Страница:
Переволновавшегося, усталого «Петрушу» она попыталась сразу же уложить в постель, но он уперся и оставался с нами, пока Маша не изъявила желание лечь спать. Только тогда он внял уговорам матери и совсем измученный, согласился пойти отдыхать. Для недавнего умирающего парень вел себя слишком активно, и у меня закралось небеспочвенное подозрение, что он понял с кем ехал в возке.
– Ты ему сказала, кто ты на самом деле? – первым делом спросил я княжну, когда мы ненадолго оказались одни.
– Конечно, нет, – удивилась она, – он меня ни о чем не спрашивал, и я ему о себе ничего не рассказывала.
– А о чем тогда вы разговаривали?
– О разном, – загадочно ответила она. – В основном просто болтали.
На этом разговор вынуждено прервался, нас слуги развели по комнатам. Проситься спать вместе с княжной, мне было неловко, не потому что меня могли заподозрить в нетрадиционной сексуальной ориентации, в эту эпоху такое никому бы просто не пришло в голову, дом был большой, спальни на втором этаже успели протопить, и не было нужды ютиться по теплым углам.
Я, как только оказался в своей комнате сразу лег, рассчитывая отоспаться. Однако сразу заснуть не удалось. Неожиданно приковылял раненый герой, поднял меня из постели и спросил, всем ли я доволен. Это меня немного удивило, но я не придал значения такой излишней любезности и, поблагодарив за заботу, опять лег.
Однако выспаться этой ночью, мне было не суждено. Где-то за полночь во дворе усадьбы прозвучал ружейный выстрел. Я вскочил, кое как натянул сапоги, накинул на плечи куртку, схватил саблю, и побежал выяснять, что случилось. По темному дому натыкаясь, друг на друга, метались полуодетые люди. Наконец появился кто-то с горящей свечой. Истошно завопила глупая баба.
Сориентировавшись, я выскочил наружу. Возле крыльца, ощетинившись во все стороны штыками, стояли французы. Было их человек десять, может быть чуть больше. Пока они не стреляли. Я остановился на крыльце, не зная, что делать. Против такой команды с одной саблей воевать было бессмысленно. Вдруг рядом со мной возник Петр Кологривов с пистолетом. Он был в одной ночной рубашке и босиком. Мы оба застыли на месте.
– Спросите, что им нужно, – попросил я, не надеясь на свой французский, – и опустите пистолет.
– Месье что вы здесь делаете и чего хотите? – спросил Петр Андреевич, послушно опуская оружие.
– Извините, сударь, – ответил ему кто-то из толпы оккупантов, – мы умираем от голода и холода, нельзя ли у вас обогреться? Мы сбились с пути и заблудились.
– Конечно, мосье, заходите, мы всегда рады гостям, – без малейшей заминки, предложил русский офицер.
Честно говоря, меня это удивило. Такое великодушие к противнику говорило о высоких нравственных качествах. Петр Кологривов еще больше вырос в моих глазах.
Услышав приглашение, солдаты тотчас опустили ружья и гуськом начали подниматься на крыльцо.
– А кто здесь стрелял? – спросил хозяин.
– Какой-то крестьянин, мосье, но он ни в кого не попал, – ответил француз в офицерском мундире.
В гостиной уже зажгли свечи. Незваные гости, стараясь не толкаться в дверях, пошли в теплый дом. Мы с Кологривовым, отправились вслед за ними. Мне было непонятно, как они сюда попали. От Старой Калужской дороги до Кологривки было верст сорок на восток, а Великая армия отступала строго на запад.
Оказавшись в окружении полуодетых русских, французы толпились возле дверей, не зная, что делать дальше. В этот момент, бразды правления взяла на себя Екатерина Романовна. Ее ничуть не испугали вооруженные люди, и она вполне светски пригласила гостей садиться.
Услышав родную речь, захватчики ободрились, и начали расходиться по гостиной. Офицер, в чине пехотного капитана, остался возле хозяйки и велеречиво принес извинения за ночное беспокойство и внезапное появление. Выглядел офицер сильно потрепанным, с воспаленными глазами и загрубевшим от мороза лицом. Даже усы у него грустно опустились концами вниз. Кологривова его доброжелательно выслушала и ответила, что особого беспокойства нет, она вполне понимает замерзающих путников, и в ее доме их обогреют, накормят и окажут всяческое содействие. Она была так проста и естественна, что у меня появилось чувство, что французы никакие не захватчики, а обычные гости.
– Сейчас я распоряжусь вас покормить и разместить, – сказала Екатерина Романовна и отправилась вглубь дома, оставив офицера на нас с Петром.
Оставшись без посредничества женщины, оба недавних противника насторожено посматривали друг на друга, стараясь внешне выглядеть спокойными. Мне же было интересно узнать, какого черта французы забрались так далеко от своих войск и что они здесь делают. О чем я прямо спросил офицера:
– Господин капитан, как вы здесь оказались?
– О, вы тоже говорите по-французски! – обрадовался он. – Мы направлялись в Звенигород, но на нас напали ваши мужики. Их было очень много. Произошла жестокая схватка. Моя рота оказалась разбита, со мной остались только те люди, кого вы здесь видите. Нам пришлось долго прятаться в лесу. Потом мы пошли догонять свою армию.
Мы с Кологривовым переглянулись, и следующий вопрос задал он:
– А почему вы пошли совсем в другую сторону?
– Почему в другую? – искренне удивился капитан. – Мы шли правильно, и дорогу нам показывал один русский крестьянин.
– Понятно, – сказал я, – нашли себе Сусанина.
– У вас, что не было компаса? – продолжал любопытствовать Петр Андреевич. – Ведь вы вместо запада шли на восток.
Француз так удивился, как будто Кологривов открыл ему вечную истину.
– Правильно, на восток. Компаса у нас нет, но я сверялся с солнцем. Мы всю эту компанию движемся точно на восток.
Теперь удивились мы с лейтенантом.
– Так вы даже не знаете, что ваша армия отступает? – едва не в один голос воскликнули мы.
– Великая армия отступает? Зачем?
Я не выдержал и засмеялся.
– Я сказал что-нибудь смешное? – немного напрягся француз.
– Нет, господин капитан, меня рассмешил плохой порядок в ваших войсках. Вас даже не известили, что вы теперь не наступаете, а отступаете. Должен вас огорчить, месье капитан, ваша армия разбита и стремительно уходит на запад.
– Вы отдаете отчет в том, что говорите, мосье! – громко, так что начали подниматься с мест солдаты, воскликнул капитан. – Наша армия разбита? Кем? Когда?
Вопрос был сложный, но я на него ответил:
– Русскими, месье капитан, фельдмаршалом Кутузовым.
– Но, но ведь русские не хотели с нами воевать, как же так? – растеряно сказал он, и задал самый нелепый для захватчика вопрос. – И что нам теперь делать?
– Пока отдыхайте, – вмешался в разговор Кологривов, – а потом решит начальство.
– Выходит мы у вас в плену? – убито спросил француз.
– Нет, сейчас вы у нас в гостях, – сказала, приближаясь, Екатерина Романовна. – Прошу всех к столу.
Простое человеческое приглашение разом отодвинуло на второй план и сладость великих завоеваний, и нестерпимую горечь поражения. Французы, включая капитана, ломанулись за стол, на который миловидные русые девушки в длинных рубахах, подносили и подносили холодные русские закуски.
Мы остались стоять втроем. Екатерина Романовна в накинутом на плечи салопе, Петр Андреевич в ночной рубахе и с пистолетом, и я в куртке и сапогах.
– Сколько же дней они не ели? – задумчиво сказала Кологривова, наблюдая с какой скоростью враги вгрызаются в холодную телятину, пышные пироги и жадно запивают все это простым квасом.
В этот момент, по лестнице спустилась полностью одетая княжна, и удивленно осмотрев место действия, подошла к нам:
– Что здесь происходит? Кто эти люди?
– Французы, заблудились в лесу, – ответил я, наблюдая, что происходит с раненым героем.
Кологривов с ужасом посмотрел на Машу, потом на себя и, вдруг, начал пятиться, стараясь прикрыться маменькой.
– Ты, это что, Петруша? – удивлено спросила Екатерина Романовна, поворачиваясь к сыну.
Тот что-то пискнул в ответ и, забыв, про свою смертельную рану, рванул через всю гостиную к лестнице на второй этаж, в прямом смысле, мелькая голыми пятками.
– Что это с ним? – тревожно спросила хозяйка. – Может быть, опять заболел?
Я посмотрел на отвернувшуюся от нас княжну и ничего не ответил. Мне такая внезапная стеснительность и неожиданное бегство парня, совсем не понравилось.
Если Петр Кологривов каким-то образом расшифровал Машу, у нас с ней могли возникнуть лишние сложности.
– Думаю, он просто пошел одеться, – ответил я. – Простите, но мне тоже стоит что-нибудь на себя накинуть.
Теперь, когда оккупанты перестали представлять опасность, торчать в гостиной и наблюдать, за тем как они едят, смысла не было, и я пошел к себе, одеться. Когда минут через пятнадцать вернулся, диспозиция в гостиной ничем не изменилась. Только что хозяйка и княжна сидела в креслах, и русые девушки в посконных рубахах, бегали в кладовую и на кухню не так проворно, как вначале. Французы же продолжали есть русские яства, не снижая темпа.
Я сел в свободное кресло подле Екатерины Романовны. Она заворожено следила за гостями и сочувственно качала головой.
– Бедные люди, – повернувшись ко мне, сказала Кологривова, – зачем они пришли к нам… И почему мужчины так любят воевать?!
Вопрос был чисто риторический, и я на него отвечать не стал.
– Вы, Алексей Григорьевич, тоже любите войну? – спросила она.
– Только когда вынуждают обстоятельства. Мне претят убийства и жестокость. Слишком мало времени нам отпущено на жизнь, чтобы еще сокращать этот срок самостоятельно или ради чьих-то интересов.
– Очень мудрая мысль, для такого молодого человека, – похвалила она.
Я был всего лет на десять моложе нее, но и, правда, чувствовал себя рядом с ней совсем молодым. Сорок лет в эту эпоху был вполне почтенный возраст.
– А вот и Петруша, – сказала хозяйка, с удовольствием рассматривая сына в полной парадной форме гвардейского лейтенанта.
Французы тоже заметили возвращение Кологривова и на несколько секунд прекратили жевать.
Впрочем, русский офицер заинтересовал только одного капитана.
Он отодвинул стул, незаметно вытер сальные губы рукавом, и встал ему навстречу.
Из учтивости встать пришлось и нам с Машей. Капитан подошел, щелкнул каблуками раскисших, порванных сапог.
– Я не успел представиться, – сказал он, – де Лафер, капитан третьего пехотного корпуса десятой дивизии.
– Лейтенант Кологривов, лейб-гвардии гренадерский полк.
– Простите, я не ослышался, вы граф де Ла Фер? – переспросил я, с интересом рассматривая новоявленного Атоса.
– Да, я де Лафер, вы меня знаете? – удивленно спросил он.
– Нет, мы незнакомы, но я слышал вашу фамилию, а господина Д'Артаньяна случайно среди вас нет? – засмеялся я.
– Д'Артаньяна? Это, кажется, какой-то маршал времен Людовика XIV? – не понимая причину моей веселости, ответило он. – О других Д'Артаньянах я никогда не слышал.
Суть нашего разговор никто не понял, и все смотрели на меня выжидающе, рассчитывая на объяснение.
– Я кое-что слышал о вашем предке, граф, приятеле того самого маршала, – переставая смеяться, сказал я. – Говорят, он был достойнейшим человеком.
– Я не граф, – объяснил капитан, – мой род принадлежит к младшей ветви фамилии, мой родовой титул всего лишь виконт.
На этом представление кончилось. Мы с Машей так себя и не назвали.
– Когда ваши люди поужинают, они могут отдохнуть в людской, – сказала хозяйка. – А вы, если, Алексей Григорьевич не возражаете, можете переночевать в его комнате, там есть удобный диван. Отдельные комнаты в доме есть, но в них не топлено.
Я не возражал и повел де Лафера наверх.
– Мне казалось, что русские люди грубые и жестокие, – сказал виконт, когда мы оказались в моей комнате, – оказывается, я был не прав.
– Мы часто пребываем в плену национальных предубеждений, – согласился я. – Раздевайтесь и ложитесь, вот ваш диван. Думаю, вам сейчас необходимо как следует выспаться.
– А кто наша хозяйка?
– Русская дворянка, – ответил я. – Примерно вашего социально уровня, хотя у нас и нет виконтов, – объяснил я, с трудом сдерживая зевок. – Ложитесь, уже поздно.
– Она замужем?
Я не знал, как по-французски будет вдова, объяснил пространно:
– Ее мужа уже нет в живых.
– О! Мадам Екатерина такая красивая женщина и совсем одна! – чему-то обрадовался де Лафер.
Француз он и есть француз, подумал я, засыпая, одни бабы в голове.
Глава 12
– Ты ему сказала, кто ты на самом деле? – первым делом спросил я княжну, когда мы ненадолго оказались одни.
– Конечно, нет, – удивилась она, – он меня ни о чем не спрашивал, и я ему о себе ничего не рассказывала.
– А о чем тогда вы разговаривали?
– О разном, – загадочно ответила она. – В основном просто болтали.
На этом разговор вынуждено прервался, нас слуги развели по комнатам. Проситься спать вместе с княжной, мне было неловко, не потому что меня могли заподозрить в нетрадиционной сексуальной ориентации, в эту эпоху такое никому бы просто не пришло в голову, дом был большой, спальни на втором этаже успели протопить, и не было нужды ютиться по теплым углам.
Я, как только оказался в своей комнате сразу лег, рассчитывая отоспаться. Однако сразу заснуть не удалось. Неожиданно приковылял раненый герой, поднял меня из постели и спросил, всем ли я доволен. Это меня немного удивило, но я не придал значения такой излишней любезности и, поблагодарив за заботу, опять лег.
Однако выспаться этой ночью, мне было не суждено. Где-то за полночь во дворе усадьбы прозвучал ружейный выстрел. Я вскочил, кое как натянул сапоги, накинул на плечи куртку, схватил саблю, и побежал выяснять, что случилось. По темному дому натыкаясь, друг на друга, метались полуодетые люди. Наконец появился кто-то с горящей свечой. Истошно завопила глупая баба.
Сориентировавшись, я выскочил наружу. Возле крыльца, ощетинившись во все стороны штыками, стояли французы. Было их человек десять, может быть чуть больше. Пока они не стреляли. Я остановился на крыльце, не зная, что делать. Против такой команды с одной саблей воевать было бессмысленно. Вдруг рядом со мной возник Петр Кологривов с пистолетом. Он был в одной ночной рубашке и босиком. Мы оба застыли на месте.
– Спросите, что им нужно, – попросил я, не надеясь на свой французский, – и опустите пистолет.
– Месье что вы здесь делаете и чего хотите? – спросил Петр Андреевич, послушно опуская оружие.
– Извините, сударь, – ответил ему кто-то из толпы оккупантов, – мы умираем от голода и холода, нельзя ли у вас обогреться? Мы сбились с пути и заблудились.
– Конечно, мосье, заходите, мы всегда рады гостям, – без малейшей заминки, предложил русский офицер.
Честно говоря, меня это удивило. Такое великодушие к противнику говорило о высоких нравственных качествах. Петр Кологривов еще больше вырос в моих глазах.
Услышав приглашение, солдаты тотчас опустили ружья и гуськом начали подниматься на крыльцо.
– А кто здесь стрелял? – спросил хозяин.
– Какой-то крестьянин, мосье, но он ни в кого не попал, – ответил француз в офицерском мундире.
В гостиной уже зажгли свечи. Незваные гости, стараясь не толкаться в дверях, пошли в теплый дом. Мы с Кологривовым, отправились вслед за ними. Мне было непонятно, как они сюда попали. От Старой Калужской дороги до Кологривки было верст сорок на восток, а Великая армия отступала строго на запад.
Оказавшись в окружении полуодетых русских, французы толпились возле дверей, не зная, что делать дальше. В этот момент, бразды правления взяла на себя Екатерина Романовна. Ее ничуть не испугали вооруженные люди, и она вполне светски пригласила гостей садиться.
Услышав родную речь, захватчики ободрились, и начали расходиться по гостиной. Офицер, в чине пехотного капитана, остался возле хозяйки и велеречиво принес извинения за ночное беспокойство и внезапное появление. Выглядел офицер сильно потрепанным, с воспаленными глазами и загрубевшим от мороза лицом. Даже усы у него грустно опустились концами вниз. Кологривова его доброжелательно выслушала и ответила, что особого беспокойства нет, она вполне понимает замерзающих путников, и в ее доме их обогреют, накормят и окажут всяческое содействие. Она была так проста и естественна, что у меня появилось чувство, что французы никакие не захватчики, а обычные гости.
– Сейчас я распоряжусь вас покормить и разместить, – сказала Екатерина Романовна и отправилась вглубь дома, оставив офицера на нас с Петром.
Оставшись без посредничества женщины, оба недавних противника насторожено посматривали друг на друга, стараясь внешне выглядеть спокойными. Мне же было интересно узнать, какого черта французы забрались так далеко от своих войск и что они здесь делают. О чем я прямо спросил офицера:
– Господин капитан, как вы здесь оказались?
– О, вы тоже говорите по-французски! – обрадовался он. – Мы направлялись в Звенигород, но на нас напали ваши мужики. Их было очень много. Произошла жестокая схватка. Моя рота оказалась разбита, со мной остались только те люди, кого вы здесь видите. Нам пришлось долго прятаться в лесу. Потом мы пошли догонять свою армию.
Мы с Кологривовым переглянулись, и следующий вопрос задал он:
– А почему вы пошли совсем в другую сторону?
– Почему в другую? – искренне удивился капитан. – Мы шли правильно, и дорогу нам показывал один русский крестьянин.
– Понятно, – сказал я, – нашли себе Сусанина.
– У вас, что не было компаса? – продолжал любопытствовать Петр Андреевич. – Ведь вы вместо запада шли на восток.
Француз так удивился, как будто Кологривов открыл ему вечную истину.
– Правильно, на восток. Компаса у нас нет, но я сверялся с солнцем. Мы всю эту компанию движемся точно на восток.
Теперь удивились мы с лейтенантом.
– Так вы даже не знаете, что ваша армия отступает? – едва не в один голос воскликнули мы.
– Великая армия отступает? Зачем?
Я не выдержал и засмеялся.
– Я сказал что-нибудь смешное? – немного напрягся француз.
– Нет, господин капитан, меня рассмешил плохой порядок в ваших войсках. Вас даже не известили, что вы теперь не наступаете, а отступаете. Должен вас огорчить, месье капитан, ваша армия разбита и стремительно уходит на запад.
– Вы отдаете отчет в том, что говорите, мосье! – громко, так что начали подниматься с мест солдаты, воскликнул капитан. – Наша армия разбита? Кем? Когда?
Вопрос был сложный, но я на него ответил:
– Русскими, месье капитан, фельдмаршалом Кутузовым.
– Но, но ведь русские не хотели с нами воевать, как же так? – растеряно сказал он, и задал самый нелепый для захватчика вопрос. – И что нам теперь делать?
– Пока отдыхайте, – вмешался в разговор Кологривов, – а потом решит начальство.
– Выходит мы у вас в плену? – убито спросил француз.
– Нет, сейчас вы у нас в гостях, – сказала, приближаясь, Екатерина Романовна. – Прошу всех к столу.
Простое человеческое приглашение разом отодвинуло на второй план и сладость великих завоеваний, и нестерпимую горечь поражения. Французы, включая капитана, ломанулись за стол, на который миловидные русые девушки в длинных рубахах, подносили и подносили холодные русские закуски.
Мы остались стоять втроем. Екатерина Романовна в накинутом на плечи салопе, Петр Андреевич в ночной рубахе и с пистолетом, и я в куртке и сапогах.
– Сколько же дней они не ели? – задумчиво сказала Кологривова, наблюдая с какой скоростью враги вгрызаются в холодную телятину, пышные пироги и жадно запивают все это простым квасом.
В этот момент, по лестнице спустилась полностью одетая княжна, и удивленно осмотрев место действия, подошла к нам:
– Что здесь происходит? Кто эти люди?
– Французы, заблудились в лесу, – ответил я, наблюдая, что происходит с раненым героем.
Кологривов с ужасом посмотрел на Машу, потом на себя и, вдруг, начал пятиться, стараясь прикрыться маменькой.
– Ты, это что, Петруша? – удивлено спросила Екатерина Романовна, поворачиваясь к сыну.
Тот что-то пискнул в ответ и, забыв, про свою смертельную рану, рванул через всю гостиную к лестнице на второй этаж, в прямом смысле, мелькая голыми пятками.
– Что это с ним? – тревожно спросила хозяйка. – Может быть, опять заболел?
Я посмотрел на отвернувшуюся от нас княжну и ничего не ответил. Мне такая внезапная стеснительность и неожиданное бегство парня, совсем не понравилось.
Если Петр Кологривов каким-то образом расшифровал Машу, у нас с ней могли возникнуть лишние сложности.
– Думаю, он просто пошел одеться, – ответил я. – Простите, но мне тоже стоит что-нибудь на себя накинуть.
Теперь, когда оккупанты перестали представлять опасность, торчать в гостиной и наблюдать, за тем как они едят, смысла не было, и я пошел к себе, одеться. Когда минут через пятнадцать вернулся, диспозиция в гостиной ничем не изменилась. Только что хозяйка и княжна сидела в креслах, и русые девушки в посконных рубахах, бегали в кладовую и на кухню не так проворно, как вначале. Французы же продолжали есть русские яства, не снижая темпа.
Я сел в свободное кресло подле Екатерины Романовны. Она заворожено следила за гостями и сочувственно качала головой.
– Бедные люди, – повернувшись ко мне, сказала Кологривова, – зачем они пришли к нам… И почему мужчины так любят воевать?!
Вопрос был чисто риторический, и я на него отвечать не стал.
– Вы, Алексей Григорьевич, тоже любите войну? – спросила она.
– Только когда вынуждают обстоятельства. Мне претят убийства и жестокость. Слишком мало времени нам отпущено на жизнь, чтобы еще сокращать этот срок самостоятельно или ради чьих-то интересов.
– Очень мудрая мысль, для такого молодого человека, – похвалила она.
Я был всего лет на десять моложе нее, но и, правда, чувствовал себя рядом с ней совсем молодым. Сорок лет в эту эпоху был вполне почтенный возраст.
– А вот и Петруша, – сказала хозяйка, с удовольствием рассматривая сына в полной парадной форме гвардейского лейтенанта.
Французы тоже заметили возвращение Кологривова и на несколько секунд прекратили жевать.
Впрочем, русский офицер заинтересовал только одного капитана.
Он отодвинул стул, незаметно вытер сальные губы рукавом, и встал ему навстречу.
Из учтивости встать пришлось и нам с Машей. Капитан подошел, щелкнул каблуками раскисших, порванных сапог.
– Я не успел представиться, – сказал он, – де Лафер, капитан третьего пехотного корпуса десятой дивизии.
– Лейтенант Кологривов, лейб-гвардии гренадерский полк.
– Простите, я не ослышался, вы граф де Ла Фер? – переспросил я, с интересом рассматривая новоявленного Атоса.
– Да, я де Лафер, вы меня знаете? – удивленно спросил он.
– Нет, мы незнакомы, но я слышал вашу фамилию, а господина Д'Артаньяна случайно среди вас нет? – засмеялся я.
– Д'Артаньяна? Это, кажется, какой-то маршал времен Людовика XIV? – не понимая причину моей веселости, ответило он. – О других Д'Артаньянах я никогда не слышал.
Суть нашего разговор никто не понял, и все смотрели на меня выжидающе, рассчитывая на объяснение.
– Я кое-что слышал о вашем предке, граф, приятеле того самого маршала, – переставая смеяться, сказал я. – Говорят, он был достойнейшим человеком.
– Я не граф, – объяснил капитан, – мой род принадлежит к младшей ветви фамилии, мой родовой титул всего лишь виконт.
На этом представление кончилось. Мы с Машей так себя и не назвали.
– Когда ваши люди поужинают, они могут отдохнуть в людской, – сказала хозяйка. – А вы, если, Алексей Григорьевич не возражаете, можете переночевать в его комнате, там есть удобный диван. Отдельные комнаты в доме есть, но в них не топлено.
Я не возражал и повел де Лафера наверх.
– Мне казалось, что русские люди грубые и жестокие, – сказал виконт, когда мы оказались в моей комнате, – оказывается, я был не прав.
– Мы часто пребываем в плену национальных предубеждений, – согласился я. – Раздевайтесь и ложитесь, вот ваш диван. Думаю, вам сейчас необходимо как следует выспаться.
– А кто наша хозяйка?
– Русская дворянка, – ответил я. – Примерно вашего социально уровня, хотя у нас и нет виконтов, – объяснил я, с трудом сдерживая зевок. – Ложитесь, уже поздно.
– Она замужем?
Я не знал, как по-французски будет вдова, объяснил пространно:
– Ее мужа уже нет в живых.
– О! Мадам Екатерина такая красивая женщина и совсем одна! – чему-то обрадовался де Лафер.
Француз он и есть француз, подумал я, засыпая, одни бабы в голове.
Глава 12
Проснулся я довольно рано. Встал, увидел человека на диване и вспомнил о незваном госте. Виконт спал на спине, с открытым ртом. При дневном свете стало видно, что он уже немолод и порядком потрепан жизнью. Щеки его покрывала сивая недельная щетина, красивый орлиный нос гордо торчал вверх, как парус у яхты и выдавал заливистые рулады.
Я тихо, чтобы его не разбудить, оделся и спустился вниз. Екатерина Романовна уже не спала, сидела в кресле возле окна. Мы поздоровались и я сел рядом.
– Как там наш виконт? – спросила она.
– Спит.
– Мне кажется, он милый человек, – как-то невзначай, сказала она.
Я удивился, как быстро завязываются контакты между людьми. Он успел рассмотреть, что хозяйка красива, как и Кологривова, в свою очередь, оценила его.
– Да, мне тоже так показалось, – согласился я. – Только неплохо было бы протопить баню и отправить гостей помыться, а их одежду прожарить.
Говорить о том, что вполне возможно, солдаты уже завшивели и это грозит сыпным тифом, от которого погибла, значительна часть армии Наполеона, я не стал. Однако оказалось, что Кологривова уже сама до этого додумалась и еще ночью распорядилась протопить баню. Мы с ней поболтали на метеорологические темы, и я попросил у нее разрешение взять их экипаж, съездить в ближайший город, приискать нам с Машей лошадей.
Екатерина Романовна посоветовала отправиться в Бронницы, где по воскресеньям бывает конная ярмарка и у нее есть знакомый лошадиный барышник. Сказала, что ближе я не найду ничего стоящего, если, конечно, меня не устроят крестьянские лошадки.
Ехать посоветовала ранним утром и приказала управляющему, чтобы мне завтра с утра приготовили сани.
После благополучного разрешения переговоров, мы с ней на пару испили кофея. Вскоре, после сна в гостиной начали появляться и остальные местные домочадцы. Французы после еды и отдыха ожили, но оказалось, что среди них несколько человек обморозились, у одного начался плеврит, короче говоря, как обычно бывает, после долговременного стресса, у людей начались проблемы со здоровьем. Я, так и не повидавшись ни с Машей, ни и Петром Андреевичем, открыл походный лазарет и занялся гостями.
О статусе французов, то ли гостей, то ли пленных, разговора как-то не заходило. Оружие их оставалось стоять в углу гостиной, пока хозяйка не приказала дворовым девушкам отнести его в чулан. Приказчик, посланный ранним утром для доклада уездному начальству о неожиданном появлении противника, еще не возвратился.
Пока же французы приводили себя в порядок, а когда приспела баня, во главе с капитаном, отправились мыться. Только тогда, я сумел навестить Кологривова и Урусову.
Лейтенант чувствовал себя значительно лучше, чем накануне. После моего вчерашнего экстрасенсорного сеанса небольшое воспаление мягких тканей почти прошло. Я его осмотрел, посоветовал еще полежать и зашел к Маше. Она сидела в кресле возле окна, с книгой в руке. За ночь я о ней соскучился, наклонился, поцеловать, но княжна незаметно отстранилась и просто пригласила сесть рядом.
– Что-нибудь случилось? – спросил я. – Ты на меня обижена?
– Нет, с чего ты взял, – удивилась Маша, но в глаза мне почему-то не посмотрела.
Я начал вспоминать, что вчера сделал не так, но никаких грехов за собой не нашел.
– Но, я же вижу что ты какая-то не такая, – продолжил я.
– А, по-моему, самая обычная, – спокойно ответила она.
– Как ты спала? – спросил я. – Мне тебя очень не хватало!
Пропустив мои слова, мимо ушей, она оживленно заговорила о французах и принялась расспрашивать, кто они, откуда, так, будто это имело для нее хоть какое-нибудь значение. Мне скоро надоела игра в неопределенность, и я встал.
– Я вижу, ты не в духе, поговорим, когда у тебя исправится настроение, – сказал я и, не дождавшись ответа, вышел.
Делать мне было больше нечего, и я пошел в свою комнату. Француз был еще в бане. Я прилег на кровать и тотчас заснул. Сколько времени я спал, не знаю, но думаю не меньше часа. Проснулся от постороннего звука. Посередине комнаты стоял какой-то человек с обнаженной саблей в руке. Спросонья даже не стразу понял, что это де Лафер. Он помылся, побрился, почистил мундир и выглядел совсем другим человеком. Однако удовольствие, увидеть его над собой в такой позе было не самое приятное.
Я прикрыл глаза и наблюдал, что он собирается делать. Однако ничего опасного для моей жизни, виконт предпринимать не собирался. Сначала взвешивал саблю на руке, проверял центровку, геометрию клинка, потом подошел к самому окну и начал изучать ее, можно сказать, по миллиметру.
– Нравится сабля? – спросил я, когда понял, что занимает она его не в прямом, смертоубийственном, смысле.
– О да, – ответил он, оборачиваясь. – Извините, что взял ваше оружие без разрешения, но это такая драгоценная редкость! Такую саблю нельзя выносить из родового замка!
– Из родового замка? – уточнил я, и он утвердительно кивнул. – Я непременно так и сделаю, как только у меня появится замок. Пока же дело за малым, его сначала нужно построить.
Он оценил шутку и рассеяно улыбнулся. Потом спросил:
– Как этот клинок к вам попал?
– О, это длинная история, – попробовал отговориться я. – Боюсь, что я не смогу ее вам рассказать на моем плохом французском языке. Но когда-нибудь, я вам все подробно расскажу. Пока же, могу только сказать, что добыл ее в бою.
– Я так и подумал! – почему-то обрадовался он. – Вы ее случайный владелец!
– В общем-то, вы правы, но я к ней уже так привык, что чувствую ее своей собственностью.
– Если бы я был не простым пехотным капитаном, а императором Франции, то не пожалел бы за такое оружие отдать какое-нибудь европейское королевство, – пылко сказа виконт.
Если бы да кабы, то во рту росли грибы, подумал я.
– Вас пытались из-за нее убить? – неожиданно спросил он.
– Пытались и не один раз, – подтвердил я.
– Вот видите, а я что говорил! – обрадовался он, хотя ровно ничего на эту тем еще не сказал. – И почему вас не убили?
Вопрос был дурацкий, и я соответственно ответил:
– Потому что не смогли.
– Я не могу этому поверить!
Разговор приобретал какой-то шкодливый оттенок, возможно, я не все правильно понимал по-французски, но как бы то ни было, мне было интересно послушать, что он еще скажет.
– Тем не менее, как видите, я пока жив.
– Тогда, может быть, я ошибаюсь? – спросил он меня.
– В чем? – уточнил я.
– Возможно это не настоящая сабля, а подделка. Посмотрите, вот тут выгравированы символы, («Lesymbole», что я перевел как символы) вы знаете, что они означают?
– Нет, а что?
– Я тоже не знаю, – почему-то угрюмо ответил он, – но если бы эта сабля принадлежала вам, то я был бы вынужден, мосье Крылов, вас убить!
Так, сначала в огороде бузина, а потом в Киеве дядька, понял я. Похоже, что француз от перенесенных лишений сошел с ума.
– Ну, раз мы оба не можем прочитать, что там написано, может быть, вы положите ее на место? – попросил я.
– Это не просто надпись, это мистическое заклинание. С вашей саблей случались какие-нибудь чудеса?
– Пожалуй, пару раз что-то подобное было, но в основном я использовал ее по прямому назначению, для боя, – ответил я, с опаской наблюдая, как он во все стороны вертит клинком.
– Эта сабля принадлежит страшной организации (l'organisation), – сказал он. – Это их ритуальное орудие убийства.
– Я тоже что-то такое заметил, – согласился я, – правда я не знал, что они большая организация и думал, что просто религиозная секта. Эта Lasecte, едва не принесла меня в жертву своему козлиному покровителю.
– Вельзевулу? – уточнил он.
– Кажется, правда, у нас князя тьмы больше называют Сатаной.
– Мои родители пали жертвой этой l'organisatiоп, – мрачно сказа он. – После их убийства наша семья потеряла все, поэтому я вынужден служить простым пехотным капитаном в армии проклятого корсиканца.
Я впервые слышал, что француз так называл своего великого императора, и теперь мне стало понятно, почему виконт де Лафер так завелся.
– Я очень мало знаю об этой l'organisation, только один в роли жертвенного ягненка, раз присутствовал на их сборище. После этого мы сталкивались только в бою. Может быть, вы мне расскажете, все, что о них знаете?
– Вы говорите, что сталкивались с ними в бою, – проигнорировав вопрос, сказал он. – Почему же они вас не убили?
Мне уже начало надоедать это переливание из пустого в порожнее и ответил я более резко, чем намеревался:
– Наверное, потому, что не сумели! Смогли бы так убили бы!
– Не сердитесь, мосье Крылов, эти люди без труда убивают всех, даже королей. Мне кажется, у вас есть грандиозный покровитель, и он вас спасает.
Я задумался.
Похоже, де Лафер был прав. За меня могла заступиться служба времени, по заданию которой я работал в Смутном времени, но мы с ними давно потеряли друг друга из виду. Вернее потерял их я, а они меня об этом не оповестили. Мог заступаться «Инопланетянин», как я его называл, человек с необычными способностями, сидевший со мной в Петропавловской крепости.
Естественно, что я не стал откровенничать с малознакомым человеком, но правоту признал:
– Наверное, вы правы, без такой помощи я бы давно погиб. Однако кто мне помогает, я не знаю. Так что вы знаете про эту 1'organisation?
– Крайне мало, – наконец ответил на вопрос капитан. – Только то, что у них есть свои люди везде. Думаю, они найдутся и в окружении нашего корсиканца, но и вашего императора Александра. У них очень строгая дисциплина и все подчиняются Великому Магистру. Кто он такой, никто не знает, даже члены организации. Ниже его стоят простые магистры…
– Верно, – подтвердил я, – с одним таким «простым», я как-то стакивался.
– L'organisationвраждует с основными церквями и христианскими, и мусульманскими. Видимо только поэтому, она не может захватить светскую власть ни в одной стране. Поэтому они очень хорошо скрываются, и управляют только через подставные лица.
Мне не показалось, что Организация, как называл ее капитан, так уж всесильна. Я, вообще, сначала посчитал ее членов обычными сектантами, маргиналами с идиотскими ритуалами.
– Получается, они почти всесильны и невидимы? Вроде тамплиеров?
– Я этого не знаю, хотя, думаю, они похожи. Тамплиеры со временем тоже впали в суеверия и начали осуществлять кощунственные обряды. При Филиппе IV Красивом против них возбужден был инквизиционный процесс по обвинению в отрицании Христа, идолопоклонстве и дурных нравах. 3 октября 1307 г. все тамплиеры во Франции одновременно были арестованы, в том числе и магистр ордена, Жак де Молэ. Парижский парламент и университет признали обвинения против них доказанными. Рыцари, обвиненные в ереси, с Жаком де Молэ во главе присуждены были к смертной казни и в мае 1310 г. сожжены на костре. Говорят, часть их сумела спастись и сберечь скрытые богатства, но основные силы они потеряли еще в четырнадцатом веке. Эта l'organisationникогда не была так широко известна, как тамплиеры. Если бы не смерть моих родителей, я бы о них тоже ничего не знал.
Я подумал, что бороться против невидимок, почти невозможно. Тем более что, как показал мой случай, они умеют перемещаться во времени.
– Знаете что, мосье Крылов, я советую вам избавиться от этой сабли, как она вам ни дорога. Жизнь, мне кажется, дороже.
– Я подумаю, – пообещал я, а про себя добавил, – если в обмен кто-нибудь предложит небольшое европейское королевство.
В этот момент наш разговор прервали, пришел слуга и пригласил нас к обеду. Мы спустились на первый этаж. Обед накрыли в малой столовой, почти за семейным столом. Гость, не считая нас с Машей и французом, оказался только один, господин с лицом, за которое сложно было уцепится взглядом. О таких людях, в милицейских ориентировках пишут: рост средний, телосложение среднее, нос обычный, глаза карие, овал лица округлый, особых примет нет. Звали его тоже обычно, Сергеем Петровичем и только из дальнейшего разговора выяснилось, что он какой-то уездный чиновник и приехал посмотреть на французов.
Таким образом, за столом нас оказалось шесть человек, мать с сыном Кологривовы, де Лафер, Сергей Петрович и мы с княжной. Разговор, само собой, шел о войне, зверствах неприятеля и славе русского оружия. Говорили в основном по-русски. Сергей Петрович иностранными языками не владел, но все хотел знать и слышать. Когда же остальные переходили на язык Лафонтена, то хвалили храбрость и благородство французов. Получалось, что два патриота русский и французский считали, что все в восторге только от их армий.
Я тихо, чтобы его не разбудить, оделся и спустился вниз. Екатерина Романовна уже не спала, сидела в кресле возле окна. Мы поздоровались и я сел рядом.
– Как там наш виконт? – спросила она.
– Спит.
– Мне кажется, он милый человек, – как-то невзначай, сказала она.
Я удивился, как быстро завязываются контакты между людьми. Он успел рассмотреть, что хозяйка красива, как и Кологривова, в свою очередь, оценила его.
– Да, мне тоже так показалось, – согласился я. – Только неплохо было бы протопить баню и отправить гостей помыться, а их одежду прожарить.
Говорить о том, что вполне возможно, солдаты уже завшивели и это грозит сыпным тифом, от которого погибла, значительна часть армии Наполеона, я не стал. Однако оказалось, что Кологривова уже сама до этого додумалась и еще ночью распорядилась протопить баню. Мы с ней поболтали на метеорологические темы, и я попросил у нее разрешение взять их экипаж, съездить в ближайший город, приискать нам с Машей лошадей.
Екатерина Романовна посоветовала отправиться в Бронницы, где по воскресеньям бывает конная ярмарка и у нее есть знакомый лошадиный барышник. Сказала, что ближе я не найду ничего стоящего, если, конечно, меня не устроят крестьянские лошадки.
Ехать посоветовала ранним утром и приказала управляющему, чтобы мне завтра с утра приготовили сани.
После благополучного разрешения переговоров, мы с ней на пару испили кофея. Вскоре, после сна в гостиной начали появляться и остальные местные домочадцы. Французы после еды и отдыха ожили, но оказалось, что среди них несколько человек обморозились, у одного начался плеврит, короче говоря, как обычно бывает, после долговременного стресса, у людей начались проблемы со здоровьем. Я, так и не повидавшись ни с Машей, ни и Петром Андреевичем, открыл походный лазарет и занялся гостями.
О статусе французов, то ли гостей, то ли пленных, разговора как-то не заходило. Оружие их оставалось стоять в углу гостиной, пока хозяйка не приказала дворовым девушкам отнести его в чулан. Приказчик, посланный ранним утром для доклада уездному начальству о неожиданном появлении противника, еще не возвратился.
Пока же французы приводили себя в порядок, а когда приспела баня, во главе с капитаном, отправились мыться. Только тогда, я сумел навестить Кологривова и Урусову.
Лейтенант чувствовал себя значительно лучше, чем накануне. После моего вчерашнего экстрасенсорного сеанса небольшое воспаление мягких тканей почти прошло. Я его осмотрел, посоветовал еще полежать и зашел к Маше. Она сидела в кресле возле окна, с книгой в руке. За ночь я о ней соскучился, наклонился, поцеловать, но княжна незаметно отстранилась и просто пригласила сесть рядом.
– Что-нибудь случилось? – спросил я. – Ты на меня обижена?
– Нет, с чего ты взял, – удивилась Маша, но в глаза мне почему-то не посмотрела.
Я начал вспоминать, что вчера сделал не так, но никаких грехов за собой не нашел.
– Но, я же вижу что ты какая-то не такая, – продолжил я.
– А, по-моему, самая обычная, – спокойно ответила она.
– Как ты спала? – спросил я. – Мне тебя очень не хватало!
Пропустив мои слова, мимо ушей, она оживленно заговорила о французах и принялась расспрашивать, кто они, откуда, так, будто это имело для нее хоть какое-нибудь значение. Мне скоро надоела игра в неопределенность, и я встал.
– Я вижу, ты не в духе, поговорим, когда у тебя исправится настроение, – сказал я и, не дождавшись ответа, вышел.
Делать мне было больше нечего, и я пошел в свою комнату. Француз был еще в бане. Я прилег на кровать и тотчас заснул. Сколько времени я спал, не знаю, но думаю не меньше часа. Проснулся от постороннего звука. Посередине комнаты стоял какой-то человек с обнаженной саблей в руке. Спросонья даже не стразу понял, что это де Лафер. Он помылся, побрился, почистил мундир и выглядел совсем другим человеком. Однако удовольствие, увидеть его над собой в такой позе было не самое приятное.
Я прикрыл глаза и наблюдал, что он собирается делать. Однако ничего опасного для моей жизни, виконт предпринимать не собирался. Сначала взвешивал саблю на руке, проверял центровку, геометрию клинка, потом подошел к самому окну и начал изучать ее, можно сказать, по миллиметру.
– Нравится сабля? – спросил я, когда понял, что занимает она его не в прямом, смертоубийственном, смысле.
– О да, – ответил он, оборачиваясь. – Извините, что взял ваше оружие без разрешения, но это такая драгоценная редкость! Такую саблю нельзя выносить из родового замка!
– Из родового замка? – уточнил я, и он утвердительно кивнул. – Я непременно так и сделаю, как только у меня появится замок. Пока же дело за малым, его сначала нужно построить.
Он оценил шутку и рассеяно улыбнулся. Потом спросил:
– Как этот клинок к вам попал?
– О, это длинная история, – попробовал отговориться я. – Боюсь, что я не смогу ее вам рассказать на моем плохом французском языке. Но когда-нибудь, я вам все подробно расскажу. Пока же, могу только сказать, что добыл ее в бою.
– Я так и подумал! – почему-то обрадовался он. – Вы ее случайный владелец!
– В общем-то, вы правы, но я к ней уже так привык, что чувствую ее своей собственностью.
– Если бы я был не простым пехотным капитаном, а императором Франции, то не пожалел бы за такое оружие отдать какое-нибудь европейское королевство, – пылко сказа виконт.
Если бы да кабы, то во рту росли грибы, подумал я.
– Вас пытались из-за нее убить? – неожиданно спросил он.
– Пытались и не один раз, – подтвердил я.
– Вот видите, а я что говорил! – обрадовался он, хотя ровно ничего на эту тем еще не сказал. – И почему вас не убили?
Вопрос был дурацкий, и я соответственно ответил:
– Потому что не смогли.
– Я не могу этому поверить!
Разговор приобретал какой-то шкодливый оттенок, возможно, я не все правильно понимал по-французски, но как бы то ни было, мне было интересно послушать, что он еще скажет.
– Тем не менее, как видите, я пока жив.
– Тогда, может быть, я ошибаюсь? – спросил он меня.
– В чем? – уточнил я.
– Возможно это не настоящая сабля, а подделка. Посмотрите, вот тут выгравированы символы, («Lesymbole», что я перевел как символы) вы знаете, что они означают?
– Нет, а что?
– Я тоже не знаю, – почему-то угрюмо ответил он, – но если бы эта сабля принадлежала вам, то я был бы вынужден, мосье Крылов, вас убить!
Так, сначала в огороде бузина, а потом в Киеве дядька, понял я. Похоже, что француз от перенесенных лишений сошел с ума.
– Ну, раз мы оба не можем прочитать, что там написано, может быть, вы положите ее на место? – попросил я.
– Это не просто надпись, это мистическое заклинание. С вашей саблей случались какие-нибудь чудеса?
– Пожалуй, пару раз что-то подобное было, но в основном я использовал ее по прямому назначению, для боя, – ответил я, с опаской наблюдая, как он во все стороны вертит клинком.
– Эта сабля принадлежит страшной организации (l'organisation), – сказал он. – Это их ритуальное орудие убийства.
– Я тоже что-то такое заметил, – согласился я, – правда я не знал, что они большая организация и думал, что просто религиозная секта. Эта Lasecte, едва не принесла меня в жертву своему козлиному покровителю.
– Вельзевулу? – уточнил он.
– Кажется, правда, у нас князя тьмы больше называют Сатаной.
– Мои родители пали жертвой этой l'organisatiоп, – мрачно сказа он. – После их убийства наша семья потеряла все, поэтому я вынужден служить простым пехотным капитаном в армии проклятого корсиканца.
Я впервые слышал, что француз так называл своего великого императора, и теперь мне стало понятно, почему виконт де Лафер так завелся.
– Я очень мало знаю об этой l'organisation, только один в роли жертвенного ягненка, раз присутствовал на их сборище. После этого мы сталкивались только в бою. Может быть, вы мне расскажете, все, что о них знаете?
– Вы говорите, что сталкивались с ними в бою, – проигнорировав вопрос, сказал он. – Почему же они вас не убили?
Мне уже начало надоедать это переливание из пустого в порожнее и ответил я более резко, чем намеревался:
– Наверное, потому, что не сумели! Смогли бы так убили бы!
– Не сердитесь, мосье Крылов, эти люди без труда убивают всех, даже королей. Мне кажется, у вас есть грандиозный покровитель, и он вас спасает.
Я задумался.
Похоже, де Лафер был прав. За меня могла заступиться служба времени, по заданию которой я работал в Смутном времени, но мы с ними давно потеряли друг друга из виду. Вернее потерял их я, а они меня об этом не оповестили. Мог заступаться «Инопланетянин», как я его называл, человек с необычными способностями, сидевший со мной в Петропавловской крепости.
Естественно, что я не стал откровенничать с малознакомым человеком, но правоту признал:
– Наверное, вы правы, без такой помощи я бы давно погиб. Однако кто мне помогает, я не знаю. Так что вы знаете про эту 1'organisation?
– Крайне мало, – наконец ответил на вопрос капитан. – Только то, что у них есть свои люди везде. Думаю, они найдутся и в окружении нашего корсиканца, но и вашего императора Александра. У них очень строгая дисциплина и все подчиняются Великому Магистру. Кто он такой, никто не знает, даже члены организации. Ниже его стоят простые магистры…
– Верно, – подтвердил я, – с одним таким «простым», я как-то стакивался.
– L'organisationвраждует с основными церквями и христианскими, и мусульманскими. Видимо только поэтому, она не может захватить светскую власть ни в одной стране. Поэтому они очень хорошо скрываются, и управляют только через подставные лица.
Мне не показалось, что Организация, как называл ее капитан, так уж всесильна. Я, вообще, сначала посчитал ее членов обычными сектантами, маргиналами с идиотскими ритуалами.
– Получается, они почти всесильны и невидимы? Вроде тамплиеров?
– Я этого не знаю, хотя, думаю, они похожи. Тамплиеры со временем тоже впали в суеверия и начали осуществлять кощунственные обряды. При Филиппе IV Красивом против них возбужден был инквизиционный процесс по обвинению в отрицании Христа, идолопоклонстве и дурных нравах. 3 октября 1307 г. все тамплиеры во Франции одновременно были арестованы, в том числе и магистр ордена, Жак де Молэ. Парижский парламент и университет признали обвинения против них доказанными. Рыцари, обвиненные в ереси, с Жаком де Молэ во главе присуждены были к смертной казни и в мае 1310 г. сожжены на костре. Говорят, часть их сумела спастись и сберечь скрытые богатства, но основные силы они потеряли еще в четырнадцатом веке. Эта l'organisationникогда не была так широко известна, как тамплиеры. Если бы не смерть моих родителей, я бы о них тоже ничего не знал.
Я подумал, что бороться против невидимок, почти невозможно. Тем более что, как показал мой случай, они умеют перемещаться во времени.
– Знаете что, мосье Крылов, я советую вам избавиться от этой сабли, как она вам ни дорога. Жизнь, мне кажется, дороже.
– Я подумаю, – пообещал я, а про себя добавил, – если в обмен кто-нибудь предложит небольшое европейское королевство.
В этот момент наш разговор прервали, пришел слуга и пригласил нас к обеду. Мы спустились на первый этаж. Обед накрыли в малой столовой, почти за семейным столом. Гость, не считая нас с Машей и французом, оказался только один, господин с лицом, за которое сложно было уцепится взглядом. О таких людях, в милицейских ориентировках пишут: рост средний, телосложение среднее, нос обычный, глаза карие, овал лица округлый, особых примет нет. Звали его тоже обычно, Сергеем Петровичем и только из дальнейшего разговора выяснилось, что он какой-то уездный чиновник и приехал посмотреть на французов.
Таким образом, за столом нас оказалось шесть человек, мать с сыном Кологривовы, де Лафер, Сергей Петрович и мы с княжной. Разговор, само собой, шел о войне, зверствах неприятеля и славе русского оружия. Говорили в основном по-русски. Сергей Петрович иностранными языками не владел, но все хотел знать и слышать. Когда же остальные переходили на язык Лафонтена, то хвалили храбрость и благородство французов. Получалось, что два патриота русский и французский считали, что все в восторге только от их армий.