Шидловский Дмитрий. Пророк

   – Вы не ранены?
   Я покачал головой.
   – Объект обнаружен, цел, – доложил штабс-капитан в висящее на шее переговорное устройство и, выслушав неведомый мне приказ, коротко добавил: – Слушаюсь.
   Он сделал знак своим людям:
   – Отходим. Следуйте за мной, князь.
   Мы вместе рванули к выезду. Я заметил, что бойцы сгрудились, прикрывая меня от пуль возможных стрелков. Некоторые несли своих товарищей. Мне показалось, что один из них был убит. Мы быстро пересекли поместье и выскочили через закрытые для меня прежде ворота. Сейчас они были сорваны взрывом, а на дороге и у обочины лежало несколько трупов. Наших я среди них не увидел, но по количеству стреляных гильз понял, что взятие этого рубежа далось ребятам дорого и, возможно, кровью.
   Мы бежали еще несколько минут, и наконец за очередным поворотом я увидел вертолет, зависший прямо над дорогой. Мне навстречу, пригибаясь от ветра, поднятого вертолетными лопастями, шагнул рослый широкоплечий офицер морской пехоты – без бронежилета и в лихо заломленном черном берете. Он внимательно присмотрелся ко мне, потом отдал честь и отрапортовал:
   – Полковник императорской морской пехоты Штерн. Прошу в вертолет.
   Я быстро забрался в вертолет. Полковник сел рядом со мной.
   – Благодарю вас, полковник...
   – Внимание всем отрядам, – не слушая меня, скомандовал Штерн в переговорное устройство, – объект взят. Отходим.
   Вертолет затарахтел еще громче и начал подниматься.
   – Вы прекращаете операцию? – спросил я.
   – Да, сопротивление чудовищное, – ответил он. – Все поместье нашпиговано ловушками и секретами. У нас и так потери больше пяти процентов личного состава. Это не считая двух вертолетов. Там даже собственная система ПВО.
   – Ничего себе!
   – Во-во. И со спутника ничего не разглядели. На кой черт тогда вообще все эти спутники!
   Я увидел внизу освещенное прожекторами поместье. С противоположной от нас стороны валили клубы дыма, и, приглядевшись, я увидел там горящие обломки «Черной акулы».
   Наш вертолет по большой дуге начал облетать поместье. Я увидел, как еще одна «Акула» отлетает от дворца Гоюна: видимо, только что забрала десант. Судя по огонькам, из сада вертолет обстреливали защитники.
   – Сволочи, – выругался Штерн. – Князь, есть в поместье еще пленные – наши или евразийские?
   – Нет, но...
   Не успел я договорить, как из подвала дворца полыхнуло, грохнул взрыв – и вертолет, только что подобравший десантников, осыпался черными осколками в парк.
   Полковник зло выматерился. Я отвернулся, чтобы не видеть его лица.
   – Перун, я Ястреб, – услышал я хриплый голос Штерна. – Поляна свободна.
   Я повернулся к полковнику.
   – Там есть какой-то подземный ход. Я слышал, как о нем говорили слуги.
   – Мы так и думали. Вряд ли он длиннее пяти километров – значит, все, кто попытается сбежать, попадут в наше оцепление.
   – Я имел в виду, проникновение в поместье.
   – Это уже не имеет значения, – отмахнулся Штерн.
   Он указал мне куда-то вдаль. Проследив за взглядом полковника, я увидел два штурмовика Сикорского, заходивших на поместье. Они стремительно приближались, и вскоре от них отделились ракеты. Несколько мгновений спустя все поместье утонуло в огненном вихре. Дворец окутал дым, но я успел увидеть, как валятся его крыша и стены. А потом до нас долетел рев самолетных турбин и грохот взрывов.
   – Вряд ли там, внизу, кто-то выжил, – печально заметил я.
   – Надеюсь, – ответил Штерн.
   – Там были не только боевики, – заметил я.
   – Смотреть надо, кого в хозяева выбираешь, – отрубил полковник.
   Вертолет стремительно удалялся от поместья, набирая высоту.

Глава 20
ВОЕННЫЙ СОВЕТ

   Гатчинский дворец, когда мы увидели его, выскочив из-за очередного поворота, показался мне монолитной скалой. Удивительно, насколько этот «тевтонский замок» контрастировал с легкими, я бы сказал игривыми дворцами Царского Села и Петергофа. Здесь невозможно было представить себе легкомысленный бал, зато именно здесь был как нельзя кстати военный совет.
   Я быстро осмотрел себя. Зимняя полевая форма офицера морской пехоты, в которую меня обрядили на авианосце, пожалуй, более всего соответствовала предстоящему разговору.
   Гвардейский поручик отдал мне честь и распахнул дверь. Я поднялся по парадной лестнице и прошел в рабочий кабинет государя. Тот встал мне навстречу:
   – С возращением вас, князь.
   – Благодарю вас, ваше величество.
   Мы сели в кресла.
   – У вас боевой вид, – улыбнулся государь.
   – Это лишь одежда, – ответил я.
   – Что же, вы ее скоро смените. Вам доставят любую, которую вы прикажете.
   – Простите, разве я не могу вернуться к себе домой?
   – Можете, конечно. Но я бы вам не рекомендовал. У нас есть основания предполагать, что Гоюн продолжит на вас охоту.
   – Пожалуй. Ваше величество, а как отреагировал Китай на операцию нашего флота? Насколько я понял, она проводилась без предварительного согласования с властями Поднебесной...
   – Об этом позже. Отдохните, отоспитесь, а совещание по поводу инцидента я назначил завтра на девять утра. Соберемся здесь: я, Шебаршин, Нессельроде, Васильчиков, Вольский и вы.
   – Интересный состав, – заметил я.
   – Обстановка обязывает.
   – А в каком качестве прикажете заседать мне?
   – В качестве главного эксперта.
   – Боюсь, что в последнее время я несколько утратил контроль над ситуацией.
   – Не сомневаюсь, вы быстро его восстановите. Можете считать, что вы мобилизованы в связи с чрезвычайным положением. Нам нужны ваши знания и опыт.
   – В стране чрезвычайное положение?
   – Слава богу, нет. Но в армии и на флоте объявлена готовность. Отдыхайте пока. Обсудим позже.
   – Благодарю вас. Могу я узнать подробности операции по моему освобождению?
   – Разумеется. А, понимаю, вы хотите как-то наградить участвовавших в операции? К вашему сведению, отличившиеся представлены к государственным наградам.
   – Я, конечно, хочу поблагодарить спасших меня лично. Но в первую очередь я собирался помочь семьям погибших и раненых.
   – Это благородно. Но все же не забудьте, что своим спасением вы обязаны в первую очередь своей пассии, Юлии Грибовой, и этому китайскому актеру, Хо.
   – Вот как?!
   – Еще как! Если бы не они, вы бы до сих пор прохлаждались у Гоюна. Он ведь от вашего имени письма разослал: и родственникам вашим, и знакомым, и адвокатам... даже придворную канцелярию не обошел. В письмах говорилось, что вы решили уединиться на несколько месяцев на отдаленном острове в Тихом океане и просите не беспокоить вас. Подделка удалась на славу, да и поступок, согласитесь, в вашем духе, особенно если учесть эту историю с корпорацией. В общем, все поверили. Все, кроме вашей Юлечки. Она сразу бросилась обивать пороги ИКГБ и полиции, утверждая, что вас похитили, а когда ей указали на дверь, помчалась в Порт-Артур и нашла Хо. Хо не только поверил ей, но даже нашел повара, который подсыпал вам снотворное в еду. Вы тогда, вроде, вместе с Хо обедали?
   – Совершенно верно.
   – Повар признался, что в ночь перед похищением какие-то люди предложили ему очень крупную сумму за то, чтобы он подмешал вам снотворное. Сказал, что грозили расправой, если откажется.
   – Представляю какими методами Хо выбивал из него признания.
   – Да, бедному повару врачи потом долго собирали кости обратно в скелет. Но, учитывая обстоятельства, я просил местную полицию спустить дело на тормозах. Уже после этих признаний ИКГБ принялся за поиски. Вскоре спутник слежения обнаружил вас гуляющим в парке поместья под Гуанчжоу – и я немедленно отдал приказ об операции.
   – А где?..
   – Завтра, князь, – улыбнулся государь. – Все завтра.
 
   Когда на следующее утро я вошел в кабинет государя, там уже сидели председатель ИКГБ Шебаршин и министр обороны Нессельроде. Шебаршин, как и я, был в строгом деловом костюме, а Нессельроде щеголял парадным мундиром со всеми наградами. Мы поздоровались, и я сел рядом с ними за стол.
   – Рад вас видеть в добром здравии после возвращения из плена, князь, – произнес Шебаршин.
   – Спасибо, – ответил я. – Государь сказал, что своим спасением я во многом обязан вам.
   – Государь великодушен. Мы всего лишь выполняли свою работу, – Шебаршин выразительно посмотрел на Нессельроде.
   – Конечно, – важно подтвердил генерал Нессельроде. – Надеюсь, князь, вы не имеете претензий к тому, как наши морпехи провели операцию?
   – Какие претензии? Они мне свободу вернули.
   Двери раскрылись, и в кабинет вошел председатель союза промышленников и финансистов Вольский.
   – Здравствуйте господа, – пророкотал он. – Здравствуйте, князь. Рад вас видеть в добром здравии.
   – Здравствуйте, Аркадий Иванович, – приветствовал я его. – Я тоже очень рад вас видеть. Какие новости на биржах?
   – Новостей много, и все плохие, – Вольский уселся за стол для совещаний. – Во-первых, резко поднялись цены на зерно.
   – После летнего спада и высокого урожая?
   – Высокий урожай оказался фикцией. Газеты трубили о том, что он превысит все ожидания, но откуда эти ожидания взялись, мы так и не поняли. Специалисты эту информацию опровергали, но кто их слушает, этих специалистов! Пресса как с цепи сорвалась, а масла в огонь подлили сообщения из Южно-Американской Конфедерации: там якобы разработали метод, который позволит значительно увеличить урожаи зерновых. Это тоже была журналистская утка, но прежде чем ее подстрелили, она залетела на биржу и сбила цены до исторического минимума.
   – И тут появился игрок, который стал скупать урожай на корню по более высоким ценам, но только большими партиями, – предположил я.
   – Совершенно верно, и контракты заключались на очень жестких условиях. Строго говоря, игрок был не один, формально на рынке выступало несколько...
   – И кто был координатором?
   – Сорос.
   – У него были на это деньги? Он вывел капиталы с валютного рынка?
   – Частично. Остальные средства дал Чейз Манхеттен Банк.
   – Который еще прошлой зимой был приобретен через подставных лиц Ху Меем? – я выразительно посмотрел на Шебаршина.
   – Который является учеником Гоюна, – глухо сообщил тот.
   – Понятно, – усмехнулся я. – Сверхприбыли гарантированы.
   – Не только, – проворчал Вольский. – Вы знаете, что наши мелкие хозяева обычно продают большую часть урожая, а потом закупают значительную часть посевного фонда. Это позволяет погасить банковские ссуды и не тратиться на хранение. Так вот, цены на семенной фонд взлетели до небес, и если мы ничего не сделаем, чтобы сбить их к весне, то получим большие проблемы в сельском хозяйстве.
   – Получим крестьянские бунты, – добавил Шебаршин.
   – Есть еще «во-вторых», – напомнил Вольский. – Резко подорожали морские перевозки.
   – А это с чего? – опешил я. – Летом был такой спад, что сама рентабельность судоходства оказалась под сомнением.
   – Картельный сговор, – сухо ответил Вольский. – Крупнейшие судоходные компании в одностороннем порядке подняли цены. Мы заявили протест в экономической комиссии ООН, но пока он будет рассмотрен и пока по нему вынесут решение, мы успеем пойти по миру. Наши экспортеры уже несут гигантские убытки.
   – А наши судоходные компании?
   Вольский отвел глаза.
   – Как выяснилось, большинство из них через подставных лиц контролируют китайцы, – сообщил Шебаршин.
   Я ошарашенно посмотрел на него, и он тоже спрятал взгляд.
   – Его Величество, Император Всероссийский, – объявил распахнувший двери гвардеец. Мы встали.
   – Садитесь, господа, – государь занял свое место во главе стола. – Князь Васильчиков извиняется за задержку, его просил о срочной встрече посол Поднебесной империи. Начнем без него. Вы уже ввели князя в курс дела?
   – Вкратце, ваше величество, – ответил Шебаршин.
   – Хорошо. На сегодня у нас два вопроса, господа. Поиск международного преступника Ди Гоюна и борьба с кризисными явлениями, вызванными резким ростом цен на зерновые культуры и морские перевозки. К сожалению, князь, оба эти явления взаимосвязаны, – повернулся он ко мне.
   – Да, ваше величество, мне уже сообщили, – кивнул я.
   – Хорошо. Какие у нас новости о Гоюне, генерал? – обратился император к председателю ИКГБ.
   – Появились данные, что он скрывается где-то в джунглях Индонезии, – доложил Шебаршин. – Мы проверяем информацию.
   – Ваше высокопревосходительство, вы когда-нибудь жили в джунглях? – задал я наводящий вопрос.
   – О чем вы, князь? Нет, конечно.
   – Я расскажу вам вкратце. Джунгли – это непрерывная жара и влажность. Вокруг туча кровососов, иногда смертельно опасных. Ядовитых тварей там больше, чем в России картошки, и уже через неделю жизни в джунглях вы обзаводитесь целым зоопарком самых разнообразных паразитов. Там очень хорошо умирать. А вот жить, наоборот, очень плохо.
   – Но он сам себя туда загнал, – усмехнулся Нессельроде. – Похищение подданного Российской империи, да еще такого как вы...
   – Да кто вам сказал, что Гоюн в джунглях? – перебил я его.
   – У нас есть оперативная информация, – повторил Шебаршин.
   – Которую, как я подозреваю, подкинул вам Гоюн. Он опытный игрок и знает, как пустить погоню по ложному следу. На то, чтобы укрыться, у него был фактически месяц – гигантский срок при его возможностях.
   Государь испытующе посмотрел на Шебаршина, потом на меня.
   – Князь, а почему вы уверены, что Гоюн стал укрываться месяц назад?
   – Потому что примерно в это время он исчез из своего поместья.
   Император снова перевел взгляд на Шебаршина.
   – Гоюн исчез из вашего поля зрения три недели назад, не так ли, генерал?
   Шебаршин молча кивнул.
   – А не провести ли серьезную проверку ваших людей, Шебаршин? – не без тени ехидства заметил Нессельроде.
   – А заодно и ваших, – огрызнулся председатель ИКГБ.
   – Не ссорьтесь, господа, – прервал их государь. – Значит, вы полагаете, князь, что Индонезия – ложный след. Где же нам искать Гоюна?
   – Где угодно, – усмехнулся я. – Хоть на афгано-пакистанской границе.
   Присутствующие за столом от неожиданности крякнули и переглянулись.
   – Однако, князь, – государь разгладил усы, – такое место укрытия для Гоюна кажется мне наименее вероятным.
   – Это правда, князь, – добавил Нессельроде. – Афганистан независимое государство только формально. Он целиком следует в русле нашей политики. Там размещено несколько наших баз. Пакистан – после развала США и НАТО – формально нейтральное государство. Но он давно уже действует только с оглядкой на Петербург. Позволить себе укрывать врага Российской империи в Исламабаде вряд ли решатся. Вы бы еще сказали, что он укрывается в Туркестане или Астрахани.
   – Там есть много мелких исламистских групп, не симпатизирующих России, – заметил я. – А местность очень способствует тому, чтобы укрыть хоть пару полков, не говоря уж об одном пророке.
   – Нами не зарегистрированы контакты Гоюна или его людей с исламистами, – неодобрительно покосился на меня Шебаршин.
   – Тем более вероятно, что он прячется именно у них, – ответил я. – Поймите, оценивать поступки Гоюна, опираясь на обычную логику, невозможно. У него другая логика.
   – Какая, позвольте спросить? – нахмурился государь.
   – Делать то, что считают нелогичным его враги. Поверьте, это очень сильная стратегия. Так что если хотите сузить область поиска, выберите места, где наиболее вероятно появление Гоюна, и исключите их. Гоюн там не появится.
   – Но, однако, если действовать просто вопреки логике, здравому смыслу, так сказать, это ничем хорошим не кончится, – проворчал Нессельроде.
   – А кто сказал, что он действует вопреки здравому смыслу? – усмехнулся я. – Уверяю, во всех его поступках очень много здравого смысла и логики. Просто они лежат всегда в иной плоскости. Он не играет по правилам противника, не сражается на выбранном им поле. В этом его сила. Если у вас сильная армия, он не пойдет против вас на открытый бой, он будет разлагать ее изнутри. Если ваша армия сильна духом, он расколет общество и противопоставит обывателей и буржуа вооруженным силам. В этом его стратегия. Так что не пытайтесь найти его уязвимые места. Он не даст вам туда ударить, потому что знает их лучше вас. Ищите свои слабые места и готовьтесь встретить там врага. Именно туда он ударит.
   – Однако не демонизируете ли вы Гоюна? – заметил Шебаршин.
   – Я демонизирую?! – я изобразил усмешку на лице. – Господь с вами, генерал. Посмотрите на нас. Государь мощнейшей в мире державы, два его силовых министра, ведущий промышленник и знатнейший вельможа империи собрались на совещание о том, что делать с сыном бедного китайского лавочника! Притом этот несчастный Гоюн не премьер-министр Поднебесной, не командующий армией. Он всего лишь глава религиозной секты. Но он уже сумел похитить меня, удержать в плену больше трех месяцев и уйти безнаказанным. Это ли не признание его силы?
   Собравшиеся снова переглянулись. Император нервно постучал пальцами по крышке стола.
   – Вы действительно убеждены, что Гоюн скрывается на афгано-пакистанской границе? – спросил он меня.
   – Вовсе нет, – пожал я плечами. – Я назвал это место навскидку. Он может быть где угодно.
   Государь недовольно хмыкнул и повернулся к Нессельроде:
   – Проверьте эту версию. Дайте поручение вашей резидентуре в Кабуле, отрядите авиа– и вертолетные патрули.
   – Будет исполнено, ваше величество, – ответил генерал.
   – У вас есть еще какие-либо идеи? – обратился ко мне государь.
   – Есть, ваше величество. Но для начала я бы предложил оставить поиски.
   Из уст собравшихся вырвался вздох удивления.
   – Мы не можем себе этого позволить, – произнес государь. – Как великая держава, мы не можем позволить кому-либо покушаться на наших граждан и оставаться безнаказанными. На этих принципах наша держава стоит уже более восьмидесяти лет. Благодаря им мы стали ведущей страной мира. В этом наша сила.
   – И эту нашу силу как слабость использует Гоюн, – улыбнулся я.
   – Поясните, князь, – кажется, государь начинал сердиться.
   – Все просто, ваше величество. Это не сила, это принцип, который мы возвели в закон: Российская империя всегда и везде защищает интересы своих граждан и карает покусившихся на них. Одно время это давало нам сильные позиции, но теперь ослабляет. Подлинная сила в свободе действий. А у нас нет маневра, нет свободы. Мы не можем не действовать так-то и так-то, а следовательно слабы. Гоюн этим и пользуется.
   – Но что будет плохого в том, что мы будем преследовать преступника? – спросил государь.
   – Вопрос в том, где и как мы его будем преследовать, – ответил я.
   – Где угодно, – заявил государь.
   – Любыми средствами, – добавил Шебаршин.
   – Не считаясь с государственными границами, – объявил Нессельроде.
   – Так было всегда, со времени свержения большевиков, – заключил Вольский.
   – Но сейчас не тысяча девятьсот двадцать пятый год, – возразил я.
   – Что вы имеете в виду? – пристально посмотрел на меня император.
   – Извольте. Когда Корнилов объявил об отсутствии срока давности по преступлениям, совершенным большевиками, весь мир отнесся к этому с пониманием. Опубликованные в прессе материалы открытого судебного процесса о большевистских зверствах убедили мир в том, что большевики повинны в преступлениях против человечности. Да и что говорить, большевистская революция сильно напугала власть предержащих во всех уголках мира. Тогда мы пользовались широчайшей международной поддержкой, разыскивая большевистских преступников. И когда ваш царственный дед, ваше величество, провозгласил в качестве приоритетов государственной политики сбережение народа и законность, это вызвало широкое одобрение во всем мире. Наша страна впервые провозгласила, что высшей ценностью для нее является жизнь ее граждан. Она впервые признала, что закон выше воли отдельных людей. Для России это стало допуском в клуб цивилизованных держав. Прошло время, и народы третьего мира увидели в ней ту силу, которая поможет им избавиться от колониального гнета. Тогда мы тоже пользовались поддержкой мирового сообщества и на уровне властей, и среди обывателей. Наконец, настал период холодной войны с США, и законность наравне с соблюдением прав личности стала нашим идеологическим оружием. Мы верили в свои идеалы – и победили. Но наша святая приверженность своим принципам была видна не только нам. Это видели и другие народы, и именно поэтому даже после кризисов в Нигерии и Пакистане действия российской армии не были осуждены на мировом уровне, хотя формально являлись нарушением суверенитета независимых государств.
   – И что же изменилось сейчас? – нетерпеливо спросил император. – Сейчас мы действуем исходя из тех же принципов, только возможностей у нас прибавилось. В политике двойных стандартов нас обвинить по-прежнему нельзя. Что не так?
   – Тогда мы были одной из ведущих мировых держав, теперь мы единственная мировая держава, – ответил я.
   – И что с того? – фыркнул Вольский. – Если остальные сошли с дистанции, мы, естественно, стали единственными лидерами. Вы же не будете отрицать, князь, что мировое доминирование России принесло планете стабильность и прогресс.
   – Не буду. Но, надеюсь, и вы не будете отрицать, что надсмотрщик, как бы он ни стремился к идеалу, раздражает любого нормального человека. Я уж не говорю про целые нации.
   – Но наш порядок справедлив, – возразил Нессельроде.
   – С нашей точки зрения. А вот французы жалуются, что наша киноиндустрия губит их кинематограф. В парижских кинотеатрах идут сплошь русские фильмы, французских днем с огнем не найти. Когда же французское правительство вознамерилось ввести квоты на показ и субсидировать своих кинематографистов, Евразийский союз пригрозил санкциями за недобросовестную конкуренцию.
   – Но ведь это справедливо, – пожал плечами Вольский.
   – Представьте, что у вас нет возможности смотреть отечественные фильмы, – ответил я.
   – Законы рынка есть законы рынка, – не унимался Вольский.
   – А национальное самосознание есть национальное самосознание. Пусть французы проиграли экономическую войну, но им обидно, что гибнет их собственная культура. Японцев унижает мысль о том, что основу их экономики составляют русские сборочные предприятия. А каково голландцам, у которых шестьдесят процентов продаваемого в стране сыра импортируется из России? Они просто не хотят с этим мириться. Доминирование России может быть сколько угодно экономически обосновано и исторически обусловлено, но проигравшим от этого не легче. Их сердца протестуют. Это естественная психология любого бедняка, который видит богача-соседа. Бедняк не желает видеть объективную реальность, его воображение всегда рисует иную картину мира, а в конфликте разума и воображения обычно побеждает воображение. Посмотрите, как популярна на Западе, и особенно в Америке, альтернативная история и альтернативная фантастика. Побежденные стремятся победить хотя бы в мечтах, но лишь единицы признают, что причиной их поражения являются их собственные ошибки. Большинство склонны искать козла отпущения, а кто может лучше подойти на эту роль, как не успешный сосед? И если раньше в операциях наших вооруженных сил они видели восстановление справедливости, то теперь увидят агрессию империализма.
   В кабинете воцарилась тишина.
   – Вы хотите сказать, князь, что если мы начнем сейчас преследование Гоюна теми средствами, которыми действовали до сих пор, то вызовем остро негативную реакцию во всем мире? – спросил государь после непродолжительной паузы.
   – Да пусть хоть все разом завопят, – криво усмехнулся Нессельроде. – Нам-то что? Мы сильнее их всех вместе взятых, не так ли, Аркадий Иванович?
   – Так-то оно так, – недовольно хмыкнул Вольский. – Но вот только торговой войны нам сейчас не хватало. Вы забыли, что у нас зерновой кризис и проблемы с перевозкой экспортируемых товаров по морю?
   – Минутку, господа, – государь поднял вверх руку. – Прежде чем перейти ко второму вопросу, давайте покончим с первым. Вы считаете, князь, что нам не следует искать Гоюна?
   – Нет, искать его можно и нужно, – ответил я. – Но только полицейскими мерами и на основе сотрудничества с властями независимых стран. Я считаю, что возможность военных операций против «Небесного предела» может оказаться очередной ловушкой Гоюна.
   – А смысл? – прозвучал голос императора.
   – Ослабить Россию и сколотить антирусскую коалицию на международной арене. Это позволит ему занять почетное место среди наших врагов.
   – То есть вы полагаете, что история с вашим похищением придумана лишь для того, чтобы спровоцировать нас на военные операции? – спросил Шебаршин.
   – Нет, конечно, – ответил я. – Просто вилка – это один из его любимых приемов в шахматах. Он всегда ставит противника в условия, когда при любом развитии событий тот несет потери. Если бы Россия не отреагировала, он бы спокойно сколачивал антирусскую коалицию. Среагировала. Получите международный кризис.
   – Положим, – поморщился Шебаршин. – Но мне то тогда не понятен смысл вашего похищения. Простите, князь, но при всем уважении к вам лично...
   – Оставим это, – сказал император. – Давайте лучше обсудим последствия возможного международного кризиса с учетом намечающегося кризиса в экономике.