Шагинян Мариэтта. Месс-Менд, или Янки в Петрограде

   Морлендер все еще спал, хотя и не так крепко. Его подняли и опустили на ковер, привязали к ножкам массивного дубового стола. Потом связали ему туго ноги и руки и набросили на него холстину, в которую был зашит ящик. Сделав все это, люди удалились, не обратив никакого внимания на другого связанного человека, лежавшего в противоположном углу.
   Когда шаги затихли и минуты две царствовала полная тишина, связанная фигурка в углу проявила некоторые признаки жизни. Она сделала несколько судорожных движений, подобных трепетанью рыбы, пробующей плавать по земле, и, перекатившись с боку на бок, стала постепенно подползать, точнее подкатываться к спящему Морлендеру. Концами пальцев ей удалось подхватить и вершок за вершком стянуть с его лица холстину.
   А с Морлендером происходила тем временем медленная перемена. Сон начал покидать его. Живые звуки жизни, струи воздуха, стиснутые руки, нарушенное кровообращение, солнечный зайчик, упавший на его лицо из окна, и, наконец, дыхание какого-то человека рядом - стали тянуть его все сильней и сильней к пробуждению. Морлендер чихнул, а вместе с чиханьем открыл глаза и почувствовал себя убийственно плохо. Тошнота подступала к горлу, руки и ноги ломило. Он повел глазами туда и сюда - и увидел рядом с собой на полу Катю Ивановну.
   Это была совсем новая Кэт. Лицо ее исхудало, желтые и синие тени голода и страдания легли на нем. Кудри были растрепаны и сбились в войлок. Ногти связанных рук были грязны и поломаны от тщетных попыток сорвать веревки. Изо рта ее торчал кляп. Но такой она показалась ему ближе, понятней и человечней.
   - Подползите поближе к моим пальцам, чтоб я мог вытащить кляп, прошептал он едва слышно.
   Это было нелегкое дело. Стиснутые веревками, ладони Морлендера отекли. Но пальцы его были гибки и длинны. С трудом соединив их кончики, он подхватил ими рваный край кляпа. Девушка помогала ему, осторожно оттягивая голову. Вершок за вершком, отвратительная тряпка была наконец вытянута, но Кэт не сразу смогла двинуть посиневшими губами.
   - Где мы находимся? - спросил он тихо.
   - У врагов советского народа, белогвардейцев, - ответила она с трудом. - Вы немного помолчите, а то вас будет рвать, а воды здесь нет. Пять дней, десять дней - не знаю сколько с того дня, как ушла от вас, не вижу ни воды, ни хлеба. Живу тем, что они впрыскивают под кожу. Как вы попали им в руки?
   - А как вы?
   - Заблудилась и сама влезла в логово зверя... Меня зовут не Катя Ивановна - я Вивиан Ортон, дочь машинистки из конторы Кресслинга. Мою мать любил ваш отец. Ее отравили... ее отравили так, будто бы это сделал ваш отец... Я хотела отомстить за нее его сыну...
   Морлендер повернулся к Вивиан, пренебрегая и тошнотой и болью в руках от врезавшихся в кисти веревок. Он серьезно, честным взглядом молодости, попавшей в беду, посмотрел на девушку, и она ответила ему таким же серьезным, честным взглядом.
   - Кэт... Вивиан! Отец никогда бы не сделал этого, не мог сделать... Никогда, понимаете?
   - Начинаю так думать.
   - И меня обманули. Мы квиты, товарищи по несчастью. Забудьте, простите прошлое! Будем вместе выпутываться. Придвиньтесь, я зубами перегрызу ваши веревки.
   Она подкатилась вплотную к нему, и он стал своими крепкими зубами расщеплять и нить за нитью перекусывать ее веревку. Потом, освобожденной рукой, она ослабила его путы. И, развязывая веревки, ничего не говоря, а только вкладывая в каждое движение свое тайное, внутреннее спокойствие, рожденное от присутствия друг друга, от утоления жажды друг в друге, о которой сами они еще не подозревали, Вивиан и Морлендер освободились от пут, но незаметно закрепили другие путы, связавшие их накрепко, на всю жизнь.
   45. МОНТЕР АЭРО-ЭЛЕКТРОСТАНЦИИ
   Все эти дни техник Сорроу пролежал в бездействии: приступ старой болотной лихорадки, подхваченной им в молодости, на сырых шахтах Кресслинга, вдруг свалил его с ног. Проклиная свою болезнь, он срывал досаду на трех верных друзьях, безропотно по очереди ходивших за ним и выполнявших важную работу по городу.
   Сорроу знал все неутешительные новости: Мик протелеграфировал ему о том, что в последнюю минуту Кресслинг, по-видимому, подменил механизм в часах, так остроумно обезвреженный техником Сорроу, и Лори Лен по его приказу уже снесся с советскими властями и подробно рассказал им об этом. Знал Сорроу и о готовящихся в Петрограде событиях - торжественном заседании Петросовета и съезде психиатров. Сегодня, почувствовав себя намного лучше, он встал, оделся и сменил лежачее положение на ходячее. Когда три верных друга - белокурый Лори, молчаливый Нэд и степенный Виллингс в обличье чистильщика сапог - заглянули к нему в комнату, они увидели старичину Сорроу, с заложенными за спину руками измеряющего по привычке - взад и вперед, взад и вперед, от стены к стене - малое пространство своей комнаты.
   - Садитесь, докладывайте, ребята! - кивнул он им, нетерпеливо продолжая свою прогулку, от которой так долго удерживала его лихорадка. - Что нового? Где Мик? Пришла "Торпеда"? Нашлась мисс Ортон? Начинай хоть ты, Лори.
   Бедняга Лори покраснел и потупился. Все это время, днем и ночью, он безуспешно разыскивал пропавшую красавицу. Ни следа, ни намека не удалось ему найти. Лицо его было растерянно и сумрачно.
   - Ничего, Сорроу, не нашел. Мисс Ортон как сквозь землю провалилась. Даже сам Морлендер нам не помог - Виллингс говорит, что Артур не видел ее с того момента, как она вышла за двери его комнаты. И чемодана никто не востребовал.
   Сорроу покачал головой. Несчастный вид Лори удержал его от словечка, вертевшегося на кончике языка.
   - Ты, Нэд? - спросил он после некоторого, тяжелого для всех, молчанья.
   - Мои новости получше. Два ящика - заметь: не один, а два - спустили с "Торпеды". Я проследил, куда их свезли. Оба доставлены в одно и то же место. На первом - знаю с точностью, сам разобрал в лупу - наше клеймо. Это, стало быть, те самые часы, Сорроу. Что в другом - неизвестно.
   Степенный Виллингс старательно прочистил глотку:
   - Мои новости важные. Доложу перво-наперво, что переглядел всех пассажиров. Мика среди них не видать. Во-вторых, Морлендер поехал к капитану Грегуару, сидел часа два в его каюте, потом вышел оттуда... Ну, Сорроу, готовься к удивленью, старик! Вышел опять подмененный. Отделан под Василова, ничего не скажешь, да только это не Морлендер. А где сам Морлендер, жив или мертв, - не знаю. Это еще не все. Новый Василов поехал с "Торпеды" прямехонько на завод. Что он там делал, как ты думаешь? Выхлопотал себе пропуск и разрешение на Центральную Аэро-электростанцию!
   - Аэро-электростанцию! - в сильном беспокойстве воскликнул Сорроу, прекратив ходьбу. - Этого мы не предвидели! Надо принять меры. Но почему бумажка с завода? Ведь у него полны карманы документов и ему верят, Виллингс!
   Чумазый чистильщик усмехнулся, достал из широких брюк бумажник, а из бумажника - несколько листочков, чуть тронутых ваксой, и гордо разложил их перед техником Сорроу:
   - Вот эти самые документы. Я их прибрал заблаговременно из комнаты Морлендера.
   - Молодец! - похвалил Сорроу. - Вот что, ребята... Времени уже мало. Где твой новый молодчик, Виллингс?
   - На заводе. До завтрашнего утра не может предпринять ничего - доступ на станцию уже прекращен.
   - Хорошо. Лори, баночки с гримировкой!
   Лори Лен не без удивления принес ему ящик с красками.
   - Ну-ка, усаживайтесь все трое рядком, чтоб мне не разделывать вас поштучно!
   Лори, Виллингс и Нэд уселись на скамейку, в недоумении глядя на Сорроу.
   Тот обмакнул тряпку в воду - раз, два, - сорвал с Лори белобрысые усы и брови, с Виллингса - весь восточный гарнитур, а потом прошелся по их лицам мокрой тряпкой. Покончив с этим, он взял кисть, три белокурых парика, щипцы для носа и прочие тайны гримировки и стал быстро орудовать над всеми тремя молодцами, равномерно промазывая их с полным беспристрастием. Спустя полчаса перед ним было три молодых человека, отделанных не без таланта под несчастного Василова, или Артура Морлендера.
   - Выделка, можно сказать, без тонкости, хромовая, - произнес Сорроу, любуясь делом своих рук, - ну, да хватит с нас и этого. Лори, есть у нас приличная одежа?
   - На одного джентльмена, Сорроу, - вон там, в шкафу.
   Сорроу вынул новую черную пару, штиблеты, цилиндр, галстук, перчатки и тросточку и поглядел на все это критическим оком.
   - Не беда, братцы! - произнес он решительно. - Поделите-ка одного джентльмена на троих, сойдет и так.
   Не прошло и минуты, как Виллингс щеголял в отличном смокинге, Нэд - в щегольских брюках, а Лори - в цилиндре, лакированных штиблетах, перчатках и с тросточкой, или, как правильнее было бы выразиться, - при цилиндре, лакированных штиблетах, перчатках и тросточке.
   - Честное слово, - сказал Сорроу, - вы сойдете, куда ни шло! А теперь нате-ка эти документы.
   Он дал Лори рекомендательное письмо на имя Василова, Нэду удостоверение на имя Василова, а Виллингсу - партийный билет на имя Василова и серьезным голосом произнес:
   - Слушайте меня с толком, ребята. Взрыва я не боюсь. Переменили или нет машину, - советская власть предупреждена. Единственно, чего нам надо бояться, это несчастья с монтером Аэро-электростанции. Поняли? Вряд ли новый Морлендер полезет к нему с раннего часу. А поэтому, братцы, возьмите-ка на себя небольшую работишку: отправляйтесь с самой зарей на Аэро-электро и потолкуйте с монтером от имени Василова...
   - О чем это? - с изумлением спросил Лори.
   - Как о чем? - подмигнул Сорроу. - Натурально, насчет подкупа. Так и так, говорите ему, не продаст ли он за приличную валюту советскую власть и не отвинтит ли там перед вами какие-нибудь винтики.
   - Сорроу, ты спятил! - вырвалось у Виллингса.
   - И не думал, - спокойно ответил Сорроу. - Оно конечно, первому из вас не миновать тюрьмы, а вы пустите второго. При умелой дипломатии можно рассчитывать, что и второго упекут. Тогда в самый раз выйти третьему.
   - Да на кой черт? - простонал Нэд.
   - А на тот черт, дурья твоя башка, что уже четвертому-то Василову они и говорить не дадут, - понял?
   Ребята переглянулись и, расхохотавшись, полезли было целовать Сорроу, но тот увернулся как раз во-время, чтоб сберечь драгоценную гримировку на лицах товарищей.
   Станция Аэро-электро была самым укрепленным пунктом города. Монтер, заведующий электрификацией пространства, день и ночь оставался на ней, лишенный, как римский папа, права выхода на другую территорию. Белые аэропланы непрерывно бороздили небо, сторожа гигантские электроприемники. При первой же вести об опасности колоссальный рычаг с передаточной силой на двадцативерстную цепь из железных перекладин должен был выбросить на высоту тысячи метров над Петроградом невидимую броню электричества. Одновременно с этим весь город выключался из сети и погружался в абсолютную темноту.
   Внизу, у ворот станции, стоял взвод часовых, сменявшихся каждые полчаса.
   Ранним утром, не успел только что отдежуривший отряд часовых промаршировать на отдых, салютуя своей смене, как на площади появился вертлявый молодой человек в цилиндре и с тросточкой. Он подвигался вперед всеми своими конечностями, забирая туловище, елико возможно, внутрь, отчего скверный пиджачишко и заплатанные брюки совершенно стушевывались перед наблюдателем.
   - Я коммунист Василов, - проговорил он отрывисто и сунул документ в лицо дежурному, - мне нужно немедленно видеть монтера!
   Документ был прочитан и принят, а Василов препровожден в первый дворик, куда он пробежал, помахивая перчатками.
   Пройдены - не без затруднений - все заставы.
   Приемная станция Аэро-электро. Монтер, седой человек с неподвижным и строгим лицом, вышел к посетителю.
   - Товарищ... э? Вы говорите по-английски?
   - Да, - ответил монтер.
   - Я пришел... э... по поручению одной державы... Монтер, знаете вы курс доллара? Какого вы мнения о курсе великолепного доллара?
   Монтер в изумлении уставился на странного человека.
   - Полно дурака валять! - примирительно произнес человек в цилиндре и схватил монтера за плечо. - Испорть всю эту музыку! Держава не поскупится... Тысячи миллиардов... Раз, два!
   Монтер свистнул и крикнул подбежавшему отряду хранителей станции:
   - Душевнобольной или преступник! В тюремное отделение станции!
   Молодого человека подхватили подмышки и, хотя он и делал неоднократные попытки кусаться и плеваться, немедленно водворили в общую камеру станционной тюрьмы.
   Спустя полчаса взвод часовых, чинно стоявших у входа на станцию, был заменен новым. Он отсалютовал пришедшим, взял ружья на плечо и стройно отмаршировал в казармы.
   - Кха, кха! - раздался заискивающий кашель, и к новому взводу подошел человек, горделиво выпятивший живот.
   Он был в великолепном смокинге, и каждый зритель невольно останавливал взор свой на импозантной фигуре джентльмена, что давало ему возможность держать обе ноги в рваных сапогах далеко позади всего прочего корпуса.
   - Товарищи, я коммунист Василов! Вот мой документ. Ведите меня к монтеру! - важно и с расстановкой произнес смокинг.
   Ворота были открыты, и джентльмен устремил туда свой передний корпус с таким проворством, что обе ноги едва не были оставлены за быстро захлопнувшимися воротами.
   Седовласый монтер не без досады вышел ко второму посетителю. Он вздрогнул, когда увидел его разительное сходство с первым. Но удивление его перешло в оторопь, когда посетитель поманил его пальцем и сказал таинственным тоном:
   - Монтер, иди сюда! Иди, брат! Я к тебе по знатному делу. Не можешь ли ты... того, за хороший миллион долларов отвинтить мне пару-другую приемников? Мы собираемся с одной дружественной державой метнуть сюда бомбочку... А?
   Спустя десять минут он уже барахтался в общей камере станционной тюрьмы, пугая своих сторожей громоносным кудахтаньем, похожим не то на рев, не то на хохот.
   Между тем перед новым взводом часовых, расставляя ноги в виде циркуля и отогнув голову набок, как если б она была несущественным пакетом с покупкой, стоял молодой человек в блестящих бальных брюках. Он растопыривал их перед рослым часовым с большим достоинством, произнося в нос свою фамилию:
   - Я коммунист Василов, вот мой документ. Я должен видеть монтера по государственному делу!
   Получив пропуск, он повернулся вокруг своей оси и медленно прошел за ворота, ставя ступни носками внутрь, насколько это позволяла анатомия человеческого тела.
   - Странно! - пробормотал монтер, увидев третьего посетителя.
   - Друг, - сказал ему молодой человек в брюках, - предположи, что у тебя жена и дети. С одной стороны, жена, дети и триллион долларов - не каких-нибудь, а вашингтонских, заметь себе! С другой стороны, какая-то плевая электрификация... Поразмысли хорошенько, дружище!
   Заперев его в общую камеру, монтер вызвал по телефону дежурного.
   - Алло! - сказал он отрывисто. - В городе появилась психическая эпидемия, если только это не заговор. Не сменяйтесь до вечера. Если появятся новые Василовы, хватайте их без всяких разговоров, обыскивайте и под конвоем препровождайте в станционную тюрьму.
   Не успел дежурный повесить трубку, как перед взводом часовых остановился служебный автомобиль Путиловского завода, и оттуда выпрыгнул статный человек в полной паре и прочих принадлежностях туалета.
   - Я коммунист Василов, - вежливо произнес он, подходя к дежурному и поднимая два пальца к кепи. - Вот просьба от заведующего заводом...
   Он не успел закончить, как несколько дюжих красноармейцев кинулись на него, связали по рукам и по ногам и обшарили его сверху донизу.
   - Спрячь-ка это в будку! - сказал один, подавая дежурному странное стеклышко, отмычки, флакон с голубыми шариками и уродливый крючковатый стальной инструмент.
   Пойманный был поднят и под конвоем унесен в общую камеру станционной тюрьмы, где он вздрогнул и свирепо уставился на трех веселых молодчиков, ужасно похожих друг на друга и залившихся при виде него неистовым гоготаньем.
   46. БЛАГОДАРНЫЙ ОСЕЛ СОСЕДА
   Жаркий полдень в штате Иллинойс, известном главным образом тем, что он принадлежит к Северному центру, походит на жаркие полдни всяких других стран, не уступающих ему по части широты и долготы.
   На террасе дачного коттеджа, под парусиновым балдахином, сидел безмятежный старец, разбитый параличом. То был генеральный прокурор штата Иллинойс, тщетно хлопотавший об отставке. Два старых негра справа и слева отмахивали от него мух. На плече его сидел розовый попугай, на коленях лежала кошка, а у ног - ирландская сука с четырьмя сосунками. Взор старца был устремлен на превосходный аквариум неподалеку от его кресла, наполненный всякими китайскими макроподами, - излишнее название для рыб, и без того обитающих в мокром месте.
   Язык старца, с трудом ворочавшийся, пришел в действие.
   - Ккакк... мои ппороссятки? - спросил он у негра.
   - Кушают, масса Мильки, благодарение богу.
   - А ммоя жжабба?
   - Опущена в колодец, масса Мильки.
   - А ммоя дочь?
   Но эта последняя не дала негру ответить, появившись на террасе в сопровождении гостя - проезжего депутата Пируэта.
   - Вытрите папе нос! - сердито сказала она неграм и уселась в кресло, скрестив ножки.
   Депутат сел рядом с ней.
   Молодая мисс Мильки была девицей пятидесяти лет. Коротенькое платьице для лаун-тенниса выгодно обтягивало ее формы, а рыжекудрый парик придавал ее задорному личику еще большую пикантность.
   - Не утешайте меня, дорогой мистер Пируэт! Я уверена, что сойду с ума! И чем скорей, тем лучше! - вырвалось у нее страдальческим шепотом.
   - Но ваш папенька... - тревожно начал Пируэт.
   - О, ему ни за что не дают отставки! После этого знаменитого дела они вцепились в него как щипцами! И понимаете, дорогой мистер Пируэт, всю его корреспонденцию, все эти письма, жалобы, апелляции, интерпелляции - все это должна читать я сама. В мои лучшие годы, когда другие танцуют, резвятся и... ах!.. встречаются с себе подобными, я должна сидеть над бумагами! - Из пышной груди мисс Мильки вырвалось стенание.
   - Но почему бы вам не взять секретаря?
   Мисс Мильки устремила на депутата изумленный взор:
   - Здесь, в Иллинойсе, секретаря? Дорогой мистер Пируэт, вы должны знать, что у нас легче купить железную дорогу, чем нанять секретаря. У нас нет здесь ни единой рабочей руки!
   Депутат Пируэт взглянул на нее с ужасом.
   - Ни единой! - энергично повторила она. - А когда перепадет к нам кой-какой эмигрантишка - вы знаете, ведь иной раз они добираются до Иллинойса, - так его перехватывает эта собака, этот изверг, этот безумец, этот молодой Нерон и Навуходоносор - мистер Дот!
   С этими словами мисс Мильки откинулась на спинку стула и затрепетала всем телом в нервной конвульсии.
   - Скажите мне, кто такой мистер Дот? - нежно осведомился депутат, кладя свою руку на трепещущие пальцы несчастной мисс.
   Долгое молчание было ответом. Наконец, собравшись с силами, она открыла глаза и глухо произнесла:
   - Дот - это роковой человек, мистер Пируэт. Он виновник всех наших несчастий... Когда-нибудь, на досуге...
   - Но я сегодня уезжаю! - с испугом вырвалось у депутата.
   - На досуге я расскажу вам страшную драму насей жизни. А пока только одно слово: Дот - автор! Он автор гнусного фельетона о детективных талантах моего отца. Он автор прогремевшего интервью, в котором мой папенька... - мисс Мильки всхлипнула, - мой папенька обзывается такими... такими словами, что будто бы Шерлок Холмс и Нат Пинкертон перед ним трубочисты!
   Не в силах продолжать разговор, мисс Мильки набросила на лицо кружевной платочек, как раз во-время, чтоб подхватить кусок штукатурки, упавший у нее из-под левого глаза.
   Мистер Пируэт почувствовал себя заинтересованным. Он уже собрался сказать мисс Мильки, что согласен отложить свой отъезд, как со стороны проезжей дороги, огибавшей коттедж, раздались неистовые вопли.
   - Стой! Стой! Стой! - вопил кто-то в бешенстве, размахивая дубиной и со всех ног летя за небольшим серым ослом, волочившим по дороге странную ношу.
   Но осел, как это чаще всего бывает с ослами, выразил совершенно обратное намерение и, брыкнув своего преследователя, галопом понесся дальше.
   Пальцы мисс Мильки вонзились в руку депутата. Очи мисс Мильки устремились на ослиного преследователя.
   - Дот! - шепнула она лихорадочно. - Взгляните, этот ужасный Дот преследует своего осла... А осел... Великий боже, что такое он тащит?.. Дорогой Пируэт, держите меня за талию, я падаю, я умираю! Он тащит эмигранта!
   Зрелище, разыгравшееся на шоссе, становилось все более и более катастрофическим. Дот, черноусый мужчина в соломенной шляпе и небрежном костюме фермера, мчался наперерез ослу, пытаясь загнать его в свой двор и осыпая проклятиями. Но осел, неистово крича, проскочил мимо него, сделал два-три поворота и, задрав хвост, неожиданно для всех вдруг влетел во двор коттеджа мистера Мильки. Он пронесся прямехонько к креслу, где лежал параличный старец, и замотал головой, силясь сбросить со своей шеи кушак, за который держалась его странная ноша.
   - Осликк! - прошептал мистер Мильки, блаженно улыбаясь. - Подди сюдда, ослик! Благодарный друг мой! Осел-джжентльммен!
   Пока эти фразы срывались с языка старца, мисс Мильки и депутат энергично освобождали ослиную ношу. Это был немолодой, бедно одетый и страшно изнуренный человек. На лице его лежала печать глубокого страдания.
   - Вы наняты! Подпишите контракт! - визжала мисс Мильки, в то время как мистер Дот с проклятиями требовал назад своего осла, обещая снять с него кожу и сунуть ему под хвост горящую головню.
   - Я эмигрант, - пробормотал бедняк, понурив голову. - Я не имел силы идти пешком и привязал себя к этому доброму животному, пасшемуся на лугу, в надежде, что он довезет меня до жилья.
   - Вы приняты на место! - отчеканила мисс Мильки. - Здание, которое вы здесь видите, есть родовое поместье моего отца, генерального прокурора штата Иллинойс.
   - Для эмигранта вы отлично владеете языком, - вмешался депутат. - Как ваше имя, милейший?
   Бедняк провел рукой по лицу:
   - Меня зовут Павлом Туском.
   47. О ПРИЧИНАХ БЛАГОДАРНОГО ЧУВСТВА В ОСЛЕ
   - Теперь, когда у вас есть секретарь, а я остался на лишние сутки, нежно начал депутат Пируэт, сидя с мисс Мильки при луне на садовой скамейке, - теперь я хочу узнать от вас обо всех этих тайнах! И почему вашему папе не дают отставки, и почему этот Дот прославил его по всей Америке, и почему мистер Мильки назвал осла благодарным животным?
   - Ах, - вздохнула мисс Мильки, - вы хотите взглянуть на дно моей души!.. Я согласна. Слушайте меня, дорогой мистер Пируэт, слушайте и исторгайте слезы!
   Она поникла головой, собралась с духом и начала следующий рассказ, прерываемый частым кваканьем жабы, хрюканьем поросят и ночными стонами летучей мыши:
   - Мы переселились сюда, когда папеньку разбил паралич, года два назад, сэр. Место это было глухое и мрачное, особенно для юного существа. Папаша чувствовал себя прекрасно, будучи любителем животных, а я должна была дни и ночи наблюдать за сельским хозяйством, в то время как в груди моей пели мелодии Шопенгауэра.
   - Вы хотите сказать - Шопена? - перебил ее депутат.
   - Ну да, Шопена Гауэра, - поправилась мисс Мильки. - Отец мой подал в отставку, и ее хотели уже принять, ждали только подходящей рабочей руки для его замены, что у нас в Иллинойсе, как я вам уже сказала, адски трудно. И вот в один прекрасный день прибегают к нам и говорят, что соседняя ферма куплена и что у нас скоро будет сосед, некий мистер Дот из Арканзаса. Я тотчас же взяла географическую книгу, сэр, и навела справку. Я узнала, что Арканзас лежит на юге и что тамошние уроженцы обладают горячим темпераментом. Ах, сэр, мучительное предчувствие охватило меня!.. Сосед приехал, и не прошло трех дней, как он явился к нам с визитом.
   Мисс Мильки прервала свой рассказ, прижав руку к сердцу. Депутат поощрительно налег на ее талию.
   - Вообразите себе, сэр, высокого, стройного мужчину с черными усами. Вообразите себе, с одной стороны, это пустынное сельскохозяйственное место и молодую беспомощную девушку, с другой - высокого мужчину с черными усами и горячим арканзасским темпераментом. То, чего я опасалась, свершилось: мистер Дот влюбился в меня с первого взгляда. Правда, он не признался мне в этом. Но его взгляды, его жесты были красноречивее слов. Стоило мне придвинуться к нему поближе, как он судорожно отталкивал меня от себя. Не успевала я войти в комнату, как он прекращал разговор с папенькой и хватался за шляпу. Если я глядела на него за столом, он не кушал; если я заболевала и оставалась в своей комнате, он на целый день приходил к папеньке, видимо беспокоясь о моем здоровье. Это не могло так продолжаться, сэр. Я умею быть твердой, несмотря на всю свою молодость. Я написала мистеру Доту письмо с просьбой объясниться и прекратить излишние страдания, ставящие и меня и его в фальшивое положение...
   Мистер Дот не ответил. Мало того, он перестал бывать у нас и заперся на своей ферме в течение двух недель. Негры рассказывали, что в это время он вел образ жизни Нерона. Он пил один только алкоголь, сэр, жег целые груды навоза у себя на дворе и ходил купаться в пруду. Я поняла свой долг женщины. Из опасения его самоубийства я накинула на себя легкий шарфик и при закате солнца пошла к нему, пренебрегая пустыми предрассудками...
   Мистер Дот при виде меня издал восклицание, вскочил с места, сделал два шага и как подкошенный упал к моим ногам. Я скрыла свое торжество и положила обе руки на голову этого неистового человека. Я шепнула: "Не надо объяснений! Идемте к папаше!"