Сертаков Виталий. Сценарий «Шербет»

   В сопровождении моего «бархатного» друга на пороге стояла Марина Симак.
   Операция вступила во вторую фазу. Вторая фаза предписывала мне запрыгнуть в пустую ванну и не высовываться, пока не позовут. Но я не смог себя заставить скорчиться на дне корыта. Неприятно лежать и ждать, когда тебе выстрелят в затылок. Поэтому я просто упал плашмя на пол и продолжал наблюдать в щелочку. Мужчина с бархатным голосом сегодня не сказал ни слова, он вежливо придержал Марину на пороге, зашел сам, а следом просочились еще двое. Этих двоих я сразу узнал, несмотря на умелый грим. Оба работали вышибалами в «Бирюзовом кролике».
   Дежурный, на ходу поправляя рубашку, бросился докладывать. Естественно, он не ожидал, что начальник приедет не один, а с дамой. Правда, Марина Симак в помещение так и не вошла. Дежурный успел произнести казенное приветствие, когда до него что-то начало доходить. В эту секунду подопечный госпожи Фор дважды выстрелил в него сквозь карман плаща. Одновременно второй детина отступил назад и дважды выстрелил в кого-то на кухне. «Бархатный» в шляпе, возглавлявший делегацию, так и продолжал спать стоя, под действием наркотика. Товарищ с дымящейся дыркой в плаще заглянул в соседнюю комнату, оттуда донеслись еще два хлопка.
   Вошел Костадис и поправил сползавшую на нос шоферскую фуражку. Рукава чужого плаща он трижды подвернул, полы волочились по земле, с плеча свисал милицейский «сонник». В казенном наряде Тео был похож на хитрого гнома, укравшего костюм великана.
   Позже грек рассказал мне, как прошла самая сложная часть операции по проникновению внутрь. Мужчина с бархатным голосом не зря занимал высокий пост в иерархии своей конторы, он был уверен, что охраняет меня идеально. Вдобавок ко всему он был уверен, что выручать меня некому. Ошибка заключалась в том, что, убирая Сибиренко, они расчищали себе путь к выборам с помощью Марины Симак. Они сделали ставку не на ту лошадку, но в этой жизни все ошибаются. Они сделали ставку на Марину, потому что она в течение двух лет исправно снабжала информацией их московских коллег.
   Поэтому мужчина с бархатным голосом не насторожился, когда она позвонила утром и попросила о встрече. Он заехал на стоянку ее гостиницы, а там парни Марианны Фор оказались чуточку быстрее. Они хлопнули троих, а главного накачали наркотиком. Оставалось только подталкивать его вперед.
   Собственно, у Клео и Марины не было выбора. Сегодня вечером Сибиренко должен был выступать на празднике в Кремле и заявить о слиянии его новоиспеченной партии с партией парламентского большинства. Я не мог не восхититься его дальновидностью. Этот человек не планировал драться за президентское кресло, он плавно готовил миллионы любителей шоу к смене власти. Он учел все, кроме одной мелочи. После поездки в Москву его все равно ждали медицинское обследование и неминуемая смерть.
   Парни Марианны летели с ним сегодня в одном самолете и поселились в соседних номерах президент-отеля. К моему прилету им предстояло избавиться от тела.
   Клементине в случае успеха были обещаны орден за раскрытие заговора против действующего президента и генеральская должность в столице. Марианне Фор, как я понял, было достаточно расположения милицейской верхушки, личной неприкосновенности и отмены планируемой повальной регистрации граждан.
   На какую ступеньку метила Марина Симак, я так и не узнал. Когда я позже спросил об этом Ласкавого, он театрально закатил глаза. Его бывшая любовь вращалась в таких горних сферах, что обычным смертным ее ходы были недоступны.
   Я надел привезенный Костадисом костюм. В коридоре у лифта лежали еще два убитых оперативника.
   — Где врачи? — спросила Симак.
   Я открыл рот, чтобы попросить не убивать сотрудников клиники, но под взглядом Марины снова его захлопнул. С площадки черной лестницы вышли еще два молодых человека с пистолетами наизготовку; одного из них я узнал, он сопровождал Клементину Багрову в подвале «Бирюзового кролика».
   Стало быть, операция проводилась совместными силами.
   Я подумал, что если выживу, когда-нибудь напишу об этом книгу,
   — Быстро вниз! — подтолкнул меня Костадис. — Они без нас все закончат!
   Внизу, в узком коридоре у черного выхода, скорчился еще один мертвец. Лимузин с распахнутой дверцей стоял вплотную к порогу. За рулем в черных очках и кошмарном желтом парике сидел Петя Ласкавый. Он изо всех сил притворялся рядовым шофером, но кольца на пальцах и разноцветные ногти слегка портили картину.
   За первым же поворотом к нам спереди и сзади пристроились два джипа. Благодаря Марине Симак мы пронеслись над городом по выделенной правительственной полосе.
   В восемь тридцать три операция вступила в третью фазу. Мы вырулили на служебный аэродром МВД, здесь ждали три воздушных такси дальнего радиуса. Нас тут же окружила маленькая армия, состоящая из офицеров Управления. Дверца ближайшей машины откинулась; внутри, с папиросой, сидела Ксана Арсенова. Этого я никак не мог предугадать.
   Мы взлетели.
   Костадис тут же распечатал сигару, со вкусом раскурил и выпустил дым в потолок.
   — Как себя чувствуете? — проявила вдруг участие Симак. — Колени больше не болят?
   — Пока нет.
   — Ходите свободно?
   Я поднялся и продемонстрировал самую изящную походку, на какую был способен. Колени болели, болел затылок, кололо в груди, хотелось сморгнуть. Зеркало отразило четыре пары глаз, напряженно наблюдавших за моими передвижениями.
   Костадис окружил себя дымовой завесой и стал похож на хитрого шпиона.
   — Чему смеетесь? — сверкнул ослепительными резцами Ласкавый. — И не виляйте задницей, Сибиренко никогда так не ходил.
   Никто, кроме Тео, не засмеялся, нервы были натянуты до предела. Пилот сообщил, что через пятнадцать минут посадка. Лимузин для господина Сибиренко будет подан в аэропорт.
   — Я не смеюсь, я улыбаюсь!
   — А мне его задница больше нравится, — подала голос Ксана.
   — А тебя никто не просил сравнивать! — обиделся я.
   — У нас не больше двух часов. — Марина Симак щелкнула застежкой ридикюля. — Януш, еще раз пройдемся по списку приглашенных.
   Я дисциплинированно плюхнулся в кресло, а Ласкавый воткнул чип. Салон погрузился в сумрак, затем вокруг засверкали парадные огни Кремлевского дворца, зала наполнилась народом. Шорох платьев, приглушенные разговоры, строго отмеренные улыбки.
   — Поехали, — махнул из своего угла Костадис. — Высокий слева?
   — Министр связи Кочергин Сергей Олегович, — отозвался я. — Недоброжелатель, под колпаком «федералов».
   — Женщина в желтом, с бокалом?
   — Замглавы администрации, Яценко Лидия… Состоит в комитете вместе с моей женой.
   — Прямо, за столиком, бородатый?
   — Директор по связям «Газпрома», — отрапортовал я. — Охотились с ним прошлым летом на Байкале.
   — На сцене, третий слева, с бумагами?
   — Посол Венгрии, не знакомы.
   «…Вот черт, в очередной раз затосковал я, — теперь приходится знать в лицо всех, с кем незнаком…»
   — Девушка с открытым скрином?
   — Супруга губернатора Ярославской области. Виделись один раз на приеме в прошлом году…
   Зажегся свет. Тео не скрывал восхищения.
   — С ума сойти! Я бы в жизни такую толпу не упомнил! Ну и память у тебя, парень!
   — На «вы»! — коротко поправила Симак.
   — Чего?
   — Я напоминаю всем, что обращаться — только на «вы»!
   — Да, да, конечно, — закивал грек. — Это я так, по старой памяти!
   — По старой памяти, Тео, ты всех нас угробишь! — Марина здорово психовала.
   — Ну что, с богом? — Ласкавый поднял рюмку. — А я в вас верю, что бы мне ни говорили! — Он привстал и первым со мной чокнулся. — Марина, он мне сразу понравился, еще когда приперся в бунгало! Я себе сразу сказал, что такого честного парня днем с огнем не найти!
   — Петя, а кто тебе вообще не нравится? Ты у нас вечно самый восхищенный. — Симак подошла вплотную, поправила мне заколку в галстуке. — Ладно, оставляю его вам. Будем надеяться, что мы все предусмотрели.
   Такси мягко опустилось на бетонку. Мы выпили. Водка стоимостью сотню евриков за бутылку пилась удивительно легко. На запястье Симак заморгал вызов, к остывающим дюзам такси первой подкатила ее служебная «Волга». Лимузин для господина Сибиренко тянулся в бесконечность, как белая гусеница. Шофер в кремовой ливрее вышел со щеткой и принялся надраивать фары.
   — Все никогда не предусмотреть, — не очень к месту заметил я.
   Трое моих создателей застыли вокруг бутылки.
   — Что вы хотите этим сказать? — ледяным тоном осведомилась Мария.
   — Лев Петрович, вы нас не пугайте, — показал зубы Костадис.
   Ксана до боли вцепилась мне в ладонь, я вырвал руку.
   — Вы сами знаете. — Я выдержал их свинцовые взгляды. — Вы только что убили настоящего Сибиренко. Вы убили несколько агентов, чтобы замести следы.
   — Януш, вы дали согласие два месяца назад! — перебил Костадис. — Что случилось? Не пугайте меня…
   — Совесть проснулась? — сделал испуганные глаза Ласкавый. — Вы не забыли, что нам готовил ваш прототип?
   Симак молчала. Она, как всегда, была самым опасным соратником.
   — Вы прекрасно знаете, что я не отступлюсь, и совесть тут ни при чем, — отчеканил я. — Через сорок минут я официально заявлю на всю страну, что выхожу из партии и отказываюсь от борьбы за власть. Я честно расскажу, что такое «Шербет» и что такое будет «Кос-халва». Если они не пристрелят меня в Кремле, возможно, есть шанс прожить еще пару дней. Лишь бы вы не отступились и поддержали меня, когда миллионы граждан потребуют «Кос-халву».
   — Уже сегодня президент и все члены кабинета получат мою докладную, — подтвердила Марина. — Но как он поступит, я не могу прогнозировать.
   — Послезавтра у меня большой концерт в Лужниках. — Ласкавый мечтательно возвел глаза. — Я не возьму ни одной ноты, пока не расскажу все, что знаю. Возможно, это будет мой последний концерт…
   — Только в том случае, если мы проиграем, но так думать нельзя! — фыркнул Костадис. — Лев Петрович, сразу же после вашего выступления в Кремле я запущу его по всем своим сетям и выступлю сам. Кроме того, мне дадут эфир третий и одиннадцатый каналы.
   — Вы не вывели актера Полонского из чужого стрима, я практически ворую время его жизни, — напомнил я. — Он все еще капитан милиции, бывший следователь, и…— Я сглотнул, — и муж этой женщины.
   Я показал на Ксану пальцем, стараясь не встречаться с ней взглядом.
   — Господин Сибиренко, мы сто раз с вами об этом говорили… — Марина Симак старалась держать себя в руках. — Настоящий Полонский — безусловно, талантливый актер и человек выдающихся сенсорных способностей. Но перформеры вашей фирмы создали для него уникальный характер, которым вы сейчас обладаете. Мне даже неловко вас хвалить за мужество и патриотизм, поскольку эти качества…
   — Искусственные, — подсказал Костадис.
   — Плохи наши дела, если эти качества остались только в искусственном виде, — усмехнулся я.
   — Я понял, — встал на мою защиту Ласкавый. — Он боится, что стрим отпадет сам собой и он превратится в малодушного, совсем не героического актера.
   — И вдобавок влюбленного в эту сучку Лилиан, — ввернула из своего угла Ксана.
   Наверное, мое лицо как-то меня выдало. Музыкант был из них из всех самым наблюдательным.
   — Черт, так тебя вот что тревожит?
   — Лев Петрович, это ошибка. — Симак помахала в открытый люк своему шоферу. — Боже мой, Тео, как мы не учли?!
   — Но он со мной ни слова… — замахал руками грек.
   Я не понимал, о чем они говорят.
   — Лев Петрович, та женщина, которую вы считаете своей настоящей женой, Лилиан, или как ее там, на самом деле всего лишь дополнительный перформер, навязанный федералами.
   — Перформер? — Внутри меня что-то лопнуло.
   — О господи, Марина, как же его теперь убедить?! — всплеснул руками Костадис. — Лев Петрович, то есть Януш, тьфу ты, слушай внимательно! Мы и не подозревали, что тебя это так занимает!
   — Представьте себе, — сухо заметил я.
   — А уж меня-то как занимает! — ахнула Ксана. Я все еще боялся на нее посмотреть. Отчего-то мне казалось, что неуклюжее тело Сибиренко непременно пустит слезу.
   Бортпроводник приставил к люку трап и вытянулся в струнку внизу. Подъехала машина с логотипом «Салоник» — к Костадису благодаря моей подписи возвращалась его империя.
   — Лев Петрович, настоящий Сибиренко со мной немножко делился, на начальном, так сказать, этапе… — Госпожа Симак покусала нижнюю губу. — Капитан Полонский первоначально разрабатывался как человек холостой и свободный от глубоких привязанностей, но люди из Серого дома настояли на парной версии. Сибиренко создавал идеального, честного дознавателя, преданного не ему лично, а фирме. Парадокс заключается в том, что Полонский влюбился в другую женщину… А разве госпожа Арсенова вам не рассказывала, как все произошло?
   — Я так и не успела, он меня в ванне топил, — пожаловалась Ксана.
   — Так Лили — не моя жена?!
   — Не ваша. Должна была стать вашей женой, индекс воспоминаний наложился четко, но, как вы помните, эмоциональный стрим невозможно угадать точно.
   — Примерно восемь процентов… — прошептал я.
   — Где-то так, вам виднее— почти ласково улыбнулась Марина. — В вашем случае отдел перфоменса так и не смог навязать любимую женщину, хотя подбирала ее новейшая компьютерная программа. Они не смогли управлять вашими… гм… сердечными привязанностями.
   — И тогда Лева пошел на дикий шаг, — тихонько произнесла Ксана. — Он познакомил нас с тобой. Он видел, что я тебе нравлюсь…
   — Он тебя мне подложил!
   — Вот что, ребята! — ловко вклинился между нами Ласкавый. — Нам всем пора, а вы по пути договорите, ладушки? — И подтолкнул меня к выходу.
   — Постарайся пережить этот вечер. — Костадис мягко приобняла меня за плечи. — Завтра федералы догадаются, что мы их надули, но стрелять в вас уже не будет никакого смысла. Они не сумеют доказать, что ты — не Сибиренко! Продержись хотя бы неделю, поживите в Москве пока у Пети. Мы соберем парламентские слушания…
   — Я с ней рядом жить не буду!
   — Лев Петрович, это ненадолго! Ведь госпожа Арсенова — ваша официальная любовница…
   — Лева, только не при слугах. — Ксана подхватила меня под руку и ослепительно улыбнулась парню в кремовой ливрее.
   От прикосновения ее бедра меня бросило в жар.
   — Марина, вам отдельное спасибо! — Я помахал из окна, пока космический корабль, по ошибке поставленный на колеса, маневрировал между летных такси.
   — За что?! — крикнула Симак.
   — За восемь процентов… — Это я произнес очень тихо.
   На разные голоса зарычали моторы.
   Ласкавый, запахнувшись в шелковый шарф, на взлетной полосе раздавал автографы пилотам, к нему сбегались со всех сторон.
   В лимузине играла музыка. Ксана смотрела на меня, не моргая, со странным выражением. Возле шофера уселись двое охранников, возле шлагбаума, за летным полем, поджидал бронированный джип.
   — В Кремль, — приказал я.
   — На праздник, Лев Петрович? — оформил счастливую улыбку шофер.
   — Дай мне выпить! — Я входил в роль.
   Ксана послушно открыла бар, наполнила на четверть стакан бурбоном. Мне предстояло полюбить напитки Сибиренко.
   Наружи проносилась Москва.
   — Лева… — тихо начала Ксана.
   — Отстань! — Я скинул ее руку со своей ноги. — Еще налей!
   — Януш, я прошу тебя, поговори со мной! — Она беспрекословно подлила янтарного алкоголя.
   — Отстань, ты всего лишь мои восемь процентов! Когда все закончится, я опять тебя забуду…
   — Но я не хочу!
   — Чушь! — Я залпом опрокинул виски, кубики льда ударили по зубам. — Ты скучаешь по Льву, но его больше нет.
   — Дурак, я по тебе скучаю! — Она придвинулась вплотную.
   — Еще налей! — Я старался не вдыхать ее запах. Под нами промелькнула развязка Садового кольца.
   — Нельзя тебе больше, ты должен быть трезвый! Иначе они состряпают байку, что Сибиренко был пьян! — Ее пальцы трогали мой затылок.
   — Обойдусь без твоих указаний! — Я откинулся на кожаную спинку. — Так это правда, что Лев нас сам познакомил?
   — Да… И ты сразу предложил мне замуж.
   — Врешь! — Не вру! Ты мне очень понравился… — Но ты же замуж не согласилась?! — А как я поверю мужчине, который меня любит всего лишь на восемь процентов?
   — Но теперь-то не на восемь… — Я внимательно разглядывал башни за окном.
   — И я не на восемь, я на все сто…
   — Ага, как же! И согласна только на гостевой брак!
   — А ты еще раз предложи!
   — И предложу, вот только для начала уволюсь с канала и распродам все акции! Я буду нищим, и тогда посмотрим, что ты скажешь!
   Мы кричали шепотом, от нее пахло коньяком и травкой.
   — Думаешь, напугал?! А вот возьму и соглашусь! Машину качнуло. Лифт опускал нас в парковочную ячейку под Васильевским спуском. В темноте я потрогал ее лицо, оно было мокрым от слез.
   — Яник, я боюсь…
   — Скажи мне еще раз! — Я поцеловал ее в соленые губы. — И тогда все пройдет удачно!
   — Я… я люблю тебя и хочу за тебя в традишен. Продавай все, только сам…
   Телохранитель распахнул дверцу. На красной ковровой дорожке улыбались мужчины с гладкими стертыми лицами. Их было очень много, но я уже не боялся. Я был уверен, что увижу завтрашний рассвет.
   На все сто процентов.