Страница:
Он поднялся на ноги. Я жадно следил за ним, надеясь, что настоящий Магриц снова выскочит из мешковатого для него облика Агана. Но зеркальный маг явно приноровился управлять чужим телом. Прошелся по библиотеке легко и непринужденно, хрустя сомкнутыми пальцами.
Наверное, у худощавого Магрица эта манера выглядела даже изысканно. А за сохранность пальцев коренастого Агана я бы не поручился.
– Немногие специалисты рискнут публично признаться в том, что все мы давно знаем. Мы идентифицируем магов не по цвету их силы, а по косвенным признакам. По традиционному набору составляющих. В семьях Белых магов рождаются Белые маги. В Черных – Черные. В южных землях рождаются Черные маги, а в горах Пагассы – только Белые. Цвет кожи, цвет глаз, привычки и выговор, характерные жесты, присущие разным школам, тяготение к тем или иным видам деятельности… Магия каждого человека имеет собственный привкус, это известно всем, но цвет ее определяется не им, а тем, откуда родом и кто, по сути, этот человек. Мы все подсознательно умеем вычислять это, принимая за цвет. И, определяя силу новорожденного, мы ориентируемся на совокупность внешних признаков… А магия совершенно ни при чем. И потому с вами, Трой, произошла такая путаница. Вы были никто и ниоткуда. Подсказок, которые помогали мне обычно, в вашем случае не было вовсе. Если бы не усилия проныры Ловчего… – Магриц смахнул с пути замешкавшегося руконога. Тот обронил кочергу.
Тусклый звон рассыпался по библиотеке.
– Любопытно. Значит, согласно этой теории, никакого Черно-Белого безумия быть не может?
– А вы чувствуете себя безумным?
– Допустим, ваша теория верна. Тогда отчего слухи до сих пор… – Я не успел договорить, осознав, что из всех моих сегодняшних бессмысленных реплик эта самая глупая.
Магриц смотрел на меня понимающе и слегка снисходительно.
– Видите, как все очевидно… Даже не надо ничего объяснять. Наш мир давно и прочно выстроен на разделении власти между Черными и Белыми. А слухи… Слухи были, есть и будут. Подкрепленные авторитетами и жертвами и развенчанные тем же. Никому это не нужно уже с давних времен. Даже более того, это опасно и ведет к подрыву стабильности. Раньше это понимали прекрасно. Возможно, именно поэтому наш мир привычен и умеренно безопасен вот уже несколько сотен лет… Но сейчас возобладали настроения, которые способны подорвать сложившееся положение. И боюсь, мой старый друг Корнил один из тех, кто собственноручно расшатывает фундамент. Одной из первых его ошибок было то, что он убедил Совет оставить вас в живых. Вы, Трой, действительно представляете собой серьезную опасность. И не мифическим безумием. А как раз своей разумностью и успешностью. Вы наглядный пример того, о чем мы говорили чуть выше… Ваше существование во весь голос кричит о том, о чем шуметь бы и не следовало… Я, как и большинство глав Черных кланов, несколько лет назад пошел на поводу дара убеждения Корнила. Многие из нас даже представить не могли, что все так далеко зайдет… Но все это чепуха по сравнению с тем, что может таиться вот уже несколько тысяч лет в Бурой Башне…
– Что?
– А это вы мне скажете.
– Видите ли, господин Магриц… Очень может быть, что я бы и проникся пафосом ситуации и оказал бы вам любое посильное содействие, если бы не одно «но».
– Я весь внимание.
– Не могу избавиться от впечатления, что за всеми этими рассуждениями стоит не забота о процветании и стабильности нашей системы вообще и Черных кланов в частности, а элементарное желание потеснить Корнила с его места. Его влияние давно действует вам на нервы, не так ли? И, в сущности, дело не в магии, а в простых человеческих потребностях…
– Ай-яй-яй, какая невежливая проницательность. Пристыжен и повержен. Впрочем, зачем же мне отрицать… Одно другому не мешает, и история не раз демонстрировала неприглядную изнанку практически любых разумных свершений. К тому же я с самого начала сознался в своих злодейских намерениях, – засмеялся Магриц вполне искренне. – Что же касается Корнила… В свое время он, помнится, не погнушался использовать все доступные способы, чтобы занять свое положение. Расспросите-ка на досуге кого-нибудь из его бывших соратников, оказавшихся на обочине после всего случившегося. Да и вы сами, Трой, были для него не более чем средством для достижения своих целей. А сейчас… Честное слово, я бы трижды подумал, прежде чем доверять этому человеку, потому что планы его могли давно измениться. Еще десяток лет назад Корнил легко подставлял себя под неудовольствие Белых, когда надо было вывести из-под удара кого-то из своих… А сейчас он предпочел действовать окольными путями. Ему жаль терять вас, Трой, но и сцепиться с Белыми тогда, когда это невыгодно ему, уже не хочется. Подумайте.
– Я подумаю, – сухо пообещал я. – Но одно могу сказать наверняка. Даже если все ваши домыслы имеют под собой реальную почву, это все равно не значит, что, рассорившись со своим кланом, я перейду на сторону их соперников… Если не сказать, врагов.
– Сожалею, Трой, но ваше добровольное сотрудничество отнюдь не является обязательной составляющей моих замыслов.
– М-да, – пробормотал я, – а я все жду, когда мы перейдем к этому животрепещущему пункту… И как вы намерены «изъять» нужную вам информацию? Предупреждаю сразу – я намерен возражать категорически. И подкреплять свои возражения существенными доводами… Вам ли не знать какими?
– Я предполагал подобную реакцию с вашей стороны, – с несколько оскорбительной беспечностью отреагировал Магриц. – Поэтому предпринял кое-какие меры… Вы ведь за этим сюда спускались? – Тяжеленный фолиант «Магических рукотворных знаков», перелетев через библиотеку, увесисто хлопнулся на стол прямо передо мной. Стремительно зашелестели страницы, перелистываясь, пока на раскрывшемся развороте не обнаружился нарисованный жирными черными штрихами знакомый знак. Тот, что я нашел на досках кровати.
«…Категория заглотов… давно не используется… поглощение энергии как магической, так и жизненной… оцепенение… эффективен на сто процентов, но требуется наличие индивидуальной формулы силы…»
– Очень полезная придумка, – снизив голос до доверительной интонации, поведал Магриц. – Быстро и почти безболезненно. Никогда, знаете ли, не питал пристрастия к причинению боли ближним своим. Единственный серьезный недостаток – нестабильность системы. Разрушается в какие-нибудь считанные часы. Так что пришлось заставлять Агана с его радикулитом искать укромную щель и заняться начертанием. И заодно подсыпать снотворное в пищу дорогому гостю, ибо юности свойственна непоседливость… А уж сохранить отпечаток твоей силы я позаботился еще много лет назад. – Магриц свел костистые пальцы над опустевшим стаканом, дружелюбно улыбаясь. – Надеюсь, ты хорошо спал… Проверим? – Кисть его правой руки неожиданно быстрым движением описала круг, обозначая тускло тлеющую синим петлю и легко толкая ее ко мне.
Петля разрослась в мгновение ока, метнулась, словно аркан, и я инстинктивно, заученным еще в школе жестом перехватил и разорвал тлеющее кольцо в клочья.
– Любопытно, – промолвил Магриц, как мне показалось, ничуть не разочарованный. – Похоже, ты даже сильнее, чем мы предполагали…
– Сожалею, но, боюсь, вас ждет небольшой сюрприз, – ответил я. – Ваш привратник тоже отказался признавать во мне меня. За консультацией по поводу феномена измененной формулы силы можете обратиться прямо к нему… А мне, пожалуй, пора.
– Так вот оно что! – удивился Магриц. – Кто бы мог подумать, что это возможно…
Пока мы подавали друг другу реплики, сохраняя безмятежно-вежливые выражения лиц и почти не двигаясь, пространство между нами заткалось узором заклятий, насытилось магией, стало тяжелым и вязким, как сироп…
Изучить, почуять, вкусить аромат чужой силы, узнать, на что он способен, выстроить свою оборону и прощупать лазейки…
Все мы с рождения носим вокруг себя панцирь защиты, чтобы избежать внезапного нападения. Но на полную мощь активизируется он нечасто. Как иммунная система любого организма, всегда начеку, но в бой бросается лишь при возникновении серьезной угрозы.
– В таком случае привлечем на нашу сцену новые действующие лица… Господа, ваш выход! – громогласно заявил Магриц, обращаясь куда-то в сторону, за меня.
Угольные тени в углах библиотеки внезапно раздвоились. Во мраке обозначились еще более черные силуэты человеческих фигур, проступая через ткань реальности как куски смолы из нефтяных луж. Дом Магрица имел даже не два, а три слоя, и ночные гости ждали своего часа где-то там, на дне, неощутимые и незримые… Трое! Нет, четверо…
Я качнулся вместе с креслом влево, падая на пол, одновременно группируясь. Поверху, задев ледяным дыханием, мгновенно покрывшим колкой изморозью все поверхности, прошла волна морозного шквала. Огонь в камине превратился в причудливый, смахивающий на коралл игольчатый нарост на поверхности обледеневших до прозрачности поленьев.
И грянула Тьма. Настоящая, плотная, как взвар, горячая и душная. Продернутая лишь отблесками траекторий суматошных заклинаний, будто путаной серебряной канителью. Даже воздух сгустился, превращаясь в студень. Каждый глоток обжигал легкие.
Я метнулся к книжным полкам, одновременно с десятком своих свежесозданных фантомов, прыснувших в разные стороны. Первоначальный порыв броситься сразу к дверям я задавил, заметив, как Магриц выплел чудовищно сильный перехлест как раз на пути к выходу. Он сиял исполинским чутким спрутом с разведенными веером стрекалами, будто во мраке океанской впадины.
Призраки отвлекли нападавших лишь на несколько мгновений, но этого было достаточно, чтобы найти укрытие. Ближайший ко мне фантом брызнул искрящейся взвесью, распадаясь, когда его пробил простой, но эффективный, как дубина, огнебой. Зазвенело стекло, разлетаясь вдребезги.
– Ювелирнее, господа! – донесся откуда-то сверху обеспокоенный голос Матрица. – Не хотелось обращаться к некромантам…
И в ответ на быстрое шевеление я ударил в смолянисто колышущуюся тьму стайкой жал. И сразу туда же малахитовым каскадом, который никогда мне не удавалось точно позиционировать, но который мало кто из Черных магов был способен отразить.
Чернота подернулась зеленоватыми прожилками. Кто-то отчаянно взвыл, превращаясь в ярко светящийся малахитом факел, и заметался по ограниченному пространству, налетая на углы и невидимую мебель.
Стало чуть светлее. Теперь уже можно было различать силуэты и очертания вещей. Окна тускло мерцали белесым. А из того, что разбилось, сверкающим крошевом сыпались дождевые капли.
Новый шквал донного дыхания. Противники прощупывали комнату, вычисляя мое местонахождение. И, дождавшись прикосновения, я, всадив в полотно чужого заклинания угол сингапа, толкнул его обратно. Переродившееся заклинание ударило по своему создателю…
Черная магия сильнее. Этого никто не отрицает. Она работает с первоосновами и первосущностями всего в этом мире. Но зато Белая магия точнее, гибче и изобретательней. И толковый Белый маг способен заставить слепую стихию Черных заклятий работать на себя. Как умелый гидроинженер способен выстроить плотину на пути смертоносной реки. Если, конечно, успеет.
Поэтому я и пользовался тем, что умею лучше всего. Сочетанием Черного с Белым. Потому что в одиночку выстоять против пятерых коллег не под силу даже легендарному Тукану Солнцеглоту. Тем более что один из противников находился в собственном доме и потому его сила утраивалась. Хорошо еще, что он действовал через Зеркало, а не лично.
Пространство библиотеки кипело от шквала сталкивающихся, рикошетирующих, взаимно поглощающихся и взаимоусиливающихся заклятий и просто бесформенных стихий. Одна реальность переплавлялась в другую. В воздухе висели мерцающие багровым огнем сгустки проклятий. Клочья разорванных полотен волшбы кишели в пространстве словно мусор в бешеном потоке.
– Господин Стокол, право, меня удручает разрушение дома… Может, все же попытаемся поговорить еще раз? – Магриц даже не прятал насмешливое снисхождение в голосе.
– Некогда! – прохрипел я. – Перезвоните позже…
Метнувшаяся навстречу зыбкая сущность пахла смертью. Я отшатнулся, загораживаясь остатками щита, но все равно цепенящее прикосновение пришлось по касательной, сводя судорогой глотку, выламывая позвоночник и помрачая рассудок… Боль накатила слепящая и всепоглощающая, и каждый шипящий звук в этом описании, словно живой, впивался в нервы.
Шутки кончились. И я, не задумываясь, просто инстинктивно обороняясь, ударил в ответ. Тупым, жадным, и смертоносным крылом лецифевра. Закипел воздух, осыпаясь затвердевшими каплями. И едва обозначенный силуэт человечка резко согнулся пополам, подрубленный.
Коллега… Человек из клана Черных. Из моей семьи…
Разодрав перехлест, я кинулся в образовавшуюся дыру. Уцелевшие стрекала цеплялись и жгли, круша плоть и сознание. Небольшой переход от угла до выхода внезапно разросся до размеров станции метрополитена. И покосившийся подсвечник возле арки дверей оказался невообразимо далеко.
Огрызаясь, как загнанный волк, отстреливаясь за спину, не глядя, но каждым клочком шкуры ощущая свои попадания и промахи, я рвался вперед, прогибая сгущенное пространство. Дуги, оставшиеся от разбитых минотавровых колец, пронзали путь, искажая реальность и порождая петли и тупики…
Он сильный маг, этот Магриц.
– Держите! – хрипло рявкнул невидимый Магриц, словно откликаясь на зов. – Не дайте уйти… К бесам церемонии, сохраните только голову! – Его голос громыхал и умножался, тысячекратно отражаясь от бесчисленных поверхностей.
Черный зев выхода изогнулся и скачком приблизился. Чудом не врезавшись в косяк двери, внезапно оказавшейся прямо перед носом, я вывалился в леденящую пустоту коридора и понесся вперед, уворачиваясь от шальных огненных и воздушных вихрей, которые беспорядочно рикошетили, выбивая каменную крошку из стен.
Где-то на уровне подсознания воспринимался однообразный стон, стелющийся следом. Надрывный, гневный, многоголосый… Каждый камень в стене кричал от ярости. Каждый предмет обстановки норовил схватить, подвернуться под ноги, зацепить краем.
В холл я вывалился на четвереньках, споткнувшись об очередной угол. Меня кидало из стороны в сторону как лодку в шторм. И как раз это и спасло от моментального обезглавливания сразу после прибытия. Когтистая, тяжкая лапа свистнула поверху, обдав смесью запахов зверя и человека. Мантикора разочарованно зашипела, восстанавливая равновесие и стремительно разворачиваясь. Со страшно искаженного, но все еще смахивающего на старческое лица с лютой ненавистью и безумным восторгом уставились змеиные глаза. С выщеренных клыков тянулись тонкие паутинные струйки ядовитой клейкой слюны, путаясь в нечесаной гриве.
Вторая мантикора – беззвучная, легкая, смертоносная – неслышно ступала где-то на периферии обзора, угадываясь лишь по подвижной тени и исходящей оттуда холодящей злобе.
А потом ближайшая мантикора заверещала. «Громко и пронзительно», как и обещали справочники по неестествознанию. От ее вопля разом заложило уши и заломило переносицу, а от смрадного дыхания защипало кожу. В разинутую глотку без труда можно было запихнуть волейбольный мяч. Если удастся его протиснуть неповрежденным через тройной ряд острых акульих зубов.
Мяча под рукой не оказалось, поэтому я просто ударил огнебоем. Прямо в разинутую пасть. Вопль разом стих, упавшая тишина воняла горящей плотью. Мантикора опрокинулась навзничь, извиваясь; рога, со скрежетом царапавшие пол, высекали мелкие искры.
Вторая тварь, мигом сориентировавшись и разумно не став тратить время на крики, перешла в атаку. Я увернулся, но запоздал, и тяжелое тело сбило меня с ног, повалив на пол, а коготь правой лапы пропорол одежду и задел кожу на ребрах. Неглубоко, но ссадина заныла, словно присыпанная солью. От мускусного запаха кружило голову. Гибкая тварь быстро извернулась. Я успел только выставить наспех сделанный щит и отклониться. Мантикоровы зубы лязгнули прямо над ухом, раздирая воздух, а я скользнул вниз и в сторону, переваливаясь через жилистое тело, покрытое маслянистой короткой шерстью, изо всех сил перехватывая безудержно хлещущий длинный хвост со скорпионьим жалом и заламывая его.
Черная игла на кончике хвоста металлически отблескивает, разбрызгивая темные капли. Упругая, живая плеть едва поддалась усилиям… Хруст плоти… Ну если справочники по неестествознанию врут, то мне конец…
Мантикора завыла и обмякла. Обернувшись, я обнаружил, что тварь легла на пол и плачет, укоризненно глядя на меня. Морда ее исказилась страдальчески, собрав старческие пергаментные складки, в которых терялись мутноватые крупные капли, бегущие из прищуренных глаз.
Я выпустил из рук изогнутый под тупым углом хвост чудовища и машинально вытер о штаны ладони, стараясь не смотреть на мантикору. Согласно справочнику, теперь мантикора должна признать меня своим хозяином, но настаивать на соблюдении правил я лично не собирался… Тем более что в углу завозилась оглушенная огнебоем вторая тварь. А из коридора, ведущего к библиотеке, показался Магриц и один из его людей – рыжий, взъерошенный парень со свежеобожженным лицом.
Я мельком огляделся: наружу не сбежать. Входная дверь сейчас походила на чудовищных размеров безумную черепаху, зачем-то вставшую на дыбы и заслонившую собой выход. Бугристая чешуйчатая поверхность двери выгнулась внутрь, ощетинившись загнутыми уголками. А петли, словно когтистые лапы, впились в стены.
Все остальные проходы не обещали ничего хорошего… Разве что…
Покрытие пола буквально взорвалось там, где я только что стоял. Рыжий вскинул руку. С его растопыренных пальцев слетели стремительные серебристые «птицы». Одна из этих «птиц» больно клюнула меня в плечо. Но хватило двух прыжков, чтобы достичь входа в Башню и захлопнуть за собой дверь, предусмотрительно снабженную запором.
По древесине двери снаружи затюкали клювы промедливших «птиц».
– Вот и прекрасно. Теперь деваться тебе некуда. Только постарайся там ничего не повредить, – неожиданно мирным и удовлетворенным голосом произнес Магриц из-за двери. – У меня много ценных вещей в кабинете. Посиди тихо, пока мы поищем в этом бедламе подходящий инструмент, чтобы вскрыть дверь… Думаю, через полчасика мы сможем продолжить нашу беседу в спокойной обстановке…
Осев на пол и не в силах сделать ни одного шага, я слушал, как они ходят, переговариваются, что-то роняют. Не спеша. Прекрасно понимая, что из Башни мне действительно деваться некуда. Даже заговоренную и укрепленную дверь рано или поздно можно выломать.
Плечо медленно наливалось глухой болью. Машинально ощупав его, я задел нечто острое, вызвавшее вспышку резкой боли, и, кряхтя и давясь руганью, вытащил одну из серебристых «птиц» Рыжего. Плоский кусок идеально отшлифованного и заточенного со всех сторон металла причудливой формы и впрямь смахивал на силуэт птицы. Поверхность в разводах темной крови.
Одежда на плече быстро набухала горячей влагой. Попытки зачаровать рану окончились ничем. Башня отторгала любое волшебство. Пришлось зажать ее ладонью.
С усилием поднявшись на ноги – тело мстительно напомнило обо всех остальных отметинах состоявшегося сражения, – я побрел наверх. Удерживать равновесие в черноте башенных недр, к тому же все время нарезая круги, оказалось непросто. Меня неудержимо вело к центру, к пропасти… Качнувшись, я едва не сверзился в притягательную тьму, но вовремя отклонился назад, отделавшись приступом головокружения и каплями крови, сорвавшимися с пальцев расставленных для равновесия рук.
Духи земли, ворочавшиеся внизу, благосклонно приняли случайную жертву. Башня едва слышно запела, принимая ток силы. Часть ее влилась в меня, позволив двигаться смелее и легче. Темнота немного разредилась, отчетливее обозначая ступени, а на стенах тускло замерцали знаки земли.
…Кажется, я все-таки потерял сознание на несколько минут. Совершенно не помню, как именно оказался в Башне. И, открыв глаза, обнаружил, что лежу на полу, на драгоценном хаонском ковре, который пропитался моей кровью, натекшей из раненого плеча. Снизу доносятся ритмичные, глухие удары. Дверь, судя по всему, еще держится.
Возле меня на полу примостился меланхоличный металлический паук, отбежавший чуть в сторону, стоило пошевелиться. А шевелиться было ох как нелегко. Слабость, боль и оцепенение, вызванное снотворным и ядом мантикор, превращали каждое движение в сложный, многоступенчатый процесс, требующий неимоверных мыслительных и физических усилий.
Так… Что тут у нас есть?.. Множество вещей, просто залежи бумаги и ни клочка ткани… Хоть гобелены срывай. Аптечка? Нет, вряд ли Магриц держит в Башне аптечку… В этом шкафчике странные флаконы… И бульонные кубики. И банка кофе «Золотой Лев»… Недоверчиво принюхавшись и убедившись, что это и впрямь кофе, я запустил пальцы в банку и, выудив горсть зерен, принялся с остервенением их жевать, хрустя и наслаждаясь горечью вперемешку с привычным бодрящим вкусом.
Поединок магов закончился не в вашу пользу? Жуйте «Золотой Лев»! Ложка нашего продукта приведет в чувство даже находящегося при смерти чародея-неудачника!..
Реальность стала дискретной. Вспышки активности сменяли приступы апатии. Боль приходила и уходила. Предметы говорили на разные голоса. Смутно соображая, что именно делаю, я ковылял по кабинету, бесцельно перебирая вещи, зачем-то выбрался на смотровую площадку Башни и некоторое время тупо созерцал разбавленную серебром дождевых блесток и мутными пятнами далеких огней ночь. Потом наклонился над перилами, сражаясь с головокружением…
А уже в следующий момент поймал себя на том, что пытаюсь содрать восточный гобелен, хитроумно прикрепленный к стене на особой раме, не повреждающей ткань. Эту мелочь я обнаружил, только когда оторвал гобелен, оставив в зажимах клочья и нитки… Варвар.
Ритмичный грохот смолк. Снизу теперь слышался топот и тяжелое дыхание спешащих наверх людей. Им потребуется несколько минут, чтобы добежать… Успею.
Гобелен на поверку оказался тяжелее, чем выглядел, и пришлось попыхтеть, чтобы дотянуть его наверх, на смотровую площадку. Расстелив ткань на перилах и полу, я принялся разглаживать ее, пытаясь учуять, услышать хоть что-нибудь, угадать, жив самолет еще или уже давно мертв. Мягкие шерстяные ворсинки мешались с колкими остями вплетенных волос. Незнакомая сила дремала, отзываясь равнодушно и вяло. Молчаливые силуэты, вытканные на поверхности гобелена продолжали свою бесконечную битву, не замечая, что к красной шерстяной крови прибавилась темная живая. Испачканные пальцы оставляли следы.
Ничего… Не реанимировать то, что мертво уже сотни лет… Хотя…
– Вот он! – рявкнул кто-то, как мне с перепугу померещилось, прямо над самым ухом. Похоже, я снова отключился на несколько секунд и не слышал, как выбили последнюю дверь, ведущую на смотровую площадку. И из проема полезли незнакомцы, жаждущие общения со мной. Магриц запаздывал.
Что еще оставалось? Очень может быть, что в здравом уме и трезвом сознании я бы не пошел на такую глупость. Но легкое помешательство и замутненное сознание – неотъемлемое свойство как глупых, так и героических поступков.
И, завернувшись в край гобелена как в плащ, я перевалился через перила, прямо в объятия дождя и ночи. Несколько мгновений тяжелая ткань еще цеплялась за перила, а потом мы ухнули вниз… Вместе.
Дыхание перехватило. Ветер восторженно взвизгнул.
– Стой, дурак! – Чьи-то руки тщетно схватили воздух. А черные угольные силуэты склонившихся над перилами людей стали стремительно удаляться. Сначала только вверх… А потом вверх и в сторону.
Потому что податливая, мягкая ткань гобелена внезапно напружинилась, отвердела и превратилась в плоскую платформу, заскользившую по воздуху против ветра. И удержаться на ней, схватившись за тонкий край, и не свалиться от внезапного торможения оказалось чрезвычайно трудно. До черноты в глазах трудно. Но я удержался, вцепившись в лохмотья, оставшиеся там, где я так неудачно выдрал гобелен из креплений.
– …Летит! – ветер швырнул остаток изумленного возгласа.
– …Убить, пока не…!
– …П-поднимай!
– Ае… аван… легра… – пробился через смешанные возгласы размеренный голос хозяина Башни.
Я был слишком занят, взбираясь на скользкую от дождя, вибрирующую поверхность гобелена-самолета, и потому заметил, что Магриц поднял на дыбы своего сторожевого водяного слишком поздно. Самолет врезался в плетение бешеных водных бичей, бьющих из канала, прямо в клубок водных змей, взметнувшихся почти до самых туч. Каждая такая плеть была способна снести тяжелый трактор, словно игрушечный велосипед.
Ледяные брызги секли лицо шрапнелью. Перемолоченным и перемешанным с водяной взвесью воздухом дышать стало невозможно. Поле зрения сразу сократилось до расстояния вытянутой руки, и все, что оставалось вокруг, – это вода, вода, вода…
Самолет мчался по почти незримым плотным кольцам как доска для серфинга в штормовых волнах. И, прижавшись к его скользкой поверхности, я пытался угадать направление в этой суматохе. Свистнула слева водяная плеть… Накрыла поверху, обдав колкими брызгами… А следующая задела краем, обжегши не хуже парового молота, чуть не снесла меня с гобелена, и, сбитый с толку, самолет беспорядочно закувыркался, ударяясь о тугие бока водяного и неудержимо стремясь к кипящей слякотью земле…
Наверное, у худощавого Магрица эта манера выглядела даже изысканно. А за сохранность пальцев коренастого Агана я бы не поручился.
– Немногие специалисты рискнут публично признаться в том, что все мы давно знаем. Мы идентифицируем магов не по цвету их силы, а по косвенным признакам. По традиционному набору составляющих. В семьях Белых магов рождаются Белые маги. В Черных – Черные. В южных землях рождаются Черные маги, а в горах Пагассы – только Белые. Цвет кожи, цвет глаз, привычки и выговор, характерные жесты, присущие разным школам, тяготение к тем или иным видам деятельности… Магия каждого человека имеет собственный привкус, это известно всем, но цвет ее определяется не им, а тем, откуда родом и кто, по сути, этот человек. Мы все подсознательно умеем вычислять это, принимая за цвет. И, определяя силу новорожденного, мы ориентируемся на совокупность внешних признаков… А магия совершенно ни при чем. И потому с вами, Трой, произошла такая путаница. Вы были никто и ниоткуда. Подсказок, которые помогали мне обычно, в вашем случае не было вовсе. Если бы не усилия проныры Ловчего… – Магриц смахнул с пути замешкавшегося руконога. Тот обронил кочергу.
Тусклый звон рассыпался по библиотеке.
– Любопытно. Значит, согласно этой теории, никакого Черно-Белого безумия быть не может?
– А вы чувствуете себя безумным?
– Допустим, ваша теория верна. Тогда отчего слухи до сих пор… – Я не успел договорить, осознав, что из всех моих сегодняшних бессмысленных реплик эта самая глупая.
Магриц смотрел на меня понимающе и слегка снисходительно.
– Видите, как все очевидно… Даже не надо ничего объяснять. Наш мир давно и прочно выстроен на разделении власти между Черными и Белыми. А слухи… Слухи были, есть и будут. Подкрепленные авторитетами и жертвами и развенчанные тем же. Никому это не нужно уже с давних времен. Даже более того, это опасно и ведет к подрыву стабильности. Раньше это понимали прекрасно. Возможно, именно поэтому наш мир привычен и умеренно безопасен вот уже несколько сотен лет… Но сейчас возобладали настроения, которые способны подорвать сложившееся положение. И боюсь, мой старый друг Корнил один из тех, кто собственноручно расшатывает фундамент. Одной из первых его ошибок было то, что он убедил Совет оставить вас в живых. Вы, Трой, действительно представляете собой серьезную опасность. И не мифическим безумием. А как раз своей разумностью и успешностью. Вы наглядный пример того, о чем мы говорили чуть выше… Ваше существование во весь голос кричит о том, о чем шуметь бы и не следовало… Я, как и большинство глав Черных кланов, несколько лет назад пошел на поводу дара убеждения Корнила. Многие из нас даже представить не могли, что все так далеко зайдет… Но все это чепуха по сравнению с тем, что может таиться вот уже несколько тысяч лет в Бурой Башне…
– Что?
– А это вы мне скажете.
– Видите ли, господин Магриц… Очень может быть, что я бы и проникся пафосом ситуации и оказал бы вам любое посильное содействие, если бы не одно «но».
– Я весь внимание.
– Не могу избавиться от впечатления, что за всеми этими рассуждениями стоит не забота о процветании и стабильности нашей системы вообще и Черных кланов в частности, а элементарное желание потеснить Корнила с его места. Его влияние давно действует вам на нервы, не так ли? И, в сущности, дело не в магии, а в простых человеческих потребностях…
– Ай-яй-яй, какая невежливая проницательность. Пристыжен и повержен. Впрочем, зачем же мне отрицать… Одно другому не мешает, и история не раз демонстрировала неприглядную изнанку практически любых разумных свершений. К тому же я с самого начала сознался в своих злодейских намерениях, – засмеялся Магриц вполне искренне. – Что же касается Корнила… В свое время он, помнится, не погнушался использовать все доступные способы, чтобы занять свое положение. Расспросите-ка на досуге кого-нибудь из его бывших соратников, оказавшихся на обочине после всего случившегося. Да и вы сами, Трой, были для него не более чем средством для достижения своих целей. А сейчас… Честное слово, я бы трижды подумал, прежде чем доверять этому человеку, потому что планы его могли давно измениться. Еще десяток лет назад Корнил легко подставлял себя под неудовольствие Белых, когда надо было вывести из-под удара кого-то из своих… А сейчас он предпочел действовать окольными путями. Ему жаль терять вас, Трой, но и сцепиться с Белыми тогда, когда это невыгодно ему, уже не хочется. Подумайте.
– Я подумаю, – сухо пообещал я. – Но одно могу сказать наверняка. Даже если все ваши домыслы имеют под собой реальную почву, это все равно не значит, что, рассорившись со своим кланом, я перейду на сторону их соперников… Если не сказать, врагов.
– Сожалею, Трой, но ваше добровольное сотрудничество отнюдь не является обязательной составляющей моих замыслов.
– М-да, – пробормотал я, – а я все жду, когда мы перейдем к этому животрепещущему пункту… И как вы намерены «изъять» нужную вам информацию? Предупреждаю сразу – я намерен возражать категорически. И подкреплять свои возражения существенными доводами… Вам ли не знать какими?
– Я предполагал подобную реакцию с вашей стороны, – с несколько оскорбительной беспечностью отреагировал Магриц. – Поэтому предпринял кое-какие меры… Вы ведь за этим сюда спускались? – Тяжеленный фолиант «Магических рукотворных знаков», перелетев через библиотеку, увесисто хлопнулся на стол прямо передо мной. Стремительно зашелестели страницы, перелистываясь, пока на раскрывшемся развороте не обнаружился нарисованный жирными черными штрихами знакомый знак. Тот, что я нашел на досках кровати.
«…Категория заглотов… давно не используется… поглощение энергии как магической, так и жизненной… оцепенение… эффективен на сто процентов, но требуется наличие индивидуальной формулы силы…»
– Очень полезная придумка, – снизив голос до доверительной интонации, поведал Магриц. – Быстро и почти безболезненно. Никогда, знаете ли, не питал пристрастия к причинению боли ближним своим. Единственный серьезный недостаток – нестабильность системы. Разрушается в какие-нибудь считанные часы. Так что пришлось заставлять Агана с его радикулитом искать укромную щель и заняться начертанием. И заодно подсыпать снотворное в пищу дорогому гостю, ибо юности свойственна непоседливость… А уж сохранить отпечаток твоей силы я позаботился еще много лет назад. – Магриц свел костистые пальцы над опустевшим стаканом, дружелюбно улыбаясь. – Надеюсь, ты хорошо спал… Проверим? – Кисть его правой руки неожиданно быстрым движением описала круг, обозначая тускло тлеющую синим петлю и легко толкая ее ко мне.
Петля разрослась в мгновение ока, метнулась, словно аркан, и я инстинктивно, заученным еще в школе жестом перехватил и разорвал тлеющее кольцо в клочья.
– Любопытно, – промолвил Магриц, как мне показалось, ничуть не разочарованный. – Похоже, ты даже сильнее, чем мы предполагали…
– Сожалею, но, боюсь, вас ждет небольшой сюрприз, – ответил я. – Ваш привратник тоже отказался признавать во мне меня. За консультацией по поводу феномена измененной формулы силы можете обратиться прямо к нему… А мне, пожалуй, пора.
– Так вот оно что! – удивился Магриц. – Кто бы мог подумать, что это возможно…
Пока мы подавали друг другу реплики, сохраняя безмятежно-вежливые выражения лиц и почти не двигаясь, пространство между нами заткалось узором заклятий, насытилось магией, стало тяжелым и вязким, как сироп…
Изучить, почуять, вкусить аромат чужой силы, узнать, на что он способен, выстроить свою оборону и прощупать лазейки…
Все мы с рождения носим вокруг себя панцирь защиты, чтобы избежать внезапного нападения. Но на полную мощь активизируется он нечасто. Как иммунная система любого организма, всегда начеку, но в бой бросается лишь при возникновении серьезной угрозы.
– В таком случае привлечем на нашу сцену новые действующие лица… Господа, ваш выход! – громогласно заявил Магриц, обращаясь куда-то в сторону, за меня.
Угольные тени в углах библиотеки внезапно раздвоились. Во мраке обозначились еще более черные силуэты человеческих фигур, проступая через ткань реальности как куски смолы из нефтяных луж. Дом Магрица имел даже не два, а три слоя, и ночные гости ждали своего часа где-то там, на дне, неощутимые и незримые… Трое! Нет, четверо…
Я качнулся вместе с креслом влево, падая на пол, одновременно группируясь. Поверху, задев ледяным дыханием, мгновенно покрывшим колкой изморозью все поверхности, прошла волна морозного шквала. Огонь в камине превратился в причудливый, смахивающий на коралл игольчатый нарост на поверхности обледеневших до прозрачности поленьев.
И грянула Тьма. Настоящая, плотная, как взвар, горячая и душная. Продернутая лишь отблесками траекторий суматошных заклинаний, будто путаной серебряной канителью. Даже воздух сгустился, превращаясь в студень. Каждый глоток обжигал легкие.
Я метнулся к книжным полкам, одновременно с десятком своих свежесозданных фантомов, прыснувших в разные стороны. Первоначальный порыв броситься сразу к дверям я задавил, заметив, как Магриц выплел чудовищно сильный перехлест как раз на пути к выходу. Он сиял исполинским чутким спрутом с разведенными веером стрекалами, будто во мраке океанской впадины.
Призраки отвлекли нападавших лишь на несколько мгновений, но этого было достаточно, чтобы найти укрытие. Ближайший ко мне фантом брызнул искрящейся взвесью, распадаясь, когда его пробил простой, но эффективный, как дубина, огнебой. Зазвенело стекло, разлетаясь вдребезги.
– Ювелирнее, господа! – донесся откуда-то сверху обеспокоенный голос Матрица. – Не хотелось обращаться к некромантам…
И в ответ на быстрое шевеление я ударил в смолянисто колышущуюся тьму стайкой жал. И сразу туда же малахитовым каскадом, который никогда мне не удавалось точно позиционировать, но который мало кто из Черных магов был способен отразить.
Чернота подернулась зеленоватыми прожилками. Кто-то отчаянно взвыл, превращаясь в ярко светящийся малахитом факел, и заметался по ограниченному пространству, налетая на углы и невидимую мебель.
Стало чуть светлее. Теперь уже можно было различать силуэты и очертания вещей. Окна тускло мерцали белесым. А из того, что разбилось, сверкающим крошевом сыпались дождевые капли.
Новый шквал донного дыхания. Противники прощупывали комнату, вычисляя мое местонахождение. И, дождавшись прикосновения, я, всадив в полотно чужого заклинания угол сингапа, толкнул его обратно. Переродившееся заклинание ударило по своему создателю…
Черная магия сильнее. Этого никто не отрицает. Она работает с первоосновами и первосущностями всего в этом мире. Но зато Белая магия точнее, гибче и изобретательней. И толковый Белый маг способен заставить слепую стихию Черных заклятий работать на себя. Как умелый гидроинженер способен выстроить плотину на пути смертоносной реки. Если, конечно, успеет.
Поэтому я и пользовался тем, что умею лучше всего. Сочетанием Черного с Белым. Потому что в одиночку выстоять против пятерых коллег не под силу даже легендарному Тукану Солнцеглоту. Тем более что один из противников находился в собственном доме и потому его сила утраивалась. Хорошо еще, что он действовал через Зеркало, а не лично.
Пространство библиотеки кипело от шквала сталкивающихся, рикошетирующих, взаимно поглощающихся и взаимоусиливающихся заклятий и просто бесформенных стихий. Одна реальность переплавлялась в другую. В воздухе висели мерцающие багровым огнем сгустки проклятий. Клочья разорванных полотен волшбы кишели в пространстве словно мусор в бешеном потоке.
– Господин Стокол, право, меня удручает разрушение дома… Может, все же попытаемся поговорить еще раз? – Магриц даже не прятал насмешливое снисхождение в голосе.
– Некогда! – прохрипел я. – Перезвоните позже…
Метнувшаяся навстречу зыбкая сущность пахла смертью. Я отшатнулся, загораживаясь остатками щита, но все равно цепенящее прикосновение пришлось по касательной, сводя судорогой глотку, выламывая позвоночник и помрачая рассудок… Боль накатила слепящая и всепоглощающая, и каждый шипящий звук в этом описании, словно живой, впивался в нервы.
Шутки кончились. И я, не задумываясь, просто инстинктивно обороняясь, ударил в ответ. Тупым, жадным, и смертоносным крылом лецифевра. Закипел воздух, осыпаясь затвердевшими каплями. И едва обозначенный силуэт человечка резко согнулся пополам, подрубленный.
Коллега… Человек из клана Черных. Из моей семьи…
Разодрав перехлест, я кинулся в образовавшуюся дыру. Уцелевшие стрекала цеплялись и жгли, круша плоть и сознание. Небольшой переход от угла до выхода внезапно разросся до размеров станции метрополитена. И покосившийся подсвечник возле арки дверей оказался невообразимо далеко.
Огрызаясь, как загнанный волк, отстреливаясь за спину, не глядя, но каждым клочком шкуры ощущая свои попадания и промахи, я рвался вперед, прогибая сгущенное пространство. Дуги, оставшиеся от разбитых минотавровых колец, пронзали путь, искажая реальность и порождая петли и тупики…
Он сильный маг, этот Магриц.
– Держите! – хрипло рявкнул невидимый Магриц, словно откликаясь на зов. – Не дайте уйти… К бесам церемонии, сохраните только голову! – Его голос громыхал и умножался, тысячекратно отражаясь от бесчисленных поверхностей.
Черный зев выхода изогнулся и скачком приблизился. Чудом не врезавшись в косяк двери, внезапно оказавшейся прямо перед носом, я вывалился в леденящую пустоту коридора и понесся вперед, уворачиваясь от шальных огненных и воздушных вихрей, которые беспорядочно рикошетили, выбивая каменную крошку из стен.
Где-то на уровне подсознания воспринимался однообразный стон, стелющийся следом. Надрывный, гневный, многоголосый… Каждый камень в стене кричал от ярости. Каждый предмет обстановки норовил схватить, подвернуться под ноги, зацепить краем.
В холл я вывалился на четвереньках, споткнувшись об очередной угол. Меня кидало из стороны в сторону как лодку в шторм. И как раз это и спасло от моментального обезглавливания сразу после прибытия. Когтистая, тяжкая лапа свистнула поверху, обдав смесью запахов зверя и человека. Мантикора разочарованно зашипела, восстанавливая равновесие и стремительно разворачиваясь. Со страшно искаженного, но все еще смахивающего на старческое лица с лютой ненавистью и безумным восторгом уставились змеиные глаза. С выщеренных клыков тянулись тонкие паутинные струйки ядовитой клейкой слюны, путаясь в нечесаной гриве.
Вторая мантикора – беззвучная, легкая, смертоносная – неслышно ступала где-то на периферии обзора, угадываясь лишь по подвижной тени и исходящей оттуда холодящей злобе.
А потом ближайшая мантикора заверещала. «Громко и пронзительно», как и обещали справочники по неестествознанию. От ее вопля разом заложило уши и заломило переносицу, а от смрадного дыхания защипало кожу. В разинутую глотку без труда можно было запихнуть волейбольный мяч. Если удастся его протиснуть неповрежденным через тройной ряд острых акульих зубов.
Мяча под рукой не оказалось, поэтому я просто ударил огнебоем. Прямо в разинутую пасть. Вопль разом стих, упавшая тишина воняла горящей плотью. Мантикора опрокинулась навзничь, извиваясь; рога, со скрежетом царапавшие пол, высекали мелкие искры.
Вторая тварь, мигом сориентировавшись и разумно не став тратить время на крики, перешла в атаку. Я увернулся, но запоздал, и тяжелое тело сбило меня с ног, повалив на пол, а коготь правой лапы пропорол одежду и задел кожу на ребрах. Неглубоко, но ссадина заныла, словно присыпанная солью. От мускусного запаха кружило голову. Гибкая тварь быстро извернулась. Я успел только выставить наспех сделанный щит и отклониться. Мантикоровы зубы лязгнули прямо над ухом, раздирая воздух, а я скользнул вниз и в сторону, переваливаясь через жилистое тело, покрытое маслянистой короткой шерстью, изо всех сил перехватывая безудержно хлещущий длинный хвост со скорпионьим жалом и заламывая его.
Черная игла на кончике хвоста металлически отблескивает, разбрызгивая темные капли. Упругая, живая плеть едва поддалась усилиям… Хруст плоти… Ну если справочники по неестествознанию врут, то мне конец…
Мантикора завыла и обмякла. Обернувшись, я обнаружил, что тварь легла на пол и плачет, укоризненно глядя на меня. Морда ее исказилась страдальчески, собрав старческие пергаментные складки, в которых терялись мутноватые крупные капли, бегущие из прищуренных глаз.
Я выпустил из рук изогнутый под тупым углом хвост чудовища и машинально вытер о штаны ладони, стараясь не смотреть на мантикору. Согласно справочнику, теперь мантикора должна признать меня своим хозяином, но настаивать на соблюдении правил я лично не собирался… Тем более что в углу завозилась оглушенная огнебоем вторая тварь. А из коридора, ведущего к библиотеке, показался Магриц и один из его людей – рыжий, взъерошенный парень со свежеобожженным лицом.
Я мельком огляделся: наружу не сбежать. Входная дверь сейчас походила на чудовищных размеров безумную черепаху, зачем-то вставшую на дыбы и заслонившую собой выход. Бугристая чешуйчатая поверхность двери выгнулась внутрь, ощетинившись загнутыми уголками. А петли, словно когтистые лапы, впились в стены.
Все остальные проходы не обещали ничего хорошего… Разве что…
Покрытие пола буквально взорвалось там, где я только что стоял. Рыжий вскинул руку. С его растопыренных пальцев слетели стремительные серебристые «птицы». Одна из этих «птиц» больно клюнула меня в плечо. Но хватило двух прыжков, чтобы достичь входа в Башню и захлопнуть за собой дверь, предусмотрительно снабженную запором.
По древесине двери снаружи затюкали клювы промедливших «птиц».
– Вот и прекрасно. Теперь деваться тебе некуда. Только постарайся там ничего не повредить, – неожиданно мирным и удовлетворенным голосом произнес Магриц из-за двери. – У меня много ценных вещей в кабинете. Посиди тихо, пока мы поищем в этом бедламе подходящий инструмент, чтобы вскрыть дверь… Думаю, через полчасика мы сможем продолжить нашу беседу в спокойной обстановке…
Осев на пол и не в силах сделать ни одного шага, я слушал, как они ходят, переговариваются, что-то роняют. Не спеша. Прекрасно понимая, что из Башни мне действительно деваться некуда. Даже заговоренную и укрепленную дверь рано или поздно можно выломать.
Плечо медленно наливалось глухой болью. Машинально ощупав его, я задел нечто острое, вызвавшее вспышку резкой боли, и, кряхтя и давясь руганью, вытащил одну из серебристых «птиц» Рыжего. Плоский кусок идеально отшлифованного и заточенного со всех сторон металла причудливой формы и впрямь смахивал на силуэт птицы. Поверхность в разводах темной крови.
Одежда на плече быстро набухала горячей влагой. Попытки зачаровать рану окончились ничем. Башня отторгала любое волшебство. Пришлось зажать ее ладонью.
С усилием поднявшись на ноги – тело мстительно напомнило обо всех остальных отметинах состоявшегося сражения, – я побрел наверх. Удерживать равновесие в черноте башенных недр, к тому же все время нарезая круги, оказалось непросто. Меня неудержимо вело к центру, к пропасти… Качнувшись, я едва не сверзился в притягательную тьму, но вовремя отклонился назад, отделавшись приступом головокружения и каплями крови, сорвавшимися с пальцев расставленных для равновесия рук.
Духи земли, ворочавшиеся внизу, благосклонно приняли случайную жертву. Башня едва слышно запела, принимая ток силы. Часть ее влилась в меня, позволив двигаться смелее и легче. Темнота немного разредилась, отчетливее обозначая ступени, а на стенах тускло замерцали знаки земли.
…Кажется, я все-таки потерял сознание на несколько минут. Совершенно не помню, как именно оказался в Башне. И, открыв глаза, обнаружил, что лежу на полу, на драгоценном хаонском ковре, который пропитался моей кровью, натекшей из раненого плеча. Снизу доносятся ритмичные, глухие удары. Дверь, судя по всему, еще держится.
Возле меня на полу примостился меланхоличный металлический паук, отбежавший чуть в сторону, стоило пошевелиться. А шевелиться было ох как нелегко. Слабость, боль и оцепенение, вызванное снотворным и ядом мантикор, превращали каждое движение в сложный, многоступенчатый процесс, требующий неимоверных мыслительных и физических усилий.
Так… Что тут у нас есть?.. Множество вещей, просто залежи бумаги и ни клочка ткани… Хоть гобелены срывай. Аптечка? Нет, вряд ли Магриц держит в Башне аптечку… В этом шкафчике странные флаконы… И бульонные кубики. И банка кофе «Золотой Лев»… Недоверчиво принюхавшись и убедившись, что это и впрямь кофе, я запустил пальцы в банку и, выудив горсть зерен, принялся с остервенением их жевать, хрустя и наслаждаясь горечью вперемешку с привычным бодрящим вкусом.
Поединок магов закончился не в вашу пользу? Жуйте «Золотой Лев»! Ложка нашего продукта приведет в чувство даже находящегося при смерти чародея-неудачника!..
Реальность стала дискретной. Вспышки активности сменяли приступы апатии. Боль приходила и уходила. Предметы говорили на разные голоса. Смутно соображая, что именно делаю, я ковылял по кабинету, бесцельно перебирая вещи, зачем-то выбрался на смотровую площадку Башни и некоторое время тупо созерцал разбавленную серебром дождевых блесток и мутными пятнами далеких огней ночь. Потом наклонился над перилами, сражаясь с головокружением…
А уже в следующий момент поймал себя на том, что пытаюсь содрать восточный гобелен, хитроумно прикрепленный к стене на особой раме, не повреждающей ткань. Эту мелочь я обнаружил, только когда оторвал гобелен, оставив в зажимах клочья и нитки… Варвар.
Ритмичный грохот смолк. Снизу теперь слышался топот и тяжелое дыхание спешащих наверх людей. Им потребуется несколько минут, чтобы добежать… Успею.
Гобелен на поверку оказался тяжелее, чем выглядел, и пришлось попыхтеть, чтобы дотянуть его наверх, на смотровую площадку. Расстелив ткань на перилах и полу, я принялся разглаживать ее, пытаясь учуять, услышать хоть что-нибудь, угадать, жив самолет еще или уже давно мертв. Мягкие шерстяные ворсинки мешались с колкими остями вплетенных волос. Незнакомая сила дремала, отзываясь равнодушно и вяло. Молчаливые силуэты, вытканные на поверхности гобелена продолжали свою бесконечную битву, не замечая, что к красной шерстяной крови прибавилась темная живая. Испачканные пальцы оставляли следы.
Ничего… Не реанимировать то, что мертво уже сотни лет… Хотя…
– Вот он! – рявкнул кто-то, как мне с перепугу померещилось, прямо над самым ухом. Похоже, я снова отключился на несколько секунд и не слышал, как выбили последнюю дверь, ведущую на смотровую площадку. И из проема полезли незнакомцы, жаждущие общения со мной. Магриц запаздывал.
Что еще оставалось? Очень может быть, что в здравом уме и трезвом сознании я бы не пошел на такую глупость. Но легкое помешательство и замутненное сознание – неотъемлемое свойство как глупых, так и героических поступков.
И, завернувшись в край гобелена как в плащ, я перевалился через перила, прямо в объятия дождя и ночи. Несколько мгновений тяжелая ткань еще цеплялась за перила, а потом мы ухнули вниз… Вместе.
Дыхание перехватило. Ветер восторженно взвизгнул.
– Стой, дурак! – Чьи-то руки тщетно схватили воздух. А черные угольные силуэты склонившихся над перилами людей стали стремительно удаляться. Сначала только вверх… А потом вверх и в сторону.
Потому что податливая, мягкая ткань гобелена внезапно напружинилась, отвердела и превратилась в плоскую платформу, заскользившую по воздуху против ветра. И удержаться на ней, схватившись за тонкий край, и не свалиться от внезапного торможения оказалось чрезвычайно трудно. До черноты в глазах трудно. Но я удержался, вцепившись в лохмотья, оставшиеся там, где я так неудачно выдрал гобелен из креплений.
– …Летит! – ветер швырнул остаток изумленного возгласа.
– …Убить, пока не…!
– …П-поднимай!
– Ае… аван… легра… – пробился через смешанные возгласы размеренный голос хозяина Башни.
Я был слишком занят, взбираясь на скользкую от дождя, вибрирующую поверхность гобелена-самолета, и потому заметил, что Магриц поднял на дыбы своего сторожевого водяного слишком поздно. Самолет врезался в плетение бешеных водных бичей, бьющих из канала, прямо в клубок водных змей, взметнувшихся почти до самых туч. Каждая такая плеть была способна снести тяжелый трактор, словно игрушечный велосипед.
Ледяные брызги секли лицо шрапнелью. Перемолоченным и перемешанным с водяной взвесью воздухом дышать стало невозможно. Поле зрения сразу сократилось до расстояния вытянутой руки, и все, что оставалось вокруг, – это вода, вода, вода…
Самолет мчался по почти незримым плотным кольцам как доска для серфинга в штормовых волнах. И, прижавшись к его скользкой поверхности, я пытался угадать направление в этой суматохе. Свистнула слева водяная плеть… Накрыла поверху, обдав колкими брызгами… А следующая задела краем, обжегши не хуже парового молота, чуть не снесла меня с гобелена, и, сбитый с толку, самолет беспорядочно закувыркался, ударяясь о тугие бока водяного и неудержимо стремясь к кипящей слякотью земле…