Страница:
– Князь, я не хотел бы, чтобы ваши рекомендации сейчас были продиктованы чувством вины или какими-то комплексами, – строго произнес государь. – Политика не терпит сантиментов.
– Можете быть уверены, что это не так, ваше величество, – ответил я. – Моя совесть никогда не позволит мне советовать то, что пойдет во вред моей стране. Я искренне верю, что все предложенное мной пойдет на пользу России.
– Вот и хорошо, – государь откинулся в кресле. – А теперь скажите, князь, ваше предложение отказаться от вооруженного конфликта с Поднебесной действительно продиктовано соображениями политической целесообразности? Ведь всем известно ваше, так сказать, чайнофильство.
– Ваше величество, я искренне верю, что все предложенное мной пойдет исключительно на пользу России, – ответил я.
Государь встал из-за стола, нервно походил по кабинету, а потом снова подошел ко мне.
– И все же не укладывается в голове, князь. Для того чтобы быть сильнее, вы предлагаете ослабить свои позиции и отказаться от преимуществ. В момент, когда мы обладаем достаточным потенциалом, чтобы разгромить нашего главного врага, вы предлагаете отступить. Где логика?
– Государь, это логика мироздания. Инь и Ян должны быть в гармонии. Приверженность к одной лишь слабости делает нас уязвимыми для внешних воздействий, но привязка к силе разрушает изнутри. Мы не должны допускать ни того, ни другого. Все должно быть естественно и гармонично. Вот вся моя логика. Все, что я говорил прежде, было лишь попыткой перенести ее на текущую ситуацию. Возможно, я сделал это недостаточно убедительно...
– Возможно, – государь тяжело опустился в кресло. – Отвлеченные философские рассуждения хороши для университетских аудиторий. Политика требует конкретных решений ради достижения определенных, очень приземленных результатов. Разговоры о необходимости поддержания мировой гармонии слишком пространны для государственного деятеля. Возможно, именно поэтому ваши предложения и не нашли понимания среди остальных моих советников.
– Может быть и так, ваше величество, – согласился я. – Именно поэтому они и занимают министерские посты. Но вы-то государь Российской империи, глава ведущего мирового государства. Вы должны глядеть в будущее на века. Ради всех нас, ради России. Вы должны быть Сыном Неба. А такой правитель оперирует именно высокими философскими понятиями. Я, конечно, понимаю, программа Шебаршина очень привлекательна. Тем более она заманчива для монарха, поскольку позволяет укрепить его абсолютную власть.
Государь вздрогнул.
– Вы тоже поняли это?
– Конечно. Дело даже не в том, что реализация этой программы потребует концентрации власти в едином центре, а более авторитетной фигуры, чем вы, ваше величество, для этого нет. Сейчас, после десятилетий стабильности и процветания, монархия популярна как никогда со времен правления Николая Павловича. Уже сейчас Дума безоговорочно одобряет любую вашу инициативу и мгновенно утверждает любую предложенную вами кандидатуру в правительство. Пока это совершается только благодаря вашему непререкаемому авторитету. Пока она еще может отказать. Но ведь это только пока. Небольшая перетасовка в законодательстве, много целенаправленной пропаганды – и дело сделано. Не сомневаюсь, что Шебаршин с легкостью проведет эту операцию. Де-факто, мы никогда не были страной, где император царствовал, но не правил, а сейчас, успокоенный десятилетиями процветания, народ будет только рад отдать полную власть монарху. Программа Шебаршина – это программа глобального обмана. Обмана врагов и друзей, обмана собственного народа. Но когда возникает обман, всегда не только возможна, но и необходима авторитарная власть. Вспомните, за всю свою историю Россия смогла отказаться от нее только в двадцатом веке, когда власти стали честны со своим народом. Сейчас, если мы снова пойдем на обман, то вернем и абсолютизм.
– Спорный тезис, – возразил государь. – Но не кажется ли вам, что когда правитель имеет большие полномочия, он может сделать для своей страны значительно больше, чем если он будет вынужден согласовывать свои шаги с многочисленными представительными органами?
– Безусловно, ваше величество, сможет сделать куда больше... и хорошего, и плохого. Абсолютная власть таит в себе угрозу куда большую, чем какой угодно враг.
– Вот как? – поднял брови император. – И что же это за угроза? История знает немало примеров того, как единоличный правитель буквально за уши вытаскивал...
– Именно! Именно за уши, ваше величество. Авторитарный правитель может сделать все что угодно, кроме одного. Он не может приучить людей жить и мыслить самостоятельно. Напротив, он отучает их от самостоятельности, ибо принимает на себя ответственность за все действия своих подданных. И сколько бы ни рубил окно в Европу Петр Великий, а больше, чем Александр Второй, для процветания России никто из ваших предков не сделал, ваше величество. Жить самостоятельно, мыслить свободно и принимать ответственность за свои поступки может только народ, познавший и принявший свободу. И великое счастье тому государству, которое населяет такой народ. Увы, это случается не так часто. Но там, где это есть, всегда возникает великая страна. Возвращаясь к авторитарному стилю правления, вы, спору нет, можете сделать многое. Но последствия этого будут печальными. Народ, не умеющий жить самостоятельно, не может и развиваться, и достижения его непрочны. Лишь ослабнет рука диктатора – и сразу будет потеряно все, что было обретено под его властью. Авторитарная власть ведет к деградации народа, даже если действия правителя прогрессивны. Это, увы, закон. Я бы мог описать вам в подробностях все последствия концентрации власти в ваших руках и сокращения гражданских свобод, ваше величество, но не думаю, что это стоит делать. Поверьте, если даже в ближайшее время будет какой-то прогресс, то в дальнейшем он будет целиком нивелирован. Я уже не говорю о том кошмаре, который может произойти в случае, если абсолютную власть получит не столь морально чистоплотный человек. А при семейном наследовании власти это не менее возможно, чем при демократическом манипулировании. И дело даже не в том, что не будет гражданских институтов, чтобы ограничить власть тирана. Общество не будет готово спорить с ним на равных, вот что страшно. Бунт – это не сопротивление, а акт отчаяния. Он так же губителен для бунтовщиков, как и для тех, против кого они бунтуют. Не повторяйте ошибок прошлого, ваше величество. Наши предки жестоко поплатились за многовековой абсолютизм, но и взбунтовавшаяся против них страна встала на краю гибели. Поверьте, и если вы сейчас вернете монарху абсолютную власть, последствия для России будут трагичны. Ни одна ошибка в этом мире не остается безнаказанной, но за ошибки власти платит весь народ.
– Вы так уверенно говорите, будто все это видели своими глазами, – проворчал император.
– Можете мне не верить, но я видел, ваше величество, – я пристально посмотрел ему в глаза. – Так будет.
Я почувствовал, что сейчас на императора воздействуют не только мои слова, но, как прежде на Морозова, некая сила, клокочущая внутри меня. Только если прежде я, неосознанно и сам не желая того, передал предателю приказ не жить, то сейчас совершенно сознательно внушал императору необходимость пренебречь искушением абсолютизма. Я ненавидел себя за эту силу. Я понимал, что расплата за ее применение наступит неотвратимо, но знал, что могу выполнить свое предназначение, продиктованное кем-то свыше, только воспользовавшись этой силой. И, исполняя должное, я проклинал и себя, и свое видение, и саму эту силу.
– Что конкретно вы предлагаете? – сухо спросил меня император.
– Я хочу сказать, ваше величество, что вы должны действовать как разумный государь, коим, слава богу, являетесь. Вы прекрасно понимаете, к каким решениям готово наше общество, а что отдавать ему в руки еще слишком рано. Нельзя одним прыжком перекинуть народ из тоталитаризма в гражданское общество. Но когда он созрел, нельзя ему не вручать право самому определять свою судьбу. Это против природы, а значит неправильно. Я понимаю, как велик соблазн самому взяться за все рычаги и направить государственную машину к светлому будущему по кратчайшему пути. Но, увы, любое форсирование событий несет в себе больше вреда, чем пользы. Роль правителя – указывать направление движения, а не толкать народ силой. В Древнем Китае это называли «слушать голос Неба». Конфуций говорил: «Если государством управляет Сын Неба, оно просуществует десять тысяч лет. Если человек, слушающий голос Неба, – просуществует тысячу лет. Если человек, идущий против воли Неба, – не просуществует и восьмидесяти лет». И вы, и я хотим, в сущности, одного – многотысячелетнего процветания России. Во имя счастья будущих поколений я прошу вас отказаться от второй, секретной части плана Шебаршина.
– Откуда вы знаете, что она есть? – тяжело посмотрел на меня государь.
– Логика, ваше величество. Только логика – и небольшое знание психологии людей, отвечающих за государственную безопасность. Всегда и везде они почему-то убеждены, что без их надзора и указания ни одно благое дело в мире произойти не может. Они полагают, что любое ослабление контроля ведет только к пропасти. Я очень уважаю генерала Шебаршина как умного человека и профессионала, но что еще мог предложить директор ИКГБ, кроме укрепления единоличной власти императора? Все его программы, в конечном счете, всегда сводились именно к этому. В чем-то он прав. Но в том и заключается ваша роль, государь, чтобы находить разумный баланс между разными силами.
– Что ж, – государь откинулся в кресле и отвел глаза. – Я подумаю над сказанным. Давайте пока поговорим о делах текущих.
Я больше не подавлял его своей внутренней силой, понимая, что дело сделано, и глава самой мощной в мире державы узнал все, что хотел передать ему некто свыше... а может быть, из преисподней. Передав ему этот импульс, я невольно пожалел его, как и всех людей, чья власть влияет на судьбы мира. Воистину, роль их так велика, что они просто не могут избежать прямого воздействия тех сил, которые считают себя здесь хозяевами и которые мы называем высшими или потусторонними.
«А ведь Гоюн способен передавать такие импульсы мгновенно, – не то подумал, не то услышал я откуда-то. – И, может быть, сейчас передает свое „послание“ другому великому правителю. Игра не закончена, а мы все лишь марионетки в ней. Итог схватки становится ясен только в последний миг. Но и схватка может быть закончена только тогда, когда оба бойца уйдут со сцены».
Впрочем, отныне – я знал это наверняка – от меня уже не требовалось быть проводником чужой воли. Мне оставалась лишь роль советника государя, да и то ненадолго. Расплата за насильственное вторжение в чужой разум должна была наступить неизбежно и скоро.
– Я уже изложил вам свой план и привел аргументацию, ваше величество, – медленно произнес я. – Вряд ли я смогу что-либо добавить. Насколько я понимаю, то же самое сделал генерал Шебаршин. Теперь на вас лежит нелегкая задача сделать выбор между двумя предложенными моделями поведения. И да поможет вам бог.
– Уповаю на это, – государь перекрестился. – Но вызвал я вас именно потому, что нуждаюсь в некоторых пояснениях. Не скрою, в целом мне ваш план понравился. Должен заметить также, что его реализация стала во многом возможна благодаря щедро предоставленной семейством Юсуповых помощи принадлежащих им судоходных компаний. Однако меня смущает один пункт из предложенной вами программы, а именно переговоры с Китаем. Все остальные ваши предложения вполне логичны и обоснованны. Но вот в случае с Поднебесной мы явно имеем дело с агрессией. Я, конечно, понимаю: восстановление статуса великой державы, комплекс неполноценности и все такое. Но когда речь идет о покрывательстве похитителей людей, морском разбое и гангстерских методах продвижения своих компаний на внешнем рынке... Удивлены? Да, князь. Из нескольких независимых источников, не только по данным ИКГБ, я получил информацию, что Лора Онасис была отравлена именно китайскими спецслужбами. Целью была скупка ее флота. Представляете себе, в каком мы были бы сейчас положении, если бы компанию Онасисов взяли под свой контроль не вы, а Пекин? Увы, в международном суде доказать мы этого не можем, но уверенность в причастности премьер-министра Поднебесной к этому убийству у нас уже сформировалась полная. И что мы должны делать с таким международным бандитом, в которого превратился Китай? Еще Корнилов говорил, что преступники понимают только язык силы. На нем и надо вести любые беседы с подобного рода публикой.
– Он говорил это про красных.
– Вы видите большую разницу?
– В общем, да. Хотя бы в том, что большевики получили власть в ходе государственного переворота, а нынешнее правительство Поднебесной вполне легитимно.
– Но методы, князь!
– Ах, ваше величество, межгосударственные отношения всегда сложны и запутанны, – развел я руками. – История всегда пишется победителями, поэтому проигравшие как правило оказываются дьяволами во плоти, а одержавшие победу – ангелами без крыльев. Не мне вам рассказывать, какими методами Россия возвращала себе статус великой державы и вырывалась в лидеры.
– Это риторика, князь, – недовольно поморщился государь. – Мне нужны более веские аргументы, чтобы отказаться от удара по зарвавшемуся императору Поднебесной.
– Единственный аргумент, который я могу привести, ваше величество, состоит в том, что худой мир лучше доброй ссоры. Тем более что речь идет уже не просто о конфликте, но о предстоящей войне. Там будут гибнуть люди, государь. Переговоры помогут сохранить сотни тысяч, а может и миллионы жизней. Мы сможем найти компромисс, который устроит обе стороны и не ослабит Россию. Верьте мне.
Я снова нашел его глаза, и мощный поток внезапно вновь появившейся во мне силы ринулся на императора.
– Вы убеждены в этом? – слабо попробовал сопротивляться он.
– Да, абсолютно.
Через несколько секунд я прекратил давление и отвел глаза. Дело было сделано.
Дверь открылась, и в кабинет вошли Шебаршин, Нессельроде и Вольский.
– Простите, что без доклада, ваше величество, – ровным голосом произнес Шебаршин. – Чрезвычайное сообщение с Дальнего Востока.
– Что случилось? – нахмурился государь.
– Китайский флот приступил к блокаде Порт-Артура, – сообщил Нессельроде. – Армия Поднебесной приведена в полную боевую готовность. Части северных округов выдвигаются к нашим границам.
– По нашим данным, есть приказ о преобразовании этих округов во фронты, – добавил Шебаршин. – Китайское правительство передало ноту правительству вашего величества.
– Это война, – Нессельроде с трудом скрывал торжество.
На мгновение я увидел над головами вошедших хохочущее лицо Гоюна.
– Безумец, – вырвалось у меня.
– Воистину, – задумчиво обронил государь. – Это и вправду безумие – в одиночку кидаться на нас.
– Полагаю, – повернулся ко мне Шебаршин, – его китайское величество не считает себя безумным. Он рассчитывает на поддержку стран Северной Америки и Европы. Тем важнее для нас сейчас нейтрализовать их. – Он снова посмотрел на императора. – Я прошу вас, ваше величество, безотлагательно утвердить мой план... в полном объеме.
– Ваше величество, – едва не перебил я Шебаршина, – боюсь, что императором Поднебесной манипулируют. Возможно, речь даже идет о прямом внушении. Других оснований для такого самоубийственного шага я найти не могу.
«Похоже, так оно и есть, – добавил я про себя. – На каждое действие есть противодействие. Вот первый сюрприз, который приготовил мне Гоюн. Мой враг действует теми же методами. И то, что ради своих целей он подставляет под удар собственную страну, кажется, его нисколько не заботит. Что же, я тоже действую исходя из интересов всего мира, а не только России. Но вот только интересы России и мира для меня одно. Для меня не может быть счастья мира, если пострадает какая-то из стран, да даже отдельная семья. А вот ты, Гоюн, похоже, считаешь возможным погубить миллионы в своей игре. Кажется, я тебя действительно начинаю ненавидеть».
Перед моим мысленным взором снова возник образ Гоюна. Тот пристально смотрел на меня, словно стараясь подавить мою волю яростным блеском своих глаз. Несколько секунд продолжался безмолвный поединок наших взглядов.
– Теперь вы не избежите войны, – услышал я наконец его беззвучный голос.
– Я сделаю все, чтобы смягчить этот удар, – мысленно ответил я.
– Не выйдет, – оскалился он. – Мир ждет хаос, и на руинах этого мира я построю новое справедливое царство.
– Ты в любом случае обречен, – ответил я. – Но я встану на пути разрушения, которое ты несешь.
Напряжение между нами возрастало. Теперь я отчетливо понимал, что наш поединок вполне реален и может закончиться гибелью одного из нас. Давление становилось невыносимым. Вот сейчас либо его защита будет проломлена, либо моя поддастся, и тогда... Я не знал, что произойдет, инфаркт, инсульт или что-то еще, но я знал, что либо через несколько мгновений упаду, бездыханный, в кабинете императора Всероссийского, либо в неведомой мне, но явно далекой части мира оборвется жизнь моего врага.
Внезапно все исчезло, образ Гоюна потух, напряжение спало. Я, ошарашенный, снова стоял в гатчинском кабинете его величества Российского императора. Все взоры были обращены на меня.
– Князь, – император, кажется, звал меня уже не в первый раз, – очнитесь. С вами все в порядке?
– Да, все в порядке, ваше величество, простите, – ответил я.
В ушах у меня все еще стоял звон. Присутствующие переглянулись.
– Вы уже полчаса стоите словно завороженный, – заметил Вольский.
– Простите, может быть, я что-то пропустил? – смутился я.
– Вызвать врача? – заботливо осведомился император.
– Нет, спасибо, ваше величество.
– Васильчиков сообщил, что Поднебесная выдвинула ряд неприемлемых для нас требований, – произнес император. – Кроме уже ранее высказанных они сообщают о разрыве договора аренды Порт-Артура и требуют его передачи под юрисдикцию Поднебесной в течение тридцати суток. Там еще много требований, касающихся морской границы, раздела шельфа, свободы торговли и прочего. Ясно одно: это вызов. Нота составлена в таких выражениях, что попахивает прямым оскорблением. Так просто оставить этого мы не можем. Я приказал отклонить требования китайской стороны и привести армию и флот в состояние полной боевой готовности. В случае пересечения границы империи китайскими военными судами, сухопутными частями или авиацией немедленно открывать огонь на поражение. Об этом решении китайцы будут уведомлены в ближайшие минуты.
– Это война, – печально произнес я. – Он этого и хотел.
– Вот именно, – торжествующе вскричал Нессельроде, – Теперь будут знать, почем фунт лиха.
– Итак, господа, – спокойно продолжил государь, – жребий брошен. Не мы начали эту конфронтацию. Нам надо решать вопросы экономической безопасности, и я, пока вы были в забытьи, князь, уже дал поручение господину Вольскому начать переговоры о закупке хлеба в Северной Америке. Надеюсь, я по-прежнему могу рассчитывать на помощь флота, принадлежащего семейству Юсуповых?
– Безусловно, ваше величество, – кивнул я.
– Благодарю. Не менее важно для нас и правильно выстроить взаимоотношения со странами Западной Европы и Северной Америки, чтобы лишить Китай политической и экономической поддержки. Сейчас для этого особенно важно создать единый координирующий центр. Именно поэтому я настоятельно прошу вас, князь, – государь, снова обратился ко мне, – принять должность моего советника по вопросам взаимоотношений со странами Западной Европы и Северной Америки.
Лицо Шебаршина вытянулось, но государь, кажется, не обратил на это никакого внимания.
– В своей деятельности вы будете сотрудничать с Васильчиковым и Вольским, – продолжил он. – В задачу ИКГБ входит своевременное и полное снабжение вас необходимой информацией. Вашу стратегию в отношении этих стран можете считать высочайше одобренной, завтра же я представлю ее в Думе.
– Можете на меня рассчитывать, ваше величество, – ответил я.
Глава 27
– Можете быть уверены, что это не так, ваше величество, – ответил я. – Моя совесть никогда не позволит мне советовать то, что пойдет во вред моей стране. Я искренне верю, что все предложенное мной пойдет на пользу России.
– Вот и хорошо, – государь откинулся в кресле. – А теперь скажите, князь, ваше предложение отказаться от вооруженного конфликта с Поднебесной действительно продиктовано соображениями политической целесообразности? Ведь всем известно ваше, так сказать, чайнофильство.
– Ваше величество, я искренне верю, что все предложенное мной пойдет исключительно на пользу России, – ответил я.
Государь встал из-за стола, нервно походил по кабинету, а потом снова подошел ко мне.
– И все же не укладывается в голове, князь. Для того чтобы быть сильнее, вы предлагаете ослабить свои позиции и отказаться от преимуществ. В момент, когда мы обладаем достаточным потенциалом, чтобы разгромить нашего главного врага, вы предлагаете отступить. Где логика?
– Государь, это логика мироздания. Инь и Ян должны быть в гармонии. Приверженность к одной лишь слабости делает нас уязвимыми для внешних воздействий, но привязка к силе разрушает изнутри. Мы не должны допускать ни того, ни другого. Все должно быть естественно и гармонично. Вот вся моя логика. Все, что я говорил прежде, было лишь попыткой перенести ее на текущую ситуацию. Возможно, я сделал это недостаточно убедительно...
– Возможно, – государь тяжело опустился в кресло. – Отвлеченные философские рассуждения хороши для университетских аудиторий. Политика требует конкретных решений ради достижения определенных, очень приземленных результатов. Разговоры о необходимости поддержания мировой гармонии слишком пространны для государственного деятеля. Возможно, именно поэтому ваши предложения и не нашли понимания среди остальных моих советников.
– Может быть и так, ваше величество, – согласился я. – Именно поэтому они и занимают министерские посты. Но вы-то государь Российской империи, глава ведущего мирового государства. Вы должны глядеть в будущее на века. Ради всех нас, ради России. Вы должны быть Сыном Неба. А такой правитель оперирует именно высокими философскими понятиями. Я, конечно, понимаю, программа Шебаршина очень привлекательна. Тем более она заманчива для монарха, поскольку позволяет укрепить его абсолютную власть.
Государь вздрогнул.
– Вы тоже поняли это?
– Конечно. Дело даже не в том, что реализация этой программы потребует концентрации власти в едином центре, а более авторитетной фигуры, чем вы, ваше величество, для этого нет. Сейчас, после десятилетий стабильности и процветания, монархия популярна как никогда со времен правления Николая Павловича. Уже сейчас Дума безоговорочно одобряет любую вашу инициативу и мгновенно утверждает любую предложенную вами кандидатуру в правительство. Пока это совершается только благодаря вашему непререкаемому авторитету. Пока она еще может отказать. Но ведь это только пока. Небольшая перетасовка в законодательстве, много целенаправленной пропаганды – и дело сделано. Не сомневаюсь, что Шебаршин с легкостью проведет эту операцию. Де-факто, мы никогда не были страной, где император царствовал, но не правил, а сейчас, успокоенный десятилетиями процветания, народ будет только рад отдать полную власть монарху. Программа Шебаршина – это программа глобального обмана. Обмана врагов и друзей, обмана собственного народа. Но когда возникает обман, всегда не только возможна, но и необходима авторитарная власть. Вспомните, за всю свою историю Россия смогла отказаться от нее только в двадцатом веке, когда власти стали честны со своим народом. Сейчас, если мы снова пойдем на обман, то вернем и абсолютизм.
– Спорный тезис, – возразил государь. – Но не кажется ли вам, что когда правитель имеет большие полномочия, он может сделать для своей страны значительно больше, чем если он будет вынужден согласовывать свои шаги с многочисленными представительными органами?
– Безусловно, ваше величество, сможет сделать куда больше... и хорошего, и плохого. Абсолютная власть таит в себе угрозу куда большую, чем какой угодно враг.
– Вот как? – поднял брови император. – И что же это за угроза? История знает немало примеров того, как единоличный правитель буквально за уши вытаскивал...
– Именно! Именно за уши, ваше величество. Авторитарный правитель может сделать все что угодно, кроме одного. Он не может приучить людей жить и мыслить самостоятельно. Напротив, он отучает их от самостоятельности, ибо принимает на себя ответственность за все действия своих подданных. И сколько бы ни рубил окно в Европу Петр Великий, а больше, чем Александр Второй, для процветания России никто из ваших предков не сделал, ваше величество. Жить самостоятельно, мыслить свободно и принимать ответственность за свои поступки может только народ, познавший и принявший свободу. И великое счастье тому государству, которое населяет такой народ. Увы, это случается не так часто. Но там, где это есть, всегда возникает великая страна. Возвращаясь к авторитарному стилю правления, вы, спору нет, можете сделать многое. Но последствия этого будут печальными. Народ, не умеющий жить самостоятельно, не может и развиваться, и достижения его непрочны. Лишь ослабнет рука диктатора – и сразу будет потеряно все, что было обретено под его властью. Авторитарная власть ведет к деградации народа, даже если действия правителя прогрессивны. Это, увы, закон. Я бы мог описать вам в подробностях все последствия концентрации власти в ваших руках и сокращения гражданских свобод, ваше величество, но не думаю, что это стоит делать. Поверьте, если даже в ближайшее время будет какой-то прогресс, то в дальнейшем он будет целиком нивелирован. Я уже не говорю о том кошмаре, который может произойти в случае, если абсолютную власть получит не столь морально чистоплотный человек. А при семейном наследовании власти это не менее возможно, чем при демократическом манипулировании. И дело даже не в том, что не будет гражданских институтов, чтобы ограничить власть тирана. Общество не будет готово спорить с ним на равных, вот что страшно. Бунт – это не сопротивление, а акт отчаяния. Он так же губителен для бунтовщиков, как и для тех, против кого они бунтуют. Не повторяйте ошибок прошлого, ваше величество. Наши предки жестоко поплатились за многовековой абсолютизм, но и взбунтовавшаяся против них страна встала на краю гибели. Поверьте, и если вы сейчас вернете монарху абсолютную власть, последствия для России будут трагичны. Ни одна ошибка в этом мире не остается безнаказанной, но за ошибки власти платит весь народ.
– Вы так уверенно говорите, будто все это видели своими глазами, – проворчал император.
– Можете мне не верить, но я видел, ваше величество, – я пристально посмотрел ему в глаза. – Так будет.
Я почувствовал, что сейчас на императора воздействуют не только мои слова, но, как прежде на Морозова, некая сила, клокочущая внутри меня. Только если прежде я, неосознанно и сам не желая того, передал предателю приказ не жить, то сейчас совершенно сознательно внушал императору необходимость пренебречь искушением абсолютизма. Я ненавидел себя за эту силу. Я понимал, что расплата за ее применение наступит неотвратимо, но знал, что могу выполнить свое предназначение, продиктованное кем-то свыше, только воспользовавшись этой силой. И, исполняя должное, я проклинал и себя, и свое видение, и саму эту силу.
– Что конкретно вы предлагаете? – сухо спросил меня император.
– Я хочу сказать, ваше величество, что вы должны действовать как разумный государь, коим, слава богу, являетесь. Вы прекрасно понимаете, к каким решениям готово наше общество, а что отдавать ему в руки еще слишком рано. Нельзя одним прыжком перекинуть народ из тоталитаризма в гражданское общество. Но когда он созрел, нельзя ему не вручать право самому определять свою судьбу. Это против природы, а значит неправильно. Я понимаю, как велик соблазн самому взяться за все рычаги и направить государственную машину к светлому будущему по кратчайшему пути. Но, увы, любое форсирование событий несет в себе больше вреда, чем пользы. Роль правителя – указывать направление движения, а не толкать народ силой. В Древнем Китае это называли «слушать голос Неба». Конфуций говорил: «Если государством управляет Сын Неба, оно просуществует десять тысяч лет. Если человек, слушающий голос Неба, – просуществует тысячу лет. Если человек, идущий против воли Неба, – не просуществует и восьмидесяти лет». И вы, и я хотим, в сущности, одного – многотысячелетнего процветания России. Во имя счастья будущих поколений я прошу вас отказаться от второй, секретной части плана Шебаршина.
– Откуда вы знаете, что она есть? – тяжело посмотрел на меня государь.
– Логика, ваше величество. Только логика – и небольшое знание психологии людей, отвечающих за государственную безопасность. Всегда и везде они почему-то убеждены, что без их надзора и указания ни одно благое дело в мире произойти не может. Они полагают, что любое ослабление контроля ведет только к пропасти. Я очень уважаю генерала Шебаршина как умного человека и профессионала, но что еще мог предложить директор ИКГБ, кроме укрепления единоличной власти императора? Все его программы, в конечном счете, всегда сводились именно к этому. В чем-то он прав. Но в том и заключается ваша роль, государь, чтобы находить разумный баланс между разными силами.
– Что ж, – государь откинулся в кресле и отвел глаза. – Я подумаю над сказанным. Давайте пока поговорим о делах текущих.
Я больше не подавлял его своей внутренней силой, понимая, что дело сделано, и глава самой мощной в мире державы узнал все, что хотел передать ему некто свыше... а может быть, из преисподней. Передав ему этот импульс, я невольно пожалел его, как и всех людей, чья власть влияет на судьбы мира. Воистину, роль их так велика, что они просто не могут избежать прямого воздействия тех сил, которые считают себя здесь хозяевами и которые мы называем высшими или потусторонними.
«А ведь Гоюн способен передавать такие импульсы мгновенно, – не то подумал, не то услышал я откуда-то. – И, может быть, сейчас передает свое „послание“ другому великому правителю. Игра не закончена, а мы все лишь марионетки в ней. Итог схватки становится ясен только в последний миг. Но и схватка может быть закончена только тогда, когда оба бойца уйдут со сцены».
Впрочем, отныне – я знал это наверняка – от меня уже не требовалось быть проводником чужой воли. Мне оставалась лишь роль советника государя, да и то ненадолго. Расплата за насильственное вторжение в чужой разум должна была наступить неизбежно и скоро.
– Я уже изложил вам свой план и привел аргументацию, ваше величество, – медленно произнес я. – Вряд ли я смогу что-либо добавить. Насколько я понимаю, то же самое сделал генерал Шебаршин. Теперь на вас лежит нелегкая задача сделать выбор между двумя предложенными моделями поведения. И да поможет вам бог.
– Уповаю на это, – государь перекрестился. – Но вызвал я вас именно потому, что нуждаюсь в некоторых пояснениях. Не скрою, в целом мне ваш план понравился. Должен заметить также, что его реализация стала во многом возможна благодаря щедро предоставленной семейством Юсуповых помощи принадлежащих им судоходных компаний. Однако меня смущает один пункт из предложенной вами программы, а именно переговоры с Китаем. Все остальные ваши предложения вполне логичны и обоснованны. Но вот в случае с Поднебесной мы явно имеем дело с агрессией. Я, конечно, понимаю: восстановление статуса великой державы, комплекс неполноценности и все такое. Но когда речь идет о покрывательстве похитителей людей, морском разбое и гангстерских методах продвижения своих компаний на внешнем рынке... Удивлены? Да, князь. Из нескольких независимых источников, не только по данным ИКГБ, я получил информацию, что Лора Онасис была отравлена именно китайскими спецслужбами. Целью была скупка ее флота. Представляете себе, в каком мы были бы сейчас положении, если бы компанию Онасисов взяли под свой контроль не вы, а Пекин? Увы, в международном суде доказать мы этого не можем, но уверенность в причастности премьер-министра Поднебесной к этому убийству у нас уже сформировалась полная. И что мы должны делать с таким международным бандитом, в которого превратился Китай? Еще Корнилов говорил, что преступники понимают только язык силы. На нем и надо вести любые беседы с подобного рода публикой.
– Он говорил это про красных.
– Вы видите большую разницу?
– В общем, да. Хотя бы в том, что большевики получили власть в ходе государственного переворота, а нынешнее правительство Поднебесной вполне легитимно.
– Но методы, князь!
– Ах, ваше величество, межгосударственные отношения всегда сложны и запутанны, – развел я руками. – История всегда пишется победителями, поэтому проигравшие как правило оказываются дьяволами во плоти, а одержавшие победу – ангелами без крыльев. Не мне вам рассказывать, какими методами Россия возвращала себе статус великой державы и вырывалась в лидеры.
– Это риторика, князь, – недовольно поморщился государь. – Мне нужны более веские аргументы, чтобы отказаться от удара по зарвавшемуся императору Поднебесной.
– Единственный аргумент, который я могу привести, ваше величество, состоит в том, что худой мир лучше доброй ссоры. Тем более что речь идет уже не просто о конфликте, но о предстоящей войне. Там будут гибнуть люди, государь. Переговоры помогут сохранить сотни тысяч, а может и миллионы жизней. Мы сможем найти компромисс, который устроит обе стороны и не ослабит Россию. Верьте мне.
Я снова нашел его глаза, и мощный поток внезапно вновь появившейся во мне силы ринулся на императора.
– Вы убеждены в этом? – слабо попробовал сопротивляться он.
– Да, абсолютно.
Через несколько секунд я прекратил давление и отвел глаза. Дело было сделано.
Дверь открылась, и в кабинет вошли Шебаршин, Нессельроде и Вольский.
– Простите, что без доклада, ваше величество, – ровным голосом произнес Шебаршин. – Чрезвычайное сообщение с Дальнего Востока.
– Что случилось? – нахмурился государь.
– Китайский флот приступил к блокаде Порт-Артура, – сообщил Нессельроде. – Армия Поднебесной приведена в полную боевую готовность. Части северных округов выдвигаются к нашим границам.
– По нашим данным, есть приказ о преобразовании этих округов во фронты, – добавил Шебаршин. – Китайское правительство передало ноту правительству вашего величества.
– Это война, – Нессельроде с трудом скрывал торжество.
На мгновение я увидел над головами вошедших хохочущее лицо Гоюна.
– Безумец, – вырвалось у меня.
– Воистину, – задумчиво обронил государь. – Это и вправду безумие – в одиночку кидаться на нас.
– Полагаю, – повернулся ко мне Шебаршин, – его китайское величество не считает себя безумным. Он рассчитывает на поддержку стран Северной Америки и Европы. Тем важнее для нас сейчас нейтрализовать их. – Он снова посмотрел на императора. – Я прошу вас, ваше величество, безотлагательно утвердить мой план... в полном объеме.
– Ваше величество, – едва не перебил я Шебаршина, – боюсь, что императором Поднебесной манипулируют. Возможно, речь даже идет о прямом внушении. Других оснований для такого самоубийственного шага я найти не могу.
«Похоже, так оно и есть, – добавил я про себя. – На каждое действие есть противодействие. Вот первый сюрприз, который приготовил мне Гоюн. Мой враг действует теми же методами. И то, что ради своих целей он подставляет под удар собственную страну, кажется, его нисколько не заботит. Что же, я тоже действую исходя из интересов всего мира, а не только России. Но вот только интересы России и мира для меня одно. Для меня не может быть счастья мира, если пострадает какая-то из стран, да даже отдельная семья. А вот ты, Гоюн, похоже, считаешь возможным погубить миллионы в своей игре. Кажется, я тебя действительно начинаю ненавидеть».
Перед моим мысленным взором снова возник образ Гоюна. Тот пристально смотрел на меня, словно стараясь подавить мою волю яростным блеском своих глаз. Несколько секунд продолжался безмолвный поединок наших взглядов.
– Теперь вы не избежите войны, – услышал я наконец его беззвучный голос.
– Я сделаю все, чтобы смягчить этот удар, – мысленно ответил я.
– Не выйдет, – оскалился он. – Мир ждет хаос, и на руинах этого мира я построю новое справедливое царство.
– Ты в любом случае обречен, – ответил я. – Но я встану на пути разрушения, которое ты несешь.
Напряжение между нами возрастало. Теперь я отчетливо понимал, что наш поединок вполне реален и может закончиться гибелью одного из нас. Давление становилось невыносимым. Вот сейчас либо его защита будет проломлена, либо моя поддастся, и тогда... Я не знал, что произойдет, инфаркт, инсульт или что-то еще, но я знал, что либо через несколько мгновений упаду, бездыханный, в кабинете императора Всероссийского, либо в неведомой мне, но явно далекой части мира оборвется жизнь моего врага.
Внезапно все исчезло, образ Гоюна потух, напряжение спало. Я, ошарашенный, снова стоял в гатчинском кабинете его величества Российского императора. Все взоры были обращены на меня.
– Князь, – император, кажется, звал меня уже не в первый раз, – очнитесь. С вами все в порядке?
– Да, все в порядке, ваше величество, простите, – ответил я.
В ушах у меня все еще стоял звон. Присутствующие переглянулись.
– Вы уже полчаса стоите словно завороженный, – заметил Вольский.
– Простите, может быть, я что-то пропустил? – смутился я.
– Вызвать врача? – заботливо осведомился император.
– Нет, спасибо, ваше величество.
– Васильчиков сообщил, что Поднебесная выдвинула ряд неприемлемых для нас требований, – произнес император. – Кроме уже ранее высказанных они сообщают о разрыве договора аренды Порт-Артура и требуют его передачи под юрисдикцию Поднебесной в течение тридцати суток. Там еще много требований, касающихся морской границы, раздела шельфа, свободы торговли и прочего. Ясно одно: это вызов. Нота составлена в таких выражениях, что попахивает прямым оскорблением. Так просто оставить этого мы не можем. Я приказал отклонить требования китайской стороны и привести армию и флот в состояние полной боевой готовности. В случае пересечения границы империи китайскими военными судами, сухопутными частями или авиацией немедленно открывать огонь на поражение. Об этом решении китайцы будут уведомлены в ближайшие минуты.
– Это война, – печально произнес я. – Он этого и хотел.
– Вот именно, – торжествующе вскричал Нессельроде, – Теперь будут знать, почем фунт лиха.
– Итак, господа, – спокойно продолжил государь, – жребий брошен. Не мы начали эту конфронтацию. Нам надо решать вопросы экономической безопасности, и я, пока вы были в забытьи, князь, уже дал поручение господину Вольскому начать переговоры о закупке хлеба в Северной Америке. Надеюсь, я по-прежнему могу рассчитывать на помощь флота, принадлежащего семейству Юсуповых?
– Безусловно, ваше величество, – кивнул я.
– Благодарю. Не менее важно для нас и правильно выстроить взаимоотношения со странами Западной Европы и Северной Америки, чтобы лишить Китай политической и экономической поддержки. Сейчас для этого особенно важно создать единый координирующий центр. Именно поэтому я настоятельно прошу вас, князь, – государь, снова обратился ко мне, – принять должность моего советника по вопросам взаимоотношений со странами Западной Европы и Северной Америки.
Лицо Шебаршина вытянулось, но государь, кажется, не обратил на это никакого внимания.
– В своей деятельности вы будете сотрудничать с Васильчиковым и Вольским, – продолжил он. – В задачу ИКГБ входит своевременное и полное снабжение вас необходимой информацией. Вашу стратегию в отношении этих стран можете считать высочайше одобренной, завтра же я представлю ее в Думе.
– Можете на меня рассчитывать, ваше величество, – ответил я.
Глава 27
КОНЕЦ КАРЬЕРЫ
Весенняя капель отчаянно колотила по подоконнику. Я с усилием оторвал взгляд от талого льда, покрывавшего Мойку, и повернулся к застывшему в кресле И Ман Хо.
– Я тоже скорблю о наставнике, – ответил я. – Но ты должен понимать, что смерть – это удел всех живущих. Вспомни, он всегда говорил своим ученикам: «Конец может оказаться только началом». Достопочтенный Ма навсегда останется в наших сердцах, а его дела должны найти продолжение в наших делах.
– Его убили! – Хо яростно сжал кулаки. – Я почти уверен, что его убили.
– Я тоже уверен в этом, притом без всяких «почти».
– Кто?! – Хо вскочил со своего места. – Я убью его!
– Кто хочет мести, должен выкопать сразу две могилы, – снова напомнил я ему изречение учителя. – Помнится, ты сам проповедовал это. Почему же теперь забыл?
– Зло не должно оставаться безнаказанным, – упрямо повторил Хо.
– Оно никогда не остается безнаказанным, – возразил я. – Но зачем его приумножать?
Хо вскочил и несколько раз нервно прошел по кабинету, потом резко остановился.
– Я найду их. Обязательно найду. Старший брат, у вас такой высокий пост, такие связи! Помогите мне узнать их имена. Только имена. А там я уже сам доберусь...
– Тебя интересуют непосредственные убийцы или тот, кто отдавал приказ?
– И те, и другие.
– Сомневаюсь, что первых ты найдешь, а до вторых дотянешься.
Хо потупился, снова отошел к столу и тяжело опустился в кресло.
– Не хотите помогать – не надо. Справлюсь сам. Как тогда, когда разыскивал вас.
– Не горячись, – я вернулся за стол и сел в свое рабочее кресло. – Я помню, что ты помог вызволить меня из плена, и благодарен тебе. Я тоже скорблю об учителе. Но подумай, кто его убил? Он публично выступил против войны с Россией, как только узнал о блокаде Порт-Артура. Он известный во всей Поднебесной мастер ушу. Тот, кого многие считали чуть ли не пророком. Ведь это надо понимать, что это означало – выступить против всей государственной машины! Его голос был слышен по всей Поднебесной, и, естественно, его тут же упрятали под домашний арест, объявили сумасшедшим, а потом отравили.
– Так значит, это премьер-министр И Чан! – вскричал Хо.
– Он или кто-то из его приближенных. Не исключено, что и сам император, суть не в том. Убийцы Ма действовали исходя из своего понимания государственных интересов. На их месте так поступил бы любой согласный с политикой Китая.
– Вы оправдываете их? – изумленно посмотрел на меня Хо.
– Я лишь объясняю тебе логику их поступков. Вряд ли человек, творящий историю своей страны, да и всего мира, постыдится переступить через труп одного старика, будь тот хоть трижды мастером ушу. Думаю почтенный Ма это понимал.
– Вы считаете, что он сознательно пошел на... самоубийство?
– Дурачок! Ма любил жизнь как никто другой. Но бывают случаи, когда человек, наделенный даром предвидения, просто не может молчать. Даже если это будет стоить ему жизни. А это всегда стоит именно жизни, если пророк живет в стране, которая пошла по неверному пути. Как писал Высоцкий: «Ясновидцев, впрочем как и очевидцев, во все века сжигали люди на кострах».
В кабинете повисла тяжелая тишина.
– Я все же хочу найти их, – упрямо повторил Хо.
– Кого? И Чана, императора или министра тайной службы? Они сидят в бункерах, способных защитить от атомного взрыва, и к ним не могут прорваться эскадрильи наших штурмовиков. Тех несчастных тайных агентов, что подмешивали яд в пищу Ма? Не уверен, что они еще живы. В последнее время дела у китайской армии идут из рук вон плохо, и туда активно призывают всех способных держать оружие. Обескровили даже тайную полицию. Если эти ребята еще не попали под ковровую бомбежку где-то во Внутренней Монголии, значит, ушли на дно с очередным транспортом. – Я щелкнул по клавиатуре и вывел на экран своего компьютера последнюю сводку. – Только за вчерашний день, по подтвержденным данным, армия Китая потеряла свыше восьмидесяти тысяч человек – и это называется «затишье». Думаешь, много людей выживет в этой мясорубке?
– Я ненавижу государство, которое убило его, – тихо произнес Хо.
– Оно само подписало себе смертный приговор, начав войну. Ни одно зло не остается безнаказанным, ни одна ошибка не обходится без последствий. Это произойдет независимо от того, будешь ты мстить или нет. Причинно-следственные связи, как говорил учитель. По сводкам военных действий ты уже можешь видеть, что Поднебесная понесла такой урон, от которого не скоро оправится, – но радует ли тебя это? Вчитайся еще раз в эти строки: «Только по подтвержденным данным, погибло более восьмидесяти тысяч китайских военнослужащих. Потери мирного населения оцениваются в тридцать тысяч. Российская армия потеряла тысячу двести сорок четыре человека убитыми и три тысячи шестьсот двадцать пять ранеными». Ты – китаец, живущий в России. Я – русский, который учился в Китае, и люблю эту страну всей душой. Могут ли нас радовать эти цифры? Да будь мы хоть перуанцами. Смерть есть смерть. Радуются ей только ненормальные. Но это цена «восстановления справедливости». Это месть «неправедному государству». Кому от нее хорошо? Простым китайцам или русским парням, которые гибнут сейчас в Маньчжурии и на Тихом океане?
– Я тоже скорблю о наставнике, – ответил я. – Но ты должен понимать, что смерть – это удел всех живущих. Вспомни, он всегда говорил своим ученикам: «Конец может оказаться только началом». Достопочтенный Ма навсегда останется в наших сердцах, а его дела должны найти продолжение в наших делах.
– Его убили! – Хо яростно сжал кулаки. – Я почти уверен, что его убили.
– Я тоже уверен в этом, притом без всяких «почти».
– Кто?! – Хо вскочил со своего места. – Я убью его!
– Кто хочет мести, должен выкопать сразу две могилы, – снова напомнил я ему изречение учителя. – Помнится, ты сам проповедовал это. Почему же теперь забыл?
– Зло не должно оставаться безнаказанным, – упрямо повторил Хо.
– Оно никогда не остается безнаказанным, – возразил я. – Но зачем его приумножать?
Хо вскочил и несколько раз нервно прошел по кабинету, потом резко остановился.
– Я найду их. Обязательно найду. Старший брат, у вас такой высокий пост, такие связи! Помогите мне узнать их имена. Только имена. А там я уже сам доберусь...
– Тебя интересуют непосредственные убийцы или тот, кто отдавал приказ?
– И те, и другие.
– Сомневаюсь, что первых ты найдешь, а до вторых дотянешься.
Хо потупился, снова отошел к столу и тяжело опустился в кресло.
– Не хотите помогать – не надо. Справлюсь сам. Как тогда, когда разыскивал вас.
– Не горячись, – я вернулся за стол и сел в свое рабочее кресло. – Я помню, что ты помог вызволить меня из плена, и благодарен тебе. Я тоже скорблю об учителе. Но подумай, кто его убил? Он публично выступил против войны с Россией, как только узнал о блокаде Порт-Артура. Он известный во всей Поднебесной мастер ушу. Тот, кого многие считали чуть ли не пророком. Ведь это надо понимать, что это означало – выступить против всей государственной машины! Его голос был слышен по всей Поднебесной, и, естественно, его тут же упрятали под домашний арест, объявили сумасшедшим, а потом отравили.
– Так значит, это премьер-министр И Чан! – вскричал Хо.
– Он или кто-то из его приближенных. Не исключено, что и сам император, суть не в том. Убийцы Ма действовали исходя из своего понимания государственных интересов. На их месте так поступил бы любой согласный с политикой Китая.
– Вы оправдываете их? – изумленно посмотрел на меня Хо.
– Я лишь объясняю тебе логику их поступков. Вряд ли человек, творящий историю своей страны, да и всего мира, постыдится переступить через труп одного старика, будь тот хоть трижды мастером ушу. Думаю почтенный Ма это понимал.
– Вы считаете, что он сознательно пошел на... самоубийство?
– Дурачок! Ма любил жизнь как никто другой. Но бывают случаи, когда человек, наделенный даром предвидения, просто не может молчать. Даже если это будет стоить ему жизни. А это всегда стоит именно жизни, если пророк живет в стране, которая пошла по неверному пути. Как писал Высоцкий: «Ясновидцев, впрочем как и очевидцев, во все века сжигали люди на кострах».
В кабинете повисла тяжелая тишина.
– Я все же хочу найти их, – упрямо повторил Хо.
– Кого? И Чана, императора или министра тайной службы? Они сидят в бункерах, способных защитить от атомного взрыва, и к ним не могут прорваться эскадрильи наших штурмовиков. Тех несчастных тайных агентов, что подмешивали яд в пищу Ма? Не уверен, что они еще живы. В последнее время дела у китайской армии идут из рук вон плохо, и туда активно призывают всех способных держать оружие. Обескровили даже тайную полицию. Если эти ребята еще не попали под ковровую бомбежку где-то во Внутренней Монголии, значит, ушли на дно с очередным транспортом. – Я щелкнул по клавиатуре и вывел на экран своего компьютера последнюю сводку. – Только за вчерашний день, по подтвержденным данным, армия Китая потеряла свыше восьмидесяти тысяч человек – и это называется «затишье». Думаешь, много людей выживет в этой мясорубке?
– Я ненавижу государство, которое убило его, – тихо произнес Хо.
– Оно само подписало себе смертный приговор, начав войну. Ни одно зло не остается безнаказанным, ни одна ошибка не обходится без последствий. Это произойдет независимо от того, будешь ты мстить или нет. Причинно-следственные связи, как говорил учитель. По сводкам военных действий ты уже можешь видеть, что Поднебесная понесла такой урон, от которого не скоро оправится, – но радует ли тебя это? Вчитайся еще раз в эти строки: «Только по подтвержденным данным, погибло более восьмидесяти тысяч китайских военнослужащих. Потери мирного населения оцениваются в тридцать тысяч. Российская армия потеряла тысячу двести сорок четыре человека убитыми и три тысячи шестьсот двадцать пять ранеными». Ты – китаец, живущий в России. Я – русский, который учился в Китае, и люблю эту страну всей душой. Могут ли нас радовать эти цифры? Да будь мы хоть перуанцами. Смерть есть смерть. Радуются ей только ненормальные. Но это цена «восстановления справедливости». Это месть «неправедному государству». Кому от нее хорошо? Простым китайцам или русским парням, которые гибнут сейчас в Маньчжурии и на Тихом океане?