лошадей... Но все кончается хорошо. Ковбои отбивают нападение, захватывают
вожака банды и собираются его линчевать, но милосердная героиня просит о
помиловании. Потом мы отправились в кино. В альпинистском городе, понятно,
демонстрируют альпинистские фильмы. Нам показали ленту "Акция на Эйгер".
Детектив, добротно сделанный не только кинематографически. Он достоверен и
поучителен в альпинистском смысле. И все-таки я не стал бы о нем говорить.
Но в нем смоделирована ситуация, которой так опасался Джон Икс. А главное,
она, на мой взгляд, очень правильно, правдиво решена.
Некий босс засылает в группу восходителей, которая готовится к подъему
на гору Эйгер, агента с целью унитожить одного из членов группы. Но на пути
к вершине альпинисты попадают в исключительно трудные обстоятельства. В этих
условиях агент, что называется, прирастает душой к товарищам и забывает о
своем задании. Гибнет один из его спутников. Потом на льду срывается тройка
и уходит в пропасть. Агент остается один. Ему удается спуститься вниз... В
последних кадрах зучит упрек его шефа, убежденного, что катастрофа
подстроена: агент, дескать, переусердствовал - все понятно, но зачем убивать
троих?! Вопрос звучит нелепо - шеф задал его, хотя только что услышал
искренний, правдивый отчет о восхождении. Фильм будто нарочно отсняли для
того, чтобы рассеять мрачные сомнения моего английского приятеля. Горы
обладают таинственным свойством. Могучим, но скрытым, незаметным настолько,
что даже мы, бывалые восходители, не всегда способны его различить. Что ж
говорить о влиятельном мафиозо, который живет... ниже уровня моря? Откуда
ему знать, что горы лечат тягчайшие нравственные пороки гораздо лучше, чем,
скажем, швейцарские курорты туберкулез? Этот босс убежден: все, что
случилось в горах, - рядовое, привычное дело, в очередной раз исполнена его
воля. Обычный, будничный расчет дал ему столь же будничный выигрыш. Он не
подозревал, что перед горами не способны устоять даже слуги дьявола.
Прежде я уже говорил о счастливой особенности альпинизма - той
способности самосохранения, которая дает ему возможность оставаться в
чистоте. Я рад, что в фильме "Акция на Эйгер" (снятом, безусловно, знатоками
нашего дела), с авторами которого я, естественно, не сговаривался, заложена
та же самая мысль. Если разные люди в разных местах планеты независимо друг
от друга приходят к одному и тому же выводу, то есть основание считать, что
вывод этот правильный. Рад хотя бы потому, что это дает мне право с
уверенностью ответить Джону Иксу: не надо бояться за альпинизм - он сам
умеет постоять за себя. Разумеется, нет правил без исключений. Но главное,
не принимать исключения за правила и не перечеркивать правила ради того,
чтобы избежать исключений!
Самолет поднялся над Тетонскими горами и понес нас на запад, к
побережью Тихого океана, в столицу штата Вашингтон Сиэтл. Отсюда рукой
подать до Такомы, в районе которой мы поднялись на одну из главных вершин
Каскадных гор - Рейнир, высотой 4392 метра. По нашим памирским понятиям -
пустяк, пригорок. Однако читатель, вероятно, уже понял, что американский
альпинизм отличает вовсе не высота. У него своя характерность - сложный
рельеф, где на каждом шагу попадаются скальные иглы, башни...
Я не стану описывать это восхождение именно потому, что оно прошло для
меня (и для всей группы) благополучно. Слишком благополучно, чтобы быть
интересным. К тому же событий много, а места на бумаге мало. Приходится
говорить о самом главном. Оценку этого восхождения американцы дали в одной
из своих газет под заголовком "Советские взбегают на вершину Рейнир".
...Снова самолет. Курс на юг. Навстречу тому альпинизму, о котором мы много
слышали, который пытались представить - обязаны были представить - и к
которому не слишком напряженное воображение приблизило нас не более, чем
театральный бинокль к луне.
Калифорния. Окленд. Среди встречающих - владелец бюро путешествий, один
из руководителей альпи-нистского района, член ААК Алан Стэк и молодой
человек, привлекший наше внимание своей немыслимой для альпиниста юностью -
на вид ему лет семнадцать, не более - и могучим телосложением. Это Майк
Уорбер-тон, один из сильнейших горопроходцев Америки, начавший свою
восходительскую жизнь, как выяснилось, с десяти лет.
Радушная встреча. Размещение по квартирам. Обед "в честь...". Ужин "в
честь...". Осмотр офиса Алана Стэка. Показ слайдов. Объект нашего внимания
носит знаменитое имя Эль-Капитан. Американцы называют эту гору по-свойски:
Эль-Кап. Сейчас я вижу перед собой это чудище, и у меня язык не
поворачивается, чтобы именовать его столь панибратски. Я говорю себе: прежде
чем похлопывать по плечу, нужно сперва до него дотянуться. Картографы могли
бы считать его малышом - перепад высоты от подножия до верхушки немногим
более километра. На альпинистов эта громада производит впечатление не менее
грандиозное, чем гималайские гиганты. Это оттого, что есть возможность
вплотную подходить к его стенам. Верхнее ребро километровой башни, похожей
на небоскреб, теряется где-то в небе. Представьте себе небоскреб без малого
в четыреста этажей. Вообразите, что вы смотрите глазами человека, который
должен подняться на его крышу по гладкой, отвесной стене. Как только вам это
удастся, считайте, что вы получили треть впечатления, которое переживает
альпинист, находясь у основания этой махины. Треть! Потому что две трети
создают другие особенности...
Даже со слайда он затронул наши души. Вид столь внушительный, что
вызвал неуместные предательские возгласы изумления. Неуместные, поскольку
они противоречили заранее продуманной нами тактике поведения: ничему не
удивляться и делать вид, что это нам не впервой, бывало и похлестче. У нас
на это имелись основания. В предыдущих районах доброжелательные американцы
предупредили нас, что в Иесемитах (Иесемитский национальный парк) местные
распорядители постараются сделать все возможное, чтобы мы отказались от
попытки подняться на Эль-Капитан. Такую политику они проводят по отношению к
большинству претендентов на эту вершину. Почему? У меня есть на этот счет по
меньшей мере две версии. Во-первых, берегут маршруты - их девственность,
естество, рельеф, представляющий восходительский интерес. Но, я думаю, и
другое.
Здесь, на Эль-Капитане, жизнь заставляет администрацию местного
отделения ААК корректировать положение о "свободном альпинизме" - кому куда
вздумалось, туда и пошел. Чувство гуманизма понуждает ее пользоваться
доморощенными методами спасения безумцев от гибели. Я в этом убежден, ибо
никогда не поверю, что альпинист способен равнодушно смотреть, ка растет
число жертв, сидеть сложа руки, зная о причинах этого роста. (В скобках
оговорю, что в сезон нашего визите Штаты жертвами сей горы стали еще шесть
человек.)
Здесь хозяева района, упорно продолжая считать принципы западного
альпинизма единственно правильными, не менее упорно ведут борьбу именно с
ними - ставят рогатки новоиспеченным наивным выпускникам двухдневных школ на
пути к роковому, но логическому, естественному исходу. Справедлив вопрос:
нам-то чего бояться? Мы не новички. Американцы достаточно высоко оценили
наше искусство. Какой смысл препятствовать нам? Может, из боязни, что
чужестранцам нет резона беречь их национальное достояние? Им, дескать, лишь
бы на вершину забраться, а после хоть трава не расти, испакостят маршрут и
уедут. Все, конечно, может быть. Но... сомневаюсь. Мы встречались с умными
людьми, с тонкими психологами. Они прекрасно видели, с кем имеют дело,
понимали, что дорожим своей репутацией и не пойдем на столь низкие дела. Это
мнение о нас так или иначе неоднократно высказывалось в печати. Причина
скорее всего другая. Несмотря на положительную оценку восходительского опыта
советских, они знали, что здесь, в условиях калифорнийского климата, мы
все-таки новички, что столкнемся с новым, незнакомым видом восходительства -
альпинизмом "с обратным знаком". В беседах с Аланом Стэком, Раффи Бедауном и
друми лидерами Йесемитского отделения клуба я почувствовал, что они не
ставят перед собой цели во что бы то не стало закрыть нам дорогу на
Эль-Капитан (захотели бы - не пустили!). Нам просто предлагали сперва
попробовать блюдо на вкус и решить, подойдет ли, по зубам ли? Нас немного
помурыжили, чтобы насторожить:
"Это, мол, Эль-Капитан! Хорошо подумайте, прежде чем решитесь." Их
можно понять. В конце концов, они несли и некоторую политическую
ответственность за нас. Случись что-нибудь, их могли упрекнуть: не
объяснили, не показали, не убедили!
Принимали нас сердечно. Старались не уступить знаменитому русскому
хлебосольству. И, по-моему, им это удалось. Устраивали пикники на открытом
воздухе, возили на званые обеды, и каждый старался "заманить" советских к
себе домой. 19 сентября мы были в гостях у Алана Стэка. Он выбрал минуту,
чтобы поговорить о серьезных вещах, и взял, что называется, быка за рога,
тут же предложив нам для начала подняться на небольшую тренировочную
вершину. Мы сразу поняли: началось!
- Мы бы с удовольствием излазили все ваши скалы, - ответил Толя
Непомнящий, - но вы же знаете, у нас нет для этого времени. Через десять
дней мы должны вернуться в Нью-Йорк и оттуда вылететь в Советский Союз.
- Но спешить надо медленно, или, как у вас говорят, тише едешь - дальше
будешь. Я полагаю, вы сэкономите много времени на самом маршруте, если
предварительно внизу отработаете отдельные его элементы. Мне хотелось, чтобы
вы поняли: маршруты Эль-Капитана, как выражаются музыканты, не читают с
листа. Все, кому удалось подняться на его вершину, сначала долго
тренировались внизу, отрабатывали аналоги отдельных его участков. Мы знаем
каждый метр стены. Это дало кам возможность смоделировать внизу все ее
подробности. Для каждой отыскалось подобие в окружающих микроскалах.
Эль-Капитан - это всегда проблема, к решению которой надо готовиться даже
нам, людям, прошагавшим почти все его основные дороги.
- На вы забываете, - сказал Слава Онищенко, - что мы не вчерашние
выпускники вашей двухдневной школы. Я не думаю, что в рельефе Эль-Капитана
нашлось что-либо такое, чего не пришлось бы нам встречать, скажем, на том же
Кавказе.
- О! Я очень высокого мнения о вашей квалификации. Охотно верю, что вам
приходилось иметь дело и с
более трудными элементами. Но здесь другие условия. Сверху восходителя
буквально плавит солнце, а снизу словно на сковородке, поджаривают
раскаленные камни. К ним невозможно притронуться голой рукой - тут же ожог!
Это самый настоящий классический ад, где грешников ко всему мучает еще и
страшная жажда!
Я лихорадочно думал: как быть? Согласиться с такой программой - значит
наверняка отказаться от основного восхождения. Группа не успеет вложиться в
пять-шесть дней, которые останутся после тренировочных выходов. Рискнуть? А
потом пройдет срок, и придется уходить из-под самой вершины. Пустые труды,
реки пота! Нет, план Стэка - это отказ от Эль-Капитана. И дело только в
нехватке времени.
Я видел эти самые скальные фрагменты в отрогах массива: аналоги сложнее
натуры. На них пойдет уйма сил. Верный забой мышц! И не только мышц - что
самое главное: мозгов! Волшебное превращение психики - из кошки в мышку.
Парни начнут воротить друг от друга глаза и ждать, кто первый скажет:
провались он, их Эль-Кап! Скорей бы домой! Нужно по меньшей мере два-три дня
отдыха, чтобы вернуться к прежнему строю мышления, к прежнему восприятию
жизни. Нет, вариант Стэка не годится. Но Алан прав: он объясняет, что нужно
делать тем, кто хочет побывать на вершине. Метод есть метод. А наш расклад
времени - это вопрос нашего невезения.
Как быть? Мои спутники исподволь поглядывают на меня. Речь идет об
изменении плана поездки. Не в лучшую сторону! Руководитель группы Онищенко и
наш старейшина Абалаков хотят знать мнение представителя спорткомитета,
гостренера СССР, благо он под рукой.
Я думаю: зачем же мы приехали сюда? Чтобы погулять по склонам Рейнира и
Гранд-Тетона? Но для этого нет резона пересекать океан. Такие вершины
найдутся у нас на Кавказе. Что мы тут сделали, если прошагали мимо
незнакомого нам альпинизма, не вкусили альпинистской экзотики? В чем смысл
нашей поездки?! И вообще, почему надо отказываться, вместо того чтобы
сделать попытку?! Ей-богу, Алан все же заморочил мне голову!
Горы научили нас разговаривать молча. Я обмениваюсь взглядом с Виталием
Михайловичем. Он согласен. Смотрю на Славу Онищенко. "Да!" - отвечает он.
Сережа Бершов усмехается: тут, мол, двух мнений быть не может. Так же думает
Толя Непомнящий. Валя Гракович отвечает мне моим же вопросом: а зачем мы
сюда приехали? Алан Стэк оглядывает нас, пытаясь выяснить ответ. Он отличный
альпинист и не хуже нас может беседовать молча "про себя", но дело в том,
что он ни слова не понимает по-русски...
Отвечает Толя Непомнящий. Он просто продолжает разговор, который, по
сути дела, и не прерывался - лишь легкая заминка на несколько секунд.
- Алан, вам, я уверен, приходилось бывать, к примеру, на Мак-Кинли. Вы
знаете, что такое лютый мороз. Это та штука, которая в жару кажется
благодатью. Но это та штука, во время которой даже описанная жара кажется
благодатью. Ошибочно думать, что русские привычны к морозу. Мы не снежные
люди. В навдх квартирах поддерживается температура 22 градуса. А на улице мы
не мерзнем, потому что умеем тепло одеваться. Тем не менее каждый из нас в
горах переждал нечеловеческий холод. И у каждого был свой "первый раз". Я
надеюсь, что завтра наша группа или часть группы в первый раз будет
переживать адскую жару. И полагаю, переживет. Дело в том, что мы вообще
приучены к экстремальным условиям. Это самое главное.
Толя, конечно, слукавил. Мы все же больше морозоустойчивые, чем
теплостойкие. Но это неважно. Важно было сообщить Алану Стэку, что мы твердо
решили завтра же выйти на стену Эль-Капитана. Алан пожимает плечами.
- Ну что ж, - говорит он, - я сделал все, чтобы вы отнеслись серьезно к
этому шагу. Но раз так... На маршрут с вами хотел пойти Майк Уорбертон. Он
очень хороший парень. Уверен, что вы его полюбите. Несмотря на молодость, он
отличный альпинист. Трижды поднимался на Эль-Капитан. Думаю, его опыт вам
пригодится. Вечером мы изучали кроки маршрутов "Нос" и "Салафе" - два
наиболее трудных пути к вершине. Потом все-таки вышли к подножию скал,
отыскали рельефы посложней, решив, что проходить их до конца не станем,
сделаем лишь прикидку.
Лазание очень тяжелое. Судя по крокам, на маршруте встретятся
подобия... не сказать, слабые, но все-таки послабее. Впрочем, об этом нам
говорили. Упрямый Сережа Бершов засел в трещине. Его задело за живое - решил
во что бы то ни стало пройти ее до конца. Он бы прошел, но мы в пять глоток
кричали, чтобы спускался: не забивай, мол, мышцы, побереги. Сережа вспомнил,
что он здесь не сам по себе, и спустился.
Возвращались с некоторым подъемом в душе, поскольку пришли к выводу,
что Эль-Капитан нам вполне по зубам. Настроение, правда, подтачивал некий
червячок. Был один пунктик: вечером нет такого солнца, камни остывают, и
наши пробы не дают нем полного представления. Здесь, кстати, на лето вообще
закрывают сезон. Подниматься сюда в это время можно только в порядке
политического протеста - на предмет самосожжения. Описывая обстановку на
Эль-Капитане, Алан Стэк имел в виду май иди сентябрь. Американки ходят сюда
в одних плавках, надевая на руки кожаные налокотники, на ноги - такие же
наколенники.
Дома нас поджидал Майк Уорбертон. У Майка открытое, честное лицо,
веселые глаза. Несмотря на юность, он независим в своих мнениях и твердо
знает, чего хочет.
Сразу возник разговор о выборе маршрута. Еще до встречи с Майком мы
пришли к согласию: выходим на "Нос". У американца наше решение восторга не
вызвало.
- Откровенно говоря, - сказал он, - мне не очень хотелось бы
подниматься этим путем. Я уже был здесь. А на такие маршруты дважды не
ходят. Но в конце концов я готов пренебречь своими интересами. Вы - гости.
Только с одним условием: состав группы не должен превышать трех человек.
- Это невозможно, - ответил Онищенко. - Здесь собрались сильнейшие
альпинисты Союза. Никто из нас не хочет и не должен попасть в положение
мальчика, которого не взяли с собой. На восхождение не претендует только
мистер Абалаков. Он сюда приехал с другой целью: показать свои конструкции -
закладки, крючья и прочие приспособления. Но чем вызвано такое ограничение?
- Каждый человек - это время на маршруте. Трое веревку пройдут, скажем,
за два часа, а шестеро - в полтора раза дольше. Каждый лишний человек - это
лишняя вода. А грузы здесь приходится вытягивать на веревке, с рюкзаком
много не наработаешь. Каждый лишний человек - это лвшвяя вероятность
заболеваний...
- На "Салафе" разве будет по-другому? - спросил Гракович.
- "Салафе" все-таки проще. Там может взаимедействовать двойка я тройка.
Двойка наверху обрабатывает участок, тройка внизу вытягивает грузы.
- Но все равно кто-то один должен остаться, - нахмурился Толя, - вместе
с тобой нас шестеро.
- Я не понимаю такой солидарности. Такая солидарность необходима
наверху, а здесь нужна другая. Каждый должен понимать ситуацию и ради общего
успеха пойти на какие-то жертвы. Почему обязательно все должны побывать на
вершине? Я слышал об этой вашей традиции... Если поднимется даже один, то
все равно это успех всей группы и заслуга всей груняы.
Было не по себе оттого, что этот мальчик читает нам нравоучения. Но
если не в целом, то в частности он прав. Группа должна оставить вымпел на
Эль-Капитане. Это самое главное.
- Давайте пойдем на "Нос", - продолжал он. - Я предлагаю такой состав:
мистер Шатаев, мистер Гракович и я.
Могу ляшь догадываться, почему Майк отдал предпочтение нам. Он, видимо,
знал о моей должности и, заметив, что друзья часто интересуются моим
мнением, решил, будто я руковожу группой. К тому же в начале нашего визита в
американской печати допустили ошибку - сочли меня за руководителя. Граковича
он избрал как моего напарника по связке. Уорбертон считал, что никого не
обидит, если назовет руководителя и его партнера. Все это поняли, и всем
пришлась по душе деликатность этого паренька. Я не мог удержаться от улыбки.
- Спасибо, Майк! - ответил я. - Но дело в том, что я не считаю себя
здесь лучшим альпминстом. Здесь есть мастера посильнее. По части
скалолазания лидер у нас Сережа Бершов. Думаю, что следует остановиться все
же на "Салафе". Пойдут пять человек. Я от восхождения отказываюсь. Не
потому, что приношу себя в жертву, - просто не совсем хорошо себя чувствую.
Я вышел подышать свежим воздухом. Долго смотрел на стену, от подножия до
верха залитую лунным светом, и ощущал в себе здоровое беспокойство,
напруженность скакуна перед стартом. Казалось, дай себе волю, и впрямь
побегу на вершину. Это хороший признак - значит, работа пошла бы легко,
споро. Однако я не имел права рисковать успехом всей группы. А если наверху
на меня снова "найдет"? Я не забывал этого мучительного чувства. Обычно
эмоции, пережитые в горах, внизу быстро стираются в памяти, но эти
запомнились прочно. Если есть хоть шанс на их повторение, то при сложившейся
ситуации лучше сидеть дома.
Рано утром отправились к стене. Онищенко, Гракович, Бершов, Непомнящий
и Уорбертон с тощими, но тяжелыми рюкзаками - много железа, вода в
канистрах, лапшой нарезанная морковка да кое-какие сухофрукты. Больше ничего
не возьмешь - все портится, как в термостате. За ними плетемся мы с
Абалаковым. Я впервые иду к маршруту как наблюдатель. Но все впустую.
Маршрут занят. На "Салафе" работает четверка. Слева от него - двойка. Весь
день ломали голову: как обойти эту компанию. Все упирается в вопросы такта,
этики.
К шести вечера парни, перебежавшие нам дорогу, навесили веревки и
спустились вниз. В семь утра следующего дня они опять были на стене.
Копошились там до двенадцати, не прошли и веревки и снова спустились. Мы
посмотрели на их изможденные лица, воспаленные глаза с багровой сеткой на
белках, трясущиеся руки и поняли, что маршрут свободен. Картина эта, к
сожалению, оптимизма ребятам не прибавила. Никто, конечно, в панику не
ударился, ко чувствовалось, что рвение слегка поувяло.
Я понимал: обращаться с праздными вопросами к измученным, чуть живым, к
тому же еще и морально задавленным людям по меньшей мере неприлично. Но в
том-то в дело: вопросы только с виду казались праздными.
На тонус моих спутников больше всего повлиял тот факт, что внешне
спустившиеся не выглядели новичками в альпинизме. Я смотрел на них более
трезво - как ни волновался за успех группы, но выходить-то на маршрут не мне
- и понял, что перед нами все-таки дилетанты.
- Это ваша первая попытка подняться на Эль-Капитан? - обратился я к
одному из них.
- Да, - ответил он.
- Извините, а вы давно занимаетесь альпинизмом?
- Давно.
Я готов был откусить язык. Кажется, не туда попал. Hо у меня, как
говорят, единственная монета, И все-таки на всякий случай спросил:
- Сколько лет?
- Три года. Что еще надо?! Оставьте меня, я не способен сейчас давать
интервью!
Я с удовольствием тебя оставлю и больше не попадусь тебе на глаза,
прекрасный Наивный человек! Он давно занимается, очень давно - три года!
Ребята отвернулись, чтобы по их улыбкам он не смог догадаться о своей
наивности. Но главное сделано: улыбки с лиц не сходили.
В 13.00 Валентин Гракович начал движение. И сразу стало ясно, в чем
альпинистская сущность Эль-Капитана. Здесь нужны силы. Самые что ни на есть
физические. Нужны выносливость, двужильность, распутинская живучесть. Нужна
способность вскрывать в себе запасные резервы, переступать через второе,
третье дыхание, и, видимо, просто... молодость.
Монолитная стена, местами словно облитая, искрится глянцем. Здесь
бессильна и наша сверхобувь - галоши. Беа скальной техники здесь не
пройдешь. Об этом сказано в описании маршрута. И Валентин яе выпускает из
рук молотка, обливаясь потом, сажает крючья. И все-таки... Это большое
удовольствие - наблюдать за работой мастера. Радоваться, глядя, как
постепенно начинают просматриваться контуры его изделия. Сейчас я болел за
каждое движение своего друга, огорчался всякому его яромаху. Время мое
растягивалось переживанием этой тяжкой борьбы за каждый сантиметр высоты. Но
душу теплили горячие волны удовлетворения всякий раз, когда окидывал
взглядом края отработанной веревки. Она разматывалась все больше и больше,
лениво - очень лениво! - распрямленной змеей ползла вверх. Где-то на
двадцатом метре сделала легкий зигзаг вправо и пошла дальше. Она на глазах,
как паутина от паука, отрастала от безумца, который неизвестно зачем
карабкается по стене. Сейчас он примеряется ногою к чуть заметной каменной
нашлепке, выступающей не больше, чем вышивка ла глади носового платка.
Человек пробует перенести опору тела - нагружает понемногу, - но галоша
скользит, ибо выступа, по сути дела, нет - так, легкая заглаженная кривизна.
Валентин ставит ногу по-другому. Еще попытка. На этот раз он успевает
уцепиться за край маленькой щели, куда войдут разве что кончики пальцев. Но
и это неплохо. Можно считать, что пройден еще один метр. Гракович снимает
перчатку, чтобы сбросить с лица пот. Я хорошо вижу, как отлетают в сторону
брызги. Он проходил эту веревку два часа. Это, пожалуй, самый тяжелый
отрезок маршрута. Я бы еще добавил:
бездарный. Бездарный, ибо скучный, однообразный, требует не столько
ловкости, сколько огромного напряжения физических сил. Нужно монотонно
повторять одни и те же приемы, каждые три-четыре метра вбивая крючья. Дальше
во многих местах рельеф позволяет продвигаться свободным лазанием. И больше
нигде нет подобной необходимости в применении такой уймы искусственных точек
опоры (ИТО), как здесь. Да, Эль-Капитан сразу может отбить охоту покушаться
на него. На следующем участке первым отправился Слава Овищенко. Еще час.
Дальше - Сережа Бершов... В 20 часов ребята спустились метров на пятнадцать
вниз и на просторной полке разбили бивак для ночевки. Итак, три веревки за
семь часов! Сто двадцать метров за неполный рабочий день. В среднем с этой
скоротью наши восходители двигались до самой вершины. В дальнейшем они
работали по 11-12 часов в сутки, одолевая перепады высот чуть более двухсот
метров ежедневно.
Мы с Виталием Михайловичем тоже трудились - "работали" не опуская
головы. С утра занимали позицию поудобней, следили за движением группы. Днем
чаще всего покидали этот наблюдательный пункт, поскольку выполняли свою
программу. Абалаков демонстрировал свои конструкторские достижения. У
американцев в моде слово "фантастический". Этим словом местные альпинисты
оценивали многие работы нашего инженера. Я вместе с калифорнийскими
восходителями поднимался на небольшие, но сложные вершины. И все-таки
половину времени мы выступали в роли болельщиков. К концу дня слезились
глаза, ныла шея. Но много больше нас утомляли эмоции, о которых, к
сожалению, ничего положительного сказать нельзя. Радоваться было нечему.
Оптика позволяла нам рассмотреть даже выражение лиц. Я уже сказал однажды,
что со стороны иногда переживания ближнего видятся в более драматичном
вожака банды и собираются его линчевать, но милосердная героиня просит о
помиловании. Потом мы отправились в кино. В альпинистском городе, понятно,
демонстрируют альпинистские фильмы. Нам показали ленту "Акция на Эйгер".
Детектив, добротно сделанный не только кинематографически. Он достоверен и
поучителен в альпинистском смысле. И все-таки я не стал бы о нем говорить.
Но в нем смоделирована ситуация, которой так опасался Джон Икс. А главное,
она, на мой взгляд, очень правильно, правдиво решена.
Некий босс засылает в группу восходителей, которая готовится к подъему
на гору Эйгер, агента с целью унитожить одного из членов группы. Но на пути
к вершине альпинисты попадают в исключительно трудные обстоятельства. В этих
условиях агент, что называется, прирастает душой к товарищам и забывает о
своем задании. Гибнет один из его спутников. Потом на льду срывается тройка
и уходит в пропасть. Агент остается один. Ему удается спуститься вниз... В
последних кадрах зучит упрек его шефа, убежденного, что катастрофа
подстроена: агент, дескать, переусердствовал - все понятно, но зачем убивать
троих?! Вопрос звучит нелепо - шеф задал его, хотя только что услышал
искренний, правдивый отчет о восхождении. Фильм будто нарочно отсняли для
того, чтобы рассеять мрачные сомнения моего английского приятеля. Горы
обладают таинственным свойством. Могучим, но скрытым, незаметным настолько,
что даже мы, бывалые восходители, не всегда способны его различить. Что ж
говорить о влиятельном мафиозо, который живет... ниже уровня моря? Откуда
ему знать, что горы лечат тягчайшие нравственные пороки гораздо лучше, чем,
скажем, швейцарские курорты туберкулез? Этот босс убежден: все, что
случилось в горах, - рядовое, привычное дело, в очередной раз исполнена его
воля. Обычный, будничный расчет дал ему столь же будничный выигрыш. Он не
подозревал, что перед горами не способны устоять даже слуги дьявола.
Прежде я уже говорил о счастливой особенности альпинизма - той
способности самосохранения, которая дает ему возможность оставаться в
чистоте. Я рад, что в фильме "Акция на Эйгер" (снятом, безусловно, знатоками
нашего дела), с авторами которого я, естественно, не сговаривался, заложена
та же самая мысль. Если разные люди в разных местах планеты независимо друг
от друга приходят к одному и тому же выводу, то есть основание считать, что
вывод этот правильный. Рад хотя бы потому, что это дает мне право с
уверенностью ответить Джону Иксу: не надо бояться за альпинизм - он сам
умеет постоять за себя. Разумеется, нет правил без исключений. Но главное,
не принимать исключения за правила и не перечеркивать правила ради того,
чтобы избежать исключений!
Самолет поднялся над Тетонскими горами и понес нас на запад, к
побережью Тихого океана, в столицу штата Вашингтон Сиэтл. Отсюда рукой
подать до Такомы, в районе которой мы поднялись на одну из главных вершин
Каскадных гор - Рейнир, высотой 4392 метра. По нашим памирским понятиям -
пустяк, пригорок. Однако читатель, вероятно, уже понял, что американский
альпинизм отличает вовсе не высота. У него своя характерность - сложный
рельеф, где на каждом шагу попадаются скальные иглы, башни...
Я не стану описывать это восхождение именно потому, что оно прошло для
меня (и для всей группы) благополучно. Слишком благополучно, чтобы быть
интересным. К тому же событий много, а места на бумаге мало. Приходится
говорить о самом главном. Оценку этого восхождения американцы дали в одной
из своих газет под заголовком "Советские взбегают на вершину Рейнир".
...Снова самолет. Курс на юг. Навстречу тому альпинизму, о котором мы много
слышали, который пытались представить - обязаны были представить - и к
которому не слишком напряженное воображение приблизило нас не более, чем
театральный бинокль к луне.
Калифорния. Окленд. Среди встречающих - владелец бюро путешествий, один
из руководителей альпи-нистского района, член ААК Алан Стэк и молодой
человек, привлекший наше внимание своей немыслимой для альпиниста юностью -
на вид ему лет семнадцать, не более - и могучим телосложением. Это Майк
Уорбер-тон, один из сильнейших горопроходцев Америки, начавший свою
восходительскую жизнь, как выяснилось, с десяти лет.
Радушная встреча. Размещение по квартирам. Обед "в честь...". Ужин "в
честь...". Осмотр офиса Алана Стэка. Показ слайдов. Объект нашего внимания
носит знаменитое имя Эль-Капитан. Американцы называют эту гору по-свойски:
Эль-Кап. Сейчас я вижу перед собой это чудище, и у меня язык не
поворачивается, чтобы именовать его столь панибратски. Я говорю себе: прежде
чем похлопывать по плечу, нужно сперва до него дотянуться. Картографы могли
бы считать его малышом - перепад высоты от подножия до верхушки немногим
более километра. На альпинистов эта громада производит впечатление не менее
грандиозное, чем гималайские гиганты. Это оттого, что есть возможность
вплотную подходить к его стенам. Верхнее ребро километровой башни, похожей
на небоскреб, теряется где-то в небе. Представьте себе небоскреб без малого
в четыреста этажей. Вообразите, что вы смотрите глазами человека, который
должен подняться на его крышу по гладкой, отвесной стене. Как только вам это
удастся, считайте, что вы получили треть впечатления, которое переживает
альпинист, находясь у основания этой махины. Треть! Потому что две трети
создают другие особенности...
Даже со слайда он затронул наши души. Вид столь внушительный, что
вызвал неуместные предательские возгласы изумления. Неуместные, поскольку
они противоречили заранее продуманной нами тактике поведения: ничему не
удивляться и делать вид, что это нам не впервой, бывало и похлестче. У нас
на это имелись основания. В предыдущих районах доброжелательные американцы
предупредили нас, что в Иесемитах (Иесемитский национальный парк) местные
распорядители постараются сделать все возможное, чтобы мы отказались от
попытки подняться на Эль-Капитан. Такую политику они проводят по отношению к
большинству претендентов на эту вершину. Почему? У меня есть на этот счет по
меньшей мере две версии. Во-первых, берегут маршруты - их девственность,
естество, рельеф, представляющий восходительский интерес. Но, я думаю, и
другое.
Здесь, на Эль-Капитане, жизнь заставляет администрацию местного
отделения ААК корректировать положение о "свободном альпинизме" - кому куда
вздумалось, туда и пошел. Чувство гуманизма понуждает ее пользоваться
доморощенными методами спасения безумцев от гибели. Я в этом убежден, ибо
никогда не поверю, что альпинист способен равнодушно смотреть, ка растет
число жертв, сидеть сложа руки, зная о причинах этого роста. (В скобках
оговорю, что в сезон нашего визите Штаты жертвами сей горы стали еще шесть
человек.)
Здесь хозяева района, упорно продолжая считать принципы западного
альпинизма единственно правильными, не менее упорно ведут борьбу именно с
ними - ставят рогатки новоиспеченным наивным выпускникам двухдневных школ на
пути к роковому, но логическому, естественному исходу. Справедлив вопрос:
нам-то чего бояться? Мы не новички. Американцы достаточно высоко оценили
наше искусство. Какой смысл препятствовать нам? Может, из боязни, что
чужестранцам нет резона беречь их национальное достояние? Им, дескать, лишь
бы на вершину забраться, а после хоть трава не расти, испакостят маршрут и
уедут. Все, конечно, может быть. Но... сомневаюсь. Мы встречались с умными
людьми, с тонкими психологами. Они прекрасно видели, с кем имеют дело,
понимали, что дорожим своей репутацией и не пойдем на столь низкие дела. Это
мнение о нас так или иначе неоднократно высказывалось в печати. Причина
скорее всего другая. Несмотря на положительную оценку восходительского опыта
советских, они знали, что здесь, в условиях калифорнийского климата, мы
все-таки новички, что столкнемся с новым, незнакомым видом восходительства -
альпинизмом "с обратным знаком". В беседах с Аланом Стэком, Раффи Бедауном и
друми лидерами Йесемитского отделения клуба я почувствовал, что они не
ставят перед собой цели во что бы то не стало закрыть нам дорогу на
Эль-Капитан (захотели бы - не пустили!). Нам просто предлагали сперва
попробовать блюдо на вкус и решить, подойдет ли, по зубам ли? Нас немного
помурыжили, чтобы насторожить:
"Это, мол, Эль-Капитан! Хорошо подумайте, прежде чем решитесь." Их
можно понять. В конце концов, они несли и некоторую политическую
ответственность за нас. Случись что-нибудь, их могли упрекнуть: не
объяснили, не показали, не убедили!
Принимали нас сердечно. Старались не уступить знаменитому русскому
хлебосольству. И, по-моему, им это удалось. Устраивали пикники на открытом
воздухе, возили на званые обеды, и каждый старался "заманить" советских к
себе домой. 19 сентября мы были в гостях у Алана Стэка. Он выбрал минуту,
чтобы поговорить о серьезных вещах, и взял, что называется, быка за рога,
тут же предложив нам для начала подняться на небольшую тренировочную
вершину. Мы сразу поняли: началось!
- Мы бы с удовольствием излазили все ваши скалы, - ответил Толя
Непомнящий, - но вы же знаете, у нас нет для этого времени. Через десять
дней мы должны вернуться в Нью-Йорк и оттуда вылететь в Советский Союз.
- Но спешить надо медленно, или, как у вас говорят, тише едешь - дальше
будешь. Я полагаю, вы сэкономите много времени на самом маршруте, если
предварительно внизу отработаете отдельные его элементы. Мне хотелось, чтобы
вы поняли: маршруты Эль-Капитана, как выражаются музыканты, не читают с
листа. Все, кому удалось подняться на его вершину, сначала долго
тренировались внизу, отрабатывали аналоги отдельных его участков. Мы знаем
каждый метр стены. Это дало кам возможность смоделировать внизу все ее
подробности. Для каждой отыскалось подобие в окружающих микроскалах.
Эль-Капитан - это всегда проблема, к решению которой надо готовиться даже
нам, людям, прошагавшим почти все его основные дороги.
- На вы забываете, - сказал Слава Онищенко, - что мы не вчерашние
выпускники вашей двухдневной школы. Я не думаю, что в рельефе Эль-Капитана
нашлось что-либо такое, чего не пришлось бы нам встречать, скажем, на том же
Кавказе.
- О! Я очень высокого мнения о вашей квалификации. Охотно верю, что вам
приходилось иметь дело и с
более трудными элементами. Но здесь другие условия. Сверху восходителя
буквально плавит солнце, а снизу словно на сковородке, поджаривают
раскаленные камни. К ним невозможно притронуться голой рукой - тут же ожог!
Это самый настоящий классический ад, где грешников ко всему мучает еще и
страшная жажда!
Я лихорадочно думал: как быть? Согласиться с такой программой - значит
наверняка отказаться от основного восхождения. Группа не успеет вложиться в
пять-шесть дней, которые останутся после тренировочных выходов. Рискнуть? А
потом пройдет срок, и придется уходить из-под самой вершины. Пустые труды,
реки пота! Нет, план Стэка - это отказ от Эль-Капитана. И дело только в
нехватке времени.
Я видел эти самые скальные фрагменты в отрогах массива: аналоги сложнее
натуры. На них пойдет уйма сил. Верный забой мышц! И не только мышц - что
самое главное: мозгов! Волшебное превращение психики - из кошки в мышку.
Парни начнут воротить друг от друга глаза и ждать, кто первый скажет:
провались он, их Эль-Кап! Скорей бы домой! Нужно по меньшей мере два-три дня
отдыха, чтобы вернуться к прежнему строю мышления, к прежнему восприятию
жизни. Нет, вариант Стэка не годится. Но Алан прав: он объясняет, что нужно
делать тем, кто хочет побывать на вершине. Метод есть метод. А наш расклад
времени - это вопрос нашего невезения.
Как быть? Мои спутники исподволь поглядывают на меня. Речь идет об
изменении плана поездки. Не в лучшую сторону! Руководитель группы Онищенко и
наш старейшина Абалаков хотят знать мнение представителя спорткомитета,
гостренера СССР, благо он под рукой.
Я думаю: зачем же мы приехали сюда? Чтобы погулять по склонам Рейнира и
Гранд-Тетона? Но для этого нет резона пересекать океан. Такие вершины
найдутся у нас на Кавказе. Что мы тут сделали, если прошагали мимо
незнакомого нам альпинизма, не вкусили альпинистской экзотики? В чем смысл
нашей поездки?! И вообще, почему надо отказываться, вместо того чтобы
сделать попытку?! Ей-богу, Алан все же заморочил мне голову!
Горы научили нас разговаривать молча. Я обмениваюсь взглядом с Виталием
Михайловичем. Он согласен. Смотрю на Славу Онищенко. "Да!" - отвечает он.
Сережа Бершов усмехается: тут, мол, двух мнений быть не может. Так же думает
Толя Непомнящий. Валя Гракович отвечает мне моим же вопросом: а зачем мы
сюда приехали? Алан Стэк оглядывает нас, пытаясь выяснить ответ. Он отличный
альпинист и не хуже нас может беседовать молча "про себя", но дело в том,
что он ни слова не понимает по-русски...
Отвечает Толя Непомнящий. Он просто продолжает разговор, который, по
сути дела, и не прерывался - лишь легкая заминка на несколько секунд.
- Алан, вам, я уверен, приходилось бывать, к примеру, на Мак-Кинли. Вы
знаете, что такое лютый мороз. Это та штука, которая в жару кажется
благодатью. Но это та штука, во время которой даже описанная жара кажется
благодатью. Ошибочно думать, что русские привычны к морозу. Мы не снежные
люди. В навдх квартирах поддерживается температура 22 градуса. А на улице мы
не мерзнем, потому что умеем тепло одеваться. Тем не менее каждый из нас в
горах переждал нечеловеческий холод. И у каждого был свой "первый раз". Я
надеюсь, что завтра наша группа или часть группы в первый раз будет
переживать адскую жару. И полагаю, переживет. Дело в том, что мы вообще
приучены к экстремальным условиям. Это самое главное.
Толя, конечно, слукавил. Мы все же больше морозоустойчивые, чем
теплостойкие. Но это неважно. Важно было сообщить Алану Стэку, что мы твердо
решили завтра же выйти на стену Эль-Капитана. Алан пожимает плечами.
- Ну что ж, - говорит он, - я сделал все, чтобы вы отнеслись серьезно к
этому шагу. Но раз так... На маршрут с вами хотел пойти Майк Уорбертон. Он
очень хороший парень. Уверен, что вы его полюбите. Несмотря на молодость, он
отличный альпинист. Трижды поднимался на Эль-Капитан. Думаю, его опыт вам
пригодится. Вечером мы изучали кроки маршрутов "Нос" и "Салафе" - два
наиболее трудных пути к вершине. Потом все-таки вышли к подножию скал,
отыскали рельефы посложней, решив, что проходить их до конца не станем,
сделаем лишь прикидку.
Лазание очень тяжелое. Судя по крокам, на маршруте встретятся
подобия... не сказать, слабые, но все-таки послабее. Впрочем, об этом нам
говорили. Упрямый Сережа Бершов засел в трещине. Его задело за живое - решил
во что бы то ни стало пройти ее до конца. Он бы прошел, но мы в пять глоток
кричали, чтобы спускался: не забивай, мол, мышцы, побереги. Сережа вспомнил,
что он здесь не сам по себе, и спустился.
Возвращались с некоторым подъемом в душе, поскольку пришли к выводу,
что Эль-Капитан нам вполне по зубам. Настроение, правда, подтачивал некий
червячок. Был один пунктик: вечером нет такого солнца, камни остывают, и
наши пробы не дают нем полного представления. Здесь, кстати, на лето вообще
закрывают сезон. Подниматься сюда в это время можно только в порядке
политического протеста - на предмет самосожжения. Описывая обстановку на
Эль-Капитане, Алан Стэк имел в виду май иди сентябрь. Американки ходят сюда
в одних плавках, надевая на руки кожаные налокотники, на ноги - такие же
наколенники.
Дома нас поджидал Майк Уорбертон. У Майка открытое, честное лицо,
веселые глаза. Несмотря на юность, он независим в своих мнениях и твердо
знает, чего хочет.
Сразу возник разговор о выборе маршрута. Еще до встречи с Майком мы
пришли к согласию: выходим на "Нос". У американца наше решение восторга не
вызвало.
- Откровенно говоря, - сказал он, - мне не очень хотелось бы
подниматься этим путем. Я уже был здесь. А на такие маршруты дважды не
ходят. Но в конце концов я готов пренебречь своими интересами. Вы - гости.
Только с одним условием: состав группы не должен превышать трех человек.
- Это невозможно, - ответил Онищенко. - Здесь собрались сильнейшие
альпинисты Союза. Никто из нас не хочет и не должен попасть в положение
мальчика, которого не взяли с собой. На восхождение не претендует только
мистер Абалаков. Он сюда приехал с другой целью: показать свои конструкции -
закладки, крючья и прочие приспособления. Но чем вызвано такое ограничение?
- Каждый человек - это время на маршруте. Трое веревку пройдут, скажем,
за два часа, а шестеро - в полтора раза дольше. Каждый лишний человек - это
лишняя вода. А грузы здесь приходится вытягивать на веревке, с рюкзаком
много не наработаешь. Каждый лишний человек - это лвшвяя вероятность
заболеваний...
- На "Салафе" разве будет по-другому? - спросил Гракович.
- "Салафе" все-таки проще. Там может взаимедействовать двойка я тройка.
Двойка наверху обрабатывает участок, тройка внизу вытягивает грузы.
- Но все равно кто-то один должен остаться, - нахмурился Толя, - вместе
с тобой нас шестеро.
- Я не понимаю такой солидарности. Такая солидарность необходима
наверху, а здесь нужна другая. Каждый должен понимать ситуацию и ради общего
успеха пойти на какие-то жертвы. Почему обязательно все должны побывать на
вершине? Я слышал об этой вашей традиции... Если поднимется даже один, то
все равно это успех всей группы и заслуга всей груняы.
Было не по себе оттого, что этот мальчик читает нам нравоучения. Но
если не в целом, то в частности он прав. Группа должна оставить вымпел на
Эль-Капитане. Это самое главное.
- Давайте пойдем на "Нос", - продолжал он. - Я предлагаю такой состав:
мистер Шатаев, мистер Гракович и я.
Могу ляшь догадываться, почему Майк отдал предпочтение нам. Он, видимо,
знал о моей должности и, заметив, что друзья часто интересуются моим
мнением, решил, будто я руковожу группой. К тому же в начале нашего визита в
американской печати допустили ошибку - сочли меня за руководителя. Граковича
он избрал как моего напарника по связке. Уорбертон считал, что никого не
обидит, если назовет руководителя и его партнера. Все это поняли, и всем
пришлась по душе деликатность этого паренька. Я не мог удержаться от улыбки.
- Спасибо, Майк! - ответил я. - Но дело в том, что я не считаю себя
здесь лучшим альпминстом. Здесь есть мастера посильнее. По части
скалолазания лидер у нас Сережа Бершов. Думаю, что следует остановиться все
же на "Салафе". Пойдут пять человек. Я от восхождения отказываюсь. Не
потому, что приношу себя в жертву, - просто не совсем хорошо себя чувствую.
Я вышел подышать свежим воздухом. Долго смотрел на стену, от подножия до
верха залитую лунным светом, и ощущал в себе здоровое беспокойство,
напруженность скакуна перед стартом. Казалось, дай себе волю, и впрямь
побегу на вершину. Это хороший признак - значит, работа пошла бы легко,
споро. Однако я не имел права рисковать успехом всей группы. А если наверху
на меня снова "найдет"? Я не забывал этого мучительного чувства. Обычно
эмоции, пережитые в горах, внизу быстро стираются в памяти, но эти
запомнились прочно. Если есть хоть шанс на их повторение, то при сложившейся
ситуации лучше сидеть дома.
Рано утром отправились к стене. Онищенко, Гракович, Бершов, Непомнящий
и Уорбертон с тощими, но тяжелыми рюкзаками - много железа, вода в
канистрах, лапшой нарезанная морковка да кое-какие сухофрукты. Больше ничего
не возьмешь - все портится, как в термостате. За ними плетемся мы с
Абалаковым. Я впервые иду к маршруту как наблюдатель. Но все впустую.
Маршрут занят. На "Салафе" работает четверка. Слева от него - двойка. Весь
день ломали голову: как обойти эту компанию. Все упирается в вопросы такта,
этики.
К шести вечера парни, перебежавшие нам дорогу, навесили веревки и
спустились вниз. В семь утра следующего дня они опять были на стене.
Копошились там до двенадцати, не прошли и веревки и снова спустились. Мы
посмотрели на их изможденные лица, воспаленные глаза с багровой сеткой на
белках, трясущиеся руки и поняли, что маршрут свободен. Картина эта, к
сожалению, оптимизма ребятам не прибавила. Никто, конечно, в панику не
ударился, ко чувствовалось, что рвение слегка поувяло.
Я понимал: обращаться с праздными вопросами к измученным, чуть живым, к
тому же еще и морально задавленным людям по меньшей мере неприлично. Но в
том-то в дело: вопросы только с виду казались праздными.
На тонус моих спутников больше всего повлиял тот факт, что внешне
спустившиеся не выглядели новичками в альпинизме. Я смотрел на них более
трезво - как ни волновался за успех группы, но выходить-то на маршрут не мне
- и понял, что перед нами все-таки дилетанты.
- Это ваша первая попытка подняться на Эль-Капитан? - обратился я к
одному из них.
- Да, - ответил он.
- Извините, а вы давно занимаетесь альпинизмом?
- Давно.
Я готов был откусить язык. Кажется, не туда попал. Hо у меня, как
говорят, единственная монета, И все-таки на всякий случай спросил:
- Сколько лет?
- Три года. Что еще надо?! Оставьте меня, я не способен сейчас давать
интервью!
Я с удовольствием тебя оставлю и больше не попадусь тебе на глаза,
прекрасный Наивный человек! Он давно занимается, очень давно - три года!
Ребята отвернулись, чтобы по их улыбкам он не смог догадаться о своей
наивности. Но главное сделано: улыбки с лиц не сходили.
В 13.00 Валентин Гракович начал движение. И сразу стало ясно, в чем
альпинистская сущность Эль-Капитана. Здесь нужны силы. Самые что ни на есть
физические. Нужны выносливость, двужильность, распутинская живучесть. Нужна
способность вскрывать в себе запасные резервы, переступать через второе,
третье дыхание, и, видимо, просто... молодость.
Монолитная стена, местами словно облитая, искрится глянцем. Здесь
бессильна и наша сверхобувь - галоши. Беа скальной техники здесь не
пройдешь. Об этом сказано в описании маршрута. И Валентин яе выпускает из
рук молотка, обливаясь потом, сажает крючья. И все-таки... Это большое
удовольствие - наблюдать за работой мастера. Радоваться, глядя, как
постепенно начинают просматриваться контуры его изделия. Сейчас я болел за
каждое движение своего друга, огорчался всякому его яромаху. Время мое
растягивалось переживанием этой тяжкой борьбы за каждый сантиметр высоты. Но
душу теплили горячие волны удовлетворения всякий раз, когда окидывал
взглядом края отработанной веревки. Она разматывалась все больше и больше,
лениво - очень лениво! - распрямленной змеей ползла вверх. Где-то на
двадцатом метре сделала легкий зигзаг вправо и пошла дальше. Она на глазах,
как паутина от паука, отрастала от безумца, который неизвестно зачем
карабкается по стене. Сейчас он примеряется ногою к чуть заметной каменной
нашлепке, выступающей не больше, чем вышивка ла глади носового платка.
Человек пробует перенести опору тела - нагружает понемногу, - но галоша
скользит, ибо выступа, по сути дела, нет - так, легкая заглаженная кривизна.
Валентин ставит ногу по-другому. Еще попытка. На этот раз он успевает
уцепиться за край маленькой щели, куда войдут разве что кончики пальцев. Но
и это неплохо. Можно считать, что пройден еще один метр. Гракович снимает
перчатку, чтобы сбросить с лица пот. Я хорошо вижу, как отлетают в сторону
брызги. Он проходил эту веревку два часа. Это, пожалуй, самый тяжелый
отрезок маршрута. Я бы еще добавил:
бездарный. Бездарный, ибо скучный, однообразный, требует не столько
ловкости, сколько огромного напряжения физических сил. Нужно монотонно
повторять одни и те же приемы, каждые три-четыре метра вбивая крючья. Дальше
во многих местах рельеф позволяет продвигаться свободным лазанием. И больше
нигде нет подобной необходимости в применении такой уймы искусственных точек
опоры (ИТО), как здесь. Да, Эль-Капитан сразу может отбить охоту покушаться
на него. На следующем участке первым отправился Слава Овищенко. Еще час.
Дальше - Сережа Бершов... В 20 часов ребята спустились метров на пятнадцать
вниз и на просторной полке разбили бивак для ночевки. Итак, три веревки за
семь часов! Сто двадцать метров за неполный рабочий день. В среднем с этой
скоротью наши восходители двигались до самой вершины. В дальнейшем они
работали по 11-12 часов в сутки, одолевая перепады высот чуть более двухсот
метров ежедневно.
Мы с Виталием Михайловичем тоже трудились - "работали" не опуская
головы. С утра занимали позицию поудобней, следили за движением группы. Днем
чаще всего покидали этот наблюдательный пункт, поскольку выполняли свою
программу. Абалаков демонстрировал свои конструкторские достижения. У
американцев в моде слово "фантастический". Этим словом местные альпинисты
оценивали многие работы нашего инженера. Я вместе с калифорнийскими
восходителями поднимался на небольшие, но сложные вершины. И все-таки
половину времени мы выступали в роли болельщиков. К концу дня слезились
глаза, ныла шея. Но много больше нас утомляли эмоции, о которых, к
сожалению, ничего положительного сказать нельзя. Радоваться было нечему.
Оптика позволяла нам рассмотреть даже выражение лиц. Я уже сказал однажды,
что со стороны иногда переживания ближнего видятся в более драматичном