, хотя, казалось бы, он полон страха, но все равно стойко сопротивляется…
– Трой! – доносится откуда-то из иного измерения. – Что ты творишь?
– Не мешай. – Я отмахнулся.
Подчинить можно, но там, внизу, где распадаются связи, этот человек выскользнет из-под моего контроля как угорь. Я не смогу им управлять. Нужно что-то сильнее. Чтобы парализовать сопротивление полностью… Браслет! Рабский браслет остался в подвале…
Я опрометью кинулся вниз, скатился с лестницы, нащупывая омерзительное ворсистое кольцо. Оно покорно, будто только того и ждало, подвернулось под шарящую руку. Пощекотало пальцы округлым боком. Передернувшись от омерзения, я схватил его и побежал обратно.
Дорогу в холле мне заступила напряженная Ксения:
– Ты с ума сошел?
– У нас нет другого выхода. Ты хочешь попасть к Вратам?
– Любой ценой? Нет. Что ты теряешь в случае неудачи? Свой статус? Свою силу?
– Это пустяк?
– А что ты потеряешь в себе, если он умрет там?
Я поморщился досадливо, не впуская беспокойство в душу. Там, в доме Магрица, возможно, уже умер кто-то… Хотя тогда этот кто-то пытался променять свою жизнь на мою.
– Да ничего с ним не случится, – сердито пообещал я. – Он обычный человек. И ему нужно всего лишь несколько минут, чтобы дойти… Я выведу его обратно. Хотя он и не стоит того, чтобы его выводили. Ты же ничего про него не знаешь.
– И знать не хочу, – твердо сказала Ксения. – Жаль мне только, что, оказывается, я ничего не знаю и про тебя…
Я оскалился. Меньше всего меня сейчас интересовали нотации. С висевших в холле часов на меня, язвительно улыбаясь, смотрела луна. И тот глаз, что раньше прятался в тени, сейчас готов был открыться. Еще немного… Отодвинув девушку в сторону, я зашагал через гостиную. Мельком заметил сосредоточенного Герайда, высматривающего что-то в окно. Он не оглянулся.
Подипол так и сидел возле ложного камина, привалившись к стене и тяжело дыша. Лицо его, перепачканное землистой пылью, болезненно кривилось. Он скосил на меня покрасневшие глаза, заметил браслет в руке и неожиданно затрясся всем телом:
– Нет!.. Нет-нет!.. Пожалуйста, нет…
– Трепет людей доставляет тебе удовольствие, господин маг? – тихо спросили за моей спиной. – Ты теперь всесилен и неудержим, господин маг.
И в памяти проступил холодноватый, свежий блеск наступающего утра. Чумазое, но веселое лицо Ксении… Желтый, дырчатый сыр на вилке… Ромашки на голубом конверте… «Я маг». «Я устал быть немагом»… «И сила в тебе не твоя. Чужая. И пока ты ее не истратишь до капли, она владеет тобой, а не ты – ею»… А в сущности, про какую силу тогда она говорила? Про магию? Или про то, что является движущей силой моих поступков? И есть ли эта сила, если я сам, по доброй воле, притащил проклятый браслет из подвала и готов нацепить его на смертельно напуганного человека? Чтобы заставить его…
Ох, не чужая это сила. Самоуверенная, беспощадная… Моя.
Не оборачиваясь, я осторожно положил браслет на каминную полку (нестерпимо захотелось обтереть руки обо что-нибудь). Подипол следил за ним затравленным взглядом.
– Этот человек прекрасно знает, что это такое, – сказал я угрюмо. – Он сам не раз использовал его в своих… э-э… играх.
Подипол осел как мартовский сугроб. И без того испещренное морщинами лицо сейчас оплыло вниз тяжелыми складками. Теперь он смотрел только на меня. Страх – разнообразный, неодинаковый по плотности – плавал в его провалившихся глазах. Страх происходящего. Страх непроизнесенного. Страх того, что может произойти.
– А ведь верно… Не нужно быть магом, чтобы заставить кого-то выполнить твою волю, – бросая в чуткое молчание за спиной, произнес я. – Начальники это хорошо знают… Ты считаешь, что аморально принуждать этого человека магией. Хотя как раз это было бы для него наиболее душевно комфортным. Он бы считал себя жертвой… Что ж, тогда я могу убедить этого человека сотрудничать добровольно.
Тишина за спиной стала вопрошающей. Подипол прекратил трястись и настороженно прищурился. Этот человек обладал на редкость гибкой психикой и легко восстанавливался после любого удара. Теперь он вновь изготовился к обороне, подтягивая внутренние, изрядно потрепанные гарнизоны своей самоуверенности.
– Господин Подипол, вы окажете нам… мм… окажете мне большую услугу, если пройдете в указанное мной место и проделаете несколько необходимых несложных действий. Не стану скрывать от вас – путешествие это, хоть и краткое, сопряжено с определенной опасностью. Но думаю, вы вернетесь живым и невредимым, если будете в точности выполнять инструкции. После этого мы разойдемся и никогда не вспомним друг о друге.
Подипол не сводил с меня лихорадочно заблестевших глаз.
– П-почему… – Он облизнул пересохшие губы. – Почему я должен оказывать вам какие-то услуги?
Я невольно усмехнулся. Все-таки он силен. Вот уже и встрепенулся, сидит прямее, пытаясь обрести утраченное достоинство. И уже из взгляда исчезло затравленное выражение, сменившись выжидательным и оценивающим. Видимо, он уже чуял нечто, что еще не осознавал я сам.
– Потому, что во время своего прошлого визита в ваш дом я забрал из сейфа диски с весьма любопытными записями…
Подипол дернулся и оцепенел. Вытаращился, силясь выдавить хоть слово. Руки заскребли по полу, собирая ковер жесткими складками.
– Ты!! – сипло выдохнул наконец его перекошенный рот. – Так это был ты… Полиция уже… – Он осекся и сразу же, без перехода, прошипел: – Не знаю, о чем ты говоришь… Щенок, – добавил он с наслаждением.
– Знаешь, – возразил я жестко. – Хочешь посмотреть? На процесс обретения силы юными адептками…
– Не… не может быть! Все уничтожено пожаром… Деньги и… Все!
– Я сохранил вашу коллекцию, – уверенно солгал я. – Вытащил заранее… Хотел сообщить полиции, но решил приберечь на такой вот случай. Видите, пригодилось…
– Не докажете! Ничего не докажете! Монтаж! Сейчас на компьютерах и не такое сляпают…
– А родители тех девочек тоже поверят, что это монтаж? – Спиной я почувствовал, как напряглась озадаченно Ксения. – Магические кланы поверят? А если я отнесу это в газеты?.. Ваша жизнь – это ваша репутация, не так ли, господин лауреат Мионской премии, Наставник и Учитель, а также магистр Черной и Белой магии?
Он снова растекся, как медуза на песке, пожирая меня ненавидящим взглядом.
В общем, мы договорились в конце концов.
– Скажи, – вдруг спросила негромко Ксения уже в холле, под часами, неутомимо и беспощадно отсчитывающими оставшийся до конца срок. – А если бы этот человек не был таким мерзавцем… ты бы все равно принудил его?
– Не знаю, – ответил я. Помолчал, глядя на безразлично усмехающуюся луну на часах. Ложь жгла как уголь в ладони. Терпеть можно, но зачем? И я поправился: – Да, скорее всего.
Она кивнула, не глядя на меня. Качнулись русые пряди, закрывая лицо. Она не убрала их привычным жестом.
Подипол молчал, пока мы вскрывали дверь в Логово. Втроем это оказалось проще, но как только в каменной кладке появилась узкая, с волосок, щель, мы опрометью бросились наверх, отползли, стыдясь смотреть друг на друга. Страх – темный, всепоглощающий – гнал нас оттуда. И не только страх, но еще и нестерпимое, жесткое давление, имеющее плоть и запах. Не отвратительный, но непереносимый для живых. Так могла бы пахнуть смерть. Или обратная сторона всех вещей.
Как мы смогли пройти этим путем тогда?
– Тебе еще нужна помощь? – сдавленным голосом спрашивает Ксения.
Я отрицательно качаю головой. Мне не нужна помощь. И свидетели мне тоже ни к чему.
Ксения, побелев и пошатываясь, двинулась прочь из подвала. Герайд подхватил ее, помогая подняться. Я со всхлипом втянул пыльный воздух, испытывая почти непреодолимое желание устремиться за ними. Теперь, когда дверь в Логово была открыта, оставаться рядом с ней было равносильно нахождению возле доменной печи. Только затапливало все вокруг опаляющей, нестерпимой стужей.
Как я и ожидал, Подипол, хоть и явно чувствовал себя не в своей тарелке, перенес происходящее легче всех остальных. Он даже нашел в себе мужество на насмешку, наблюдая за нашими конвульсиями. Он явно чуял что-то. И это что-то его пугало, но пока умеренно.
– Идите, – угрюмо велел я, указав на люк. – И не пытайтесь избавиться от моего присутствия. Поверьте, будет хуже. Если вы останетесь там в одиночестве, никогда не найдете дорогу обратно и сгорите в считанные часы…
– Не знаю, что за цель у вас, юноша, – неожиданно мягким голосом, но с прежней жесткой насмешкой на губах произнес Подипол, глядя на меня. – Но, стремясь к этой цели, вы уничтожаете то, что должно быть для вас важнее… Эта девушка… Напрасно вы позволили ей присутствовать. Теперь, что бы вы ни делали, она будет помнить о…
– Идите, – сквозь зубы процедил я и толкнул его. Слегка, хотя мне хотелось ударить изо всех сил.
Подипол замешкался на краю люка, таращась вниз, во тьму. Обернулся напоследок, рассматривая меня все с тем же понимающим превосходством. Мерзавец.
Как только он спустился вниз, я предпринял усилие и сосредоточился. Мир вокруг потек и приобрел некую аморфность. Теперь можно было протянуть… нет, не руки, но то, что ощущалось как мои собственные неимоверно длинные конечности, и запустить пальцы в пористую желто-розовую губку чужого мозга, нащупать упругие, подвижные шарики глазных яблок, проникнуть в чужое, источающее удушливые миазмы тело…
Слиться. Видеть его глазами. Чувствовать его боль и постепенно нарастающую тревогу. Двигаться вместе с ним… Направлять.
Зеленовато-черный мир распахнулся, заново принимая незваных гостей. Я слышу… нет, скорее, просто ощущаю, как смутный страх Лавра прорывается, будто гнойник, и человек надсадно орет, повалившись ниц и царапая камень галереи… Зеленое сверкание, угольная тьма, искаженное пространство наваливается на него, сбивая с ног и лишая рассудка… Оглушающее давление накатывает, пытаясь смять дерзкого человечишку, и, не находя сопротивления, просто проникает через него…
На несколько мгновений я сам теряю самообладание. За это время Подипол успевает переползти к краю обрыва, притянутый чужим голодным зовом снизу… И утянуть его обратно стоит неимоверных усилий.
Стоп! Спокойно… Не смотри. Не думай. Просто иди…
Насмерть перепуганный Лавр (в сознании он воспринимает себя гораздо более юным, чем он есть на самом деле; практически это мой ровесник) сейчас скорчился где-то внутри, норовя свернуться зародышем. Он не ждал такого… он не знал, что такое бывает…
Тем лучше. Главное, что тело его вполне способно двигаться.
Вверх… Вниз… Вывернутое пространство искажает перспективы, и вспомнить пройденный когда-то путь так же невозможно, как восстановить дорожку, проделанную струйкой песка, осыпавшейся с вершины бархана…
Прямая стрела, простертая над пропастью… Я шарахаюсь. Покорный Лавр тоже.
Никаких ориентиров… Растерянность сменяется отчаянием. Я чувствую, как порча буквально пожирает струны, соединяющие меня с бредущим по тускло освещенным галереям Подиполом. И кто-то или что-то другое, более сильное, норовит перехватить управление несчастной марионеткой… Слишком мало времени. Контакт вот-вот разорвется… Где же?..
Вот! Смахивающие на стилизованный цветочный рисунок черные капли на камнях. Когда-то это была кровь. Сейчас звездчатые капли поросли черным, шевелящимся мхом. Отсюда надо повернуть и идти…
В плотной, слежавшейся темноте угадать очертания помещения было поначалу сложно, но запахи пыли и полироли подсказали, что я проник туда, куда нужно. Монотонно барабанит дождь снаружи. Где-то вверху невнятно, на пределе слышимости бубнят голоса. Зато совсем близко шуршат мыши, на которых мое вторжение произвело минимум впечатления. Заскучавшая в подвале старая мебель доверчиво ластилась, норовя подставить ножку, спинку или пропахший влажным сукном бочок, пока я пробирался через завалы. Звякнуло что-то металлическое. Хрустнули под подошвой стекляшки. Некто вцепился в воротник костлявым пальцем…
Мысленно ругнувшись, я все-таки запалил огонек, прикрывая его сведенными в горсть ладонями, и огляделся. Пространство разом утратило всю таинственность и потеряло в размерах. Костлявый палец принадлежал накренившейся, растопыренной вешалке. В зеркале прямо напротив отражался смутный, угольно-черный силуэт с огнем в руках. Силуэт принадлежал кому угодно, только не человеку…
Я моргнул. Нет, мерещится.
Скукожились и заползли под вещи тени. Сами предметы выстроились в струнку и притихли выжидательно. Даже голоса сверху умолкли…
Давешний люк, прикрытый старым ковром, просвечивал через разноцветную тяжелую ткань чернильным прямоугольником. Повторяя его очертания на ковре, подрос жесткий, колючий ворс, возвышавшийся на добрый палеи. Сдвинув эту пакость краем ботинка, я убедился, что закрепы не тронуты, аккуратно вскрыл их и спустился вниз, ненароком наступив на валявшийся возле лестницы рабский браслет.
…Через пять минут, давясь от отвращения к себе, я выбрался обратно наверх и некоторое время сидел, скорчившись в противоположном конце подвала, дыша через стиснутые зубы, стараясь сдержать тошноту и пережить мучительное осознание собственной трусости. Панический ужас, растекшийся во мне как чернила в банке с водой, постепенно терял интенсивность окраски, но не исчезал, отравляя своим присутствием. Вторая попытка закончилась так же. Третья тоже. Четвертая закончилась тем, что наверх я выполз на четвереньках, поскуливая.
Я не вернусь туда. Никогда и ни за что. А если вернусь – останусь там навсегда, сожженный собственным безумием.
Расположившись как можно дальше от люка, обдающего невесомым, но смертоносным дыханием, я пытался унять постыдную дрожь и болезненную слабость. Даже злость не помогала. Только травила душу еще больше.
Все чувства обострились до предела. Я слышал, как снаружи мерно шелестит дождь, все увереннее превращаясь в снег. Чавкает грязь под ногами пешехода. Далеко по дороге проехал автомобиль… Цокают коготками по камню мыши. Точит дерево червь… В доме вразнобой тикают десятки часов. Из гостиной доносятся голоса, шорох тканей… Вскрик! Невнятно-женское: «Нет, не надо!..»
Я вскочил на ноги, с размаху распахнул дверь (если бы она оказалась заперта, я бы вынес ее, не заметив), беззвучно прыжками по толстому ковру пересек холл, устремившись на свет…
Скопившееся напряжение нашло выход.
В гостиной горели декоративные витые свечи, распространяя удушливый сладковатый аромат. На столике высилась ополовиненная бутылка вина, пара стаканов и лежал толстенный, окованный бронзой фолиант, раскрытый на стилизованном анатомическом рисунке. Плотные страницы сально лоснились. На спинке дивана, разметав рукава, валялась светло-голубая курточка с вразнобой нашитыми трепещущими бабочками. Такие куртки предпочитали вот уже пару последних сезонов девочки-подростки…
Кроме чада свечей по гостиной расползалась мутноватая, липкая, приторная аура похоти, осязаемая как растекшаяся в воздухе патока.
– Нет!.. Я не хочу… – протестующее вскрикнул девичий голосок. Что-то успокаивающе заворчал низкий голос. Колыхались занавеси на дверном проеме в конце гостиной.
Плохо соображая, что именно собираюсь сделать, но с твердым намерением сделать что-нибудь, и немедленно, я вломился в альков, едва не запутавшись в пропитанных благовониями занавесях. И узрел примерно то, что ожидал: господин Подипол (более грузная версия парадного портрета) в пурпурного оттенка домашнем костюме, с тщательно уложенной снежной шевелюрой алчно навис над щуплой, полураздетой, светловолосой девчонкой, опрокинутой на мягкий диванчик и упирающейся вытянутыми тонкими обнаженными руками в плечи мужчины. На полу валялся еще один бокал; разлитую багровую лужицу стремительно впитывал светлый пушистый ковер.
Я зарычал и прыгнул. Подипол ахнул, взмахнув руками и заваливаясь навзничь от удара. Девчонка пискнула испуганно и прытко откатилась в сторону. Огни десятков свечей, расставленных в разнокалиберных подставках, заметались, и по шторам, всплескивая длинными конечностями, заскользили страшные тени…
– Ты… – судорожно кашляя, задыхался ошеломленный Подипол, возясь на полу. – Да как ты… Полиция!.. Кто ты… Да я тебя… Да ты на кого…
Девчонка скреблась в уголке, напяливая одежду. Мне вдруг показалось, что она хихикнула. Но оборачиваться было некогда, потому что Подипол неожиданно предпринял попытку атаковать, взревев и вздымаясь с полу с тяжелой вазой наперевес.
– Щенок!.. Да как ты посмел…
Я метнул молнию, ощущая смутную радость от того, что наконец мне доступны привычные действия. Бессильный и изнемогающий там, в подвале, зато здесь уверенный и всемогущий…
Ваза брызнула, засыпав агрессора дождем мелких осколков. По инерции Лавр еще сделал несколько шагов и налетел на упругую стенку, толкнувшую его назад. Ошеломленный не столько разлетевшейся вазой и возникновением препятствия в воздухе, сколько самим фактом проявления волшбы, Подипол осел на пол, приоткрыв рот и изумленно таращась на меня. Упитанное лицо подергивалось конвульсивными гримасами и обвисало, как резиновая маска. Клочья похотливой приторной ауры вокруг его взлохмаченной головы постепенно наливались оранжевой яростью и желтовато-черным подспудным страхом.
– Сидеть, – твердо скомандовал я.
Он заерзал. Пришлось для убедительности обернуть его струйкой силы и исключительно для пущего внешнего эффекта придать ей вид рассерженной змеи толщиной с пожарный брандспойт. Змея разинула пасть и зашипела. Подипол обмяк, ошалело и недоверчиво глядя на нее.
– Полиция… – шепотом промямлил он.
А мне вдруг стало неловко. В происходящем была какая-то неправильность. Но чувство оформиться не успело, потому что из-за плеча послышался запыхавшийся голос Ксении:
– Да у тебя, похоже, к этому человеку личная антипатия… То ограбление, то нападение…
В дверном проеме, в обрамлении занавесей, пытаясь отдышаться, стояли Ксения и Герайд с монтировкой наперевес и недоумевающе озирали учиненное разорение. Но больше меня поразили не они, а светловолосая девчонка, которая никуда не спешила убегать, а устроилась в кресле в углу, закинув ногу на ногу, и с явным удовольствием наблюдала за происходящим. Заметив, что я смотрю на нее, девчонка ухмыльнулась.
– Мы увидели тени… – неопределенно пояснила Ксения. – Они так прыгали, что мы подумали… Что происходит?
– Берите… – торопливо бормотал спеленатый Подипол. – Все берите… Тут много ценных вещей…
– А говорил, что маг, – насмешливо сказала девчонка, затягиваясь добытой откуда-то сигаретой. Голос у нее звучал по-прежнему тонко, но интонации в нем проскальзывали совсем не детские.
Ксения и Герайд продолжали вопросительно смотреть на меня. Все в этой комнате таращились на меня и чего-то ждали. Пляшущие огоньки свечей искажали черты и рождали странные тени, отчего угадать выражение лиц оказалось не так легко. Я досадливо щелкнул пальцами, разбрызгивая по комнате десяток светящихся шаров, изгнавших обманную полутьму. Затем стало еще светлее, когда стоявший возле дверного проема Герайд повернул выключатель. Альков сладострастия немедленно обратился разворошенной скучной комнатой, полной нелепых вещей. А сидящий на усыпанном осколками полу злодей стал испуганным и растерянным немолодым человеком, привалившимся к дивану в неловкой позе.
– Я услышал крик, – сказал я, пытаясь вернуть злость, безвозвратно ушедшую, как впитавшееся в ковер вино. – Этот тип пытался…
– Она сама! – неожиданно взвыл Подипол. – Она сама согласилась!.. Я заплатил…
– Мог бы и побольше, – подала голос «девчонка». Теперь, при свете, она утратила свою подростковость. Худая, невысокая и щуплая, облаченная в одежду, которую обычно предпочитают старшеклассницы, она могла сойти за подростка лишь в полутьме. Ей было лет за двадцать.
– Зачем же ты кричала? – с досадой возмутился я.
– Это игра… – прохрипел пунцовый Подипол, тщетно пытаясь уползти в сторону.
– Он попросил, – равнодушно пояснила «девчонка». И с интересом осведомилась: – Эк ты его окрутил. А ты настоящий маг? Или тоже… фокусник?
– Фокусник, – устало подтвердил я.
– Так что здесь происходит? – снова поинтересовалась Ксения. – Ты подался в поборники нравственности?
– Ты ничего не знаешь… – хмуро буркнул я и вышел из комнаты, увлекая за собой на редкость молчаливого Герайда и сбитую с толку Ксению.
…Раздраженно, избегая деталей, но по возможности убедительно я рассказал о произошедшем в подвале. Человек, обладающий серьезной магической силой, скорее всего, не сможет войти туда. Во всяком случае, дважды. Как ни странно, но Ксения мгновенно поняла, о чем я говорю, и кивнула, болезненно морщась. Герайд, похоже, не поверил, спустился в подвал, пробыл там несколько минут и вернулся в задумчивости.
– Как же вы прошли там? – спросил он, и впервые в его голосе прозвучало уважение.
– Нужно или полностью израсходовать свой резерв… Или обладать чудовищной силой, способной противостоять давлению хотя бы временно… – Я мельком вспомнил ощущение безудержного счастья от осознания своей мощи там, возле черного шара. Казалось, что можно вывернуть Вселенную наизнанку… А потом пришлось ползти обратно, как размозженная чьей-то ступней гусеница, волочащая за собой свои внутренности.
– Значит, мы зря сюда… – разочарованно начала Ксения.
Я отрицательно качнул головой.
– Есть одна идея…
Из комнаты спокойно вышла «девочка». Огляделась скучающе, сняла с диванной спинки свою куртку – бабочки бойко затрепетали крылышками, – потушила окурок в мраморной пепельнице и безразлично спросила:
– Ну так я могу идти? Или господа маги тоже захотят во что-нибудь поиграть?
Никто не ответил, и она, пожав плечами, двинулась к выходу. По наитию я поднял руку и зацепил уходящую девушку. Потянул клок из марева ее ауры и оборвал. Девушка вздрогнула, зябко повела плечами, попыталась обернуться, но, так и не закончив движение, вышла. Хлопнула входная дверь.
– Это незаконно, – едва слышно заметила Ксения, пристально глядя на меня. – То, что ты только что сделал, противозаконно.
– Вламываться в чужой дом тоже незаконно, – огрызнулся я нервозно. – Ты хотела, чтобы она рассказала кому-нибудь о произошедшем? Теперь она ничего не вспомнит.
Ее взгляд вспарывал меня как консервный нож. Тлеющее раздражение нарастало, готовясь выплеснуться мутной истерической волной. Какого беса я все время оправдываюсь и поджариваюсь под чужими осуждающими взорами?
Из комнаты за гостиной вдруг потянуло сухим холодом. Запахло давлеными клопами и жженым пером. Воздух заклубился и подернулся морщинками, как пенка на молоке… Мы, переглянувшись, дружно бросились к проходу между комнатами.
Оставленный без присмотра «злодей» времени не терял. Все еще стянутый брюзгливо шипящей змеей, он ухитрился доползти до стоявшего возле ложного камина высокогорлого сосуда, украшенного угловатыми значками пиктограмм, повалить его на пол и что-то шептал над рассыпавшимся из горлышка землистым порошком. От порошка валил сизый, быстро тающий дым и тянуло этим самым жженым пером и клопами. Заметив нас, Лавр дико вскрикнул и заметался. От его дыхания порошок заклубился, забиваясь в ноздри, и Подипол судорожно захрипел, пытаясь вдохнуть…
Послав проклятие в адрес упорного лауреата, но воздержавшись от подкрепляющего его воздействия, я рассек путы и накрыл сосуд с дымящимся содержимым. Краем глаза я увидел, как Герайд умело выплетает по периметру комнаты запирающее заклятие, чтобы выбравшийся из сосуда и уже успевший частично восстановиться демон не вырвался наружу. Ксения молча протянула скорчившемуся Подиполу стакан с водой.
– Я… не… понимаю, что вам… надо, – прерываясь на глотки, пожаловался Подипол.
– Мне надо, чтобы вы навестили одно место… – сказал я, подивившись отсутствию всякой краски в своем голосе. – Это недалеко…
– Что? – выдохнула Ксения встревоженно.
Я не видел ее. Я смотрел на Подипола, проникая, и он представился мне сгустком пульсирующих густой кровью жгутов, сплетенных с невесомыми разноцветными течениями. Здесь бьется ярко – сердце. Здесь черный, подгнивающий комок – больная печень. Здесь трепещет зеленовато – недоверие. А здесь растекается желтое и бурое – ужас… Плоть и сознание. Плоть тяжела и неповоротлива, но каждое ее волокно сцеплено с подвижным и легким, а значит, управляемым… А вот это скользкое, упорное, гибкое и неподатливое – его воля. Поразительно, а ведь этого человека не так легко подчинить, хотя, казалось бы, он полон страха, но все равно стойко сопротивляется…
– Трой! – доносится откуда-то из иного измерения. – Что ты творишь?
– Не мешай. – Я отмахнулся.
Подчинить можно, но там, внизу, где распадаются связи, этот человек выскользнет из-под моего контроля как угорь. Я не смогу им управлять. Нужно что-то сильнее. Чтобы парализовать сопротивление полностью… Браслет! Рабский браслет остался в подвале…
Я опрометью кинулся вниз, скатился с лестницы, нащупывая омерзительное ворсистое кольцо. Оно покорно, будто только того и ждало, подвернулось под шарящую руку. Пощекотало пальцы округлым боком. Передернувшись от омерзения, я схватил его и побежал обратно.
Дорогу в холле мне заступила напряженная Ксения:
– Ты с ума сошел?
– У нас нет другого выхода. Ты хочешь попасть к Вратам?
– Любой ценой? Нет. Что ты теряешь в случае неудачи? Свой статус? Свою силу?
– Это пустяк?
– А что ты потеряешь в себе, если он умрет там?
Я поморщился досадливо, не впуская беспокойство в душу. Там, в доме Магрица, возможно, уже умер кто-то… Хотя тогда этот кто-то пытался променять свою жизнь на мою.
– Да ничего с ним не случится, – сердито пообещал я. – Он обычный человек. И ему нужно всего лишь несколько минут, чтобы дойти… Я выведу его обратно. Хотя он и не стоит того, чтобы его выводили. Ты же ничего про него не знаешь.
– И знать не хочу, – твердо сказала Ксения. – Жаль мне только, что, оказывается, я ничего не знаю и про тебя…
Я оскалился. Меньше всего меня сейчас интересовали нотации. С висевших в холле часов на меня, язвительно улыбаясь, смотрела луна. И тот глаз, что раньше прятался в тени, сейчас готов был открыться. Еще немного… Отодвинув девушку в сторону, я зашагал через гостиную. Мельком заметил сосредоточенного Герайда, высматривающего что-то в окно. Он не оглянулся.
Подипол так и сидел возле ложного камина, привалившись к стене и тяжело дыша. Лицо его, перепачканное землистой пылью, болезненно кривилось. Он скосил на меня покрасневшие глаза, заметил браслет в руке и неожиданно затрясся всем телом:
– Нет!.. Нет-нет!.. Пожалуйста, нет…
– Трепет людей доставляет тебе удовольствие, господин маг? – тихо спросили за моей спиной. – Ты теперь всесилен и неудержим, господин маг.
И в памяти проступил холодноватый, свежий блеск наступающего утра. Чумазое, но веселое лицо Ксении… Желтый, дырчатый сыр на вилке… Ромашки на голубом конверте… «Я маг». «Я устал быть немагом»… «И сила в тебе не твоя. Чужая. И пока ты ее не истратишь до капли, она владеет тобой, а не ты – ею»… А в сущности, про какую силу тогда она говорила? Про магию? Или про то, что является движущей силой моих поступков? И есть ли эта сила, если я сам, по доброй воле, притащил проклятый браслет из подвала и готов нацепить его на смертельно напуганного человека? Чтобы заставить его…
Ох, не чужая это сила. Самоуверенная, беспощадная… Моя.
Не оборачиваясь, я осторожно положил браслет на каминную полку (нестерпимо захотелось обтереть руки обо что-нибудь). Подипол следил за ним затравленным взглядом.
– Этот человек прекрасно знает, что это такое, – сказал я угрюмо. – Он сам не раз использовал его в своих… э-э… играх.
Подипол осел как мартовский сугроб. И без того испещренное морщинами лицо сейчас оплыло вниз тяжелыми складками. Теперь он смотрел только на меня. Страх – разнообразный, неодинаковый по плотности – плавал в его провалившихся глазах. Страх происходящего. Страх непроизнесенного. Страх того, что может произойти.
– А ведь верно… Не нужно быть магом, чтобы заставить кого-то выполнить твою волю, – бросая в чуткое молчание за спиной, произнес я. – Начальники это хорошо знают… Ты считаешь, что аморально принуждать этого человека магией. Хотя как раз это было бы для него наиболее душевно комфортным. Он бы считал себя жертвой… Что ж, тогда я могу убедить этого человека сотрудничать добровольно.
Тишина за спиной стала вопрошающей. Подипол прекратил трястись и настороженно прищурился. Этот человек обладал на редкость гибкой психикой и легко восстанавливался после любого удара. Теперь он вновь изготовился к обороне, подтягивая внутренние, изрядно потрепанные гарнизоны своей самоуверенности.
– Господин Подипол, вы окажете нам… мм… окажете мне большую услугу, если пройдете в указанное мной место и проделаете несколько необходимых несложных действий. Не стану скрывать от вас – путешествие это, хоть и краткое, сопряжено с определенной опасностью. Но думаю, вы вернетесь живым и невредимым, если будете в точности выполнять инструкции. После этого мы разойдемся и никогда не вспомним друг о друге.
Подипол не сводил с меня лихорадочно заблестевших глаз.
– П-почему… – Он облизнул пересохшие губы. – Почему я должен оказывать вам какие-то услуги?
Я невольно усмехнулся. Все-таки он силен. Вот уже и встрепенулся, сидит прямее, пытаясь обрести утраченное достоинство. И уже из взгляда исчезло затравленное выражение, сменившись выжидательным и оценивающим. Видимо, он уже чуял нечто, что еще не осознавал я сам.
– Потому, что во время своего прошлого визита в ваш дом я забрал из сейфа диски с весьма любопытными записями…
Подипол дернулся и оцепенел. Вытаращился, силясь выдавить хоть слово. Руки заскребли по полу, собирая ковер жесткими складками.
– Ты!! – сипло выдохнул наконец его перекошенный рот. – Так это был ты… Полиция уже… – Он осекся и сразу же, без перехода, прошипел: – Не знаю, о чем ты говоришь… Щенок, – добавил он с наслаждением.
– Знаешь, – возразил я жестко. – Хочешь посмотреть? На процесс обретения силы юными адептками…
– Не… не может быть! Все уничтожено пожаром… Деньги и… Все!
– Я сохранил вашу коллекцию, – уверенно солгал я. – Вытащил заранее… Хотел сообщить полиции, но решил приберечь на такой вот случай. Видите, пригодилось…
– Не докажете! Ничего не докажете! Монтаж! Сейчас на компьютерах и не такое сляпают…
– А родители тех девочек тоже поверят, что это монтаж? – Спиной я почувствовал, как напряглась озадаченно Ксения. – Магические кланы поверят? А если я отнесу это в газеты?.. Ваша жизнь – это ваша репутация, не так ли, господин лауреат Мионской премии, Наставник и Учитель, а также магистр Черной и Белой магии?
Он снова растекся, как медуза на песке, пожирая меня ненавидящим взглядом.
В общем, мы договорились в конце концов.
– Скажи, – вдруг спросила негромко Ксения уже в холле, под часами, неутомимо и беспощадно отсчитывающими оставшийся до конца срок. – А если бы этот человек не был таким мерзавцем… ты бы все равно принудил его?
– Не знаю, – ответил я. Помолчал, глядя на безразлично усмехающуюся луну на часах. Ложь жгла как уголь в ладони. Терпеть можно, но зачем? И я поправился: – Да, скорее всего.
Она кивнула, не глядя на меня. Качнулись русые пряди, закрывая лицо. Она не убрала их привычным жестом.
Подипол молчал, пока мы вскрывали дверь в Логово. Втроем это оказалось проще, но как только в каменной кладке появилась узкая, с волосок, щель, мы опрометью бросились наверх, отползли, стыдясь смотреть друг на друга. Страх – темный, всепоглощающий – гнал нас оттуда. И не только страх, но еще и нестерпимое, жесткое давление, имеющее плоть и запах. Не отвратительный, но непереносимый для живых. Так могла бы пахнуть смерть. Или обратная сторона всех вещей.
Как мы смогли пройти этим путем тогда?
– Тебе еще нужна помощь? – сдавленным голосом спрашивает Ксения.
Я отрицательно качаю головой. Мне не нужна помощь. И свидетели мне тоже ни к чему.
Ксения, побелев и пошатываясь, двинулась прочь из подвала. Герайд подхватил ее, помогая подняться. Я со всхлипом втянул пыльный воздух, испытывая почти непреодолимое желание устремиться за ними. Теперь, когда дверь в Логово была открыта, оставаться рядом с ней было равносильно нахождению возле доменной печи. Только затапливало все вокруг опаляющей, нестерпимой стужей.
Как я и ожидал, Подипол, хоть и явно чувствовал себя не в своей тарелке, перенес происходящее легче всех остальных. Он даже нашел в себе мужество на насмешку, наблюдая за нашими конвульсиями. Он явно чуял что-то. И это что-то его пугало, но пока умеренно.
– Идите, – угрюмо велел я, указав на люк. – И не пытайтесь избавиться от моего присутствия. Поверьте, будет хуже. Если вы останетесь там в одиночестве, никогда не найдете дорогу обратно и сгорите в считанные часы…
– Не знаю, что за цель у вас, юноша, – неожиданно мягким голосом, но с прежней жесткой насмешкой на губах произнес Подипол, глядя на меня. – Но, стремясь к этой цели, вы уничтожаете то, что должно быть для вас важнее… Эта девушка… Напрасно вы позволили ей присутствовать. Теперь, что бы вы ни делали, она будет помнить о…
– Идите, – сквозь зубы процедил я и толкнул его. Слегка, хотя мне хотелось ударить изо всех сил.
Подипол замешкался на краю люка, таращась вниз, во тьму. Обернулся напоследок, рассматривая меня все с тем же понимающим превосходством. Мерзавец.
Как только он спустился вниз, я предпринял усилие и сосредоточился. Мир вокруг потек и приобрел некую аморфность. Теперь можно было протянуть… нет, не руки, но то, что ощущалось как мои собственные неимоверно длинные конечности, и запустить пальцы в пористую желто-розовую губку чужого мозга, нащупать упругие, подвижные шарики глазных яблок, проникнуть в чужое, источающее удушливые миазмы тело…
Слиться. Видеть его глазами. Чувствовать его боль и постепенно нарастающую тревогу. Двигаться вместе с ним… Направлять.
Зеленовато-черный мир распахнулся, заново принимая незваных гостей. Я слышу… нет, скорее, просто ощущаю, как смутный страх Лавра прорывается, будто гнойник, и человек надсадно орет, повалившись ниц и царапая камень галереи… Зеленое сверкание, угольная тьма, искаженное пространство наваливается на него, сбивая с ног и лишая рассудка… Оглушающее давление накатывает, пытаясь смять дерзкого человечишку, и, не находя сопротивления, просто проникает через него…
На несколько мгновений я сам теряю самообладание. За это время Подипол успевает переползти к краю обрыва, притянутый чужим голодным зовом снизу… И утянуть его обратно стоит неимоверных усилий.
Стоп! Спокойно… Не смотри. Не думай. Просто иди…
Насмерть перепуганный Лавр (в сознании он воспринимает себя гораздо более юным, чем он есть на самом деле; практически это мой ровесник) сейчас скорчился где-то внутри, норовя свернуться зародышем. Он не ждал такого… он не знал, что такое бывает…
Тем лучше. Главное, что тело его вполне способно двигаться.
Вверх… Вниз… Вывернутое пространство искажает перспективы, и вспомнить пройденный когда-то путь так же невозможно, как восстановить дорожку, проделанную струйкой песка, осыпавшейся с вершины бархана…
Прямая стрела, простертая над пропастью… Я шарахаюсь. Покорный Лавр тоже.
Никаких ориентиров… Растерянность сменяется отчаянием. Я чувствую, как порча буквально пожирает струны, соединяющие меня с бредущим по тускло освещенным галереям Подиполом. И кто-то или что-то другое, более сильное, норовит перехватить управление несчастной марионеткой… Слишком мало времени. Контакт вот-вот разорвется… Где же?..
Вот! Смахивающие на стилизованный цветочный рисунок черные капли на камнях. Когда-то это была кровь. Сейчас звездчатые капли поросли черным, шевелящимся мхом. Отсюда надо повернуть и идти…