Сесил Скотт Форестер. Хорблауэр и "Атропа"

стоит свеч. Надо разыграть кровожадного злодея, одержимого манией убийства,
Хорнблауэр знал, что такие люди есть. Изверги встречались и среди
королевских офицеров. За последние десять лет войны на море то одна, то
другая сторона изредка учиняли зверские расправы. Французы не знают
Хорнблауэра, команда пакетбота тоже. Кстати, не знают его и собственные
матросы. Они недолго служат под его началом, и не имеют причин усомниться в
его человекоубийственных устремлениях. Значит, они не выдадут его своим
поведением. Хорнблауэр повернулся к одному из своих матросов.
- Бегом наверх, - приказал он. - Пропустите гордень через блок на ноке
грота-рея.
Это значило сделать виселицу. Матрос смотрел на него, не веря своим
ушам, но Хорнблауэр страшно оскалился, и тот быстро побежал по вантам.
Хорнблауэр подошел к связанным французам. Они смотрели то на матроса, то на
искаженное лицо Хорнблауэра. Их перешептывание смолкло.
- Вы - пираты, - медленно и отчетливо сказал Хорнблауэр. - Я вас
повешу.
На случай, если говорящий по-английски француз не знает слова
"повесить", он указал на нок рея. Это поняли все. Секунду или две пленные
молчали, и вдруг разом заговорили на французском, так быстро, что Хорнблауэр
не разбирал слов. Потом тот, кто говорил по-английски, возмущенно заявил:
- Мы не пираты, - сказал он.
- А я уверен, что вы пираты, - ответил Хорнблауэр.
- Мы каперы, - сказал француз.
- Пираты, - повторил Хорнблауэр. Французы снова заговорили все разом.
Хорнблауэр понял, что главарь переводит товарищам его слова, а они убеждают
его объясниться полнее. Хорнблауэр холодно посмотрел на них и, не обращая
больше внимания, отдал следующий приказ.
- Лидбитер, - сказал он, - завяжите на конце удавку. Потом опять
повернулся к французам.
- Так кто вы, значит? - нарочито бесстрастно спросил он.
- Мы с капера "Венжанс" из Дюнкерка, сэр. Я - Жак Лебон, призмастер.
Выходя в море, каперы обычно имеют на борту несколько лишних офицеров,
которые поведут трофеи во французский порт, пока остальная команда продолжит
плаванье. Обычно на эту роль выбирают офицеров, знающих английский язык и
обычаи королевского флота, и они называются "призмастерами". Хорнблауэр
повернулся и посмотрел на удавку - она выразительно раскачивалась на ноке
рея - потом опять обратился к призмастеру.
- У вас нет документов, - сказал он.
При этом он скривил губы в презрительной усмешке. Несчастным, не
сводившим глаз с его лица усмешка эта показалась неестественной - такой она
и была. Хорнблауэр блефовал. Если б призмастер показал какую-нибудь бумагу
пришлось бы менять всю линию атаки, но риск был невелик. Будь документы у
Лебона в кармане, он бы уже упомянул о них, попросил бы кого-нибудь их
достать. Это - первое движение француза, в чьей личности усомнились.
- Нет, - упавшим голосом подтвердил Лебон. Мало кто берет с собой
документы, собираясь на абордаж.
- Тогда я вас повешу, - сказал Хорнблауэр. - Всех до единого. Одного за
другим.
Он заставил себя рассмеяться, и смех получился нечеловеческий, ужасный.
Каждый подумал бы, что смех этот вызван предвкушением приятного зрелища -
мучительной смерти пятнадцати человек. Седовласый капитан "Амелии", не
вынеся этого, вмешался в разговор.
- Сэр, - сказал он. - Что вы собираетесь делать?
- Заниматься своим делом, сэр, - сказал Хорнблауэр, подражая тем наглым
офицерам, которых ему приходилось встречать по службе. - Могу я попросить и
вас заниматься своим?
- Но вы же не станете вешать этих бедолаг, - продолжал капитан.
- Именно это я и сделаю.
- Но не на моем корабле, сэр. Не сейчас. Без суда и следствия...
- Именно на вашем корабле, сэр, который был захвачен ими по вашему
упущению. И немедленно. Пиратов, пойманных на месте преступления, вешают
сразу, и вы это знаете, сэр. И я это сделаю.
Какая удача, что капитан вмешался в разговор. Его отчаяние, тон его
возражений были совершенно искренни - если б Хорнблауэр посвятил его в свой
план, он говорил бы иначе. Хорнблауэр обошелся с ним жестоко, но так было
нужно.
- Сэр, - настаивал капитан, - я уверен, что они - каперы.
- Попрошу вас не мешать королевскому офицеру исполнять его долг. Вы
двое, подойдите.
Двое матросов, на которых он указал, покорно приблизились. Возможно, им
случалось видеть повешенье, как и другие жестокости жестокой службы. Но
перспектива лично принять участие в казни их явно смущала. Нежелание было
явственно написано на их лицах, но они дисциплинированы и послушаются
одного-единственного безоружного человека, потому что он их капитан.
Хорнблауэр смотрел на французов. Он вдруг почувствовал тошнотворную
тяжесть в желудке, представив, будто и впрямь выбирает жертву.
- Этого первым, - скомандовал он.
Смуглый человек с бычьей шеей, на которого он указал, вздрогнул и
побледнел, потом отступил, прячась за спинами товарищей. Все заговорили
разом, лихорадочно дергая связанными за спиной руками.
- Сэр! - воскликнул Лебон. - Я прошу вас... Я умоляю...
Хорнблауэр неохотно взглянул на него. Лебон заговорил, страдая от
недостаточного знания языка и невозможности жестикулировать.
- Мы - каперы. Мы сражаемся за Империю, за Францию. - Он упал на
колени. Из-за того, что руки его были связаны, он ткнулся лицом в полу
Хорнблауэрова бушлата. - Мы сдались. Мы не оказали сопротивления. Мы никого
не убили.
- Оттащите его, - сказал Хорнблауэр, отступая. Но Лебон пополз на
коленях, снова тыкаясь в бушлат и моля.
- Сэр, - снова вмешался капитан-англичанин. - Не могли бы вы по крайней
мере отвезти их на берег для суда? Если они пираты, это выяснится достаточно
быстро.
- Я хочу видеть, как они запляшут на pee, - сказал Хорнблауэр,
лихорадочно подыскивая самое впечатляющее слово.
Двое матросов, воспользовавшись разговором, приостановили исполнение
приказа. Хорнблауэр посмотрел на удавку - она неясно, но зловеще
вырисовывалась в тумане.
- Я и на секунду не поверил, - сказал он, - что вы те, за кого себя
выдаете. Вы шайка воров, пиратов. Лидбитер, поставьте к веревке четырех
матросов. Я прикажу когда тянуть.
- Сэр! - вскричал Лебон. - Уверяю вас, даю слово чести, мы с капера
"Венжанс".
- Ба! - ответил Хорнблауэр. - Где же он?
- Там. - Лебон не мог показать рукой, и показал одбородком по
направлению левой раковины "Амелии Пжейн". Это было не очень точно, но уже
что-то давало.
- Видели вы там какое-нибудь судно до того, как спустился туман? -
спросил Хорнблауэр, поворачиваясь к английскому капитану.
- Только рамсгейтский траулер, - неохотно ответил тот.
- Это наш корабль! - воскликнул Лебон. - "Венжанс". Это дюнкеркский
траулер - мы замаскировали его.
Вот значит что. Дюнкеркский траулер. Предназначенный для рыбы трюм
битком набит вооруженными людьми. Немного изменить оснастку, нарисовать на
гроте "R", написать на корме подходящее название - судно может, не вызывая
подозрений, приближаться к английскому побережью и захватывать призы.
- Так где он значит? - спросил Хорнблауэр.
- Там... ой!
Лебон осекся, поняв, как много он уже выболтал.
- Я могу довольно точно сказать, где он находится, - вмешался
английский капитан. - Я видел... ой!
Он осекся в точности как Лебон, но уже от изумления, и воззрился на
Хорнблауэра. Это походило на немую сцену в глупом фарсе. Пропавший наследник
наконец объявился. Хорнблауэру стало противно: он представил, как скромно
признается, что он никакое не кровожадное чудовище, и выслушивает восторги
невольных участников спектакля. Это было банально, это претило тому, что он
назвал бы хорошим вкусом. Все, что требовалось, он узнал - теперь можно и
поразвлечься, насколько это не помешает ему действовать немедленно. Прежняя
усмешка теперь, когда Хорнблауэр своего добился, стала вполне естественной.
- Жалко, не придется смотреть повешенье, - сказал он как бы про себя,
переводя взгляд с удавки на дрожащих французов - те еще не поняли, что
произошло. - Если эту толстую шею немного сдавить...
Он не докончил фразы и под взорами всех собравшихся несколько раз
прошелся по палубе.
- Очень хорошо, - сказал он, останавливаясь. - Как ни жаль, но
повешенье придется отложить. Где примерно был этот траулер, капитан?
- Было стояние прилива и отлива, - начал просчитывать капитан. - Мы еще
не поворачивались. Приблизительно... Капитан явно был наблюдателен и быстро
соображал.
- Очень хорошо, - сказал Хорнблауэр, выслушав его.
- Лидбитер, оставляю вас здесь с двумя матросами. Смотрите за пленными,
чтоб они не захватили бриг. Я возвращаюсь на судно. Ждите дальнейших
приказов.
Он спустился в гичку. Провожавший его капитан явно недоумевал, и это
было приятно. Он не мог до конца поверить, что Хорнблауэр - адское чудовище,
каким притворяется, и его жестокость лишь по счастливой случайности
заставила пленного проговориться. С другой стороны, трудно поверить, что
Хорнблауэр, применив хитрую уловку для достижения желаемого, пренебрег затем
возможностью сорвать аплодисменты и насладиться восторженным изумлением
зрителей. И то, и другое сбивало с толку. Это хорошо. Пусть себе гадает.
Пусть все гадают - впрочем, посерьезневшие гребцы явно ни в чем не
сомневались. Не зная, как велика была ставка в игре, они твердо уверились,
что их капитан показал свою истинную сущность - его хлебом не корми, дай
посмотреть жестокую казнь. Пусть так и думают. Вреда не будет. Хорнблауэру
было не до того - все его внимание сосредоточилось на картушке компаса.
Смешно было бы - ужасно комично - если б после всего он на обратном пути
проскочил мимо "Атропы" и потом несколько часов блуждал в тумане.
Направление на "Амелию Джейн" было норд-тень-ост и полрумба к осту.
Противоположное - зюйд-тень-вест и полрумба к весту, и Хорнблауэр твердо
держал гичку на этом курсе. Поскольку отлив еще не кончился, через несколько
секунд они должны увидеть "Атропу". Какое облегчение он испытал, когда они
действительно ее увидели!
Мистер Джонс встретил Хорнблауэра у борта. Он видел, что в гичке не
хватает двух матросов и рулевого. Объяснить это было нелегко, и мистер Джонс
сгорал от любопытства. Он мог только гадать, что делал в тумане его капитан.
Любопытство пересилило даже испуг при виде оскала, по-прежнему искажавшего
лицо Хорнблауэра - снова оказавшись на корабле, тот начал с неприятным
страхом гадать, как члены Адмиралтейского совета расценят его отлучку.
Вопросы Джонса он оставил без внимания.
- Я вижу, вы подвесили реи, мистер Джонс.
- Да, сэр. Поскольку вы не вернулись, я послал матросов обедать. Я
думал...
- У них есть пять минут, чтобы докончить обед, не больше. Мистер Джонс,
если бы вам пришлось отправлять две шлюпки для захвата вражеского судна,
стоящего на якоре в таком тумане, как бы вы это устроили? Какие бы отдали
приказы?
- Ну, сэр, я бы... я бы...
Мистер Джонс явно не отличался сообразительностью, ни умением быстро
приноравливаться к обстоятельствам. Он мямлил и запинался. Но на флоте
крайне мало офицеров, которым не довелось участвовать хотя бы в одной
операции по захвату вражеского судна. Как это делается, Джонс отлично знал,
и постепенно это стало ясно.
- Очень хорошо, мистер Джонс. Вы спустите барказ и тендер. Проследите,
чтоб команда была полностью вооружена. Вы проследуете курсом норд-тень-ост и
полрумба к осту - запомните, мистер Джонс, норд-тень-ост и полрумба к осту -
четверть мили. Здесь вы увидите Вест-Индский бриг, "Амелию Джейн". Он только
что отбит у французской призовой команды, и на его борту мой рулевой с двумя
матросами. Оттуда вы двинетесь дальше к французскому каперу "Венжанс". Это
дюнкеркский траулер, замаскированный под рамсгейтский траулер. Вероятно, на
нем большая команда - не меньше пятидесяти человек. Он стоит на якоре
примерно в трех кабельтовых к норд-весту от "Амелии Джейн". Вы захватите
его, желательно врасплох. Мистер Стил будет командовать второй шлюпкой. Я
выслушаю, как вы будете его инструктировать, чтоб вам не пришлось повторять
мне мой приказ. Мистер Стил!

Депеша, которую Хорнблауэр написал вечером и отправил на "Амелию Джейн"
для передачи в Адмиралтейство, была выдержана в обычных казенных выражениях.

Сэр,
Честь имею доложить Вам для сведения Их Сиятельств, что сегодня, стоя
на якоре в густом тумане у Даунза, я получил основания заподозрить, что
неподалеку произошла стычка. В ходе расследования обстоятельств мне
посчастливилось отбить у французской призовой команды бриг "Амелия Джейн",
возвращающийся в Англию с Барбадоса. Используя сведения, полученные мною от
пленных, я отправил мистера Джонса на шлюпках судна Его Величества,
находящегося под моим командованием, атаковать французский капер "Венжанс"
из Дюнкерка. Операция была успешно проведена мистером Джонсом, его офицерами
и матросами, включая мистера Стили, второго лейтенанта, господ Хоррокса и
Смайли, а также Его Княжескую Светлость князя Зейц-Бунаусского, мичманов. В
ходе небольшой стычки двое наших матросов получили легкие ранения.
Французский капитан, мсье Дюко, был тяжело ранен при попытке организовать
сопротивление. "Венжанс" оказался французским траулером, замаскированным под
английское рыбачье судно. Включая призовую команду, оно несло семьдесят
одного офицера и матроса и было вооружено четырехфунтовой карронадой,
скрытой под сетью.
Честь имею оставаться Ваш покорный слуга Горацио Хорнблауэр, капитан.

Прежде чем запечатать письмо, он с кривой усмешкой пробежал его
глазами. Он гадал, что можно прочесть между строк этого сухого послания, о
чем догадаться, что вытекает логически. Туман, холод, омерзительная сцена на
борт "Амелии Джейн", игра чувств - угадает ли кто-нибудь правду? И можно не
сомневаться, что команда гички уже разнесла по судну леденящий душу рассказ
о кровожадности капитана. Из этого Хорнблауэр тоже извлекал мрачное
удовольствие. В дверь постучали. Неужели его никогда не оставят в покое?
- Войдите, - сказал он.
Это был Джонс. Он заметил перо в руках Хорнблауэра чернильницу и бумагу
на столе.
- Простите, сэр, - сказал он. - Надеюсь, я не опоздал.
- В чем дело? - спросил Хорнблауэр. Джонс со своей нерешительностью его
раздражал.
- Если вы собираетесь отправлять рапорт в Адмиралтейство, сэр, а я
думаю, вы собираетесь, сэр...
- Да, конечно.
- Не знаю, собирались ли вы упоминать мое имя, сэр... Я не хотел бы
спрашивать, собирались ли вы... Я не хотел бы...
Если Джонс выпрашивает, чтоб его специально упомянули в рапорте,
Хорнблауэр вовсе его не упомянет.
- К чему вы все это говорите, мистер Джонс?
- Дело в том, что у меня очень распространенные имя и фамилия, Джон
Джонс, сэр. В лейтенантском списке двенадцать Джонов Джонсов. Не знаю,
известно ли вам, сэр, но я Джон Джонс девятый, сэр. Так меня знают в
Адмиралтействе, сэр. Если вы этого не напишете, возможно...
- Очень хорошо, мистер Джонс. Я понял. Я прослежу чтоб все было по
справедливости.
- Спасибо, сэр.
Джонс ретировался, Хорнблауэр вздохнул, посмотрел на папорт и придвинул
чистый лист бумаги. Вставить "девятый" после фамилии Джонс было совершенно
невозможно. Оставалось только переписать все снова. Странное занятие для
кровожадного тирана.

IX

"Атропа" скользила по Гибралтарскому заливу, и Хорнблауэр внимательно
наблюдал за тем, как матросы убирают парус. Он мог уверенно назвать их
хорошо вышколенной командой. Долгая лавировка по Ла-Маншу, борьба с
бискайскими штормами сплотила их воедино. Никаких заминок, только самые
необходимые приказы. Матросы сбегали с реев. Хорнблауэр видел, как двое,
презирая ванты, соскользнули по грот-стень-фордунам. Они одновременно
коснулись палубы и обменялись счастливыми улыбками - очевидно, они
соревновались, кто быстрее. Один был Смайли, грот-марсовый мичман. Другой -
Его Княжеская Светлость князь Зейц-Бунаусский. Мальчик преображается на
глазах. Если он когда-нибудь воссядет на престол в столице своего немецкого
княжества, ему будет о чем вспомнить. Но капитану сейчас не время
отвлекаться.
- Отдайте якорь, мистер Джонс, - крикнул он. Якорь потащил перлинь в
клюз. Хорнблауэр наблюдал, как "Атропа" натянула канат и встала на
намеченное место. Он смотрел на башни Гибралтара и дальше на испанский
берег. Ничто, казалось, не изменилось здесь с тех пор, как - много лет назад
- он бывал в Гибралтарском заливе. Солнечные лучи падали почти отвесно - так
приятно было чувствовать на лице средиземноморское солнце, пусть зимнее,
почти не греющее.
- Спустите мою гичку, пожалуйста, мистер Джонс. Хорнблауэр сбежал вниз,
чтобы нацепить шпагу и вытащить из жестяной коробки лучшую из двух
треуголок. Он хотел, отправляясь на берег с официальным визитом, выглядеть
как можно представительнее. Его била нервная дрожь: подумать только, скоро
он увидит приказы, открывающие новую страницу в его приключениях - если бы
приключениях! Скорее же всего впереди бесконечная тоска блокадной службы.
Но когда Хорнблауэр прочел, наконец, приказы Коллингвуда, то обнаружил
в них абзац, повергший его в недоумение.

Вы примете на свое судно мистера Маккулума, служащего Достопочтенной
Ост-Индской компании, а также его подручных-туземцев, в качестве пассажиров,
а затем Вы, в соответствии с первым параграфом настоящих приказов,
проследуете к месту встречи со мной.

Мистер Маккулум ожидал в приемной губернатора. Это был ладный,
коренастый мужчина лет тридцати с лишком голубоглазый, с курчавыми черными
волосами.
- Капитан Горацио Хорнблауэр? - раскатистое "р" выдавало его
шотландское происхождение.
- Мистер Маккулум?
- Служащий компании.
Оба внимательно посмотрели друг на друга.
- Вы будете пассажиром на моем судне?
- Да.
Маккулум держался независимо, почти вызывающе, однако, судя по жидкому
серебряному позументу и по тому, что шпаги он не носил, положение в компании
занимал невысокое.
- Кто такие ваши подручные-туземцы?
- Трое сингальских ныряльщиков.
- Сингальских?
Хорнблауэр произнес это слово осторожно. Он не слышал его прежде, по
крайней мере - в таком произношении. Он подозревал, что оно как-то связано с
Цейлоном, но не собирался признаваться в своем неведении.
- Ловцы жемчуга с Цейлона.
Значит, Хорнблауэр угадал. Но зачем Коллингвуду, смертельной хваткой
сцепившемуся с французами в Средиземном море, ловцы жемчуга?
- И какова ваша должность, мистер Маккулум?
- Я руководитель аварийно-спасательных работ на Кормандельском Берегу.
Этим вполне объяснялась нарочитая самоуверенность Маккулума. Видимо, он
из тех специалистов, кого ценят за опыт и знания. Вероятно, он попал в Индию
юнгой или подмастерьем, в юности занимался черной работой, теперь же достиг
такого уменья, что сделался незаменим и может вознаградить себя за пережитые
унижения. Чем больше золотого позумента видит он на своем собеседнике, тем
резче с ним говорит.
- Очень хорошо, мистер Маккулум. Я отплываю немедленно, поэтому крайне
желательно, чтоб вы с вашими подручными поднялись на борт по возможности
быстрее. В течение часа. Нужно ли вам грузить какое-нибудь снаряжение?
- Очень мало. Почти ничего, исключая мой сундук и узелки ныряльщиков.
Они готовы, готова и пища для них.
- Пища?
- Бедняги, - начал Маккулум, - отсталые язычники, поклонники Будды. По
дороге сюда они чуть не померли - они и прежде не знали, что такое набить
полное брюхо. Горстка овощей, капля масла, чуток рыбы. На этом они привыкли
жить.
- Масло? Овощи? Откуда все это возьмется на военном корабле?
- У меня есть для них бочка испанского оливкового масла, - пояснил
Маккулум. - Его они соглашаются есть, хотя оно и не похоже на их буйволиное
масло. Чечевица, лук и морковь. Если дать им солонины, они умрут, что было
бы очень досадно, раз уж мы доставили их сюда вокруг мыса Доброй Надежды.
Маккулум сказал это грубо, но Хорнблауэр заподозрил, что за нарочитой
черствостью скрывается жалость к несчастным подчиненным, оторванным от
родимого дома. Мистер Маккулум начал ему нравиться чуть больше.
- Я прикажу, чтоб о них хорошо заботились, - сказал Хорнблауэр.
- Спасибо. - Это был первый намек на вежливость в речи Маккулума. - В
Гибралтаре бедняги ужасно маялись от холода. Из-за этого они тоскуют,
бедняги, да и впрямь они далеко от дома.
- Зачем же их сюда послали? - спросил Хорнблауэр. Вопрос этот мучил его
уже довольно давно, но он не спрашивал, опасаясь нарваться на издевку.
- Потому что они могут нырять на шестнадцать с половиной морских
саженей, - ответил Маккулум, глядя ему прямо в глаза.
Это была не вполне издевка. Хорнблауэр понял, что Маккулум заметно
изменился к нему после того, как он пообещал хорошо обходиться с туземцами.
Несмотря на жгучее любопытство, он не рискнул спрашивать дальше, хотя
по-прежнему не знал, зачем средиземноморскому флоту ловцы жемчуга, ныряющие
на сотню футов. Он ограничился тем, что пообещал прислать шлюпку за
Маккулумом и его подручными.
Сингальцы, вступившие на палубу "Атропы", вид имели прежалкий. Они
кутались в белые хлопковые одежды, дрожа на пронизывающем ветру, налетавшем
со снежных испанских гор. Они были хрупкого, даже хилого сложения, и в их
умных глазах не мелькнуло ни тени любопытства, одна обреченность. Кожа у них
была темно-коричневая, и это заинтересовало матросов - они столпились и
глазели на туземцев. Те не смотрели на европейцев, но коротко
переговаривались между собой высокими музыкальными голосами.
- Поместите их в самой теплой части твиндека, мистер Джонс, - сказал
Хорнблауэр. - Проследите, чтоб им было удобно. Касательно всего, что им
понадобится, советуйтесь с мистером Маккулумом. Позвольте представить -
мистер Маккулум - мистер Джонс. Вы бы глубоко меня обязали мистер Джонс,
если б распространили на мистера Маккулума гостеприимство кают-компании.
Хорнблауэру пришлось выразиться так. Теоретически кают-компания -
добровольное объединение офицеров, и те сами выбирают, кого им принимать, а
кого нет. Но только очень смелые офицеры не допустили бы в свое общество
гостя рекомендованного капитаном, и Хорнблауэр с Джонсом прекрасно это
знали.
- Вам надо также выделить мистеру Маккулуму койку, мистер Джонс. Вы
сами решите, куда ее поместить.
Как хорошо, что можно так сказать. Хорнблауэр отлично знал - знал и
Джонс, судя по его легкому смятению - что на двадцатидвухпушечном шлюпе нет
ни фута свободного. Теснота и без того невыносимая, а с появлением Маккулума
станет еще хуже. Но это уже трудности мистера Джонса.
- Есть, сэр, - сказал тот не сразу - он явно прокручивал в голове, куда
же Маккулума поместить.
- Превосходно, - сказал Хорнблауэр. - Можно заняться этим после того,
как мы снимемся с якоря. Не тратьте больше времени, мистер Джонс.
Дорога каждая минута. Ветер всегда может стихнуть или перемениться.
Потерянный час может обернуться неделей. Хорнблауэр рвался поскорее провести
судно через пролив в Средиземное море, где будет простор для лавировки, на
случай, если с востока задует левантер. Мысленно он представлял себе карту
западной части Средиземного моря - дующий сейчас северо-западный ветер
быстро пронесет "Атропу" вдоль южного побережья Испании, мимо опасных мелей
Альборана, а за мысом Гата испанский берег круто поворачивает к северу -
здесь они будут меньше стеснены в движениях. Хорнблауэр не успокоится, пока
они не минуют мыс Гата. Здесь была и личная заинтересованность, Хорнблауэр
не мог этого отрицать. Ему хотелось действовать, хотелось узнать, наконец,
что же его ждет, приблизить возможные приключения. Здесь его обязанности и
его наклонности удачно совпадали, а это, сказал он себе с мрачной усмешкой,
что не так уж часто случалось с тех пор, как он выбрал флотскую карьеру.
По крайней мере он вошел в Гибралтарский залив на рассвете и покидает
его до заката. Его не упрекнешь в напрасной трате времени. Они обошли мол.
Хорнблауэр посмотрел на нактоуз, потом на вымпел боевого судна,
развевающийся на стеньге.
- Круто к ветру, - приказал он.
- Круто к ветру, сэр, - откликнулся старшина-рулевой.
Резкий порыв ветра, налетевший со Сьерра де Ронда, накренил "Атропу",
лишь только обрасопили реи. Судно шло, накренясь, на него набегали крутые,
короткие волны - все, что осталось от атлантических валов, прошедших через
пролив. Они поднимали корму "Атропы", и она резко подпрыгивала от
неестественного сочетания ветра и волн. Брызги ударяли в кормовой подзор,
брызги взлетали над раковиной, когда судно зарывалось носом в волну.
"Атропа" была совсем крохотным суденышком, самым маленьким трехмачтовиком во
флоте, самым маленьким кораблем, на который требовался капитан.
Величественные фрегаты, мощные семидесятичетырехпушечные линейные корабли
могут смотреть на нее свысока. Хорнблауэр поглядел на зимнее Средиземное
море, на облака, скрывшие садящееся солнце. Пусть волны мотают его судно,
пусть ветер кренит "Атропу", пока Хорнблауэр стоит на шканцах, он повелевает
ими. Радостное возбуждение переполняло его, когда он стоял на шканцах
несущейся навстречу неизвестности "Атропы".
Радостное возбуждение не оставило и позже, когда он ушел с палубы и
спустился в каюту. Обстановка здесь была крайне безрадостная. С тех пор, как
Хорнблауэр поднялся на борт своего судна в Детфорде, он постоянно умерщвлял
свою плоть. Совесть грызла его, упрекая за недолгие часы, потраченные с