Страница:
— Вон они! — прокричала сквозь шум бьющего в морду встречного ветра Ланта.
— Вижу! — откликнулся Скай. Острое зрение позволяло дракону разглядеть и белую льдину на серо-синей водной глади, и тёмные фигурки жмущихся на ней людей. Вот только понять, кто из закутанных в тёплую толстую одежду рыбаков был ребёнком, а кто — взрослым, издалека было невозможно.
— Я хватаю двоих, ты — двоих оставшихся! — прокричала драконесса.
— Хорошо!
Заложить ещё один круг, чтобы лучше рассмотреть происходящее на льдине, было слишком рискованно. Люди в любой момент могли заметить в облаках прилетевших драконов, и тогда… Тогда они просто сойдут с ума от страха. Могут и в воду кинутся, лишь бы не быть съеденными драконами. Какая чушь. Подумали бы хоть, какое удовольствие жрать здесь сырого живого человека, закутанного в вонючие тряпки, если в горах вольный дракон мог в любой момент легко и просто приготовить себе барашка или козу. Этих животных стая начала разводить в горах вскоре после Катастрофы, чтобы быть независимой от непредсказуемых результатов охоты.
Отвлечься на более основательное размышление о людской глупости у диктатора не было времени. Драконы были уже совсем рядом со льдиной и теперь всё зависело от быстроты и точности. До второго захода на цель спасаемые могли и не дожить.
Два огромных тела вдруг вырвались из низких серых туч и с быстротой стрелы пронеслись над поверхностью озера. На полной скорости каждый из драконов успел схватить в передние лапы по человеку, так что люди даже не успели толком понять, что произошло, прежде чем оказались в объятиях. Не обращая внимание на трепыхания и отчаянные вопли спасённых, Скай и Ланта спешили к ближайшему берегу. Диктатор лишь убедился, что руки людей плотно прижаты к туловищу. Предосторожность не лишняя: среди четырёх людей наверняка должен найтись «герой» в чьей дурной голове способна родиться мысль о "сопротивлении чудовищу". Серьезного оружия при рыбаках Скай не видел, да его и быть не могло, но и получить кинжал под коготь — мало не покажется.
К счастью, все спасаемые были схвачены надёжно и до берега драконы долетели без всяких сложностей. Приземлившись на задние лапы, Ланта аккуратно поставила спасённых на землю. Следом на грязно серый снег грузно плюхнулся Скай: диктатор привык приземляться на все четыре лапы.
Несколько мгновений драконы и люди, спасители и спасённые, стояли друг напротив друга. Скай Синий недоумённо рассматривал тех, кого они с Лантой вытащили из лап смерти. Лица рыбаков казались бледными до зелени, в расширенных зрачках плескался ужас. До густого ельника, который мог бы послужить им убежищем от Крылатых, нужно было пробежать не больше трёх десятков шагов, но сил на это у людей не было. Даже стояли они с трудом, казалось, порывы ветра качают их, словно заросли тростника.
Все четверо рыбаков, несомненно, были взрослыми. На мгновение сердце Ская пронзила боль: неужели они опоздали и дети погибли. Но тут же диктатор вспомнил, что с самого начала фиолетовая говорила о четырёх людях. Так грубо ошибиться драконесса ни при каких условиях не могла.
— Где же дети? — Скай повернул голову к Ланте.
— Их нет и не было. Я их придумала, — спокойно ответила та.
— Ты меня обманула! — взревел диктатор.
— И что теперь? Ты убьёшь тех, кого спас?
Разумеется, так поступить Скай не мог. Он был воином, а не палачом. Врагов диктатор убивал без малейшей жалости, без неё же записывал во враги, но сейчас боем и не пахло. Перед ним стояли четыре скованных страхом жалких человечишки, мараться о которых было бы просто позорно.
— Я не питаюсь падалью! — проревел Скай.
Он демонстративно повернулся к спасённым хвостом, тяжело прыгнул вверх и через три взмаха мощных синих крыльев исчез в закрывающей небо облачной пелене. Следом взлетела и Ланта. Спасённые люди могли позаботиться о себе сами, да и особого доверия к незнакомцам фиолетовая не испытывала.
Неудачливые рыбаки изумлённо глядели вслед своим неожиданным спасителям. Двое без сил опустились прямо в оплывающие сугробы: дрожащие ноги не держали. Третий недовольно повёл носом.
— Гричтинг! Да ты никак обделался?
Тот только рукой вяло махнул.
— Да я думал, что всё, сдохну от страха. А обделался — ерунда. Отмоюсь.
— Точно, — поддержал один из лежащих. — Я тоже думал, что прямо так и помру, сердце не выдержит. Милостив Аэлис…
— Ну, да, — хмыкнул старший. — Дождёшься от Аэлиса милости, открывай мешок шире. Драконов благодарить надобно. Вишь ты, хоть и твари, а тоже с жалостью и с состраданием.
— Поблагодаришь их, — гнусаво включился в разговор последний рыбак. — Господин барон живо к ногтю — чтобы лишнего не болтал. А то и сами отцы инквизиторы припожалуют.
— Так то оно так, да только бы если не драконы — утопли бы в озере, ясновидца не спрашивай. Жизнь, выходит дело, мы им обязаны. А господину барону мы только подать платим, а что с него в замен? Охраняет земли? От кого охраняет-то? Я уж седьмой десяток разменял, а врагов в этих краях не видел. Мирно живём в горах. Спокойно. А подать — всё одно плати… Вот и выходит, парень, что порой рядом с драконом оказаться лучше чем рядом с бароном.
Погода, в отличие от вчерашнего дня, наступила паршивенькая: похолодало, небо затянули тёмные свинцовые тучи, из которых временами накрапывал мелкий противный дождик. То и дело по двору пробегали порывы ветра. Тем не менее, как и накануне, юные гладиаторы тренировались одетыми лишь в набедренные повязки.
— А как же плащи? — зябко потирая плечи, поинтересовался Серёжка у оказавшегося рядом Ринка, не особо надеясь на ответ. Но подросток, как ни в чём не бывало, объяснил новичку правила:
— Плащи можно было надевать только до ладиля.
Этого слова Серёжка отродясь не слышал, но как-то сразу догадался, что речь идёт об одном из местных месяцев. А Ринк продолжал:
— Теперь ими можно только накрываться, когда спишь. И так будет до юларуама. Это чтобы мы закалялись.
— А тут вообще как погодка? — получив первый ответ, Серёжка решил в полной мере проявить любопытство. Во-первых, просто интересно, а, во-вторых, может, получится узнать что-нибудь полезное.
— По-разному, — уклончиво ответил Ринк. — Вообще-то тепло, но часто пасмурно и дожди идут. А уж если задует северный ветер…
Серёжка непроизвольно поёжился. Закалку он считал делом хорошим, но мёрзнуть не любил. "Южный человек", — подсмеивался над ним отец, — "вот пойдёшь в Армию служить, там тебя живо отучат холода бояться". Отец служил Саратове, на Волге. Серёжка смотрел по карте: город вроде южный, должно быть тепло. Но отец рассказывал, что погода там не очень приятная: летом жарко до плюс сорока, а зимой — холодно до тех же сорока, только уже минус. Да ещё сильный пронизывающий ветер с левого берега Волги. Бр-р-р…
Дальше ни поговорить, ни подумать времени не осталось. Вернулись посланные Веном за оружием Тино, Биньниг и Морон, притащив целую охапку деревянных мечей и сплетённых из гибких веток щитов. Разобрав вооружение, мальчишки принялись, по командам доктора, оттачивать на чучелах своё мастерство. Очень быстро Серёжка согрелся. А ещё через некоторое время здорово взмок, причём вовсе не от дождя. Наставник задал ребятам такой темп, что они работали на пределе возможного. Мальчишка подметил, что трудно не только ему одному: и у остальных «синих» спины лоснились от пота. При этом плётку, торчащую из-за голенища сапога, Вен не пустил в ход ни разу: подростки работали не столько за страх, сколько за совесть. За совесть старался и Серёжка. С одной стороны, было желание доказать Лаусу, что худшим в группе он не станет. Ни сейчас, ни потом. С другой, в этом мире умение сражаться на мечах приносило своему обладателю большую пользу и было просто глупым упускать возможность им овладеть, пусть хоть и немного.
Когда доктор скомандовал перерыв, мальчишка чувствовал себя смертельно усталым, словно отпахал две тренировки по самбо подряд. И снова Серёжка убедился, что и остальным было не легче: ребята сразу валились на землю прямо у шестов с чучелами, чтобы не упустить ни одного драгоценного мгновения отдыха. Рядом плюхнулся рыжий Кау, сопящий, словно паровоз. Серёжка ехидно улыбнулся и поинтересовался:
— Что, уже выдохся?
— Заткнись, сопля, — бросил через плечо юный гладиатор, но получилось неубедительно: слишком уж заметно было загнанное дыхание.
— Да мне-то всё равно, — успокоил его мальчишка. — Просто, Лаус убеждал, что я обязательно сдохну первым.
Кау обернулся через плечо.
— И сдохнешь.
— Только после вас.
— Посмотрим.
— Посмотрим.
Подросток замолчал, словно не желая тратить силы на бессмысленный спор. Молчал и Серёжка: а чего говорить?
Перерыв оказался до обидного коротким. Не успели ребята толком прийти в себя, как Вен снова заставил их упражняться. Только теперь он поделил учеников на пары, и приходилось не только бить самому, но и всё время работать щитом, отражая удары партнёра. Разницу Серёжка ощутил почти сразу: если раньше левая рука, в которой он держал щит, устала не очень сильно, то теперь она ослабела почти сразу. К тому же Биньниг, снова оказавшийся его напарником, сил не жалел и лупил деревянным мечом по Серёжкиному щиту со всего маху. Даже попадая на щит, удары чувствительно отбивали руку. О том, насколько больно будет пропустить хотя бы один, догадаться было совсем не сложно. Хорошо хоть, это был всё же не полноценный спарринг, в котором каждое движение противника надо угадать, а отработка определённых приёмов, когда заранее известно, что именно сделает в следующее мгновение твой партнёр. К тому же Вен то и дело заставлял ребят менять комбинации ударов и защит. Пока он показывал новое упражнение — можно было отдыхать и набираться сил. В общем, Серёжка как-то умудрялся держаться, хотя и чувствовал, что выматывается до предела. Но, худо-бедно мальчишка дотянул до второго перерыва, после которого начались свободные учебные бои.
Точнее, такие бои начались для всех пар, кроме одной: разумеется, Биньнига и Серёжки.
— А вы, ребята, поучитесь-ка немного хитрости. Так, встали. Отлично. Шустрёнок, обозначь рубящий удар сверху. Медленно. Биньниг, что ты делаешь?
— Подставлю щит, господин доктор.
— А если против тебя не Шустрёнок, а кто-то большой и сильный?
— Ухожу в сторону, господин доктор. Лучше — влево, тогда передо мной будет открытый бок противника, — отрапортовал подросток.
— Неплохо. Теперь ты обозначь удар. Шустрёнок, что ты делаешь?
— То же самое, господин доктор.
"А что тут ещё можно сделать?" — подумал мальчишка.
— Ясно. А теперь смотрите, что нужно. Когда ваш противник только начинает удар — покажите ему, что будете парировать этот удар щитом. Если он сильнее вас, то, увидев это, он постарается вложить в удар всю силу. Не разобьет щит, так отобьёт руку. Но в тот момент, когда его оружие почти касается щита, вы разворачиваете его в сторону, вот так.
Вен руками развернул Серёжкин щит ребром к Биньнигу.
— Понятно?
— Конечно, господин доктор.
Как же Серёжка сам не догадался, ведь в самбо тот же принцип использовался постоянно.
— Меч провалится вперёд и сам противник вместе с ним.
— Верно, Шустрёнок. Но учти, что ты должен успеть и сам отпрянуть в сторону, иначе меч провалится на твоё плечо, и на этом твоя карьера гладиатора окончится. Поняли?
— Да, господин доктор, — в один голос ответили ребята.
— Отлично. Отрабатывайте приём. Дюжину раз бьёт один, потом дюжину раз другой. Потом снова меняетесь, — дал задание Вен и пошел дальше по двору — следить за другими подопечными.
Первым бил Биньниг. Серёжка сразу подумал, что парень устроит ему какую-нибудь каверзу, вроде той, что накануне, но на этот раз, похоже, камня за пазухой подросток не держал. Хоть и бил он снова во всю силу, но Серёжка успевал повернуть щит и подросток, как и положено, проваливался вперёд, вызывая острое желание ударить в незащищённую спину. Хотя бы плашмя. Желание это мальчишка в себе давил: всем известно в спину бьют только подлецы и трусы.
Один раз Серёжка замешкался, опоздал повернуть щит, и удар пришёлся не вскользь, а почти непогашенный. Плетёнка, естественно, выдержала, но тупой удар по левому предплечью получился очень чувствительным. К тому же силы скомпенсировать удар в мальчишкиной руке не хватило, щит отбросило к лицу, и кромкой чувствительно врезало "по чайнику".
— Больно? — поинтересовался напарник с самым невинным видом. Не поймёшь: то ли сочувствовал, то ли издевался.
— Потерплю, — сквозь зубы буркнул Серёжка. Три оставшихся удара он, не смотря на ноющую боль в предплечье, сумел отразить как нужно, а затем наступила его очередь атаковать. Удары у мальчишки получались, конечно, послабее, чем у Биньнига, но Серёжка старался изо всех сил, и без дураков проваливался вперёд, когда подросток ловко проворачивал щит. Но едва мальчик успел нанести четвёртый удар, как услышал справа громкий вскрик. Непроизвольно Серёжка опустил меч и повернулся на голос. Рыжий Кау слизывал кровь с костяшек пальцев правой руки.
Остановился не только Серёжка, но все остальные "синие".
— Ур-род, — расталкивая подростков, к Кау пробирался наставник. — Я сколько тебе говорил не парировать удары клинком.
— Простите, господин доктор, — пробормотал ученик, опуская окровавленную ладонь.
— Осёл, ты не о моём прощении думай! Если бы у него в руках был настоящий меч, а не эта деревяшка, ты был бы уже калекой. Кому ты нужен без пальцев, балбес?
От избытка чувств Вен врезал рыжему по затылку, а тот покорно стоял с убитым видом.
"Да кто ж так учит!" — мысленно возмутился про себя Серёжка. После вчерашних занятий он решил, что «доктор» — человек не злой и искренне желающий научить мальчишек искусству боя как можно лучше. Вот и сейчас, наверное, Вен имел полное право втянуть Кау раз-другой плетью, но ограничился только "усиленным подзатыльником". Но кто ему сказал, что подзатыльники и крики — лучший способ вложить в ребят знания? "К Виорелу Петревичу бы его на месяц в помощники", — подумал мальчишка и горько вздохнул: дядю Виорела убили в том же бою, что и Серёжкиного отца. Многих тогда убили, но в тот день ОПОН в Днестровск так и не вошел…
— Армеец, перевяжи ему руку, — скомандовал Вен.
— Не надо, — виновато протянул Кау.
— Заткни пасть. Не умеешь работать мечом — сиди и смотри, как это делают другие, — жестко оборвал его доктор.
Напарник рыжего, смуглый парнишка с коротко подстриженными волосами, побежал в казарму за тряпкой для перевязки.
— Почему он — Армеец? — спросил у Биньнига Серёжка, несколько обрадованный тем, что не по имени, а по прозвищу среди синих зовут не только одного его.
— Его отец был копейщиком в армии Императора, в ауксилиях, конечно.
— В ком?
Подросток усмехнулся над непонятливым малышом и пояснил:
— Во вспомогательных войсках. В легионеры только старших граждан берут, а в ауксилии — кого угодно. Дослужился до командира дюжины, а потом его убили. Родственников у Нилька не было, сначала он жил при отряде, в котором служил его отец, а когда подрос — сослуживцы отца продали его сюда, в школу, — охотно пояснил подросток.
— Ни фига ж себе, — пробормотал Серёжка.
Нет, всё-таки этот мир был какой-то ненормальный, недоступный его понимаю. Если бы мальчишку прогнали сразу — это ещё можно было как-то понять. Но сначала заботиться о сыне своего боевого товарища, а потом продать его в рабство? Это уже был совершенно нечеловеческий поступок, невозможный на Земле. Наверное, до такого бы даже фашисты не додумались бы. А здесь подобное было в порядке вещей: Биньниг рассказал историю Армейца совершенно спокойно, словно говорил про то, как ходил купаться на речку.
Кау перевязали ободранную кисть, и он присел рядом с таким видом, что вот-вот расплачется. Конечно, от обиды, а не от боли. Занятия продолжились. Лучшему фехтовальщику группы, а им, к удивлению Серёжки, оказался Ринк, пришлось сражаться сразу с двумя соперниками: Тино и Армейцем, что получалось у него довольно неплохо. Остальные занимались прежними парами, Биньнигу и Серёжке пришлось снова отрабатывать всё тот же хитрый приём.
Непонятно почему, но после непредвиденной паузы мальчишке стало как-то легче. И щит уже не казался таким тяжёлым, и рука не так сильно уставала, и среагировать на удар партнёра он успевал своевременно. Вен, успевавший следить за всеми, словно имел на затылке вторую пару глаз (интересно, как он при этом накануне умудрился не заметить сыпавшиеся на Серёжку неприятности), похвалил обоих. Но, когда доктор разрешил им провести свободный бой, всё сразу стало плохо. Более опытный и сильный Биньниг буквально смял сопротивление Серёжки. Мальчишка не успел понять, что происходит, как уже лежал на земле, инстинктивно схватившись левой рукой за правое плечо, по которому пришелся сильный удар деревянного меча.
Было очень больно, до слёз. И до слёз обидно: ещё ни разу он не проигрывал так безоговорочно, не оказывался такой беспомощной жертвой. Даже в схватках с Аршем он, по крайней мере, сопротивлялся. А тут…
Моментально оказавшийся рядом Вен больно дёрнул Биньнига за ухо.
— Что делаешь, мерзавец!!
Подросток с шипением выпустил воздух через стиснутые зубы.
— Господин доктор, я ж не знал, что он такой слабак.
Наставник отпустил ухо и тут же крепко врезал парню по шее.
— На занятиях калечить друг друга не сметь! Вы — гладиаторы. Вы должны сдохнуть на арене, чтобы благородные господа насладились видом ваших мук и заплатили за это хорошие деньги. Повторять не стану. Если кто-то умышленно нанесёт слишком сильный удар во время тренировки — вперёд, во Двор Боли. Есть желающие попробовать розги Аскера?
Ребята молчали — желающих не было. Взгляд наставника переместился на Серёжку.
— Чего лежишь, как шлюха портовая? Вставай.
Кто-то из подростков противно улыбнулся. Мальчишка вскочил, как ошпаренный. Ещё не хватало, чтобы его так сравнивали.
— Рука цела? Подними!
Рука болела, но двигалась без проблем. Значит, перелома не было.
— Садись к рыжему бездельнику, — недовольно процедил Вен. — И в следующий раз шевелись быстрее. На арене тебя щадить никто не станет. Хочешь остаться живым — учись убивать!
Огорчённый донельзя Серёжка присел рядом с Кау. Тот через плечо косо глянул на мальчишку, но ничего не сказал.
— Ты извини, — негромко сказал Серёжка.
Подросток от удивления буквально подсачил на месте. Развернулся, уставился на мальчишку круглыми глазами.
— За что?
— Ну, вроде как получилось, что я тебе беду накликал…
Серёжка неуверенно кивнул на забинтованную кисть.
— Ты что, жрец и умеешь проклятья навешивать?
— Да нет, я просто…
Рыжий выдохнул с явным облегчением.
— Просто — не считается. Собака лает — ветер пугает.
— Носит, — машинально поправил мальчишка.
— Что? — не понял гладиатор.
— Собака лает — ветер носит, — пояснил Серёжка.
— У нас говорят: "пугает", — пожал плечами Кау. — Одна капуста.
"Малина", — чуть было не сказал мальчишка, но промолчал. Другая страна, свои поговорки. А гладиатор после короткой паузы посоветовал:
— Слышь, Шустрик, тебе сегодня утром сказали — просись к другим.
— Не хочу просится, — буркнул Серёжка.
— Не хотел — вот и получил.
— Всё равно не хочу, — в том, что Биньниг бил намеренно, сомнений и раньше почти не было, но как-то не хотелось верить, что сейчас он снова оказался один против всех.
— Значит — ещё получишь…
Мальчишка хмыкнул и демонстративно отвернулся, принялся с показным вниманием смотреть на тренировку. Биньнигу в напарники достался Армеец и теперь ловкому, но хиловатому парнишке приходилось туго: сын солдата не щадил напарника.
— Прибавили, прибавили, — командовал Вен. — Последнюю схватку в темпе — и заканчиваем.
— Эй, Вен, давай ребят, — донеслось от ворот.
Во двор вошел невысокий лысый мужчина в кожаном фартуке поверх грубой рубахи.
— Чего кривишься, ваша очередь сегодня, — продолжал незнакомец.
— Бери этих бездельников, Леендерс — доктор кивнул на Кау и Серёжку. — Всё одно тренироваться не могут — подбитые.
— А работать смогут? — недоверчиво переспросил Леендерс.
— Куда ж они денутся? — усмехнулся наставник. — А будут плохо работать — тащи их сразу к Аскеру. Заслужили полдюжины плетей, честное слово.
Серёжка поёжился. Не то, чтобы он так уж сильно боялся, но встречаться с этим Аскером и смотреть, как выглядит Двор Боли, мальчишке совсем не хотелось. Это не означало, что он утратил любопытство, просто, наверняка здесь и помимо Двора Боли есть на что посмотреть.
Выведя ребят со двора, Леендерс повёл их в дальний конец проулка, к распахнутым настежь последним воротцам в левой стене. Серёжка шагнул внутрь, во дворик, и замер, поражённый увиденным зрелищем. Прямо напротив ворот, у дальней стены двора, вытянув шею, лежал дракон. Самый настоящий дракон, покрытый крупной тёмно-синей чешуёй. С белым острым рогом посредине морды, от которого к затылку шла дорожка небольших, но острых шипов, на шее переходящая в цепочку гребешков. С огромными острыми ушами, напоминающими ухо Наромарта, если его только увеличить в несколько раз и обтянуть чешуёй. На мощных передних лапах было видно только по три пальца, зато каждый из них кончался толстым и острым когтем, наверное, втрое длиннее кухонного ножа. А ещё на лапах мальчишка заметил широкие металлические оковы: дракон тоже был пленником.
Из оцепенения Серёжку вывел толчок в шею: это Леендерс напомнил о своём существовании.
— Чего застыл, как голем? Работать давай, дохляк.
Мальчишка из-под чёлки наградил новоявленного надсмотрщика испепеляющим взглядом, но тот не обратил на это никакого внимания. Скорее всего, просто не заметил. Он распоряжался.
— Свободные клетки вычистить. В поилки залить воды. Потом собрать драконье дерьмо. Не бойтесь, он детей никогда не обидит, на заботе о малышах он свихнулся.
Леендерс громко расхохотался, тряся брюхом. "Вот гад!" — подумалось Серёжке. На мгновение он даже прикинул, не воткнуть ли в это брюхо лежащие совсем рядом вилы, но от этой идеи отказался. Дракону не поможешь, сам погибнешь, да и этот весельчак явно был не главным в гладиаторской школе. И не худшим. И, вместо того, чтобы броситься к вилам, мальчишка невинным голосом поинтересовался:
— Дракону тоже воды?
Леендерс перестал смеяться.
— Дурак! Делать как я говорю. Дракона не поить — приказ господина ланисты! Это ему в наказание.
Вот оно что. Значит, дракон лежит тут, мучаясь от жажды. Конечно, сегодня весь день то и дело моросит дождик, но что такое капли дождя для такой громадной туши?
— Хватит болтать! За работу! — скомандовал надсмотрщик.
Серёжка ещё раз осмотрел двор. Теперь, когда дракон уже не занимал всё его внимания, мальчишка понял, что и без него тут немало интересного. Двор казался больше чем тот, где жили ученики гладиаторов: по периметру почти не было построек. Только у ворот стояла небольшая хижина, да к боковым стенам прилепились четыре здоровенные клетки: по две с каждой стороны. Можно сказать и по одной, но разделённой пополам толстой каменной стеной. Правда, в стене был проход, позволявший обитателям клетки переходить из одной половины в другую, но сейчас его полностью перегораживал деревянный щит, сколоченный из крепких ошкуренных брёвнышек. В клетке справа бесновался скорпион-переросток. Слева уныло сидело в углу странное создание, очень похожее на обыкновенного бурого медведя, на плечах которого по какому-то недоразумению выросла громадная совиная голова.
— У медведя ты чистишь клетку, я таскаю воду. У скорпиона — наоборот, — полувопросительно-полуутверждающе сказал Кау. Серёжка согласно кивнул. Всё равно, на двоих у ребят был один комплект инструментов, так что работу так или иначе надо было делить. Может, таскать воду было и легче, чем чистить клетку, но только не Серёжке. И здоровому ему было бы непросто управиться с большой деревянной бадьёй, стоявшей около колодца, а уж с больной правой рукой — и вовсе проблема. А клетки чистить мальчишке было не впервой: дома в сараюшке у Яшкиных жили кролики, и с раннего детства уход за ними был Серёжкиной обязанностью. Конечно, кролику и за неделю не нагадить столько, сколько медведю за день, но в остальном — всё то же самое… А Радик Епуряну голубей держал, они с Тошкой иногда помогали другу голубятню чистить. Эх, где теперь Радькины голуби…
Начали с медведя. Тот совсем не обращал внимания на то, что за каменной стеной копошится мальчишка. В зоопарке, Серёжка помнил, звери как-то реагировали на то, что рядом с клетками ходят люди. Рычали там, лапы пытались через прутья просунуть… А тут — ноль внимания, кило презрения. Работая вилами и метлой, мальчишка продолжал осматривать двор. Самым удивительным, пожалуй, были каменные статуи установленные у стены метрах в десяти по обе стороны у дракона. Кому и зачем понадобилось украшать двор таким странным способом, было совершенно непонятно. Да и статуи, честно сказать на украшение не особо тянули. Грубая работа, лица такие, что во сне приснятся — лопатой не отмахаешься. Конечно, в старое время были другие понятия о красоте. Как-то Клавдия Васильевна пол-урока рассказывала ребятам про статую какой-то там Венеры. Послушать, так красивее той Венеры ничего на свете не было. А потом Серёжка посмотрел на фотографию в учебнике — Венера-то вся оказалась обломана. Рук нет, ног нет, головы тоже нет. Осталось одно туловище. И чего в этом, спрашивается, красивого?