Зародился гитлеризм в той же самой революционной идеологической каше 1918-19 гг., в которой организовывалась германская компартия. Так что их различия носили в большей степени организационный и конъюнктурный характер, чем идеологический - у коммунистов "выдающимся личностям" ходу действительно не было, потому что основой их деятельности было послушание Коминтерну и московским лидерам. Примерно так же, как не было бы ходу Ленину, останься он в окружении Плеханова, где все уже было схвачено, и все авторитеты распределены в установившейся иерархии. А тем, кто предпочитал быть "первым в деревне, чем вторым в Риме" оставалось искать или строить себе такую деревню.
   НСДАП (Немецкая Национал-Социалистская Рабочая партия) образовалась 8. 8. 1921 г. из слияния микроскопических Немецкой Рабочей партии Дрекслера, Немецкой Национальной Социалистами партии Юнга и Немецкой Социалистической партии Штрейхера - причем все три были очень левого толка. И по сути, во многих отношениях новая партия была близкой копией коммунистической. Пункт 17 нацистской программы предусматривал национализацию промышленности и банков, аграрную реформу с безвозмездной экспроприацией собственности. Геббельс в публичных речах неоднократно заявлял о глубоком родстве национал-социализма и большевизма. Причем именно российского большевизма немецких коммунистов он уличал в отступлении от революционных принципов и предательстве интересов бедноты, а социал-демократов укорял в забвении марксизма. В историческом перечне революционеров, дело которых якобы продолжали нацисты, фигурировал и Ленин.
   Ярко выраженной левой ориентации придерживались такие видные нацисты, как идеологи партии Отто и Грегор Штрассеры, вожди штурмовиков Рем, Хейнес, Эрнст, крупные региональные руководители - Кох, Кубе, Брюкнер, Келер. Да и сам Гитлер преемственности не скрывал. Например, в беседе с Гессом и командиром, штурмовиков Линксмайером в 1932 г. он говорил: "Революционное учение - вот секрет новой стратегии. Я учился у большевиков. Я не боюсь говорить об этом. Люди в большинстве своем всегда учатся у собственных врагов. Знакомы ли вы с учением о государственном перевороте? Займитесь этим предметом. Тогда вы будете знать, что делать". Известны и другие его высказывания на этот счет: "Я всегда учился у своих противников. Я изучал революционную технику Ленина, Троцкого, прочих марксистов. А у католической церкви, у масонов я приобрел идеи, которых не мог найти ни у кого другого".
   И даже после прихода к власти он заявлял: "Германия не станет большевистской. Скорей большевизм станет чем-то вроде национал-социализма. Впрочем, между нами и большевиками больше сходства, чем различий. Прежде всего - истинный революционный настрой, который еще жив в России, свободный от происков всякой пархатой социал-демократии. Я всегда принимал во внимание это обстоятельство и отдал распоряжение, чтобы бывших коммунистов беспрепятственно принимали в нашу партию. Национал-социалисты никогда не выходят из мелкобуржуазных социал-демократов и профсоюзных деятелей, но превосходно выходят из коммунистов".
   Действительно, многие коммунисты в разные времена переходили под знамена Гитлера и, как правило, оказывались там вполне "на месте". Скажем, садист и маньяк Р. Фрейслер в гражданскую был в России и служил в ЧК, а в нацистской Германии выдвинулся на пост председателя Народного суда, прославившись своей кровожадностью. И фюрер не в шутку, а в качестве похвалы говаривал: "Фрейслер - это наш Вышинский". Ярым большевиком в начале 20-х был и лидер норвежских нацистов Квислинг. Он побывал в советской стране с миссией Нансена и вернулся оттуда под глубоким впечатлением увиденного, вступив в Норвегии в лейбористскую партию (в то время являвшуюся членом Коминтерна) и даже попытавшись создавать в Осло красную гвардию. К гитлеровцам перешла часть компартии Франции во главе с Ж. Дорио и компартии Швеции во главе с Н. Флюгом.
   Ну а в Германии до 1932 г. различия между коммунистами и нацистами выявить было вообще трудно - куда труднее, чем сходные черты. Те и другие представляли себя выразителями интересов рабочих (т. е. части населения, которую легче всего вовлечь в политику). И для тех и других рабочие выступали лишь той пассивной массой, за поддержку которой разворачивалась борьба. На самом же деле, главную, постоянную опору как коммунистов, так и нацистов составляло городское отребье - люмпены, деклассированные элементы, шпана без определенных занятий. В данном случае характерен пример со знаменитым Хорстом Весселем, автором нацистского гимна. Он был сутенером и прославился тем, что одержал верх в одном из злачных кварталов Берлина, который прежде контролировался коммунистами и считался их "вотчиной". А убит был в драке с Али Хелером - тоже сутенером, но активистом компартии.
   Обе партии использовали одни и те же методы - сочетание легальной агитации и борьбы за голоса избирателей с подготовкой силового переворота. Одни формировали для этого из всякого сброда отряды штурмовиков СА, другие из точно такого же сброда - отряды штурмовиков "Красного фронта". Как уже отмечалось, они могли порой заключать и союзы, гласные или негласные, и "пивной путч" в Мюнхене был четко приурочен к дате германской революции, которую определили в Москве. И даже после прихода к власти Гитлера, в 1934 г., во Франции в антиправительственных акциях объединялись коммунисты и фашисты.
   Так в чем же, спрашивается, было различие? В лозунгах? Но ведь и большевики меняли лозунги, как перчатки, в зависимости от сиюминутной выгоды. То "долой войну" - то "социалистическое отечеств во в опасности", то нэп - то "уничтожение кулака как класс". И надо думать, что если бы на капитуляцию, вроде Бреста, пошли не они сами, а царское правительство или социал-демократы Керенского, то и большевики не постеснялись бы взять на вооружение националистические лозунги. Как они, кстати, и сделали в период войны с Польшей в 1920 г. - и даже красный террор повернули от "классового" к "расовому" признаку, производя аресты и расстрелы людей польской национальности. Да и германские коммунисты, подобно нацистам, в 20-х годах вовсю эксплуатировали лозунги национального унижения и предательства.
   Агрессивные планы, которых не скрывали гитлеровцы? А чем они в принципе отличались от планов "мировой революции", которых российские большевики на первом этапе тоже не считали нужным ни маскировать, ни вуалировать? И которые продолжали существовать в дальнейшем, разве что были засекречены. Кстати, по изначальным проектам Гитлера, его агрессия также должна была разворачиваться не чисто силовым путем - после поражения в Первой мировой, в условиях Версальских военных ограничений и расшатанной кризисами экономики в возможность победы никто не поверил бы. И сперва планы строились на сочетании армейских операций с "революционными методами". Как свидетельствует Раушнинг, "он и его генералы опирались на опыт взаимоотношений Людендорфа с Россией. Они изучали опыт германского Генерального штаба, накопленный при засылке Ленина и Троцкого в Россию, и на основе этого выработали собственную систему и доктрину - стратегию экспансии". Предполагалось, что в любой стране существуют силы, недовольные своим правительством, и надо лишь их разбудить, раскачать и активизировать. А в нужный момент они выступят против "плутократов" и нанесут удар изнутри, подрывая способность государства к сопротивлению. Следовательно, и здесь агрессия должна была разворачиваться под флагом цепочки революций - только не социалистических, а "национальных".
   Превращение покоренных народов в рабов? Но как уже отмечалось, и в классических ленинских моделях социализма речь шла о самом натуральном рабстве со всеобщей трудовой повинностью за пайку хлеба под вооруженным контролем. А руководить деятельностью этого механизма должен был "авангард рабочего класса", то есть некая персонально отобранная элита. Причем суть этой элиты вожди определяли почти одними и теми же словами. Гитлер неоднократно сравнивал свою партию и СС с рыцарским орденом. И Сталин тоже говорил, что партия должна быть чем-то похожа на "орден меченосцев". В унисон им высказывался и Троцкий, утверждая, будто партия должна быть похожа на касту самураев, где верность и лояльность, и дисциплина являются ценностями самостоятельного порядка. Впрочем, и по многим другим вопросам у большевистских и нацистских лидеров можно найти очень близкие установки. Так, Ленин внушал своим последователям: "Нравственно все, что служит делу победы коммунизма"
   (ПСС, т. 41, стр. 298).
   А Гитлер поучал подчиненных: "Я освобождаю вас от химеры, называемой совестью! Разве смысл не один и тот же?"
   Итоговые различия между нацизмом и коммунизмом сформировались, скорее, не стратегической направленностью, а индивидуальными особенностями вождей. Так, Гитлер по впечатлениям, вынесенным из молодых лет, стал антисемитом. Каковым Ленин, по матери Бланк, быть никак не мог. Но вряд ли эту разницу можно считать принципиальной. Антисемитов хватало и среди видных большевиков. И, например, Лацис, в бытность властителем Киева заявлял: "Среди евреев девяносто пять процентов - жиды, но вот оставшиеся пять процентов нужны нам".
   Красные чести на Украине устраивали еврейские погромы ничуть не хуже петлюровцев. Да и Сталин, как известно, иудейское племя не жаловал. Еще в 1929 г. он фактически разогнал компартию Палестины, поставив задачу ее "большевизации плюс арабизации". В 1931-32 гг. попутно с депортациями русских крестьян устроил и массовую депортацию евреев Украины и Крыма, выселив их на Дальний Восток и предоставив там устраивать "свою" автономную область. А в конце жизни подумывал взять "космополитов" и в более серьезный оборот.
   Другое отличие большевизма и нацизма, как ни парадоксально, проистекло не из разницы, а из сходства взглядов лидеров. Ленин ненавидел и откровенно презирал русский народ - "надо русского дикаря учить с азов", "в России азиатства хватит на триста лет", "русский рабочий - плохой работник". И как уже отмечалось, неизмеримо выше во всех случаях ставил немцев. И Гитлер тоже ставил немцев неизмеримо выше русских, считая их "дикарями" и "азиатами". Поэтому в данном плане он перенял и развил теории Людендорфа и Гофмана, считавших необходимым во что бы то ни стало разрушить Россию для обуздания якобы исходящей от нее "панславянской" и "паназиатской" угрозы. Но поскольку при таком тождестве национальных пристрастий Гитлер отдавал предпочтение все же своему народу перед чужими, то и оказался во многих отношениях благоразумнее и умереннее Ленина. Вовремя понял, что расширение и углубление революции по большевистскому образцу неминуемо ведет к крушению самой государственности и ударит в первую очередь по собственному народу. А заодно и сведет на нет все геополитические проекты - как разрушение былой российской мощи сделало невозможными планы экспорта революции на штыках Красной Армии. Значит, для успешного осуществления собственных программ революцию следовало затормозить. И линия фюрера начала меняться.
   По этому поводу ему пришлось выдержать жесточайшую борьбу внутри партии. Его обвиняли в "предательстве дела революции". Первый кризис разразился в 1930 г., когда от НСДАП откололся со своими сторонниками один из ее идеологов и создателей Отто Штрассер, основавший свою, более радикальную организацию "Черный фронт" (который быстро вошел в контакт с "Красным фронтом", а впоследствии и с советской разведкой). Второй, еще более сильный кризис, потряс НСДАП осенью 1932 г., буквально накануне прихода к власти. В июле этого года она выиграла парламентские выборы и получила 238 мест в Рейхстаге, захватив там лидирующее положение. Но умеренная позиция, занятая Гитлером, наведение им контактов с промышленниками, финансистами, военными, то бишь "реакционерами", были крайне негативно восприняты "революционной" частью электората, сразу отшатнувшейся к красным. И после очередного роспуска Рейхстага, выборы в который состоялись в ноябре, НСДАП потеряла 2 млн. голосов и 34 депутатских мандата.
   Столь плачевные результаты "соглашательства" вызвали настоящий взрыв внутри НСДАП. Ей вообще грозил распад. Фюрер оказался в катастрофическом меньшинстве, и само его лидерство повисло на волоске. Сторонники углубления революции всячески клеймили его "оппортунизм", а начатое им сотрудничество в высших государственных и деловых сферах не давало ни малейшего политического выигрыша - "реакционеры" отказывались воспринимать его на равных, отводя лишь сомнительную роль потенциального надсмотрщика и укротителя разгулявшейся черни. И обращались с ним приблизительно как с ассенизатором, которого готовы нанять на сдельную работу. По свидетельствам современников, Гитлер в тот момент долго колебался, не возглавить ли ему самому радикальное крыло своей партии и с лозунгами "новой революции" взять курс на еще один путч. Но и это было уже проблематично - в революционном крыле оказалось "все схвачено", и вряд ли его приняли бы в прежнем качестве лидера. Там уже верховодил и задавал тон Грегор Штрассер, руководитель политической организации НСДАП. Он и по своему имиджу куда больше импонировал левым - эдакий рубаха-парень, строящий из себя типичного работягу, не дурак пожрать и выпить, ввернуть соленое словцо, и по-простому, по-рабочему, поливавший "предательство" Гитлера. И фюрер, несмотря на все трудности, удержался на прежней позиции, твердо заявив, что революция - "это вовсе не значит, что следует руководствоваться примером Советской России и ликвидировать частных собственников как класс. Наоборот, надо всячески поощрять их способности в строительстве новой экономики. Я не допущу, чтобы Германия прозябала в нищете и голоде, подобно Советской России".
   Спасли его поддержка опытных интриганов Геринга и Геббельса и собственная "незакомплексованность". В декабре 32-го на очередных переговорах со Штрассером Гитлер вдруг закатил совершенно безобразную сцену с истерикой, выкриками, катанием по полу и кусанием ковра. Разумеется, какой-либо разумный компромисс с таким "психом" выглядел невозможным, и шокированный конкурент сгоряча подал в отставку. Что Гитлеру и требовалось. А через месяц пришла победа! Демонстрация умеренной линии все же сыграла свою роль, и после очередного правительственного кризиса с отставкой кабинета Шлейхера влиятельные заступники уговорили дряхлого президента Гинденбурга предложить Гитлеру должность рейхсканцлера и формирование кабинета министров. Здесь можно прийти еще к одному любопытному выводу. Добившись власти законным, а не насильственным путем, получив в распоряжение нерасшатанные и неразрушенные революционными взрывами государственные рычаги, хозяйство, вооруженные силы, именно Гитлер сумел воплотить в жизнь ленинский план строительства нового общества - тот самый, по которому достаточно было захватить верхушку власти, а дальше пользоваться готовыми "капиталистическими" рычагами и структурами. Чего не удалось самому Ленину, которому из-за собственных подрывных действий достались лишь негодные к употреблению обломки прежних государственных механизмов.
   И общие внешние черты коммунистического и нацистского государств, часто называемые исследователями в качестве парадокса, на самом деле тоже не представляли собой никакой случайности. Они перенимались Гитлером вполне сознательно и целенаправленно. Он сам признавался: "Я многому научился у марксистов. И я признаю это без колебаний. Но я не учился их занудному обществоведению, историческому материализму и всякой там "предельной полезности"!
   Я учился их методам. Я всерьез взглянул на то, за что робко ухватились их мелочные секретарские душонки. И в этом вся суть национал-социализма. Присмотритесь-ка повнимательнее. Рабочие спортивные союзы, заводские ячейки, массовые шествия, пропагандистские листовки, составленные в доступной для масс форме - все эти новые средства политической борьбы в основном берут свое начало у марксистов. Мне достаточно было взять эти средства и усовершенствовать их, и мы получили то, что нам надо..." Точно так же перенимались и усовершенствовались достижения коммунистов в области террора: лагеря для инакомыслящих, политическая репрессивная машина. Как уже отмечалось, о советской карательной системе нацистские руководители были прекрасно осведомлены, так что и тут совпадения были вовсе не случайными.
   Таким образом, Гитлер просто довел ленинизм до логического завершения. Отбросил "идеологические подпорки", отмел фразеологическую шелуху, в которой постоянно путались и сами большевики - поскольку в борьбе с конкурентами сегодняшние истины назавтра приходилось объявлять "оппортунизмом" или "уклонизмом", да еще и доказывать, почему это стало оппортунизмом только сейчас. Германский фюрер избавился от всего этого, а оставил лишь главное борьбу за власть. И методы неограниченной власти. Что, если разобраться, и составляло главную цель Ленина и суть его учения (и конечно, не только Ленина, а и Троцкого, Сталина и других революционных лидеров, а уж признавались ли они себе в этом сами - вопрос не принципа, а только степени персонального лицемерия). Ну а лозунги социализма во всех нацистских программах остались. Только после победы трактоваться они стали несколько иначе. Теперь Гитлер разъяснял: "Мой социализм - это не марксизм. Мой социализм - это не классовая борьба, а Порядок...".
   Или: "Зачем нам социализировать банки и фабрики? Мы социализируем людей".
   13. Развод по-советско-германски
   После прихода Гитлера к власти разрыв душевного альянса между СССР и Германией произошел далеко не автоматически, как это порой представляют. Да и почему должен был последовать разрыв? Напомним, что еще при подготовке революции 1923 г. националисты и нацисты рассматривались как потенциальные союзники. В отличие от социал-демократов, поскольку те были сторонниками западной ориентации. А в 1929 г., возобновляя подрывную деятельность в Германии, Сталин подтвердил указание считать главным врагом не гитлеровцев, а социал-демократов. В Москве пришли тогда к выводу, что немецкий национализм нужно поддержать для противопоставления страны западным "империалистам". Эта линия была узаконена на VI конгрессе Коминтерна, и Тельман дисциплинированно провозглашал: "Нельзя допустить, чтобы за нацистскими деревьями мы не видели социал-демократического леса!" А
   незадолго до прихода к власти Гитлера, в августе 32-го, один из руководителей Исполкома Коминтерна Пятницкий хотя и призывал расширить и закрепить некий "единый фронт, сложившийся в драках с фашистами", но одновременно подчеркивал, что этот самый "единый фронт" должен быть направлен и против социал-демократов и "профбюрократов".
   Но нацисты, оказавшись у руля государства, первым делом нанесли сокрушительный удар по компартии, которая в этот момент сама активно готовилась к захвату власти. О масштабах подготовки говорит тот факт, что в мае 1932 г., когда после слабого и аморфного кабинета канцлера Брюнинга к власти пришло правительство фон Папена, разразился крупный скандал выяснилось, что вся полиция Пруссии была коммунистическим гнездом и работала практически под контролем компартии. В Германии опять вовсю развернули деятельность военные инструкторы Коминтерна, численность боевых отрядов "Рот фронта" достигала полумиллиона человек. 2. 2. 1933 г. митинги и демонстрации компартии были запрещены. Разумеется, красные восприняли это как вызов, и когда через три дня в Берлине состоялся парад штурмовиков по случаю победы Гитлера, компартия устроила массовые ответные акции, вылившиеся в беспорядки и столкновения в Берлине, Бреслау, Лейпциге, Данциге, Дюссельдорфе, Бохуме, Страсфурте с погромами, ранеными и убитыми. А 9. 2 после этих событий полиция (еще не нацистская, а полученная в наследство от республики) произвела обыски в штаб-квартирах компартии, в результате чего были обнаружены несколько складов оружия и боеприпасов, а также документы изобличающие подготовку переворота.
   Однако ситуация продолжала обостряться, и 25. 2 военизированные формирования компартии - отряды "Красного фронта" и боевые группы так называемой "Антифашистской лиги" - были для перехода к активным действиям объединены под общим командованием. А на следующий день их руководство выступило с воззванием к "широким массам встать на защиту коммунистической партии, прав и свобод рабочего класса", провозглашая "широкое наступление в титанической борьбе против фашистской диктатуры". Так что провокация с поджогом Рейхстага, неуклюже организованная нацистами 27. 2, строго говоря, была даже лишней - она только навредила своим авторам в глазах общественности, а причин и поводов для жестких действий против красных и без нее хватало. Пожалуй, столь дешевый эффект потребовался лишь для того, чтобы подтолкнуть нерешительного и впавшего в старческий маразм президента Гинденбурга, совершенно отошедшего от дел и "работавшего с документами" в загородном поместье, подписать "чрезвычайные законы для защиты народа и государства", развязавшие Гитлеру руки для полномасштабного сокрушительного удара.
   Надо отметить и то, что разгром готовившегося коммунистического путча получил массовую народную поддержку и здорово повысил рейтинг нацистов. Выборы в Рейхстаг 4. 3. 33 г. стали для них триумфальными - они получили 288 депутатских мандатов, коммунисты - 81, социалисты - 118, националисты 52. И 24. 3 вновь избранный парламент 441 голосами против 94 принял решение о предоставлении Гитлеру чрезвычайных полномочий на четыре года. (После голосования фюрер крикнул социалистам: "А теперь вы мне больше не нужны!") Но что касается отношений с СССР, то даже разгром германской компартии их еще не испортил! Что тоже не так уж и удивительно, так как моральные соображения в подобных делах большевикам всегда были чужды. Например, Кемаль-паша Ататюрк в ходе национальной революции в Турции свою компартию вообще вырезал и перетопил - однако его борьба была "антиимпериалистической", и Советская Россия продолжала поддерживать с ним самую горячую дружбу, оказывая огромную материальную и военную помощь.
   Правда, Гитлер в разгар антикоммунистической кампании допускал и откровенно враждебные выпады. Так, в своей речи 2. 3. 1933 г. он заявил: "Я ставлю себе срок в шесть-восемь лет, чтобы совершенно уничтожить марксизм. Тогда армия будет способна вести активную внешнюю политику, и цель экспансии немецкого народа будет достигнута вооруженной рукой. Этой целью будет, вероятно, Восток".
   Но сразу же после такого выступления фюрер счел нужным смягчить тон и лишь уточнить на будущее изменившиеся правила игры. В интервью газете "Ангриф" он выразил убеждение, что "ничто не нарушит дружественных отношений, существующих между обеими странами, если только СССР не будет навязывать коммунистических идей германским гражданам или вести коммунистическую пропаганду в Германии. Всякая попытка к этому немедленно сделает невозможным всякое дальнейшее сотрудничество".
   И Москва тут же раскланялась ответным реверансом в передовице "Известий": "Советское правительство, оказавшись в состоянии поддерживать в мире и гармонии торговые отношения с фашистской Италией, будет придерживаться такой же политики и в своих отношениях с фашистской Германией. Оно требует только, чтобы гитлеровское правительство воздержалось от враждебных актов по отношении к русским и к русским учреждениям в Германии".
   Речь шла о том, что советских сотрудников в Германии, в значительной доле связанных с Коминтерном или спецслужбами и привыкших к совершенно открытой и беспрепятственной деятельности в этой стране, в период антикоммунистических акций нередко арестовывали заодно с немецкими товарищами по партии. Иногда в качестве целенаправленного предупреждения, чтоб впредь не наглели, но чаще по личной инициативе наиболее ретивых штурмовиков и полицейских, стремящихся продемонстрировать свою бдительность. Всего было 47 таких арестов - но разумеется, всех задержанных тут же отпускали с извинениями.
   А когда возникшие "недоразумения" были мирно улажены, взаимовыгодное сотрудничество продолжилось. 10. 5. 1933 г. по приглашению Тухачевского в СССР прибыла военно-техническая делегация во главе с начальником вооружений Рейхсвера генералом фон Боккельбергом. Ее провезли по всей стране, показали ЦАГИ, 1-й авиазавод, артиллерийский ремонтный завод в Голутвино, химзавод в Бобриках, Красно-Путиловский завод, полигон и оружейные заводы в Луге, Харьковский тракторный, 29-й моторостроительный в Запорожье, орудийный им. Калинина в Москве. На приеме у германского посла 13. 5 Ворошилов говорил о стремлении поддерживать связи между "дружественными армиями", а Тухачевский указывал: "Не забывайте, что нас разделяет наша политика, а не наши чувства, чувства дружбы Красной Армии к Рейхсверу. И всегда думайте вот о чем: вы и мы, Германия и СССР, можем диктовать свои условия всему миру, если мы будем вместе".