Сесил Скотт Форестер. Хорблауэр и "Атропа"

штабу.
- Здравствуйте, сэр, - сказал он, подходя. Они обменялись рукопожатиями
и оглядели друг друга, как люди, встретившиеся после долгих лет, проведенных
на войне. Хорнблауэр рассказал про часы и спросил разрешения сходить за
ними. Брейсгедл сочувственно присвистнул.
- Плохо дело, - сказал он. - Если б не старик Джерви, я бы рискнул. Но
это его личный приказ. У меня нет ни малейшего желания до конца своих дней
просить милостыню на паперти.
Под "Джерви" Брейсгедл разумел адмирала лорда Сент-Винсента - тот
недавно снова стал первым лордом Адмиралтейства. Когда-то он был сэром
Джоном Джервисом, чья строгость наводила ужас на весь флот.
- Вы его флаг-адъютант? - спросил Хорнблауэр.
- Именно, - ответил Брейсгедл. - Бывают должности и полегче. Я лично
предпочел бы командовать пороховой баржей в аду. Впрочем, это от меня не
уйдет. Когда я отслужу срок своего рабства у Джервиса, мне предложат именно
эту должность.
- Значит, я должен распрощаться со своими часами, - сказал Хорнблауэр.
- Даже не поцеловавшись с ними на прощанье, - подхватил Брейсгедл. -
Зато в будущие годы, посещая склеп в соборе св. Павла, вы сможете взирать на
могилу героя с удовлетворением, зная, что часы ваши покоятся вместе с ним.
Это окончательно вывело Хорнблауэра из себя.
- Ваш юмор часто неуместен, мистер Брейсгедл, - сказал он. - Вы,
по-видимому, забыли, что между нами существует разница в чине, обязывающая
вас, как младшего по званию, к большей почтительности.
Не успел Хорнблауэр договорить, как уже пожалел о сказанном. Он любил
Брейсгедла, их по-прежнему связывали воспоминания о пережитых опасностях и о
том, как весело балагурили они мичманами. Да, по счастливой случайности он
обогнал Брейсгедла по службе. Тем более некрасиво пользоваться этим, чтобы
обидеть старого друга - а он несомненно его обидел - единственно, чтобы
сорвать на ком-нибудь свою злость.
Брейсгедл вытянулся во фрунт.
- Прошу прощения, сэр, - сказал он. - Я забылся. Надеюсь, вы не сочтете
это за обиду, сэр.
Оба офицера некоторое время смотрели друг на друга, потом Брейсгедл
встал посвободнее.
- Я еще не сказал, как я сожалею о ваших часах, сэр, - сказал он. - Я
искренно вам сочувствую. Честное слово, сэр.
Хорнблауэр хотел было произнести что-нибудь примиряющее, когда за
спиной Брейсгедла выросла еще одна фигура - массивная, нескладная, в
парадном мундире с золотым шитьем. Из-под густых белых бровей адмирал
Сент-Винсент смотрел на двух офицеров. Хорнблауэр козырнул, и Брейсгедл
догадался, что начальник - у него за спиной.
- О чем сожалеет этот молодой человек, а, Хорнблауэр? - спросил
Сент-Винсент.
Хорнблауэр вкратце объяснил, почти не спотыкаясь в этот раз на слове
"милорд".
- Я рад, что мистер Брейсгедл исполняет мой приказ, - сказал
Сент-Винсент. - Не то сюда мигом набились бы зеваки. Но вам, капитан
Хорнблауэр, я даю персональное разрешение войти.
- Спасибо, милорд. Премного благодарен.
Сент-Винсент заковылял было прочь, но остановился и осмотрел на
Хорнблауэра пристальнее, чем прежде. - Вас представляли Его Величеству,
молодой Хорнблауэр?
- Нет, сэр... милорд.
- А следовало бы. Каждый офицер должен засвидетельствовать почтение
своему королю. Я сам вас представлю.
Хорнблауэр подумал о жене, о новорожденном, о корабле Детфорде. Подумал
про мокрый мундир, который придется отутюжить до неимоверной гладкости,
прежде чем в нем можно будет показаться при дворе. Подумал о богатых,
знатных и могущественных завсегдатаях королевских приемов, и понял, что
окажется там не к месту, будет все время сознавать это и потому мучиться.
Можно найти предлог и отказаться. Но... но это новое приключение.
Препятствия, о которых он только что думал, бросали ему вызов, уклониться от
которого не позволяло самолюбие.
- Спасибо, милорд, - сказал он, судорожно ища в памяти подходящие
слова. - Большая честь для меня. Буду премного вам обязан.
- Ладно, договорились. Завтра у нас понедельник? Приемы по средам. Я
отвезу вас в своем экипаже. Будьте здесь в девять.
- Есть, сэр... милорд.
- Проводите мистера Хорнблауэра внутрь, мистер Брейсгедл, - сказал
Сент-Винсент и заковылял прочь.
Брейсгедл провел Хорнблауэра в Адмиралтейство. Часы по-прежнему висели
на гробе, там, куда он их повесил. Он с облегчением отцепил их и пошел
обратно. У входа он остановился и протянул Брейсгедлу руку. Пока длилось
рукопожатие, Брейсгедл смотрел на него, как бы что-то обдумывая.
- Значит до двух склянок дополуденной вахты послезавтра, сэр, - сказал
он, с легким ударением на слове "дополуденной".
- Да, тогда и увидимся, - сказал Хорнблауэр. Он пошел к ступеням
Уайтхолла, думая о более неотложных делах. Но, начав по привычке продумывать
планы на ближайшие два дня, он вспомнил это слово - "дополуденной".
Брейсгедл избавил Хорнблауэра от одного лишнего беспокойства - не позднее
завтрашнего утра тот начал бы мучиться сомнениями, на утро или на вечер
назначил ему Сент-Винсент.
Отлив уже шел: по обе стороны реки виднелись темные полосы грязи. Возле
Ламбетской пристани стояла погребальная барка, Хоррокс и его матросы
протаскивали под днище брезент. Остальные суденышки, принимавшие участие
процессии, были разбросаны повсюду. Хорнблауэр с радостью увидел у ступеней
свою гичку. Он шагнул в нее, взял рупор и приступил к следующему делу -
распустить суда в соответствии с приказами, которые сам вчера и составил.
По-прежнему дул порывистый ветер, но, поскольку шел отлив, сильных волн не
было. Единственную новую сложность создавали многочисленные лодочки,
заполнившие реку - это любопытные торопились поближе рассмотреть
церемониальные барки.
Олдермены и представители городских компаний, герольдмейстеры и
адмиралы давно разошлись по домам обедать, и январские сумерки начали
сгущаться, прежде чем Хорнблауэр отпустил в Гринвиче последних подопечных и
приказал грести к Детфордскому пирсу. Усталый, голодный и замерзший добрался
он до "Георга". Этот день казался бы ему целой неделей, если б он не помнил,
что только сегодня утром расстался с Марией, у которой начинались родовые
схватки.
Первым, кого он встретил в "Георге", был хозяин. Хорнблауэр прежде
видел его мельком раз или два - он был совершенно незаметен в доме, где всем
заправляла хозяйка.
- Как моя жена? - спросил Хорнблауэр. Хозяин моргнул.
- Не знаю, сэр, - сказал он. Хорнблауэр нетерпеливо повернулся прочь и
взбежал по лестнице. Взявшись за ручку двери, он замер. Сердце его отчаянно
колотилось. Потом он услышал внутри голоса и открыл дверь. Мария лежала,
откинувшись на подушки, повитуха что-то делала у окна. Свеча слабо озаряла
лицо Марии.
- Горри! - воскликнула Мария. В голосе ее звучало радостное изумление.
Хорнблауэр взял ее за руку.
- Все в порядке, дорогая? - спросил он.
- Да, - ответила Мария.
Она подставила губы и тут же - не успел он ее поцеловать - повела
глазами к плетеной корзине, помещавшейся на столике у кровати.
- Девочка, милый, - сказала она, - наша девочка.
- И прелестная, притом, крошка, - добавила повитуха. Хорнблауэр обошел
кровать и заглянул в корзину. Он увидел крошечную фигурку в одеяле - он
совсем забыл, до чего же малы новорожденные - и красное сморщенное личико,
карикатуру на человеческое лицо. Он внимательно всмотрелся в это личико.
Крохотные губки раскрылись и испустили слабый писк - в сравнении с ним крики
маленього Горацио, которые Хорнблауэр прекрасно помнил, показался бы
басистым ревом.
- Она красавица, - галантно сказал Хорнблауэр. Писк не смолкал, и над
краем корзины появились крохотные сжатые кулачки.
- Наша маленькая Мария, - сказала жена. - Я уверена, волосики у нее
будут виться.
- Ну, ну, - сердито вмешалась повитуха. Это относилось не к смелому
предсказанию, а к тому, что Мария, желая взглянуть на ребенка, начала
приподниматься на локте.
- Если она вырастет такой, как ее мать, - сказал Хорнблауэр, - то
станет лучшей из всех дочерей. Мария улыбнулась ему и опустилась на подушки.
- Маленький Горацио внизу, - сказала она. - Он видел свою сестренку.
- И как она ему понравилась?
- Он заплакал, когда заплакала она, - ответила Мария.
- Пойду посмотрю, как он, - предложил Хорнблауэр.
- Сходи, пожалуйста, - сказала Мария, однако удержала его рукой. Он,
наклонившись, поцеловал ее в тыльную сторону ладони.
- Я безмерно счастлив, что у тебя все хорошо, дорогая, - сказал
Хорнблауэр, уходя.
Он спустился в гостиную и стоял, не зная куда идти. Из кухни высунулась
хозяйка.
- Маленький джентльмен здесь, сэр, - сказала она. - Заходите,
пожалуйста.
Маленький Горацио сидел на высоком стуле. При виде отца он расцвел -
ничего более лестного Хорнблауэр в жизни не испытывал - и запрыгал на стуле,
размахивая зажатой в кулаке коркой.
- Ах ты! Как заулыбался, что папочка пришел! - сказала хозяйка и
заколебалась, прежде чем предложить почти немыслимое: - Ему скоро ложиться,
сэр. Хотите пока поиграть с ним, сэр?
- Да, - сказал Хорнблауэр.
- Ну, малыш! - воскликнула хозяйка. - Папочка сейчас с тобой поиграет.
Пошли на ручки. Маленькая гостиная сейчас свободна, сэр. Сюда, сэр. Эмили,
принеси капитану свечу.
Очутившись на полу, маленький Горацио задумался, выбирая, какой способ
передвижения более пристал почти годовалому человеку. На четвереньках,
конечно, быстрее. С другой стороны, держась за ножку стула, можно встать.
Это он наконец и выбрал, и улыбка, осветившая его лицо, показывала, какое
удовольствие ему доставил этот процесс. С неимоверным трудом он повернулся
спиной к стулу, выпустил ножку и шагнул к отцу. Закончив шажок, он закачался
на широко расставленных ногах, и шагнул снова. До сих пор ему редко
удавалось сделать шаг, не шлепнувшись на пол. Этот слог, которые он все
время повторяет - похоже на "па" - неужели он пытается сказать "папа"?
Это снова было счастье, мимолетное, неуловимое - смотреть, как
маленький сын с лучистой улыбкой идет к тебе неуверенными шажками.
- Иди к папе, - сказал Хорнблауэр, протягивая руки. Улыбка сменилась
хитрой гримаской, и на четвереньках маленький Горацио галопом понесся по
комнате. Хорнблауэр побежал за ним, подхватил, поднял в воздух. Малыш
зашелся от смеха. Простое, чудесное удовольствие - и тут Хорнблауэр, держа
брыкающегося ребенка на вытянутых руках, вспомнил, как висел на вантах
"Неустанного", когда упала бизань-мачта, а он был на марсе. Его сын тоже
узнает опасность и... и страх - позже, когда вырастет. Нет, пусть эта мысль
не омрачает теперешнее счастье. Хорнблауэр опустил ребенка на пол, потом
снова поднял на вытянутых руках - успех, судя по счастливому хохоту, был
сногсшибательный.
Постучавшись, вошла хозяйка.
- Какие мы большие! - сказала она. Хорнблауэр постарался не смутиться,
что его поймали за тем, как он явно наслаждается игрой с собственным
ребенком.
- Не знаю, что на меня нашло, - сказала хозяйка. - Совсем позабыла
спросить, хотите ли вы ужинать.
- Ужинать? - повторил Хорнблауэр. Последний раз он ел в Гринвиче.
- Яичницу с ветчиной? - спросила хозяйка. - Вареного мяса?
- И того, и другого, пожалуйста, - ответил Хорнблауэр.
- Я мигом, - сказала хозяйка. - Позанимайтесь пока с молодым
джентльменом.
- Я должен подняться к миссис Хорнблауэр.
- Еще десять минут она без вас проживет, - весело сказала хозяйка.
Яичница с ветчиной божественно благоухала. Эмили понесла маленького
Горацио в постель, Хорнблауэр с аппетитом принялся за еду. Яичница, потом
холодное мясо с маринованным луком и кружка пива. Еще одно простое
удовольствие - наесться вволю и даже немного больше. Обычно он строго следил
за собой, к обжорству же относился с презрением, и потому мысль, что он ест
слишком много, придавала еде особый аромат. Успешно выполнив сегодня свой
долг, он, что редко с ним случалось, мог не волноваться завтрашнем дне, даже
зная, что послезавтра идти на прием королю. С Марией все в порядке, и теперь
у него есть дочь - дочь, которая станет такой же прелестной, как и сын. Тут
он чихнул три раза подряд.

VI

- Ступени Уайтхолла, - сказал Хорнблауэр, садясь в гичку у Детфордского
пирса.
Хорошо, когда есть своя гичка - матросы гребут быстрее лодочников и к
тому же им не надо платить.
- Весла на воду! - крикнул рулевой.
Конечно, шел дождь, и по-прежнему дул западный ветер. Ливень стучал по
воде, молотил по дождевикам несчастных матросов и громко барабанил по
зюйдвестке, которую Хорнблауэр надел, предусмотрительно спрятав треуголку
под плащ. Он постоянно шмыгал носом - такого насморка у него не было еще
никогда. Хорошо бы высморкаться, но для этого надо лезть под плащ за носовым
платком, что нежелательно. Сидя в плаще, как в палатке, накрытый сверху
зюйдвесткой, Хорнблауэр мог надеяться, что, если не будет шевелиться,
доберется до Уайтхолла сухим. Он продолжал шмыгать.
Вверх по реке, сквозь дождь. Под Лондонский мост, вдоль изгибов реки,
которые Хорнблауэр так хорошо изучил за последние дни. Дрожа, он съежился
под плащом. Он точно знал, что ни разу в жизни ему не было так плохо. Надо
было лежать в постели, прикладывать к пяткам нагретые кирпичи и пить горячий
разведенный ром. Однако нельзя сослаться на болезнь, когда Первый лорд
Адмиралтейства собирается представить тебя ко двору, даже если бьет озноб и
ноги как ватные.
Ступени были скользкими после прилива, и Хорнблауэр, поднимаясь по ним,
едва держался на ногах. На верхней ступеньке он свернул и сунул в карман
зюйдвестку, надел треуголку и, пригнувшись, заспешил под дождем к
Адмиралтейству. Хотя до туда было всего сто пятьдесят ярдов, он успел
забрызгать чулки, а в треуголку налилась вода. Войдя, он с Удовольствием
погрелся у камина в капитанской комнате, пока не пришел Брейсгедл и не
сказал, что его сиятельство ждет.
Сент-Винсент стоял под портиком.
- Доброе утро, Хорнблауэр, - сказал он.
- Доброе утро, милорд.
- Затишья все равно не дождешься, - сказал Сент-Винсент, глядя на дождь
и прикидывая на глаз расстояние до экипажа. - Идемте.
Он мужественно заковылял вперед, Хорнблауэр и Брейсгедл за ним. Они
были без плащей - Хорнблауэр оставил свой в Адмиралтействе. Им пришлось
ждать, пока Сент-Винсент заберется в экипаж. Потом влез Хорнблауэр,
Брейсгедл втиснулся последним и сел на откидное переднее сиденье. Экипаж
загромыхал по мостовой, дрожание окованных железом колес сливалось с бившим
Хорнблауэра ознобом.
- Все это конечно глупости, ездить от Адмиралтейства до Сент-Джеймса в
экипаже, - ворчал Сент-Винсент, - я три мили проходил по шканцам на
"Орионе".
Хорнблауэр снова шмыгнул носом. Он не мог даже поздравить себя с тем,
что из-за вызванных болезнью мучений не испытывает обычного своего волнения
- он так отупел, что утратил способность к самоанализу.
- Вчера я прочел ваш рапорт, Хорнблауэр, - продолжал Сент-Винсент. -
Удовлетворительно.
- Спасибо, милорд. - Хорнблауэр собрал все свои силы. - Хорошо прошли
вчера похороны в соборе св. Павла?
- Неплохо.
Экипаж громыхал по дворцовой аллее.
- Приехали, - объявил Сент-Винсент. - Я думаю, обратно вы поедете со
мной, Хорнблауэр? Я не собираюсь задерживаться надолго. Девять часов утра, а
я не сделал и трети дневной работы.
- Спасибо, милорд.
Дверца экипажа открылась, Брейсгедл выскочил, чтоб помочь выбраться
адмиралу. У Хорнблауэра забилось сердце. Повсюду виднелись красные, синие и
золотые мундиры, пудреные парики. Один из париков - темные глаза его
обладателя резко контрастировали с белизной убора - отделился от прочих и
подошел к Сент-Винсенту. Мундир на обладателе парика был черный с серебром,
рукоять шпаги вспыхивала мириадами граней.
- Доброе утро, милорд.
- Доброе утро, Катрик. Это мой протеже, капитан Горацио Хорнблауэр.
Катрик окинул Хорнблауэра быстрым взглядом, схватывая все подробности -
сюртук, бриджи, чулки, шпагу - но лицо его не изменилось. Можно подумать,
ему не в диковинку проводить к королю потрепанных флотских офицеров.
- Я так понял, капитан, что его сиятельство вас представляет. Пройдите
вместе с ним в приемный покой.
Хорнблауэр кивнул. Он гадал про себя, какой смысл Сент-Винсент
вкладывает в слово "протеже". Шляпу Хорнблауэр держал в руке, и поспешно
сунул ее под мышку, следуя примеру остальных.
- Идите за мной, - сказал Сент-Винсент. Вверх по ступеням, внизу
караул, наверху еще один черный с золотом мундир, опять краткий обмен
фразами. Лакеи в пудреных париках толпились у дверей. Прибывающих объявлял
хорошо поставленный голос, сдержанный, но отчетливый.
- Адмирал досточтимый граф Сент-Винсент. Капитан Горацио Хорнблауэр.
Лейтенант Энтони Брейсгедл.
Приемный покой пестрел яркими красками. Здесь были представлены все
мыслимые мундиры. Пехотинцы в красном, легкие кавалеристы в мундирах всех
цветов радуги, обшитых тесьмой, галуном и мехом, в плащах, сабли едва не
волокутся по полу, тяжелые кавалеристы в высоких ботфортах, иностранцы в
белых и зеленых мундирах. Грузный Сент-Винсент плыл среди них, словно боевой
корабль среди яхт. Король сидел на стуле с низкой спинкой, похожем на трон,
в маленьком парике перевязанном сзади лентой, и до удивления походил на свои
портреты. За ними полукругом стояли люди в орденских лентах со звездами.
Ленты были синие, красные, зеленые, через левое плечо и через правое - это
кавалеры орденов Подвязки, Бани, св. Патрика - великие люди страны.
Сент-Винсент с трудом склонился в низком поклоне.
- Рад вас видеть, милорд, рад вас видеть, - сказал король. - С
понедельника не было ни минуты свободной. Рад, что все прошло хорошо.
- Спасибо, сэр. Позвольте представить вам офицера, отвечавшего за
водную процессию.
- Пожалуйста.
Король посмотрел на Хорнблауэра. Глаза у него были голубые, навыкате,
но добрые.
- Капитан Горацио Хорнблауэр, - сказал Сент-Винсент. Хорнблауэр
попытался изобразить поклон, какой ему десять лет назад показывал
французский учитель танцев - левая нога вперед, правая рука прижата к
сердцу. Он не знал, как низко надо кланяться и как долго оставаться в
согнутом положении. Наконец он выпрямился, чувствуя себя так, словно
вынырнул из-под воды.
- Какого корабля, сэр? Какого корабля? - спросил король.
- "Атропа", двадцать два, Ваше Величество.
Лежа без сна всю предыдущую ночь, Хорнблауэр продумывал, о чем его
могут спросить. Этот вопрос он предвидел и потому ответил почти без
колебаний.
- Где она сейчас?
- В Детфорде, Ваше Величество.
- Но вы скоро выходите в море?
- Э... - этого Хорнблауэр не знал, но за него ответил Сент-Винсент.
- Очень скоро, сир, - сказал он.
- Ясно, - протянул король, - ясно. Он поднял руку и, прежде чем
произнести следующую фразу, потер лоб, демонстрируя безмерную усталость.
- Мой внучатый племянник, - сказал он. - Князь Эрнест - я не говорил
вам о нем, милорд?
- Говорили, сир, - ответил Сент-Винсент.
- Как вы полагаете, капитан Хорнблауэр подойдет для того, что я
задумал?
- Да, сир. Вполне.
- Стаж меньше трех лет, - задумчиво сказал король, разглядывая эполет у
Хорнблауэра на плече. - Впрочем, ладно. Хармонд!
- Ваше Величество!
Из полукруга выскользнул человек с лентой и при звезде.
- Представьте капитана Хорнблауэра Его Княжеской Светлости.
- Да, Ваше Величество.
Голубые глаза короля ласково улыбались.
- Спасибо, капитан, - сказал король. - Исполняйте свой долг, как вы его
исполняли, и ваша совесть всегда будет чиста.
- Да, Ваше Величество, - сказал Хорнблауэр. Сент-Винсент снова
поклонился, поклонился и Хорнблауэр. Он знал, что не должен поворачиваться
спиной к королю - почти единственное, что он знал о придворном этикете. Это
оказалось не так уж трудно. Довольно много людей ожидали своей очереди
подойти к королю, и Хорнблауэр, вслед за Сент-Винсентом, бочком пробрался
мимо них.
- Сюда, пожалуйста, - сказал Хармонд, ведя их в дальний конец покоя. -
Подождите немного.
- С кем только не поведешься на королевской службе, - заметил
Сент-Винсент, пока они ждали. - Не думал, что это навьючат на вас,
Хорнблауэр.
- Я... я не совсем понял, - сказал Хорнблауэр.
- Этот князь...
- Сюда, пожалуйста, - сказал Хармонд, появляясь снова.
Он подвел их к терпеливо ожидавшему юноше - нет, даже мальчику - в
чужеземном зеленом с золотом мундире, с короткой шпагой на боку, в орденах -
несколько орденов висели на груди, два - на шее. За ним возвышался грузный
господин в таком же, но более скромном мундире, смуглый, с толстыми
отвисшими щеками. Сам мальчик был красив, его белокурые волосы ниспадали
локонами, глаза были честные, голубые, нос немного вздернутый. Грузный
господин выступил вперед, не подпуская их к мальчику. Хармонд посмотрел на
него в упор.
- Сначала их следует представить мне, - объявил грузный господин.
Говорил он басом, с немецким, как решил Хорнблауэр, акцентом.
- Почему это, сэр? - спросил Хармонд.
- По законам Зейц-Бунау лишь обер-гофмейстер вправе представлять
кого-либо Его Княжеской Светлости.
- И?
- А я, сэр, обер-гофмейстер. Как вам известно.
- Очень хорошо, сэр, - покорился Хармонд. - Имею честь представить:
адмирал досточтимый граф Сент-Винсент, капитан Горацио Хорнблауэр, лейтенант
Энтони Брейсгедл.
Хорнблауэр собирался уже поклониться, когда заметил краем глаза, что
Сент-Винсент по-прежнему стоит прямо.
- Кому имею честь быть представленным? - холодно спросил Сент-Винсент.
Похоже, он не жалует немцев.
- Доктор Эйзенбейс, - сказал Хармонд.
- Его Превосходительство барон фон Эйзенбейс, обер-гофмейстер и
штатс-секретарь Его Светлости князя Зейц-Бунаусского, - пояснил грузный
господин. - Очень рад познакомиться.
Он некоторое время выдерживал взгляд Сент-Винсента, потом поклонился.
Сент-Винсент поклонился не раньше, чем начал кланяться Эйзенбейс. Хорнблауэр
и Брейсгедл последовали его примеру. Все четверо выпрямились одновременно.
- А теперь, - сказал Эйзенбейс, - честь имею представить...
Он повернулся к князю и заговорил по-немецки, видимо, повторяя
сказанное, затем назвал имена. Маленький князь при каждом имени наклонял
голову, но Сент-Винсент склонился низко, почти как перед королем. Хорнблауэр
поступил так же. Потом князь заговорил по-немецки.
- Его Княжеская Светлость говорит, - переводил Эйзенбейс, - что
счастлив познакомиться с офицерами флота Его Величества, поскольку Его
Светлость желал бы вместе с ними воевать против французского тирана.
- Скажите Его Княжеской Светлости, - сказал Сент-Винсент, - что мы тоже
счастливы.
Эйзенбейс перевел, и князь каждому по очереди улыбнулся. Наступила
неловкая пауза. Все смотрели друг на друга. Наконец Эйзенбейс что-то сказал
князю и, получив ответ, повернулся к остальным.
- Его Княжеская Светлость, - объявил он, - говорит что больше не будет
вас задерживать.
- Хм, - буркнул Сент-Винсент, снова складываясь пополам. Остальные
сделали то же, и все отступили назад и вбок.
- Чертов выскочка! - проворчал Сент-Винсент себе под нос, потом
добавил. - По крайней мере, дело сделано. Можно уходить. Идите за мной.
Они вышли во двор. Лакей подозвал графский экипаж, они забрались
внутрь. Хорнблауэр ничего не соображал от насморка и пережитого волнения.
После странного инцидента, в котором он только что принимал участие, он
окончательно перестал понимать, что к чему.
- Итак, Хорнблауэр, это ваш мичман, - сказал Сент-Винсент. Голос его
так походил на грохот колес по мостовой, что Хорнблауэр не знал, правильно
ли он расслышал - тем более адмирал сказал что-то очень странное.
- Простите, милорд?
- Вы меня прекрасно слышали. Я сказал, что это ваш мичман - князь
Зейц-Бунаусский.
- Но кто он?
- Один из немецких князей. В прошлом году Бони, по дороге к Аустерлицу,
выгнал его из княжества. Страна кишит немецкими князьями, которых Бони
повыгонял из их княжеств. Но этот, как вы слышали, приходится королю
внучатым племянником.
- И он будет моим мичманом?
- Именно. В отличие от прочих, он молод и еще может чему-нибудь
научиться. По большей части они поступают в армию. В штаб. Бедный штаб. Но
теперь в моде флот - впервые с немецких войн. Видит Бог, мы выигрываем
битвы, а солдаты - нет. Так что всякие недоделанные аристократы, вместо
того, чтоб идти в драгуны, поступают теперь на флот. Его Величество сам
выбрал карьеру для своего племянника.
- Я понял, милорд.
- Ему это будет не вредно. "Атропа", конечно, не дворец.
- Я как раз подумал об этом, милорд. Мичманская каюта на "Атропе"...
- И все-таки туда вы его и поместите. Места на шлюпе мало. На линейном
корабле ему еще можно было бы выделить отдельную каюту, но на "Атропе" пусть
довольствуется, чем есть. Икры и дичи тоже не будет. Я пришлю на этот счет
приказы, конечно.
- Есть, милорд.
Заскрежетали тормоза. Экипаж остановился возле Адмиралтейства. Кто-то
открыл дверцу, и Сент-Винсент начал приподниматься с сиденья. Хорнблауэр
прошел с ним до портика.
- Желаю вам всего хорошего, Хорнблауэр, - сказал Сент-Винсент,
протягивая руку.
- До свиданья, милорд.
Сент-Винсент глянул на него из-под бровей.
- У флота есть две обязанности, Хорнблауэр, - сказал он. - В чем
состоит одна, мы все знаем - сражаться с французами.
- Да, милорд?
- О другой мы думаем реже. Мы обязаны оставить по себе флот не худший,
чем тот, в котором служили. Сейчас у вас стаж меньше трех лет, Хорнблауэр,
но со временем вы станете старше. Не успеете вы оглянуться, как окажется,