Шагинян Мариэтта. Месс-Менд, или Янки в Петрограде

   - Ребята, слушайте и запомните: кроме наших проходов, в эту комнату ведет еще один. Он сделан не нашим союзом. Он тут, должно быть, с первого дня этой самой гостиницы. И только что кто-то прошел этим проходом скорей, чем мы с вами.
   Том и Ван-Гоп недоверчиво переглянулись. Они не очень-то верили всяким бумажным вычислениям. Но прежде чем они смогли ответить, дверь комнаты медленно открылась и выпустила в коридор всю известную нам компанию. Русский князь тут же простился с попутчиками и ушел в собственный номер. Гибгельд и Хардстон, поддерживая сильно хромающего виконта, спустились вниз, в свои апартаменты, а улыбающийся Но-Хом уселся в лифт - он по причинам экономическим жил на самом верхнем этаже.
   - Теперь мы можем войти, - шепнул Тингсмастер. - Тот, кто пришел тайным ходом, уже отправился обратно: я слышу царапанье за фанерой.
   Они осторожно вышли из шкафа, приоткрыли дверь и бесшумно, один за другим, вошли в комнату без номера.
   8. ЗЕРКАЛА-ПОМОЩНИКИ
   Это был самый обыкновенный номер гостиницы, хотя и оставленный почему-то без номера. Он был убран несравненно менее роскошно, нежели апартаменты Гибгельда. Но и здесь, как и там, шли вдоль стен зеркала, уставленные у подножий тропическими растениями. Зеркал было три - по одному у каждой стены.
   Тингсмастер подошел к одному из них, вынул лупу и указал своим товарищам на два микроскопических "ММ" в уголке:
   - Эти зеркала - дело рук наших ребят с фотохимического и техника Сорроу с Секретного. Смотрите-ка в оба глаза и учитесь, как с ними обращаться.
   Раз - Мик сдвинул зеркало вокруг своей оси, установив его под прямым углом; два - Мик взял из-под стекла, прямехонько с цинковой пластинки, тончайшую пачку пленок; три - надвинул откуда-то сбоку новую пачку - и опустил зеркало на место. Потом они вышли из комнаты, заперли ее, и Тингсмастер прошел через стену к мисс Тоттер.
   Пачка пленок была опущена в банку с розовой жидкостью; затем извлечена оттуда; затем вставлена в маленький аппарат с фонариком на носу, похожий на пушку. Электричество потушили, нос аппарата засветился, на стене образовалось круглое пятно.
   - Учитесь, друзья, - сказал Тингсмастер. - Не все еще в наших руках. Бывают случаи, когда мы бессильны проникнуть к врагу. Нам не удалось нынче услышать, о чем они там между собой сговаривались, но зато мы можем увидеть их. Зеркальный аппарат Сорроу устроен так, что при повороте выключателя три зеркала передают все вокруг совершающееся в поле фотографической камеры. Тотчас же начинается бесшумная съемка - и вот, извольте посмотреть...
   Он завертел ручку машины, и на освещенном экране появилось изображение только что покинутой ими комнаты. В ней двигались, рассаживались вокруг стола те самые люди, которых они только что видели выходящими.
   Том и Ван-Гоп радостно вскрикнули. Правда, ни единый звук к ним не доносился, но зато теперь они могли разглядывать их невозбранно.
   - Учитесь читать слова по губам! - сказал Мик; он уселся перед экраном и стал по нескольку раз накручивать каждую сценку, замедляя ее движение так, что люди на экране казались плавающими в воде. Каждый из них был знаком союзу Месс-Менд по фотографиям в газетах и наблюдениям из тайников "Патрицианы". Словно читая книгу по складам, Мик слово за словом передавал Тому и Ван-Гопу:
   - Ждут приказаний... немец крепко выговаривает за что-то красавчику-виконту, а тот еле двигает губами в ответ. Англичанин с трубкой молчит. Русский князь мечется от одного к другому с расспросами - видите, глаза у него спрашивают, уши навострились, он ничего пока не знает. Англичанин говорит ему: "Тише!" Учитесь, ребята: на всех языках мира видно по губам, когда произносится слово "тише". Вот так: нижняя губа вперед и хоботком будто поднимает верхнюю...
   Но что это? Ван-Гоп и Том вскрикнули. Мик прошептал про себя: "Чиче!"
   На экране происходит странное замешательство. В разгаре спора снизу открылся люк, и оттуда медленно поднялась, как в балетной феерии, небольшая черная фигура. Хотя она и остается на экране, нашим зрителям почему-то не очень ясно ее видно, как будто она окутывает себя дымом.
   - Черт, темно что-то, разобрать не могу, - пожаловался Том, изо всех сил протирая глаза.
   Только один Тингсмастер неотступно смотрел на экран. Черная фигура вынула из портфеля бумагу и быстро прочитала ее вслух; на лицах остальных ясно выразились негодование, изумление, торжество. Потом черная фигура подняла руку, что-то сказала, и все наклонили в ответ головы... Теперь она раскрывает портфель, укладывает туда прочитанный лист; руки в черных перчатках быстро шевелятся... Что это? Пачки, прямо из банка, одна, другая... самых крупных долларовых билетов.
   Глаза всех в комнате устремляются на пачки, а число пачек все увеличивается. Ладони протягиваются к ним. Черный человек раздает их коротким движением направо и налево. Мгновенье - он соскочил обратно в люк. Остальные идут к дверям... Темнота... Опять свет. И на этот раз Том с восторгом закричал:
   - Гляди, гляди, это мы сами!
   Пленки кончились. Тингсмастер вынул их и сложил в стенной несгораемый шкаф. Потом он задумчиво сказал Тому и Ван-Гопу:
   - Надо узнать в точности, что замышляется. Идите, ребята, по трубам да подыщите себе смену. Нам важно установить наперво, останутся ли они дома или разъедутся после получки, а если разъедутся - то куда. Это сейчас главное ваше дело!
   - А ты, Мик?
   - Мне надо назад, на завод. У нас срочная вечерняя работа, братцы. Хозяин отделывает свою виллу, и тут тоже надо постараться, понимаете. Ведь главные-то совещанья у него!
   С этими словами Тингсмастер простился, вошел в стену - и был таков. Мисс Тоттер мечтательно посмотрела ему вслед.
   Том и Ван-Гоп со вздохом разбрелись по своим сторожевым будкам. Но напрасны были все их старания, напрасно потрачена целая долгая ночь - ни Гибгельд, ни Монморанси, ни английский лорд больше не разговаривали, и тайна их встречи осталась на этот раз нераскрытой. Выезжать из "Патрицианы" они тоже, по-видимому, не собирались.
   Между тем Тингсмастер вышел на улицу, преспокойно обошел ее и с подъезда как ни в чем не бывало проник снова в "Патрициану". Он, заложив руки в карманы и посвистывая, идет в контору. Здесь он останавливается и мирно снимает шляпу.
   Сетто-диарбекирец, подсчитывавший недельный дефицит, в изумлении поднял голову.
   - Здорово, хозяин!
   - Здравствуй, Микаэль. Чего тебе надо?
   - Не будет ли какого ремонта?
   - Господь, благослови вас, Микаэль, за такие слова, - вмешалась жена Сетто, разделявшая неукротимую страсть своего мужа к ремонту, - так вы нам в прошлое лето все чисто и недорого справили!
   - А теперь еще лучше справлю.
   - Никак нельзя, Микаэль, - грустно ответил Сетто, - наехало ко мне претендентов, чтоб им лопнуть... сперва расплатиться по счету, а потом лопнуть! Какой уж тут ремонт.
   - Жаль, жаль, а я было хотел у вас все заново наверху переделать, особенно в комнате без номера.
   - Этой-то комнаты, Микаэль, я по уговору не смею касаться. Ты ведь знаешь, гостиницу мне построил бывший президент, чтоб ему во второй раз ни на суше, ни на воде не повстречать второго такого дурака-армянина. Так вот, он и поставил условие: не трогать этой комнаты ни летом, ни зимой. Я и так согрешил: украсил ее, по твоему совету, зеркалами.
   - Да кто вам дом-то построил, хозяин, - ведь не сам же экс-президент?
   - Иностранного архитектора выписали, Микаэль. Да и рабочих набрали одной масти с архитектором.
   - Вот оно как! Жаль, хозяин. Всего доброго.
   И на этот раз Тингсмастер поспешил в Миддльтоун.
   9. СТРАННОСТИ БАНКИРА ВЕСТИНГАУЗА
   Если бы Феофану Ивановичу не помешали высказаться о банкире Вестингаузе, он сказал бы следующее:
   "Вестингауз, хи-хи-хи, завел себе красотку... Да не простую, а можете себе представить - в маске! Да, вот именно, в маске. Женщина эфемерная, элегантная, с походкой сильфиды, а появляется не иначе как в маске. Я убежден, что она спекулирует на любопытстве. Будь я лет на пять, на шесть помоложе..."
   Князь Феофан не врал. События, отмененные нью-йоркской прессой, таковы.
   Неделю назад в театре "Конкордия", на опере "Сулейман", публика внезапно видит в одной из дорогих лож красиво сложенную женщину в маске. Как ни в чем не бывало эта женщина глядит на сцену парой глаз, сверкающих в миндальном разрезе шелковой маски, не смущается от устремленных на нее со всех сторон биноклей и лорнетов, кутает обнаженные плечи в роскошный мех, читает афишу - словом, ведет себя непринужденно. Нью-йоркцы поражены. Незнакомку никто не может узнать. Ходит слух о том, что это знатная иностранка, чье лицо обезображено оспой. Тогда любопытство сменяется состраданием, и на некоторое время инцидент забыт.
   Через два дня на катанье возле Вашингтон-авеню женщина в маске появляется снова, на этот раз не одна. С ней в коляске сидит банкир Вестингауз, старый кутила, известный на всю Америку своими выездами и похождениями. Вестингауз - холостяк. У него нет родственниц. Ни одна приличная женщина не согласится проехать в его коляске. Вывод ясен: таинственная маска - дитя того мира, откуда вышли Виолетта и Манон Леско.
   В Нью-Йорке нет того культа красоты, какой был характерен для Парижа времен Бальзака. Но женщина, сумевшая приковать к себе внимание своей странностью, удостаивается некоторого уважения. Таинственную маску пытались сфотографировать, поймать врасплох; влюбленные ей писали письма, посылали цветы и подарки - все напрасно. Она оказалась недоступной ни для кого. Банкир Вестингауз, с улыбкой принимавший поздравления друзей, пожимал плечами на все расспросы:
   - Дети мои, это перл создания! Уверяю вас, я бы женился на ней, если б только она согласилась. Но показать вам ее - нет, никому, никогда до самой смерти!
   Можете себе представить, как любопытствовала нью-йоркская молодежь! Представители торговых династий корчили гримасы от зависти. Один из них, только что кончивший Горвардский колледж, упитанный сибарит Поммбербок, вздумал даже победить Вестингауза: он взял маленькую Флору из кордебалета, нарядил ее в маску и прошелся с ней по 5-й авеню, но был позорно освистан сторонниками Маски, а Флора уже не смела появиться на улице. В конце концов из Маски сделали нечто вроде тотализатора: держали на нее пари, клялись ею, гадали по цвету ее костюмов о погоде, удаче, выигрыше, и пр. и пр.
   Не менее были заинтересованы и девушки. Каждая из них в глубине души хотела походить на Маску. Портнихи получали заказ: сделайте по фасону Маски.
   Но ни одна не испытывала такого влюбленного восторга, такого преклонения перед Маской, как дочь сенатора Нотэбита, шалунья Грэс.
   Грэс сидит в настоящую минуту в своей музыкальной комнате с учительницей, мисс Ортон, и делает тщетные попытки отбарабанить четырнадцатую сонату Бетховена. Ей двадцать лет, она кудрява, как мальчишка, веснушчата, с немного большим, но милым ртом, подвижна, как ящерица. Ее нельзя назвать хорошенькой, но с нею вы тотчас же чувствуете себя в положении человека, ни с того ни с сего вызванного на китайский бокс. Грэс делает фальшивый аккорд, мисс Ортон нервно вскрикивает. Грэс поворачивается к ней, кидается ей на шею и восклицает:
   - Мисс Ортон, дорогая, это выше моих сил! Сегодня я видела Маску перед цветочным магазином. Если б вы только знали, какая у нее чудесная ножка! Я сделала глупость: схватила ее за платье и объяснилась ей в любви.
   - Что же было потом? - улыбаясь, спросила учительница, гладко причесанная, можно сказать, зализанная, кривобокая молодая дама в скромном и чрезвычайно неуклюжем платье.
   Голос ее, впрочем, был очень музыкален и походил на мурлыканье флейты.
   - Ах, мисс Ортон! В том-то и дело, что этот мерзкий старикашка, банкир Вестингауз, свалился откуда-то с неба и ехидно заявил мне: "Мисс Нотэбит, честь имею проводить вас в магазин". И прежде чем я успела опомниться, он сунул меня в магазин, а Маска порхнула в коляску и исчезла.
   - Да, Грэс, это было очень неосмотрительно с вашей стороны. Не забывайте, что вы дочь сенатора.
   - Очень мне нужно помнить об этом, мисс Ортон! Я объявляю категорически: я влюблена в Маску. Я чувствую, что этот проклятый Вестингауз мучит ее. Я намерена ее спасти...
   Раз-два, раз-два... Бессмертное трио четырнадцатой сонаты разлетелось на куски под ее энергичными пальцами.
   - Боже мой, - вздохнула мисс Ортон, - вы не понимаете Бетховена!
   Неизвестно, что ответила бы ей Грэс, если б в эту минуту дверь не распахнулась настежь и чей-то странный, басистый по-мужски голос не произнес:
   - Милая Грэс, наконец-то!
   Мисс Ортон сильно вздрогнула - должно быть, от неожиданности.
   В музыкальную вошла очень смуглая, изящно одетая девушка с большими пунцовыми губами, рыжеволосая, в мехах, несмотря на майский день. Это была мисс Клэр Вессон, племянница второй супруги Морлендера и закадычная подруга Грэс по школьной скамье.
   - Клэр! Ты наконец тут! - Грэс рассыпала ноты, вскочила и повисла у нее на шее. - Одну минуточку, мисс Ортон, простите, пожалуйста... Я докончу урок, только дайте нам поздороваться.
   Мисс Ортон и не думала протестовать. С терпением бедного человека она сложила руки на коленях, села в теневой угол и молчаливо сидела с полчаса, пока девушки болтали, забыв о ее присутствии. Они болтали, как подобает двум юным бездельницам привилегированного класса, о том о сем, о варшавской опере, о концертах Рахманинова, о молодом Артуре Морлендере, о Маске, еще о молодом Морлендере, еще о Маске. Выяснилось: об Артуре предпочтительно говорила Клэр, о Маске предпочтительно говорила Грэс.
   - Этот твой Артур - порядочная мямля, - вырвалось у дочери сенатора к концу разговора. - По крайней мере, скажи, видел ли он хоть разочек мою Маску?
   - Мистер Морлендер не интересуется женщинами, - сухо ответила Клэр, - у него все мысли поглощены местью. Ведь ты знаешь, его отца убили большевики, это теперь окончательно доказано. Он собирается поднять против них всю Европу.
   - Фи, как глупо!.. Клэр, знаешь что: мне очень хочется, чтоб ты посмотрела на Маску, мне интересно узнать твое мнение. Она - шик, изящество, прелесть, ну, я сказать тебе не могу, что она такое. А главное, она мне кажется ужасно несчастной.
   - Грэс, повторяю тебе, что ни я, ни Артур - мы не интересуемся подобными женщинами.
   - Ты говоришь таким тоном, будто вы помолвлены!
   Клэр вспыхнула. Грэс надулась. Разговор был прерван. Мисс Ортон посмотрела на часы, тихонько встала со своего места, незаметно надела шляпу, спустила на лицо вуаль, простилась с обеими девушками и, прихрамывая, вышла из музыкальной.
   Клэр с удивлением проводила ее глазами:
   - Грэс, я не могу понять, почему ты берешь уроки у этой безобразной, хромоногой, неуклюжей старой девы, похожей скорее на прачку, чем на музыкантшу. Ведь ты могла бы найти себе превосходного учителя!
   Грэс вспыхнула от гнева, вскочила с места и плотно притворила дверь.
   - Стыдись! - шепнула она подруге. - Мисс Ортон еще не успела спуститься с лестницы - она, наверно, все слышала. И совсем она не урод, а...
   Тут Грэс остановилась и сообразила, что она ни разу, ни разу не задумалась о наружности мисс Ортон. Тряхнув кудрями, девушка принялась вспоминать свою учительницу: ее лицо, глаза, улыбку, руки; правда, глаз та не поднимала и безобразила их очками, руки носила в перчатках, от ревматизма, волосы гладко зализывала и прятала в сетку, улыбалась раз в месяц, но все-таки, все-таки, если вспомнить... Лицо Грэс озарилось положительно торжеством. Она взглянула на подругу победоносно и закончила неожиданно для самой себя:
   - А все-таки, я тебе скажу, - мисс Ортон красавица!
   10. УЧИТЕЛЬНИЦА МУЗЫКИ И НОТАРИУС
   Бедная мисс Ортон слышала все, что сказала Клэр. По-видимому, это не слишком огорчило ее. Она только застегнула на груди вязаную кофточку и стала еще сильнее прихрамывать. Дойдя до 7-й авеню, она села в автобус, ехала с полчаса и слезла как раз напротив темного старого дома в стиле прошлого столетия, одного из немногих обломков старины, сохранившихся в Нью-Йорке.
   Прошло несколько минут, прежде чем ей отворили. Мальчик в куртке с позументами спросил ее хриплым голосом (лицо его было красно от слез):
   - Кого вам надо?
   - Мне нужно видеть нотариуса Крафта. Вот моя карточка.
   Мальчик с изумлением глядел на девушку, в то время как рука его машинально приняла карточку.
   - Дома нотариус? - повторила она еще раз.
   К мальчику подошел старый негр, черное лицо которого также распухло от плача. Он дрожащей рукой отстранил мальчика и произнес:
   - Мисс извинит нас. Мисс не может видеть нотариуса. Масса Крафт больше недели как умер, попал под автомобиль...
   - Умер? Боже мой, боже мой!
   Мисс Ортон казалась совершенно потрясенной. Она побелела так, что негр сочувственно поддержал ее и, доведя до плетеного кресла, предложил ей сесть.
   - А как же теперь его бумаги? Кто-нибудь заменяет нотариуса?
   - Там, наверху, в кабинете покойника, вам дадут справку, - мрачно ответил ей негр, и его круглые глаза сверкнули, как у дикого зверя. - Не успел масса умереть, как уже сюда пришли хозяйничать, завладели всеми его бумагами, взломали шкафы, а потом запечатали красными печатями. Да, уж заменить-то его заменили без всякой совести, мисс может быть на этот счет спокойна. А нам, старым и верным слугам его, выходит расчет...
   Девушка выслушала негра и молча двинулась по лестнице. Но на полпути она остановилась и повернула голову в его сторону.
   - Скажите мне, - шепнула она как можно тише, - как имя того, кто заменяет мистера Крафта?
   Негр посмотрел на нее снизу вверх, все так же мрачно сверкая глазами, и ответил негромко:
   - Это сущий дьявол, мисс. Беда всем и каждому, кто станет иметь с ним дело. А имени его сказать вам никак не могу. Знаю только, что помощники величают его синьором Грегорио.
   Мисс Ортон поднялась по лестнице, на этот раз уже не оборачиваясь, и вошла в общую канцелярию.
   Здесь сидели бывшие помощники Крафта, все те, кому должен был "выйти расчет", и его молодой секретарь Друк. Он сдавал дела новому секретарю, и четверо маленьких смуглых людей усиленно заглядывали ему за плечо. Все они были, по-видимому, заняты разбором бумаг, оставшихся после Крафта.
   Мисс Ортон обвела их глазами. Потом, повинуясь тому верному инстинкту, какой бывает у очень чутких людей, попавших в беду, она двинулась прямо к Друку.
   Это был молодой человек со смышленым широким лицом, пухлыми щеками и ямочкой на подбородке. Близко знавшие Друка сказали бы, что он притворяется глупее и легкомысленнее, чем он есть на самом деле. В данную минуту Друк изобразил такое простодушие, такое беспамятство, такую придурковатость, что четверо смуглолицых молодчиков переглядываются друг с другом, пожимая плечами, и один за другим отходят от него к более интеллигентным, а потому, видимо, и более понятливым помощникам нотариуса.
   Вот к этому-то дурачку и направилась мисс Ортон. Подойдя, она подняла вуаль, сняла с глаз очки и посмотрела ему прямо в глаза. Друк оцепенел на месте, как загипнотизированный. Тогда мисс Ортон снова надела очки, спустила вуалетку и тихо произнесла:
   - Я пришла сюда с большой просьбой. Умер Морлендер, чье завещание должно находиться у нотариуса Крафта. Я пришла узнать содержание этого завещания.
   - Как ваше имя? - спросил Друк безмятежно, подмигивая ей очень выразительно на смуглолицых.
   - Мисс Ортон.
   - Мисс... как? Буртон, Мортон... Ага, Ортон... - Он написал что-то на бумаге и протянул ее девушке. - Вот, будьте добры, попросите у курьера перед той дверью, чтоб он пропустил вас прямехонько к синьору Грегорио, назначенному уполномоченным по принятию архива нотариуса Крафта. - Говоря так, он снова выразительно подмигнул ей, на этот раз на бумажку.
   Мисс Ортон прочла бумажку. В ту же минуту один из смуглолицых подошел к ней вплотную, стараясь заглянуть ей в руки. Ему это не удалось, и он сердито промолвил:
   - Эй, Друк, что вы такое написали мисс?
   - Мое собственное имя, - вмешалась мисс Ортон спокойным и тихим голосом, складывая и пряча бумажку в сумочку - вероятно, для передачи курьеру. - Спасибо, мистер Друк, если вас так зовут, - обратилась она к секретарю, снова принявшему придурковатый вид, - только в этой записке нет надобности, у меня ведь есть своя карточка.
   Она вынула из сумочки карточку и передала ее черномазому.
   Тот, сердито ворча и поблескивая кофейными глазками, взял карточку и прошел за темную дубовую дверь.
   Через несколько минут он вышел. Выражение его лица резко изменилось. Сияя любезностью и отвесив два-три поклона, он пригласил мисс Ортон к синьору Грегорио, все время пятясь перед ней к двери, подобно опереточному лакею. Как только она вышла и дубовая дверь захлопнулась, он сделал какой-то жест своим товарищам. Тотчас же один из них, тот, кто сидел в непосредственной близости к телефону, взял трубку, набрал номер и, когда его соединили, шепотом сообщил кому-то, что "Нетти выйдет купить новую шляпку".
   Мы не знаем, понравились ли все эти манипуляции белобрысому Друку, так как на лице его было безмятежное спокойствие, а судя по овечьему выражению глаз, он вряд ли особенно толково рассортировывал находящиеся перед ним рукописи.
   Тем временем мисс Ортон переступила порог большой комнаты с тяжелой кожаной мебелью и цветными готическими окнами, где когда-то нотариус Крафт принимал своих посетителей. Она вошла, сильно прихрамывая и болезненно сутулясь. И в ту же секунду, хотя ни в человеке, находящемся в комнате, ни в самой комнате не было ничего особенного, вещий инстинкт прошел холодком по ее позвоночнику и зашевелил волосы на голове от ужаса.
   Сидевший за столом человек в черном встал и поклонился ей. Рукою, затянутой в черную перчатку, он поднес к глазам ее карточку.
   - Вы мисс Ортон? Присядьте, пожалуйста. - Это был самый банальный голос в мире.
   Она села, и ей понадобилось несколько мгновений, чтобы оправиться. В это время незнакомец пристально оглядел ее с головы до ног и снова спросил:
   - Итак, мисс Ортон, вы одна из клиенток покойного Крафта. Чем могу вам служить?
   - Я не клиентка нотариуса Крафта. Я пришла просить вас об одной исключительной любезности. Мне известно, что Иеремия Морлендер перед отъездом в Европу оставил завещание. Теперь он умер. Не можете ли вы познакомить меня с его завещанием?
   - Нет ничего легче, мисс Ортон. К сожалению, я должен сообщить вам, что завещание, о котором вы говорите, не найдено в бумагах Крафта, да оно к тому же и уничтожено последующим завещанием покойного, составленным в России. Вот вам точная копия этого последнего.
   Он протянул мисс Ортон бумагу, и девушка прочла документ, уже известный читателю. Прочтя его дважды, она встала и вернула бумагу незнакомцу:
   - Благодарю вас. Вы не помните, не упоминается ли имя Ортон в каких-нибудь бумагах Крафта?
   - Этих бумаг очень много. Но, сколько помню, я не встречал вашего имени.
   Говоря так, он еще раз пристально оглядел девушку. Сквозь очки и вуалетку мисс Ортон тоже взглянула на него и тотчас же, содрогнувшись, опустила глаза. Между тем перед ней был только безукоризненно одетый мужчина со смуглым лицом, черными усами и бескровными, желтыми губами.
   Мисс Ортон снова вышла в канцелярию, прихрамывая сильнее обыкновенного, и, простившись кивком головы со стряпчими, спустилась на улицу. Здесь она некоторое время медлила, высматривая, нет ли где доброго старого негра, впустившего ее в дом. Потом побрела к остановке омнибуса и, укрывшись в тень большого металлического зонтика за спиной дремлющего толстяка, прочла еще раз записочку, врученную ей Друком. Там стояло:
   "Бруклин-стрит, 8, Друк, в 4 часа".
   По-видимому, этот Друк что-то знает. Но кто и по какому праву хозяйничает в архиве Крафта?
   Она твердо решила пойти по указанному ей адресу, а чтобы заполнить оставшееся время, направилась на набережную. Миновав два-три квартала, она вышла к сияющей ленте Гудзона, в этом месте почти пустынного. Не было видно ни пароходов, ни моторных лодок. Внизу, под гранитами набережной, шла спешная майская починка водопроводных труб. На развороченной мостовой отдыхали два блузника, молодой и пожилой, с аппетитом уписывавшие колбасу.
   Мисс Ортон шла вдоль берега, совсем не замечая того, что вслед за нею плетется неотступный спутник. Это был тщедушный, небольшой мужчина с ходившими под блузой лопатками, со слегка опухшими сочленениями рук. Глаза у него были впалые, тоскующие, унылые, как у горького пьяницы, на время принужденного быть трезвым. Под носом торчали жесткие кошачьи усы, на шее болтался кадык. Он шел, поглядывая туда и сюда, как вдруг в полной тишине, за безлюдным поворотом, он вынул что-то из-за пазухи, бесшумно подскочил к мисс Ортон и взмахнул рукой. Мгновение - и несчастная девушка с ножом между лопатками, без крика, без стона, свалилась с набережной в Гудзон. С минуту человек подождал. Все было пустынно по-прежнему. Тогда он повернулся и исчез в переулке.
   Блузники, докончившие колбасу, вернулись к работе.
   - Виллингс, - сказал один из них, - мне это не нравится. Тут проходила хромая девушка, а сейчас от нее и следа нет, точно в воду канула.
   - Я тоже слышал всплеск воды. Спустимся, Нед, пониже да стукнем Лори он заливает трубы под самой набережной.
   - Ладно! - ответил тот и спрыгнул в отверстие.
   11. ДРОВЯНАЯ БАРКА
   Не только на металлургическом заводе в Светоне продолжается забастовка. Ее подхватили, кроме телеграфистов и почтовиков Ровен-сквера, почти все заводы и фабрики Миддльтоуна. Одна деревообделочная - гордость мистера Кресслинга - верна своему хозяину и не бастует.