Шагинян Мариэтта. Месс-Менд, или Янки в Петрограде

   Ферма Дота поражала своей пустынностью и заброшенностью. По двору сонно бродили индюшки и поросята, дорожки сада поросли травой, огород служил местом раскопок большого петуха, сопровождаемого десятком кур. Дом был наглухо заколочен и, невидимому, погружен в крепкий сон.
   Туск попытался проникнуть в дверь, но когда это не удалось, пожал плечами и осуществил свое намерение через окно. Он очутился в передней, где спали на циновках человек двадцать слуг, испуская пронзительный храп. Не успел он дотронуться до одного из них, как проснулись все двадцать, вскочили с места и замахнулись на него дубинками.
   - Стоп! - отрывисто произнес Туск, скрестив руки на груди. - Я новый прокурор штата Иллинойс. Трусы сбежали от мистера Мильки, и ваш брат отлично знает, куда они делись. Пусть один из вас немедленно догонит их и вернет. Поняли?
   Слуги сбились в испуганное стадо и тряслись, как перепела.
   - Масса Дот поколотит нас... - дрожащим голосом промолвил один.
   - Ничего не поколотит, я сам с ним объяснюсь. Ну, раз, два, три!
   И когда один из негров опрометью вылетел из передней, мистер Туск хладнокровно направился к главной крепости фермы - к двери самого Дота. Убедившись, что она заперта, он забарабанил в нее сперва руками, а потом ногами.
   - Кто этот нахал, что стосковался по пуле? - взбешенно крикнул Дот. Пусть-ка он покажет мне свое лицо, чтоб я превратил его в хорошую яичницу с помидорами!
   - Новый прокурор штата Иллинойс, - спокойно ответил Туск.
   За дверью водворилась тишина, потом щелкнул ключ; босые ноги затопали в глубине комнаты, и Дот слабым голосом предложил Туску "пожаловать к нему".
   Туск не заставил себя долго просить и наткнулся первым делом на живописную статую Дота, устремившую на него из пустого рукава револьверное дуло. Пройдя комнату, он усмотрел второго Дота, черноусого мужчину с добродушным лицом, под одеялом, на собственной кровати.
   - Сядьте, сэр, - вежливо сказал мужчина, - и если хотите курить, вон там превосходные гаваны. Не удивляйтесь моему поведению. Когда несчастный и слабохарактерный человек, подобный мне, доведен до белого каления, он утрирует, сэр, все человеческие приемы самозащиты.
   - Кто вас довел до белого каления? - сухо спросил Туск, закурив сигару.
   - Рыжий бесенок шестидесяти лет, сэр, задумавший женить меня на себе.
   - Не знаю ничего похожего на сорок миль вокруг, - отрезал Туск, пуская ароматичные кольца с видом заправского курильщика. - Я пришел к вам, мистер Дот, по важному делу. Слуги соседнего коттеджа сбежали, оставив на произвол судьбы разбитого параличом старика и почтенную пожилую леди, его дочь. Я послал одного из ваших за ними вдогонку, а вас прошу немедленно отправить к ним на помощь половину ваших людей. Скажу более: мое личное пребывание в этой симпатичной семье, к сожалению, заканчивается.
   Дот слушал, выпучив глаза. На лице его выступила краска.
   - И рыжий бесенок не собирался вас околпачить, сэр? - пробормотал он растерянно.
   - Повторяю, - резко ответил Туск, - я не слышал ничего похожего на ваши слова. Пожилая леди, хозяйка коттеджа, достойна всяческого уважения. Одевайтесь!
   Совершенно ошеломленный, Дот подчинился, как подчинялись все, суровому голосу незнакомого джентльмена. Он надел все части своего туалета по порядку, сполоснул лицо, глотнул из бутылки, взял шляпу и угрюмо произнес:
   - Ну так идем, черт побери меня за хвост и голову!
   Это странное пожелание мистера Дота не вызвало со стороны невозмутимого Туска ни малейшего протеста. В передней они наткнулись на оцепеневших слуг, и Дот скомандовал половине из них идти вслед за ним.
   Между тем в коттедже началось хозяйственное оживление. Мисс Мильки выкатила своего отца на террасу, сварила ему яйцо и только что приступила к его кормежке, как рука ее сильно задрожала, а лицо побледнело.
   Двое мужчин быстрыми шагами, со шляпами в руках, приблизились к террасе и отвесили ей по низкому поклону.
   - Мистер Дот пришел просить вас, дорогая мисс Мильки, принять его посильную помощь в деле возвращения слуг, - сказал Туск доброжелательно, проталкивая вперед оторопелого арканзасца с остановившимися глазами, выпученными на то, что сидело взамен рыжего бесенка.
   - Благодарю вас, сэр, - смущенно ответила пожилая леди, - я все-таки справилась с утренним кофе. На вашу долю тоже заварено, и если мистер Дот не откажется позавтракать, я налью чашечку и ему.
   Она с достоинством кивнула обоим мужчинам и собственноручно принесла из кухни завтрак.
   Спустя полчаса мистер Дот, освоившийся с новым положением вещей, развивал свою теорию о том, как можно в кратчайший срок добиться новой породы индюшек, а его негры занялись хозяйственными работами в коттедже.
   - Мне пора ехать, - не без сожаления произнес мистер Туск, взглянув на часы. - Я оставляю вас, друзья мои, на месяц, чтобы... это что такое? последнее восклицание мистера Туска относилось к утреннему небу, внезапно потемневшему, как перед солнечным затмением.
   Все вскинули глаза кверху и повскакали с мест. Огромная черная туча надвигалась на их коттедж. Она ползла, закрывая горизонт и спускаясь все ниже да ниже. Вскоре из тучи посыпались странные звуки, напоминавшие раскаты хохота.
   - Вороны! - закричал Дот. - Мы погибли! Они снижаются, они засыплют все наши огороды, поля, сады! Стучите, кричите, бросайте в них камнями!.. Люди, сюда, сюда!
   Он неистово заорал на ворон, бросая в них чашкой, тарелкой, шапкой, стульями, зонтиком мисс Мильки - всем, что только попадало ему под руку.
   - Нничего, нничего! Нне ббойтесь, друзья мои, - лепетал безмятежный старец, спокойно глядя на ворон. - Птички!
   - Хороши птички! - взвизгнул Дот. - Поймите вы, безумный человек, что это наше разорение! Их больше, чем саранчи! Ни за что на свете нельзя допустить их снизиться!.. Туск! Черт возьми, да куда же вы делись?
   Мистера Туска среди них уже не было.
   - Он побежал в коттедж, - прошептала Юнона.
   Дот сорвал скатерть и, вскочив на стол, принялся неистово ею размахивать в воздухе. Слуги, сев на корточки, устроили настоящий кошачий концерт. Они выли, визжали, скулили, свистели, били в импровизированные барабаны.
   Животные безмятежного старца подняли адскую кутерьму: сука лаяла и кидалась в воздух с ощетинившейся шерстью, попугай раз сто подряд раздирающим голосом вопил "гудбай", морж стонал, как исступленный, но ничто не помогало: вороны все снижались да снижались.
   Первые из них, отделившиеся от тучи, были уже отчетливо видны. Страшное карканье и свист от взмаха крыльев переполняли воздух. Дышать было трудно от ветра и запаха перьев. Еще десять, пятнадцать минут - и страшное черное полчище обрушилось бы на коттедж.
   В эту минуту на террасе появился Туск. Он держал в руках ружье, поднял его и выстрелил по воронам:
   Бац-бац-бац!..
   Туча дрогнула, края ее рассыпались в разные стороны черным кружевом. Секунда - и полчище ворон стало снова подниматься, держа свой путь в направлении Чикаго, а сверху, кружась и белея, что-то начало падать вниз.
   - Я стрелял холостыми зарядами, - отрывисто произнес Туск. - У добрейшего мистера Мильки в целом доме не нашлось ничего похожего на пулю... Ай, что это падает?
   Медленно кружась в воздухе, сверху продолжало падать нечто, пока на колени к старцу не упало в виде плотного белого конверта.
   Туск быстро схватил его, издал восклицание и, отойдя в сторону, без всяких разговоров распечатал свою находку.
   Он прочитал следующее:
   ГЕНЕРАЛЬНОМУ ПРОКУРОРУ ШТАТА ИЛЛИНОЙС
   Господин прокурор!
   Опасаясь за свою жизнь, прошу вас быть начеку. Я держу в руках нити загадочного происшествия. Если меня убьют или я исчезну, прошу вас немедленно вынуть конверт из тайника в моей комнате на Бруклин-стрит, 8, двенадцатый паркетный кусок от левого окна, прочитать его и начать судебное расследование. Пишу именно вам, а не кому другому, так как вы отличаетесь любовью к уголовным тайнам.
   Стряпчий Роберт Друк.
   - Последнее звено! - пробормотал Туск со странной улыбкой и, вытащив из портфеля пачку бумаг, быстрыми шагами подошел к столу. - Друзья мои! воскликнул он повелительным голосом. - Прежде чем мне уехать, выслушайте несколько слов. Эй, слуги! Лучших бутылок из погреба и стаканы!
   Изумленное общество, только что оправившееся от вороньей угрозы, не возражая, приняло по бокалу хорошего шампанского. Дот влил безмятежному старцу в рот его порцию. Все глаза устремились на Туска.
   - Друзья мои! - повторил он с бокалом в руках. - В первую ночь моего пребывания я услышал в саду, не станем говорить от кого и как, подробную историю некоей шутки. Дело шло о фельетоне относительно детективных способностей присутствующего здесь мистера Мильки. Шутка хотела быть только шуткой. И что же? Беспомощный старец, скованный страшным недугом, не двигаясь с места, ничего не читая, ни о чем не зная, распутал самое таинственное преступление нашего века! Да, милые мои друзья, вот в этой пачке собраны почти все звенья страшного дела, раскрытие которого навеки прославит имя мистера Мильки. И знаете ли вы, чем он достиг такого результата? Любовью к животным, черт возьми! Мистер Мильки отдал бессловесным тварям все свое сердце. Он любит их с нежностью, достойной подражания. И что же мы видим? Первое звено этого дела доставляется ему на собаке, - мистер Туск потряс в воздухе конвертом, - второе звено извергается к его ногам из желудка моржа, - мистер Туск потряс в воздухе пачкой желтых листов, - третье звено приезжает к нему на корзинке с кроликами, - мистер Туск махнул вторым конвертом, - и, наконец, четвертое, и последнее, доставляется ему великим переселением ворон! - Мистер Туск поднял последний конверт и бокал. - Выпьем, друзья мои, в эту прощальную минуту за здоровье достойного мистера Мильки и его бессловесных любимцев, а также за торжество справедливости, которая добивается своего, джентльмены, через посредство всего живого и мертвого!
   С этими словами Туск осушил свой бокал, поклонился и вскочил с чемоданом и портфелем в поджидавший его кабриолет.
   51. ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ПРОКУРОР ШТАТА ИЛЛИНОЙС В ПОИСКАХ ДРУКА
   Экспресс доставил Туска в Нью-Йорк без четверти девять утра. Спустя несколько минут он уже был на Бруклин-стрит, 8 и поднимался по лестнице в квартиру бывшего стряпчего Роберта Друка.
   На его стук долго не отворяли. Наконец раздалось кряхтенье, и старушка в чепце приотворила дверь.
   - Проведите меня в комнату вашего сына, - отрывисто произнес пожилой джентльмен, снимая шляпу и входя в кухню. - Я намерен у вас остановиться.
   - Великий боже, сэр! - воскликнула старушка. - Вы не агент полиции?
   - Я друг вашего сына, - ответил гость, положил чемодан и шляпу на стул и сделал движение, чтоб пройти дальше.
   - Был тут один такой... - задумчиво ответила старушка. - Только он был, сэр, весь голый, за исключением чресел, как говорится в библии, и сверху донизу вымазан дегтем. "Я друг-приятель вашего сына, - сказал он мне и скушал, бедняжка, кусочек пудинга, - даром что, говорит, в таком виде". Уж не вы ли это, переодевшись и помывшись?
   - Я самый, - спокойно ответил Туск и проследовал внутрь квартиры.
   Старушка провела его в комнату Боба, где все сияло чистотой и, казалось, поджидало своего хозяина. По пути она сообщила ему, что со дня смерти своей кошки Молли она замкнулась в своем горе и, если он согласен, может разомкнуться для него на часок-другой, между растопкой печки и варкой обеда.
   - Не размыкайтесь! - перебил ее Туск. - Кроме того, у вас нет причин для горя. Роберт Друк жив, он через месяц, а может быть, и через день, будет дома.
   Старушка вскрикнула. Но Туск, в свою очередь, замкнулся перед самым ее носом и, оставшись в запертой комнате, немедленно приступил к делу. Он нашел левое окно, отсчитал паркетные плиты, пустил в ход перочинный нож. Паркетная плита была вынута без всякого труда, а под ней лежал конверт, на котором было написано:
   ТАЙНА ИЕРЕМИИ МОРЛЕНДЕРА
   Туск схватил его, распечатал и, сев в кресло возле окна, погрузился в чтение. Рукопись оказалась отрывочными записями стряпчего Друка. Мы приводим ее, выпустив несущественные подробности:
   "Сегодня старый Морлендер приезжал в контору. Он советовался с Крафтом. Лицо его было взволнованно. После занятий патрон позвал меня в кабинет и сказал:
   - Боб, вы честный и умный парень. Я хочу оказать вам доверие. Вот завещание мистера Морлендера, где он делит все свое состояние поровну между сыном и миссис Ортон, а на случай ее кончины - мисс Вивиан Ортон и другими детьми миссис Ортон, буде они родятся. Последнее открытие свое он завещал сыну, чтоб сын его употребил чертежи на пользу американского народа и всего человечества. Копию я оставляю у себя. Оригинал вручаю вам, и вы его храните как зеницу ока.
   Я удивился, однако выполнил в точности волю патрона. После этого Иеремия Морлендер уехал по командировке Кресслинга в Россию. Получили письмо от миссис Ортон, где она выражает тревогу о состоянии здоровья Морлендера и спрашивает нас, где он находится. Патрон написал ответ".
   "Новостей никаких".
   "Новостей никаких, кроме странных слухов о том, будто бы Морлендер перед отъездом женился на миссис Элизабет Вессон. Патрон принес кипу русских газет и долго совещался о чем-то с переводчиком. Меня не посвятили в дело".
   "Недоволен патроном: он явно держит меня в резерве. Решил сам заняться расследованием. Целую неделю вынюхивал, кто такая Элизабет Вессон. Узнал странные вещи: она - личный секретарь Джека Кресслинга. Начал розыски с другого конца. Миссис Ортон, о которой говорится в завещании, - машинистка в конторе того же Кресслинга".
   "Новостей никаких".
   "Новость потрясающая! Миссис Ортон скоропостижно умерла".
   "Сегодня патрон удивил меня своей нервозностью. Дергался, оглядывался по сторонам, бледнел. Пожаловался мне, что видит плохие сны и начал бояться смерти, чего с ним раньше никогда не было. Я посоветовал взять недельный отпуск и проехаться в Атлантик-Сити. Он согласился со мной, хочет только дождаться приезда Морлендера".
   "У нас в конторе штурм и дранг! Старый Морлендер приехал, но мертвый, в цинковом гробу. Просто не верится этому. Его убили где-то в России большевики. Патрон мрачен, как туча".
   "Патрон умер! Автомобиль попал под трамвай. Шофер жив, патрона раздавило. Наша контора закрыта на три дня".
   "На место Крафта назначен ликвидатором какой-то итальянец, синьор Грегорио. Он рассчитал всех наших клерков и посадил своих. Я оставлен впредь до сдачи дел. Прислали новое завещание Морлендера, завтра увижу".
   "День потрясающий! Роберт Друк, ты - свидетель преступления! Держи язык за зубами! Дело по порядку такое; я видел завещание, привезенное из России. Оно аннулирует все предыдущие и передает капитал Морлендера целиком миссис Элизабет Вессон, а чертежи изобретения - Лиге империалистов. Мисс Ортон и молодой Морлендер оставлены на бобах. Но дело-то в том, что подпись Морлендера подделана самым явным образом. Я мог бы доказать это, если б захотел. Но я боюсь начать дело неизвестно против кого. Упрятал старое завещание в тайник. Решил ждать каких-нибудь наследников Ортон или Морлендера, чтобы начать дело вместе с ними. Грегорио рвет и мечет в поисках старого завещания. Я веду себя как сознательный олух. Этот синьор мне очень не по вкусу. Не знаю наверное, но думаю, что он не без прибыли в этом деле".
   "Сегодня в контору приходила горбатая девушка, назвалась мисс Ортон. Она поглядела на меня, сняв вуальку, - более красивого лица в жизни моей не видал. Спросила патрона. Я сунул ей свой адрес. Синьор Грегорио ее принял и вел себя весьма подозрительно, клерк звонил куда-то по телефону. Боюсь, что он догадался, что это наследница и что она может оспорить новое завещание. Жду ее сейчас к себе..."
   На этом месте рукопись прерывалась. Мистер Туск глубоко вздохнул и несколько минут сидел в полной неподвижности. Потом он развернул записную книжку, прочел два адреса: "Нью-Джерсей, 40" и "Береговое шоссе, 174"; взял свой портфель, уложил туда прочитанную рукопись и вышел.
   - Миссис Друк, - сказал он старушке, - я вернусь к обеду. Никому ни единого слова о моем приезде. Никого не пускайте в квартиру.
   Спустившись вниз, он нанял автомобиль и велел ехать в Нью-Джерсей, 40.
   Через два-три квартала они остановились у элегантного здания со швейцаром, лифтом и золоченой решеткой. Туск зашел туда, навел справку и через минуту вышел.
   - Береговое шоссе, сто семьдесят четыре, - отрывисто сказал он шоферу.
   Теперь они помчались вон из города. Блестящие, многолюдные улицы одна за другой отлетали направо и налево. Надвигалось пустынное шоссе с мрачными редкими постройками, окруженными садами, с бесконечными заборами и огородами.
   Прохожих становилось все меньше и меньше. Наконец автомобиль свернул в сторону, въехал на асфальтовый двор и остановился у мрачной черной решетки, за которой расстилался парк.
   - Ждите меня здесь. Если не дождетесь, поднимите тревогу. Я генеральный прокурор штата Иллинойс, - повелительно сказал он шоферу, спрыгивая на землю.
   На звонок мистера Туска дверь приотворил высокий мужчина в белом фартуке, с лицом, изрытым оспой.
   - Что надо? Приема нет! - грубо крикнул он, не снимая цепочки.
   Туск махнул в воздухе своим документом:
   - Сию минуту впустить меня! Я генеральный прокурор, посланный сюда ревизовать сумасшедшие дома.
   - Директора нет в Нью-Йорке, сэр, - в замешательстве ответил мужчина. Я имею приказание не пускать никого до его приезда.
   - Государство назначило ревизию как раз в отсутствие директоров, невозмутимо ответил Туск, пристально глядя на привратника. - Впустите, пока я не свистнул полицейского.
   Сильно побледнев, привратник снял цепочку.
   Туск быстро вошел, нащупал свой револьвер и пропустил вперед высокого мужчину. Тот нехотя повел его вдоль тусклых, мрачных коридоров, в которые выходили бесчисленные двери. Из-за дверей несся дикий вой, плач и исступленные крики несчастных, от которых в жилах менее спокойного человека остановилась бы кровь. Но Туск шел как ни в чем не бывало, приказывая открывать камеры и заглядывая в них бесстрашным оком. Он видел истязуемых, умирающих, катающихся в корчах, видел оцепеневших и глядящих в одну точку, видел пляшущих - пожалуй, более страшных, чем первые. Но самым потрясающим были странные, бледные бритые люди, сидевшие, как сторожевые собаки, на цепи, ввинченной в стену. У одного из них был вырезан язык.
   - Я здоров, - шепнул мистеру Туску бледный человек на цепи. - Меня здесь держат родственники. Расследуйте мое дело!
   - Все они так говорят! - прорычал привратник, покосившись на несчастного с дикой ненавистью.
   Туск спросил имя и фамилию пленника, занес в свою книжку, вышел в коридор и пристально поглядел на привратника:
   - Вы показали мне все камеры?
   - Все! - отрезал мужчина.
   - Вы лжете! Ведите в сто тридцать второй номер!
   - Там сидит личный родственник директора, мы за него отвечаем, пробормотал привратник, становясь из бледного красным, а из красного фиолетовым.
   Туск уставился на него повелительно, и мужчина побрел вперед неверной походкой.
   Они вышли на лестницу и стали спускаться вниз. Один, два, три этажа... Стены стали сочиться сыростью; на лестнице стоял отвратительный запах плесени; лампочки горели тускло. Глубоко внизу шел еще один коридор со странными нишами. Здесь царствовало безмолвие. Ни единого звука не доносилось, кроме тихого шелеста воды по стенам. Шаги гулко отдавались в ушах.
   Привратник загремел ключами и с большим трудом отпер тяжелый железный замок.
   Камера N_132 была темным, сырым погребом. Свет проникал через коридорное окно. В углу на соломе, скорчившись, спал узник.
   Привратник направил на него свет фонаря. Спящий человек зашевелился, вскочил, повернул к мистеру Туску бескровное лицо и дико вскрикнул.
   - Не бойтесь, я генеральный прокурор штата Иллинойс! - отчеканил мистер Туск, подойдя к нему вплотную и пристально на него глядя. - Я получил ваше письмо. Расследование начато. Одевайтесь, я беру вас с собой!
   Привратник уронил на пол ключи.
   - Профессор убьет меня! - пробормотал он дико. - Я не выпущу этого человека, будь вы хоть сам президент!
   - Поворачивайтесь, милейший! - крикнул Туск, направляя на него свои серые глаза. - Что это еще за чепуха! Выдать одежду мистера Друка! Раз, два, три!
   Через десять минут Туск и Роберт Друк как ни в чем не бывало вышли из дверей сумасшедшего дома и уселись в автомобиль, к великой радости перепуганного шофера.
   - Ну, - отрывисто сказал Туск, когда они тронулись, - я вас слушаю, Друк.
   52. ДОКТОР ЛЕПСИУС В ПОИСКАХ ПРОФЕССОРА ХИЗЕРТОНА
   Мисс Смоулль сидела на корточках, а мулат Тоби - у нее на плечах. Они отнюдь не показывали акробатического номера. Целью их была замочная скважина, ведшая в кабинет доктора Лепсиуса.
   - Сидит! - бормотала мисс Смоулль, роняя слезы. - Сидит, наш голубчик, на том же месте с самого утра! Не кушает, не звонит, не ходит, не ругается... Господи боже мой, я прямо разрыдаюсь!
   Она не успела привести свою угрозу в исполнение, как Лепсиус неожиданно бросился к дверям, распахнул их и опрокинул живую пирамиду в обратном порядке, так что мисс Смоулль очутилась на плечах у Тоби.
   - Автомобиль! - рявкнул он. - Тоби, звони шоферу!
   Вслед за этим он метнулся обратно, схватил шляпу, перчатки, трость и кубарем слетел с лестницы. Лицо его было красно, глаза сверкали решимостью. Он обдумал план вторжения к профессору Хизертону.
   - Университет! - приказал он шоферу, садясь в автомобиль.
   Через десять минут он был на месте. Войдя в канцелярию, он осведомился, в какой аудитории читает Хизертон. Служитель удивленно посмотрел на Лепсиуса.
   - Как, сэр, разве вы не знаете, что профессор командирован на съезд психиатров в Петроград?
   - Он уже выехал? - вырвалось у Лепсиуса.
   - Вероятно. Впрочем, вы можете осведомиться у него на дому: Береговое шоссе, сто семьдесят четыре.
   Лепсиус записал адрес и снова прыгнул в автомобиль.
   - Береговое шоссе, сто семьдесят четыре! - крикнул он шоферу.
   Снова пустынная улица, чем дальше, тем мрачней и безлюдней. Снова черная решетка у ворот жуткого дома, закупоренного и безмолвного, как если б все живое окостенело в нем на манер музейных чучел.
   Лепсиус резко дернул звонок. Рябой привратник, весь белый от бешенства, высунул нос из-за решетки.
   - Убирайтесь к черту! - заорал он, разглядев Лепсиуса. - Приема нет! Убирайтесь, а не то спущу собак!
   - Друг мой, - шепотом произнес доктор, - я должен передать профессору Хизертону важную вещь. Дело идет о спасении его жизни.
   - Поздно! - угрюмо ответил привратник. - Директор уехал на съезд в Россию, а сегодня была ревизия. Все дочиста записали и увели из камеры сто тридцать два...
   - И все-таки еще не поздно. Речь идет о том, что знает один только Хизертон. Я его самый близкий друг. Он поручил мне в случае чего обратиться к вам. Если вы хотите спасти собственную шкуру, придумайте, как мне его догнать.
   Привратник уставился на Лепсиуса подозрительно:
   - Как ваше имя?
   Лепсиус поперхнулся.
   - Олеумрицини! - пробормотал он первое, что пришло на язык.
   В ту же секунду лицо привратника прояснилось. Он снял цепочку и почтительно произнес:
   - Войдите, сударь, войдите! Как видно, вы тоже будете итальянец?
   - Разумеется, - пробормотал Лепсиус, входя вслед за ним в мрачное жилище смерти.
   Но рябой повел его совсем не туда, где только что был Туск. Он отворил маленькую дверь и впустил Лепсиуса в блестящий докторский кабинет, сияющий безукоризненной чистотой.
   - Сядьте, сударь, сядьте. Я сейчас позову нашу секретаршу, она обмозгует дело.
   Лепсиус сел, чувствуя себя крайне плачевно. Он знал по-итальянски не больше десятка слов. Что, если секретарша заговорит с ним на этом языке!
   Не в силах сидеть, он опять вскочил и пробежался раза два по кабинету, утирая с лица холодный пот. Вдруг взгляд его упал на превосходные картины, развешанные по стенам, и в ту же секунду он почувствовал, что за ним наблюдает пара черных глаз.
   - Питореско э... э каскара саграда! - пробормотал он, не отводя глаз от картин. - Рома. Акрополи. Мультатули!
   Поток его восхищений был прерван чистой английской речью:
   - Здравствуйте, сэр!
   Перед Лепсиусом стояла уже немолодая брюнетка с лицом, до странности похожим на кого-то, кого он знал очень хорошо... но кого? Черт побери, как ни напрягал он свою память, не мог припомнить!
   - Я восхищался картинами, хотя душа моя в полном хаосе и смятении, смущенно пробормотал он, идя навстречу секретарше. - Дорогая мисс или миссис...
   - Мисс Кроче. Как итальянка, я понимаю ваш восторг, сэр, но, к сожалению, не знаю родного языка. Что привело вас к профессору?
   - Синьорина Кроче, - зашептал Лепсиус, выкатывая глаза из орбит и, насколько это возможно, стремясь достичь максимальной экспрессии, - я его близкий друг! Мы затеяли вместе одно важное дело... одно тайное дело чрезвычайного значения. Оно сорвалось. Если профессор не примет меры, его уберут с пути. Я должен во что бы то ни стало догнать его и предупредить.
   Мисс Кроче стала серьезной:
   - Опасность грозит ему в Петрограде?
   - Именно, именно!
   - В таком случае, дорогой сэр, я немедленно устрою вам все документы, и вы завтра утром сядете на пароход.
   - Чудесно! - воскликнул Лепсиус.
   - Ах, произнесите это по-итальянски! - мечтательно проговорила мисс Кроче, закрывая глаза. - Мне так отрадно слышать родную речь...
   - Хипероксидато! - улыбаясь, повторил Лепсиус.
   Он чувствовал себя как на рельсах, и тревога его улеглась.