Страница:
Все, кто обращался к нему за помощью, были в итоге схвачены и расстреляны, а посылаемые "за границу" просто бесследно исчезали - вместе со взятыми в дорогу деньгами и драгоценностями. А когда в связи с этими арестами пошли слухи насчет "графа", чекисты поняли, что провокация себя исчерпала, и незадолго до падения Киева было объявлено о "раскрытии контрреволюционной организации, выдававшей себя за бразильское консульство и поставившей себе целью свержение Советской власти". "Человек, выдававшей себя за графа Пирро", якобы был "уже расстрелян" - что не помешало потом многим видеть его живым и здоровым. Но "сотрудницы консульства", развлекавшие "графа" и его гостей, были действительно включены в список "раскрытой организации" и отправлены на смерть.
Впрочем, это можно считать и частью более широкой акции. Когда перед сдачей города была организована массовая "чистка" тюрем, и сотни людей, предварительно раздетых донага, вынуждены были жаться в жуткой очереди, ожидая, когда их отсчитают в очередную "десятку" и выведут на край ямы под залпы китайцев, в эти толпы смертников включили и некоторых "своих": рядовых "сексотов", вольнонаемных служащих ЧК, в том числе и прислугу начальников - хотя эта прислуга зачастую сожительствовала с хозяевами, участвовала в их оргиях и считала себя полноправными "чекистками". Потом в Киеве полагали, что уничтожались все свидетели преступлений, но это кажется нелогичным - о зверствах знали все жители, да и следов осталось предостаточно. И более правдоподобной представляется другая причина - за сдачу города предстояло как-то оправдываться перед руководством партии и государства, и дойди до Ленина или Троцкого факты оргий, пьяного разгула или развлечений в "бразильском консульстве", тут и у самих чекистов могли головы полететь. И от свидетелей этих делишек действительно требовалось избавиться.
А по докладу комиссии Рерберга, производившей расследование сразу после прихода белых, лишь одно из мест экзекуций, принадлежавшее ГубЧК, выглядело следующим образом: "Весь цементный пол большого гаража был залит уже не бежавшей вследствие жары, а стоявшей на несколько дюймов кровью, смешанной в ужасающую массу с мозгом, черепными костями, клочьями волос и другими человеческими остатками. Все стены были забрызганы кровью, на них рядом с тысячами дыр от пуль налипли частицы мозга и куски головной кожи. Из середины гаража в соседнее помещение, где был подземный сток, вел желоб в четверть метра ширины и глубины и приблизительно в десять метров длины. Этот желоб был на всем протяжении доверху наполнен кровью..."
А вот картина из другого подвала, уездной ЧК. "В этом помещении особенно бросалась в глаза колода, на которую клалась голова жертвы и разбивалась ломом, непосредственно рядом с колодой была яма, вроде люка, наполненная доверху человеческим мозгом, куда при размозжении черепа мозг тут же падал".
В садах чекистских особняков были обнаружены захоронения с несколькими сотнями голых трупов - и мужских, и женских, и детских, умерщвленных самыми изощренными и зверскими способами. Здесь практиковались различные виды обезглавливания. Проламывание черепов дубиной и расплющивание головы молотом. Четвертование с отрубанием рук и ног. Полное рассечение на куски. Вспарывание животов. Вбивание деревянного кола в грудную клетку. Распятие. Умерщвление штыками и вилами с прокалыванием шей, животов, груди. Погребение заживо - причем одна из засыпанных женщин была связана вместе со своей восьмилетней дочерью. Было найдено и пыточное кресло, "вроде зубоврачебного", с ремнями для привязывания жертвы... Словом, можно даже предположить, что чекисты в своих извращенных фантазиях пытались воспроизвести полную коллекцию всевозможных методов умерщвления - тем более, что это вполне соответствовало бы натуре Лациса, считавшего себя основоположником новой "науки" и разворачивавшего "исследования" в данной области. Можно вспомнить, что позже, в нацистской Германии, подобные "сравнительные исследования" разных способов казни проводил и Кальтенбруннер. Всего в Киеве комиссия обнаружила 4800 трупов казненных. Но в некоторых захоронениях их уже нельзя было сосчитать из-за сильного разложения, а по данным населения об исчезнувших в чрезвычайках родных и знакомых составилась цифра в 12 тыс. жертв.
Но ведь это только один город! А существовала, например, жуткая Харьковская ЧК, где действовали свои "знаменитости" - Португейс, Фельдман, Иесель Манькин, матрос Эдуард, австрийский офицер Клочковский. Особенными зверствами прославился тут маньяк Саенко, комендант концлагеря на Чайковской. При допросах и просто расправах "для души" его любимым приемом было вонзать шашку на сантиметр в тело жертвы и поворачивать в ране. Часто эти выходки происходили среди бела дня, на глазах других арестованных намеченных обреченных выводили во двор, раздевали догола и начинали рубить и колоть, начиная с ног, а потом все выше и выше. Как установила потом деникинская комиссия при осмотре трупов, "казнимому умышленно наносились сначала удары несмертельные, с исключительной целью мучительства". А вот как выглядела камера пыток Саенко, переоборудованная из надворного чулана-кухни. "При осмотре... этого чулана в нем найдены были 2 пудовые гири и отрез резинового пожарного рукава в аршин длиной с обмоткою на один конец в виде рукоятки. Гири и отрез служили для мучения намеченных чрезвычайкою жертв. Пол чулана оказался покрыт соломою, густо пропитанной кровью казненных здесь; стены напротив двери испещрены пулевыми выбоинами, окруженными брызгами крови, прилипшими частицами мозга и обрывками черепной кожи с волосами. Такими же брызгами покрыт пол чулана".
Поблизости от этого места были обнаружены более ста тел со следами истязаний - переломами, перебитыми голенями, следами прижиганий раскаленным железом, обезглавленными, с отрубленными руками и ступнями. Женщина с семью ранами была зарыта живой. Практиковалось тут скальпирование жертв, снятие "перчаток" с кистей рук. Было найдено и пыточное кресло, такое же, как в Киеве. А один из харьковских палачей, Иванович, признался в таком обычае: "Бывало, раньше совесть во мне заговорит, да теперь прошло - научил товарищ стакан крови человеческой выпить: выпил - сердце каменным стало".
Кстати, этот обычай существовал не только в Харькове. По воспоминаниям Агабекова, во время своих бесчинств в Туркестане человеческую кровь любил пить Бокий. А видный московский чекист Эйдук без особых комплексов рассказывал своему знакомому, гражданину Латвии Г. А. Соломону, что кровь "полирует".
Размахом террора прославилась и Одесская ЧК. Ведь в конце 1918 начале 1919 гг. сюда под защиту французских дивизий устремились многие люди. Но по решению Парижа о выводе войск союзники поспешно отчалили, превратив собственную эвакуацию в паническое бегство и бросив беженцев на произвол судьбы. И когда пришли красные, началась "чистка", в ходе которой с апреля по август, до взятия города деникинцами, было уничтожено по официальным данным - 2200, по неофициальным - 5 тыс. чел. Тут тоже процветал махровый садизм. При допросах применяли плети и палки, подвешивание, щипцы. Офицеров истязали, привязывая цепями к доскам, медленно вставляя их в топку и жаря, других разрывали пополам колесами лебедок. Некоторых приговоренных казнили в каменоломне размозжением голов.
В Екатеринославе сотнями выносила смертные приговоры Конкордия Громова. Чекист Валявка выпускал по 10-15 приговоренных в огороженный дворик, потом с 2-3 помощниками выходили на середину и открывали стрельбу. Священников здесь распинали или побивали камнями. А при взятии города белыми была захвачена баржа с 500 заложниками, предназначенная к затоплению. В Курске, чтобы не допустить подобного, большевики при отступлении просто взорвали тюрьму вместе со всеми заключенными. В Полтаве зверствовала чекистка Роза и бывший уголовник Гришка-Проститутка. Священников и монахов он сажал на кол - как-то в один день казнил таким способом 18 человек. Сжигал крестьян, привязав к столбу, а сам, расположившись в кресле, наслаждался подобным зрелищем. А процедура обычных расстрелов была здесь рационализирована - над ямой перекидывали доску, и обреченных сажали на нее, чтобы сами падали в могилу. В Царицыне свирепствовал бывший уголовник Осип Летний - тут людей ставили ногами на сковороду, выламывали суставы, пилили кости...
И если перечисленные города можно считать "прифронтовыми", то и в тылу творилось то же самое. На полную катушку работала машина смерти в Москве. 31. 5. 1919 г. вышло воззвание Ленина и Дзержинского "Берегитесь шпионов!", которое фактически дало старт новой мощной волне террора. Пачками раскрывались "заговоры" - так, только по делу "Национального центра" было расстреляно 150 чел. После того, как анархисты устроили взрыв в Леонтьевском переулке, по воспоминаниям современников, "в МЧК приехал бледный как полотно Дзержинский и приказал расстреливать по спискам всех контрреволюционеров". Когда убили несколько сот, приказ был отменен. Казнили порой детей и подростков. Скажем, в 1919 г. арестовали и отправили на расстрел всех членов клуба бойскаутов, а в 1920 г. - клуба лаунтенистов - эти организации были признаны "контрреволюционными".
В период наступления Деникина практиковалось не только взятие заложников, но и "расстрелы по спискам", когда намеченные жертвы даже без видимости обвинения или условий заложничества брались сразу на смерть. По данным Солженицына, в связи с этим наступлением было истреблено 7 тыс. чел. В Москве орудовали свои монстры - Эйдук, Буль, следовательница-латышка Брауде, которая любила лично обыскивать арестованных, раздевала как женщин, так и мужчин, и лазила при этом в самые интимные места. И расстреливать тоже любила сама. А главный палач ВЧК Мага сошел с ума - во время одной из экзекуций с криком "раздевайся" бросился на присутствующего коменданта тюрьмы Попова. Тот убежал, подоспевшие чекисты скрутили психа. И пытки вовсю применялись. Дело о пытках в Москве даже всплыло в "Известиях" - под арест случайно попали коммунисты и подверглись истязаниям. Впрочем, это был случай не единичный. В такой же ситуации в "Правде" была публикация о пытках во Владимирской ЧК, но дело быстро замяли, и те же газеты вскоре оправдывали подобные приемы борьбы с "контрой", доказывая их допустимость и полезность. Да и на VI съезде Советов было заявлено: "Теперь признано, что расхлябанность, как и миндальничанье и лимонничанье с буржуазией и ее прихвостнями не должно иметь место".
И когда, например, очередной скандал с пытками разразился в Туркестане, то производивший их чекист Дрожжин, бывший цирковой клоун, был отозван оттуда - но назначен с повышением в Москву.
А от Москвы не отставал и Питер. Скажем, когда 86-й стрелковый полк перешел к белым, тут расстреляли всех родственников "предателей" - жен, детей, матерей, братьев, сестер. Впрочем, хотя и в меньших масштабах, такое практиковалось повсюду - если офицер, призванный в Красную Армию, хотя бы пропадал без вести, т. е. может и погибал в бою, но не на глазах коммунистов, его близких ждала смерть. Да и не только в отношении офицеров это применялось. Например, при объявлении "советской мобилизации" 31. 5. 19 г. Ленин писал: "С 15 июня мобилизовать всех служащих советских учреждений мужского пола от 18 до 45. Мобилизованные отвечают по круговой поруке друг за друга, и их семьи считаются заложниками в случае перехода на сторону неприятеля или дезертирства или невыполнения данных заданий и т. д.".
Мощную волну террора в Питере раздула комиссия во главе со Сталиным и Петерсом, присланная из столицы при прорыве белой армии Родзянко. Только в одной лишь акции повальных обысков и арестов 12-13. 6. 19 г. участвовало 15 тыс. вооруженных рабочих, солдат и матросов - не считая штатных чекистов. Общее число жертв осталось неизвестным, но в Кронштадте в эти дни было расстреляно 150 чел. А когда восстали форты Красная Горка и Серая Лошадь, большевики обеспокоились, как бы их не поддержали крестьяне, и провели массовые чистки в окрестных деревнях - там просто расстреливали каждого третьего. В одном селе получилось 170 чел., в другом - 130...
В других городах ужас отличался разве что масштабами, но не сутью. В "мирном" Саратове, куда никакой фронт ни разу не доходил, чекист Озолин и его подручные за 1918-19 гг. уничтожили 1,5 тыс. чел., и за городом у Монастырской слободки был жуткий овраг, куда грудами сваливались трупы. В Рыбинске зверствовала чекистка "товарищ Зина". В Ярославле проводилась кампания по расстрелу гимназистов - их определяли по форменным фуражкам, а когда их перестали носить, вычисляли по прическе, осматривая волосы и выискивая рубчик от фуражки.
Что же касается гимназисток и просто молодых женщин, то они сплошь и рядом становились жертвами собственной внешности. Чем красивее, тем больше имелось шансов попасть на заметку чрезвычайщиков и загреметь в их лапы. А уж дальше все зависело от "степени испорченности" палачей. Иногда та же красота могла и спасти - если чекист потребует благосклонности в обмен на свободу. А если попадешь на окончательного садиста, могла и погубить. Факты изнасилований перед расстрелом зафиксированы и в Питере, и в Вологде, и в Николаеве, и в Чернигове, и в Саратове, и в Астрахани - где в ноябре 19-го прошла волна казней "социалистов" и "социалисток". А начальник Кисловодской ЧК выискивал свои жертвы на базаре, приговаривал за спекуляцию, а после изнасилования рубил шашкой и глумился над обнаженными трупами. И наверное, не случайно при раскрытии всяких "заговоров", вроде "Национального Центра" и "дела Таганцева" в расстрельные списки попадало много молодых женщин, для которых и обвинения толком не придумали - "знала о заговоре", "разносила письма", "была в курсе дел мужа". Да и раздевание приговоренных часто выглядело самоцелью - скажем, в упомянутом случае перед сдачей Киева, когда бросались целые склады с имуществом, и вряд ли кого могли заинтересовать жалкие обноски убитых.
А кроме "стационарных" чрезвычаек действовали по стране еще и разъездные карательные экспедиции. Одни такой поезд с матросами раскатывал между Вологдой и Череповцом, останавливался, где хотел, и начинал творить расправу. Много свидетельств осталось об экспедициях М. С. Кедрова, проводившего то "административно-оперативные", то "военно-революционные" ревизии, сводившиеся к кровопролитию. Так, при наезде в Воронеж было расстреляно около тысячи человек, да еще взято "много заложников". (Хотя в принципе, Воронежская ЧК и без него мягкостью не отличалась - здесь пытаемых катали голыми в бочках, утыканных гвоздями, выжигали на лбу звезду, священникам надевали венки из колючей проволоки). Особое "пристрастие" Кедров питал к детям, сотнями присылая с фронтов в Бутырки мальчиков и девочек 8-14 лет, которых счел "шпионами". Устраивал и сам детские расстрелы в Вологде и Рыбинске, принимая в них личное участие. Явно ненормальной была и жена Кедрова, бывший фельдшер Ревекка Пластинина (Майзель). В Вологде она проводила допросы у себя в жилом вагоне, и оттуда доносились крики истязуемых, которых потом расстреливали тут же возле вагона, причем в этом городе она собственноручно казнила более 100 чел.
Ну а по деревням полным ходом продолжались крестьянские "усмирения". Тут смешивалось все воедино - выколачивание продразверстки, а при непослушании или тем более бунтах - карательные акции. Для действий против крестьян обычные красноармейцы не годились, и путем "естественного отбора" в продотрядах оказывалась самая отпетая шваль. Для продовольственных операций и экзекуций проводились также мобилизации местных коммунистов это называлось "боевым крещением партячеек". Привлекались и латышские отряды. В Вологодской губернии для получения хлеба крестьян запирали раздетыми в холодные подвалы, пороли шомполами. В Костромской - секли плетьми из проволоки. В Ветлужском и Варнавинском уездах, когда приезжало начальство, весь сход ставили на колени, иногда тоже пороли - "всыпьте им, пусть помнят советскую власть!" Повсеместно брали и расстреливали заложников. В Хвалынском уезде продотряд, приехав в деревню, первым делом заставлял истопить баню и привести самых красивых девушек. И приводили - от этого зависела судьба всех сельчан.
Ряд примеров приводит записка эсеров, поданная в ноябре 19-го в Совнарком. В Спасском уезде карательный отряд устраивал поголовные порки и публичные казни с сотнями расстрелянных. В Кирсаневском уезде арестованных крестьян запирали в хлеву с голодным хряком. В Моршанском - села сносились артогнем, имущество грабили, жителей расстреливали, некоторых арестованных зарывали живьем. В Пичаевском - сжигали каждый десятый двор, насиловали женщин. Как писал левый эсер Штейнберг, в Шацком уезде в связи с эпидемией испанки крестьяне решили провести крестный ход с местной чудотворной иконой Богородицы. Арестовали и священников, и икону, начав над ней глумление. И люди пошли скопом выручать святыню. По ним открыли огонь - "пулемет косит по рядам, а они идут, ничего не видят, по трупам, по раненым, лезут напролом, глаза страшные, матери детей вперед; кричат: Матушка, заступница, спаси, помилуй, все за тебя ляжем!"
Или вот другой характерный пример - прокурор Северной белой армии ген. Добровольский попытался внушить одному из крестьян-охотников, что уничтожать большевиков силками и капканами - неприемлемое и недостойное варварство. Но выяснилось, что деревню этого крестьянина погромил карательный отряд Мандельбаума, пытал жителей кипятком и зверски истребил половину из них, в том числе и всю семью охотника... По оценкам деникинской комиссии по расследованию большевистских преступлений только за 1918-19 гг. и только в результате красного террора в России было уничтожено 1 миллион 700 тысяч человек. Конечно, эти данные не могут быть точными, они содержат массу допущений, приближений, аппроксимаций известного на неизвестное. Но масштабы трагедии они отражают, и порядок цифр говорит сам за себя.
14. Российский исход
В конце 1919 - начале 1920 гг., с крушением белых фронтов, российская катастрофа перешла в новую страшную фазу. Исчезали последние области, где люди могли вести относительно нормальное существование, и миллионы беженцев, бросив все свое хозяйство, бросив родные места, устремлялись куда глаза глядят, в надежде спасти лишь собственную жизнь.
Армии Юденича довелось отступать не так много, к границам Эстонии. Но белогвардейцы и массы примкнувших к ним гражданских лиц нашли там отнюдь не дружеский прием. Потому что Эстония еще во время наступления белогвардейцев на Петроград начала тайные переговоры с Москвой и фактически продала своих союзников, помогших ей освободиться от большевистского нашествия - решила такой ценой купить собственный суверенитет. И отступающие на ее территорию части стали разоружать, загоняя в концлагеря, где содержали даже не на положении интернированных или пленных, а заключенных - в худшем, ГУЛАГовском варианте. В официальном меморандуме, который Таллин направил в Верховный Совет Антанты, цинично обосновывалось: "Эстонское правительство не может допустить, чтобы столь большие массы кормились, не давая в обмен своей работы..."
Белых солдат и офицеров стали под конвоем гонять на лесоповал, на строительство и ремонт дорог, предоставляя погибать от непосильного труда, истощения и недоедания, мерзнуть и вымирать от болезней в нетопленых бараках...
А о положении гражданских беженцев очевидец свидетельствовал: "Русских начали убивать на улицах, запирать в тюрьмы и в концлагеря, вообще притеснять всеми способами. С беженцами из Петроградской губернии, число коих было более 10 тысяч, обращались хуже, чем со скотом. Их заставляли сутками лежать при трескучем морозе на шпалах железной дороги. Масса детей и женщин умерло. Все переболели сыпным тифом. Средств дезинфекции не было. Врачи и сестры при таких условиях также заражались и умирали. Вообще картина бедствия такова, что если бы это случилось с армянами, а не с русскими, то вся Европа содрогнулась бы от ужаса. Американский и датский Красные Кресты делали, что могли, но помочь в крупных размерах никто не мог. Кто был крепок - выдержал, остальные померли".
На Юге России исход был куда более массовым - жители Украины, Дона, Кубани познали на себе ужасы предыдущего красного нашествия и уходили прочь, только бы не остаться под большевиками. Один мощный поток, в котором совершенно затерялись отступающие части ген. Шиллинга, двинулся с Украины на Одессу. Уходили люди из Киева, Чернигова, Полтавы и других городов. А еще в 18-м, когда выезд на оккупированную немцами Украину был не таким уж трудным делом, тут скопились и граждане, всеми правдами и неправдами вырвавшиеся из Центральной России. И вот теперь все они ударились в бегство. Кто тащился на поездах, застревающих в пробках, кто на телегах, кто брел пешком. Все дороги были забиты этими толпами, они вязли в снежных заносах, а в оттепели в грязи, во множестве погибали от тифа, подвергались налетам махновцев и прочих местных банд.
Но и те, кому удалось преодолеть весь путь, спасения не нашли. Оборону Одессы наладить не удалось, а иностранные союзники обманули. Штаб французского главнокомандующего в Константинополе обещал обеспечить морскую эвакуацию, договориться с Румынией о пропуске войск и беженцев на ее территорию. Однако в критический момент пришло лишь несколько кораблей, которые поспешили отчалить при первой же близкой перестрелке, а когда многотысячная масса людей двинулась к румынской границе, их там встретили артиллерийским и пулеметным огнем - по толпе. И почти все беженцы угодили в лапы большевиков.
Здесь же разыгрывалась трагедия галичан. Они еще в 19-м заключили союз с Петлюрой, чтобы противостоять первому наступлению красных на запад. Но поскольку их части были на фронте, Польша нанесла удар в спину и аннексировала их Западно-Украинскую республику. Так что назад домой галицийским стрелкам ходу не было - поляки объявляли их пленными и сажали в лагеря. А потом Петлюра вынужден был перейти под покровительство Варшавы, и галичане очутились вообще в критическом положении "солдат без родины". Они заключили было союз с деникинцами, однако те уже и сами отступали и терпели поражения. И остатки галицийских стрелков бродили по Украине неприкаянные и никому не нужные. Тиф почему-то стал для них особенно губительным, подчистую уничтожая части и подразделения. А крестьяне, опасаясь заразы, даже не пускали их в села, отгоняли из винтовок и пулеметов, травили собаками. Ну а те, кто уцелел, все равно попал в лагеря - только советские.
Еще один поток беженцев катился на Кубань и Новороссийск. Донские казаки, пережившие год назад геноцид, уходили целыми станицами, угоняли с собой скот, увозили нехитрый скарб. Бесконечные вереницы людей на повозках и пешком двигались обреченно и безнадежно, не задумываясь, куда и зачем только бы подальше от красных. Здесь тоже свирепствовал тиф, один за другим умирали даже генералы, что уж говорить о стариках, женщинах, детях? Замерзали и обмораживались в зимних степях, выбивались из сил, штабелями везли на телегах тифозных и простуженных, оставляя на обочинах бесчисленные могилы. А дальше в эти же потоки вливалось население северокавказских городов и станиц, вливалось кубанское казачество. Все это перемешивалось с армейскими частями, тылами, лазаретами, располагалось таборами где придется - по станицам, в Екатеринодаре, Новороссийске. Некоторым удавалось спастись. Другие, исчерпав возможности бегства, физические и моральные силы, останавливались в полной прострации ждать конца - уж какой будет.
Новый поток из десятков тысяч людей и огромных обозов, образовавшийся на Кубани, вышел через Гойтхский перевал на Черноморское побережье и пополз в район Сочи. Где попал в тупик, так как Грузия их через границу не пропустила, заявив, что "не может подвергнуть молодую Грузинскую республику риску войны с Российским правительством". Прибрежный район был беден продовольствием, среди беженцев начался голод. Люди ели лошадей, кору, падаль. Кроме тифа, пошла косить народ и холера. Некоторых смогли вывезти в Крым, а подавляющее большинство в итоге тоже попало в плен к красным. Двигались потоки и поменьше. С Терека казаки, белогвардейцы и гражданское население уходило через зимние перевалы Кавказа, по Военно-Грузинской дороге. Еще одна часть беженцев тащилась по прикаспийским степям от Астрахани на Петровск (Махачкалу).
А одновременно разворачивалась катастрофа Уральского казачества. Армию ген. Толстова большевики прижали к Каспийскому морю, но северная часть его замерзла, и эвакуация морским путем стала невозможной. И был страшный исход казаков и беженцев на Форт-Александровск (Форт-Шевченко) по зимним солончакам и пустыням. Тысячи людей замерзли, погибли от голода, тифа и простудных заболеваний.
Впрочем, это можно считать и частью более широкой акции. Когда перед сдачей города была организована массовая "чистка" тюрем, и сотни людей, предварительно раздетых донага, вынуждены были жаться в жуткой очереди, ожидая, когда их отсчитают в очередную "десятку" и выведут на край ямы под залпы китайцев, в эти толпы смертников включили и некоторых "своих": рядовых "сексотов", вольнонаемных служащих ЧК, в том числе и прислугу начальников - хотя эта прислуга зачастую сожительствовала с хозяевами, участвовала в их оргиях и считала себя полноправными "чекистками". Потом в Киеве полагали, что уничтожались все свидетели преступлений, но это кажется нелогичным - о зверствах знали все жители, да и следов осталось предостаточно. И более правдоподобной представляется другая причина - за сдачу города предстояло как-то оправдываться перед руководством партии и государства, и дойди до Ленина или Троцкого факты оргий, пьяного разгула или развлечений в "бразильском консульстве", тут и у самих чекистов могли головы полететь. И от свидетелей этих делишек действительно требовалось избавиться.
А по докладу комиссии Рерберга, производившей расследование сразу после прихода белых, лишь одно из мест экзекуций, принадлежавшее ГубЧК, выглядело следующим образом: "Весь цементный пол большого гаража был залит уже не бежавшей вследствие жары, а стоявшей на несколько дюймов кровью, смешанной в ужасающую массу с мозгом, черепными костями, клочьями волос и другими человеческими остатками. Все стены были забрызганы кровью, на них рядом с тысячами дыр от пуль налипли частицы мозга и куски головной кожи. Из середины гаража в соседнее помещение, где был подземный сток, вел желоб в четверть метра ширины и глубины и приблизительно в десять метров длины. Этот желоб был на всем протяжении доверху наполнен кровью..."
А вот картина из другого подвала, уездной ЧК. "В этом помещении особенно бросалась в глаза колода, на которую клалась голова жертвы и разбивалась ломом, непосредственно рядом с колодой была яма, вроде люка, наполненная доверху человеческим мозгом, куда при размозжении черепа мозг тут же падал".
В садах чекистских особняков были обнаружены захоронения с несколькими сотнями голых трупов - и мужских, и женских, и детских, умерщвленных самыми изощренными и зверскими способами. Здесь практиковались различные виды обезглавливания. Проламывание черепов дубиной и расплющивание головы молотом. Четвертование с отрубанием рук и ног. Полное рассечение на куски. Вспарывание животов. Вбивание деревянного кола в грудную клетку. Распятие. Умерщвление штыками и вилами с прокалыванием шей, животов, груди. Погребение заживо - причем одна из засыпанных женщин была связана вместе со своей восьмилетней дочерью. Было найдено и пыточное кресло, "вроде зубоврачебного", с ремнями для привязывания жертвы... Словом, можно даже предположить, что чекисты в своих извращенных фантазиях пытались воспроизвести полную коллекцию всевозможных методов умерщвления - тем более, что это вполне соответствовало бы натуре Лациса, считавшего себя основоположником новой "науки" и разворачивавшего "исследования" в данной области. Можно вспомнить, что позже, в нацистской Германии, подобные "сравнительные исследования" разных способов казни проводил и Кальтенбруннер. Всего в Киеве комиссия обнаружила 4800 трупов казненных. Но в некоторых захоронениях их уже нельзя было сосчитать из-за сильного разложения, а по данным населения об исчезнувших в чрезвычайках родных и знакомых составилась цифра в 12 тыс. жертв.
Но ведь это только один город! А существовала, например, жуткая Харьковская ЧК, где действовали свои "знаменитости" - Португейс, Фельдман, Иесель Манькин, матрос Эдуард, австрийский офицер Клочковский. Особенными зверствами прославился тут маньяк Саенко, комендант концлагеря на Чайковской. При допросах и просто расправах "для души" его любимым приемом было вонзать шашку на сантиметр в тело жертвы и поворачивать в ране. Часто эти выходки происходили среди бела дня, на глазах других арестованных намеченных обреченных выводили во двор, раздевали догола и начинали рубить и колоть, начиная с ног, а потом все выше и выше. Как установила потом деникинская комиссия при осмотре трупов, "казнимому умышленно наносились сначала удары несмертельные, с исключительной целью мучительства". А вот как выглядела камера пыток Саенко, переоборудованная из надворного чулана-кухни. "При осмотре... этого чулана в нем найдены были 2 пудовые гири и отрез резинового пожарного рукава в аршин длиной с обмоткою на один конец в виде рукоятки. Гири и отрез служили для мучения намеченных чрезвычайкою жертв. Пол чулана оказался покрыт соломою, густо пропитанной кровью казненных здесь; стены напротив двери испещрены пулевыми выбоинами, окруженными брызгами крови, прилипшими частицами мозга и обрывками черепной кожи с волосами. Такими же брызгами покрыт пол чулана".
Поблизости от этого места были обнаружены более ста тел со следами истязаний - переломами, перебитыми голенями, следами прижиганий раскаленным железом, обезглавленными, с отрубленными руками и ступнями. Женщина с семью ранами была зарыта живой. Практиковалось тут скальпирование жертв, снятие "перчаток" с кистей рук. Было найдено и пыточное кресло, такое же, как в Киеве. А один из харьковских палачей, Иванович, признался в таком обычае: "Бывало, раньше совесть во мне заговорит, да теперь прошло - научил товарищ стакан крови человеческой выпить: выпил - сердце каменным стало".
Кстати, этот обычай существовал не только в Харькове. По воспоминаниям Агабекова, во время своих бесчинств в Туркестане человеческую кровь любил пить Бокий. А видный московский чекист Эйдук без особых комплексов рассказывал своему знакомому, гражданину Латвии Г. А. Соломону, что кровь "полирует".
Размахом террора прославилась и Одесская ЧК. Ведь в конце 1918 начале 1919 гг. сюда под защиту французских дивизий устремились многие люди. Но по решению Парижа о выводе войск союзники поспешно отчалили, превратив собственную эвакуацию в паническое бегство и бросив беженцев на произвол судьбы. И когда пришли красные, началась "чистка", в ходе которой с апреля по август, до взятия города деникинцами, было уничтожено по официальным данным - 2200, по неофициальным - 5 тыс. чел. Тут тоже процветал махровый садизм. При допросах применяли плети и палки, подвешивание, щипцы. Офицеров истязали, привязывая цепями к доскам, медленно вставляя их в топку и жаря, других разрывали пополам колесами лебедок. Некоторых приговоренных казнили в каменоломне размозжением голов.
В Екатеринославе сотнями выносила смертные приговоры Конкордия Громова. Чекист Валявка выпускал по 10-15 приговоренных в огороженный дворик, потом с 2-3 помощниками выходили на середину и открывали стрельбу. Священников здесь распинали или побивали камнями. А при взятии города белыми была захвачена баржа с 500 заложниками, предназначенная к затоплению. В Курске, чтобы не допустить подобного, большевики при отступлении просто взорвали тюрьму вместе со всеми заключенными. В Полтаве зверствовала чекистка Роза и бывший уголовник Гришка-Проститутка. Священников и монахов он сажал на кол - как-то в один день казнил таким способом 18 человек. Сжигал крестьян, привязав к столбу, а сам, расположившись в кресле, наслаждался подобным зрелищем. А процедура обычных расстрелов была здесь рационализирована - над ямой перекидывали доску, и обреченных сажали на нее, чтобы сами падали в могилу. В Царицыне свирепствовал бывший уголовник Осип Летний - тут людей ставили ногами на сковороду, выламывали суставы, пилили кости...
И если перечисленные города можно считать "прифронтовыми", то и в тылу творилось то же самое. На полную катушку работала машина смерти в Москве. 31. 5. 1919 г. вышло воззвание Ленина и Дзержинского "Берегитесь шпионов!", которое фактически дало старт новой мощной волне террора. Пачками раскрывались "заговоры" - так, только по делу "Национального центра" было расстреляно 150 чел. После того, как анархисты устроили взрыв в Леонтьевском переулке, по воспоминаниям современников, "в МЧК приехал бледный как полотно Дзержинский и приказал расстреливать по спискам всех контрреволюционеров". Когда убили несколько сот, приказ был отменен. Казнили порой детей и подростков. Скажем, в 1919 г. арестовали и отправили на расстрел всех членов клуба бойскаутов, а в 1920 г. - клуба лаунтенистов - эти организации были признаны "контрреволюционными".
В период наступления Деникина практиковалось не только взятие заложников, но и "расстрелы по спискам", когда намеченные жертвы даже без видимости обвинения или условий заложничества брались сразу на смерть. По данным Солженицына, в связи с этим наступлением было истреблено 7 тыс. чел. В Москве орудовали свои монстры - Эйдук, Буль, следовательница-латышка Брауде, которая любила лично обыскивать арестованных, раздевала как женщин, так и мужчин, и лазила при этом в самые интимные места. И расстреливать тоже любила сама. А главный палач ВЧК Мага сошел с ума - во время одной из экзекуций с криком "раздевайся" бросился на присутствующего коменданта тюрьмы Попова. Тот убежал, подоспевшие чекисты скрутили психа. И пытки вовсю применялись. Дело о пытках в Москве даже всплыло в "Известиях" - под арест случайно попали коммунисты и подверглись истязаниям. Впрочем, это был случай не единичный. В такой же ситуации в "Правде" была публикация о пытках во Владимирской ЧК, но дело быстро замяли, и те же газеты вскоре оправдывали подобные приемы борьбы с "контрой", доказывая их допустимость и полезность. Да и на VI съезде Советов было заявлено: "Теперь признано, что расхлябанность, как и миндальничанье и лимонничанье с буржуазией и ее прихвостнями не должно иметь место".
И когда, например, очередной скандал с пытками разразился в Туркестане, то производивший их чекист Дрожжин, бывший цирковой клоун, был отозван оттуда - но назначен с повышением в Москву.
А от Москвы не отставал и Питер. Скажем, когда 86-й стрелковый полк перешел к белым, тут расстреляли всех родственников "предателей" - жен, детей, матерей, братьев, сестер. Впрочем, хотя и в меньших масштабах, такое практиковалось повсюду - если офицер, призванный в Красную Армию, хотя бы пропадал без вести, т. е. может и погибал в бою, но не на глазах коммунистов, его близких ждала смерть. Да и не только в отношении офицеров это применялось. Например, при объявлении "советской мобилизации" 31. 5. 19 г. Ленин писал: "С 15 июня мобилизовать всех служащих советских учреждений мужского пола от 18 до 45. Мобилизованные отвечают по круговой поруке друг за друга, и их семьи считаются заложниками в случае перехода на сторону неприятеля или дезертирства или невыполнения данных заданий и т. д.".
Мощную волну террора в Питере раздула комиссия во главе со Сталиным и Петерсом, присланная из столицы при прорыве белой армии Родзянко. Только в одной лишь акции повальных обысков и арестов 12-13. 6. 19 г. участвовало 15 тыс. вооруженных рабочих, солдат и матросов - не считая штатных чекистов. Общее число жертв осталось неизвестным, но в Кронштадте в эти дни было расстреляно 150 чел. А когда восстали форты Красная Горка и Серая Лошадь, большевики обеспокоились, как бы их не поддержали крестьяне, и провели массовые чистки в окрестных деревнях - там просто расстреливали каждого третьего. В одном селе получилось 170 чел., в другом - 130...
В других городах ужас отличался разве что масштабами, но не сутью. В "мирном" Саратове, куда никакой фронт ни разу не доходил, чекист Озолин и его подручные за 1918-19 гг. уничтожили 1,5 тыс. чел., и за городом у Монастырской слободки был жуткий овраг, куда грудами сваливались трупы. В Рыбинске зверствовала чекистка "товарищ Зина". В Ярославле проводилась кампания по расстрелу гимназистов - их определяли по форменным фуражкам, а когда их перестали носить, вычисляли по прическе, осматривая волосы и выискивая рубчик от фуражки.
Что же касается гимназисток и просто молодых женщин, то они сплошь и рядом становились жертвами собственной внешности. Чем красивее, тем больше имелось шансов попасть на заметку чрезвычайщиков и загреметь в их лапы. А уж дальше все зависело от "степени испорченности" палачей. Иногда та же красота могла и спасти - если чекист потребует благосклонности в обмен на свободу. А если попадешь на окончательного садиста, могла и погубить. Факты изнасилований перед расстрелом зафиксированы и в Питере, и в Вологде, и в Николаеве, и в Чернигове, и в Саратове, и в Астрахани - где в ноябре 19-го прошла волна казней "социалистов" и "социалисток". А начальник Кисловодской ЧК выискивал свои жертвы на базаре, приговаривал за спекуляцию, а после изнасилования рубил шашкой и глумился над обнаженными трупами. И наверное, не случайно при раскрытии всяких "заговоров", вроде "Национального Центра" и "дела Таганцева" в расстрельные списки попадало много молодых женщин, для которых и обвинения толком не придумали - "знала о заговоре", "разносила письма", "была в курсе дел мужа". Да и раздевание приговоренных часто выглядело самоцелью - скажем, в упомянутом случае перед сдачей Киева, когда бросались целые склады с имуществом, и вряд ли кого могли заинтересовать жалкие обноски убитых.
А кроме "стационарных" чрезвычаек действовали по стране еще и разъездные карательные экспедиции. Одни такой поезд с матросами раскатывал между Вологдой и Череповцом, останавливался, где хотел, и начинал творить расправу. Много свидетельств осталось об экспедициях М. С. Кедрова, проводившего то "административно-оперативные", то "военно-революционные" ревизии, сводившиеся к кровопролитию. Так, при наезде в Воронеж было расстреляно около тысячи человек, да еще взято "много заложников". (Хотя в принципе, Воронежская ЧК и без него мягкостью не отличалась - здесь пытаемых катали голыми в бочках, утыканных гвоздями, выжигали на лбу звезду, священникам надевали венки из колючей проволоки). Особое "пристрастие" Кедров питал к детям, сотнями присылая с фронтов в Бутырки мальчиков и девочек 8-14 лет, которых счел "шпионами". Устраивал и сам детские расстрелы в Вологде и Рыбинске, принимая в них личное участие. Явно ненормальной была и жена Кедрова, бывший фельдшер Ревекка Пластинина (Майзель). В Вологде она проводила допросы у себя в жилом вагоне, и оттуда доносились крики истязуемых, которых потом расстреливали тут же возле вагона, причем в этом городе она собственноручно казнила более 100 чел.
Ну а по деревням полным ходом продолжались крестьянские "усмирения". Тут смешивалось все воедино - выколачивание продразверстки, а при непослушании или тем более бунтах - карательные акции. Для действий против крестьян обычные красноармейцы не годились, и путем "естественного отбора" в продотрядах оказывалась самая отпетая шваль. Для продовольственных операций и экзекуций проводились также мобилизации местных коммунистов это называлось "боевым крещением партячеек". Привлекались и латышские отряды. В Вологодской губернии для получения хлеба крестьян запирали раздетыми в холодные подвалы, пороли шомполами. В Костромской - секли плетьми из проволоки. В Ветлужском и Варнавинском уездах, когда приезжало начальство, весь сход ставили на колени, иногда тоже пороли - "всыпьте им, пусть помнят советскую власть!" Повсеместно брали и расстреливали заложников. В Хвалынском уезде продотряд, приехав в деревню, первым делом заставлял истопить баню и привести самых красивых девушек. И приводили - от этого зависела судьба всех сельчан.
Ряд примеров приводит записка эсеров, поданная в ноябре 19-го в Совнарком. В Спасском уезде карательный отряд устраивал поголовные порки и публичные казни с сотнями расстрелянных. В Кирсаневском уезде арестованных крестьян запирали в хлеву с голодным хряком. В Моршанском - села сносились артогнем, имущество грабили, жителей расстреливали, некоторых арестованных зарывали живьем. В Пичаевском - сжигали каждый десятый двор, насиловали женщин. Как писал левый эсер Штейнберг, в Шацком уезде в связи с эпидемией испанки крестьяне решили провести крестный ход с местной чудотворной иконой Богородицы. Арестовали и священников, и икону, начав над ней глумление. И люди пошли скопом выручать святыню. По ним открыли огонь - "пулемет косит по рядам, а они идут, ничего не видят, по трупам, по раненым, лезут напролом, глаза страшные, матери детей вперед; кричат: Матушка, заступница, спаси, помилуй, все за тебя ляжем!"
Или вот другой характерный пример - прокурор Северной белой армии ген. Добровольский попытался внушить одному из крестьян-охотников, что уничтожать большевиков силками и капканами - неприемлемое и недостойное варварство. Но выяснилось, что деревню этого крестьянина погромил карательный отряд Мандельбаума, пытал жителей кипятком и зверски истребил половину из них, в том числе и всю семью охотника... По оценкам деникинской комиссии по расследованию большевистских преступлений только за 1918-19 гг. и только в результате красного террора в России было уничтожено 1 миллион 700 тысяч человек. Конечно, эти данные не могут быть точными, они содержат массу допущений, приближений, аппроксимаций известного на неизвестное. Но масштабы трагедии они отражают, и порядок цифр говорит сам за себя.
14. Российский исход
В конце 1919 - начале 1920 гг., с крушением белых фронтов, российская катастрофа перешла в новую страшную фазу. Исчезали последние области, где люди могли вести относительно нормальное существование, и миллионы беженцев, бросив все свое хозяйство, бросив родные места, устремлялись куда глаза глядят, в надежде спасти лишь собственную жизнь.
Армии Юденича довелось отступать не так много, к границам Эстонии. Но белогвардейцы и массы примкнувших к ним гражданских лиц нашли там отнюдь не дружеский прием. Потому что Эстония еще во время наступления белогвардейцев на Петроград начала тайные переговоры с Москвой и фактически продала своих союзников, помогших ей освободиться от большевистского нашествия - решила такой ценой купить собственный суверенитет. И отступающие на ее территорию части стали разоружать, загоняя в концлагеря, где содержали даже не на положении интернированных или пленных, а заключенных - в худшем, ГУЛАГовском варианте. В официальном меморандуме, который Таллин направил в Верховный Совет Антанты, цинично обосновывалось: "Эстонское правительство не может допустить, чтобы столь большие массы кормились, не давая в обмен своей работы..."
Белых солдат и офицеров стали под конвоем гонять на лесоповал, на строительство и ремонт дорог, предоставляя погибать от непосильного труда, истощения и недоедания, мерзнуть и вымирать от болезней в нетопленых бараках...
А о положении гражданских беженцев очевидец свидетельствовал: "Русских начали убивать на улицах, запирать в тюрьмы и в концлагеря, вообще притеснять всеми способами. С беженцами из Петроградской губернии, число коих было более 10 тысяч, обращались хуже, чем со скотом. Их заставляли сутками лежать при трескучем морозе на шпалах железной дороги. Масса детей и женщин умерло. Все переболели сыпным тифом. Средств дезинфекции не было. Врачи и сестры при таких условиях также заражались и умирали. Вообще картина бедствия такова, что если бы это случилось с армянами, а не с русскими, то вся Европа содрогнулась бы от ужаса. Американский и датский Красные Кресты делали, что могли, но помочь в крупных размерах никто не мог. Кто был крепок - выдержал, остальные померли".
На Юге России исход был куда более массовым - жители Украины, Дона, Кубани познали на себе ужасы предыдущего красного нашествия и уходили прочь, только бы не остаться под большевиками. Один мощный поток, в котором совершенно затерялись отступающие части ген. Шиллинга, двинулся с Украины на Одессу. Уходили люди из Киева, Чернигова, Полтавы и других городов. А еще в 18-м, когда выезд на оккупированную немцами Украину был не таким уж трудным делом, тут скопились и граждане, всеми правдами и неправдами вырвавшиеся из Центральной России. И вот теперь все они ударились в бегство. Кто тащился на поездах, застревающих в пробках, кто на телегах, кто брел пешком. Все дороги были забиты этими толпами, они вязли в снежных заносах, а в оттепели в грязи, во множестве погибали от тифа, подвергались налетам махновцев и прочих местных банд.
Но и те, кому удалось преодолеть весь путь, спасения не нашли. Оборону Одессы наладить не удалось, а иностранные союзники обманули. Штаб французского главнокомандующего в Константинополе обещал обеспечить морскую эвакуацию, договориться с Румынией о пропуске войск и беженцев на ее территорию. Однако в критический момент пришло лишь несколько кораблей, которые поспешили отчалить при первой же близкой перестрелке, а когда многотысячная масса людей двинулась к румынской границе, их там встретили артиллерийским и пулеметным огнем - по толпе. И почти все беженцы угодили в лапы большевиков.
Здесь же разыгрывалась трагедия галичан. Они еще в 19-м заключили союз с Петлюрой, чтобы противостоять первому наступлению красных на запад. Но поскольку их части были на фронте, Польша нанесла удар в спину и аннексировала их Западно-Украинскую республику. Так что назад домой галицийским стрелкам ходу не было - поляки объявляли их пленными и сажали в лагеря. А потом Петлюра вынужден был перейти под покровительство Варшавы, и галичане очутились вообще в критическом положении "солдат без родины". Они заключили было союз с деникинцами, однако те уже и сами отступали и терпели поражения. И остатки галицийских стрелков бродили по Украине неприкаянные и никому не нужные. Тиф почему-то стал для них особенно губительным, подчистую уничтожая части и подразделения. А крестьяне, опасаясь заразы, даже не пускали их в села, отгоняли из винтовок и пулеметов, травили собаками. Ну а те, кто уцелел, все равно попал в лагеря - только советские.
Еще один поток беженцев катился на Кубань и Новороссийск. Донские казаки, пережившие год назад геноцид, уходили целыми станицами, угоняли с собой скот, увозили нехитрый скарб. Бесконечные вереницы людей на повозках и пешком двигались обреченно и безнадежно, не задумываясь, куда и зачем только бы подальше от красных. Здесь тоже свирепствовал тиф, один за другим умирали даже генералы, что уж говорить о стариках, женщинах, детях? Замерзали и обмораживались в зимних степях, выбивались из сил, штабелями везли на телегах тифозных и простуженных, оставляя на обочинах бесчисленные могилы. А дальше в эти же потоки вливалось население северокавказских городов и станиц, вливалось кубанское казачество. Все это перемешивалось с армейскими частями, тылами, лазаретами, располагалось таборами где придется - по станицам, в Екатеринодаре, Новороссийске. Некоторым удавалось спастись. Другие, исчерпав возможности бегства, физические и моральные силы, останавливались в полной прострации ждать конца - уж какой будет.
Новый поток из десятков тысяч людей и огромных обозов, образовавшийся на Кубани, вышел через Гойтхский перевал на Черноморское побережье и пополз в район Сочи. Где попал в тупик, так как Грузия их через границу не пропустила, заявив, что "не может подвергнуть молодую Грузинскую республику риску войны с Российским правительством". Прибрежный район был беден продовольствием, среди беженцев начался голод. Люди ели лошадей, кору, падаль. Кроме тифа, пошла косить народ и холера. Некоторых смогли вывезти в Крым, а подавляющее большинство в итоге тоже попало в плен к красным. Двигались потоки и поменьше. С Терека казаки, белогвардейцы и гражданское население уходило через зимние перевалы Кавказа, по Военно-Грузинской дороге. Еще одна часть беженцев тащилась по прикаспийским степям от Астрахани на Петровск (Махачкалу).
А одновременно разворачивалась катастрофа Уральского казачества. Армию ген. Толстова большевики прижали к Каспийскому морю, но северная часть его замерзла, и эвакуация морским путем стала невозможной. И был страшный исход казаков и беженцев на Форт-Александровск (Форт-Шевченко) по зимним солончакам и пустыням. Тысячи людей замерзли, погибли от голода, тифа и простудных заболеваний.