Страница:
Я никак не прореагировал, продолжая внимательно его рассматривать.
– Нахожусь в отставке… – помедлив, добавил он. – Командовал дивизией.
– Хвалю! – окончательно наглея, снисходительно процедил я.
На это старый дурак не нашел ничего лучшего, как гаркнуть:
– Рад стараться!
– Вы по делу или так, с визитом вежливости? – продолжал любопытствовать я, не давая ему времени опомниться.
– Имею просьбу, ваше… – замялся он, не зная как меня именовать.
– Алексей Григорьев Крылов, вольный стрелок, – назвался я с максимальной многозначительностью.
Такого звания в табели о рангах не было, и Присыпко совсем растерялся.
– Как же-с, как же-с… Имею почтительную просьбу, поспособствовать… Занемогшая супруга-с. Как много наслышан-с о талантах вашего… Покорнейше прошу…
Генерал совсем зарапортовался и замолчал.
– Помочь, конечно, можно… – раздумчиво сказал я, – только дорого беру…
– Это ничего-с, – обрадовался толстяк тому, что разговор принимает понятный оборот, – в средствах не стеснен-с. Имею окромя родовых, пожалованное от Ея императорского величества государыни Екатерины Алексеевны недурное имение в Малороссии…
– Ну, ежели так, то едем. Передайте Алевтине Леопольдовне, что я уехал с визитом, – велел я выглядывающему из-за ворот портному.
Почему я назвал Алю «Леопольдовной» – не знаю до сих пор, как-то так получилось.
Я влез в коляску, сильно потеснив князя.
Ему даже пришлось свести расставленные колени.
– Погоняй, каналья! – тут же гаркнул генерал на кучера и ткнул его кулаком в спину.
Парень в красной рубахе дернулся, испугано посмотрел через плечо на хозяина и свирепо щелкнул кнутом над крупами лошадей.
Все выпустили пар и успокоились. Экипаж тронулся с места. Жил Присыпко в двух минутах езды от Коромкина в большом двухэтажном доме. Сооружение было вполне генеральское, с пилястрами, портиком и прочими атрибутами классицизма. Единственное, что его портило, – это кое-где осыпавшаяся штукатурка, под которой были видны обитые дранью бревна. Одна ко эти огрехи я заметил позже, а пока мы въехали в широко открытые ворота и остановились у высокого каменного крыльца.
Кучер кубарем скатился с облучка и кинулся помогать хозяину спуститься с коляски. Я сошел сам на другую ее сторону.
– Прошу-с, – сказал князь и уступил мне дорогу. Я поднялся на роскошное крыльцо и, не задерживаясь, вошел через распахнувшиеся двери в дом. Генерал, пыхтя, следовал за мной.
В просторных сенях он обогнал меня и бросился вперед, указывая дорогу. Судя по всему, когда он хотел, то мог быть любезным.
Мы вошли в высокую двухсветную залу с вощеным паркетным полом. На стенах висели довольно недурные итальянские пейзажи, а под потолком – огромная хрустальная люстра. Стены были декорированы шелковыми обоями, лепнина сияла свежим покрытием. Похоже было на то, что хозяин действительно не нуждается в средствах.
Из залы мы прошли в гостиную с витиеватыми, вычурными «мебелями», обитыми золотистым атласом. Обстановка была новой и, несомненно, привезена из Европы.
– Не изволите ли присесть, – предложил хозяин светским голосом.
Я изволил и сел на красивое канапе.
– Моя супруга… Анна Сергеевна… – генерал тяжело вздохнул и откашлялся. – Она… да вот сами изволите слышать…
Действительно, из глубины дома слышались какие-то странные крики, перемежающиеся смехом. Потом послышались истерические рыдания.
– Это плачет ваша жена? – уточнил я.
– Точно так-с.
– Проводите.
Генерал торопливо пересек гостиную и повел меня в глубь дома.
Чем ближе мы подходили, тем явственнее было слышно, что у генеральши сильнейшая истерика. У двери, за которой все и происходило, генерал остановился, постоял несколько секунд, переминаясь с ноги на нory, перекрестился и робко вошел в комнату. Я последовал за ним. Мы попали в спальню, выполненную в розовых тонах.
По огромной резного дерева кровати с альковом из розового тюля каталась молодая женщина. Две девушки в ярких сарафанах стояли у стен с испуганными лицами.
– Душенька, – осипшим, подхалимским голосом сказал князь, – я привез к тебе доктора.
– Вон! – визгливым голосом закричала «душенька» и спряталась в подушки, откуда послышались приглушенные рыдания и угрозы убить «проклятого Винера».
Относительно моего конкурента Винера я был с ней полностью согласен. Генерал начал трусливо оглядываться, по-моему, мечтая только об одном: оказаться где-нибудь подальше.
– Душенька, – опять заюлил он, – послушай меня…
Княгиня пронзительно завизжала на одной ноте и села в кровати. Я стоял прямо перед ней в своем парчовом наряде и турецкой феске. От удивления женщина сбилась с крика и задала мужу вопрос:
– А где Винер?
– Нет Винера, – поспешил успокоить ее муж, – я пригласил тебе другого доктора из Петербурга.
Насчет Петербурга князь хватил лишку, но я не стал его поправлять, с любопытством разглядывая зареванное существо. Наши взоры встретились, в глазах молодой особы мелькнула паника, и она опять зарыдала, упав лицом в подушки.
– Не хочу, не хочу, не хочу, – кричала она сквозь слезы.
Мне впервые в жизни приходилось наблюдать настоящую истерику. Даже драгоценная мамочка Лады не позволяла себе такого взрыва чувств. Судя по разнице в возрасте супругов и манерам мужа, третьим в их альянсе был дедушка Зигмунд Фрейд.
– Вам придется оставить нас одних, и прошу без моего разрешения сюда не входить, – сухо распорядился я.
Генерал закивал и попятился из комнаты, с облегчением оставляя любимую супругу. За ним выскочили служанки. Я прошелся по комнате, разглядывая будущую «антикварную» обстановку, пока она еще не постарела на двести лет. Очень интересен был туалетный столик. Такого витиеватого барокко (или рококо?) мне не доводилось видеть даже в музеях. Столик оказался заставлен скляночками и флакончиками экзотичной формы. Я открыл один из них и понюхал посредственные духи. Видимо, революция во Франции ударила не только по своей аристократии…
Между тем рыдания не прекращались, но становились менее выразительными.
Я еще подождал, не приставая к генеральше с уговорами успокоиться, и они перешли во всхлипывания. Юная дама лежала ничком, уткнувшись лицом в подушки. Она была в неглиже, то бишь одета в одно белье: длинные шелковые панталончики, отделанные кружевами, и кружевную короткую рубашку из тонкого непрозрачного полотна, так что голыми оставались только руки и пятки. У княгини были русые растрепанные волосы и очень симпатичная фигурка с пухлой попкой.
Когда наконец прекратились всхлипывания, я поинтересовался:
– Хотите воды?
– А вы, правда, приехали из Петербурга? – спросила она и повернулась на спину
– Скорее, из Москвы.
– У нас здесь такая скука, – жалобно сказала княгиня и снова собралась заплакать.
У нее было миловидное простенькое личико с пухлыми губами и голубенькими глазками. Княгиню не портил даже зареванный фейс.
– Знаете что, – предложил я, с театральным восхищением глядя на нее, – давайте умоемся, приведем себя в порядок, а потом поболтаем, а то распухший носик нам не идет.
– Так вы, что, лечить меня не будете? – поинтересовалась княгиня, раздумав плакать.
– Если вы захотите, то я вас с удовольствием осмотрю и обследую, – сказал я весьма игривым, многообещающим тоном и выразительно на нее посмотрел.
Княгиня хихикнула и кокетливо посмотрела на меня. Я позвал ее камеристок и велел помочь барыне умыться. Пока генеральшу приводили в порядок, я присоединился к ожидающему за порогом мужу.
– Ну, что, доктор? – с тревогой спросил генерал,
– Еще не знаю, требуется тщательный осмотр. Надеюсь, что смогу помочь.
– Ох, дай-то Бог. Я уже не знаю, что делать. С ней почти каждый день такие припадки.
– После осмотра мы все обсудим, – бодрым тоном пообещал я.
Мы довольно долго проговорили с князем, пока дворовые девушки возились с хозяйкой, пожелавшей предстать передо мной во всем своем блеске.
Бедный старый муж, без памяти влюбленный в юную жену, не знал, что ему делать с ее расстроенными нервами. Ему не нравилось жить в столице, а жена совершенно не выносила провинциальной жизни. Редкие истерики, которые она закатывала в Петербурге, стали регулярными и многочасовыми, как только они приехали в Троицк. Обстоятельства не позволяли генералу вернуться в столицу (я заподозрил, что немилость императора), и жизнь для него превратилась в сущий ад.
Наконец камеристки довели госпожу до соответствующей кондиции, и я вернулся в спальню. Умытая, причесанная и заинтригованная княгиня ждала меня, лежа в эффектной позе, слегка прикрыв ноги покрывалом. Мне показалось, что она изображает Венеру, рожденную из пены.
– Ну, что же, приступим, – сказал я, садясь рядом с ней на постель. – Позвольте ручку, сударыня.
Она томно улыбнулась и поднесла руку к моим губам. Я поцеловал ее, и заодно прослушал пульс. С сердцем у княгини было все в порядке.
– Извольте снять рубашку, – попросил я.
– Доктор, это моветон, – игриво сказала юная дама, отталкивая мою руку. – Мне конфузно…
– Ну, что же, если это вас смущает, разденьтесь под покрывалом, – предложил я.
– А если войдет муж? – предусмотрительно спросила генеральша.
– Я же ваш врач, – успокоил я скромницу, – притом вас не будет видно.
Идея княгине понравилась, и она, забыв попросить меня отвернуться, быстро сняла с себя не только рубашку, но и панталоны. После чего, не забывая принимать грациозные позы, укрылась легким шелковым покрывалом.
Я приступил к обследованию и пальпации. На ощупь княгинюшка оказалась, – как и можно было предположить, – мягкой, нежной и теплой. Я принялся выполнять свой долг, может быть, более ответственно, чем если бы пациенткой была старушка. С другой стороны, старушке вряд ли понадобилась бы такая проникающая терапия.
Я не торопясь обследовал эрогенные зоны бесхитростного существа, не имеющего возможности реализовать свою чувственность в эпоху потребительского отношения к женщинам. Никакой гиперсексуальности у княгини не наблюдалось, ей просто нужен был молодой здоровый муж и нормальные половые отношения.
Мы не разговаривали. Генеральшу слишком захватили новые ощущения, а меня немного мучила совесть перед Алей за свои осязательные удовольствия. Здесь я не мог ничего с собой поделать, пациентка была слишком привлекательной женщиной.
Княгиня изредка стонала, когда «ощущения» делались слишком острыми, но не закричала, когда ее начал сотрясать оргазм.
Инстинкт самосохранения у нее оказался сильнее чувственности. Обследование с применением технологий конца двадцатого века продолжалось больше часа и вконец вымотало пациентку.
Под конец сеанса этой «магии» она с благодарностью поцеловала мучившую ее руку и прижалась к ней щекой.
В этом было слишком много личного, и я вежливо отобрал у нее свою конечность.
… Мне оставалось лишь надеяться, что на расстоянии, отделяющем дом портного от генеральского, Але не удастся уловить мои мысли и оценить подвиг самоограничения, который я ради нее совершил.
С генералом дело обстояло проще. Я выбрал такую позицию на его супружеском ложе, что если он и подглядывал за нами, то мог видеть только укрытую жену и мою сосредоточенную, одетую спину.
– Ну вот, голубушка, и все лечение, – сказал я, лицемерно не замечая ее горящих, счастливых глаз. – Думаю, теперь насупит облегчение.
– Доктор, – принимая игру, попросила пациентка, – вы не смогли бы навестить меня завтра?
– Сударыня, – как можно мягче сказал я, – давайте поговорим серьезно. Вам это лечение нужно проводить как можно чаще, минимум два-три раза в неделю, а я на днях уеду. Неужели в вашем городе нельзя найти никого, кто бы вам в этом помог?
– Господь с вами, доктор, в нашей глуши об этом на следующий день узнает весь город. А если я обрюхачусь! Муж меня просто убьет. Он со мной… последнее время не бывает… Вы понимаете, что я подразумеваю?
Я понимал. В восемнадцатом веке с неверными женами не церемонились.
– Я что-нибудь придумаю, – пообещал я. – Беременеть вовсе не обязательно. Я объясню вам как этого избежать. А кроме людей вашего круга… Нельзя ли подобрать неболтливого молодого человека из другого сословия?
– Это как? – не поняла княгиня.
– Есть молодые люди из простых, которые вам бы нравились?
– Я не знаю, – растеряно ответила княгиня, – я как-то не обращала внимания.
Меня такое сословное высокомерие неприятно поразило.
– Вспомните, в дворне есть кто-нибудь подходящий на роль вашего фаворита?
– Но они же… они же мне не ровня!
– Вы что, знатнее императорской фамилии? – поинтересовался я, приступая к психотерапии.
– Как вы можете так думать?!
– Почему же Петр Великий не побрезговал женится на простолюдинке и посадить ее на престол, а у Екатерины Великой сколько было аматеров простого звания? Нет, конечно, если ваш род более знатен, чем у Романовых, то прошу меня извинить…
Княгиня задумалась.
Идея быть ничем не хуже императоров, да еще в таком приятном деле, кажется, начинала ей нравится. Да и «фаворит» – слово не грубое, а как бы даже возвышенное.
– А вдруг он проболтается?
– Нужно найти молчаливого. Вспомните, кто у вас в дворне есть подходящий.
– У нас даже немой есть! – не без гордости сказала княгиня.
– И как он вам?
– Не знаю, я его не рассматривала.
– Так давайте рассмотрим, уж чего лучше…
– Вы с ума сошли, а что если узнает муж?
– А мы мужа обманем, – пообещал я и, нырнув рукой под одеяло, потеребил одно местечко, чем очень ее рассмешил. – Так что надевайте ваши панталоны, а я пойду переговорю с генералом.
– О чем? – с тревогой спросила она.
– Расскажу, что у вас расстроены нервы и вам нужны длительные прогулки за город, – начал импровизировать я. – Подберем вам кучера, такого, о котором мы говорили. Я осмотрю его, если у него все окажется в порядке, и он понравится вам, то будете с ним кататься по окрестностям… и лечиться.
Деликатное определение ее возможных приключений как «лечения» княгине так понравилось, что она захлопала в ладоши:
– Как я хочу быстрее вылечиться, чтобы быть здоровой! – мечтательно сказала она. – Так может, сегодня и поедем?!
Генерал ждал меня, тревожно расхаживая по гостиной.
– Ну, как она, доктор? – спросил он, как только я вошел в комнату.
– Положение серьезное, но стабильное, – замысловато для него ответил я. – Есть тенденция к улучшению.
– Ну, слава Богу, – обрадовано сказал генерал. – Значит, ей лучше?
– Значительно лучше, – успокоил я его. – Я провел сеанс динамической терапии на психоневрологической сексопатологической основе. Однако это только начало лечения. У вашей жены сильно расшатаны нервы и ей необходимы длительные прогулки в одиночестве.
– Почему же в одиночестве? – удивился генерал. – Я могу ее сопровождать.
– Можете, – согласился я, – только пользы от этого не будет. При психомоторном состоянии необходимо полное одиночество. Если не верите, прочитайте трактат «Антидюринг» Фридриха Энгельса, там подробно изложена вся методика.
От моей учености и обилия непонятных слов у генерала отлегло от сердца. По-моему, он думал, что я не прочь найти случай попользоваться его супругой. Чтобы успокоить его окончательно, я рассказал, что приехал в город исключительно для того, чтобы восстановить украденный в дороге гардероб. Что мой странный наряд – не признак чудачества, а результат плохой службы дорожных смотрителей, попустительствующих воровству на большой дороге.
– Но позвольте, – не сдавался генерал. – Кататься одной, без сопровождения… Чего ей дома не хватает? Кто ей здесь мешает? Думаю, это просто неприлично!
– Князь, – удивленно сказал я, – как можно вам, генералу и кавалеру, считаться с мнением лавочников и коллежских регистраторов?! Чтобы княгиня, супруга героя, не могла совершить прогулку по городским окрестностям из боязни, что ее может осудить жена какого-нибудь титулярного советника! Притом, она будет ездить не одна, приставьте к ней какого-нибудь благонравного кучера. Я вам помогу такого подобрать. В конце концов, вам что, не дорого здоровье жены? Вам нравятся истерики?
– Упаси Боже! – воскликнул генерал, крестясь. Между тем мы, разговаривая, вошли в спальню, где в постели лежала свежая, как заря, улыбающаяся княгиня. Генерал остановился как вкопанный, глядя на преобразившуюся жену.
– Анна Сергеевна, голубушка моя, как ты?!
– Ах, мои шер, иди, поцелуй меня, – ангельским голосом сказала княгиня, – я так тебе благодарна за твою заботу и за доктора… Он просто кудесник! Ты знаешь, как я тяжело больна, но теперь мне легче. Ну, иди ко мне, друг мой, поцелуй меня, я так по тебе соскучилась!
От такого приема генерал, как пень, остался стоять на пороге, не зная, что и подумать.
– Ну, иди ко мне, – опять позвала его супруга и даже протянула к нему ручку.
У старого вояки на глазах выступили слезы, и он бросился к вновь обретенному семейному счастью.
– Матушка, голубушка, ангел мой, – бормотал влюбленный супруг, – я так рад… Доктор Крылов вот твердит, что тебе полезны прогулки на пленэре… Только в одиночестве…
– Куда же я без тебя, мои шер, – ласково говорила Анна Сергеевна, обнимая седую мужнину голову. – Если доктор разрешит, то только с тобой…
– И я бы так хотел, мой ангел, да вот доктор не велит…
Я со слезами на глазах смотрел на семейную идиллию и радовался, что я пока не стар, и мне нет нужды покупать себе ласковое слово.
– Ах, как, это грустно – быть одной, однако ежели надобно…
– Что поделать, мой ангел, твое здоровье дороже! Вот доктор говорит, что тебе нужна тишина, чтобы кучера молчаливого подобрать. Может, нашего глухонемого? Ты его помнишь?
– Откуда, мон шер, у нас столько дворни…
– Я пошлю за ним. Присмотрись. Тебе решать. Он холоп смирный.
Генерал приказал одной из камеристок позвать немого.
– Это все пустое, мой друг, как ты велишь, так и будет, – продолжала ворковать княгинюшка, перебирая седые редкие кудри супруга. – Доктор, мы хотя и не по домострою живем, но мужа я во всем почитаю, – разъяснила мне Анна Сергеевна. – У нас муж во всем голова.
Не слышавший столько ласковых слов со дня свадьбы генерал, был, по-моему, готов на все что угодно, только бы ублажить жену.
Между тем пришел глухонемой. Это оказался тот самый кучер, что привез нас сюда, только на сей раз без красной рубахи и треуголки. Теперь он был в холщовой рубахе и портках, и от него разило едким лошадиным потом. Я посмотрел на него с точки зрения женщины. Для определенных потребностей парень был хоть куда: мощная шея, тяжелые покатые плечи, крепкие, кривоватые ноги…
– Фи, как он дурно пахнет, – капризно сказала Анна Сергеевна.
– Это ничего, мой ангел, – со знанием дела объяснил генерал, – это лошадиный пот, вещь очень полезная для здоровья.
Княгиня, слушая мужнины глупости, с интересом рассматривала кандидата в фавориты. Судя по ее выражению лица, он ей понравился.
– Пусть его доктор посмотрит, нет ли у него заразы, – сказала она и незаметно мне кивнула.
Я оставил супругов во вновь ставшим уютным гнездышке, и повел глухонемого в соседнюю комнату на осмотр. Парень оказался довольно смышленым и быстро понял, что я велю ему раздеться. Привыкнув не удивляться барской дури и капризам, он без смущения скинул с себя штаны и рубаху и спокойно дал себя рассмотреть.
Надо сказать, что княгине попался очень неплохой экземпляр мужчины. Я даже засомневался, не слишком ли он здоров для достаточно хрупкой генеральши. Однако предоставил ей самой решать, что для нее хорошо, что плохо.
Разрешив кучеру одеться, я жестами велел ему пойти в баню и помыться.
Он все понял, кроме того, что ему вскоре предстоит.
– Вполне здоров, – сообщил я супругам, вернувшись в спальню. – Никакой заразы на нем нет. Я велел ему помыться. Так что завтра можно и начинать.
Супруги между тем продолжали сюсюкаться, стараясь перещеголять друг друга в покладистости.
– Только вот что, доктор, – сказал генерал, – может быть, вы не сочтете за труд сопроводить на первый раз княгиню?
Это, честно говоря, не входило в мои планы. Одно дело придумать интрижку, и другое – стать в ней пассивным участником. Генерал не совсем верно понял мои сомнения и разрубил гордиев узел с солдатской прямотой – вытащил из кармана лопатник и отслюня вил мне пятьсот рублей.
– Надеюсь, соблаговолите принять, – вежливо спросил он.
Я соблаговолил и взял плату безо всякой ажитации. Как я догадывался, это были очень большие деньги. Самым известным столичным врачам не снились такие гонорары.
С другой стороны, кто из тамошних светил мог похвастаться, что за час сумеет вернуть в семью мир и любовь?..
– Хорошо, пусть княгиня заедет за мной.
– Завтра едем гулять! – обрадовано захлопала в ладоши Анна Сергеевна.
– Вы не подскажете, господа, здесь есть хороший ювелирный магазин? – спросил я хозяев.
– Вы хотите сказать, ювелирная лавка? – уточнил генерал. – А вам на что?
– Хочу сделать презент даме сердца, можно сказать невесте.
– Так у вас здесь невеста! – обрадовался подозрительный муж. – Кто, если не секрет?
– Она не местная, – не стал уточнять я. – У нее есть чудесное кольцо с изумрудом, может быть, удастся подобрать к нему серьги.
– У меня есть изумрудные серьги! – вмешалась в разговор княгиня. – Помните, мои шер, те, что мне подарила на именины княжна Анастасия, я их все равно не ношу… Ежели вы позволите…
– Делайте, что хотите, мадам, – без большого энтузиазма согласился генерал.
– Полноте, княгиня, – возразил я, – лучше я сам что-нибудь подберу у ювелира.
– Ах, доктор, какие здесь ювелиры… Их, поди, и в губернии не сыщешь. Мне, право, эти серьги ни к чему. Княжна Анастасия их как бы в насмешку подарила зная, что они не подходят к моим глазам.
Анна Сергеевна явно хотела мне угодить, а я хотел сделать приятное Але. В конце концов, княгиня свои украшения не в шахте зарабатывала.
– Ну, если так, буду премного благодарен.
Княгиня попросила служанку подать ей шкатулку с драгоценностями и отыскала в ней серьги. Я взял украшения в руку и подошел к окну, чтобы лучше рассмотреть. К сожалению, они не совпадали с кольцом по стилю, хотя были и не дурны. Для Али пока это не имело значения, а позже, если она разовьет вкус, можно будет приискать что-нибудь более подходящее.
– Очень неплохие серьги, – искренне похвалил я подарок, – думаю, моя невеста будет рада.
Теперь мне оставалось только раскланяться.
Княгиня, утомленная лечением, осталась в постели, а генерал, превозмогая гордость, проводил меня до коляски. В принципе, он был неплохой мужик, конечно, с недостатками, характерными для своего времени, но это не самый большой человеческий порок.
– А знаете что, князь, – сказал я ему при прощании, – я вас тоже как-нибудь осмотрю. Мне кажется, вам и самому не помешает немного подлечится.
Мы дружески раскланялись с генералом, и кучер, будущий фаворит, повез меня к портному. В Троицке все было под рукой и рядом. Я вполне мог дойти до дома Котомкина и пешком, но это бы понизило мой общественный статус.
Глава шестнадцатая
– Нахожусь в отставке… – помедлив, добавил он. – Командовал дивизией.
– Хвалю! – окончательно наглея, снисходительно процедил я.
На это старый дурак не нашел ничего лучшего, как гаркнуть:
– Рад стараться!
– Вы по делу или так, с визитом вежливости? – продолжал любопытствовать я, не давая ему времени опомниться.
– Имею просьбу, ваше… – замялся он, не зная как меня именовать.
– Алексей Григорьев Крылов, вольный стрелок, – назвался я с максимальной многозначительностью.
Такого звания в табели о рангах не было, и Присыпко совсем растерялся.
– Как же-с, как же-с… Имею почтительную просьбу, поспособствовать… Занемогшая супруга-с. Как много наслышан-с о талантах вашего… Покорнейше прошу…
Генерал совсем зарапортовался и замолчал.
– Помочь, конечно, можно… – раздумчиво сказал я, – только дорого беру…
– Это ничего-с, – обрадовался толстяк тому, что разговор принимает понятный оборот, – в средствах не стеснен-с. Имею окромя родовых, пожалованное от Ея императорского величества государыни Екатерины Алексеевны недурное имение в Малороссии…
– Ну, ежели так, то едем. Передайте Алевтине Леопольдовне, что я уехал с визитом, – велел я выглядывающему из-за ворот портному.
Почему я назвал Алю «Леопольдовной» – не знаю до сих пор, как-то так получилось.
Я влез в коляску, сильно потеснив князя.
Ему даже пришлось свести расставленные колени.
– Погоняй, каналья! – тут же гаркнул генерал на кучера и ткнул его кулаком в спину.
Парень в красной рубахе дернулся, испугано посмотрел через плечо на хозяина и свирепо щелкнул кнутом над крупами лошадей.
Все выпустили пар и успокоились. Экипаж тронулся с места. Жил Присыпко в двух минутах езды от Коромкина в большом двухэтажном доме. Сооружение было вполне генеральское, с пилястрами, портиком и прочими атрибутами классицизма. Единственное, что его портило, – это кое-где осыпавшаяся штукатурка, под которой были видны обитые дранью бревна. Одна ко эти огрехи я заметил позже, а пока мы въехали в широко открытые ворота и остановились у высокого каменного крыльца.
Кучер кубарем скатился с облучка и кинулся помогать хозяину спуститься с коляски. Я сошел сам на другую ее сторону.
– Прошу-с, – сказал князь и уступил мне дорогу. Я поднялся на роскошное крыльцо и, не задерживаясь, вошел через распахнувшиеся двери в дом. Генерал, пыхтя, следовал за мной.
В просторных сенях он обогнал меня и бросился вперед, указывая дорогу. Судя по всему, когда он хотел, то мог быть любезным.
Мы вошли в высокую двухсветную залу с вощеным паркетным полом. На стенах висели довольно недурные итальянские пейзажи, а под потолком – огромная хрустальная люстра. Стены были декорированы шелковыми обоями, лепнина сияла свежим покрытием. Похоже было на то, что хозяин действительно не нуждается в средствах.
Из залы мы прошли в гостиную с витиеватыми, вычурными «мебелями», обитыми золотистым атласом. Обстановка была новой и, несомненно, привезена из Европы.
– Не изволите ли присесть, – предложил хозяин светским голосом.
Я изволил и сел на красивое канапе.
– Моя супруга… Анна Сергеевна… – генерал тяжело вздохнул и откашлялся. – Она… да вот сами изволите слышать…
Действительно, из глубины дома слышались какие-то странные крики, перемежающиеся смехом. Потом послышались истерические рыдания.
– Это плачет ваша жена? – уточнил я.
– Точно так-с.
– Проводите.
Генерал торопливо пересек гостиную и повел меня в глубь дома.
Чем ближе мы подходили, тем явственнее было слышно, что у генеральши сильнейшая истерика. У двери, за которой все и происходило, генерал остановился, постоял несколько секунд, переминаясь с ноги на нory, перекрестился и робко вошел в комнату. Я последовал за ним. Мы попали в спальню, выполненную в розовых тонах.
По огромной резного дерева кровати с альковом из розового тюля каталась молодая женщина. Две девушки в ярких сарафанах стояли у стен с испуганными лицами.
– Душенька, – осипшим, подхалимским голосом сказал князь, – я привез к тебе доктора.
– Вон! – визгливым голосом закричала «душенька» и спряталась в подушки, откуда послышались приглушенные рыдания и угрозы убить «проклятого Винера».
Относительно моего конкурента Винера я был с ней полностью согласен. Генерал начал трусливо оглядываться, по-моему, мечтая только об одном: оказаться где-нибудь подальше.
– Душенька, – опять заюлил он, – послушай меня…
Княгиня пронзительно завизжала на одной ноте и села в кровати. Я стоял прямо перед ней в своем парчовом наряде и турецкой феске. От удивления женщина сбилась с крика и задала мужу вопрос:
– А где Винер?
– Нет Винера, – поспешил успокоить ее муж, – я пригласил тебе другого доктора из Петербурга.
Насчет Петербурга князь хватил лишку, но я не стал его поправлять, с любопытством разглядывая зареванное существо. Наши взоры встретились, в глазах молодой особы мелькнула паника, и она опять зарыдала, упав лицом в подушки.
– Не хочу, не хочу, не хочу, – кричала она сквозь слезы.
Мне впервые в жизни приходилось наблюдать настоящую истерику. Даже драгоценная мамочка Лады не позволяла себе такого взрыва чувств. Судя по разнице в возрасте супругов и манерам мужа, третьим в их альянсе был дедушка Зигмунд Фрейд.
– Вам придется оставить нас одних, и прошу без моего разрешения сюда не входить, – сухо распорядился я.
Генерал закивал и попятился из комнаты, с облегчением оставляя любимую супругу. За ним выскочили служанки. Я прошелся по комнате, разглядывая будущую «антикварную» обстановку, пока она еще не постарела на двести лет. Очень интересен был туалетный столик. Такого витиеватого барокко (или рококо?) мне не доводилось видеть даже в музеях. Столик оказался заставлен скляночками и флакончиками экзотичной формы. Я открыл один из них и понюхал посредственные духи. Видимо, революция во Франции ударила не только по своей аристократии…
Между тем рыдания не прекращались, но становились менее выразительными.
Я еще подождал, не приставая к генеральше с уговорами успокоиться, и они перешли во всхлипывания. Юная дама лежала ничком, уткнувшись лицом в подушки. Она была в неглиже, то бишь одета в одно белье: длинные шелковые панталончики, отделанные кружевами, и кружевную короткую рубашку из тонкого непрозрачного полотна, так что голыми оставались только руки и пятки. У княгини были русые растрепанные волосы и очень симпатичная фигурка с пухлой попкой.
Когда наконец прекратились всхлипывания, я поинтересовался:
– Хотите воды?
– А вы, правда, приехали из Петербурга? – спросила она и повернулась на спину
– Скорее, из Москвы.
– У нас здесь такая скука, – жалобно сказала княгиня и снова собралась заплакать.
У нее было миловидное простенькое личико с пухлыми губами и голубенькими глазками. Княгиню не портил даже зареванный фейс.
– Знаете что, – предложил я, с театральным восхищением глядя на нее, – давайте умоемся, приведем себя в порядок, а потом поболтаем, а то распухший носик нам не идет.
– Так вы, что, лечить меня не будете? – поинтересовалась княгиня, раздумав плакать.
– Если вы захотите, то я вас с удовольствием осмотрю и обследую, – сказал я весьма игривым, многообещающим тоном и выразительно на нее посмотрел.
Княгиня хихикнула и кокетливо посмотрела на меня. Я позвал ее камеристок и велел помочь барыне умыться. Пока генеральшу приводили в порядок, я присоединился к ожидающему за порогом мужу.
– Ну, что, доктор? – с тревогой спросил генерал,
– Еще не знаю, требуется тщательный осмотр. Надеюсь, что смогу помочь.
– Ох, дай-то Бог. Я уже не знаю, что делать. С ней почти каждый день такие припадки.
– После осмотра мы все обсудим, – бодрым тоном пообещал я.
Мы довольно долго проговорили с князем, пока дворовые девушки возились с хозяйкой, пожелавшей предстать передо мной во всем своем блеске.
Бедный старый муж, без памяти влюбленный в юную жену, не знал, что ему делать с ее расстроенными нервами. Ему не нравилось жить в столице, а жена совершенно не выносила провинциальной жизни. Редкие истерики, которые она закатывала в Петербурге, стали регулярными и многочасовыми, как только они приехали в Троицк. Обстоятельства не позволяли генералу вернуться в столицу (я заподозрил, что немилость императора), и жизнь для него превратилась в сущий ад.
Наконец камеристки довели госпожу до соответствующей кондиции, и я вернулся в спальню. Умытая, причесанная и заинтригованная княгиня ждала меня, лежа в эффектной позе, слегка прикрыв ноги покрывалом. Мне показалось, что она изображает Венеру, рожденную из пены.
– Ну, что же, приступим, – сказал я, садясь рядом с ней на постель. – Позвольте ручку, сударыня.
Она томно улыбнулась и поднесла руку к моим губам. Я поцеловал ее, и заодно прослушал пульс. С сердцем у княгини было все в порядке.
– Извольте снять рубашку, – попросил я.
– Доктор, это моветон, – игриво сказала юная дама, отталкивая мою руку. – Мне конфузно…
– Ну, что же, если это вас смущает, разденьтесь под покрывалом, – предложил я.
– А если войдет муж? – предусмотрительно спросила генеральша.
– Я же ваш врач, – успокоил я скромницу, – притом вас не будет видно.
Идея княгине понравилась, и она, забыв попросить меня отвернуться, быстро сняла с себя не только рубашку, но и панталоны. После чего, не забывая принимать грациозные позы, укрылась легким шелковым покрывалом.
Я приступил к обследованию и пальпации. На ощупь княгинюшка оказалась, – как и можно было предположить, – мягкой, нежной и теплой. Я принялся выполнять свой долг, может быть, более ответственно, чем если бы пациенткой была старушка. С другой стороны, старушке вряд ли понадобилась бы такая проникающая терапия.
Я не торопясь обследовал эрогенные зоны бесхитростного существа, не имеющего возможности реализовать свою чувственность в эпоху потребительского отношения к женщинам. Никакой гиперсексуальности у княгини не наблюдалось, ей просто нужен был молодой здоровый муж и нормальные половые отношения.
Мы не разговаривали. Генеральшу слишком захватили новые ощущения, а меня немного мучила совесть перед Алей за свои осязательные удовольствия. Здесь я не мог ничего с собой поделать, пациентка была слишком привлекательной женщиной.
Княгиня изредка стонала, когда «ощущения» делались слишком острыми, но не закричала, когда ее начал сотрясать оргазм.
Инстинкт самосохранения у нее оказался сильнее чувственности. Обследование с применением технологий конца двадцатого века продолжалось больше часа и вконец вымотало пациентку.
Под конец сеанса этой «магии» она с благодарностью поцеловала мучившую ее руку и прижалась к ней щекой.
В этом было слишком много личного, и я вежливо отобрал у нее свою конечность.
… Мне оставалось лишь надеяться, что на расстоянии, отделяющем дом портного от генеральского, Але не удастся уловить мои мысли и оценить подвиг самоограничения, который я ради нее совершил.
С генералом дело обстояло проще. Я выбрал такую позицию на его супружеском ложе, что если он и подглядывал за нами, то мог видеть только укрытую жену и мою сосредоточенную, одетую спину.
– Ну вот, голубушка, и все лечение, – сказал я, лицемерно не замечая ее горящих, счастливых глаз. – Думаю, теперь насупит облегчение.
– Доктор, – принимая игру, попросила пациентка, – вы не смогли бы навестить меня завтра?
– Сударыня, – как можно мягче сказал я, – давайте поговорим серьезно. Вам это лечение нужно проводить как можно чаще, минимум два-три раза в неделю, а я на днях уеду. Неужели в вашем городе нельзя найти никого, кто бы вам в этом помог?
– Господь с вами, доктор, в нашей глуши об этом на следующий день узнает весь город. А если я обрюхачусь! Муж меня просто убьет. Он со мной… последнее время не бывает… Вы понимаете, что я подразумеваю?
Я понимал. В восемнадцатом веке с неверными женами не церемонились.
– Я что-нибудь придумаю, – пообещал я. – Беременеть вовсе не обязательно. Я объясню вам как этого избежать. А кроме людей вашего круга… Нельзя ли подобрать неболтливого молодого человека из другого сословия?
– Это как? – не поняла княгиня.
– Есть молодые люди из простых, которые вам бы нравились?
– Я не знаю, – растеряно ответила княгиня, – я как-то не обращала внимания.
Меня такое сословное высокомерие неприятно поразило.
– Вспомните, в дворне есть кто-нибудь подходящий на роль вашего фаворита?
– Но они же… они же мне не ровня!
– Вы что, знатнее императорской фамилии? – поинтересовался я, приступая к психотерапии.
– Как вы можете так думать?!
– Почему же Петр Великий не побрезговал женится на простолюдинке и посадить ее на престол, а у Екатерины Великой сколько было аматеров простого звания? Нет, конечно, если ваш род более знатен, чем у Романовых, то прошу меня извинить…
Княгиня задумалась.
Идея быть ничем не хуже императоров, да еще в таком приятном деле, кажется, начинала ей нравится. Да и «фаворит» – слово не грубое, а как бы даже возвышенное.
– А вдруг он проболтается?
– Нужно найти молчаливого. Вспомните, кто у вас в дворне есть подходящий.
– У нас даже немой есть! – не без гордости сказала княгиня.
– И как он вам?
– Не знаю, я его не рассматривала.
– Так давайте рассмотрим, уж чего лучше…
– Вы с ума сошли, а что если узнает муж?
– А мы мужа обманем, – пообещал я и, нырнув рукой под одеяло, потеребил одно местечко, чем очень ее рассмешил. – Так что надевайте ваши панталоны, а я пойду переговорю с генералом.
– О чем? – с тревогой спросила она.
– Расскажу, что у вас расстроены нервы и вам нужны длительные прогулки за город, – начал импровизировать я. – Подберем вам кучера, такого, о котором мы говорили. Я осмотрю его, если у него все окажется в порядке, и он понравится вам, то будете с ним кататься по окрестностям… и лечиться.
Деликатное определение ее возможных приключений как «лечения» княгине так понравилось, что она захлопала в ладоши:
– Как я хочу быстрее вылечиться, чтобы быть здоровой! – мечтательно сказала она. – Так может, сегодня и поедем?!
Генерал ждал меня, тревожно расхаживая по гостиной.
– Ну, как она, доктор? – спросил он, как только я вошел в комнату.
– Положение серьезное, но стабильное, – замысловато для него ответил я. – Есть тенденция к улучшению.
– Ну, слава Богу, – обрадовано сказал генерал. – Значит, ей лучше?
– Значительно лучше, – успокоил я его. – Я провел сеанс динамической терапии на психоневрологической сексопатологической основе. Однако это только начало лечения. У вашей жены сильно расшатаны нервы и ей необходимы длительные прогулки в одиночестве.
– Почему же в одиночестве? – удивился генерал. – Я могу ее сопровождать.
– Можете, – согласился я, – только пользы от этого не будет. При психомоторном состоянии необходимо полное одиночество. Если не верите, прочитайте трактат «Антидюринг» Фридриха Энгельса, там подробно изложена вся методика.
От моей учености и обилия непонятных слов у генерала отлегло от сердца. По-моему, он думал, что я не прочь найти случай попользоваться его супругой. Чтобы успокоить его окончательно, я рассказал, что приехал в город исключительно для того, чтобы восстановить украденный в дороге гардероб. Что мой странный наряд – не признак чудачества, а результат плохой службы дорожных смотрителей, попустительствующих воровству на большой дороге.
– Но позвольте, – не сдавался генерал. – Кататься одной, без сопровождения… Чего ей дома не хватает? Кто ей здесь мешает? Думаю, это просто неприлично!
– Князь, – удивленно сказал я, – как можно вам, генералу и кавалеру, считаться с мнением лавочников и коллежских регистраторов?! Чтобы княгиня, супруга героя, не могла совершить прогулку по городским окрестностям из боязни, что ее может осудить жена какого-нибудь титулярного советника! Притом, она будет ездить не одна, приставьте к ней какого-нибудь благонравного кучера. Я вам помогу такого подобрать. В конце концов, вам что, не дорого здоровье жены? Вам нравятся истерики?
– Упаси Боже! – воскликнул генерал, крестясь. Между тем мы, разговаривая, вошли в спальню, где в постели лежала свежая, как заря, улыбающаяся княгиня. Генерал остановился как вкопанный, глядя на преобразившуюся жену.
– Анна Сергеевна, голубушка моя, как ты?!
– Ах, мои шер, иди, поцелуй меня, – ангельским голосом сказала княгиня, – я так тебе благодарна за твою заботу и за доктора… Он просто кудесник! Ты знаешь, как я тяжело больна, но теперь мне легче. Ну, иди ко мне, друг мой, поцелуй меня, я так по тебе соскучилась!
От такого приема генерал, как пень, остался стоять на пороге, не зная, что и подумать.
– Ну, иди ко мне, – опять позвала его супруга и даже протянула к нему ручку.
У старого вояки на глазах выступили слезы, и он бросился к вновь обретенному семейному счастью.
– Матушка, голубушка, ангел мой, – бормотал влюбленный супруг, – я так рад… Доктор Крылов вот твердит, что тебе полезны прогулки на пленэре… Только в одиночестве…
– Куда же я без тебя, мои шер, – ласково говорила Анна Сергеевна, обнимая седую мужнину голову. – Если доктор разрешит, то только с тобой…
– И я бы так хотел, мой ангел, да вот доктор не велит…
Я со слезами на глазах смотрел на семейную идиллию и радовался, что я пока не стар, и мне нет нужды покупать себе ласковое слово.
– Ах, как, это грустно – быть одной, однако ежели надобно…
– Что поделать, мой ангел, твое здоровье дороже! Вот доктор говорит, что тебе нужна тишина, чтобы кучера молчаливого подобрать. Может, нашего глухонемого? Ты его помнишь?
– Откуда, мон шер, у нас столько дворни…
– Я пошлю за ним. Присмотрись. Тебе решать. Он холоп смирный.
Генерал приказал одной из камеристок позвать немого.
– Это все пустое, мой друг, как ты велишь, так и будет, – продолжала ворковать княгинюшка, перебирая седые редкие кудри супруга. – Доктор, мы хотя и не по домострою живем, но мужа я во всем почитаю, – разъяснила мне Анна Сергеевна. – У нас муж во всем голова.
Не слышавший столько ласковых слов со дня свадьбы генерал, был, по-моему, готов на все что угодно, только бы ублажить жену.
Между тем пришел глухонемой. Это оказался тот самый кучер, что привез нас сюда, только на сей раз без красной рубахи и треуголки. Теперь он был в холщовой рубахе и портках, и от него разило едким лошадиным потом. Я посмотрел на него с точки зрения женщины. Для определенных потребностей парень был хоть куда: мощная шея, тяжелые покатые плечи, крепкие, кривоватые ноги…
– Фи, как он дурно пахнет, – капризно сказала Анна Сергеевна.
– Это ничего, мой ангел, – со знанием дела объяснил генерал, – это лошадиный пот, вещь очень полезная для здоровья.
Княгиня, слушая мужнины глупости, с интересом рассматривала кандидата в фавориты. Судя по ее выражению лица, он ей понравился.
– Пусть его доктор посмотрит, нет ли у него заразы, – сказала она и незаметно мне кивнула.
Я оставил супругов во вновь ставшим уютным гнездышке, и повел глухонемого в соседнюю комнату на осмотр. Парень оказался довольно смышленым и быстро понял, что я велю ему раздеться. Привыкнув не удивляться барской дури и капризам, он без смущения скинул с себя штаны и рубаху и спокойно дал себя рассмотреть.
Надо сказать, что княгине попался очень неплохой экземпляр мужчины. Я даже засомневался, не слишком ли он здоров для достаточно хрупкой генеральши. Однако предоставил ей самой решать, что для нее хорошо, что плохо.
Разрешив кучеру одеться, я жестами велел ему пойти в баню и помыться.
Он все понял, кроме того, что ему вскоре предстоит.
– Вполне здоров, – сообщил я супругам, вернувшись в спальню. – Никакой заразы на нем нет. Я велел ему помыться. Так что завтра можно и начинать.
Супруги между тем продолжали сюсюкаться, стараясь перещеголять друг друга в покладистости.
– Только вот что, доктор, – сказал генерал, – может быть, вы не сочтете за труд сопроводить на первый раз княгиню?
Это, честно говоря, не входило в мои планы. Одно дело придумать интрижку, и другое – стать в ней пассивным участником. Генерал не совсем верно понял мои сомнения и разрубил гордиев узел с солдатской прямотой – вытащил из кармана лопатник и отслюня вил мне пятьсот рублей.
– Надеюсь, соблаговолите принять, – вежливо спросил он.
Я соблаговолил и взял плату безо всякой ажитации. Как я догадывался, это были очень большие деньги. Самым известным столичным врачам не снились такие гонорары.
С другой стороны, кто из тамошних светил мог похвастаться, что за час сумеет вернуть в семью мир и любовь?..
– Хорошо, пусть княгиня заедет за мной.
– Завтра едем гулять! – обрадовано захлопала в ладоши Анна Сергеевна.
– Вы не подскажете, господа, здесь есть хороший ювелирный магазин? – спросил я хозяев.
– Вы хотите сказать, ювелирная лавка? – уточнил генерал. – А вам на что?
– Хочу сделать презент даме сердца, можно сказать невесте.
– Так у вас здесь невеста! – обрадовался подозрительный муж. – Кто, если не секрет?
– Она не местная, – не стал уточнять я. – У нее есть чудесное кольцо с изумрудом, может быть, удастся подобрать к нему серьги.
– У меня есть изумрудные серьги! – вмешалась в разговор княгиня. – Помните, мои шер, те, что мне подарила на именины княжна Анастасия, я их все равно не ношу… Ежели вы позволите…
– Делайте, что хотите, мадам, – без большого энтузиазма согласился генерал.
– Полноте, княгиня, – возразил я, – лучше я сам что-нибудь подберу у ювелира.
– Ах, доктор, какие здесь ювелиры… Их, поди, и в губернии не сыщешь. Мне, право, эти серьги ни к чему. Княжна Анастасия их как бы в насмешку подарила зная, что они не подходят к моим глазам.
Анна Сергеевна явно хотела мне угодить, а я хотел сделать приятное Але. В конце концов, княгиня свои украшения не в шахте зарабатывала.
– Ну, если так, буду премного благодарен.
Княгиня попросила служанку подать ей шкатулку с драгоценностями и отыскала в ней серьги. Я взял украшения в руку и подошел к окну, чтобы лучше рассмотреть. К сожалению, они не совпадали с кольцом по стилю, хотя были и не дурны. Для Али пока это не имело значения, а позже, если она разовьет вкус, можно будет приискать что-нибудь более подходящее.
– Очень неплохие серьги, – искренне похвалил я подарок, – думаю, моя невеста будет рада.
Теперь мне оставалось только раскланяться.
Княгиня, утомленная лечением, осталась в постели, а генерал, превозмогая гордость, проводил меня до коляски. В принципе, он был неплохой мужик, конечно, с недостатками, характерными для своего времени, но это не самый большой человеческий порок.
– А знаете что, князь, – сказал я ему при прощании, – я вас тоже как-нибудь осмотрю. Мне кажется, вам и самому не помешает немного подлечится.
Мы дружески раскланялись с генералом, и кучер, будущий фаворит, повез меня к портному. В Троицке все было под рукой и рядом. Я вполне мог дойти до дома Котомкина и пешком, но это бы понизило мой общественный статус.
Глава шестнадцатая
Коляска миновала оба собора и выехала на рыночную площадь. Я тронул за плечо кучера и велел ему остановиться. Bpeмя было уже позднее, и большинство лавок закрыто. Немощеная пыльная площадь была замусорена упаковочными материалами. Всюду валялись растрепанные рогожи, изломанные берестяные и ивовые корзины и ящики.
Было непохоже, что кто-нибудь собирается все это прибирать. Не сходя с коляски, я огляделся и убедился, что княгиня была права: торговля в городе была скудная. Судя по вывескам, большинство лавок торговало съестными припасами, хоэтоварами и изделиями местных промыслов. Правда, имелся и один «минимаркет» с интригующим названием «Заморские товары». Украшением площади, без всякого сомнения, служили два трактира: один побогаче, другой победнее. Но даже около них жизнь едва теплилась. Зато было много домашних животных, добывающих себе пропитание в отбросах. Собаки мирно сосуществовали со странными волосатыми, очень худыми свиньями и даже кошками, не слишком хоронящимися от занятых поисками пищи псов.
Я хотел уже ехать домой, когда увидел, что одна из лавок, с криво написанной вывеской «Галантерея», еще открыта. Я решил в нее зайти.
В лавке было душно, и стоял неприятный запах. Меня встретили два приказчика в одинаковых «форменных» поддевках и надетых поверх них жилетах. Судя по тому, как они были похожи, приказчики явно состояли в близком родстве. Меня умилили их головы, обильно смазанные каким-то маслом и расчесанные на прямой пробор. Мой приход привел сальных молодцев в буйное состояние. Они бросились на меня и буквально втащили в глубину лавки. Один при этом именовал меня «ваше-ство», а другой, более отчетливо, «ваше превосходительство».
Оказалось, что название «Галантерея» совершенно ничего не значило. Торговали здесь всем на свете от меда до хомутов. После улицы, в полутемной лавке было плохо видно, и я не очень ориентировался, что эти энтузиасты капиталистического труда совали мне в руки и вешали на плечи. Меня ни о чем не спрашивали, просто орали в уши и совали в руки все, что им попадалось на глаза.
Было непохоже, что кто-нибудь собирается все это прибирать. Не сходя с коляски, я огляделся и убедился, что княгиня была права: торговля в городе была скудная. Судя по вывескам, большинство лавок торговало съестными припасами, хоэтоварами и изделиями местных промыслов. Правда, имелся и один «минимаркет» с интригующим названием «Заморские товары». Украшением площади, без всякого сомнения, служили два трактира: один побогаче, другой победнее. Но даже около них жизнь едва теплилась. Зато было много домашних животных, добывающих себе пропитание в отбросах. Собаки мирно сосуществовали со странными волосатыми, очень худыми свиньями и даже кошками, не слишком хоронящимися от занятых поисками пищи псов.
Я хотел уже ехать домой, когда увидел, что одна из лавок, с криво написанной вывеской «Галантерея», еще открыта. Я решил в нее зайти.
В лавке было душно, и стоял неприятный запах. Меня встретили два приказчика в одинаковых «форменных» поддевках и надетых поверх них жилетах. Судя по тому, как они были похожи, приказчики явно состояли в близком родстве. Меня умилили их головы, обильно смазанные каким-то маслом и расчесанные на прямой пробор. Мой приход привел сальных молодцев в буйное состояние. Они бросились на меня и буквально втащили в глубину лавки. Один при этом именовал меня «ваше-ство», а другой, более отчетливо, «ваше превосходительство».
Оказалось, что название «Галантерея» совершенно ничего не значило. Торговали здесь всем на свете от меда до хомутов. После улицы, в полутемной лавке было плохо видно, и я не очень ориентировался, что эти энтузиасты капиталистического труда совали мне в руки и вешали на плечи. Меня ни о чем не спрашивали, просто орали в уши и совали в руки все, что им попадалось на глаза.