Страница:
И в рамках этой самой "непогрешимости" Никита Сергеевич во многих аспектах самого Сталина переплюнул. Тот в отношениях с Западом все же осторожность соблюдал, на рожон не лез. Берия и Маленков - те и подавно на мирное сосуществование нацеливались. Ну а Хрущев в том же самом 1956 г. провозгласил переход к ядерному противостоянию и поставил задачу наращивания ракетных вооружений. А когда в следующем году СССР испытал первую баллистическую ракету, получив тем самым временный перевес над США, то пошла политика откровенных силовых приемов. В июле 1961 г. по вине Хрущева потерпела полный провал его встреча с Кеннеди в Вене, направленная на нормализацию отношений. В августе того же года разразился второй берлинский кризис и выросла "берлинская стена", а в сентябре СССР в одностороннем порядке разорвал соглашение с США о моратории на ядерные испытания в атмосфере и произвел серию взрывов. В 1962 г. разразился Карибский кризис, чуть не приведший мир к ядерной катастрофе.
При Хрущеве вовсю продолжалось регулирование социалистических "союзников". Но политика по отношению к ним тоже изменилась. Иосиф Виссарионович во главу угла ставил укрепление собственной державы и ее позиций, делал упор на государственные, а не идеологические интересы. Еще в 30-х он отказался "кормить дармоедов" - финансировать зарубежные компартии. А если кому и оказывал помощь, то взвешенно, в умеренных масштабах, и только там, где рассчитывал на реальную выгоду для СССР. Теперь же, по сути, был возрожден курс на "мировую революцию". На том же XX съезде, осудившем Сталина, одной из ведущих сил "мирового революционного процесса" было объявлено национально-освободительное движение, и пошло безоглядное вмешательство в дела Азии, Африки и Латинской Америки. И не только безоглядное, но и бездумное, безо всякого учета реальных интересов России в данных регионах. Началось беспрецедентное по масштабам финансирование "дружественных" режимов, оно приобрело значение самоцели, стало приоритетным по отношению к внутренним проблемам.
В то же время собственная экономика продолжала губиться теми же, старыми методами, в которых Хрущев тоже словно бы стремился перещеголять Сталина. "Отец народов", создавая колхозы, оставил крестьянам подсобные хозяйства, кое-какую домашнюю скотину. Хрущев ликвидировал и это. По решениям декабрьского пленума ЦК 1959 г. личный скот предписывалось "скупить", а подсобные хозяйства и приусадебные участки запрещались пусть, мол, отдают тот же труд не на своем огороде, а на колхозных полях. Была практически объявлена "вторая коллективизация", которая еще и сопровождалась ограблением колхозов - от них потребовали "выкупить" технику у государственных МТС. И так же, как в начале 30-х, это привело страну на грань голода. Например, в моих детских воспоминаниях отчетливо отложилось, как на Украине горожане с ночи занимали протянувшиеся на километры очереди за хлебом. А когда хлеб все-таки завозили (и если завозили), и занявший очередь человек приближался к магазину, к нему собирались все родственники, включая грудных детей - потому что карточки не вводились, но продажа была строго нормированной. И еще хорошо запомнилось, как привезенный в эти годы в Москву, я некоторые продукты на прилавках увидел впервые в жизни...
А вместо признания ошибок или отмены гибельных решений, упрямый Хрущев искал другие пути, абы только не отступать от методов казарменного социализма - отсюда и освоение целины, и посадки кукурузы. Кстати, кукурузные и прочие сельскохозяйственные опыты Никиты Сергеевича были вполне закономерны - много писалось о сталинской "лысенковщине", но почему-то при этом упускался из внимания тот факт, что главным покровителем академика Лысенко в советском руководстве был Хрущев. А чем кончились его опыты, известно - огромные степные пастбища погубили, а после вспашки началась эрозия "благодатной" целинной почвы, она быстро истощалась, и уже к 1962 г. урожайность на ней упала на 65 %.
Можно вспомнить и "реформы" Хрущева в области промышленности, в результате которых прежний перекос в сторону тяжелой индустрии еще усилился, и вместо 70% к началу 60-х достиг 75 %. А в 1961 г. на XXII съезде КПСС была провозглашена программа "построения материально-технической базы коммунизма", согласно которой следовало к 1980 г. "догнать и перегнать Америку", выйти на первое место в мире по производству продукции на душу населения и обеспечить самый высокий жизненный уровень. Что опять же, примерно соответствовало второй сталинской индустриализации. С неизбежным требованием "затянуть пояса". Но Сталину удалось достичь успехов в кампании индустриализации только из-за того, что в его распоряжении имелись огромные еще не израсходованные ресурсы страны и природные, и человеческие в лице трудолюбивого крестьянства. Сохранялась еще инерция "революционного энтузиазма", не был исчерпан лимит доверия к партийному руководству. Рывку индустриализации предшествовала передышка нэпа, а значительная доля достигнутых результатов, как ранее отмечалось, приходилась на восстановление и реконструкцию старой, еще дореволюционной промышленности. Для хрущевской "второй индустриализации" таких ресурсов и резервов уже не имелось, и дело ограничилось одним лишь затягиванием поясов - в 1962 г. цены на продукты питания скакнули на 25-30 %, а тарифные расценки на производстве понизились на треть.
Да и развал армии, ее отставание от передовых государств тоже начались отнюдь не при Горбачеве. Первый мощный удар советским вооруженным силам нанес Никита Сергеевич, заявивший, что раз у нас есть межконтинентальные ракеты, то зачем нам самолеты и корабли? Он же готовился исключительно к мировой, глобальной войне. И пошел со свойственной ему самоуверенностью кромсать по живому, отправляя на металлолом первоклассную боевую технику, прекращая ее новейшие разработки, которые счел "ненужными", бездумно разгоняя полки и дивизии неугодных ему родов войск... Целенаправленно разгромил систему стратегической разведки: она же была "детищем Берии", поэтому лучшие специалисты в этой области - Райхман, Эйтингон, Судоплатов, Мешик, Мильштейн и др. - вообще попали под репрессии. И первую в СССР школу спецназа тоже он разогнал - поскольку боялся государственного переворота. А в результате, когда войны приобрели локальный характер, советская армия оказалась к ним не готовой. Что же касается гигантских средств, вбуханных в стратегические ракеты, то достаточно оказалось одного Пеньковского, чтобы все это пошло насмарку - пришлось бросать все понастроенные шахты, командные пункты, системы связи и строить наново. Только при авантюристе-Хрущеве могла произойти трагедия на Тоцком полигоне, когда действие ядерного взрыва испытали на собственных войсках и ни за что - ни про что угробили 30 тыс. солдат и офицеров. Да, Сталин был жесток. Он мог погубить сотни тысяч заключенных на строительстве канала, мог положить полки и дивизии в наступлении или обороне. Но ведь ради дела, ради какой-то конкретной цели, действительно важной или считавшейся важной. И военачальников за излишние потери по головке отнюдь не гладил. А уничтожить массу отличных войск всего лишь в качестве подопытных кроликов - разве пошел бы он на такое?
В итоге всеми своими ура-преобразованиями Никита Сергеевич загнал страну в задницу, и, пожалуй, обрушил бы ее в полную катастрофу, если бы его вовремя не сняли. И надо учесть, что так же, как это пытались сделать в 57-м, сняли без какого бы то ни было "заговора", в рамках действовавших партийных норм. А последствия его "реформ" удалось в какой-то мере преодолеть лишь при осторожном и умеренном Брежневе. Во-первых, начатыми в 1965 г. преобразованиями в сельском хозяйстве с повышением закупочных цен и некоторыми послаблениями колхозникам, во-вторых - в промышленности, где упор был перенесен на методы материального стимулирования, а главным образом - за счет улучшения отношений с Западом, благодаря которому стала возможной продажа за рубеж сырья и подпитка разрушенной экономики "нефтедолларами".
Переплюнул Хрущев Сталина и в антирелигиозных вопросах, закрывая и разрушая даже те храмы, которые оставались действующими в 30-х годах или были открыты после войны, когда Иосиф Виссарионович пошел на некоторые уступки верующим. При Сталине за несколько лет войны открылось свыше 10 тыс. новых приходов. При Хрущеве их осталось всего 7523. И гонения на верующих, прекратившиеся еще в 1939 г., при Хрущеве тоже возобновились.
Тогда в чем же проявилась пресловутая "оттепель"? Масштабы репрессий действительно сократились. Садистом Никита Сергеевич и впрямь не был. Но как уже отмечалось, репрессии и не могли продолжаться с прежним размахом. И тем более после того, как он вынужденно осудил Сталина - теперь требовалось имидж поддерживать, чтобы окончательно народ против себя не настроить. Но все же Хрущев за время своего правления кровушки пролил предостаточно. Скажем, мощная кампания репрессий прокатилась после переворота против Берии. Причем нацеливалась она отнюдь не против его "подручных-палачей", как это потом изображалось. Как раз палачи-то, в основном, остались на своих местах, продолжали работать, получали повышения, в крайнем случае уходили на пенсию. Так, последний сталинский шеф госбезопасности Игнатьев занимал видное положение и при Хрущеве. А на посту генпрокурора трудился уже упоминавшийся Руденко. К таким и иже с ними претензий не было. А репрессии проводились только по тому признаку, что обрушились на "людей Берии". Точно так же, как прежде расправлялись с "людьми Ежова", "людьми Бухарина", "людьми Троцкого". Поэтому попали под них и люди невиновные или относительно невиновные в преступлениях сталинского террора - и разведчики, и дипломаты, и чиновники. Несколько тысяч человек было расстреляно или осуждено на большие сроки, а их родственников, вплоть до самых дальних, отправляли в ссылки.
Правда, других побежденных конкурентов Хрущев оставил в живых и даже на свободе. Но этого уже требовала специфика его опоры на номенклатуру. А партийная номенклатура на печальном опыте сталинских времен давно поняла, что в собственных разборках от террора пора отказаться - иначе себе же дороже выходит. Развязать-то легко, но так же легко потом и твоя голова слетит. Но в других случаях перед применением террора Никита Сергеевич не останавливался. На его совести, например, кровавое подавление лагерных восстаний в Кенгире и Воркуте. И подавление Венгерской революции, сопровождавшееся массовыми репрессиями. Между прочим, и в Венгрии находились среди советских солдат такие, кто отказывался стрелять - и их за это расстреливали точно так же, как в 53-м в Германии.
В результате ухудшения условий жизни, вызванного реформами Хрущева, по всей стране прокатились волнения, начались открытые выступления в целом ряде городов. В Новосибирске и Караганде Никите Сергеевичу пришлось с помощью охраны убегать от разбушевавшихся людей. Из Горького, где он на митинге объявил о замораживании облигаций, глава государства был вынужден смываться тайком, под покровом ночи - боялся, что поймают. В Киеве, Новороссийске, Ташкенте его встречали шквалами возмущения. А на совещании работников сельского хозяйства, проходившем в Киеве, буфетчица бросилась на Хрущева и Подгорного с кухонным ножом.
Но особенно сильно народный протест выплеснулся в Новочеркасске в 1962 г., где забастовало несколько заводов, и семитысячная демонстрация рабочих двинулась к горкому партии. Расправились с ними жесточайшим образом причем в присутствии прибывших из Москвы членов Политбюро Микояна, Суслова, Козлова. И уж наверняка не без ведома Хрущева. Генерал-лейтенант М. К. Шапошников отказался открывать огонь и отдал соответствующий приказ своим войскам, но его тотчас уволили из армии и заменили генералом Плиевым. Пустили танки, расстреливали из автоматов. Погибло около 80 чел., сотни были ранены. Потом еще устроили судилище, более 100 чел. получили большие сроки заключения, 9 "зачинщиков" было расстреляно. Исчезли без вести и никогда больше нигде не объявились все раненые из больниц. А семьи убитых и раненых выслали в Сибирь. Многочисленные аресты и посадки прошли после волнений в Александрове и Муроме в 1961-62 гг. Да и после перечисленных "радушных встреч" Хрущева с трудящимися различных городов без кампаний арестов, разумеется, дело не обходилось.
При нем вовсю продолжались и репрессии против "инакомыслящих". Даже когда материалы XX съезда с разоблачением сталинизма были спущены в парторганизации для обсуждения, очень крепко досталось тем, кто проявил при этом малейшее "вольнодумство" и посмел выйти за предписанные рамки. Например, партбюро Института теоретической и экспериментальной физики будущий правозащитник Ю. Орлов, Р. Авалов, В. Судаков, В. Нестеров, Щедрин, в своих выступлениях всего лишь приветствовавшие "исправление ошибок" партии и выражавшие робкую надежду на дальнейшие шаги в данном направлении, были исключены из партии и уволены с работы. Было объявлено, что они "пели с голоса меньшевиков и эсеров", потому что у партии "ошибок" никогда не было и быть не могло. Их вдоволь потаскали по допросам и лишь чудом не отправили за решетку - сразу после съезда неудобным показалось.
А других сажали. Можно назвать хотя бы поэта И. Бродского, писателей А. Марченко, С. Караванского, генерала П. Григоренко, который позволил себе критику партии и высказывания о "плюрализме мнений". В ходе хрущевских антирелигиозных кампаний пересажали многих священников и монахов, протестовавших против закрытия церквей, сотнями осуждали "сектантов" баптистов, адвентистов Седьмого Дня, иеговистов, пятидесятников - например, их пресвитер Федотов получил 10 лет. И когда разрушалась сталинская система лагерей, то специально для "политических" был сохранен Дубровлаг, куда собрали и многих старых зэков, получивших сроки еще при Иосифе Виссарионовиче.
Так что заслуга Хрущева в прекращении политических репрессий абсолютная ложь. Он (да и то не он, а сперва Маленков с Берией) прекратил не репрессии, а только истерию репрессий, когда хватали "пошире", по количеству, и большей частью - людей совершенно лояльных и ничем не провинившихся перед Советской властью. И как нетрудно понять, самому коммунистическому режиму такие вакханалии наносили больше вреда, чем пользы. Теперь же террор вместо массовых форм принял персональные и целенаправленные, против конкретных людей, нарушающих те или иные установки советской системы.
Кстати, по особенностям процессов хрущевского времени хорошо видна еще одна причина сокращения масштабов репрессий - оглядка на Запад. Ведь в противостоянии с ним "вражеская пропаганда" могла теперь испортить отношения СССР со странами "третьего мира", на которые Никита Сергеевич делал ставку, а через радиоголоса способна была подрывать авторитет власти в собственном народе. И чтобы не давать пищу этой пропаганде, политические расправы стали маскироваться, облекаться в "неполитические" формы. Как раз при Хрущеве возникли первые "спецпсихушки", в одну из которых упекли, например, генерала Григоренко. И сажать старались не по политическим, а по уголовным статьям. Участников народных волнений и манифестаций судили за "бандитизм", "хулиганство", "организацию массовых беспорядков". Инакомыслящих привлекали за "тунеядство", как И. Бродского. Что оказалось еще проще - если, к примеру, литератор не состоит в Союзе Писателей или исключен из него, то вот он уже и не имеет постоянной работы, то бишь "тунеядец". Впрочем, были и случаи куда круче, когда политических сажали за "изнасилование". Что на практике было тоже несложно - преступление недоказуемое, достаточно заявления какой-нибудь завербованной шлюшки...
Так была ли она вообще, хоть какая-то "оттепель"? Тут стоит пояснить, что сам термин "оттепель" пошел от одноименной повести придворного лизоблюда И. Эренбурга, который и при Сталине был самым ярым ортодоксом, и при смене власти решил подольститься к новым хозяевам, противопоставив правление Хрущева сталинской "зиме". В ту же струю кинулись и другие официозные литераторы, и вслед за "Оттепелью" в том же журнале "Новый мир" мгновенно появились их аналогичные творения - "Времена года" В. Пановой, "Волга - матушка река" Ф. Панферова. Но между прочим, даже такое "свободомыслие" в верхах сочли чрезмерным, журнал крупно получил по шапке, взятое им направление было признано вредным, а главного редактора А. Твардовского сняли с должности. Вот вам и "оттепель".
Может быть, заслуга Хрущева в духовном раскрепощении народа состоит в том, что он после XX съезда приблизил к себе десятка два авторов, облагодетельствовал их дачами и машинами и предоставил свободу ругать "культ личности" и восхвалять свое правление? Так это и при Сталине было. Он тоже нужных ему деятелей культуры выделял, тоже осыпал милостями, даже Сталинские премии ввел. И тоже позволял им ругать Троцкого и доказывать, что "жить стало лучше, жить стало веселее". Что "я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек". Вот разве что Солженицыну Никита Сергеевич поддержку оказал - ну да тут уж случайная ошибочка вышла. В "Иване Денисовиче", с его точки зрения, никакой крамолы не содержалось там политика партии, вроде, не упоминалась, так что получалась еще одна иллюстрация злодеяний культа личности. Да и сколько куда более именитых людей после отсидки, стоило их поманить, были готовы служить не за страх, а за совесть - взять хотя бы генсеков братских компартий Яноша Кадара, Владислава Гомулку, Густава Гусака. И сколько куда более маститых авторов, побывавших на нарах, наперебой спешили исполнить социальный заказ Хрущева, в том числе и по фальсификации исторической правды о лагерях - генерал Горбатов, слывшая стукачкой Г. Серебрякова, Алдан-Семенов, Б. Дьяков, Г. Шелест. Ну а Солженицын был писатель безвестный, "начинающий", так, казалось бы, приласкать его, в люди вывести - кто вернее служить должен? И кто мог предположить, что он таким "неблагодарным" окажется и не оценит высокого доверия?
Называют проявлением духовной "оттепели" тот факт, что при Хрущеве "реабилитировали" и возвратили на полки книги некоторых репрессированных авторов - И. Бабеля, А. Веселого, М. Кольцова... Но в таком случае с гораздо большим основанием можно назвать духовной "оттепелью" правление самого Сталина, при котором были "реабилитированы" книги Пушкина, Лермонтова, Льва Толстого, запрещенные при Ленине. При всем уважении к творчеству Бабеля, согласитесь, что до Пушкинй он где-то как-то не дотягивает. Если Хрущев реабилитировал для истории память о столь сомнительных полководцах как Тухачевский или Якир, то Сталин - память о Суворове, Кутузове, Петре I, оплеванную и растоптанную революционными клеветниками. Реабилитировал и саму дореволюционную историю России, которые пытались напрочь перечеркнуть хулиганствующие "авторитеты" из школы Бухарина и Покровского. Так что масштабы хрущевских "благодеяний" в духовной области со сталинскими и в сравнение не идут.
С любым проявлением свободомыслия Никита Сергеевич боролся яростно и отчаянно, и с 1957 г. фактически поставил литературу и искусство под свой личный контроль. И на встречах с деятелями культуры он заявлял: "В вопросах художественного творчества Центральный Комитет партии будет добиваться от всех... неуклонного проведения партийной линии".
Предупреждал: "Вовсе не означает, что теперь, после осуждения культа личности, наступила пора самотека, что будут ослаблены бразды правления, общественный корабль плывет по воле волн, и каждый может своевольничать, вести себя, как ему заблагорассудится".
А в июле 1963 г. провел на пленуме ЦК специальное постановление по данному вопросу: "Партия будет и впредь вести бескомпромиссную борьбу против любых идейных шатаний, проповеди мирного сосуществования идеологий, против формалистического трюкачества, серости и ремесленничества в художественном творчестве".
О какой духовной "оттепели" может идти речь, если, например, Б. Пастернак в 1958 г. был за "Доктора Живаго" исключен из Союза Писателей, ему запретили выезд за границу и заставили отказаться от получения Нобелевской премии. Резкой критике и гонениям подвергались А. Вознесенский, Д. Гранин, Е. Евтушенко, К. Паустовский, Э. Неизвестный, Р. Фальк, М. Хуциев и многие другие таланты.
Исторический стереотип прогрессивного реформатора Хрущева сложился, во-первых, из народных надежд на лучшее, связывавшихся с его именем после XX съезда. Но сказавши "а", он и не намеревался сказать "б", так что эти надежды оказались обманутыми - однако память о разочаровании за годы правления Брежнева успела сгладиться, а о самом всплеске надежд сохранилась. Во-вторых, на Западе с его привычкой примитивизировать любые явления и сводить к упрощенным штампам, вся свара грызни за власть и свистопляска 50-х была наивно воспринята лишь как борьба "антисталиниста" Хрущева со "сталинистами" Берией, Молотовым и Маленковым, и автоматически подразумевалось, что эта борьба направлена не только против личности, но и против политики Сталина. Чего на самом деле даже в помине не было. Даже если вспомнить первую попытку снять Никиту Сергеевича, то согласно мемуарам Шепилова, отнюдь не "сталиниста", она была связана отнюдь не с симпатиями и антипатиями к покойному "отцу народов", а имела под собой чисто практическую почву - "бессистемный поток самых невероятных, смешных, неграмотных инициатив и указаний Хрущева уже к весне 1957 года сделал для всех очевидным: Хрущева надо убирать, пока он не наломал дров".
В-третьих, после всего, что натворил Никита Сергеевич, его правление и в народе начали сопоставлять со сталинским в невыгодном свете - вот, мол, такого безобразия при Сталине не было, или то-то при Сталине лучше было. А подобные стихийные сравнения в определенных пунктах смыкались и с ортодоксальным сталинизмом. И когда вторая, брежневская попытка сместить горе-руководителя все же удалась, ортодоксы восприняли это как свою победу, как полномасштабный возврат к прежнему курсу. Чего на самом деле тоже не было. Просто осторожный Брежнев сглаживал острые углы хрущевских реформ, в том числе и "разоблачительных", спустив кампанию критики "культа личности" на тормозах - не возвращаясь к самому "культу личности" и не перечеркивая уже сделанного в этой области. В-четвертых, легенду о своей борьбе со сталинизмом по вполне понятным причинам потом поддерживали и развивали сам Хрущев и его бывшие подручные. И в-четвертых, ее подхватили и растиражировали идеологи "перестройки", которым требовалось найти в истории КПСС хоть какие-нибудь "глубокие корни" своей политики. Хотя в действительности, суть перестройки была намного ближе к проектам Берии, а не Хрущева - но не станешь же ссылаться на такого предшественника!
В общем, вывод можно сделать однозначный: свободолюбивые тенденции в России проявились отнюдь не по воле Хрущева, а помимо нее, и даже вопреки ей. То есть, они существовали в народе всегда. И стоило ослабить давление террора - не ликвидировать, а просто ослабить, свести его от массового психоза к "разумным" персональным формам, как эти тенденции тут же стали активизироваться и оживать. Что и вызвало атмосферу пресловутой "оттепели".
31. Бунтари, диссиденты, правозащитники...
Выше указывался ряд причин, по которым коммунистическая верхушка должна была отказаться от системы массовых репрессий. Но имелась и важная причина, по которой Советская власть могла себе это позволить. Со времени революции и гражданской войны прошли уже несколько десятилетий, целая эпоха. Все политические партии и организации, пытавшиеся хоть как-то противостоять коммунистам, давным-давно были уничтожены, от них и следа не осталось. Да и люди, помнившие дореволюционную Россию и способные сравнить ее с Россией советской, в большинстве своем умерли, погибли в военных и социальных катаклизмах, а те, кто еще жил, состарились и не представляли больше реальной силы. Основу советского общества составили новые поколения, выросшие в условиях социализма, с юных лет воспитанные под коммунистическими лозунгами и по коммунистическим методикам, никаких альтернативных путей развития не знающие и не способные их представить.
Сам менталитет российского населения изменился до неузнаваемости. За несколько десятилетий террора и идеологического оболванивания сознание оказалось искажено и деформировано, загнано в жесткие штампы партийной пропаганды и партийной мифологии. Даже в тех случаях, когда доведенные до отчаяния люди выступали за свои права, об антикоммунизме уже, вроде бы, и речи не было. Например, во время лагерного восстания в Кенгире большинство заключенных отвергло самые радикальные призывы, и мятеж проходил под лозунгами "Да здравствует Советская конституция!", "Да здравствует Советская власть!", а в качестве высшей инстанции для поиска справедливости требовали приезда кого-нибудь из президиума ЦК. Во время кровавых событий в Новочеркасске забастовавшие рабочие шли к горкому партии с портретами Ленина, словно с хоругвями...
И в последующие десятилетия главной стала борьба за умы. За раскрепощение и реанимацию живой мысли. Далеко не всегда она выглядела антикоммунистической, далеко не всегда нацеливалась против коммунизма наоборот, обычно носила частный, ограниченный характер. Но, в конечном счете, вела к постепенному разрушению партийного режима. Представляется весьма любопытным, что от окончания гражданской войны на основной территории России до середины 50-х годов прошло примерно 35 лет - и ровно столько же потребовалось для того, чтобы страна пробудилась и свергла коммунистическую власть.
При Хрущеве вовсю продолжалось регулирование социалистических "союзников". Но политика по отношению к ним тоже изменилась. Иосиф Виссарионович во главу угла ставил укрепление собственной державы и ее позиций, делал упор на государственные, а не идеологические интересы. Еще в 30-х он отказался "кормить дармоедов" - финансировать зарубежные компартии. А если кому и оказывал помощь, то взвешенно, в умеренных масштабах, и только там, где рассчитывал на реальную выгоду для СССР. Теперь же, по сути, был возрожден курс на "мировую революцию". На том же XX съезде, осудившем Сталина, одной из ведущих сил "мирового революционного процесса" было объявлено национально-освободительное движение, и пошло безоглядное вмешательство в дела Азии, Африки и Латинской Америки. И не только безоглядное, но и бездумное, безо всякого учета реальных интересов России в данных регионах. Началось беспрецедентное по масштабам финансирование "дружественных" режимов, оно приобрело значение самоцели, стало приоритетным по отношению к внутренним проблемам.
В то же время собственная экономика продолжала губиться теми же, старыми методами, в которых Хрущев тоже словно бы стремился перещеголять Сталина. "Отец народов", создавая колхозы, оставил крестьянам подсобные хозяйства, кое-какую домашнюю скотину. Хрущев ликвидировал и это. По решениям декабрьского пленума ЦК 1959 г. личный скот предписывалось "скупить", а подсобные хозяйства и приусадебные участки запрещались пусть, мол, отдают тот же труд не на своем огороде, а на колхозных полях. Была практически объявлена "вторая коллективизация", которая еще и сопровождалась ограблением колхозов - от них потребовали "выкупить" технику у государственных МТС. И так же, как в начале 30-х, это привело страну на грань голода. Например, в моих детских воспоминаниях отчетливо отложилось, как на Украине горожане с ночи занимали протянувшиеся на километры очереди за хлебом. А когда хлеб все-таки завозили (и если завозили), и занявший очередь человек приближался к магазину, к нему собирались все родственники, включая грудных детей - потому что карточки не вводились, но продажа была строго нормированной. И еще хорошо запомнилось, как привезенный в эти годы в Москву, я некоторые продукты на прилавках увидел впервые в жизни...
А вместо признания ошибок или отмены гибельных решений, упрямый Хрущев искал другие пути, абы только не отступать от методов казарменного социализма - отсюда и освоение целины, и посадки кукурузы. Кстати, кукурузные и прочие сельскохозяйственные опыты Никиты Сергеевича были вполне закономерны - много писалось о сталинской "лысенковщине", но почему-то при этом упускался из внимания тот факт, что главным покровителем академика Лысенко в советском руководстве был Хрущев. А чем кончились его опыты, известно - огромные степные пастбища погубили, а после вспашки началась эрозия "благодатной" целинной почвы, она быстро истощалась, и уже к 1962 г. урожайность на ней упала на 65 %.
Можно вспомнить и "реформы" Хрущева в области промышленности, в результате которых прежний перекос в сторону тяжелой индустрии еще усилился, и вместо 70% к началу 60-х достиг 75 %. А в 1961 г. на XXII съезде КПСС была провозглашена программа "построения материально-технической базы коммунизма", согласно которой следовало к 1980 г. "догнать и перегнать Америку", выйти на первое место в мире по производству продукции на душу населения и обеспечить самый высокий жизненный уровень. Что опять же, примерно соответствовало второй сталинской индустриализации. С неизбежным требованием "затянуть пояса". Но Сталину удалось достичь успехов в кампании индустриализации только из-за того, что в его распоряжении имелись огромные еще не израсходованные ресурсы страны и природные, и человеческие в лице трудолюбивого крестьянства. Сохранялась еще инерция "революционного энтузиазма", не был исчерпан лимит доверия к партийному руководству. Рывку индустриализации предшествовала передышка нэпа, а значительная доля достигнутых результатов, как ранее отмечалось, приходилась на восстановление и реконструкцию старой, еще дореволюционной промышленности. Для хрущевской "второй индустриализации" таких ресурсов и резервов уже не имелось, и дело ограничилось одним лишь затягиванием поясов - в 1962 г. цены на продукты питания скакнули на 25-30 %, а тарифные расценки на производстве понизились на треть.
Да и развал армии, ее отставание от передовых государств тоже начались отнюдь не при Горбачеве. Первый мощный удар советским вооруженным силам нанес Никита Сергеевич, заявивший, что раз у нас есть межконтинентальные ракеты, то зачем нам самолеты и корабли? Он же готовился исключительно к мировой, глобальной войне. И пошел со свойственной ему самоуверенностью кромсать по живому, отправляя на металлолом первоклассную боевую технику, прекращая ее новейшие разработки, которые счел "ненужными", бездумно разгоняя полки и дивизии неугодных ему родов войск... Целенаправленно разгромил систему стратегической разведки: она же была "детищем Берии", поэтому лучшие специалисты в этой области - Райхман, Эйтингон, Судоплатов, Мешик, Мильштейн и др. - вообще попали под репрессии. И первую в СССР школу спецназа тоже он разогнал - поскольку боялся государственного переворота. А в результате, когда войны приобрели локальный характер, советская армия оказалась к ним не готовой. Что же касается гигантских средств, вбуханных в стратегические ракеты, то достаточно оказалось одного Пеньковского, чтобы все это пошло насмарку - пришлось бросать все понастроенные шахты, командные пункты, системы связи и строить наново. Только при авантюристе-Хрущеве могла произойти трагедия на Тоцком полигоне, когда действие ядерного взрыва испытали на собственных войсках и ни за что - ни про что угробили 30 тыс. солдат и офицеров. Да, Сталин был жесток. Он мог погубить сотни тысяч заключенных на строительстве канала, мог положить полки и дивизии в наступлении или обороне. Но ведь ради дела, ради какой-то конкретной цели, действительно важной или считавшейся важной. И военачальников за излишние потери по головке отнюдь не гладил. А уничтожить массу отличных войск всего лишь в качестве подопытных кроликов - разве пошел бы он на такое?
В итоге всеми своими ура-преобразованиями Никита Сергеевич загнал страну в задницу, и, пожалуй, обрушил бы ее в полную катастрофу, если бы его вовремя не сняли. И надо учесть, что так же, как это пытались сделать в 57-м, сняли без какого бы то ни было "заговора", в рамках действовавших партийных норм. А последствия его "реформ" удалось в какой-то мере преодолеть лишь при осторожном и умеренном Брежневе. Во-первых, начатыми в 1965 г. преобразованиями в сельском хозяйстве с повышением закупочных цен и некоторыми послаблениями колхозникам, во-вторых - в промышленности, где упор был перенесен на методы материального стимулирования, а главным образом - за счет улучшения отношений с Западом, благодаря которому стала возможной продажа за рубеж сырья и подпитка разрушенной экономики "нефтедолларами".
Переплюнул Хрущев Сталина и в антирелигиозных вопросах, закрывая и разрушая даже те храмы, которые оставались действующими в 30-х годах или были открыты после войны, когда Иосиф Виссарионович пошел на некоторые уступки верующим. При Сталине за несколько лет войны открылось свыше 10 тыс. новых приходов. При Хрущеве их осталось всего 7523. И гонения на верующих, прекратившиеся еще в 1939 г., при Хрущеве тоже возобновились.
Тогда в чем же проявилась пресловутая "оттепель"? Масштабы репрессий действительно сократились. Садистом Никита Сергеевич и впрямь не был. Но как уже отмечалось, репрессии и не могли продолжаться с прежним размахом. И тем более после того, как он вынужденно осудил Сталина - теперь требовалось имидж поддерживать, чтобы окончательно народ против себя не настроить. Но все же Хрущев за время своего правления кровушки пролил предостаточно. Скажем, мощная кампания репрессий прокатилась после переворота против Берии. Причем нацеливалась она отнюдь не против его "подручных-палачей", как это потом изображалось. Как раз палачи-то, в основном, остались на своих местах, продолжали работать, получали повышения, в крайнем случае уходили на пенсию. Так, последний сталинский шеф госбезопасности Игнатьев занимал видное положение и при Хрущеве. А на посту генпрокурора трудился уже упоминавшийся Руденко. К таким и иже с ними претензий не было. А репрессии проводились только по тому признаку, что обрушились на "людей Берии". Точно так же, как прежде расправлялись с "людьми Ежова", "людьми Бухарина", "людьми Троцкого". Поэтому попали под них и люди невиновные или относительно невиновные в преступлениях сталинского террора - и разведчики, и дипломаты, и чиновники. Несколько тысяч человек было расстреляно или осуждено на большие сроки, а их родственников, вплоть до самых дальних, отправляли в ссылки.
Правда, других побежденных конкурентов Хрущев оставил в живых и даже на свободе. Но этого уже требовала специфика его опоры на номенклатуру. А партийная номенклатура на печальном опыте сталинских времен давно поняла, что в собственных разборках от террора пора отказаться - иначе себе же дороже выходит. Развязать-то легко, но так же легко потом и твоя голова слетит. Но в других случаях перед применением террора Никита Сергеевич не останавливался. На его совести, например, кровавое подавление лагерных восстаний в Кенгире и Воркуте. И подавление Венгерской революции, сопровождавшееся массовыми репрессиями. Между прочим, и в Венгрии находились среди советских солдат такие, кто отказывался стрелять - и их за это расстреливали точно так же, как в 53-м в Германии.
В результате ухудшения условий жизни, вызванного реформами Хрущева, по всей стране прокатились волнения, начались открытые выступления в целом ряде городов. В Новосибирске и Караганде Никите Сергеевичу пришлось с помощью охраны убегать от разбушевавшихся людей. Из Горького, где он на митинге объявил о замораживании облигаций, глава государства был вынужден смываться тайком, под покровом ночи - боялся, что поймают. В Киеве, Новороссийске, Ташкенте его встречали шквалами возмущения. А на совещании работников сельского хозяйства, проходившем в Киеве, буфетчица бросилась на Хрущева и Подгорного с кухонным ножом.
Но особенно сильно народный протест выплеснулся в Новочеркасске в 1962 г., где забастовало несколько заводов, и семитысячная демонстрация рабочих двинулась к горкому партии. Расправились с ними жесточайшим образом причем в присутствии прибывших из Москвы членов Политбюро Микояна, Суслова, Козлова. И уж наверняка не без ведома Хрущева. Генерал-лейтенант М. К. Шапошников отказался открывать огонь и отдал соответствующий приказ своим войскам, но его тотчас уволили из армии и заменили генералом Плиевым. Пустили танки, расстреливали из автоматов. Погибло около 80 чел., сотни были ранены. Потом еще устроили судилище, более 100 чел. получили большие сроки заключения, 9 "зачинщиков" было расстреляно. Исчезли без вести и никогда больше нигде не объявились все раненые из больниц. А семьи убитых и раненых выслали в Сибирь. Многочисленные аресты и посадки прошли после волнений в Александрове и Муроме в 1961-62 гг. Да и после перечисленных "радушных встреч" Хрущева с трудящимися различных городов без кампаний арестов, разумеется, дело не обходилось.
При нем вовсю продолжались и репрессии против "инакомыслящих". Даже когда материалы XX съезда с разоблачением сталинизма были спущены в парторганизации для обсуждения, очень крепко досталось тем, кто проявил при этом малейшее "вольнодумство" и посмел выйти за предписанные рамки. Например, партбюро Института теоретической и экспериментальной физики будущий правозащитник Ю. Орлов, Р. Авалов, В. Судаков, В. Нестеров, Щедрин, в своих выступлениях всего лишь приветствовавшие "исправление ошибок" партии и выражавшие робкую надежду на дальнейшие шаги в данном направлении, были исключены из партии и уволены с работы. Было объявлено, что они "пели с голоса меньшевиков и эсеров", потому что у партии "ошибок" никогда не было и быть не могло. Их вдоволь потаскали по допросам и лишь чудом не отправили за решетку - сразу после съезда неудобным показалось.
А других сажали. Можно назвать хотя бы поэта И. Бродского, писателей А. Марченко, С. Караванского, генерала П. Григоренко, который позволил себе критику партии и высказывания о "плюрализме мнений". В ходе хрущевских антирелигиозных кампаний пересажали многих священников и монахов, протестовавших против закрытия церквей, сотнями осуждали "сектантов" баптистов, адвентистов Седьмого Дня, иеговистов, пятидесятников - например, их пресвитер Федотов получил 10 лет. И когда разрушалась сталинская система лагерей, то специально для "политических" был сохранен Дубровлаг, куда собрали и многих старых зэков, получивших сроки еще при Иосифе Виссарионовиче.
Так что заслуга Хрущева в прекращении политических репрессий абсолютная ложь. Он (да и то не он, а сперва Маленков с Берией) прекратил не репрессии, а только истерию репрессий, когда хватали "пошире", по количеству, и большей частью - людей совершенно лояльных и ничем не провинившихся перед Советской властью. И как нетрудно понять, самому коммунистическому режиму такие вакханалии наносили больше вреда, чем пользы. Теперь же террор вместо массовых форм принял персональные и целенаправленные, против конкретных людей, нарушающих те или иные установки советской системы.
Кстати, по особенностям процессов хрущевского времени хорошо видна еще одна причина сокращения масштабов репрессий - оглядка на Запад. Ведь в противостоянии с ним "вражеская пропаганда" могла теперь испортить отношения СССР со странами "третьего мира", на которые Никита Сергеевич делал ставку, а через радиоголоса способна была подрывать авторитет власти в собственном народе. И чтобы не давать пищу этой пропаганде, политические расправы стали маскироваться, облекаться в "неполитические" формы. Как раз при Хрущеве возникли первые "спецпсихушки", в одну из которых упекли, например, генерала Григоренко. И сажать старались не по политическим, а по уголовным статьям. Участников народных волнений и манифестаций судили за "бандитизм", "хулиганство", "организацию массовых беспорядков". Инакомыслящих привлекали за "тунеядство", как И. Бродского. Что оказалось еще проще - если, к примеру, литератор не состоит в Союзе Писателей или исключен из него, то вот он уже и не имеет постоянной работы, то бишь "тунеядец". Впрочем, были и случаи куда круче, когда политических сажали за "изнасилование". Что на практике было тоже несложно - преступление недоказуемое, достаточно заявления какой-нибудь завербованной шлюшки...
Так была ли она вообще, хоть какая-то "оттепель"? Тут стоит пояснить, что сам термин "оттепель" пошел от одноименной повести придворного лизоблюда И. Эренбурга, который и при Сталине был самым ярым ортодоксом, и при смене власти решил подольститься к новым хозяевам, противопоставив правление Хрущева сталинской "зиме". В ту же струю кинулись и другие официозные литераторы, и вслед за "Оттепелью" в том же журнале "Новый мир" мгновенно появились их аналогичные творения - "Времена года" В. Пановой, "Волга - матушка река" Ф. Панферова. Но между прочим, даже такое "свободомыслие" в верхах сочли чрезмерным, журнал крупно получил по шапке, взятое им направление было признано вредным, а главного редактора А. Твардовского сняли с должности. Вот вам и "оттепель".
Может быть, заслуга Хрущева в духовном раскрепощении народа состоит в том, что он после XX съезда приблизил к себе десятка два авторов, облагодетельствовал их дачами и машинами и предоставил свободу ругать "культ личности" и восхвалять свое правление? Так это и при Сталине было. Он тоже нужных ему деятелей культуры выделял, тоже осыпал милостями, даже Сталинские премии ввел. И тоже позволял им ругать Троцкого и доказывать, что "жить стало лучше, жить стало веселее". Что "я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек". Вот разве что Солженицыну Никита Сергеевич поддержку оказал - ну да тут уж случайная ошибочка вышла. В "Иване Денисовиче", с его точки зрения, никакой крамолы не содержалось там политика партии, вроде, не упоминалась, так что получалась еще одна иллюстрация злодеяний культа личности. Да и сколько куда более именитых людей после отсидки, стоило их поманить, были готовы служить не за страх, а за совесть - взять хотя бы генсеков братских компартий Яноша Кадара, Владислава Гомулку, Густава Гусака. И сколько куда более маститых авторов, побывавших на нарах, наперебой спешили исполнить социальный заказ Хрущева, в том числе и по фальсификации исторической правды о лагерях - генерал Горбатов, слывшая стукачкой Г. Серебрякова, Алдан-Семенов, Б. Дьяков, Г. Шелест. Ну а Солженицын был писатель безвестный, "начинающий", так, казалось бы, приласкать его, в люди вывести - кто вернее служить должен? И кто мог предположить, что он таким "неблагодарным" окажется и не оценит высокого доверия?
Называют проявлением духовной "оттепели" тот факт, что при Хрущеве "реабилитировали" и возвратили на полки книги некоторых репрессированных авторов - И. Бабеля, А. Веселого, М. Кольцова... Но в таком случае с гораздо большим основанием можно назвать духовной "оттепелью" правление самого Сталина, при котором были "реабилитированы" книги Пушкина, Лермонтова, Льва Толстого, запрещенные при Ленине. При всем уважении к творчеству Бабеля, согласитесь, что до Пушкинй он где-то как-то не дотягивает. Если Хрущев реабилитировал для истории память о столь сомнительных полководцах как Тухачевский или Якир, то Сталин - память о Суворове, Кутузове, Петре I, оплеванную и растоптанную революционными клеветниками. Реабилитировал и саму дореволюционную историю России, которые пытались напрочь перечеркнуть хулиганствующие "авторитеты" из школы Бухарина и Покровского. Так что масштабы хрущевских "благодеяний" в духовной области со сталинскими и в сравнение не идут.
С любым проявлением свободомыслия Никита Сергеевич боролся яростно и отчаянно, и с 1957 г. фактически поставил литературу и искусство под свой личный контроль. И на встречах с деятелями культуры он заявлял: "В вопросах художественного творчества Центральный Комитет партии будет добиваться от всех... неуклонного проведения партийной линии".
Предупреждал: "Вовсе не означает, что теперь, после осуждения культа личности, наступила пора самотека, что будут ослаблены бразды правления, общественный корабль плывет по воле волн, и каждый может своевольничать, вести себя, как ему заблагорассудится".
А в июле 1963 г. провел на пленуме ЦК специальное постановление по данному вопросу: "Партия будет и впредь вести бескомпромиссную борьбу против любых идейных шатаний, проповеди мирного сосуществования идеологий, против формалистического трюкачества, серости и ремесленничества в художественном творчестве".
О какой духовной "оттепели" может идти речь, если, например, Б. Пастернак в 1958 г. был за "Доктора Живаго" исключен из Союза Писателей, ему запретили выезд за границу и заставили отказаться от получения Нобелевской премии. Резкой критике и гонениям подвергались А. Вознесенский, Д. Гранин, Е. Евтушенко, К. Паустовский, Э. Неизвестный, Р. Фальк, М. Хуциев и многие другие таланты.
Исторический стереотип прогрессивного реформатора Хрущева сложился, во-первых, из народных надежд на лучшее, связывавшихся с его именем после XX съезда. Но сказавши "а", он и не намеревался сказать "б", так что эти надежды оказались обманутыми - однако память о разочаровании за годы правления Брежнева успела сгладиться, а о самом всплеске надежд сохранилась. Во-вторых, на Западе с его привычкой примитивизировать любые явления и сводить к упрощенным штампам, вся свара грызни за власть и свистопляска 50-х была наивно воспринята лишь как борьба "антисталиниста" Хрущева со "сталинистами" Берией, Молотовым и Маленковым, и автоматически подразумевалось, что эта борьба направлена не только против личности, но и против политики Сталина. Чего на самом деле даже в помине не было. Даже если вспомнить первую попытку снять Никиту Сергеевича, то согласно мемуарам Шепилова, отнюдь не "сталиниста", она была связана отнюдь не с симпатиями и антипатиями к покойному "отцу народов", а имела под собой чисто практическую почву - "бессистемный поток самых невероятных, смешных, неграмотных инициатив и указаний Хрущева уже к весне 1957 года сделал для всех очевидным: Хрущева надо убирать, пока он не наломал дров".
В-третьих, после всего, что натворил Никита Сергеевич, его правление и в народе начали сопоставлять со сталинским в невыгодном свете - вот, мол, такого безобразия при Сталине не было, или то-то при Сталине лучше было. А подобные стихийные сравнения в определенных пунктах смыкались и с ортодоксальным сталинизмом. И когда вторая, брежневская попытка сместить горе-руководителя все же удалась, ортодоксы восприняли это как свою победу, как полномасштабный возврат к прежнему курсу. Чего на самом деле тоже не было. Просто осторожный Брежнев сглаживал острые углы хрущевских реформ, в том числе и "разоблачительных", спустив кампанию критики "культа личности" на тормозах - не возвращаясь к самому "культу личности" и не перечеркивая уже сделанного в этой области. В-четвертых, легенду о своей борьбе со сталинизмом по вполне понятным причинам потом поддерживали и развивали сам Хрущев и его бывшие подручные. И в-четвертых, ее подхватили и растиражировали идеологи "перестройки", которым требовалось найти в истории КПСС хоть какие-нибудь "глубокие корни" своей политики. Хотя в действительности, суть перестройки была намного ближе к проектам Берии, а не Хрущева - но не станешь же ссылаться на такого предшественника!
В общем, вывод можно сделать однозначный: свободолюбивые тенденции в России проявились отнюдь не по воле Хрущева, а помимо нее, и даже вопреки ей. То есть, они существовали в народе всегда. И стоило ослабить давление террора - не ликвидировать, а просто ослабить, свести его от массового психоза к "разумным" персональным формам, как эти тенденции тут же стали активизироваться и оживать. Что и вызвало атмосферу пресловутой "оттепели".
31. Бунтари, диссиденты, правозащитники...
Выше указывался ряд причин, по которым коммунистическая верхушка должна была отказаться от системы массовых репрессий. Но имелась и важная причина, по которой Советская власть могла себе это позволить. Со времени революции и гражданской войны прошли уже несколько десятилетий, целая эпоха. Все политические партии и организации, пытавшиеся хоть как-то противостоять коммунистам, давным-давно были уничтожены, от них и следа не осталось. Да и люди, помнившие дореволюционную Россию и способные сравнить ее с Россией советской, в большинстве своем умерли, погибли в военных и социальных катаклизмах, а те, кто еще жил, состарились и не представляли больше реальной силы. Основу советского общества составили новые поколения, выросшие в условиях социализма, с юных лет воспитанные под коммунистическими лозунгами и по коммунистическим методикам, никаких альтернативных путей развития не знающие и не способные их представить.
Сам менталитет российского населения изменился до неузнаваемости. За несколько десятилетий террора и идеологического оболванивания сознание оказалось искажено и деформировано, загнано в жесткие штампы партийной пропаганды и партийной мифологии. Даже в тех случаях, когда доведенные до отчаяния люди выступали за свои права, об антикоммунизме уже, вроде бы, и речи не было. Например, во время лагерного восстания в Кенгире большинство заключенных отвергло самые радикальные призывы, и мятеж проходил под лозунгами "Да здравствует Советская конституция!", "Да здравствует Советская власть!", а в качестве высшей инстанции для поиска справедливости требовали приезда кого-нибудь из президиума ЦК. Во время кровавых событий в Новочеркасске забастовавшие рабочие шли к горкому партии с портретами Ленина, словно с хоругвями...
И в последующие десятилетия главной стала борьба за умы. За раскрепощение и реанимацию живой мысли. Далеко не всегда она выглядела антикоммунистической, далеко не всегда нацеливалась против коммунизма наоборот, обычно носила частный, ограниченный характер. Но, в конечном счете, вела к постепенному разрушению партийного режима. Представляется весьма любопытным, что от окончания гражданской войны на основной территории России до середины 50-х годов прошло примерно 35 лет - и ровно столько же потребовалось для того, чтобы страна пробудилась и свергла коммунистическую власть.