Шатилов Валентин. Филумана

   На лице белела свежая царапина, а в волосах застрял маленький обломок терновой веточки с сухим листочком.
   – Укололся, милый? – погладила я его головешку, вытаскивая ломкий терн. И радостно объявила: – Супруг, ты, как всегда, прав – это куст, через который я лезла с Земли! Слушай, а может, калитка и для меня откроется?
   Я быстро, пока сама не успела испугаться своего порыва, наклонила голову, заглядывая через пространственную дыру. И тут же была с позором выдернута обратно заботливым супругом.
   – Жива? Не съели тебя еще? – сурово осведомился он.
   – А откуда знаешь, что должны были съесть? – потерянно спросила я. Ужас краснолунного мира призраков все еще стоял перед глазами.
   – Каменеть не надо, тогда и не заметит никто, как тебя едят!
   – Я опять покрылась блеском?
   – А то! Произведение земного искусства, да и только!
   – Не принимают меня обратно, – пожаловалась я. – Все к тем же призракам попадаю…
   – Оставайся здесь, да и все. За сына спокойна теперь?
   – Ой, да! Олежек, ты не бойся. Укололся – это не страшно. Обыкновенные кусты. Через них пролезть надо и зайти в дом тети Веры. Да что мы обсуждаем здесь? Михаил, хоть бы ты остановил ополоумевшую от счастья бабу! Пошли готовить сына в дорогу!

* * *

   Задумка была такая: в первый раз Олежка идет с письмом к тете Вере и тут же возвращается обратно – с ответом от нее.
   Ей я написала коротко: «Здравствуйте, тетя Вера! Пишет вам пропавшая Наталья, дочь Татьяны, племянницы вашего покойного мужа. Если вы получили эту записку, то, пожалуйста, напишите, что вы ее получили. И отдайте мальчику. А он отнесет мне Он знает куда – вы только не мешайте ему. И напишите еще хоть два слова о маме моей. Как она? Здорова ли? Жду ответа. Наталья».
   – Олежек, отнеси, дождись ответа – и сразу обратно! Я очень жду тебя! – глотая дурацкие, непрошеные слезы, в десятый раз говорила я сыну.
   Он терпеливо слушал. Крохотный, ладненький, в самом скромном из детских костюмчиков Михаила. Сверху простая беличья шубейка. Длинные темные волосы чуть вьются из-под шапочки – не мальчик, а картинка! Я этак весь день буду им любоваться и никуда не отпущу…
   – Ну, все, иди, – развернула я его лицом к стене. – И возвращайся скорее! – пробормотала все-таки опять.
   Ждать пришлось недолго. Мой сын появился с той стороны, как всегда невозмутимый, и с листком бумаги в руке.
   – О! Цидулка какая-то! – воскликнул Михаил. Листок был мятый, какой-то жеваный, с одного края грубо надорванный – видно, писали на первом, что попалось под руку.
   Прыгающими от волнения, крупными буквами было написано маминым почерком: «Наташенька, милая! Как ты меня измучила! Где ты? Почему сама не идешь? Мальчик какой-то странный – ничего не хочет рассказать. Я живу у тети Веры с тех пор, как ты пропала. Сторожу тут тебя: вдруг появишься? Узнала ли что про папу? Напиши скорее все! Твоя мама. Тетя Вера привет передает».
   Я обрыдалась, читая эти суматошные строчки, выведенные зеленой шариковой ручкой. Капли от моих слез смешивались с уже начавшими подсыхать следами от маминой капели.
   Михаил протянул чистый лист и серебряный карандашик.
   Высморкавшись, я под взглядами двух самых моих любимых мужчин принялась писать:
   «Мамулечка, дорогая! Здравствуй! Выйти к тебе не могу. И не знаю, когда смогу. Может, и никогда. Но это не страшно. Главное, что все живы и здоровы. Странный мальчик, который принесет тебе письмо, – твой внук. Зовут его Олег Михайлович Квасуров. Я тут вышла замуж. Очень удачно. Как и ты. Тоже за князя – Михаила Никитовича Квасурова. А папа давно умер. Ты была права – его убили, как только вы с ним расстались. Поэтому я теперь тоже княгиня. Правлю папиным княжеством Очень люблю своего мужа. Он передает тебе привет».
   – Ты передаешь привет теще? – на всякий случай поинтересовалась я у Михаила.
   – А нужно?
   – Конечно!
   – Передаю.
   «Однако времена тут у нас наступили непонятные», – написала я и задумалась. Как сказать, чтобы не перепугать мамулю? Как ни скажи – все равно напугаешь…
   «Вот и сына я запустила. Вся в делах государственных, а о ребенке подумать некогда. Кстати, не удивляйся, что он такой большой. Тут у нас время в некоторых местах меняет скорость. Так что я сама не знаю, какой у него биологический возраст, ориентируюсь по внутренним часам его организма. Вот такая я мать никудышная. Поэтому вверяю его тебе. Пусть поживет у тебя пока, выучится. А то с образованием здесь проблемы. А как окрепнет, станет взрослее, то сам решит, как ему быть и где. То ли с тобой еще немного, то ли к нам сюда прийти. Мы его, конечно, всегда будем ждать».
   Как-то странно я пишу… Запугаю маму совсем. Виданное ли дело: подкидываю внука не на недельку, как другие, нормальные родители, и даже не на месяц, а, получается, чуть ли не на всю жизнь! И еще лопочу, что, мол, все у меня хорошо и замечательно. Тут любому станет понятно, что совсем не замечательно! Надо бы подсластить как-то…
   «Когда он захочет вернуться – пусть смело идет через этот вход. Придет сразу в имение Шатровых. Туг красивый парк, большой дом, но школ нет, учиться негде».
   Тьфу ты! Про учебу я уже ведь писала! Повторяюсь. Значит, пора заканчивать.
   «Тебе мамочка – здоровья! Целую изо всех сил! Привет тете Вере. Твоя Наташка».
   А самое главное и забыла!
   «P. S. Чтобы вы с внуком ни в чем не нуждались, передаем вам немного золота. Трать сколько надо – хоть все. Понадобится еще – пусть Олежек придет, дадим. Вообще, я бы хотела его видеть хоть время от времени Может, через год-два или через три пусть заглянет к маме с папой. Тогда и решим».
   Оптимистка у тебя дочь, мама. Год-два. Неужто победим всех даже и через три года?
   Ой, еще одно важное забыла!
   «P. P. S. Повязки у Олега с шеи, с рук и ног не снимай. Если сами сниматься не будут. Оставь – это признак княжеской власти. Он у нас тоже князь. Не знаю пока, какого княжества. Еще раз целую и люблю. Твоя дочь».
   Ну, кажется, все.
   Михаил вручил сыну торбу с золотом – ту, которую я уже как-то пыталась пронести к маме, да чуть не посеяла в страшном мире дымчатых привидений. Я протянула сыну свое письмо. Зацелованный и залитый материнскими слезами, Олег строго посмотрел на нас и шагнул на Землю. К бабушке.
   А я осталась разгребать завалы зла здесь. И руки у меня теперь были развязаны.

* * *

   – Боязно… – призналась я Михаилу и погрузила носочек сапога в чуть слышно шелестящую песчаную рябь.
   Мы стояли с ним и двумя самыми доверенными нашими людьми – Никодимом да Каллистратом – на самом краю Киршаговой пустохляби, и я, несмотря на всю свою показную решительность, вдруг струсила.
   Оно, конечно, я – великая героиня, которая уже прошла крым и рым, включая эту чертову пустохлябь… Ну а вдруг на этот раз и не получится? Потону, да и все. Как самая обычная антка. Еще посмертно и княжеского титула лишусь – совсем обидно!
   – Адавай вместе? – неожиданно предложил супруг. – Кал-листрат, неси еще одну веревку – меня тоже привяжешь.
   – Но ты ведь… Разве ты можешь? – уставилась я на него.
   – А я попробую. Вспомни снова, как было, когда ты погружалась сюда в первый раз?
   – Ну, меня взяли, раскачали…
   – Нет, свои приготовления. Ты же как-то готовилась. Вспомни. Что-то такое особенное – ты ведь рассказывала!
   – Ничего особенного. Кинули меня, да и все. Как неодушевленный предмет!
   – И все-таки – было. Что-то ты про обиду свою говорила…
   Вспомни!
   – А, это? Да это-то при чем? Конечно, мне обидно стало, что буду битком набита песком, как чучело. А кому бы не стало обидно? Вот я и решила постараться не дышать в пустохляби… – Может, стоит решиться и теперь? Я озадаченно посмотрела на мужа. – Но я вроде и так… Тонуть-то совсем не собираюсь… – Одно – когда просто не собираешься, а другое – решиъся, противопоставить себя песку. Вот, мол, я какой!… То есть какая. Не достанусь вам – и точка!
   Михаил приподнял руки, давая возможность Каллистрату туго обвязать себя веревкой вокруг пояса. Такая же веревка Была обвита вокруг моей талии. На всякий случай. Чтобы вce-таки можно было быстро вытащить меня в случае чего.
   – Противопоставить? – задумчиво повторила я.
   Поглядела на серебристое мерцание, уходящее вдаль под прямыми лучами полуденного солнца до самого горизонта. Представила себя – такую маленькую и беззащитную – на фоне этих бесчисленных тонн песка. И озверела. Да чего я всякой разной песчаной трухой пасую! Гаркнула: А ну, держи крепче, Никодим!
   И двинулась вперед, все глубже погружаясь в податливые волны пустохляби. Которые ни за что, ну просто не в силах меня остановить! Потому что я – такая вот! А они в сравнении со мной – да просто никакие!
   Когда песчинки уже начали щекотать мне горло, я вздохнула поглубже и, как пловец-ныряльщик, сама присела, зажмурившись. Погружаясь в их мягкую податливость.
   И все изменилось. Будто в другой мир попала. Тихий шелест песчинок стал громким, требовательным, обступил со всех сторон. А они сами превратились в плотную, неподвижную массу. Через которую не то что идти вдаль – даже разок шагнуть было немыслимо. Будто я вдруг очутилась в чьем-то твердом кулаке. И почему обладатель кулака не сжимает его? Так, чтобы у меня позвоночник хрустнул и внутренности через горло по-леачи? – было непонятно. И необъяснимо…
   Эта необъяснимая мощь была так устрашающе жестока, что я, не мешкая, распрямила колени, вырываясь обратно на воздух.
   Боже, до чего же прекрасно на воздухе! Как мы не замечаем простого счастья: дышать и ни о чем не думать! Не волноваться о следующем вдохе, не беспокоиться о том, как скоро закончится кислород в легких!…
   Занятая этими глубокомысленными раздумьями, я не обращала внимания на крики и возню, затеянную на берегу мужчинами. До тех пор, пока сильная мужнина рука не ухватила меня за плечо и не поволокла вон из холодного песка.
   – Ты чего? – удивилась я, выбираясь вслед за ним.
   – А ты чего? – испуганно злым голосом спросил он в ответ. – Мы кричим, а ты стоишь, не двигаешься! А веревка оборвалась!
   – Какая веревка? А, веревка! Ну и что, если даже оборвалась?
   Мы уже полностью вышли на пологий бережок Киршаговой пустохляби, и последние песчинки осыпались с нашей одежды.
   – Наташенька, проснись! – обнял меня Михаил. – Мы же не могли тебя даже вытащить, раз веревка оборвалась! Которую именно для того и привязывали!
   – Опять?
   – Что значит – опять?
   – Но ведь когда Кавустов меня пытался топить, она тоже оборвалась?
   – Да? – Михаил взглянул на Никодима.
   – Точно! Оборвалась! —с жаром подтвердил тот.-Я же рассказывал!…
   – И что у нас с этой веревкой? – Михаил поймал хвостик вервия, болтающегося у меня на талии, пригляделся. Протянул Каллистрату.
   – Чисто! – восхитился тот. – Будто бритвой обрезали!
   – И тогда так же было' – авторитетно подтвердил Нико-дим, заглядывая через плечо Каллистрата. – Я, когда меня из плена освободили, – первым делом к веревке! Смотрю – обрезана…
   – А? – спросил меня супруг, демонстрируя краешек веревочного хвостика.
   Я только пожала плечами да показала ладони – мол, нету ничего. Ни ножа, ни остро наточенной бритвы.
   – Тогда – моя очередь пробовать! – сообщил супруг, поворачиваясь к пустохляби.
   – Михаил, – жалобно охнула я.. – Что, родная
   Отговаривать? Глупо. Он же решил! Да и не утонет – не дам!
   – Там страшно… – предупредила я на всякий случай.
   – Вот как?
   Он начал спускаться вниз.
   Каллистрат намотал вокруг своей ладони веревку, заканчивающуюся на поясе мужа, пошире расставил ноги, крепко упираясь в берег.
   Вот Михаил погрузился уже по пояс, спускаясь по пологому дну. Вот уже по плечи. Повернулся к берегу, помахал нам рукой. И, зажмурившись, присел, уходя с головой под песчаные буруны. Ну точь-в-точь, как я!
   И тут же струна веревки, натянутой к его поясу, будто лопнула. Каллистрат покачнулся, еле устояв на ногах. Резко дернул к себе вяло провисший веревочный хвост, подхватил его, рассматривая.
   Да, снова обрезана. Очень ровно и аккуратно.
   – Ну что там? – громко спросил Михаил, появляясь на поверхности. И, не дожидаясь ответа, быстро зашагал к берегу. Не оборачиваясь. Как бы страшась взглянуть на чудовище, мирно распластавшееся за его спиной – Вот, – предъявил Каллистрат обрезанный край.
   – А ты права, там страшновато, – едва заметно ежась, сообщил Михаил.
   – Так что будем делать с веревкой? – вернул нас к главной теме Каллистрат. – Что-то ее режет. Значит, не получится вызволить оттуда в случае чего!
   – А там темно. И страшно. – Михаил посмотрел на меня. – Даже если не задохнешься, так заблудишься в один миг. Он был прав. Во всем Но я сказала: – Пока дно идет с наклоном – не заблудишься. Туда – под уклон, обратно возвращаться – подниматься наверх. Вот и вся мудрость – А ведь правда, – заинтересованно согласился Каллистрат.
   – Может, кто веревку перекусывает? – предположил Ни-кодим. – Чудо-юдо обитает там какое-нибудь и грызет…
   Предположение было страшноватое. Я представила себе чудовище, обитающее в песчаных волнах, и поежилась.
   Но Михаил одним жестом прервал воодушевленный монолог Никодима, возвращая разговор к главному: – А все-таки – ты дышать попробовала там сейчас?
   – Нет, – удивленно покачала я головой. – Забыла!
   – Так о чем мы спорим? – поднял брови супруг. – Так я сейчас же и попробую! – сообщила я, решительно направляясь к кромке Киршаговой пустохляби.
   – Ну, пошли, – вздохнул Михаил.
   – А ты-то чего?
   – Пробовать… – смиренно ответил муж, – Будем вместе. Держись за мою руку.
   Что-то это мне напоминало. Я уже шла в песчаном месиве, держась за руку. Но тогда ручонка была крохотная. Она полностью пряталась в моей ладони. А сейчас, наоборот, моя рука, вдруг показавшаяся совсем небольшой, почти совсем укрылась в лапище мужа.
   – Нырнули? – спросил он бодро.
   – Да, – согласилась я.
   И опять настала каменная тьма. Даже ладонь, держащая мою руку, оказалась вдруг каменной и жесткой.
   Почудилось? Ладно, сейчас моя задача – не дышать. Как можно дольше.
   А вздохнуть сразу захотелось ужасно! Непереносимо! Почему-то показалось, что времени прошло очень много, и кислород, только что, при последнем вдохе, щедрым потоком заполнивший легкие, уже весь иссяк. Кончился. Полностью впитался в мой организм. Я уговаривала себя подождать еще немножко. Хоть чуть-чуть… Хоть для виду…
   И вдруг организм послушался. И подождал. Это была такая приятная неожиданность, что я даже сначала не поверила. Потом поверила, но все время ждала, что вот-вот поступит новый отказ. А он все не поступал.
   И тогда я поняла, что дышать мне и не надо. Это заблуждение всей моей жизни – и оно развеялось так легко, что было даже удивительно: почему это я до сих пор не поняла такой элементарной вещи? Дышать. Ха! Кому это нужно?!
   Великая истина, заблиставшая передо мной во всем своем великолепии, радовала и воодушевляла на новые подвиги.
   Если дышать не надо, то, спрашивается, чего я тут стою неподвижно? Пора отправляться на экскурсию по Киршаговой пустохляби! Ведь я здесь именно за этим?..
   Я смело шагнула вперед, но моя бесшабашная отвага вмиг куда-то подевалась. Потому что я не шагнула. Только хотела.
   Даже подняла ногу, пытаясь сделать шаг, но тяжесть окружающего песка не поддалась.
   Пустохлябь даже не сопротивлялась моим усилиям – она их демонстративно не замечала. И это тоже кое-что мне напомнило. Когда-то я, двигаясь вслед за маленьким поводырем, попыталась подняться во весь рост. И движение мое немедленно и решительно было остановлено. Когда же я вернулась в исходное положение, на четвереньки, все проблемы сами собой отпали. И я тогда побежала, резвая, как зайчик.
   Не обратиться ли мне и сейчас к опробованной скаковой позиции?
   Я наклонила корпус вниз, с каждым градусом наклона чувствуя, как расслабляется песчаная твердь, охватывающая меня со всех сторон, но опуститься на четвереньки так и не успела. Железная длань подняла меня и вытянула на поверхность.
   Это была рука Михаила. Его глаза с тревогой смотрели на меня, и голова возвышалась над поверхностью песчаной топи: – Поскользнулась?
   – Да нет вроде.
   – Но ты же упала, я чувствовал, как ты пошла вниз.
   – Это я так приседала. Сама.
   – Сама? Зачем?
   – Ну, мы же собрались вроде немного прогуляться по дну пустохляби? А мой пешеходный опыт прогулок по этой дивной местности подсказывает, что двигаться удобнее на четырех конечностях, а не на двух.
   – Ты это серьезно?
   – Вполне. Да, кстати, – вспомнила я. – А как с дыханием? Научился дышать в песке?
   – Научился. Надо, как ты и говорила, убедить себя обходиться без всякого дыхания. Тогда и в песке можно жить.
   – Не дыша?
   – Дыша. Но не так, как на поверхности. Как только хочу вздохнуть, пленка сама дает мне воздуха сколько надо.
   – Какая пленка, ты о чем?
   – Ртутная. Блестящая. Я ее видел. На тебе. Два раза видел. В первый раз – когда ты пыталась вернуться в свой мир, а попадала в тот страшный и неподходящий мир дымных призраков. И опять видел – сейчас. На себе. Эта пленка окутала меня так же, как и тебя тогда. Я понял – это специальная пленка, для зашиты.
   – И где же она? – с сомнением поглядела я на голову Михаила, торчащую над песком. Никакой пленки не было и в помине. – Спряталась. Обратно в Витвину. Сначала выплеснулась из нее, а потом спряталась, когда я поднял голову над пус-тохлябью. А у тебя, наверно, она хранится в Филумане.
   – Так я и знала! – простонала я. – Волшебные, чуть ли не божественные гривны – это обыкновенные скафандры! Их применяли те, кто явился сюда с Земли в незапамятные времена – таинственные пришельцы первого поколения. Именно их база и находится в пещерах под Киршагским кремлем! Потому там и целый склад этих скафандров!
   Михаил повел плечами: – Может, выйдем на берег? Что-то замерз я здесь стоять.
   – Ну вот, уже замерз, – хихикнула я. – А собирался идти гулять бог знает куда!
   – А знаешь, мне показалось, что в пленке мне совсем не было холодно, – выходя на берег, поделился наблюдением супруг.
   – Ну еще бы! Кто же мерзнет в скафандре? Скафандры для того и предназначены, чтоб защищать хозяев от всех погодных невзгод.
   – Вы что-то там нашли? – тут же встрял любопытный Кал-листрат. – О каком «скафадере» речь?
   – Ска-фан-др! – назидательно произнесла я. – Выучите, Оболыжский, это слово и больше никогда не молитесь на свою родовою гривну. Да и вообще на все гривны. Потому что это – всего-навсего специальные такие костюмчики, сделанные когда-то в стародавние времена на Земле-матушке. А все остальное, что вокруг них наверчено, – мистика в три листика, и больше ничего!
   – Какой же это костюм, – недоверчиво поинтересовался Каллистрат. – Когда он только горло закрывает. Да и то совсем немного. Ну, и еще чуть-чуть руки и ноги, – вспомнил он. – Как у вашего сына.
   «И у анта Бокши», – подумал он с тоской, но вслух не сказал.
   – Эти костюмы такие маленькие только в собранном состоянии. А когда полностью раскрываются, то они – ого-го! Вы у своего великого князя об этом спросите. Это он сумел углядеть момент открытия-закрытия.
   – А когда они раскрываются? – заинтересовался неугомонный Каллистрат. – Да вот сейчас и раскрывались. Только мы полностью в песок погрузились, они – баи! – и уже вокруг нас. Да такой предупредительный костюмчик, оказывается, что даже дышит за своего хозяина!
   – Сам? – осторожно спросил Никодим.
   – Что – сам? Дышит? Сам!
   – Нет, раскрывается? Или вы, княгиня, какое-то заветное слово знаете?
   – Куда мне, не верящей в чудеса! Ваши гривны, видно, автоматически раскрываются. Как почувствуют, что вокруг их носителей – агрессивная среда, так и раскрываются в момент. Вот теперь, Михаил, я и поняла, откуда на мне эта ртутная пленка бралась, – стоило мне только пальчиком коснуться того страшного мира с призраками! Видно, там условия для людей совсем неподходящие.
   – А в песочке-то они тоже сами раскрывались, – усомнился супруг, – Хотя вот он, песочек. – Михаил присел на корточки, зачерпнул горстью на пустохляби. – Ничего страшного или опасного.
   – Ну вот поэтому скафандр на тебе и не активизируется сейчас. Ведь ты просто рукой держишь этот песочек. А стоит пустохляби сомкнуться вокруг тебя полностью, тут же поступает в гривну сигнал: на помощь! Пора за работу! Гривна – хоп! И спрятала тебя. Кстати…
   Я с язвительной улыбкой погладила Филуману: – Кстати, кстати… А не с этим ли связан запрет в Прави на утопление господ гривноносных? С тем лишь, что их и утопить-то нельзя? Палач господина – бульк под воду! А у господина гривна – хлоп и раскрылась! Достают потом утопленника – а он и не утопленник вовсе! Живехонек! Вот создатели Прави и прописали: топить не рекомендуется – И никакой мистики опять же – один голый расчет и знание правил обращения с личным инвентарем.
   Воцарилось неловкое молчание. Оспаривать княгиню не решались. Да и поняли из того, что я наговорила, далеко не все.
   Но супруг все-таки рискнул напомнить: – Однако гривны обладают помимо того еще многими великими свойствами. Ты вот мысли людей читаешь…
   – Это потому, что скафандры ваши оказались многоцелевыми, – нашлась я. И победно огляделась, ожидая одобрения моей догадливости. Мужчины терпеливо смотрели на меня, ожидая разъяснений. Пришлось напрячься и разъяснить: – Ну, полифункциональные скафандры… Ноль на выходе. Не понимают. Вот же темнота средневековая!
   – Много задач сразу выполнить могут, вот! Теперь ясно наконец? Надо же как-то общаться в агрессивной среде – вот и вставлена телепатическая функция: можно читать мысли на расстоянии. Опять же, если дотянуться до чего-то захочется, а рук не хватает. Извольте: телекинез твой, муженек! Фирменный дар Витвины! Ну и так далее… Все очень практично – не надо специальные запросы набирать на клавиатуре. Управляется скафандр мысленными приказами. Другое дело, что такие первобытные люди, как мы с вами, этих тонкостей не знаем… Вот и перебираем вслепую. Отзовется гривна на какой-то биоритм нашего организма, примет за своего хозяина, который, может, тысячу лет как умер уже, – мы и радуемся. А если вдруг случайно и еще какую функцию активизируем – вроде телепатии, – то это вообще! Полный восторг и восхищение! Стыдно, господа, стыдно. Обожествляем технические приспособления. Да еще и невероятно устаревшие.
   – Но ты не говорила, что на той Земле, откуда пришла, уже имеется все это – скафандры такие, телепатия, телекинез, – осторожно выговаривая непривычные слова, заметил мой дражайший супруг. И опять попал в точку.
   – Нет, – с сожалением в голосе покачала я головой. – Ничего этого на Земле пока что не имеется. Но было же! Если наши физиологические параметры так лихо совпадают с параметрами давно исчезнувших создателей гривен – так совпадают, что мы даже можем в некоторых случаях их вслепую активизировать, – значит? Значит, создатели всей этой техники тоже были землянами! Ну очевидная же вещь!
   Молчание было мне ответом. И из мыслей большинства моих слушателей было видно: до очевидности ох как далеко!…

* * *

   После обеда мы решили вновь произвести погружение.
   Той же компанией явились на бережок Киршаговой пус-тохляби – в укромном месте, в тени высоких кремлевских стен. Мы с Михаилом, как голубки, взялись за руки и спустились под уклон. Наученный мною, супруг встал в песчаной массе на четвереньки – и спуск начался!
   Правда, был он недолгим – очень уж неудобно скакать на трех конечностях. Мы ведь держались за руки.
   Когда же уклон сменился более пологим дном, Михаил предложил вернуться: подергал своей каменной ладонью, одетой в пленку (наверно, ртутную – в песчаной темноте ничего не было видно), мою столь же каменную ладонь.
   И мы вернулись.
   – Нашли что-нибудь? – спросил Каллистрат.
   – Нет, – покачал головой мой супруг.
   – Но способ передвижения опробовали! – похвасталась я, – Шикарно!
   – Но только отойдем чуть дальше – заблудимся, – напомнил супруг.
   – А вы не отходите, – внес дельное предложение Никодим.
   – А зачем тогда идти? – хмыкнула я. – Мы ведь не просто так гуляем, а ищем этот… Голос неба, что ли? Нет, это так роман назывался в старых изданиях, а теперь – глас Божий!
   – Земной источник Божьей воли, – поправил Михаил.
   – Его, его. Но если отвлечься опять же от мистики, то, сдается мне, что мы ищем обыкновенный компьютер, оставленный здесь пришельцами первого поколения.
   – «Обыкновенный» – это я понял, – сообщил муж. – А вот второе слово – нет.
   – Компьютер. Примерно то же, что телега. Только не сено возит, а сообщает информацию, решения, приказывает. В нашем случае – считает, что нас надо уничтожить.
   – Так считает нечисть.
   – Да нет. Если я правильно поняла объяснения Морфея, то схема на самом деле такая. Лежит себе этот источник Божьей воли в пустохляби, полеживает. А между делом делает предсказания. И сообщает их нечисти. Та – волхвам. Как сообщает – это в свете умения пришельцев первой волны пользоваться телепатией интереса не представляет. Сообщает себе и сообщает. А вот что интересно, так это сами его сообщения-предсказания. Они же – приказы. Они же – объявление войны. В частности, нам с тобой, дорогой супруг. А если не в частности, а вообще – то объявление войны всему хоть чуть-чуть новому. Отсюда вывод?..