Шидловский Дмитрий. Пророк

   – Заметьте, они добровольно попросились в Союз, – заметил я.
   – Конечно, – усмехнулся герцог, – при той разрухе, которая царила в Европе, страны, участвовавшие в конфликте, могли избежать голода только за счет американской либо русской помощи. А стало быть, у них была альтернатива: либо вступать в НАТО, либо в ЕАС. Ведь именно это, так или иначе, было условием экономической поддержки.
   – Что делать, – вздохнул я, – странам, которые не могут себя защитить, приходится вставать под крыло более сильных соседей. Ведь когда мы остановили Гитлера под Смоленском и Киевом, он попробовал пробиться к Петербургу по Балтийскому берегу. Чтобы оккупировать Литву, Латвию и Эстонию, Манштейну хватило трех недель, а вот у нас дальше Изборска и Ивангорода те же части пройти не смогли. А потом еще генерал Радищев положил десятки тысяч русских жизней за освобождение Прибалтики. И, заметьте, никто из вступивших в ЕАС не жалеет об этом. Уровень жизни, скажем, в Чехословакии значительно выше, чем во Франции.
   – А Эстония опережает по среднедушевому доходу Дармштадт, – поддержал меня герцог. – Да, экономическое соревнование с Западом вы выиграли. Впрочем, если бы не изобретение атомной бомбы, я не сомневаюсь, что соперничество между Россией и США переместилось бы в военную плоскость. Когда в мире остается только два могущественных центра, жесточайшее соперничество неизбежно.
   – Что же, сейчас Америка не конкурент России, – я выжидающе посмотрел на герцога. Отвлеченные разговоры пора было заканчивать.
   – Но сейчас... Сейчас может возродиться вот он, – Фридрих гулко постучал по металлическому нагруднику стоящего перед нами доспеха.
   – О чем вы? В настоящее время союз немецких государств не в состоянии противостоять Российской империи.
   – Когда в лесу дерутся два льва, мелкие звери могут вставать на сторону одного или другого. Они выбирают того, победа которого более выгодна для них. Самостоятельную игру они вести не могут. Но когда в лесу царит один лев, все слабейшие ненавидят его за силу. И если они объединятся, то одинокому, хоть и сильному льву может не поздоровиться.
   – То, о чем вы говорите, это теоретические размышления или... – я сделал многозначительную паузу.
   – Или. Сейчас Америка не конкурент России, и среди глав немецких государств идут интенсивные переговоры. Речь о том, чтобы все их участники отказались от планов вступления в ЕАС и приступили к формированию единого Германского государства.
   – То, что Альберт, король Баварский, давно метит во всегерманские кайзеры, мы хорошо знаем. Но что это даст другим германским государствам? Членство в ЕАС – это газ, нефть и прочее сырье по выгодным ценам. Это беспошлинная торговля на всем Евразийском пространстве, это неизбежный и скорый рост уровня жизни и социальной защищенности населения. Стоит ли отказываться от всех этих благ ради призрачной идеи великой Германии? Да и одна западная Германия, без Пруссии, не сможет стать по-настоящему серьезным игроком на мировой арене.
   – Вы недооцениваете энергию разделенной нации, стремящейся к объединению, – покачал головой герцог. – Более полувека назад нас разделили насильно, но к тому времени мы уже стали единой германской нацией. Может быть, под сенью русского двуглавого орла нас ждет богатая жизнь, но не счастье. Ни одна уважающая себя нация не будет довольна, если ее жизнью управляют чужаки. Даже чехи и поляки, которым вы принесли покой и благополучие, которых освободили от фашизма, ропщут на вас. Простой логикой этого не объяснить. Есть еще национальный гонор. Что же говорить о нас, немцах, которые еще недавно претендовали на мировое господство? Не унижает ли нас, что мы поодиночке выпрашиваем милости у восточного соседа? Уверяю, если западные немцы объединятся, даже Пруссия не устоит перед тем, чтобы примкнуть к нам. Сыграет фактор национальной солидарности. Через месяц главы немецких государств прибудут в Мюнхен на ежегодную общегерманскую конференцию. Там и будет подписана декларация о создании единого западногерманского государства. Притом, заметьте, в конференции примут участие наблюдатели от Пруссии.
   – Что ж, объединенная Германия тоже может вступить в ЕАС, – заметил я после непродолжительной паузы.
   Герцог долго и выжидающе смотрел на меня, а потом решительно ткнул пальцем в стоявший перед нами доспех.
   – Он не даст. Как только единая Германия возродится, в ней сразу возобладает дух воинственности. Уж поверьте мне, князь. И не последнюю роль здесь сыграет то национальное унижение, через которое мы прошли в двадцатом веке. Произойдет то же, что и в тридцатые годы прошлого века. Наиболее воинственные режимы появляются там, где народ потерпел жесточайшее поражение.
   – Франция и Англия могут выступить против, – заметил я. – Для них возрождение единой Германии – новая угроза.
   – Для них это новый противовес всевластию России в мире, – возразил герцог. – Помните, когда в лес приходит лев, остальные звери могут объединиться против него. Для Лондона и Парижа единая Германия грезится как мощнейший инструмент воссоздания мирового равновесия. Насколько я знаю, Альберт уже проводил тайные переговоры и с англичанами, и с французами. В перспективе обсуждается формирование единого Европейского Союза, который станет альтернативой ЕАС. – Герцог ненадолго замялся. – Но игра куда крупнее, чем вы можете себе представить.
   – Куда уж крупнее, если решается судьба всей Европы! – засмеялся я.
   – Решается судьба всего мира, будущего Российской империи и ЕАС.
   – Ох, бедная старушка Европа, – вздохнул я. – Хоть и канули в Лету времена колониальных завоевателей, она по-прежнему пребывает в уверенности, что вся мировая политика делается в пространстве между Гибралтаром и Невой.
   – Нет, интрига гораздо сложнее. Альберта поддерживают китайцы.
   – Что?!
   – Для Китая очень выгодно создать в Европе такой очаг сопротивления России, как ЕС. Это позволит ему свободнее проводить свою политику, направленную на усиление влияния в Азии. Конечная же цель – поражение России. Как говорит их идеолог Гарри Гоюн: «Орел и Дракон, объединившись, разорвут Медведя». Орел для него – это объединенная Европа. Дракон – Китай. Ну а Медведь – сами догадайтесь кто.
   – Что-то я слышал о Гарри Гоюне, – наморщил я лоб. – Кажется, это глава какой-то секты в Калифорнии?
   – Да, он создал учение «Небесного предела». Но это только надводная часть айсберга. На самом деле этот человек является духовным отцом приходящей сейчас ко власти в Китае новой генерации политиков. Он идеолог грядущих реформ, и основа этой идеологии – усиление Китая и подрыв могущества России.
   – Вы так хорошо осведомлены о деятельности Гоюна?
   – Да. Ведь это он подготовил конференцию, на которой будет провозглашено объединение Германии.
   – Вот как?!
   – Именно поэтому ваша разведка и не засекла тайных переговоров между германскими государствами. Они осуществлялись через посредничество центров «Небесного предела» и самого Гоюна. Вот так-то, князь. На самом деле против вас играет сама Поднебесная империя. Притом, заметьте, она усилилась настолько, что уже способна влиять на события в Западной Европе.
   – Хорошо, – я ненадолго задумался. – Но почему вы мне рассказываете об этом? Ведь, по логике, вы должны быть на стороне тех, кто стремится воссоединить Германию.
   – Из-за него, – герцог снова показал на доспех. – Любая система должна развиваться. Единая Европа неизбежно пойдет на восток. Конфронтация с Русью всегда приносила моему народу одни беды. Лучше уж мой маленький Дармштадт войдет в ЕАС и познает тихое мирное процветание, чем станет частью возрождающейся агрессивной империи.
   Я молча смотрел на герцога. Конечно, он многого недоговаривал. Как любой политик, он не мог принимать решений, исходя из собственных пристрастий, и должен был руководствоваться интересами своего государства и волей народа. Но сейчас его страна действительно стояла на распутье. Если бы мы отказали Дармштадту в ускоренном приеме в ЕАС, то неизбежно толкнули бы в объятия Альберта Баварского с его безумным проектом великой Германии. Потому Фридрих и не оповещал нас раньше – ждал, пока не придем к нему сами. Маленький, беззащитный курортный Дармштадт со своей межгерманской биржей во Франкфурте никому не нужен как самостоятельное государство. Без поддержки России союз немецких государств поглотил бы его в два счета. Нет уж, лучше герцогу Фридриху Дармштадтскому добровольно подписать Мюнхенскую декларацию, чем лишиться престола и окончить свои дни в изгнании где-нибудь в Братиславе. Я мысленно восславил те усилия, которые приложил, чтобы убедить союз промышленников и императора в необходимости принять Дармштадт в ЕАС. Теперь Фридрих смог выбирать, и предпочел он, конечно же, быть главой одного из государств ЕАС, чем рядовым членом сената объединенного германского королевства. Ничего не поделаешь, такова политика. А Россию можно было поздравить с победой в очередном из раундов бесконечного поединка на мировой политической арене.
   – Информация, которую вы мне сообщили, очень ценна, – произнес я. – С вашего позволения, я немедленно свяжусь с Зимним дворцом, чтобы передать ее непосредственно императору. Я очень рад, что этому тевтонскому доспеху вы предпочли костюм дипломата.
   – Скорее уж одеяние купца, – усмехнулся герцог. – А доспех можете взять себе. Мне он действительно не нужен. Делайте с ним что хотите.
   – Что хочу? Что ж, воля ваша.
   Я выхватил из ножен меч Масамунэ и одним ударом рассек нагрудник с выгравированным на нем орлом. Разрубленный доспех с грохотом обрушился на каменный пол.
   – Пусть этот экспонат останется в вашем музее, – предложил я, – как напоминание о том, что ни один агрессор не может чувствовать себя в безопасности даже за самой крепкой броней.
   Герцог цокнул языком.
   – Превосходный удар, князь. Скорее, это будет символ победы восточной мудрости над западным рационализмом.
   – Особенно если считать мудростью прием Дармштадта в ЕАС, – рассмеялся я, возвращая клинок в ножны. – А теперь не позволите ли вы мне воспользоваться спутниковой связью? Я должен немедленно проинформировать Петербург.
 
   Автомобиль с огромной скоростью несся по автобану. По бокам мелькали зеленые поля и леса Дармштадта.
   – Тебе понравилось у герцога? – спросил я, чтобы как-то расшевелить молчавшую всю дорогу Юлю.
   – Красиво, – ответила она, глядя в окно. – Почему ты это делаешь со мной?
   – Что? – не понял я.
   – Прием у герцога Дармштадтского, знакомство с русской знатью, апартаменты в лучшем Висбаденском отеле. Ты ведь знаешь, что все это не для простой девочки из Пскова.
   – Ну почему же? Чем простая девчонка из Пскова хуже их всех?
   – Шутишь? Может быть, я и не хуже, но я из другого мира. Мы живем по-разному, думаем по-разному. Нам никогда не понять друг друга. И ты для меня – человек из другого мира. У нас нет общего будущего.
   – Происхождение, достаток – все это чушь, – возразил я. – Если люди хотят идти навстречу друг другу, они обязательно встретятся.
   – Хорошо, сегодня мы были у герцога. Что дальше?
   – Завтра съездим в Бад-Эймс. Прокатимся на конях по долине Лана. Потом съездим на Рейн...
   – Я не про то. Эта неделя закончится, и я вернусь в свою маленькую квартирку на улице Юденича, а ты в свой дворец на Мойке. Нам не быть вместе.
   – Ты всегда будешь желанной гостьей в моем доме.
   – Да, конечно, – она повернулась ко мне и печально улыбнулась. – Есть пропасти, которые простому человеку никогда не перепрыгнуть.
   Кажется, она понимала, что после нашего возвращения мы расстанемся навсегда.

Глава 10
ВОЗВРАЩЕНИЕ

   Я вошел в свой кабинет.
   – Надеюсь, вы хорошо отдохнули? – улыбнулся мне Анатолий.
   – И вечный бой, покой нам только снится, – отшутился я. – Что у нас самое существенное?
   – Самые важные документы на вашем столе. Прочая переписка в той кожаной папке.
   – Хорошо. Оставь меня и пока не соединяй ни с кем. Я поработаю с бумагами.
   Я уже заканчивал просмотр неотложных документов, когда на столе зазвонил телефон.
   – Прошу прощения, ваша светлость, – услышал я в трубке голос Анатолия, – но звонит Елена Сергеевна. Соединять?
   – Соединяй, – буркнул я.
   – Здравствуй Александр, – услышал я в трубке знакомый голос.
   – Здравствуй, Лена.
   – Вот, звоню поздравить тебя с тем, что у тебя хорошие адвокаты. Не думала, что тебе удастся выкрутиться на этот раз.
   – Спасибо. Адвокатов я подбираю очень тщательно.
   – Но ведь расчет, который они предоставили, был подлогом.
   – Что ты?! Вполне реальный расчет из утвержденного советом директоров технико-экономического обоснования проекта.
   – Рассказывай!
   – А что ты вообще ожидала услышать?
   – Ну да, ты опытный игрок. Лишнего не сболтнешь.
   – Слушай, давно хочу тебя спросить, зачем тебе все это надо? Ведь после развода ты получила огромное состояние. Зачем тебе мои предприятия? Ты же все равно не справишься с управлением и погубишь дело.
   – Потому что я ненавижу тебя и не остановлюсь, пока не разорю.
   – Понятно. Это надолго.
   – Не надейся. В следующий раз я добьюсь своего. Так что наслаждайся жизнью напоследок. Тем более у тебя, говорят, новая пассия. И что ты в ней нашел? Судя по фотографиям, которые любезно предоставили папарацци всего мира, в ней ни рожи ни кожи. Неужели так хороша в постели?
   – Возможно. Что с того?
   – Я просто удивляюсь, как низко ты пал. Ты всегда был бабником, но есть же какие-то пределы. Подумать только, князь Юсупов гоняется за низкопробными потаскухами! Она же дочь какого-то пролетария. Хочу тебе сообщить, если ты еще не в курсе, что список ее любовников весьма внушительный. И что интересно, ни одного человека нашего круга, все шушера какая-то.
   – Был я как-то на выставке собак. Ты знаешь, многие породистые псы ничуть не умнее и даже не красивее дворняг. Родословная только пышная, ну так это бумага. Потеряется – никто и не вспомнит. А я смотрю, у тебя обширная агентура.
   – Какая агентура, дорогой? О твоей новой даме уже неделю шумят и пресса, и Интернет. Всю подноготную твоей дворняжки выкопали, включая список ее кобелей. Не желаешь полюбопытствовать?
   – Я не копаюсь в журналистских помоях. У тебя есть что-нибудь ко мне по делу?
   – Ничего больше. Я лишь позвонила, чтобы предупредить тебя, что вскоре ты потеряешь все.
   – Если ты имеешь в виду имущество, то я не держусь за него.
   – Вот и прекрасно, – она бросила трубку.
   Я надавил на рычаг аппарата и тут же набрал телефон Морозова.
   – Здравствуйте, Григорий Васильевич, – приветствовал я его. – Мне стало известно, что ряд журналистов в печатных изданиях, на телевидении и в Интернете оказались чрезмерно ретивы, исследуя подробности жизни некоей Юлии Тимофеевны Грибовой. Не сочтите за труд, изучите все публикации на предмет нарушения законодательства об охране частной жизни. Поручите это кому-нибудь потолковее из вашей конторы. Если найдете хоть какие-то зацепки, немедленно предъявляйте иски на полную катушку. Десять процентов полученных компенсаций составят вашу премию, остальное перечислите на счет госпожи Грибовой. И еще. За каждый год тюремного заключения, на который будут осуждены эти писаки, получите от меня премию в пять тысяч рублей. Условное осуждение – две тысячи за год. Принудительные работы – триста рублей за месяц.
   – Я не узнаю вас, ваше сиятельство, – отозвался Морозов. – Вы всегда были так безразличны к мнению прессы.
   – Я и сейчас безразличен к тому, что пишут обо мне. Но люди, которые пострадали из-за близости к князю Юсупову, всегда могут рассчитывать на защиту с моей стороны.
   – Это благородно, ваше сиятельство. Мы их порвем.
   – Я рад, что для вас сошлись материальный интерес и моральное удовлетворение.
   Я повесил трубку и вернулся к изучению бумаг. Закончив разбирать неотложные документы, я подтянул к себе кожаную папку. В основном там находились приглашения на всевозможные приемы, выставки, презентации и рауты. Большинство из них немедленно отправилось в мусорную корзину. Некоторые я отложил в сторону, чтобы Анатолий составил вежливый отказ. Я уже подумал, что превращаюсь в сортировочный автомат, когда мой взгляд упал на большой конверт с изображением пагоды. Я пробежал глазами лежавшую там открытку, потом перечитал медленно и откинулся в кресле. Такого поворота событий я не ожидал. Телефон на моем столе зазвонил.
   – Ваше сиятельство, только что звонили из Зимнего дворца, – доложил Анатолий. – Кортеж его императорского величества прибудет к нам через пять минут.
   – Что?! – я не поверил собственным ушам.
   – Император по дороге из Царского Села выразил желание заехать к вам.
   – Ясно, – я бросил трубку, сунул открытку в карман и заспешил к главному входу.
   Когда я вышел к центральной лестнице, император уже входил во дворец.
   – Здравствуйте, князь, – приветствовал он меня. – Вот, решил навестить. Не обременю?
   – Что вы, ваше величество. Вы всегда желанный гость в моем доме, – я пожал ему руку.
   – Наслышан о красотах вашего дворца. Да и вы меня, помнится, приглашали. Извольте же провести экскурсию, ваша светлость, – с дружеской улыбкой произнес император.
   Мы поднялись на несколько ступеней, и император жестом приказал сопровождающим оставаться внизу.
   – С чего прикажете начать? – поинтересовался я.
   – Покажите мне ту комнату, – тихо попросил император.
   Я понял, о какой комнате он говорил. Мы двинулись длинными коридорами первого этажа. Проходя через шестигранный зал, я указал на одну из комнат:
   – Здесь они ожидали.
   Император понимающе кивнул.
   Мы спустились по старой узкой деревянной лестнице. Грузный император с трудом протиснулся в дверной проем, выходя к ней. И вот мы вошли в ту комнату. Государь обвел помещение сумрачным взглядом и неспешно произнес:
   – Похоже, здесь ничего не меняли с той ночи.
   – Все сохранено, – подтвердил я. Император перекрестился на богато инкрустированное каминное распятие.
   – Именно этот крест и рассматривал Распутин, когда дед выстрелил в него, – сказал я.
   – И после этого Гришка еще сумел выскочить во Двор и чуть не спасся, – заметил государь.
   – Мой дед отвратительно стрелял, – пожал я плечами.
   – Зато мой бил без промаха.
   Я отвел глаза в сторону.
   – Ведь это Дмитрий Павлович уложил «старца», – усмехнулся император. – Не Пуришкевич же, у которого револьвер в руках трясся.
   – Для любого подданного империи такое заявление было бы святотатством, – заметил я.
   – Но мы-то с вами можем говорить начистоту. Для обывателя власть должна быть священна. Но если те, кто на вершине, уверуют в свою непогрешимость и богоизбранность, то обрекут себя на неминуемую гибель. Вы понимаете, почему я к вам приехал сегодня? Я правильно выбрал место для беседы? – государь обвел рукой комнату.
   – Здесь менее всего возможна установка прослушивающих устройств, – я сделал вид, что не понял намека.
   – Хватит ходить кругами, – государь тяжело опустился на венецианский стул.
   Я подошел к стоявшему в стороне сервировочному столику, выставил на стол два бокала и разлил в них вино.
   – Ого, Мадера, – заметил государь.
   – Так хотел мой дед, чтобы здесь всегда была бутылка с Мадерой, – ответил я.
   – А вы, Юсуповы, оказывается, сентиментальные люди.
   – Так повелось, государь. Внешне жесткое должно иметь мягкий сердечник. Внешне мягкое должно таить в себе жесткость. Иначе не выжить в этом мире.
   Император выжидающе посмотрел на меня.
   – Вы правы, государь, – произнес я, – все признаки секты налицо. Да, учение Гоюна привлекает все больше последователей, притом секта «Небесного предела» целенаправленно вербует сторонников в разных странах и на всех социальных уровнях. Да, Гоюн старается завладеть экономическими рычагами. Да, он пытается приобрести политическое влияние.
   – Пытается приобрести?! Он сумел заварить кашу с объединением немецких государств, чем чуть было не спутал нашу политику в Европе. Он привел к власти в Китае свою группировку чиновников. Да он уже весьма влиятельная фигура!
   – Я бы не переоценивал роль Гоюна в этих событиях, ваше величество. Сложно было бы представить, что такая мощная держава, как Китай, не попытается возвыситься, а такой значимый регион, как Западная Европа, безропотно подчинится русскому влиянию и не даст адекватного ответа. Россия сейчас гегемон в мире. Естественно, что любые значимые международные события затрагивают ее интересы. Вот и получается, что и Пекин, и Мюнхен выступают против Петербурга. С кем им еще бороться? Америка не игрок. Гоюн просто оказался в нужном месте в нужное время: он дал китайским реформаторам идеологию и оказался посредником при тайных переговорах немецких государств. Но не он так другой. У истории свои законы, и эти события все равно бы произошли.
   – Вы считаете, что Гоюн здесь ни при чем?
   – Я говорю о причинах событий. Гоюн умело воспользовался ими и взлетел на самую вершину – это говорит о недюжинном уме. К тому же он активный политик, так что сбрасывать его со счетов нельзя.
   – Так он опасен или нет? – нахмурился государь.
   – Опасен, но не тем, о чем вы говорите. Он сумел создать учение, которое завладело умами миллионов. Бедные и богатые, знатные и худородные, стяжатели и бессребреники видят в нем пророка и мессию, а быть пророком и мессией может только очень сильная личность. Народы не пойдут за слабым вождем, им нужен тот, кто затронет в их умах и душах самые чувствительные струны. И, похоже, Гоюн умеет это делать.
   – Так в чем же его учение?
   – Банальности. Не убий, ни укради, следуй мировому Дао, ищи просветления. Все, что есть во всех мировых религиях. Мудрые вещи вообще до обидного банальны. Что бы ни открыл, все уже многократно сказано и растиражировано.
   – Так чем же он берет?
   – Тем, что понимает, о чем говорит и с кем говорит.
   – А может быть, он и есть пророк и мессия? Или лжепророк и антихрист? И будет говорить гордо и богохульно, и дана ему будет власть? – государь испытующе посмотрел на меня, но я выдержал этот взгляд.
   – Я не готов еще ответить на этот вопрос, ваше величество. Но я обязательно узнаю это.
   – Каким образом?
   – На ловца и зверь бежит, – я достал из кармана открытку и протянул императору.
   – Что это? – государь рассеянно скользнул взглядом по иероглифам.
   – Приглашение от Ди Гоюна посетить его поместье в Калифорнии в любое удобное для меня время.
   В комнате повисло молчание.
   – Вообще-то, по правилам этикета, прилично было бы направить приглашение на русском, английском или французском языке, – заметил наконец император.
   – Он дал мне понять, кого видит во мне, – ответил я. – Князь Юсупов ему не интересен. Ему нужен Сяо Лунг, Маленький Дракон, ученик Ма Ханьцина. Поэтому приглашение на китайском. И он видит во мне мастера, равного себе. Поэтому оно написано лично им, от руки, каллиграфически.
   – Сложно у вас, – покачал головой государь.
   – Европейский этикет не менее затейлив.
   – И зачем он приглашает вас, как вы считаете?
   – Не знаю. Но в любом случае это будет поединок.
   – Почему вы так решили?
   – Интуиция.
   – Когда поедете? – спросил после небольшой паузы император.
   – Не раньше чем через три недели. Мне нужно завершить еще кое-какие дела и должным образом подготовиться к встрече.
   Император снова испытующе посмотрел на меня.
   – Хорошо, желаю вам успеха. Но при любом исходе вы должны мне сказать, кто он.
   – Можете в этом не сомневаться, ваше величество.
   Государь одним махом допил вино из своего бокала и поднялся.
   – Ну а дворец свой вы мне все-таки покажите. Какие тут у вас чудеса? Галерея, театр, библиотека, оранжерея...
   – Мавританская гостиная, – подсказал я.
   – Ведите, – улыбнулся император.
   На втором этаже, в картинной галерее, император прервал экскурсию неожиданным вопросом:
   – Слушайте, князь, что это за скандал приключился с вами в Висбадене?
   – Скандал? – удивленно посмотрел я на него.
   – Говорят, вы заявились туда с какой-то чрезвычайно юной особой.
   – Вполне совершеннолетняя девица, ваше величество.
   – Из простых?
   – А разве это запрещено?
   – Нет, конечно. Тем более что, судя по фотографиям, которые мне подсунули, дама более чем соблазнительная. Но есть же определенные нормы поведения. Я, конечно, по себе знаю: седина в бороду – бес в ребро. Человек нашего круга может позволить себе определенные вольности, но тащить любовницу на светский курорт было вовсе не обязательно.
   – Но я же не отдыхать туда ехал. У меня было две задачи: провести переговоры с герцогом Дармштадтским и узнать, что думает высшее общество о секте Гоюна. И та, и другая задача требовали не привлекать к себе лишнего внимания.
   – И для этого вы потащили за собой барышню?
   – Разумеется. Все знают, что я сторонюсь мест, где собирается высший свет, и не лечусь на европейских курортах. Если бы я приехал один или в сопровождении светской львицы, в Мюнхене и Париже поняли бы, что я приехал на переговоры, а высшее общество забеспокоилось бы. А так всем все ясно: старый князь подцепил молодую любовницу, распушил хвост и поехал показывать ей свет.