Страница:
– Через месяц-полтора будем в Пекине, – благостно улыбнулся Нессельроде. – Армия у них многочисленная, но в двадцать первом веке это не означает ровным счетом ничего. Их вооруженные силы превосходят нас в численности в двадцать раз, но мы более чем значительно превосходим их по уровню техники. Кроме того, у них всеобщая воинская повинность, а у нас уже сорок лет как профессиональная армия. Ну много ли призывники с гражданки навоюют против наших чудо-богатырей? Так что исход войны, считаю, предрешен.
– Кстати, Япония нас поддержит, – вставил реплику Васильчиков. – Они давно опасаются китайской угрозы и будут рады помочь нам разделаться с Поднебесной. Если войны избежать не удастся, мы уж постараемся, будьте уверены. Морские базы и аэродромы станут к нашим услугам. Да и у самураев авиация недурная.
Мысленно я поздравил Шебаршина с маленькой победой. Одной обвинительной репликой сделать человека своим союзником не каждому под силу.
– С Японией все достаточно ясно, – недовольно пророкотал Вольский. – А союзники Китая в Европе? А Североамериканские государства? Их тоже бомбить? Я согласен с князем Юсуповым: выглядеть перед всем миром агрессорами нам сейчас совсем не выгодно. Кроме того, не забывайте, что мы и без того по уши в экономических проблемах. Рост цен на зерновые угрожает стабильности во всем Евразийском союзе, а высокие цены на морские перевозки не позволят покупать зерно в Америке.
– Зерно из Америки?! – воскликнул Васильчиков. – Да где это видано, чтобы Россия закупала зерно?
– А вы видите другой способ сбить цены? – повысил голос Вольский.
– Я вижу, – неожиданно объявил Нессельроде. – Ввиду военного времени, мы сможем ввести фиксированные цены на зерно и принудительно изъять все излишки. Это нанесет еще один удар по нашим врагам. Ведь никто из присутствующих не отрицает, что снижение цен и массовая закупка урожая в этом году были предприняты с единственной целью – нанести удар по России.
«Осмелел ястреб, – подумал я, разглядывая Нессельроде. – Или волк, или... шакал? Такая публика обычно в стае хорохорится, а в одиночку смирная. Но вот формируется-то сейчас именно стая».
– Вы еще продразверстку объявите, – огрызнулся на генерала Вольский.
– Действительно, господа, – вступил в разговор император, – давайте говорить о реальных вещах. Замораживание цен и конфискации – это и впрямь экстренные меры, допустимые в чрезвычайных ситуациях. Но они никогда не проводились безболезненно. Любые эксперименты по государственному вмешательству в экономику и регулированию, которые проводились в двадцатом веке в разных странах, давали неизменно негативный результат. Я уж не говорю о печальном опыте большевиков в нашем отечестве. Экономика – настолько сложный и саморегулируемый организм, что вторгаться в него со скальпелем без крайней необходимости в высшей степени опасно. Пока я такой необходимости не вижу. Вернемся к насущным вопросам. Мне показалось, что Леонид Владимирович еще не закончил свой доклад. Продолжайте, генерал.
– Благодарю, ваше величество, – отозвался Шебаршин. – Собственно, относительно Китая я сказал все. Поднебесная выступила нашим врагом и должна быть примерно наказана в назидание всем остальным. Что касается государств Западной Европы, то я уже имел честь доложить свои соображения на этот счет: мы должны принять их в ЕАС на упрощенных условиях. Сейчас это единственный способ разрушить создаваемую антирусскую коалицию. Мы должны содействовать импорту их продукции в обмен на рубли, которые осядут мертвым грузом в западных банках и кубышках частных лиц. Это позволит нам не только «перекупить» Запад, но и повысить уровень жизни здесь, в империи. Тем легче народ переживет некоторое подорожание пищевых продуктов. Оно будет просто компенсировано дешевыми промышленными товарами из Западной Европы. Последние семь лет темпы роста уровня жизни в империи замедлились. Возможно, с этим частично связано недовольство части населения, ставшее причиной популярности секты Гоюна. В результате новой экономической политики мы дадим народу резкое повышение уровня жизни уже в ближайшие годы. Это укрепит трон, вернет стабильность в империю, нанесет удар по позициям наших врагов. Что же касается закупок хлеба, то ближайшие год или два они неизбежны, но и из этой ситуации мы можем извлечь выгоду. Закупим хлеб только у Южной Конфедерации. Это поспособствует ее экономическому росту и... усилению амбиций. Как следствие, Атланта откажется от идеи равноправного союза с Вашингтоном и Лос-Анджелесом и захочет доминировать над ними. Это окончательно похоронит любую возможность возрождения единого государства на территории бывших США.
– Правильно, – растекся в улыбке Нессельроде. – Слова не мальчика, но мужа!
– Интересно, как сей муж собирается устранять те диспропорции в экономике, которые повлечет за собой реализация этого плана? – проворчал Вольский.
– По оценкам нашего департамента экономической безопасности, Россия вполне сможет выдерживать подобные диспропорции двадцать, тридцать, а возможно, и сорок лет, – снисходительно ответил Шебаршин. – Более того, благодаря этим «диспропорциям» население империи существенно повысит свой уровень жизни за счет европейских товаров, приобретаемых на необеспеченные бумажки. В качестве дополнительного ресурса мы можем привлечь дешевую рабочую силу из стран Ближнего Востока, Центральной Азии и Индокитая. Облегчим получение вида на жительство и даже гражданства – и эмигранты потекут сюда рекой. Культурный и образовательный уровень в этих странах весьма низкий, зато эти люди за мизерную зарплату будут выполнять самую грязную и неквалифицированную работу. Хватит с них счастья жить в стабильной стране и перспективы на российское гражданство для детей. Держать их в узде нашей правоохранительной системе вполне по силам, зато бюджеты городов сэкономят приличные деньги на зарплаты муниципальных работников, а промышленность получит дешевую рабочую силу. Повысится эффективность, появятся свободные средства.
– Логика есть, – проворчал Вольский. – За расширение притока эмигрантов и упрощение процедуры выдачи гражданства мы давно ратуем. Зарплаты в империи так возросли, что скоро космический корабль дешевле столичных дворников будет стоить. Я уж не говорю про то, что в промышленности мы вынуждены сейчас чернорабочему платить столько же, сколько еще двадцать лет назад платили дипломированному инженеру. Эмиграция снимет эту проблему. Но она не снимет проблему выпуска в обращение необеспеченных денег. Пройдет двадцать, тридцать, даже сорок лет. А что потом? Накопленная за границей денежная масса обрушится на наш рынок и уничтожит нашу валютную систему. Да, сейчас рост уровня жизни продолжится. Но это будет не следствием повышения производительности труда, как раньше. Это будет экономика мыльного пузыря. А мыльный пузырь, как известно, имеет привычку лопаться, а сколько ему понадобится для этого времени: двадцать, тридцать или сорок лет – вопрос уже несущественный. Кроме того, не забудьте о наших союзниках в Восточной Европе. Промышленность Польши, Венгрии, Греции, даже Пруссии не выдержит конкуренции с западными производителями, если мы снимем таможенные барьеры и обеспечим приток капитала в Западную Европу. Пожалуй, только Чехии с ее транзитом капиталов и банками ничего не грозит. Да и она может почувствовать себя не так уверенно, если вслед за Францией и Италией к Евразийскому банковскому союзу присоединится Швейцария.
– И черт с ними, – отмахнулся Шебаршин. – Меня в первую очередь интересует Россия. Если за ее благополучие должны будут заплатить поляки, венгры и пруссаки, пусть платят. Главное, чтобы это были не мы. Или вы можете предложить что-то лучшее?
Вольский отвел глаза и промолчал.
– Какие еще соображения, господа? – требовательно спросил император.
В комнате воцарилась тишина. Император многозначительно посмотрел на Васильчикова.
– Вообще-то, – промямлил тот, – подводить своих старых союзников...
– Можно подумать, они поступили бы с нами иначе! – воинственно воскликнул Шебаршин. – Каждое государство заботится лишь о своих интересах. Так было во все времена. Если из-за своих былых ошибок и неудач они оказались на обочине, то пусть и расплачиваются за это.
– Тоже верно, – смущенно улыбнулся Васильчиков. – По крайней мере, если нет другого способа, то я за.
– Ваше мнение? – государь строго посмотрел на Вольского.
– Это безумие, – отчаянно замотал головой тот. – Мы закладываем бомбу замедленного действия.
– Разумный и рачительный политик сможет своевременно обезвредить ее, – примирительно улыбнулся Шебаршин. – Главное сейчас – это сохранить за Россией лидирующие позиции в мире. Сейчас это главная задача, на решение которой должны быть брошены все силы. Впоследствии, регулируя налоговую систему, реформируя ЕАС и проводя сбалансированную внешнюю политику, Россия сможет устранить те диспропорции, которые вас пугают. По крайней мере, мы сможем справиться с наиболее серьезной и реальной опасностью. Той, которая существует в настоящее время. О грядущих опасностях пусть думают будущие поколения. Впрочем, государь, кажется, спрашивал вашего мнения. Почему бы вам не предложить иную, лучшую программу, которая с тем же успехом сможет предотвратить наступающий кризис, но не будет иметь столь негативных последствий, я буду рад выслушать ее.
– Хотел бы я предложить, – развел руками Вольский, – да не могу. По отдельности все выглядит не слишком фатально, но когда и там проблемы, и тут не слава богу, и все одновременно...
Шебаршин торжествующе обвел взглядом собрание.
– Ваше мнение, генерал? – повернулся император к Нессельроде.
– Никаких возражений! – объявил тот. – Четкая, ясная, толковая программа. Я «за».
– А вы что скажете, князь? – взгляд государя остановился на мне.
– Хорошая программа, – широко улыбнулся я в ответ.
На лицах присутствующих застыло недоумение. Кажется, никто не ожидал от меня поддержки Шебаршина, включая самого председателя Имперского Комитета Государственной Безопасности. Краем глаза я заметил, как на лице государя мелькнула тень разочарования.
– Хорошая программа, – повторил я, – если жить под девизом: «После нас хоть потоп». Неплохая, если считать, что предательство союзника – норма политики. И я уже не говорю о том, что она вполне приемлема, если мы считаем допустимым развращать свой народ.
– Однако, князь, – Шебаршин сокрушенно покачал головой, – откуда взялись столь высокопарные обвинения? Я уж не говорю о том, что, критикуя чью-то программу, всегда полезно предложить лучшую.
– Разумеется, генерал, – я постарался улыбнуться Шебаршину как можно шире и радушнее. – Я не буду повторять возражения, уже высказанные господином Вольским. Я также не стану разглагольствовать о высоких материях и морали. С вашего позволения, я лишь опишу реальные последствия программы генерала Шебаршина. И, разумеется, предложу свой путь выхода из сложившегося кризиса.
– Сделайте такое одолжение, – обронил государь.
– Начать с того, что дисбаланс, о котором говорил господин Вольский, не будет предотвращен. Во всяком случае, я не верю в это.
– Считаете своих преемников глупее себя? – усмехнулся Шебаршин.
– Отнюдь, генерал. Во главе нашей державы, несомненно, и впредь будут стоять прекрасные стратеги. Но согласитесь, что страна не автомобиль, который водитель может разворачивать по своему усмотрению и желанию. Ни одна реформа не пройдет без согласия народа.
– То-то Петр Первый со всеми свои дела согласовывал, – хихикнул Васильчиков.
– Ничего бы он не сделал, если бы его не поддерживала самая активная часть подданных. Реформация всегда связана с нарастанием народного недовольства. Иначе люди просто не примут изменения привычного уклада жизни. Перемен не любит никто. Но бывает, что недовольство существующим порядком вещей пересиливает стремление к покою и стабильности. К началу реформ Петра такое недовольство было. При воцарении Александра Третьего было.
– А сейчас оно есть? – подал голос Шебаршин.
– Нет. Это меня и беспокоит, потому что реформы назрели. Длительное непрерывное процветание бывает опаснее кризисов, ибо успокаивает. Но если мы примем вашу программу, то через десяток лет, когда понадобится предотвратить грядущую катастрофу, его не будет, потому что вы предлагаете поселить в народе уверенность в вечном процветании. Высокий уровень жизни за счет чужих стран развращает народ, как ничто другое. Рим пал именно из-за этого. Вы действительно хотите повторить его судьбу?
– Ну, сейчас не древние времена, – усмехнулся Шебаршин.
– Поэтому и удар по нам наносят не орды Аттилы, а секта «Небесного предела» Гоюна. Времена изменились, методы изменились, суть осталась та же. Если народ не хочет работать и пытается существовать за чужой счет, он обрекает свою страну на крах.
– Так уж и на крах? – съязвил Шебаршин. – Полноте, князь. Мне кажется, вы слишком недооцениваете Россию и ее более чем тысячелетнюю историю. Пережили татар, через Смутное время прошли, большевиков победили. Сколько раз твердили: «Русь погибла» – ничего, выжили. Весь мир сейчас в кулаке держим, худо-бедно.
– Рим тоже когда-то держал весь мир в кулаке и называл себя «Вечным городом», – ответил я. – А потом на Капитолийском холме пасли коз. Англия была Владычицей морей – стала маленькой островной державой. Австрия сто лет назад была великой империей – сейчас маленькая альпийская республика. Этот закон един для всех: можно править миром, но нельзя жить за чужой счет. Это ослабляет нацию, делает ее нежизнеспособной и в конце концов приводит к краху. Центр должен быть сильнее периферии во всем. Иначе лидерства не удержать.
– Слова, – бросил Шебаршин. – Вы обещали не залезать в философские дебри, а пока лишь сотрясаете воздух общими фразами. Мы с вами обсуждаем реальную программу действий, а не философскую концепцию. Вы сказали, что она принесет больше вреда, чем пользы. Вот и расскажите нам, какие реальные угрозы возникнут в ходе ее реализации.
– Извольте, генерал. Если даже забыть о том, что перекидывать свои проблемы на головы последующих поколений не слишком этично, надо признать, что самым неразумным поступком является обман собственного народа. Гитлер обманул немцев – и вскоре Германия лежала в руинах. Американцы поддались на уговоры продажных политиков – и США больше не существуют. Россия когда-то поверила большевикам – и ей досталась горькая чаша Гражданской войны и разрухи. Причем трагедии, о которых я веду речь, произошли еще при жизни инициаторов обмана. Я уже не говорю о том, что обманутый народ никогда не мог протрезветь до тех пор, пока катастрофа не становилась неотвратимой. Да и после краха мало кто понимал истинную суть произошедшего. Обструкции всегда и везде подвергались не сами обманщики, а те, кто вскрывал обман и показывал неприятную правду. Народный гнев обращался не на тех, кто привел страну к краю пропасти, а на тех, кто пытался его от этой пропасти оттащить. Это естественно. Человеку, который искренне убежден, что живет к справедливом обществе, всегда неприятно слышать о несправедливостях, которые в нем творятся. Человеку, который живет в достатке, всегда неугоден реформатор, действия которого бьют его по карману. Разговоры о необходимости реформ никогда не имеют поддержки, если обыватель видит богатые витрины и трясет увесистым кошельком. Сытые и обманутые граждане сметут любого, кто покусится на их мещанские права, да и правительства, что греха таить, всегда откладывают непопулярные меры «про запас». Так что иллюзии о реформах в грядущем я бы откинул. Они не состоятся или начнутся с фатальным опозданием. Притом пойдут под аккомпанемент проклятий народа и саботаж чиновников. Увы, но здесь в успех я не верю. И это будет во-первых. А во-вторых, к тому моменту Россия восстановит против себя весь мир. Да, сейчас нас недолюбливают за диктаторские замашки. Но впервые в истории мы имеем столько друзей. Когда еще у России были такие теплые отношения с Польшей? Когда еще во Франции была так популярна русская культура? Когда еще для народов Азии и Африки Россия была символом прогресса и примером для подражания? Что мы получим, реализовав программу, предложенную генералом Шебаршиным? Вы думаете, Польша и Венгрия простят нам спад в своей промышленности? Думаете, чехи забудут, что мы подставили под удар их банковскую систему? Мы потеряем старых друзей, но хуже всего, что мы и новых не приобретем. Или вы думаете, что друга можно купить? Страны, которые считают нас своим союзником, не были куплены. Мы просто спасли их от голода после окончания Второй мировой войны. Ценою собственных лишений мы помогали разоренным соседям выкарабкаться из разрухи после Второй мировой войны. Отрывали от себя, голодали, но их спасли. Теперь у нас есть едва ли не вечные преданные союзники, потому что такие жесты не забываются даже через поколения. И вот этих союзников вы сейчас собираетесь предать.
– Потерпят, – ухмыльнулся Шебаршин. – Сами говорите, что они нам обязаны. А заодно станут обязаны еще Франция, Англия, Италия и ряд других стран. Чем плохо?
– Тем, что любой нормальный человек всегда способен отличить бескорыстную помощь от делячества, – ответил я. – У любого народа бывают периоды взлетов и падений. И люди всегда с благодарностью вспоминают тех, кто оказал им бескорыстную помощь в тяжелые годы. Но несколько иначе они относятся к спекулянтам, которые в это же время скупали у них фамильные драгоценности по дешевке. Поверьте, они обязательно рассчитаются с этими делягами при первом удобном случае. Тот факт, что сделки прикрывались разговорами о помощи, ничего не изменит. А теперь вспомните, что ко дню расчета в империи сложится «пятая колонна» – дети тех, кого господин Вольский предлагает ввести сюда из стран третьего мира, чтобы решить проблемы отсутствия рабочей силы. Первое поколение эмигрантов будет радо выбраться из нищеты, а вот их дети обязательно спросят, почему азиатам и африканцам платят меньше, чем русским. Я не уверен, что выходцы из стран третьего мира так быстро ассимилируются у нас. Этому не способствуют ни их национальные традиции, ни низкий культурный уровень. А вот жизненных благ они будут требовать наравне с потомственными гражданами империи, благо сами к этому моменту обретут гражданство. Они уже не захотят работать дворниками, как их отцы. Они будут требовать только дармовых денег, жилья и шикарных машин, а мы для них станем спекулянтами, облапошившими их отцов. Они возненавидят империю, но настоящим бедствием окажется то, что, возненавидев ее, они все поголовно останутся ее гражданами. Именно так и пал Рим, и с тех пор варвары всегда платят цивилизации одинаково. Цивилизация должна подтягивать их до своего уровня, а не плодить нахлебников. Да, тактически это невыгодно, но стратегически это значительно выгоднее, чем наживаться на чужих трудностях.
– Насколько я понимаю, наживы алчем мы с господином Вольским, – с иронией в голосе заметил Шебаршин.
– Да уж, князь, мне кажется, вы несколько перегибаете палку, – проворчал Вольский. – В конце концов, будем откровенны, в плане господина Шебаршина нет ничего принципиально нового... Примерно так действовали американцы в Западной Европе после Второй мировой войны. Однако план Маршалла не вызвал такого уж сильного отторжения США среди европейцев. Да и Европа во многом обеспечила себе безбедную жизнь после войны именно благодаря дешевому труду иммигрантов. Что же до волнений... Подавим. Внутренние войска у нас, слава богу, получше, чем у французов.
– Во время холодной войны американцы просто дали Европе самостоятельно развиваться и заниматься своими проблемами. После Второй мировой европейские страны потеряли свои колонии, внешнеполитический маневр ограничивался позициями двух гигантов: России и США. Европа занялась своими проблемами и не пожалела. Эмигранты тут не сыграли большой роли. Просто сменились приоритеты в политике. Вместо внешней экспансии – повышение уровня жизни собственного населения. Вместо мессианства – соблюдение прав человека на своей территории. Это и породило тот золотой век Западной Европы, о котором все вспоминают сейчас с такой ностальгией.
– И который закончился с крахом США, – вставил Вольский.
– Расплата за жесткую привязку экономик, – ответил я. – Между прочим, кризис в США начался как раз в связи с падением доллара, причиной которого стал многолетний выпуск необеспеченных денег. Но мы-то сейчас говорим о другом. Да, в Европе не возникло серьезных антиамериканских настроений. Но только потому, что американцы не слишком вмешивались, вернее не могли вмешиваться во внутренние дела этих стран. Особенность биполярного мира, не более. Но ведь и особого проамериканизма не возникло. Как только Европа поднялась на ноги, началось соперничество Старого и Нового Света, которое было не столь заметно и не явно только из-за глобального противостояния США и России. Но, заметьте, на востоке-то никакого противостояния не возникло. Напротив, даже вековой лед во взаимоотношениях России и Польши был растоплен. Мы обрели искреннюю поддержку на Балканах, в странах Центральной и Восточной Европы. Там даже русофильство получило огромное распространение, чего прежде никогда не бывало. А все потому, что мы не покупали их, а строили взаимоотношения на основе искренней дружбы. Нам это вернулось сторицей в годы холодной войны. Но сейчас все будет не так. Да, мы «купим» Западную Европу, предав Восточную. Да, сейчас мы победим Китай. Но мы заложим мину замедленного действия под собственную империю. Пройдет лет двадцать, не больше, и на сцене появится новый игрок, который начнет действовать против нас. И тогда мы проиграем. Китай потерпит поражение сейчас? Да, мы раздавим его своей военной мощью. Но это же сделает его верным союзником нашего будущего противника. Поражений не прощают. Многочисленность и трудолюбие китайцев всегда будут обеспечивать Поднебесной важную роль в мировой политике и экономике. Северная Америка? Она пойдет за нашим врагом. Американцы сейчас – разделенная нация, как и немцы. Мешают им воссоединиться амбиции собственных местечковых политиков и наша имперская политика. Но когда мы не сможем достаточно эффективно играть на их поле из-за внутренних трудностей, они обязательно начнут воссоединяться. Это естественный процесс для любой разделенной нации. И политику, который возглавит этот процесс, чтобы победить противников объединения, очень нужен будет грозный внешний враг. Такового лучше России будет не найти. Так что и Америка развернется против нас. Западная Европа? Она переметнется в стан врага из-за давления, которое будет оказывать Россия на их экономику и культурную жизнь. А это неизбежно в однополярном мире. Наша сегодняшняя «помощь» будет забыта, а вернее, поставлена нам в вину, как скупка антиквариата за хлеб во время голода. И самое главное. Мы лишимся поддержки наших союзников в Восточной Европе. Они не простят нам сегодняшнего предательства. Да, население империи сейчас свыше четырехсот миллионов. Да, через двадцать лет будет пятьсот. Да, сейчас мы имеем самую эффективную экономику. Но мы потеряем все эти преимущества, если реализуем план генерала Шебаршина. Наше население будет развращено жизнью за чужой счет. Оно разучится работать и утратит желание сражаться за свою страну. Оно будет требовать хлеба и зрелищ, надеяться на защиту наемников и труд колоний. Такая страна не может не проиграть, и она проиграет. И тогда, через три десятилетия, Россия сама окажется разделенной страной. И все это произойдет по неумолимой логике событий, начальный толчок к которым даст реализация имперского плана генерала Шебаршина. И если провозглашенной его целью сейчас является сохранение лидерства России, то результатом станет ее падение.
В комнате воцарилась тишина. Присутствующие недоуменно переглядывались друг с другом. Первым пришел в себя Шебаршин. Наигранно безразличным тоном он осведомился:
– И где же, князь, по-вашему, появится эта новая сила, которая приведет в краху империи?
– Да где угодно, – отмахнулся я. – Хоть в Польше.
На несколько мгновений в комнате снова воцарилась тишина, а потом раздался короткий смешок Васильчикова. За ним раскатисто расхохотался Нессельроде. Вольский укрыл улыбку, притворно зевнув, а Шебаршин состроил глумливую гримасу.
– Полноте, князь, – с сомнением покачал головой государь. – это уже совсем из области фантазий.
Дверь кабинета открылась, и в него вошел полковник с аксельбантами Генштаба, державший запечатанный сургучными печатями пакет.
– Прошу прощения, ваше величество, – произнес он, – срочный пакет его высокопревосходительству генералу Нессельроде.
Император кивнул, и полковник, чеканя шаг, подошел к Нессельроде и вручил ему пакет. Генерал небрежным жестом отпустил офицера, распечатал депешу и быстро пробежал ее глазами. По мере того, как он читал, на его лице все больше проступала кислая гримаса.
– Что там случилось? – нетерпеливо спросил государь.
– Наш отряд специального назначения обнаружил тайное убежище Гоюна в горах на афгано-пакистанской границе. Судя по брошенным в спешке вещам и еще теплой еде, мерзавец покинул пещеру не более чем за час до прихода поисковиков. Прочесана вся местность, перекрыты перевалы, но Гоюн пока не найден.
– Кстати, Япония нас поддержит, – вставил реплику Васильчиков. – Они давно опасаются китайской угрозы и будут рады помочь нам разделаться с Поднебесной. Если войны избежать не удастся, мы уж постараемся, будьте уверены. Морские базы и аэродромы станут к нашим услугам. Да и у самураев авиация недурная.
Мысленно я поздравил Шебаршина с маленькой победой. Одной обвинительной репликой сделать человека своим союзником не каждому под силу.
– С Японией все достаточно ясно, – недовольно пророкотал Вольский. – А союзники Китая в Европе? А Североамериканские государства? Их тоже бомбить? Я согласен с князем Юсуповым: выглядеть перед всем миром агрессорами нам сейчас совсем не выгодно. Кроме того, не забывайте, что мы и без того по уши в экономических проблемах. Рост цен на зерновые угрожает стабильности во всем Евразийском союзе, а высокие цены на морские перевозки не позволят покупать зерно в Америке.
– Зерно из Америки?! – воскликнул Васильчиков. – Да где это видано, чтобы Россия закупала зерно?
– А вы видите другой способ сбить цены? – повысил голос Вольский.
– Я вижу, – неожиданно объявил Нессельроде. – Ввиду военного времени, мы сможем ввести фиксированные цены на зерно и принудительно изъять все излишки. Это нанесет еще один удар по нашим врагам. Ведь никто из присутствующих не отрицает, что снижение цен и массовая закупка урожая в этом году были предприняты с единственной целью – нанести удар по России.
«Осмелел ястреб, – подумал я, разглядывая Нессельроде. – Или волк, или... шакал? Такая публика обычно в стае хорохорится, а в одиночку смирная. Но вот формируется-то сейчас именно стая».
– Вы еще продразверстку объявите, – огрызнулся на генерала Вольский.
– Действительно, господа, – вступил в разговор император, – давайте говорить о реальных вещах. Замораживание цен и конфискации – это и впрямь экстренные меры, допустимые в чрезвычайных ситуациях. Но они никогда не проводились безболезненно. Любые эксперименты по государственному вмешательству в экономику и регулированию, которые проводились в двадцатом веке в разных странах, давали неизменно негативный результат. Я уж не говорю о печальном опыте большевиков в нашем отечестве. Экономика – настолько сложный и саморегулируемый организм, что вторгаться в него со скальпелем без крайней необходимости в высшей степени опасно. Пока я такой необходимости не вижу. Вернемся к насущным вопросам. Мне показалось, что Леонид Владимирович еще не закончил свой доклад. Продолжайте, генерал.
– Благодарю, ваше величество, – отозвался Шебаршин. – Собственно, относительно Китая я сказал все. Поднебесная выступила нашим врагом и должна быть примерно наказана в назидание всем остальным. Что касается государств Западной Европы, то я уже имел честь доложить свои соображения на этот счет: мы должны принять их в ЕАС на упрощенных условиях. Сейчас это единственный способ разрушить создаваемую антирусскую коалицию. Мы должны содействовать импорту их продукции в обмен на рубли, которые осядут мертвым грузом в западных банках и кубышках частных лиц. Это позволит нам не только «перекупить» Запад, но и повысить уровень жизни здесь, в империи. Тем легче народ переживет некоторое подорожание пищевых продуктов. Оно будет просто компенсировано дешевыми промышленными товарами из Западной Европы. Последние семь лет темпы роста уровня жизни в империи замедлились. Возможно, с этим частично связано недовольство части населения, ставшее причиной популярности секты Гоюна. В результате новой экономической политики мы дадим народу резкое повышение уровня жизни уже в ближайшие годы. Это укрепит трон, вернет стабильность в империю, нанесет удар по позициям наших врагов. Что же касается закупок хлеба, то ближайшие год или два они неизбежны, но и из этой ситуации мы можем извлечь выгоду. Закупим хлеб только у Южной Конфедерации. Это поспособствует ее экономическому росту и... усилению амбиций. Как следствие, Атланта откажется от идеи равноправного союза с Вашингтоном и Лос-Анджелесом и захочет доминировать над ними. Это окончательно похоронит любую возможность возрождения единого государства на территории бывших США.
– Правильно, – растекся в улыбке Нессельроде. – Слова не мальчика, но мужа!
– Интересно, как сей муж собирается устранять те диспропорции в экономике, которые повлечет за собой реализация этого плана? – проворчал Вольский.
– По оценкам нашего департамента экономической безопасности, Россия вполне сможет выдерживать подобные диспропорции двадцать, тридцать, а возможно, и сорок лет, – снисходительно ответил Шебаршин. – Более того, благодаря этим «диспропорциям» население империи существенно повысит свой уровень жизни за счет европейских товаров, приобретаемых на необеспеченные бумажки. В качестве дополнительного ресурса мы можем привлечь дешевую рабочую силу из стран Ближнего Востока, Центральной Азии и Индокитая. Облегчим получение вида на жительство и даже гражданства – и эмигранты потекут сюда рекой. Культурный и образовательный уровень в этих странах весьма низкий, зато эти люди за мизерную зарплату будут выполнять самую грязную и неквалифицированную работу. Хватит с них счастья жить в стабильной стране и перспективы на российское гражданство для детей. Держать их в узде нашей правоохранительной системе вполне по силам, зато бюджеты городов сэкономят приличные деньги на зарплаты муниципальных работников, а промышленность получит дешевую рабочую силу. Повысится эффективность, появятся свободные средства.
– Логика есть, – проворчал Вольский. – За расширение притока эмигрантов и упрощение процедуры выдачи гражданства мы давно ратуем. Зарплаты в империи так возросли, что скоро космический корабль дешевле столичных дворников будет стоить. Я уж не говорю про то, что в промышленности мы вынуждены сейчас чернорабочему платить столько же, сколько еще двадцать лет назад платили дипломированному инженеру. Эмиграция снимет эту проблему. Но она не снимет проблему выпуска в обращение необеспеченных денег. Пройдет двадцать, тридцать, даже сорок лет. А что потом? Накопленная за границей денежная масса обрушится на наш рынок и уничтожит нашу валютную систему. Да, сейчас рост уровня жизни продолжится. Но это будет не следствием повышения производительности труда, как раньше. Это будет экономика мыльного пузыря. А мыльный пузырь, как известно, имеет привычку лопаться, а сколько ему понадобится для этого времени: двадцать, тридцать или сорок лет – вопрос уже несущественный. Кроме того, не забудьте о наших союзниках в Восточной Европе. Промышленность Польши, Венгрии, Греции, даже Пруссии не выдержит конкуренции с западными производителями, если мы снимем таможенные барьеры и обеспечим приток капитала в Западную Европу. Пожалуй, только Чехии с ее транзитом капиталов и банками ничего не грозит. Да и она может почувствовать себя не так уверенно, если вслед за Францией и Италией к Евразийскому банковскому союзу присоединится Швейцария.
– И черт с ними, – отмахнулся Шебаршин. – Меня в первую очередь интересует Россия. Если за ее благополучие должны будут заплатить поляки, венгры и пруссаки, пусть платят. Главное, чтобы это были не мы. Или вы можете предложить что-то лучшее?
Вольский отвел глаза и промолчал.
– Какие еще соображения, господа? – требовательно спросил император.
В комнате воцарилась тишина. Император многозначительно посмотрел на Васильчикова.
– Вообще-то, – промямлил тот, – подводить своих старых союзников...
– Можно подумать, они поступили бы с нами иначе! – воинственно воскликнул Шебаршин. – Каждое государство заботится лишь о своих интересах. Так было во все времена. Если из-за своих былых ошибок и неудач они оказались на обочине, то пусть и расплачиваются за это.
– Тоже верно, – смущенно улыбнулся Васильчиков. – По крайней мере, если нет другого способа, то я за.
– Ваше мнение? – государь строго посмотрел на Вольского.
– Это безумие, – отчаянно замотал головой тот. – Мы закладываем бомбу замедленного действия.
– Разумный и рачительный политик сможет своевременно обезвредить ее, – примирительно улыбнулся Шебаршин. – Главное сейчас – это сохранить за Россией лидирующие позиции в мире. Сейчас это главная задача, на решение которой должны быть брошены все силы. Впоследствии, регулируя налоговую систему, реформируя ЕАС и проводя сбалансированную внешнюю политику, Россия сможет устранить те диспропорции, которые вас пугают. По крайней мере, мы сможем справиться с наиболее серьезной и реальной опасностью. Той, которая существует в настоящее время. О грядущих опасностях пусть думают будущие поколения. Впрочем, государь, кажется, спрашивал вашего мнения. Почему бы вам не предложить иную, лучшую программу, которая с тем же успехом сможет предотвратить наступающий кризис, но не будет иметь столь негативных последствий, я буду рад выслушать ее.
– Хотел бы я предложить, – развел руками Вольский, – да не могу. По отдельности все выглядит не слишком фатально, но когда и там проблемы, и тут не слава богу, и все одновременно...
Шебаршин торжествующе обвел взглядом собрание.
– Ваше мнение, генерал? – повернулся император к Нессельроде.
– Никаких возражений! – объявил тот. – Четкая, ясная, толковая программа. Я «за».
– А вы что скажете, князь? – взгляд государя остановился на мне.
– Хорошая программа, – широко улыбнулся я в ответ.
На лицах присутствующих застыло недоумение. Кажется, никто не ожидал от меня поддержки Шебаршина, включая самого председателя Имперского Комитета Государственной Безопасности. Краем глаза я заметил, как на лице государя мелькнула тень разочарования.
– Хорошая программа, – повторил я, – если жить под девизом: «После нас хоть потоп». Неплохая, если считать, что предательство союзника – норма политики. И я уже не говорю о том, что она вполне приемлема, если мы считаем допустимым развращать свой народ.
– Однако, князь, – Шебаршин сокрушенно покачал головой, – откуда взялись столь высокопарные обвинения? Я уж не говорю о том, что, критикуя чью-то программу, всегда полезно предложить лучшую.
– Разумеется, генерал, – я постарался улыбнуться Шебаршину как можно шире и радушнее. – Я не буду повторять возражения, уже высказанные господином Вольским. Я также не стану разглагольствовать о высоких материях и морали. С вашего позволения, я лишь опишу реальные последствия программы генерала Шебаршина. И, разумеется, предложу свой путь выхода из сложившегося кризиса.
– Сделайте такое одолжение, – обронил государь.
– Начать с того, что дисбаланс, о котором говорил господин Вольский, не будет предотвращен. Во всяком случае, я не верю в это.
– Считаете своих преемников глупее себя? – усмехнулся Шебаршин.
– Отнюдь, генерал. Во главе нашей державы, несомненно, и впредь будут стоять прекрасные стратеги. Но согласитесь, что страна не автомобиль, который водитель может разворачивать по своему усмотрению и желанию. Ни одна реформа не пройдет без согласия народа.
– То-то Петр Первый со всеми свои дела согласовывал, – хихикнул Васильчиков.
– Ничего бы он не сделал, если бы его не поддерживала самая активная часть подданных. Реформация всегда связана с нарастанием народного недовольства. Иначе люди просто не примут изменения привычного уклада жизни. Перемен не любит никто. Но бывает, что недовольство существующим порядком вещей пересиливает стремление к покою и стабильности. К началу реформ Петра такое недовольство было. При воцарении Александра Третьего было.
– А сейчас оно есть? – подал голос Шебаршин.
– Нет. Это меня и беспокоит, потому что реформы назрели. Длительное непрерывное процветание бывает опаснее кризисов, ибо успокаивает. Но если мы примем вашу программу, то через десяток лет, когда понадобится предотвратить грядущую катастрофу, его не будет, потому что вы предлагаете поселить в народе уверенность в вечном процветании. Высокий уровень жизни за счет чужих стран развращает народ, как ничто другое. Рим пал именно из-за этого. Вы действительно хотите повторить его судьбу?
– Ну, сейчас не древние времена, – усмехнулся Шебаршин.
– Поэтому и удар по нам наносят не орды Аттилы, а секта «Небесного предела» Гоюна. Времена изменились, методы изменились, суть осталась та же. Если народ не хочет работать и пытается существовать за чужой счет, он обрекает свою страну на крах.
– Так уж и на крах? – съязвил Шебаршин. – Полноте, князь. Мне кажется, вы слишком недооцениваете Россию и ее более чем тысячелетнюю историю. Пережили татар, через Смутное время прошли, большевиков победили. Сколько раз твердили: «Русь погибла» – ничего, выжили. Весь мир сейчас в кулаке держим, худо-бедно.
– Рим тоже когда-то держал весь мир в кулаке и называл себя «Вечным городом», – ответил я. – А потом на Капитолийском холме пасли коз. Англия была Владычицей морей – стала маленькой островной державой. Австрия сто лет назад была великой империей – сейчас маленькая альпийская республика. Этот закон един для всех: можно править миром, но нельзя жить за чужой счет. Это ослабляет нацию, делает ее нежизнеспособной и в конце концов приводит к краху. Центр должен быть сильнее периферии во всем. Иначе лидерства не удержать.
– Слова, – бросил Шебаршин. – Вы обещали не залезать в философские дебри, а пока лишь сотрясаете воздух общими фразами. Мы с вами обсуждаем реальную программу действий, а не философскую концепцию. Вы сказали, что она принесет больше вреда, чем пользы. Вот и расскажите нам, какие реальные угрозы возникнут в ходе ее реализации.
– Извольте, генерал. Если даже забыть о том, что перекидывать свои проблемы на головы последующих поколений не слишком этично, надо признать, что самым неразумным поступком является обман собственного народа. Гитлер обманул немцев – и вскоре Германия лежала в руинах. Американцы поддались на уговоры продажных политиков – и США больше не существуют. Россия когда-то поверила большевикам – и ей досталась горькая чаша Гражданской войны и разрухи. Причем трагедии, о которых я веду речь, произошли еще при жизни инициаторов обмана. Я уже не говорю о том, что обманутый народ никогда не мог протрезветь до тех пор, пока катастрофа не становилась неотвратимой. Да и после краха мало кто понимал истинную суть произошедшего. Обструкции всегда и везде подвергались не сами обманщики, а те, кто вскрывал обман и показывал неприятную правду. Народный гнев обращался не на тех, кто привел страну к краю пропасти, а на тех, кто пытался его от этой пропасти оттащить. Это естественно. Человеку, который искренне убежден, что живет к справедливом обществе, всегда неприятно слышать о несправедливостях, которые в нем творятся. Человеку, который живет в достатке, всегда неугоден реформатор, действия которого бьют его по карману. Разговоры о необходимости реформ никогда не имеют поддержки, если обыватель видит богатые витрины и трясет увесистым кошельком. Сытые и обманутые граждане сметут любого, кто покусится на их мещанские права, да и правительства, что греха таить, всегда откладывают непопулярные меры «про запас». Так что иллюзии о реформах в грядущем я бы откинул. Они не состоятся или начнутся с фатальным опозданием. Притом пойдут под аккомпанемент проклятий народа и саботаж чиновников. Увы, но здесь в успех я не верю. И это будет во-первых. А во-вторых, к тому моменту Россия восстановит против себя весь мир. Да, сейчас нас недолюбливают за диктаторские замашки. Но впервые в истории мы имеем столько друзей. Когда еще у России были такие теплые отношения с Польшей? Когда еще во Франции была так популярна русская культура? Когда еще для народов Азии и Африки Россия была символом прогресса и примером для подражания? Что мы получим, реализовав программу, предложенную генералом Шебаршиным? Вы думаете, Польша и Венгрия простят нам спад в своей промышленности? Думаете, чехи забудут, что мы подставили под удар их банковскую систему? Мы потеряем старых друзей, но хуже всего, что мы и новых не приобретем. Или вы думаете, что друга можно купить? Страны, которые считают нас своим союзником, не были куплены. Мы просто спасли их от голода после окончания Второй мировой войны. Ценою собственных лишений мы помогали разоренным соседям выкарабкаться из разрухи после Второй мировой войны. Отрывали от себя, голодали, но их спасли. Теперь у нас есть едва ли не вечные преданные союзники, потому что такие жесты не забываются даже через поколения. И вот этих союзников вы сейчас собираетесь предать.
– Потерпят, – ухмыльнулся Шебаршин. – Сами говорите, что они нам обязаны. А заодно станут обязаны еще Франция, Англия, Италия и ряд других стран. Чем плохо?
– Тем, что любой нормальный человек всегда способен отличить бескорыстную помощь от делячества, – ответил я. – У любого народа бывают периоды взлетов и падений. И люди всегда с благодарностью вспоминают тех, кто оказал им бескорыстную помощь в тяжелые годы. Но несколько иначе они относятся к спекулянтам, которые в это же время скупали у них фамильные драгоценности по дешевке. Поверьте, они обязательно рассчитаются с этими делягами при первом удобном случае. Тот факт, что сделки прикрывались разговорами о помощи, ничего не изменит. А теперь вспомните, что ко дню расчета в империи сложится «пятая колонна» – дети тех, кого господин Вольский предлагает ввести сюда из стран третьего мира, чтобы решить проблемы отсутствия рабочей силы. Первое поколение эмигрантов будет радо выбраться из нищеты, а вот их дети обязательно спросят, почему азиатам и африканцам платят меньше, чем русским. Я не уверен, что выходцы из стран третьего мира так быстро ассимилируются у нас. Этому не способствуют ни их национальные традиции, ни низкий культурный уровень. А вот жизненных благ они будут требовать наравне с потомственными гражданами империи, благо сами к этому моменту обретут гражданство. Они уже не захотят работать дворниками, как их отцы. Они будут требовать только дармовых денег, жилья и шикарных машин, а мы для них станем спекулянтами, облапошившими их отцов. Они возненавидят империю, но настоящим бедствием окажется то, что, возненавидев ее, они все поголовно останутся ее гражданами. Именно так и пал Рим, и с тех пор варвары всегда платят цивилизации одинаково. Цивилизация должна подтягивать их до своего уровня, а не плодить нахлебников. Да, тактически это невыгодно, но стратегически это значительно выгоднее, чем наживаться на чужих трудностях.
– Насколько я понимаю, наживы алчем мы с господином Вольским, – с иронией в голосе заметил Шебаршин.
– Да уж, князь, мне кажется, вы несколько перегибаете палку, – проворчал Вольский. – В конце концов, будем откровенны, в плане господина Шебаршина нет ничего принципиально нового... Примерно так действовали американцы в Западной Европе после Второй мировой войны. Однако план Маршалла не вызвал такого уж сильного отторжения США среди европейцев. Да и Европа во многом обеспечила себе безбедную жизнь после войны именно благодаря дешевому труду иммигрантов. Что же до волнений... Подавим. Внутренние войска у нас, слава богу, получше, чем у французов.
– Во время холодной войны американцы просто дали Европе самостоятельно развиваться и заниматься своими проблемами. После Второй мировой европейские страны потеряли свои колонии, внешнеполитический маневр ограничивался позициями двух гигантов: России и США. Европа занялась своими проблемами и не пожалела. Эмигранты тут не сыграли большой роли. Просто сменились приоритеты в политике. Вместо внешней экспансии – повышение уровня жизни собственного населения. Вместо мессианства – соблюдение прав человека на своей территории. Это и породило тот золотой век Западной Европы, о котором все вспоминают сейчас с такой ностальгией.
– И который закончился с крахом США, – вставил Вольский.
– Расплата за жесткую привязку экономик, – ответил я. – Между прочим, кризис в США начался как раз в связи с падением доллара, причиной которого стал многолетний выпуск необеспеченных денег. Но мы-то сейчас говорим о другом. Да, в Европе не возникло серьезных антиамериканских настроений. Но только потому, что американцы не слишком вмешивались, вернее не могли вмешиваться во внутренние дела этих стран. Особенность биполярного мира, не более. Но ведь и особого проамериканизма не возникло. Как только Европа поднялась на ноги, началось соперничество Старого и Нового Света, которое было не столь заметно и не явно только из-за глобального противостояния США и России. Но, заметьте, на востоке-то никакого противостояния не возникло. Напротив, даже вековой лед во взаимоотношениях России и Польши был растоплен. Мы обрели искреннюю поддержку на Балканах, в странах Центральной и Восточной Европы. Там даже русофильство получило огромное распространение, чего прежде никогда не бывало. А все потому, что мы не покупали их, а строили взаимоотношения на основе искренней дружбы. Нам это вернулось сторицей в годы холодной войны. Но сейчас все будет не так. Да, мы «купим» Западную Европу, предав Восточную. Да, сейчас мы победим Китай. Но мы заложим мину замедленного действия под собственную империю. Пройдет лет двадцать, не больше, и на сцене появится новый игрок, который начнет действовать против нас. И тогда мы проиграем. Китай потерпит поражение сейчас? Да, мы раздавим его своей военной мощью. Но это же сделает его верным союзником нашего будущего противника. Поражений не прощают. Многочисленность и трудолюбие китайцев всегда будут обеспечивать Поднебесной важную роль в мировой политике и экономике. Северная Америка? Она пойдет за нашим врагом. Американцы сейчас – разделенная нация, как и немцы. Мешают им воссоединиться амбиции собственных местечковых политиков и наша имперская политика. Но когда мы не сможем достаточно эффективно играть на их поле из-за внутренних трудностей, они обязательно начнут воссоединяться. Это естественный процесс для любой разделенной нации. И политику, который возглавит этот процесс, чтобы победить противников объединения, очень нужен будет грозный внешний враг. Такового лучше России будет не найти. Так что и Америка развернется против нас. Западная Европа? Она переметнется в стан врага из-за давления, которое будет оказывать Россия на их экономику и культурную жизнь. А это неизбежно в однополярном мире. Наша сегодняшняя «помощь» будет забыта, а вернее, поставлена нам в вину, как скупка антиквариата за хлеб во время голода. И самое главное. Мы лишимся поддержки наших союзников в Восточной Европе. Они не простят нам сегодняшнего предательства. Да, население империи сейчас свыше четырехсот миллионов. Да, через двадцать лет будет пятьсот. Да, сейчас мы имеем самую эффективную экономику. Но мы потеряем все эти преимущества, если реализуем план генерала Шебаршина. Наше население будет развращено жизнью за чужой счет. Оно разучится работать и утратит желание сражаться за свою страну. Оно будет требовать хлеба и зрелищ, надеяться на защиту наемников и труд колоний. Такая страна не может не проиграть, и она проиграет. И тогда, через три десятилетия, Россия сама окажется разделенной страной. И все это произойдет по неумолимой логике событий, начальный толчок к которым даст реализация имперского плана генерала Шебаршина. И если провозглашенной его целью сейчас является сохранение лидерства России, то результатом станет ее падение.
В комнате воцарилась тишина. Присутствующие недоуменно переглядывались друг с другом. Первым пришел в себя Шебаршин. Наигранно безразличным тоном он осведомился:
– И где же, князь, по-вашему, появится эта новая сила, которая приведет в краху империи?
– Да где угодно, – отмахнулся я. – Хоть в Польше.
На несколько мгновений в комнате снова воцарилась тишина, а потом раздался короткий смешок Васильчикова. За ним раскатисто расхохотался Нессельроде. Вольский укрыл улыбку, притворно зевнув, а Шебаршин состроил глумливую гримасу.
– Полноте, князь, – с сомнением покачал головой государь. – это уже совсем из области фантазий.
Дверь кабинета открылась, и в него вошел полковник с аксельбантами Генштаба, державший запечатанный сургучными печатями пакет.
– Прошу прощения, ваше величество, – произнес он, – срочный пакет его высокопревосходительству генералу Нессельроде.
Император кивнул, и полковник, чеканя шаг, подошел к Нессельроде и вручил ему пакет. Генерал небрежным жестом отпустил офицера, распечатал депешу и быстро пробежал ее глазами. По мере того, как он читал, на его лице все больше проступала кислая гримаса.
– Что там случилось? – нетерпеливо спросил государь.
– Наш отряд специального назначения обнаружил тайное убежище Гоюна в горах на афгано-пакистанской границе. Судя по брошенным в спешке вещам и еще теплой еде, мерзавец покинул пещеру не более чем за час до прихода поисковиков. Прочесана вся местность, перекрыты перевалы, но Гоюн пока не найден.