Страница:
– А может, было и не так… – заметил Каллистрат, флегматично наблюдая за моим воодушевлением.
– Вот оно что? – упавшим голосом переспросила я, чувствуя всю грусть его мыслей. – Нечисть была здесь издавна? Но анты, как первая волна переселенцев из моего мира, придя сюда несколько тысяч лет назад, сначала нечисти успешно противостояли. Города строили, поля пахали. И только через столетия, тысячелетия благополучно деградировали. И тогда уж подпади под патронаж нечисти?.. Такова ваша версия? Так вы думаете?
– Это вы так сами сказали, – чуть дрогнул уголками губ Каллистрат, обозначая на своем лице улыбку. – Куда мне? Я таких мудреных слов и не слыхивал никогда!
– Хватит ерничать! —строго сказала я – Боитесь, что и всех нас через тысячу лет ждет судьба антов?
– Гораздо раньше! – безнадежно махнул рукой Калли-страт. – Если от большого числа отнять половину, то останется все же довольно большое число. А если половину от малого-то останется всего ничего. Те пять веков, что прошли со времен, когда наши предки здесь появились, уже отправили в небытие половину господских родов. А для того чтобы ополовинить оставшуюся половину, пятисот лет и не надо. Раньше все пойдет прахом.
– Песочный дворец под сильным ветром… – кивнула я.
– Что? – поднял голову Каллистрат.
– У вас дети мало играют на пляжах, – заключила я с легким осуждением. – Поэтому вы и не знаете, как это бывает: выстроишь, вылепишь из песка высокие шпили, острые башни… А они чуть подсохнут на солнце – и конец роскошному дворцу! Самый легкий ветерок уносит не укрепленные ничем песчинки, шпили оплывают, башни валятся… Дети строят – а оно разваливается. Потому что песок – не тот материал, который выдержит порыв ветра. А в вашем мире, похоже, у людей и нет более прочного материала, чем песок. Они делают, строят свои города, налаживают жизнь, а злой ветер энтропии, который постоянно дует у вас тут на молекулярном уровне или даже атомарном – не знаю каком, – все сносит и разваливает. Сто лет – рода нет. Тысяча лет – уже всей цивилизации нет…
– Эх, княгиня, – подтвердил Каллистрат, и в его мыслях была решимость обреченного. – Песок… Вы даже не представляете, насколько непрочен наш песок! Поэтому вот мое предложение: надо сегодня жить. Не ждать завтрашнего дня – ничего лучше уже не будет. Так хоть сейчас… А, княгиня? Женимся, детишек нарожаем. А из наших детишек кто-нибудь гривну да наденет еще. Не вашу, княжескую, так хоть мою… Ну, то есть не мою, конечно, но рода лыцаров Оболыжских.
– Опять вы за свое! Мы же договорились!
– Ничего мы не договаривались, – насупился Каллистрат. – Это вы сказали, что меня не хотите в мужья. А я от вас не отказывался… Мысли мои видите? Разве ж отказывался?
– Даже и говорить на эту тему не хочу! И мысли ваши обсуждать не буду!
– Вы разве не за этим меня позвали? – с вызовом удивился он.
– Не эти мысли обсуждать я вас приглашала! А если других нет то спасибо, позвольте мне отдохнуть. И так рука разболелась!
– У вас начала болеть рука? – радостно переспросил он.
Я поперхнулась:
– Ох ты! И правда! Болит ведь, точно, болит!
– А попробуйте пальчиками подвигать…
– Нет, – с сожалением признала я. – Двигаться рука не хочет.
– Лиха беда начало! – утешил Каллистрат. И его сияющая улыбка была совершенно искренней.
Долго пировать я отказалась, вина, памятуя вчерашнее, совсем не пила, поэтому утром была как огурчик, чего не скажешь о лыиаровом отпрыске Каллистрате Оболыжском. Он, радуя рассветный мир интересной зеленоватостью лица, едва смог взобраться на коня. И попросил моего кучера ехать не торопясь. Бокша, сидевший на козлах рядом с кучером, только хмыкнул.
Ближе к полудню я решила, что энциклопедический ум Каллистрата уже достаточно проветрился для продолжения нашей беседы – за ночь у меня подкопилось немало вопросов.
– Бокша, – приказала я, приоткрыв дверцу. – Спрыгни, дождись Каллистрата, пусть он в карету пожалует.
Мой ант как-то странно поглядел на меня и неловко, как бы нехотя, соскочил на дорогу.
Занятая своими вопросами, я не обратила на это внимания. Напрасно.
Каллистрат подъехал, пересел в карету.
– Вот что меня смущает… – начала я и растерянно смолкла.
– Что именно, княгиня? – оживленно спросил Каллистрат, который уже справился со своей интересной зеленоватостью.
– По-моему, у нас беда… – проговорила я, озираясь по сторонам в полном смятении. – Вокруг что-то не в порядке…
– Да объясните толком, – тоже начиная нервничать, попросил Каллистрат.
– Я… Я не слышу ваших мыслей! Полная тишина! Молчание, как будто вас заглушили… И вообще никого не слыцд К оружию, Каллистрат! Нас опять окружает нечисть!
Он распахнул дверцу, заорал:
– Все сюда!
Карета остановилась, подскакавшие дружинники в количестве трех голутвенных и Никодима, крутясь возле кареты на фыркающих лошадях, беспокойно интересовались: что стряслось?
Я выпрыгнула на дорогу вслед за Каллистратом, напряженно оглядываясь вокруг.
Колесная колея шла почти прямо, в небе над полями звенели шустрые пичуги, от цветущего куста, притулившегося сбоку дороги, несло медовым ароматом.
Тревога начала отпускать. Я глубоко вздохнула пять раз, каждый раз как можно дольше задерживая дыхание. Осмотрелась еще разок.
Все взгляды были устремлены на меня.
– Кажется, блок исчез… – сообщила я Каллистрату. – Я отлично слышу и вас, и всех остальных.
– Напугали вы нас, княгиня! – приятно осклабился Каллистрат. Внешне – сама галантность, а в мыслях: «Чертова баба со своими страхами!…» – Мы не в лесу, не беспокойтесь напрасно, кругом люди – откуда здесь взяться страшной нечисти? – продолжал уговаривать меня Каллистрат, провожая к карете.
– Откуда ж мне знать? – огрызнулась я, берясь за ручк\ дверцы.
И замерла.
– Ну что опять? – не скрывая неудовольствия, пойнте ресовался Каллистрат.
– Тоже самое, – одними губами ответилая. – Чужие мысли исчезли. Будто корова языком слизала…
– Наверно, это была очень большая корова, раз слизана все? – предположил Каллистрат, все-таки оглядываясь по сторонам.
Я бросилась к одинокому кусту – больше врагу спрятаться было просто негде. Каллистрат, а с ним и все остальные последовали за мной.
Куст благоухал белоснежными соцветиями.
На всякий случай я обошла его вокруг. Никого и ничего. Зато громко и четко звучали раздосадованные мысли Калли-страта, отлично прослушивался спокойный интерес к происходящему его дружинников и пристальное внимание Никодима – все было как обычно.
Я направилась к карете, недоумевая, и на полпути затормозила.
Мысли окружающих с каждым шагом меркли, тускнели, исчезали, оставляя непривычную тишину. Надо же, как быстро я привыкла к чужому бормотанию в своей голове!
Сделав еще пару осторожных шагов в направлении кареты, я погрузилась в полный вакуум. То есть звуки, конечно, были, но не на мысленном уровне.
– Нечисть в карете! – отрывисто бросила я, оборачиваясь к людям, топчущимся позади.
– Обыскать! – приказал Каллистрат, взмахом перчатки указав на карету.
Все спешились, быстро привязывая лошадей, и бросились на карету, как на страшного зверя.
Когда через полчаса досмотр был закончен, Каллистрат обернулся ко мне, с деланной учтивостью разводя руками. Мы стояли от кареты в двух шагах, и мыслей его я по-прежнему не слышала.
Что ж, придется искать самой…
Я облазила несчастную карету сверху донизу, не щадя ни своего платья, ни ноющей руки. Нечисти не было. Чужих мыслей в голове тоже.
– Княгиня, – жалобно начал Каллистрат.
– Тс-с! – Я прижала палец к губам и почему-то шепотом попросила: – Идите сюда.
Он приблизился чуть ли не на цыпочках.
– Глядите, – указала я в багажный ящик.
– Ну? – тоже шепотом спросил Каллистрат. А потом, не выдержав, добавил уже громче: – Не томите, княгиня. Ну, князь лежит. И что? Он давненько уже так лежит!
– Так, да не так! – тоже в полный голос ответила я. И указала Каллистрату: – Тетарт!
Темная заплатка тетарта как ожила. По его краям опалес-цировали тончайшие туманные завитки, вниз тянулись молочно-белые нити. Они, нежно колыхаясь, касались Витвины, будто поглаживая, подбадривая ее. А в ответ по поверхности гривны проскакивали мгновенные макроскопические молнии, своими разрядами оканчиваясь на рваной пробоине.
– Видите? – спросила я.
– Кажется, да, – пробормотал Каллистрат, впиваясь взглядом в гривну, – Думаете, то, что вы почувствовали, – как раз из-за этого?
– Наоборот – перестала чувствовать, – улыбаясь, ответила я. – Поздравляю. Вы были правы: тетарт плюс нубос равняется любовь. К гривне.
– Я ничего такого не говорил, – осторожно возразил Каллистрат.-Я только предполагал…
– Да знаю я, знаю! Ваши предположения сбылись! – смеясь, воскликнула я и от избытка чувств чмокнула его в щеку.
– Княгиня… – ошеломленно произнес он, потирая след поцелуя тыльной стороной руки.
– Не обращайте внимания – это я радуюсь! Ведь началось! Началось!
– Знать бы еще – что началось? – задумчиво отметил Каллистрат.
– Надо быть оптимистами! – вальсируя в одиночестве на середине дороги, крикнула я. – Перемены могут быть только к лучшему в нашем теперешнем, самом грустном из миров! Бокша! У нас есть в дорожных запасах что-нибудь, напоминающее вино?
– Рассол кончился, – послышался с козел недовольный голос моего анта.
– Какой ты прозаический, Бокша! – хохоча, выкрикнула я. – Вина! Только вина! У нас праздник!
– Не знаю я. Нету ничего, – бесцветным голосом сказал Бокша, не показываясь с козел.
– Бокша, миленький, – я подошла к передку кареты, – что с тобой?
Он сидел нахохлившись, отвернувшись. Бородка подергивалась – наверно, бормотал что-то, слышное ему одному.
Я мысленно потянулась к нему погладить, приласкать… Вернее, хотела потянуться. И изо всех сил попыталась это сделать. Но вдруг оказалось, что совершить что-то на мысленном уровне так же невозможно, как голой рукой ухватить месяц с неба.
– Факир был пьян, и фокус не удался… – растерянно пробормотала я, даже не зная, что сказать.
Неужто все закончилось? Мой ант —уже не мой? Моей хваленой телепатии нет как нет?
«Да ведь это все около кареты – только возле нее!» – осенило меня.
– А ну-ка! – Я зло схватила Бокшу за руку, потянула с козел. – А ну, иди сюда!
Бокша нехотя повиновался. Угрюмо слез на дорогу – я не отпускала его рукав, тянула дальше, как можно дачыие от кареты, от ее багажного ящика и от активизировавшегося тетарта. Неохотно, почти упираясь, Бокша следовал за мной. И чем дальше, тем живее. Около благоухающего куста он уже почти бежал за мной вприпрыжку, преданно глядя и утирая струящиеся светлые слезы.
– Госпожа, – бормотал он.-Я чего-то… Я как-то… Мне так стыдно… Я посмел с вами так разговаривать… Я не выполнил ваш приказ, ваше распоряжение… Меня надо наказать… Так же нельзя…
Он задыхался от слез, но говорил, говорил… Раскаяние его было безгранично.
Когда он сделал попытку встать передо мной на колени прямо в дорожную пыль, я тихо сказала: – Все хорошо, Бокша. Ты не виноват. Спокойно протянулась к его мозгу, погладила дикую пляску протуберанцев мыслей и чувств, успокаивая, утешая.
– Не виноват? – легко согласился он, сверкая блестящими заплаканными глазами.
– Ты… Ну что же с тобой теперь делать? – Я в отчаянии хлопнула здоровой рукой по юбке. – Каллистрат, хоть вы подскажите, что теперь делать?
Каллистрат, наблюдавший вместе с остальными голут-венными в некотором недоумении наше с Бокшей театральное представление, неуверенно приблизился: – Я бы с удовольствием подсказал вам, княгиня, если бы понимал, что, собственно, происходит…
– Да уж… Наверное, это нелегко понять нормальному человеку, не отягощенному гривной и любовью антов… – согласилась я, – Но когда у тебя сначала все есть, потом – ничего нет и после – снова все есть, то понимание приходит само собой!
– Княгиня, вам нехорошо?
Его мысли были сбивчивы и направлены совсем не туда. Конечно, он не мог понять!
– Вы —без гривны… —сказала я, на ходу придумывая, как лучше все это объяснить.
– Да, я без гривны, – гордо выпрямился Каллистрат. – И вы прекрасно знаете почему!
– Забудьте хоть на мгновение свои детские комплексы неполноценности! – приказала я. – И прекратите нюнить. Чувствительный какой! Когда придет время чувствовать – будете чувствовать. А сейчас подумайте вместе со мной, напрягите свои логические способности!
Каллистрат смотрел на меня во все глаза, не зная, не понимая.
Ничего, сейчас поймет!
– Ваш кучер – ант?
– Да, конечно, а что.
– Позовите его сюда. Сейчас же, немедленно, сию минуту! – Я топнула, подняв вокруг ноги небольшое пыльное облачко.
– Ну пожалуйста, – неуверенно согласился Каллистрат и, обернувшись к карете, злобно крикнул: – Тугар! Быстро сюда!
Он срывал в этом крике накопившееся раздражение. Я этого и добивалась. Крик был резкий – так провинившейся собаке дают команду: «К ноге!»
Наступила мертвая тишина. Все смотрели на карету, но Тугар и не думал выполнять приказ и со всех ног мчаться к хозяину. Карета даже не качнулась.
– Тугар! – заорал взбешенный Каллистрат. А, проняло. Взыграло ретивое!
– Чего? – раздался скрипучий голос кучера.
– Сюда, я сказал! – заорал Каллистрат.
– Зачем? – с неприятной, озлобленной интонацией поинтересовался Тугар.
– Да ты… Да как ты… – чуть не задохнулся лыцаров отпрыск, оскорбленный в лучших феодальных чувствах.
Голутвенные тоже переглядывались с недоумением – к такому разговору антов с господами они так же не были привычны, как и сами господа.
– Ну, я сейчас тебя!… – срываясь с места, закричал Каллистрат.
Я едва успела ухватить его за кружевной манжет.
Манжет треснул. Катлистрат остановился, бешено тарашась на меня.
Ну мне-то, княгине, он поперек и слова не скажет, но каково бы пришлось мне, будь я его подданной!
– Остыньте, Каллистрат рода Оболыжских, – насмешливо сказала я. – Вам придется привыкнуть к этому тону своего анта. Или попросить – хотя бы на время – пересесть на козлы кого-то из голутвенных. А кучера Тугара держать подальше от кареты.
– Вы что-то сказали, княгиня? – приходя в себя и натягивая маску галантности, уточнил Каллистрат.
– Рядом с каретой анты перестают быть антами, – терпеливо разъяснила я. – Они становятся обычными людьми. Ну как голутвенные, например.
– Что? – не поверил Каллистрат.
– Вот то! Дурацкие законы вашего мира резко отменяются около кареты: анты там – уже не анты, гривна – безделушка, украшение для шеи, телепатия – пустые выдумки фантастов! Я это почувствовала сразу, потому что по мне это сразу и ударило. Вы убедились только сейчас. Потому что вы – господин без гривны. То есть вы сравнительно более нормальны. А я – я ненормальна даже для вашего ненормального мира. Я – супергоспожа Я – княгиня! И виновата в этом моя гривна. Это она усиливает мои слабенькие господские способности до циклопических княжеских размеров. Это она стимулирует скромные эмпатические способности моего мозга так, что я начинаю шарить в чужих извилинах, как в собственном кармане! Гривна подыгрывает законам вашего мира и переигрывает их по-своему. В пользу своему владельцу! И вы все к такому привыкли. Но сейчас произошло нечто противоположное. Вместо ускорения вокруг кареты создалось некое поле торможения ваших дурацких законов. Константы вернулись назад со ста градусов. Но не к нулю, а к минус ста! У вас нет с собой того замка, который мы не смогли открыть в вашей усадьбе?
Каллистрат только покачал головой, пытаясь охватить разумом открывшиеся возможности.
– Жаль, что нет! Возле кареты, думаю, он бы легко открылся! Постойте, мои часики!
Я рванулась к карте, но тут же резко затормозила и приказала Бокше:
– Не смей сходить с этого места! Стой где стоишь!
– Да, княгиня, – доверчиво поклонился ант, даже не мысля обсуждать мои приказы.
– А вот вы. Каллистрат, за мной! Надеюсь, что сейчас смогу наконец продемонстрировать вам одно из чудес современной человеческой цивилизации!
Распахнув дверцу, я схватила свой узелок, вынула наручные часики, торжествующе поднесла к глазам Каллистрата:
– Ага! Я же говорила! Смотрите сами!
– Куда? – поинтересовался он, с любопытством разглядывая циферблат.
– Да вы что? – возмутилась я. – Вот же секундная стрелочка скачет!
– Ух! – выдохнул восхищенно Каллистрат. – Она живая? Это шевелится усик какой-то бабочки, спрятанной внутри? Ловко!
– Сами вы усик, – обиделась я. – Это железо трется об железо. Вращаются шестеренки, раскручивается валик. Черт, не помню, что там еще есть, давно не читала «Городок в табакерке»! Зубчики какие-то, молоточки. И это все внутри часов не слипается, не склеивается, а работает, как и должно. Вопреки местным законам!
– И это все благодаря…
– Да, тетарту. Я не нахожу другого объяснения. Как он активизировался – так все и началось. Люди и их веши восстали против нечеловеческих законов вашего мира. Тетарт-то, оказывается, не прост! Песочному замку возвращает железо-бетонность. Теперь понятно, почему эта Колакса – эта Крас-норыбииа, чтоб ее! – так прятала тетарт от антов. Они бы у нее живо взбунтовались! Как наши сейчас.
– Так вы приказали своему анту не приближаться, чтоб он не взбунтовался?
– Чтоб он потом не мучился. И от стыда чтоб не повесился. Разве вы не поняли – стоит выйти из сферы изменения физических констант, которую создает работающий тетарт, отойти от кареты на пять метров, как все возвращается на круги своя! Часы останавливаются, дворец из песка рассыпается, человек становится антом. Человеком-антом. Помнящим о своем бунте, мучающимся этим воспоминанием… Зачем же лишний раз подвергать его этой пытке? Не знаю, как вы, Каллистрат, а я не сторонница пыток.
– Зато вы– очень… – Он хотел сказать «злопамятна», но в последний миг смягчил. – Очень памятливы. Но. уверяю, я тоже не сторонник пыток. Фролка! – крикнул он одному из голутвенных дружинников. – Придется тебе посидеть на козлах. Никуда не денешься. Тут у нас такие чудеса творятся, что… А»Тугар пока на твоем коне поедет. Василий, пойди с фролкой. Вытолкайте Тугара взашей подальше от кареты. К кусту поставьте, радом с княжеским антом. Кстати, княгиня! Вашему Бокше ведь тоже нужна теперь лошадь, чтоб держаться от кареты вдалеке! Василий, садись рядом с Фролкой, а свою лошадь отдай Бокше.
– Может, просто вы пересядете ко мне в карету? Мы будем проводить время за приятной беседой, а ваш кучер или мой Бокша поедут позади всех на вашем коне.
Мысли Каллистрата по поводу моего плана соответствовали его яростному взгляду. Отдать своего лыцарового коня какому-то анту?!
Я быстро сказала: – Предложение отменяется. Все, все! А то еще вас хватит удар. А вам надо беречься, у вас ведь это наследственное, от матушки…
О мой язык!…
Только на следующий день сменил гнев на милость, сам испросил разрешения сесть ко мне в карету. Поинтересовался как ни в чем не бывало:
– Что вы давеча у меня уточнить-то желали?
– Да кто ж его теперь знает?.. – растерялась я.
Благодаря активации тетарта я освободилась от всех княжеских забот, сидела счастливая, в тишине, бездумно глядя в каретное окошко на проплывающий мимо пейзаж. Мысли бродили где-то возле мамы, около дома, даже на работу забредали, в клиническую лабораторию. Из которой меня, наверно, уже уволили… Особенно ужасало при этом почему-то то, что в моей трудовой книжке теперь появится запись: уволена по статье за прогулы… Черт-те что лезет в голову!
Вопрос Каллистрата поставил в тупик: действительно, а что я хотела уточнить?
– Ну тогда, пока вы вспоминаете, дозвольте, княгиня, и вам вопрос?
– Дозволяю.
– Вы вчера так спокойно приняли антовский бунт, а я до сих пор в толк не возьму – с чего они бунтовать надумали? Ну почувствовал ант себя свободным человеком, ну ладно… Бунтовать-то зачем?
– Тут как раз загадки нет. Психологически это оправданно. Принцип маятника… Ах да! У вас же нет часов. Тем более с маятниками… Тогда другой пример. Вы идете по лесу. Дорогу преграждает ветка. Вы ее отодвинули. Что будет, если вы (после того как отодвинули) отпустите ее?
– Хлестнет меня, наверно.
– То есть, распрямляясь, качнется в противоположную сторону, так? Вот и анты: их психика все время находится в согнутом, приниженном положении, а как сняли ограничитель – она и качнулась к бунту против тех, кому только что подчинялась. А гривна… Вот, кстати, вспомнила! Вопрос вчерашний. Как раз насчет гривн. Мы с вами так красиво расписали историю этого мира: пришли анты, их сожрали неподходящие для человека константы этого мира, села на них нечисть, пришли наши с вами предки, надели гривны, сели вместо нечисти. А сами-то гривны откуда взялись? Меня версия про их божественное происхождение не очень убеждает.
– Крамольные речи изволите говорить, княгиня…
– Да бросьте, Каллистрат, здесь все свои. На бога надейся, а сам не плошай! Я хоть сейчас ваши мысли и не читаю, но знаю, что вы не из тех, которые готовы слепо поверить в любую сказку, лишь бы она была красива!
– Вы попали прямо в яблочко, княгиня, – уже нормальным тоном сообщил Каллистрат. – Гривны – это вопрос из вопросов. Откуда взялись? Кто их сделал нам на радость? Нечисть их носить не может – боится. Но знает отлично! Вы не видели живую нечисть? Или хоть дохлую – только сразу после смерти? У них ведь на шее обязательно что-нибудь болтается: бусы какие-то, ленточка, веревочка, потерянная людьми на дороге, – что-нибудь да есть. Хотят смотреться господами!
– Ну, нечисть как создателя гривн я отмела сразу – вы же сами сказали, что она не создает ничего, иначе бы и нечистью не была.
– Да. Тут вы правы. Но кто тогда остается – анты? Если анты пришли из того же мира, что и наши предки – только раньше, много, много раньше, – могли они их с собой принести? Как вы думаете? Помнится, вы говорили, что у вас вещи становятся все сложнее и сложнее. Но такой сложности, как в гривнах, а тем более в тетарте, я так понял, у вас еще нет?
– Нет, – вынуждена была согласиться я.
– Вот, – удовлетворенно кивнул он головой. – Я и спрашиваю: кто? У вас, княгиня, спрашиваю, как у знатока иного мира. Потому что в нашем мире их просто некому делать! А у вас? Не бывало такого, чтобы и у вас что-то сложное люди делали, делали., а потом забыли? Или убили тех мудрых людей, которые могли творить столь великолепные вещи? Или погибли те мастера от мора какого-то? Ведь и на мудрых мор может найти!
– Ну вообще-то… – неуверенно начала я. – Хотя это из области легенд…
– Смелее, княгиня, – подбодрил Каллистрат.
– Вроде бы какие-то государства в глубокой древности были – ну в очень глубокой… Пятнадцать —двадцать тысяч лет назад… Что тамошние жители могли, чего не могли – этого никто не знает. Потонули они вместе со страной своей. Говорят, они звались атлантами, а страна – Атлантидой.
– Анты, атланты, – оживился Каллистрат. – Не видите некоторого сходства даже в названии? Может, ваши великие атланты изобрели гривны, пришли сюда, а когда страна их потонула, то одичали они здесь, так же как мы теперь дичаем, и стали актами?
– А гривны?
– Что гривны?
– Это мы с вами пользоваться гривнами толком не умеем: не придушили, и на том спасибо! А если атланты сами же их и сделали, так чего ж они не использовали их мощь до конца? Не знаю… И как-то обидно за них… Чтоб такие вещи умели Делать, а потом деградировали до того, что наши предки их с огнем знакомили заново? Не хочу, чтоб так было!
– Но, княгиня, вы же такая разумная, давайте строго придерживаться разумных доводов!
– А у меня женская логика, что я тут могу поделать? Не нравится мне, что анты – это переродившиеся атланты. Мне больше нравится то, что мы сначала думали, что анты – какое-то племя. Может быть, бронзового века, может – каменного. Зашло сюда две-три тысячи лет назад – и попалось в ловушку. Выйти не смогло… Подождите, Каллистрат! Я ведь вспомнила еще одно! Волхвовские боги! Они-то откуда взялись тут у вас? Наши предки пришли уже христианами, а волхвы – язычники. Причем чисто славянского толка. Вы не знаете, были примеры в летописях, чтоб кто-то из господских родов в волхвы подавался? А то я тут провела некоторые натурные исследования лесных волхвов…
– Нет! – Ответ Каллистрата был быстр и категоричен. – Такого позора, чтоб уйти к волхвам, – такого ни один род не допустит! Если б даже вдруг случилось… Нет, и тогда нашли бы охальника. И придушили. Там бы в лесу и нашли, на капище их поганом. Нет, волхвы – они из антов!
– О-о… Значит, волхвы – последние из антских господ? А их язычество – антское? А знаете, что мне моя травница Меланья как-то сказала? Что языческие боги в родстве с нечистью! Это как понимать?
Каллистрат молчал, и на его лице явно читалось: «Как хотите, так и понимайте, а я с этими грязными волхвами и гнусными богами возиться не собираюсь!» – А ведь объяснение должно быть! – упрямо сказала я. – Меланья так уверенно об этом говорила… А откуда оно может взяться – не пойму. Вот нечисть. Целиком местное явление. Живет не тужит, с природой дружит. Если б еще не люди – совсем ей было бы хорошо. И вдруг она оказывается в родстве с богами, которые и у нас водились, в том, нашем мире… Может, наши боги – Перуны всякие и Свароги – были когда-то реальными личностями, потом нашли лазейку сюда, пришли да и одичали, как это здесь принято? До нечисти? А, Каллистрат?
– Вот оно что? – упавшим голосом переспросила я, чувствуя всю грусть его мыслей. – Нечисть была здесь издавна? Но анты, как первая волна переселенцев из моего мира, придя сюда несколько тысяч лет назад, сначала нечисти успешно противостояли. Города строили, поля пахали. И только через столетия, тысячелетия благополучно деградировали. И тогда уж подпади под патронаж нечисти?.. Такова ваша версия? Так вы думаете?
– Это вы так сами сказали, – чуть дрогнул уголками губ Каллистрат, обозначая на своем лице улыбку. – Куда мне? Я таких мудреных слов и не слыхивал никогда!
– Хватит ерничать! —строго сказала я – Боитесь, что и всех нас через тысячу лет ждет судьба антов?
– Гораздо раньше! – безнадежно махнул рукой Калли-страт. – Если от большого числа отнять половину, то останется все же довольно большое число. А если половину от малого-то останется всего ничего. Те пять веков, что прошли со времен, когда наши предки здесь появились, уже отправили в небытие половину господских родов. А для того чтобы ополовинить оставшуюся половину, пятисот лет и не надо. Раньше все пойдет прахом.
– Песочный дворец под сильным ветром… – кивнула я.
– Что? – поднял голову Каллистрат.
– У вас дети мало играют на пляжах, – заключила я с легким осуждением. – Поэтому вы и не знаете, как это бывает: выстроишь, вылепишь из песка высокие шпили, острые башни… А они чуть подсохнут на солнце – и конец роскошному дворцу! Самый легкий ветерок уносит не укрепленные ничем песчинки, шпили оплывают, башни валятся… Дети строят – а оно разваливается. Потому что песок – не тот материал, который выдержит порыв ветра. А в вашем мире, похоже, у людей и нет более прочного материала, чем песок. Они делают, строят свои города, налаживают жизнь, а злой ветер энтропии, который постоянно дует у вас тут на молекулярном уровне или даже атомарном – не знаю каком, – все сносит и разваливает. Сто лет – рода нет. Тысяча лет – уже всей цивилизации нет…
– Эх, княгиня, – подтвердил Каллистрат, и в его мыслях была решимость обреченного. – Песок… Вы даже не представляете, насколько непрочен наш песок! Поэтому вот мое предложение: надо сегодня жить. Не ждать завтрашнего дня – ничего лучше уже не будет. Так хоть сейчас… А, княгиня? Женимся, детишек нарожаем. А из наших детишек кто-нибудь гривну да наденет еще. Не вашу, княжескую, так хоть мою… Ну, то есть не мою, конечно, но рода лыцаров Оболыжских.
– Опять вы за свое! Мы же договорились!
– Ничего мы не договаривались, – насупился Каллистрат. – Это вы сказали, что меня не хотите в мужья. А я от вас не отказывался… Мысли мои видите? Разве ж отказывался?
– Даже и говорить на эту тему не хочу! И мысли ваши обсуждать не буду!
– Вы разве не за этим меня позвали? – с вызовом удивился он.
– Не эти мысли обсуждать я вас приглашала! А если других нет то спасибо, позвольте мне отдохнуть. И так рука разболелась!
– У вас начала болеть рука? – радостно переспросил он.
Я поперхнулась:
– Ох ты! И правда! Болит ведь, точно, болит!
– А попробуйте пальчиками подвигать…
– Нет, – с сожалением признала я. – Двигаться рука не хочет.
– Лиха беда начало! – утешил Каллистрат. И его сияющая улыбка была совершенно искренней.
* * *
На ночлег мы остановились в имении одного из лыцаров, приглашавших меня в гости.Долго пировать я отказалась, вина, памятуя вчерашнее, совсем не пила, поэтому утром была как огурчик, чего не скажешь о лыиаровом отпрыске Каллистрате Оболыжском. Он, радуя рассветный мир интересной зеленоватостью лица, едва смог взобраться на коня. И попросил моего кучера ехать не торопясь. Бокша, сидевший на козлах рядом с кучером, только хмыкнул.
Ближе к полудню я решила, что энциклопедический ум Каллистрата уже достаточно проветрился для продолжения нашей беседы – за ночь у меня подкопилось немало вопросов.
– Бокша, – приказала я, приоткрыв дверцу. – Спрыгни, дождись Каллистрата, пусть он в карету пожалует.
Мой ант как-то странно поглядел на меня и неловко, как бы нехотя, соскочил на дорогу.
Занятая своими вопросами, я не обратила на это внимания. Напрасно.
Каллистрат подъехал, пересел в карету.
– Вот что меня смущает… – начала я и растерянно смолкла.
– Что именно, княгиня? – оживленно спросил Каллистрат, который уже справился со своей интересной зеленоватостью.
– По-моему, у нас беда… – проговорила я, озираясь по сторонам в полном смятении. – Вокруг что-то не в порядке…
– Да объясните толком, – тоже начиная нервничать, попросил Каллистрат.
– Я… Я не слышу ваших мыслей! Полная тишина! Молчание, как будто вас заглушили… И вообще никого не слыцд К оружию, Каллистрат! Нас опять окружает нечисть!
Он распахнул дверцу, заорал:
– Все сюда!
Карета остановилась, подскакавшие дружинники в количестве трех голутвенных и Никодима, крутясь возле кареты на фыркающих лошадях, беспокойно интересовались: что стряслось?
Я выпрыгнула на дорогу вслед за Каллистратом, напряженно оглядываясь вокруг.
Колесная колея шла почти прямо, в небе над полями звенели шустрые пичуги, от цветущего куста, притулившегося сбоку дороги, несло медовым ароматом.
Тревога начала отпускать. Я глубоко вздохнула пять раз, каждый раз как можно дольше задерживая дыхание. Осмотрелась еще разок.
Все взгляды были устремлены на меня.
– Кажется, блок исчез… – сообщила я Каллистрату. – Я отлично слышу и вас, и всех остальных.
– Напугали вы нас, княгиня! – приятно осклабился Каллистрат. Внешне – сама галантность, а в мыслях: «Чертова баба со своими страхами!…» – Мы не в лесу, не беспокойтесь напрасно, кругом люди – откуда здесь взяться страшной нечисти? – продолжал уговаривать меня Каллистрат, провожая к карете.
– Откуда ж мне знать? – огрызнулась я, берясь за ручк\ дверцы.
И замерла.
– Ну что опять? – не скрывая неудовольствия, пойнте ресовался Каллистрат.
– Тоже самое, – одними губами ответилая. – Чужие мысли исчезли. Будто корова языком слизала…
– Наверно, это была очень большая корова, раз слизана все? – предположил Каллистрат, все-таки оглядываясь по сторонам.
Я бросилась к одинокому кусту – больше врагу спрятаться было просто негде. Каллистрат, а с ним и все остальные последовали за мной.
Куст благоухал белоснежными соцветиями.
На всякий случай я обошла его вокруг. Никого и ничего. Зато громко и четко звучали раздосадованные мысли Калли-страта, отлично прослушивался спокойный интерес к происходящему его дружинников и пристальное внимание Никодима – все было как обычно.
Я направилась к карете, недоумевая, и на полпути затормозила.
Мысли окружающих с каждым шагом меркли, тускнели, исчезали, оставляя непривычную тишину. Надо же, как быстро я привыкла к чужому бормотанию в своей голове!
Сделав еще пару осторожных шагов в направлении кареты, я погрузилась в полный вакуум. То есть звуки, конечно, были, но не на мысленном уровне.
– Нечисть в карете! – отрывисто бросила я, оборачиваясь к людям, топчущимся позади.
– Обыскать! – приказал Каллистрат, взмахом перчатки указав на карету.
Все спешились, быстро привязывая лошадей, и бросились на карету, как на страшного зверя.
Когда через полчаса досмотр был закончен, Каллистрат обернулся ко мне, с деланной учтивостью разводя руками. Мы стояли от кареты в двух шагах, и мыслей его я по-прежнему не слышала.
Что ж, придется искать самой…
Я облазила несчастную карету сверху донизу, не щадя ни своего платья, ни ноющей руки. Нечисти не было. Чужих мыслей в голове тоже.
– Княгиня, – жалобно начал Каллистрат.
– Тс-с! – Я прижала палец к губам и почему-то шепотом попросила: – Идите сюда.
Он приблизился чуть ли не на цыпочках.
– Глядите, – указала я в багажный ящик.
– Ну? – тоже шепотом спросил Каллистрат. А потом, не выдержав, добавил уже громче: – Не томите, княгиня. Ну, князь лежит. И что? Он давненько уже так лежит!
– Так, да не так! – тоже в полный голос ответила я. И указала Каллистрату: – Тетарт!
Темная заплатка тетарта как ожила. По его краям опалес-цировали тончайшие туманные завитки, вниз тянулись молочно-белые нити. Они, нежно колыхаясь, касались Витвины, будто поглаживая, подбадривая ее. А в ответ по поверхности гривны проскакивали мгновенные макроскопические молнии, своими разрядами оканчиваясь на рваной пробоине.
– Видите? – спросила я.
– Кажется, да, – пробормотал Каллистрат, впиваясь взглядом в гривну, – Думаете, то, что вы почувствовали, – как раз из-за этого?
– Наоборот – перестала чувствовать, – улыбаясь, ответила я. – Поздравляю. Вы были правы: тетарт плюс нубос равняется любовь. К гривне.
– Я ничего такого не говорил, – осторожно возразил Каллистрат.-Я только предполагал…
– Да знаю я, знаю! Ваши предположения сбылись! – смеясь, воскликнула я и от избытка чувств чмокнула его в щеку.
– Княгиня… – ошеломленно произнес он, потирая след поцелуя тыльной стороной руки.
– Не обращайте внимания – это я радуюсь! Ведь началось! Началось!
– Знать бы еще – что началось? – задумчиво отметил Каллистрат.
– Надо быть оптимистами! – вальсируя в одиночестве на середине дороги, крикнула я. – Перемены могут быть только к лучшему в нашем теперешнем, самом грустном из миров! Бокша! У нас есть в дорожных запасах что-нибудь, напоминающее вино?
– Рассол кончился, – послышался с козел недовольный голос моего анта.
– Какой ты прозаический, Бокша! – хохоча, выкрикнула я. – Вина! Только вина! У нас праздник!
– Не знаю я. Нету ничего, – бесцветным голосом сказал Бокша, не показываясь с козел.
– Бокша, миленький, – я подошла к передку кареты, – что с тобой?
Он сидел нахохлившись, отвернувшись. Бородка подергивалась – наверно, бормотал что-то, слышное ему одному.
Я мысленно потянулась к нему погладить, приласкать… Вернее, хотела потянуться. И изо всех сил попыталась это сделать. Но вдруг оказалось, что совершить что-то на мысленном уровне так же невозможно, как голой рукой ухватить месяц с неба.
– Факир был пьян, и фокус не удался… – растерянно пробормотала я, даже не зная, что сказать.
Неужто все закончилось? Мой ант —уже не мой? Моей хваленой телепатии нет как нет?
«Да ведь это все около кареты – только возле нее!» – осенило меня.
– А ну-ка! – Я зло схватила Бокшу за руку, потянула с козел. – А ну, иди сюда!
Бокша нехотя повиновался. Угрюмо слез на дорогу – я не отпускала его рукав, тянула дальше, как можно дачыие от кареты, от ее багажного ящика и от активизировавшегося тетарта. Неохотно, почти упираясь, Бокша следовал за мной. И чем дальше, тем живее. Около благоухающего куста он уже почти бежал за мной вприпрыжку, преданно глядя и утирая струящиеся светлые слезы.
– Госпожа, – бормотал он.-Я чего-то… Я как-то… Мне так стыдно… Я посмел с вами так разговаривать… Я не выполнил ваш приказ, ваше распоряжение… Меня надо наказать… Так же нельзя…
Он задыхался от слез, но говорил, говорил… Раскаяние его было безгранично.
Когда он сделал попытку встать передо мной на колени прямо в дорожную пыль, я тихо сказала: – Все хорошо, Бокша. Ты не виноват. Спокойно протянулась к его мозгу, погладила дикую пляску протуберанцев мыслей и чувств, успокаивая, утешая.
– Не виноват? – легко согласился он, сверкая блестящими заплаканными глазами.
– Ты… Ну что же с тобой теперь делать? – Я в отчаянии хлопнула здоровой рукой по юбке. – Каллистрат, хоть вы подскажите, что теперь делать?
Каллистрат, наблюдавший вместе с остальными голут-венными в некотором недоумении наше с Бокшей театральное представление, неуверенно приблизился: – Я бы с удовольствием подсказал вам, княгиня, если бы понимал, что, собственно, происходит…
– Да уж… Наверное, это нелегко понять нормальному человеку, не отягощенному гривной и любовью антов… – согласилась я, – Но когда у тебя сначала все есть, потом – ничего нет и после – снова все есть, то понимание приходит само собой!
– Княгиня, вам нехорошо?
Его мысли были сбивчивы и направлены совсем не туда. Конечно, он не мог понять!
– Вы —без гривны… —сказала я, на ходу придумывая, как лучше все это объяснить.
– Да, я без гривны, – гордо выпрямился Каллистрат. – И вы прекрасно знаете почему!
– Забудьте хоть на мгновение свои детские комплексы неполноценности! – приказала я. – И прекратите нюнить. Чувствительный какой! Когда придет время чувствовать – будете чувствовать. А сейчас подумайте вместе со мной, напрягите свои логические способности!
Каллистрат смотрел на меня во все глаза, не зная, не понимая.
Ничего, сейчас поймет!
– Ваш кучер – ант?
– Да, конечно, а что.
– Позовите его сюда. Сейчас же, немедленно, сию минуту! – Я топнула, подняв вокруг ноги небольшое пыльное облачко.
– Ну пожалуйста, – неуверенно согласился Каллистрат и, обернувшись к карете, злобно крикнул: – Тугар! Быстро сюда!
Он срывал в этом крике накопившееся раздражение. Я этого и добивалась. Крик был резкий – так провинившейся собаке дают команду: «К ноге!»
Наступила мертвая тишина. Все смотрели на карету, но Тугар и не думал выполнять приказ и со всех ног мчаться к хозяину. Карета даже не качнулась.
– Тугар! – заорал взбешенный Каллистрат. А, проняло. Взыграло ретивое!
– Чего? – раздался скрипучий голос кучера.
– Сюда, я сказал! – заорал Каллистрат.
– Зачем? – с неприятной, озлобленной интонацией поинтересовался Тугар.
– Да ты… Да как ты… – чуть не задохнулся лыцаров отпрыск, оскорбленный в лучших феодальных чувствах.
Голутвенные тоже переглядывались с недоумением – к такому разговору антов с господами они так же не были привычны, как и сами господа.
– Ну, я сейчас тебя!… – срываясь с места, закричал Каллистрат.
Я едва успела ухватить его за кружевной манжет.
Манжет треснул. Катлистрат остановился, бешено тарашась на меня.
Ну мне-то, княгине, он поперек и слова не скажет, но каково бы пришлось мне, будь я его подданной!
– Остыньте, Каллистрат рода Оболыжских, – насмешливо сказала я. – Вам придется привыкнуть к этому тону своего анта. Или попросить – хотя бы на время – пересесть на козлы кого-то из голутвенных. А кучера Тугара держать подальше от кареты.
– Вы что-то сказали, княгиня? – приходя в себя и натягивая маску галантности, уточнил Каллистрат.
– Рядом с каретой анты перестают быть антами, – терпеливо разъяснила я. – Они становятся обычными людьми. Ну как голутвенные, например.
– Что? – не поверил Каллистрат.
– Вот то! Дурацкие законы вашего мира резко отменяются около кареты: анты там – уже не анты, гривна – безделушка, украшение для шеи, телепатия – пустые выдумки фантастов! Я это почувствовала сразу, потому что по мне это сразу и ударило. Вы убедились только сейчас. Потому что вы – господин без гривны. То есть вы сравнительно более нормальны. А я – я ненормальна даже для вашего ненормального мира. Я – супергоспожа Я – княгиня! И виновата в этом моя гривна. Это она усиливает мои слабенькие господские способности до циклопических княжеских размеров. Это она стимулирует скромные эмпатические способности моего мозга так, что я начинаю шарить в чужих извилинах, как в собственном кармане! Гривна подыгрывает законам вашего мира и переигрывает их по-своему. В пользу своему владельцу! И вы все к такому привыкли. Но сейчас произошло нечто противоположное. Вместо ускорения вокруг кареты создалось некое поле торможения ваших дурацких законов. Константы вернулись назад со ста градусов. Но не к нулю, а к минус ста! У вас нет с собой того замка, который мы не смогли открыть в вашей усадьбе?
Каллистрат только покачал головой, пытаясь охватить разумом открывшиеся возможности.
– Жаль, что нет! Возле кареты, думаю, он бы легко открылся! Постойте, мои часики!
Я рванулась к карте, но тут же резко затормозила и приказала Бокше:
– Не смей сходить с этого места! Стой где стоишь!
– Да, княгиня, – доверчиво поклонился ант, даже не мысля обсуждать мои приказы.
– А вот вы. Каллистрат, за мной! Надеюсь, что сейчас смогу наконец продемонстрировать вам одно из чудес современной человеческой цивилизации!
Распахнув дверцу, я схватила свой узелок, вынула наручные часики, торжествующе поднесла к глазам Каллистрата:
– Ага! Я же говорила! Смотрите сами!
– Куда? – поинтересовался он, с любопытством разглядывая циферблат.
– Да вы что? – возмутилась я. – Вот же секундная стрелочка скачет!
– Ух! – выдохнул восхищенно Каллистрат. – Она живая? Это шевелится усик какой-то бабочки, спрятанной внутри? Ловко!
– Сами вы усик, – обиделась я. – Это железо трется об железо. Вращаются шестеренки, раскручивается валик. Черт, не помню, что там еще есть, давно не читала «Городок в табакерке»! Зубчики какие-то, молоточки. И это все внутри часов не слипается, не склеивается, а работает, как и должно. Вопреки местным законам!
– И это все благодаря…
– Да, тетарту. Я не нахожу другого объяснения. Как он активизировался – так все и началось. Люди и их веши восстали против нечеловеческих законов вашего мира. Тетарт-то, оказывается, не прост! Песочному замку возвращает железо-бетонность. Теперь понятно, почему эта Колакса – эта Крас-норыбииа, чтоб ее! – так прятала тетарт от антов. Они бы у нее живо взбунтовались! Как наши сейчас.
– Так вы приказали своему анту не приближаться, чтоб он не взбунтовался?
– Чтоб он потом не мучился. И от стыда чтоб не повесился. Разве вы не поняли – стоит выйти из сферы изменения физических констант, которую создает работающий тетарт, отойти от кареты на пять метров, как все возвращается на круги своя! Часы останавливаются, дворец из песка рассыпается, человек становится антом. Человеком-антом. Помнящим о своем бунте, мучающимся этим воспоминанием… Зачем же лишний раз подвергать его этой пытке? Не знаю, как вы, Каллистрат, а я не сторонница пыток.
– Зато вы– очень… – Он хотел сказать «злопамятна», но в последний миг смягчил. – Очень памятливы. Но. уверяю, я тоже не сторонник пыток. Фролка! – крикнул он одному из голутвенных дружинников. – Придется тебе посидеть на козлах. Никуда не денешься. Тут у нас такие чудеса творятся, что… А»Тугар пока на твоем коне поедет. Василий, пойди с фролкой. Вытолкайте Тугара взашей подальше от кареты. К кусту поставьте, радом с княжеским антом. Кстати, княгиня! Вашему Бокше ведь тоже нужна теперь лошадь, чтоб держаться от кареты вдалеке! Василий, садись рядом с Фролкой, а свою лошадь отдай Бокше.
– Может, просто вы пересядете ко мне в карету? Мы будем проводить время за приятной беседой, а ваш кучер или мой Бокша поедут позади всех на вашем коне.
Мысли Каллистрата по поводу моего плана соответствовали его яростному взгляду. Отдать своего лыцарового коня какому-то анту?!
Я быстро сказала: – Предложение отменяется. Все, все! А то еще вас хватит удар. А вам надо беречься, у вас ведь это наследственное, от матушки…
О мой язык!…
* * *
Весь остаток дня Каллистрат был мрачен. Даже в гостях у очередного хлебосольного лыцара на пиру почти не пил и не произносил тостов.Только на следующий день сменил гнев на милость, сам испросил разрешения сесть ко мне в карету. Поинтересовался как ни в чем не бывало:
– Что вы давеча у меня уточнить-то желали?
– Да кто ж его теперь знает?.. – растерялась я.
Благодаря активации тетарта я освободилась от всех княжеских забот, сидела счастливая, в тишине, бездумно глядя в каретное окошко на проплывающий мимо пейзаж. Мысли бродили где-то возле мамы, около дома, даже на работу забредали, в клиническую лабораторию. Из которой меня, наверно, уже уволили… Особенно ужасало при этом почему-то то, что в моей трудовой книжке теперь появится запись: уволена по статье за прогулы… Черт-те что лезет в голову!
Вопрос Каллистрата поставил в тупик: действительно, а что я хотела уточнить?
– Ну тогда, пока вы вспоминаете, дозвольте, княгиня, и вам вопрос?
– Дозволяю.
– Вы вчера так спокойно приняли антовский бунт, а я до сих пор в толк не возьму – с чего они бунтовать надумали? Ну почувствовал ант себя свободным человеком, ну ладно… Бунтовать-то зачем?
– Тут как раз загадки нет. Психологически это оправданно. Принцип маятника… Ах да! У вас же нет часов. Тем более с маятниками… Тогда другой пример. Вы идете по лесу. Дорогу преграждает ветка. Вы ее отодвинули. Что будет, если вы (после того как отодвинули) отпустите ее?
– Хлестнет меня, наверно.
– То есть, распрямляясь, качнется в противоположную сторону, так? Вот и анты: их психика все время находится в согнутом, приниженном положении, а как сняли ограничитель – она и качнулась к бунту против тех, кому только что подчинялась. А гривна… Вот, кстати, вспомнила! Вопрос вчерашний. Как раз насчет гривн. Мы с вами так красиво расписали историю этого мира: пришли анты, их сожрали неподходящие для человека константы этого мира, села на них нечисть, пришли наши с вами предки, надели гривны, сели вместо нечисти. А сами-то гривны откуда взялись? Меня версия про их божественное происхождение не очень убеждает.
– Крамольные речи изволите говорить, княгиня…
– Да бросьте, Каллистрат, здесь все свои. На бога надейся, а сам не плошай! Я хоть сейчас ваши мысли и не читаю, но знаю, что вы не из тех, которые готовы слепо поверить в любую сказку, лишь бы она была красива!
– Вы попали прямо в яблочко, княгиня, – уже нормальным тоном сообщил Каллистрат. – Гривны – это вопрос из вопросов. Откуда взялись? Кто их сделал нам на радость? Нечисть их носить не может – боится. Но знает отлично! Вы не видели живую нечисть? Или хоть дохлую – только сразу после смерти? У них ведь на шее обязательно что-нибудь болтается: бусы какие-то, ленточка, веревочка, потерянная людьми на дороге, – что-нибудь да есть. Хотят смотреться господами!
– Ну, нечисть как создателя гривн я отмела сразу – вы же сами сказали, что она не создает ничего, иначе бы и нечистью не была.
– Да. Тут вы правы. Но кто тогда остается – анты? Если анты пришли из того же мира, что и наши предки – только раньше, много, много раньше, – могли они их с собой принести? Как вы думаете? Помнится, вы говорили, что у вас вещи становятся все сложнее и сложнее. Но такой сложности, как в гривнах, а тем более в тетарте, я так понял, у вас еще нет?
– Нет, – вынуждена была согласиться я.
– Вот, – удовлетворенно кивнул он головой. – Я и спрашиваю: кто? У вас, княгиня, спрашиваю, как у знатока иного мира. Потому что в нашем мире их просто некому делать! А у вас? Не бывало такого, чтобы и у вас что-то сложное люди делали, делали., а потом забыли? Или убили тех мудрых людей, которые могли творить столь великолепные вещи? Или погибли те мастера от мора какого-то? Ведь и на мудрых мор может найти!
– Ну вообще-то… – неуверенно начала я. – Хотя это из области легенд…
– Смелее, княгиня, – подбодрил Каллистрат.
– Вроде бы какие-то государства в глубокой древности были – ну в очень глубокой… Пятнадцать —двадцать тысяч лет назад… Что тамошние жители могли, чего не могли – этого никто не знает. Потонули они вместе со страной своей. Говорят, они звались атлантами, а страна – Атлантидой.
– Анты, атланты, – оживился Каллистрат. – Не видите некоторого сходства даже в названии? Может, ваши великие атланты изобрели гривны, пришли сюда, а когда страна их потонула, то одичали они здесь, так же как мы теперь дичаем, и стали актами?
– А гривны?
– Что гривны?
– Это мы с вами пользоваться гривнами толком не умеем: не придушили, и на том спасибо! А если атланты сами же их и сделали, так чего ж они не использовали их мощь до конца? Не знаю… И как-то обидно за них… Чтоб такие вещи умели Делать, а потом деградировали до того, что наши предки их с огнем знакомили заново? Не хочу, чтоб так было!
– Но, княгиня, вы же такая разумная, давайте строго придерживаться разумных доводов!
– А у меня женская логика, что я тут могу поделать? Не нравится мне, что анты – это переродившиеся атланты. Мне больше нравится то, что мы сначала думали, что анты – какое-то племя. Может быть, бронзового века, может – каменного. Зашло сюда две-три тысячи лет назад – и попалось в ловушку. Выйти не смогло… Подождите, Каллистрат! Я ведь вспомнила еще одно! Волхвовские боги! Они-то откуда взялись тут у вас? Наши предки пришли уже христианами, а волхвы – язычники. Причем чисто славянского толка. Вы не знаете, были примеры в летописях, чтоб кто-то из господских родов в волхвы подавался? А то я тут провела некоторые натурные исследования лесных волхвов…
– Нет! – Ответ Каллистрата был быстр и категоричен. – Такого позора, чтоб уйти к волхвам, – такого ни один род не допустит! Если б даже вдруг случилось… Нет, и тогда нашли бы охальника. И придушили. Там бы в лесу и нашли, на капище их поганом. Нет, волхвы – они из антов!
– О-о… Значит, волхвы – последние из антских господ? А их язычество – антское? А знаете, что мне моя травница Меланья как-то сказала? Что языческие боги в родстве с нечистью! Это как понимать?
Каллистрат молчал, и на его лице явно читалось: «Как хотите, так и понимайте, а я с этими грязными волхвами и гнусными богами возиться не собираюсь!» – А ведь объяснение должно быть! – упрямо сказала я. – Меланья так уверенно об этом говорила… А откуда оно может взяться – не пойму. Вот нечисть. Целиком местное явление. Живет не тужит, с природой дружит. Если б еще не люди – совсем ей было бы хорошо. И вдруг она оказывается в родстве с богами, которые и у нас водились, в том, нашем мире… Может, наши боги – Перуны всякие и Свароги – были когда-то реальными личностями, потом нашли лазейку сюда, пришли да и одичали, как это здесь принято? До нечисти? А, Каллистрат?