Страница:
Не устаю поражаться – до чего у нас с Михаилом получился послушный ребенок. Другой бы на его месте давно возмутился, а он просто приналег на ручку.
И дверь вновь начала открываться…
В щель просунулось озабоченное лицо Никодима, которого тут же в просвете щели сменил Зиновий.
– Господа, что у вас стряслось? – взволнованно поинтересовался он.
– Заходите, заходите быстрее, – замахала я рукой, приглашая, – пока она снова не закрылась!
И когда все оказались в тамбуре, осторожно погладила Олежку по его длинным нестриженым локонам: – Спасибо, сынок. – И повернулась к мужчинам: – Ну что– начнем экскурсию?
Каллистрат и Никодим, несмотря на мои просьбы двигаться дальше, в немом благоговении опустили носилки с Бокшей и стояли затаив дыхание, не в силах поверить в существование такого богатства. На Зиновия же просто жалко было смотреть.
А Михаил промолвил, покачав головой: – Это ж сколько княжеских и лыцаровых родов закончили здесь свой путь?..
– Почему думаешь, что закончили? – удивилась я. – Может, просто еще не начали? Вдруг это ни разу не использованные гривны?
Зиновий, как сомнамбула, как человек, который не в силах остановиться, осторожно приблизился к самой широкой, отблескивающей алым гривне, протянул к ней подрагивающую руку…
– Не! – вдруг громко произнес Олежек.
Все вздрогнули, будто пробуждаясь от морока.
Зиновий отдернул пальцы. Потер лоб. Жалко улыбнулся: – Ну, хоть попробовать… Хоть подержаться за нее… Ну, пожалуйста… – и вновь потянулся к гривне.
– Не! – резкий окрик моего сына заставил его отпрянуть.
– Нельзя?.. – безнадежно прошептал Зиновий/ пряча руку за спину.
– Не, – повторил Олежек. Вытянул пальцы из моей ладони и потопал к уступу в стене пещеры, на котором был выложен пяток гривен поменьше.
Все уставились на него.
– Сынок… – в замешательстве начала было я.
А он взял с уступчика одну гривну, повертел, посмотрел на Зиновия, положил на место. Взял другую. Зачем-то потер ее поблескивающую ленту между пальцами, негромко уронил в тишине: – Да. – И протянул гривну Зиновию.
Тот неуверенно повел головой. Шепотом осведомился: – А эту – можно?
– Да, – негромко отозвался мальчик.
– Что – надеть?.. – внезапно побледнев как полотно, уточнил Зиновий.
– Да, – был спокойный ответ.
– А она примет меня? – просипел Зиновий пересохшим горлом, делая шаг к гривне, которую протягивала ему детская рука. И внезапно решился. Отчаянно махнул рукой: – А и не примет —так все равно!…
В два прыжка оказался рядом с Олежкой, выхватил протягиваемую гривну, выпрямился, закрыл глаза и, перестав дышать, возложил ее на себя.
– Не надо! – запоздало выкрикнула я.
Но уже завибрировал воздух от зудения, гривна, искрясь, дрогнула и, как живая, ленивой змейкой обвилась вокруг шеи Зиновия. И смолкла.
В наступившей тишине Фелинский, не открывая глаз, пошарил рукой по груди, где только что свешивалось расслабленное кольцо гривны, потрогал шею. Сначала осторожно, потом провел по мрачновато-серо и ленте обеими ладонями. Открыл глаза Уставился на моего сына – Вавва, – пояснил малыш.
– Вавва, – трепетно повторил Зиновий.
Склонив голову, опустился перед Олежеком на одно колено, взял ручонку, даровавшую ему гривну. Поцеловал, замерев на секунду.
Потом поднялся, расправил плечи, поднял сжатый кулак, обернулся к нам, торжественно провозгласил: – Вавва! Мне жалована Вавва! Я, князь сморгонский, Зиновий Константинович Фелинский, во веки вечные присягаю в дружбе и любви князю Олегу. И какое бы княжество ни взял после князь Олег Михайлович Квасуров, Сморгонь всегда да пребудет с ним в мире и согласии!
– Аминь! – задумчиво подытожил Михаил.
– А я… А мне… – прошуршал позади полупридушенный, почти неслышный голос Каллистрата.
И уже в следующую минуту он рванулся вперед, подбежал к моему сыну, пал на колени, покрывая поцелуями маленькие пальчики, быстро забормотал: – Молю… Христом богом нашим!… Не откажите! Князь Олег! И мне гривну!…
– Не, – сдержанно произнес мальчик.
– Нет? – ошеломленно поднял к нему лицо Каллистрат. Олег бесстрастно глядел на Оболыжского.
– Совсем нет? – упавшим голосом поинтересовался тот, – Но почему?.. Чем я хуже? – Он вскочил с колен, закричал: – Это неправда! Я найду себе гривну! Здесь много их! Я найду, я попробую!
– Каллистрат! – окликнула я его.
– Нет! Нет! – продолжал вопить он, бросаясь от одного уступа с гривнами к другому.
– Каллистрат! – громко позвал Михаил, останавливая его опасные метания.
– А? – ошалело оглянулся Оболыжский.
– Смотри, – указал пальцем Михаил на своего сына.
Оболыжский оглянулся через плечо. Малыш протягивал ему маленький, озорно поблескивающий квадратик на веревочке.
– Тетарт? – спросил Каллистрат. И разочарованно сообщил: – Так это тетарт, не гривна!
– Князь Олег оказывает тебе милость, снисходя! – возмутился Зиновий, – Как смеешь ты над его милостью раздумывать? – и грозно нахмурился. – Но зачем мне тетарт, что я буду с ним делать? – заныл Каллистрат. – Вам, конечно, он гривну дал…
– Думай, что несешь! – в благородном княжеском негодовании топнул сапогом Фелинский. – С кем сравнить себя посмел, лыцаров отпрыск!
Каллистрат примолк. Ссутулился. Медленно, еле переставляя ноги, приблизился к Олегу. Забрал протягиваемый тетарт. Зажал в кулаке, отвернулся. В его прищуренных глазах стояли слезы.
– На шею! – неумолимо прогремел голос князя Фелин-ского.
Каллистрат вытер рукавом глаза, гордо выпрямился, демонстративно поднял на вытянутых руках веревочку с тетартом, неспешно, торжественно надел ее на свою шею, явно пародируя возложение гривны, только что произведенное Зиновием.
Потом усмехнулся, дурашливо развел руки: – Все! Дарованный тетарт принял меня! Возрадуйтесь, люди!
– Ты, это!… – гневно засопел Фелинский.
– Не надо, князь, – мягко попросила я Зиновия. – Не мучайте человека, он и так расстроен…
– Я? – издевательски засмеялся Каллистрат. – Я не расстроен! Я счастлив! Мне оказана великая милость!
– А может, и правда, милость? – пристально взглянула я на Оболыжского. – Откуда нам с вами знать? Помните, как тот тетарт, что я нашла, починил княжескую Витвину? Вдруг и этот найдет управу на вашу лыцарову гривну?
Каллистрат отвел глаза. Покачал головой. Но уже не так обреченно. Мое предположение о неслучайности дара упало на благодатную почву.
– А я? – раздался вдруг робкий голос Никодима. – А мне нельзя попросить для себя гривну?
– Тебе? Голутвенному?.. – хотел уже возмутиться Зиновий, но я прикоснулась к его рукаву, указывая глазами на Олега.
Малыш уже шел к нам, неся на вытянутой ладони широкий – больше даже, чем у меня или у Михаила – поясок матово-черной гривны.
– А! – Сияющий Никодим бухнулся перед ним на колени.
Но Олег невозмутимо миновал его и направился к носилкам Бокша беспокойно и даже с испугом смотрел снизу на своего княжича.
– А я? – взвыл Никодим, протягивая руки к ребенку – Молчи! – тяжелая длань Зиновия хлопнула его по плечу, будто молотком прибивая к бугристому полу.
Олег между тем деловито приподнял левую руку Бокши и просунул ее в черное кольцо.
Искристый хлопок гривны, стянувшейся на запястье у анта, был так поспешен, что в воздухе запахло озоном.
– Ай! – только и успел подать голос Бокша А потом с опаской уставился на новое приобретение.
– А я?.. – потерянно взмолился Никодим. Но малыш безмятежно произнес:
–Не.
И вопрос был исчерпан.
– Не… – со вздохом кивнул Никодим. – Значит, не судьба…
– А ничего, – с одобрением кивнул Михаил, отгрызая очередной кусок от изумруд но-лиловой плитки.
– Да, – согласился Зиновий. Но как-то вяло. Он покусывал вишневую плитку с желтыми прожилками, и она ему что-то не слишком нравилась.
– А вот что тут пили наши беглецы – я так и не поняла, – призналась я.-А, Бокша? Что вы тут пили?
– Ничего, матушка-княгиня, – тихо дыша, ответил он. – Жажды ведь все одно не было.
– Может, в этих плитках и вода имеется – задумчиво предположила я, – В связанном виде?
– Про то мне неведомо, – смиренно прошептал Бокша Вдохи и выдохи давались ему явно с трудом.
– Так, – спохватилась я – А что это мы Бокшу мучаем? А ну-ка, быстро к опочивальням! Пусть там отдохнет – может, заодно и подлечится.
Наконец Бокша был водворен в пузырящуюся «опочивальню» и я вздохнула с облегчением.
– А еще какие чудеса тут есть? – спросил Михаил.
– Вы же еще не видели мумию Чистуши! – вспомнила я.
– Муми?.. – поднял брови супруг.
– Останки. Труп. Тело. Чистуша умерла много месяцев назад – по местному, пещерному календарю, разумеется. И за это время успела высохнуть и мумифицироваться.
– Чистуша? – вздохнул Михаил. – Ну, пойдем, посмотрим.
Посмотрели. Перекрестились.
– Ну вот, пожалуй, и все, что я тут знаю, – сообщила я.
– А другой выход отсюда? – напомнил Михаил.
– Какой это?
– Тот, которым вы пришли… приползли из пустохляби.
– Да тут такое дело… – замялась я.-Он где-то в пещере с гривнами. Это я хорошо помню. Потому как первое увиденное здесь – был именно склад гривен. Но где там этот ход, которым мы с Олегом пролезли, я после так и не поняла. Стены есть, гривны – на месте, а той щелки нету…
– Пойдем еще раз посмотрим? – предложил Михаил. Пошли.
– Ну вот, сам видишь, – вздохнула я, широким жестом обводя пещеру.
– Не вижу, – признался супруг.
– Да и я тоже… Придется как-то пытаться объяснить нашему сыну – может, он покажет?
– А… Великий князь, княгиня, – смущенно обратился Зиновий. – Не это ли вы ищете?
И показал на голое, бугристое, растрескавшееся основание пещерной стены Столь же монолитно-непроходимое, как и остальные стены.
Мы с великим князем переглянулись.
– Может быть, и то! Только вы опишите мне, что вы там видите, – предложила я.
– Ну как же… Пролом. Темная дырка. Вот же она! – Князь Зиновий в растерянности смолк, тыча пальцем все туда же – в непроходимую стенку.
– Покажите точнее, – попросила я. – Где она начинается?
– Ну вот же! – Зиновий подошел вплотную и гневно ткнул в стену пальцем.-Ай!
– Бобо? – проявил интерес Олег, до сих пор сопровождавший нас молчаливым свидетелем.
– Ноготь подломил! – яростно прошипел Зиновий, дуя на покалеченный палец.
Я протянула руку к тому месту, где произошло повреждение княжеского пальца, – и рука моя чуть не по локоть ушла прямо в гранит.
Изумленный выдох, последовавший со стороны Каллистрата, не привлек княжеского внимания Зиновия.
– Да вот эта дыра! – со злостью кивнул он. – И как я так оплошал – умудрился удариться?..
Михаил провел ладонью по стене вокруг моего локтя. Вздохнул. Проговорил с грустью: – Еще одно место, куда ты можешь уйти, а я за тобой не могу последовать…
– Поздравляю, князь Зиновий, – сообщила я. – Ваша новая гривна Вавва подарила вам удивительный дар – видеть проходы между мирами.
Зиновий даже на палец дуть перестал.
– Только сами вы ими, как я поняла, воспользоваться не можете. – Я указала на его травмированный палец. – Но хотя бы видите. А я вот – наоборот. Не вижу проходов, но пройти через них способна…
Михаил хмыкнул.
– Не всегда куда надо, – согласилась я, – Но ведь все-таки способна!
– Какой же это дар? – возмутился Зиновий. – Вот же она. дыра!
И он снова ткнул пальцем. Но уже другой руки. И не так решительно. Поэтому нового членовредительства не последовало – только очередное «Ай!» – да и то приглушенно-недоуменное.
– Так это – морок – озадаченно спросил Фелинский.
– Нет, князь. – стараясь не засмеяться, объяснила я, – Для нас с вами – вас и меня – это реальность. Но разная. Поэтому вы мне сообщайте обо всех дырках, которые увидите, а я буду проверять' простые это дырки или между мирами.
– Но ведь через эту дырку ты, кажется, попала вовсе не в свой мир, – заметил Михаил. – И даже не в какой-нибудь другой. А в нашу, родную пустохлябь!
– Вернее – из нее, родной, – поправила я, – Но ты прав, это странно. Хотя… Может, и не так уж странно. Может, это сквозная дырка – от одного куска этого мира к другому куску этого же. Но сквозь иной. Вот как иголка – протыкает складку материи насквозь и выходит тут же, рядом. Хотя прошла через изнанку ткани. Не занимались, великий князь, шитьем и прочим рукоделием, а – Не занимался, – серьезно ответил Михаил, – Но пример твой, любовь моя, понял.
– И замечательно. А вы, князь Зиновий, все же не забудьте мою просьбу – насчет необычных дырок. Особенно тех, которые никто, кроме вас, не видит.
– А тут еще проход! – сообщил из угла Каллистрат.
– Вы там не гривны собрались примерять? – встревожилась я. – Вы это прекратите! Вы нам нужны живым!
– Счастлив служить вам, княгиня, – галантно заметил Каллистрат, высовываясь из угла, – но не беспокойтесь – я ничего не трогаю. Только смотрю. И вижу коридор, в который вы нас не водили.
– А я и сама там не была!
– Тогда я вас проведу. Как первооткрыватель.
Все гурьбой двинулись в коридорчик. Который почти тут же закончился дверью – первой дверью внутри пещерных помещений. Притом дверью необычной – с прозрачным оконцем.
– Это еще что за бесовщина? – охнул Каллистрат, первым прильнувший к оконцу.
Князь Зиновий, которому после получения гривны, видимо, все было нипочем, воинственно кинулся вперед, оттеснив Обо-лыжского.
– И что там? – поинтересовался Михаил за его спиной. – Да так, – засмущался Зиновий, поняв, что полез не по чину, опередив самого великого князя и предводителя Великого собора.
Когда он уступил место, Михаил только мельком глянул в окошко и сообщил: – Княгиня, кажется, это твои знакомые!
– Кто еще? – удивилась я, занимая смотровую площадку.
Но едва бросила взгляд на ярко освещенный зал за дверью, ахнула и невольно отпрыгнула назад. Наступив на ногу Ни-кодиму, которому тоже было интересно.
– Да, это они, – испуганно согласилась я с супругом. – Те дымные существа, что набросились на меня… Когда я пыталась попасть на Землю…
– Это тени умерших, – авторитетно заявил Никодим и на всякий случай перекрестил оконце. Еще раз глянул и обеспо-коенно воскликнул: – А они сюда идут!
Я прижалась к Михаилу, ухватив сына за руку:
–Давайте уберемся отсюда поскорее! Подобру-поздорову – Нет, княгиня, кажется, нечего бояться – они вроде не могут выйти оттуда! – весело сообщил Никодим, все так же торчащий у окошка. – Им, наверно, святым духом выход оттуда перекрыт! Или зароком каким!
– Вот уж не знал, что еще при жизни смогу заглянуть в царство мертвых! – подивился Зиновий.
– И все-таки уйдем, – попросила я.
– И то верно, – с натужным смешком согласился Никодим, отлипая наконец от проклятого оконца. – Так посмотришь-посмотришь – и не заметишь, как черти самого туда утащат!
– Любите вы, Каллистрат, отыскивать всякую гадость, – зябко поведя плечами, попеняла я Оболыжскому, поворачиваясь уходить. – То нашли свою знаменитую «мерзкую погань», то теперь зал с привидениями отыскали…
И тут мой сын в очередной раз меня удивил. И даже испугал.
Выдернув из моей ладони свою руку, он подошел к диковинной двери. Приподнявшись на носочки, припал к оконцу, расплющил нос о стекло и принялся что-то делать руками. Какие-то пассы. Как гипнотизер во время виденного как-то мною сеанса.
Тогда, с эстрады, подобные пассы не подействовали на меня. Но сейчас мерные взмахи ладошек сына, направленные вовсе не на меня, а на призраков за дверью, неожиданно запутали мое сознание сонной сетью, увлекая куда-то, зовя и туманя…
И только визгливый стон, донесшийся вдруг из-за двери, заставил собраться, выпрямиться и встряхнуться.
– Михаил, – обратилась я к мужу.
Но он молчал. Его остекленевшие глаза были прикованы к рукам сына, которые продолжали гладить воздух перед оконцем, мягко ласкать его, убаюкивая, усыпляя…
Я поспешно отвела глаза. Посмотрела на мужчин.
Все они застыли в оцепенении, завороженные магическими пассами малыша, стоящего к ним спиной.
Раздался повторный вой из-за двери. В нем была бесконечная тоска. Пополам с утробным удовольствием. Им – которые за дверью, – кажется, было приятно, что их гладят, что их массируют, что с ними играют – именно таким образом, как это проделывал мой сын. Они вопили от наслаждения. Но не голосами, а тем особым телепатическим воем, который одна лишь я могла слышать. Но не хотела.
Третьего пронзительного стенания, донесшегося из-за двери, я уже не перенесла и слабым голосом, чуть подрагивающим от нестерпимого ужаса, попросила: – Сынок, пойдем, а?..
Малыш обернулся не без удивления. Ему, видно, было невдомек, что кому-то могут не нравиться подобные упражнения.
Однако, оглядев выставку восковых фигур, в которую превратились наши доблестные мужчины, он кивнул головой, подтверждая, что я права.
Отступил на шаг от двери, осмотрелся. Как заправский гипнотизер громко хлопнул в ладоши и произнес:
–Да!
Восковые фигуры ожили, задвигались. Гурьбой заторопились вон из опасного коридорчика. Молча. Быстро.
Мрачное настроение за время обратного пути рассеялось.
– Ну и погуляли мы! – расправляя плечи так, чтобы всем была видна вновь приобретенная гривна, весело сообщил Зиновий. – Целый день небось ходили! – Слава богу, вы решили не спускаться в эти подвалы – Нам навстречу торопился князь Ондрей, оставленный Михаилом за первого воеводу. – И правильно – до того ли сейчас?!
– Как это – не спускаться? – благодушно спросил Зиновий, расправляя воротник вокруг Ваввы. – Мы были там!
– Да когда ж вы успели? – удивился Ондрей, ничуть не обращая внимания на красования князя Фелинского. – Ведь и часа не прошло, как я вас туда проводил!
– Что-то путаете вы, князь, – угрожающе покачал головой Зиновий, не привыкший, чтоб в его словах сомневались.
– Он не путает, – остановил его Михаил. – Мы там действительно были целый день. Но здесь, наверху, время совсем не так скоро шло… Вспомните, князь, как вы на меня смотрели через порожек, – вам казалось, что я прыгаю, будто кузнечик. А я ходил обычно. Права была княгиня – в тех пещерах мой сын и за три месяца мог на три года вырасти!…
– Да вы послушайте новости, которые вам князь Воротынский сказать хочет! – предложила я. Новости просто кричали в голове Ондрея, требуя выхода.
– Новости? – насторожился Михаил. – Что за новости?
– Царово ополчение под стенами! – выпалил Ондрей, которому наконец дали слово. – Вовремя мы с Киршагской твердыней управились, а помедлили бы день, уж взяли бы нас в клещи!…
– Ну, теперь-то цар-изменник никуда от нас не денется! – в восторге потряс кулаками Зиновий – Теперь-то уж точно будет сеча!
– Что, опять большая кровь прольется? – устало поинтересовалась я у Михаила. – Мало вам Вышеграда? Или вы и киршагским жителям хотите такой судьбы?
Михаил чуть качнул головой: – А что предлагаешь? Опять использовать нашего сына вместо мечей?
– Почему бы и нет? – удивилась я. – Сделать из врагов… неврагов. Что в этом плохого? И никаких смертоубийств! Оле-жек, – склонилась я к сыну, – сделаешь еще разок то, что уже делал здесь?
Малыш одарил меня долгим пристальным взглядом снизу вверх и ответил:
–Не.
– Почему нет? – присев перед ним на корточки, спросила я. – Ты устал? Тебе будет трудно?
– Не, – равнодушно ответил он.
– Ты просто не хочешь? – теряясь в догадках, начала я перебирать варианты.
Он неожиданно подтвердил:
–Да.
– Не хочешь? – поразилась я. – Но почему? Ты ведь уже делал! Значит, тогда – хотел? А теперь почему расхотел?
– Отон, – непонятно ответил мальчик.
Мне оставалось только хлопать глазами в растерянности. Михаил развел руками, как бы показывая: – ну вот, сама видишь… Повернулся к своим воеводам, спросил: – Лазутчиков высылали? Что они говорят о неприятеле?
Военная машина закрутилась, готовясь перемолоть тысячи и тысячи жизней.
На меня навалилась апатия.
Ну чего ради я, в самом деле, все время пытаюсь спасать кого-то? Кто и знать не знает о моих попытках. Да и не узнает никогда. Чего ради мне биться как рыба об лед? Если даже мой сын – мой великий и непонятный сын – не желает мне помогать! А не вернуться ли мне назад, в волшебные пещеры? Не залечь ли в чудодейственную пену «опочивальни»? И выйти оттуда примерно через год, когда здесь все само собой разрешится!
Ах да… Там же время бежит не медленнее, а раз в десять быстрее… Чтобы здесь год прошел, там мне надо кантоваться лет десять! Ерунда получается и бред. Куда ни кинь – везде ерунда и бред…
Михаил, окруженный воеводами, уже направился к княжеским палатам. Я осталась в одиночестве. Даже верного Бок-ши нет.
Едва слышимый из-за стен звук протрубившего рога заставил всех поднять головы.
– Что? – крикнул Михаил постовому на башне.
– Переговорщик! – выглянув наружу, за кремлевскую стену, доложил постовой.
– Никодим, выезжай с малым отрядом навстречу, вызнай, чего он хочет! – распорядился Михаил. – Ать, – произнес мой сын как бы между прочим. Ну и мать ему досталась! Сама носится день-деньской, так еще и ребенка с собой таскает! А ведь такой крохе еще специальный режим нужен! Чем морочить себе голову судьбами тысяч, лучше бы об одной судьбе подумала…
– Сейчас мы пойдем спать! – пообещала я, склоняясь к нему. – Сейчас покушаем – и спать. Может, и я прилягу. Отдохну от государственных дел.
Но отдохнуть мне не дали.
В покои пришел Михаил, сел перед кроватью и, когда я открыла глаза, сообщил: – Царов переговорщик передал тебе приглашение на уединенцию.
– Одной мне? – уточнила я.
– Тебе одной. Обещает, что сам тоже будет один.
– И где же сие мероприятие предлагается провести?
– На берегу пустохляби. Недалеко от того места, где тебя топить пытались. Берег там голый, пустынный, спрятать засаду невозможно, внезапно напасть – тоже.
– И когда я приглашаюсь?
– Прямо сейчас, не откладывая.
– Я пойду, – сказала я, – Мне просто интересно: что такого нового может сообщить парово величие после всего, что мы уже знаем о нем?
– Приехали, – постучал кнутовищем в дверцу князь Зиновий, гарцуя рядом на коне.
Пришлось вылезать.
Холодный свет яркого солнца совершенно не грел. Я накинула меховой капюшон и соскочила со ступеньки на промерзшую землю.
Рядом остановил коня Зиновий.
– Буду вон там, – указал он на изгиб берега – Вам нужно только махнуть рукой, и карета тотчас будет подана. Я молча кивнула. Открывать рот на этом ветру не хотелось – И вот что еще. – Зиновий почти лег на холку своего скакуна, доверительно склоняясь к моему уху. – Вы, княгиня, просили говорить обо всех странных дырах, что я увижу Так одну я вижу прямо сейчас.
– Что за дыра, где? – спросила я, с трудом шевеля мерзлыми губами.
– Вон там, над пустохлябью! Видите, летит маленькое одинокое облачко? Так вот как раз между ним и пустохлябью.
– В воздухе, что ли?
– Ну да.
– Вижу.
Он с удивлением глянул на меня: – Вы же говорили, что не видите этих дыр? Вот пристал! Через отражение в твоей голове вижу! Но я не стала затевать объяснения, поглубже засунула руки в меховую муфту, расшитую бисером, буркнула.
– Ладно, не важно. Есть дыра. Как-нибудь Каллистратов шар надуем горячим воздухом, слетаем – посмотрим.
Это я так пыталась пошутить.
Зиновий, правда, шутки не заметил Выпрямился, кивнул Напомнил: – Как махнете – я сразу здесь!
И я осталась одна.
Впрочем, ненадолго. Со стороны леса лихо подкатила огромная карета, вся в блестках позолоты, влекомая четверкой лошадей, запряженных цугом. Шикарный выезд! Только одно несколько портило его – отсутствие на козлах кучера.
Сразу видно, что уроки, преподанные нечистью, не прошли даром для царова величия – только нечисть умеет так манипулировать животными'
Пока я рассматривала лошадей, дверца кареты хлопнула, и передо мной появился сам цар. Морфей Телицын. Невысокий, худой юноша. Он сурово стоял, заложив руки за спину, и буравил меня взглядом исподлобья.
Карета, повинуясь неслышному приказу, умчалась обратно
Цар же все стоял.
Он молчал – и я молчала. В конце концов, кто пригласил, тот первый пусть и начинает.
– Не хотите поздороваться, княгиня? – негромко произнес юноша. И как ему не холодно в одном парадном кафтанчике, без шубы? – А почему бы вам самому этого не сделать для начала? – удивилась я. – Я цар! – как припечатал он. Но я только передернула плечами: – А я – дама. Да к тому же вы позже меня приехали. И вообще. Для чего меня на эту холодрыгу вызвали – пикироваться?
И дверь вновь начала открываться…
В щель просунулось озабоченное лицо Никодима, которого тут же в просвете щели сменил Зиновий.
– Господа, что у вас стряслось? – взволнованно поинтересовался он.
– Заходите, заходите быстрее, – замахала я рукой, приглашая, – пока она снова не закрылась!
И когда все оказались в тамбуре, осторожно погладила Олежку по его длинным нестриженым локонам: – Спасибо, сынок. – И повернулась к мужчинам: – Ну что– начнем экскурсию?
* * *
Как я и ожидала, склад гривен поверг их в шок. Всех, включая Михаила.Каллистрат и Никодим, несмотря на мои просьбы двигаться дальше, в немом благоговении опустили носилки с Бокшей и стояли затаив дыхание, не в силах поверить в существование такого богатства. На Зиновия же просто жалко было смотреть.
А Михаил промолвил, покачав головой: – Это ж сколько княжеских и лыцаровых родов закончили здесь свой путь?..
– Почему думаешь, что закончили? – удивилась я. – Может, просто еще не начали? Вдруг это ни разу не использованные гривны?
Зиновий, как сомнамбула, как человек, который не в силах остановиться, осторожно приблизился к самой широкой, отблескивающей алым гривне, протянул к ней подрагивающую руку…
– Не! – вдруг громко произнес Олежек.
Все вздрогнули, будто пробуждаясь от морока.
Зиновий отдернул пальцы. Потер лоб. Жалко улыбнулся: – Ну, хоть попробовать… Хоть подержаться за нее… Ну, пожалуйста… – и вновь потянулся к гривне.
– Не! – резкий окрик моего сына заставил его отпрянуть.
– Нельзя?.. – безнадежно прошептал Зиновий/ пряча руку за спину.
– Не, – повторил Олежек. Вытянул пальцы из моей ладони и потопал к уступу в стене пещеры, на котором был выложен пяток гривен поменьше.
Все уставились на него.
– Сынок… – в замешательстве начала было я.
А он взял с уступчика одну гривну, повертел, посмотрел на Зиновия, положил на место. Взял другую. Зачем-то потер ее поблескивающую ленту между пальцами, негромко уронил в тишине: – Да. – И протянул гривну Зиновию.
Тот неуверенно повел головой. Шепотом осведомился: – А эту – можно?
– Да, – негромко отозвался мальчик.
– Что – надеть?.. – внезапно побледнев как полотно, уточнил Зиновий.
– Да, – был спокойный ответ.
– А она примет меня? – просипел Зиновий пересохшим горлом, делая шаг к гривне, которую протягивала ему детская рука. И внезапно решился. Отчаянно махнул рукой: – А и не примет —так все равно!…
В два прыжка оказался рядом с Олежкой, выхватил протягиваемую гривну, выпрямился, закрыл глаза и, перестав дышать, возложил ее на себя.
– Не надо! – запоздало выкрикнула я.
Но уже завибрировал воздух от зудения, гривна, искрясь, дрогнула и, как живая, ленивой змейкой обвилась вокруг шеи Зиновия. И смолкла.
В наступившей тишине Фелинский, не открывая глаз, пошарил рукой по груди, где только что свешивалось расслабленное кольцо гривны, потрогал шею. Сначала осторожно, потом провел по мрачновато-серо и ленте обеими ладонями. Открыл глаза Уставился на моего сына – Вавва, – пояснил малыш.
– Вавва, – трепетно повторил Зиновий.
Склонив голову, опустился перед Олежеком на одно колено, взял ручонку, даровавшую ему гривну. Поцеловал, замерев на секунду.
Потом поднялся, расправил плечи, поднял сжатый кулак, обернулся к нам, торжественно провозгласил: – Вавва! Мне жалована Вавва! Я, князь сморгонский, Зиновий Константинович Фелинский, во веки вечные присягаю в дружбе и любви князю Олегу. И какое бы княжество ни взял после князь Олег Михайлович Квасуров, Сморгонь всегда да пребудет с ним в мире и согласии!
– Аминь! – задумчиво подытожил Михаил.
– А я… А мне… – прошуршал позади полупридушенный, почти неслышный голос Каллистрата.
И уже в следующую минуту он рванулся вперед, подбежал к моему сыну, пал на колени, покрывая поцелуями маленькие пальчики, быстро забормотал: – Молю… Христом богом нашим!… Не откажите! Князь Олег! И мне гривну!…
– Не, – сдержанно произнес мальчик.
– Нет? – ошеломленно поднял к нему лицо Каллистрат. Олег бесстрастно глядел на Оболыжского.
– Совсем нет? – упавшим голосом поинтересовался тот, – Но почему?.. Чем я хуже? – Он вскочил с колен, закричал: – Это неправда! Я найду себе гривну! Здесь много их! Я найду, я попробую!
– Каллистрат! – окликнула я его.
– Нет! Нет! – продолжал вопить он, бросаясь от одного уступа с гривнами к другому.
– Каллистрат! – громко позвал Михаил, останавливая его опасные метания.
– А? – ошалело оглянулся Оболыжский.
– Смотри, – указал пальцем Михаил на своего сына.
Оболыжский оглянулся через плечо. Малыш протягивал ему маленький, озорно поблескивающий квадратик на веревочке.
– Тетарт? – спросил Каллистрат. И разочарованно сообщил: – Так это тетарт, не гривна!
– Князь Олег оказывает тебе милость, снисходя! – возмутился Зиновий, – Как смеешь ты над его милостью раздумывать? – и грозно нахмурился. – Но зачем мне тетарт, что я буду с ним делать? – заныл Каллистрат. – Вам, конечно, он гривну дал…
– Думай, что несешь! – в благородном княжеском негодовании топнул сапогом Фелинский. – С кем сравнить себя посмел, лыцаров отпрыск!
Каллистрат примолк. Ссутулился. Медленно, еле переставляя ноги, приблизился к Олегу. Забрал протягиваемый тетарт. Зажал в кулаке, отвернулся. В его прищуренных глазах стояли слезы.
– На шею! – неумолимо прогремел голос князя Фелин-ского.
Каллистрат вытер рукавом глаза, гордо выпрямился, демонстративно поднял на вытянутых руках веревочку с тетартом, неспешно, торжественно надел ее на свою шею, явно пародируя возложение гривны, только что произведенное Зиновием.
Потом усмехнулся, дурашливо развел руки: – Все! Дарованный тетарт принял меня! Возрадуйтесь, люди!
– Ты, это!… – гневно засопел Фелинский.
– Не надо, князь, – мягко попросила я Зиновия. – Не мучайте человека, он и так расстроен…
– Я? – издевательски засмеялся Каллистрат. – Я не расстроен! Я счастлив! Мне оказана великая милость!
– А может, и правда, милость? – пристально взглянула я на Оболыжского. – Откуда нам с вами знать? Помните, как тот тетарт, что я нашла, починил княжескую Витвину? Вдруг и этот найдет управу на вашу лыцарову гривну?
Каллистрат отвел глаза. Покачал головой. Но уже не так обреченно. Мое предположение о неслучайности дара упало на благодатную почву.
– А я? – раздался вдруг робкий голос Никодима. – А мне нельзя попросить для себя гривну?
– Тебе? Голутвенному?.. – хотел уже возмутиться Зиновий, но я прикоснулась к его рукаву, указывая глазами на Олега.
Малыш уже шел к нам, неся на вытянутой ладони широкий – больше даже, чем у меня или у Михаила – поясок матово-черной гривны.
– А! – Сияющий Никодим бухнулся перед ним на колени.
Но Олег невозмутимо миновал его и направился к носилкам Бокша беспокойно и даже с испугом смотрел снизу на своего княжича.
– А я? – взвыл Никодим, протягивая руки к ребенку – Молчи! – тяжелая длань Зиновия хлопнула его по плечу, будто молотком прибивая к бугристому полу.
Олег между тем деловито приподнял левую руку Бокши и просунул ее в черное кольцо.
Искристый хлопок гривны, стянувшейся на запястье у анта, был так поспешен, что в воздухе запахло озоном.
– Ай! – только и успел подать голос Бокша А потом с опаской уставился на новое приобретение.
– А я?.. – потерянно взмолился Никодим. Но малыш безмятежно произнес:
–Не.
И вопрос был исчерпан.
– Не… – со вздохом кивнул Никодим. – Значит, не судьба…
* * *
– Вот этим наши беглецы и питались, – с видом заправского экскурсовода показала я пищевую плитку, взятую из поблескивающей стены. – Тут их столько, что на целую армию хватит. Да и, глядишь, не на одну сотню лет. Можете сами попробовать. Вот так потрите в ладонях и откусывайте. Только сначала лизните. А то они очень разные на вкус. Можно такое встретить!…– А ничего, – с одобрением кивнул Михаил, отгрызая очередной кусок от изумруд но-лиловой плитки.
– Да, – согласился Зиновий. Но как-то вяло. Он покусывал вишневую плитку с желтыми прожилками, и она ему что-то не слишком нравилась.
– А вот что тут пили наши беглецы – я так и не поняла, – призналась я.-А, Бокша? Что вы тут пили?
– Ничего, матушка-княгиня, – тихо дыша, ответил он. – Жажды ведь все одно не было.
– Может, в этих плитках и вода имеется – задумчиво предположила я, – В связанном виде?
– Про то мне неведомо, – смиренно прошептал Бокша Вдохи и выдохи давались ему явно с трудом.
– Так, – спохватилась я – А что это мы Бокшу мучаем? А ну-ка, быстро к опочивальням! Пусть там отдохнет – может, заодно и подлечится.
* * *
Вволю подивились все на облачный кисель, который сам собой появляется, лишь только человек вступает между двумя ржавыми, гнутыми железяками, и который так же сам собой пропадает, когда отходит человек чуть назад.Наконец Бокша был водворен в пузырящуюся «опочивальню» и я вздохнула с облегчением.
– А еще какие чудеса тут есть? – спросил Михаил.
– Вы же еще не видели мумию Чистуши! – вспомнила я.
– Муми?.. – поднял брови супруг.
– Останки. Труп. Тело. Чистуша умерла много месяцев назад – по местному, пещерному календарю, разумеется. И за это время успела высохнуть и мумифицироваться.
– Чистуша? – вздохнул Михаил. – Ну, пойдем, посмотрим.
Посмотрели. Перекрестились.
– Ну вот, пожалуй, и все, что я тут знаю, – сообщила я.
– А другой выход отсюда? – напомнил Михаил.
– Какой это?
– Тот, которым вы пришли… приползли из пустохляби.
– Да тут такое дело… – замялась я.-Он где-то в пещере с гривнами. Это я хорошо помню. Потому как первое увиденное здесь – был именно склад гривен. Но где там этот ход, которым мы с Олегом пролезли, я после так и не поняла. Стены есть, гривны – на месте, а той щелки нету…
– Пойдем еще раз посмотрим? – предложил Михаил. Пошли.
– Ну вот, сам видишь, – вздохнула я, широким жестом обводя пещеру.
– Не вижу, – признался супруг.
– Да и я тоже… Придется как-то пытаться объяснить нашему сыну – может, он покажет?
– А… Великий князь, княгиня, – смущенно обратился Зиновий. – Не это ли вы ищете?
И показал на голое, бугристое, растрескавшееся основание пещерной стены Столь же монолитно-непроходимое, как и остальные стены.
Мы с великим князем переглянулись.
– Может быть, и то! Только вы опишите мне, что вы там видите, – предложила я.
– Ну как же… Пролом. Темная дырка. Вот же она! – Князь Зиновий в растерянности смолк, тыча пальцем все туда же – в непроходимую стенку.
– Покажите точнее, – попросила я. – Где она начинается?
– Ну вот же! – Зиновий подошел вплотную и гневно ткнул в стену пальцем.-Ай!
– Бобо? – проявил интерес Олег, до сих пор сопровождавший нас молчаливым свидетелем.
– Ноготь подломил! – яростно прошипел Зиновий, дуя на покалеченный палец.
Я протянула руку к тому месту, где произошло повреждение княжеского пальца, – и рука моя чуть не по локоть ушла прямо в гранит.
Изумленный выдох, последовавший со стороны Каллистрата, не привлек княжеского внимания Зиновия.
– Да вот эта дыра! – со злостью кивнул он. – И как я так оплошал – умудрился удариться?..
Михаил провел ладонью по стене вокруг моего локтя. Вздохнул. Проговорил с грустью: – Еще одно место, куда ты можешь уйти, а я за тобой не могу последовать…
– Поздравляю, князь Зиновий, – сообщила я. – Ваша новая гривна Вавва подарила вам удивительный дар – видеть проходы между мирами.
Зиновий даже на палец дуть перестал.
– Только сами вы ими, как я поняла, воспользоваться не можете. – Я указала на его травмированный палец. – Но хотя бы видите. А я вот – наоборот. Не вижу проходов, но пройти через них способна…
Михаил хмыкнул.
– Не всегда куда надо, – согласилась я, – Но ведь все-таки способна!
– Какой же это дар? – возмутился Зиновий. – Вот же она. дыра!
И он снова ткнул пальцем. Но уже другой руки. И не так решительно. Поэтому нового членовредительства не последовало – только очередное «Ай!» – да и то приглушенно-недоуменное.
– Так это – морок – озадаченно спросил Фелинский.
– Нет, князь. – стараясь не засмеяться, объяснила я, – Для нас с вами – вас и меня – это реальность. Но разная. Поэтому вы мне сообщайте обо всех дырках, которые увидите, а я буду проверять' простые это дырки или между мирами.
– Но ведь через эту дырку ты, кажется, попала вовсе не в свой мир, – заметил Михаил. – И даже не в какой-нибудь другой. А в нашу, родную пустохлябь!
– Вернее – из нее, родной, – поправила я, – Но ты прав, это странно. Хотя… Может, и не так уж странно. Может, это сквозная дырка – от одного куска этого мира к другому куску этого же. Но сквозь иной. Вот как иголка – протыкает складку материи насквозь и выходит тут же, рядом. Хотя прошла через изнанку ткани. Не занимались, великий князь, шитьем и прочим рукоделием, а – Не занимался, – серьезно ответил Михаил, – Но пример твой, любовь моя, понял.
– И замечательно. А вы, князь Зиновий, все же не забудьте мою просьбу – насчет необычных дырок. Особенно тех, которые никто, кроме вас, не видит.
– А тут еще проход! – сообщил из угла Каллистрат.
– Вы там не гривны собрались примерять? – встревожилась я. – Вы это прекратите! Вы нам нужны живым!
– Счастлив служить вам, княгиня, – галантно заметил Каллистрат, высовываясь из угла, – но не беспокойтесь – я ничего не трогаю. Только смотрю. И вижу коридор, в который вы нас не водили.
– А я и сама там не была!
– Тогда я вас проведу. Как первооткрыватель.
Все гурьбой двинулись в коридорчик. Который почти тут же закончился дверью – первой дверью внутри пещерных помещений. Притом дверью необычной – с прозрачным оконцем.
– Это еще что за бесовщина? – охнул Каллистрат, первым прильнувший к оконцу.
Князь Зиновий, которому после получения гривны, видимо, все было нипочем, воинственно кинулся вперед, оттеснив Обо-лыжского.
– И что там? – поинтересовался Михаил за его спиной. – Да так, – засмущался Зиновий, поняв, что полез не по чину, опередив самого великого князя и предводителя Великого собора.
Когда он уступил место, Михаил только мельком глянул в окошко и сообщил: – Княгиня, кажется, это твои знакомые!
– Кто еще? – удивилась я, занимая смотровую площадку.
Но едва бросила взгляд на ярко освещенный зал за дверью, ахнула и невольно отпрыгнула назад. Наступив на ногу Ни-кодиму, которому тоже было интересно.
– Да, это они, – испуганно согласилась я с супругом. – Те дымные существа, что набросились на меня… Когда я пыталась попасть на Землю…
– Это тени умерших, – авторитетно заявил Никодим и на всякий случай перекрестил оконце. Еще раз глянул и обеспо-коенно воскликнул: – А они сюда идут!
Я прижалась к Михаилу, ухватив сына за руку:
–Давайте уберемся отсюда поскорее! Подобру-поздорову – Нет, княгиня, кажется, нечего бояться – они вроде не могут выйти оттуда! – весело сообщил Никодим, все так же торчащий у окошка. – Им, наверно, святым духом выход оттуда перекрыт! Или зароком каким!
– Вот уж не знал, что еще при жизни смогу заглянуть в царство мертвых! – подивился Зиновий.
– И все-таки уйдем, – попросила я.
– И то верно, – с натужным смешком согласился Никодим, отлипая наконец от проклятого оконца. – Так посмотришь-посмотришь – и не заметишь, как черти самого туда утащат!
– Любите вы, Каллистрат, отыскивать всякую гадость, – зябко поведя плечами, попеняла я Оболыжскому, поворачиваясь уходить. – То нашли свою знаменитую «мерзкую погань», то теперь зал с привидениями отыскали…
И тут мой сын в очередной раз меня удивил. И даже испугал.
Выдернув из моей ладони свою руку, он подошел к диковинной двери. Приподнявшись на носочки, припал к оконцу, расплющил нос о стекло и принялся что-то делать руками. Какие-то пассы. Как гипнотизер во время виденного как-то мною сеанса.
Тогда, с эстрады, подобные пассы не подействовали на меня. Но сейчас мерные взмахи ладошек сына, направленные вовсе не на меня, а на призраков за дверью, неожиданно запутали мое сознание сонной сетью, увлекая куда-то, зовя и туманя…
И только визгливый стон, донесшийся вдруг из-за двери, заставил собраться, выпрямиться и встряхнуться.
– Михаил, – обратилась я к мужу.
Но он молчал. Его остекленевшие глаза были прикованы к рукам сына, которые продолжали гладить воздух перед оконцем, мягко ласкать его, убаюкивая, усыпляя…
Я поспешно отвела глаза. Посмотрела на мужчин.
Все они застыли в оцепенении, завороженные магическими пассами малыша, стоящего к ним спиной.
Раздался повторный вой из-за двери. В нем была бесконечная тоска. Пополам с утробным удовольствием. Им – которые за дверью, – кажется, было приятно, что их гладят, что их массируют, что с ними играют – именно таким образом, как это проделывал мой сын. Они вопили от наслаждения. Но не голосами, а тем особым телепатическим воем, который одна лишь я могла слышать. Но не хотела.
Третьего пронзительного стенания, донесшегося из-за двери, я уже не перенесла и слабым голосом, чуть подрагивающим от нестерпимого ужаса, попросила: – Сынок, пойдем, а?..
Малыш обернулся не без удивления. Ему, видно, было невдомек, что кому-то могут не нравиться подобные упражнения.
Однако, оглядев выставку восковых фигур, в которую превратились наши доблестные мужчины, он кивнул головой, подтверждая, что я права.
Отступил на шаг от двери, осмотрелся. Как заправский гипнотизер громко хлопнул в ладоши и произнес:
–Да!
Восковые фигуры ожили, задвигались. Гурьбой заторопились вон из опасного коридорчика. Молча. Быстро.
* * *
Наверх, в киршагские покои, мы поднялись, чуть не ослепнув от яркого солнца.Мрачное настроение за время обратного пути рассеялось.
– Ну и погуляли мы! – расправляя плечи так, чтобы всем была видна вновь приобретенная гривна, весело сообщил Зиновий. – Целый день небось ходили! – Слава богу, вы решили не спускаться в эти подвалы – Нам навстречу торопился князь Ондрей, оставленный Михаилом за первого воеводу. – И правильно – до того ли сейчас?!
– Как это – не спускаться? – благодушно спросил Зиновий, расправляя воротник вокруг Ваввы. – Мы были там!
– Да когда ж вы успели? – удивился Ондрей, ничуть не обращая внимания на красования князя Фелинского. – Ведь и часа не прошло, как я вас туда проводил!
– Что-то путаете вы, князь, – угрожающе покачал головой Зиновий, не привыкший, чтоб в его словах сомневались.
– Он не путает, – остановил его Михаил. – Мы там действительно были целый день. Но здесь, наверху, время совсем не так скоро шло… Вспомните, князь, как вы на меня смотрели через порожек, – вам казалось, что я прыгаю, будто кузнечик. А я ходил обычно. Права была княгиня – в тех пещерах мой сын и за три месяца мог на три года вырасти!…
– Да вы послушайте новости, которые вам князь Воротынский сказать хочет! – предложила я. Новости просто кричали в голове Ондрея, требуя выхода.
– Новости? – насторожился Михаил. – Что за новости?
– Царово ополчение под стенами! – выпалил Ондрей, которому наконец дали слово. – Вовремя мы с Киршагской твердыней управились, а помедлили бы день, уж взяли бы нас в клещи!…
– Ну, теперь-то цар-изменник никуда от нас не денется! – в восторге потряс кулаками Зиновий – Теперь-то уж точно будет сеча!
– Что, опять большая кровь прольется? – устало поинтересовалась я у Михаила. – Мало вам Вышеграда? Или вы и киршагским жителям хотите такой судьбы?
Михаил чуть качнул головой: – А что предлагаешь? Опять использовать нашего сына вместо мечей?
– Почему бы и нет? – удивилась я. – Сделать из врагов… неврагов. Что в этом плохого? И никаких смертоубийств! Оле-жек, – склонилась я к сыну, – сделаешь еще разок то, что уже делал здесь?
Малыш одарил меня долгим пристальным взглядом снизу вверх и ответил:
–Не.
– Почему нет? – присев перед ним на корточки, спросила я. – Ты устал? Тебе будет трудно?
– Не, – равнодушно ответил он.
– Ты просто не хочешь? – теряясь в догадках, начала я перебирать варианты.
Он неожиданно подтвердил:
–Да.
– Не хочешь? – поразилась я. – Но почему? Ты ведь уже делал! Значит, тогда – хотел? А теперь почему расхотел?
– Отон, – непонятно ответил мальчик.
Мне оставалось только хлопать глазами в растерянности. Михаил развел руками, как бы показывая: – ну вот, сама видишь… Повернулся к своим воеводам, спросил: – Лазутчиков высылали? Что они говорят о неприятеле?
Военная машина закрутилась, готовясь перемолоть тысячи и тысячи жизней.
На меня навалилась апатия.
Ну чего ради я, в самом деле, все время пытаюсь спасать кого-то? Кто и знать не знает о моих попытках. Да и не узнает никогда. Чего ради мне биться как рыба об лед? Если даже мой сын – мой великий и непонятный сын – не желает мне помогать! А не вернуться ли мне назад, в волшебные пещеры? Не залечь ли в чудодейственную пену «опочивальни»? И выйти оттуда примерно через год, когда здесь все само собой разрешится!
Ах да… Там же время бежит не медленнее, а раз в десять быстрее… Чтобы здесь год прошел, там мне надо кантоваться лет десять! Ерунда получается и бред. Куда ни кинь – везде ерунда и бред…
Михаил, окруженный воеводами, уже направился к княжеским палатам. Я осталась в одиночестве. Даже верного Бок-ши нет.
Едва слышимый из-за стен звук протрубившего рога заставил всех поднять головы.
– Что? – крикнул Михаил постовому на башне.
– Переговорщик! – выглянув наружу, за кремлевскую стену, доложил постовой.
– Никодим, выезжай с малым отрядом навстречу, вызнай, чего он хочет! – распорядился Михаил. – Ать, – произнес мой сын как бы между прочим. Ну и мать ему досталась! Сама носится день-деньской, так еще и ребенка с собой таскает! А ведь такой крохе еще специальный режим нужен! Чем морочить себе голову судьбами тысяч, лучше бы об одной судьбе подумала…
– Сейчас мы пойдем спать! – пообещала я, склоняясь к нему. – Сейчас покушаем – и спать. Может, и я прилягу. Отдохну от государственных дел.
Но отдохнуть мне не дали.
В покои пришел Михаил, сел перед кроватью и, когда я открыла глаза, сообщил: – Царов переговорщик передал тебе приглашение на уединенцию.
– Одной мне? – уточнила я.
– Тебе одной. Обещает, что сам тоже будет один.
– И где же сие мероприятие предлагается провести?
– На берегу пустохляби. Недалеко от того места, где тебя топить пытались. Берег там голый, пустынный, спрятать засаду невозможно, внезапно напасть – тоже.
– И когда я приглашаюсь?
– Прямо сейчас, не откладывая.
– Я пойду, – сказала я, – Мне просто интересно: что такого нового может сообщить парово величие после всего, что мы уже знаем о нем?
* * *
Даже сидя в карете, я куталась в доху —ледяной ветер продувал все насквозь О том, чтобы выйти наружу, было страшно и подумать. Утром и то было не так холодно.– Приехали, – постучал кнутовищем в дверцу князь Зиновий, гарцуя рядом на коне.
Пришлось вылезать.
Холодный свет яркого солнца совершенно не грел. Я накинула меховой капюшон и соскочила со ступеньки на промерзшую землю.
Рядом остановил коня Зиновий.
– Буду вон там, – указал он на изгиб берега – Вам нужно только махнуть рукой, и карета тотчас будет подана. Я молча кивнула. Открывать рот на этом ветру не хотелось – И вот что еще. – Зиновий почти лег на холку своего скакуна, доверительно склоняясь к моему уху. – Вы, княгиня, просили говорить обо всех странных дырах, что я увижу Так одну я вижу прямо сейчас.
– Что за дыра, где? – спросила я, с трудом шевеля мерзлыми губами.
– Вон там, над пустохлябью! Видите, летит маленькое одинокое облачко? Так вот как раз между ним и пустохлябью.
– В воздухе, что ли?
– Ну да.
– Вижу.
Он с удивлением глянул на меня: – Вы же говорили, что не видите этих дыр? Вот пристал! Через отражение в твоей голове вижу! Но я не стала затевать объяснения, поглубже засунула руки в меховую муфту, расшитую бисером, буркнула.
– Ладно, не важно. Есть дыра. Как-нибудь Каллистратов шар надуем горячим воздухом, слетаем – посмотрим.
Это я так пыталась пошутить.
Зиновий, правда, шутки не заметил Выпрямился, кивнул Напомнил: – Как махнете – я сразу здесь!
И я осталась одна.
Впрочем, ненадолго. Со стороны леса лихо подкатила огромная карета, вся в блестках позолоты, влекомая четверкой лошадей, запряженных цугом. Шикарный выезд! Только одно несколько портило его – отсутствие на козлах кучера.
Сразу видно, что уроки, преподанные нечистью, не прошли даром для царова величия – только нечисть умеет так манипулировать животными'
Пока я рассматривала лошадей, дверца кареты хлопнула, и передо мной появился сам цар. Морфей Телицын. Невысокий, худой юноша. Он сурово стоял, заложив руки за спину, и буравил меня взглядом исподлобья.
Карета, повинуясь неслышному приказу, умчалась обратно
Цар же все стоял.
Он молчал – и я молчала. В конце концов, кто пригласил, тот первый пусть и начинает.
– Не хотите поздороваться, княгиня? – негромко произнес юноша. И как ему не холодно в одном парадном кафтанчике, без шубы? – А почему бы вам самому этого не сделать для начала? – удивилась я. – Я цар! – как припечатал он. Но я только передернула плечами: – А я – дама. Да к тому же вы позже меня приехали. И вообще. Для чего меня на эту холодрыгу вызвали – пикироваться?