Ширянов Баян. Монастырь (Книга 1)

   Но обиду на туповатого коллегу Лакшин затаил. Даже не обиду, так как закончилось для него самого это приключение с положительным балансом, а легкое презрение, из которого вытекло правило для самого себя - никогда не связываться с этим человеком. Но сегодня Игнат Федорович вынужден был поступиться этим принципом.
   Подъезжая к женской колонии, кум сразу понял, что творится нечто неладное. У ворот, ведущих в монастырь, стояли полностью экипированные солдаты. Каски, прозрачные щиты, у каждого автомат. Затормозив у последней шеренги, Лакшин вышел.
   - Что туту такое? - поинтересовался кум у ближайшего рядового.
   - Кажись, зечки бузят... - ответил тот покосившись. От этого движения шлем слегка повернулся и солнечный блик от забрала на мгновение ослепил Лапшу.
   - Давно стоишь?
   - С утра. Как подняли, так и паримся тут. Даже не покурить...
   - Почему разговоры!? - из ниоткуда возник взъерошенный старший лейтенант.
   - Товарищ старлей, - оперативник сразу переключил внимание командира подразделения на себя, - я хотел бы узнать почему здесь этот парад? И, заодно, почему вы не приветствуете старшего офицера?
   - Простите, товарищ майор! - старлей лениво отдал честь, как отмахнулся от летучего кровопийцы и выжидательно посмотрел на Игната Федоровича.
   - Майор Лакшин. - Представился кум, - Начальник оперчасти учреждения АП 14/3.
   - А, сосед... - вояка осклабился. - А ваши все там, - последовал медленный жест, в результате которого большой палец старлея показал на монастырскую стену. - Вас ждут что ли?
   Лакшин не стал спорить, кивнул и, заставив командира посторониться, решительно зашагал вдоль солдатских рядов.
   Дверь рядом с воротами оказалась раскрыта. Войдя внутрь, во влажную прохладу монастырской стены, кум не обнаружил решительно никого. Игнат Федорович уже бывал в женском лагере. Расположение зданий здесь было совершенно иным, нежели в его учреждении, но кабинеты администрации, по традиции, также находились в ограждающей зону дебелой стене. Простучав двери начальника колонии и всех его заместителей и не получив ответа, Лапша хотел, было, спуститься вниз, но внимание его привлек вид за окном. Там, на нешироком плацу стояли зечки. Судя по тому, что строй не помещался на плацу целиком, и был изогнут буквой "Г", на улицу выгнали все население лагеря. Между отрядами метались бабы-прапора и дубинками поднимали уставших стоять женщин. Одну, которая, как видно, наотрез отказалась выполнить приказ, прапорщицы подхватили под руки и потащили на вахту.
   - Гражданки осужденные! - из-за стекла голос доносился слегка невнятно, но Игнат Федорович узнал интонации Типцова. - Еще раз призываю вас: проявите благоразумие! Пусть виновная в смерти вашей подруги сама выйдет к нам!
   Последовала пауза. Майор осмотрел плац и не нашел на нем фигуры местного кума. Тот, очевидно, вещал из радиорубки. Непокорную же женщину уже подволокли к двери на вахту, прямо под Лапшой и он поспешил вниз.
   - Гражданки осужденные! - вновь загромыхал голос Ильи Сергеевича. - Если у убийцы нет совести, то пусть любая, кто о ней знает, укажет на преступницу! Обещаю немедленный перевод в другую зону и досрочное предоставление на УДО!
   Игнат Федорович едва не рассмеялся: взывать к совести зечек мог только Парафин. Никто иной до такой нелепости не додумался бы. Да и обещания кума были, как говорят зеки, порожняком. На его "немедленно" должно было уйти не менее недели, а то и двух. А за это время в его лагере, безо всяких сомнений, прибавилось бы трупов.
   Снизу, резко, словно кто-то включил телевизор на излишне натуралистической сцене изнасилования, послышались истошные вопли:
   - Ах, ты, сучка!
   - Да я тебя!..
   - Манда позорная! А-а-а! Чтоб твои дети уродами стали! Чтоб тебе век хуя не видать! А-а-а!
   - Что здесь происходит? - Лакшин внезапно для прапорщиц вынырнул из-за угла и застал немую сцену: принесенная зечка лежала на полу, словно огромная пегая собака, выставив вверх все конечности, пытаясь защититься от охранниц, одна из которых держала несчастную за ногу и готовилась нанести удар дубинкой, а другая, держа свой "демократизатор" обеими руками, наподобие двуручного меча, собиралась опустить его на локоть осужденной.
   - Да вот, нарушительницу в чувство приводим... - с недовольным видом, будто ее отвлекли от любимого занятия, ответила, выпрямляясь, одна из прапорщиц. Вторая, не отвечая, вперилась угрюмым взглядом на майора. Игнат Федорович понимал, что в данном случае и буквально и фигурально лезет со своим уставом в чужой монастырь, но дело тут было совсем не в рыцарских чувствах, просто ничего более омерзительного, чем женская драка Лакшин за свою жизнь не видел, и беспристрастно смотреть на избиение женщины, пусть даже и осужденной, не хотел.
   - Приводите!.. Как же!.. - заверещала зечка, - У меня "дела" третий день! Меня лепила от промки освободил! Я стою-то с трудом! А эти коблихи!..
   - Молчать! - рявкнула молчавшая доселе прапорщица и замахнулась на лежащую черным фаллосом дубинки.
   - Прекратить! - вмешался Лапша. Охранница повиновалась, но видно было, что далось ей это с трудом. Она вперилась в оперативника ненавидящим взглядом гиены, у которой некто пытается отнять облюбованный кусок падали и прошипела:
   - Я доложу о вашем вмешательстве во внутренние дела колонии...
   - Докладывай, - скривился кум, изображая на лице мину высокомерного пренебрежения. - Но не забудь, что если я доложу о твоих методах обращения с осужденными...
   Лапша не закончил, узрев в глазах прапорщиц именно ту степень страха, на которую рассчитывал, давая отпор зарвавшимся охранницам.
   - Где Типцов? - поинтересовался Игнат Федорович у притихших баб.
   - Там, - махнула рукой с дубинкой одна из прапорщиц, - На третьем этаже.
   - Хорошо, - прищурился оперативник и одновременно несколько приподнял верхнюю губу, придав тем самым своему лицу гримасу великого презрения, - А за тем, что будет с этой осужденной...
   - Акимова я, - быстро, словно боясь, что ей заткнут рот тупым концом дубинки, болтающейся в опасной близости от лица зечки, выпалила та, - Мария Велиоровна.
   - Гражданкой Акимовой, - повторил кум, не отводя взгляда от охранниц, - я проверю лично. Все ясно?
   - Так точно, - понурым нестройным хором ответили бабы.
   Поднявшись на пролет, Игнат Федорович прислушался.
   - Ну, давай, вставай! - приглушенный расстоянием голос был зол до предела.
   - А кто это был? Что за хрен с горы?
   - Кум мужской зоны.
   - Думаешь, стукнет на нас?
   - Хрен его знает. Он такой, себе на уме... Психолог, мать его!..
   - Значит, может!..
   Лапша едва не расхохотался. Страху на прапорщиц он нагнал достаточно, теперь следовало разобраться с Парафином и выяснить, кого и почему убили.
   Бабий кум нашелся быстро. На радиорубке, откуда он посылал грозные предупреждения, висела красивая чеканная табличка, наверняка, выменянная на что-то из другого лагеря.
   На хозяйский стук Игната Федоровича сперва послышался мат. Говорящий сравнивал незваного визитера с развратными представителями фауны и желал тому удалиться в место, откуда все появляются на свет. Неласковый прием не остудил пыл майора, и он принялся колотить в дверь с прежней силой.
   - Ну, кого там хрен принес? - створка приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянул серый глаз, под которым виднелась красная полоска покрытой прыщами щеки. Сверху вид ограничивал блестящий козырек фуражки.
   - Меня, - коротко ответил Лакшин.
   - Вот, приперла тебя нелегкая! - пробурчал Типцов, но дверь-таки открыл полностью и жестом пригласил коллегу-оперативника пройти внутрь, в помещение, наполненное непонятными ящиками с циферблатами и тумблерами, большинство из которых, судя по дыркам в корпусах и торчащих наружу проводах, находилось в неработоспособном состоянии. Среди всей этой аппаратуры притулилась на стуле тощая зечка в синем ситцевом платке с крупными белыми горошинами.
   - Здравствуй, Илья Сергеевич, - приветливо улыбнулся Лакшин, протягивая руку для пожатия. Парафин рассеянно схватил предложенную кисть, мелко потряс:
   - Привет, Лакшин...
   - Кого у тебя прирезали?
   - А ты откуда знаешь? - встрепенулся Типцов.
   - Так, к слову пришлось...
   Бабий кум с виду успокоился, но его бессознательное поигрывание пальцами дало Лапше отметить про себя, что его коллега не так хладнокровен, как хочет показаться.
   - Действительно, зарезали... - Илья Сергеевич покосился на осужденную, сидящую прямо и до сих пор так и не повернувшую головы. - Лазарева, пойди-ка, погуляй...
   Зечка без лишних слов встала и, глядя прямо перед собой, вышла за дверь. Лакшин успел заметить, да и немудрено это было, длинный косой шрам, проходивший по лбу, через глаз и раскроивший пополам верхнюю губу женщины. Шрам был красный, свежий, еще со следами недавно снятых швов.
   Не показав, что как то отреагировал на эту "красоту", и, заодно, задумался о причинах ее вызвавших, и о причинах этих причин, одной из которых определенно был Парафин, Игнат Федорович, не дожидаясь приглашения, уселся на освободившееся место:
   - Ну?.. Кого? За что?
   - Да, так, бабу одну...
   - Ты говоришь так, словно она была одна такая в зоне... Полной баб...
   - Ты все подкалываешь, - возмущенно насупился Илья Сергеевич.
   - Да ни в одном глазу! - заверил майор. - Ты можешь толком все рассказать?
   - Могу, - отрезал Типцов, но, судя по повисшей паузе, делать это не хотел.
   - Но тебя что-то останавливает? - предположил Лапша.
   - Странно все это... - Парафин бросил на коллегу затравленный взгляд. - Не понимаю я ничего!..
   - Так давай вместе подумаем, - как можно миролюбивее предложил Игнат Федорович. Вся эта беседа стала напоминать ему разговор психиатра с пациентом. Терпеливого профессионала и скрытного, недоверчивого ненормального.
   - Бред. Бессмыслица... - словно не слыша, продолжил Парафин. - Знаешь, что у нее нашли?
   - Что? - ненавязчиво проронил майор.
   - Пачку презервативов! Ну, сам подумай, зачем бабе эти резинки? На свечку надевать? Или на морковку?
   Теперь уже Игнат Федорович был обескуражен:
   - Презервативы?
   - Во-во! Одним из них ее придушили, а другие заточками, заточками! Я, как увидел труп - чуть не проблевался! Живого места нет. Все в порезах! Глаза выцарапали, рот разорвали, а манду, так ту вообще с мясом вырвали!
   - Изверги! - гневно выговорил Лапша.
   - Да, бабы, они хуже зверей!
   - И за что ее так?
   - Так в том-то и дело, что никто не знает. Богатая была, стерва! Пришла голь перекатная, а как обжилась слегка - откуда что взялось! Я у нее икру отметал. И красную, и черную! Въезжаешь? Она ее ложками на глазах всего отряда жрала!
   - Чем же она занималась?
   - Не знаю я! - истерично воскликнул Типцов. - Не знаю! И ни одна потаскуха на нее не стукнула! Вот и сейчас, стоят, прошмандовки, хоть бы одна рот раззявила! Хрена там!
   - А, может, распустить их и с каждой по отдельности? - предложил Игнат Федорович и живо вспомнил изматывающий допрос восьмого отряда.
   - С каждой? - возмутился Парафин. - Да этих сук в лагере полторы тысячи! С каждой, говоришь? Да я за месяц не управлюсь!
   В дверь радиорубки тихо, но требовательно постучали.
   - Войдите! - скривился Илья Сергеевич и насуплено отвернулся от Лакшина.
   На пороге возникла средних лет женщина в белом халате:
   - Илья Сергеевич, я категорически требую немедленно отпустить всех женщин по отрядам!
   - Вот, и она туда же! - обращаясь в пространство, по-детски пожаловался Типцов.
   - Если вам безразличны осужденные, - продолжала врачиха, - пожалейте хотя бы младенцев! В детской такой рев стоит! Они же с утра не кормлены!
   - Еще одна напасть. - С беспросветной горечью выдохнул Парафин. - Младенцы, мать их!.. Знаешь сколько в лагере этих вонючих цветочков жизни? Знаешь? Полтысячи! В прошлом году чуть не полтораста нарожалось, да сейчас, в январе-феврале, мне на шею еще три сотни младенцев свалилось! Три сотни! Не зона, а роддом какой-то! Два отряда на детскую отдал! И всем роженицам улучшенные условия содержания! Разорят они лагерь, как есть, разорят!
   - Илья Сергеевич, вы слышите? - мрачно поинтересовалась женщина.
   - Да слышу, слышу! - рявкнул не нее Типцов. - Добросердечная вы наша!
   - Когда вы поймете, что они не только заключенные, но и женщины?
   - Преступницы! - Парафин побелел от гнева. - И они обязаны нести наказание, а не прохлаждаться за заборчиком! Детишек, видите ли, нарожали, суки! Я им покажу детишек! Откуда, спрашивается, они их взяли? Ветром надуло?..
   Бабий кум продолжал гневный монолог, очевидно подсознательно поставив перед собой цель, уморить весь спецконтингент, а Лапша удивился, насколько точно его коллега сформулировал вопрос. Только ответ на него Типцов дать не мог, а вот Игнат Федорович получил прямое подтверждение своим догадкам. И, при этом, весьма материальное.
   - Это мы сейчас не обсуждаем! - отрезала врачиха. - Я настоятельно требую немедленно отпустить всех по отрядам!
   - Требует она! - зло усмехнулся Типцов. - Да кто ты такая, чтобы от меня требовать?!
   - Я - врач. - Гордо ответила женщина. - И если вы сейчас же не выполните мое требование, - я вынуждена буду жаловаться!
   - Жалуйся! - рявкнул Илья Сергеевич. - Давай!
   - А по моей жалобе немедленно пришлют комиссию из горздрава. Вряд ли вам это понравится...
   - Вот ведь!.. - Судя по выражению лица, Парафину отчаянно хотелось выругаться, но присутствие Лакшина его сдерживало, - Знаешь, куда побольнее ударить!..
   - Вы сами меня вынудили. - Спокойно парировала врач.
   Повернувшись, Илья Сергеевич щелкнул каким-то переключателем и, взяв в руку микрофон, громко произнес:
   - Дневальным развести осужденных по отрядам. Первой и второй сменам готовиться к выходу на промзону.
   - До свидания. - Громко произнес Игнат Федорович.
   - Как, ты уже? - удивился Типцов и, осознав, что и тут происходит что-то непонятное, с подозрением глянул на коллегу.
   - Да я, так, по пути заглянул. - Улыбаясь, соврал Лапша. Ему сейчас было совершенно неважно, поймают его на лжи, или нет, главным было то, что ему удалось узнать. Но останавливаться на этом Игнат Федорович счел бы непрофессиональным.
   Покинув радиорубку вместе с удовлетворенной врачихой, кум некоторое время просто шел рядом с ней. И, уже спускаясь по узкой лестнице, спросил:
   - Часто он так?
   - Ох, слишком... - устало отозвалась женщина, покачав головой.
   - Да, а мы ведь до сих пор не знакомы. - Несколько игриво, но, стараясь не переборщить с игривостью, констатировал майор.
   - Широкогорлова Светлана Ильинична.
   Кум тоже представился.
   - А можно ли кое-что у вас узнать?
   - Смотря что... - непробиваемо серьезно ответила Светлана Ильинична. Они уже достигла конца лестницы и остановились рядом с будкой, в которой сидел солдат "на кнопке".
   - Как зечка может зале... Забеременеть.
   Впервые за все короткое время знакомства Широкогорлова изобразила нечто, напоминающее улыбку:
   - Об этом лучше поговорить в моем кабинете.
   - Я согласен.
   Выйдя через тугую дверь на территорию зоны, Игнат Федорович обнаружил перед собой совершенно пустынный плац. Всех зечек и прапорщиц как не бывало. Для Лакшина всегда являлось чудом, как несколько сотен человек могут так быстро перемещаться. Впрочем, вспомнилось куму, часть женщин спешила к своим младенцам,
   Санчасть в этом месте достаточно сильно отличалась от подобного учреждения в мужской колонии. Здесь, конечно, висели стандартные санитарные агитки, типа "мойте руки" и "уничтожайте вшей", но, между ними, чего никогда не допустил бы у себя Поскребышев, в изобилии произрастали какие-то растения в горшочках, располагались разноцветные вязаные салфетки, макраме.
   Прошествовав по безлюдному коридору, Светлана Ильинична остановилась перед дверью с табличкой, отперла замок и, пропустив вперед майора, вставила ключ с обратной стороны. Лакшин с интересом рассматривал скромное, скорее даже аскетичное, убранство кабинета. Стол, стулья, шкаф, все облупившееся, покосившееся. Над столом - репродукция "Грачи прилетели", какие-то схемы, графики.
   - Мне не хотелось говорить с вами там... - медленно подбирая слова, произнесла Широкогорлова.
   - Понимаю. - Кивнул Игнат Федорович.
   - Видите ли... Я, конечно, не имею права просить вас о чем-то, особенно о том, чтобы вы повлияли на Типцова. Я осознаю, что это и глупо, и бессмысленно, и вряд ли даст какой-то результат...
   - Да уж, на Парафина не особо повлияешь. - Согласился Лапшин.
   - Судя по тому, что я о вас слышала, вы достаточно умный и образованный человек.
   Кум скромно промолчал, ожидая, какой из этого последует вывод.
   - Поэтому я прошу вас о помощи несколько иного рода... - Врачиха выждала несколько секунд, прежде чем завершить свою фразу, - Помогите мне разобраться с тем, что здесь происходит.
   - С удовольствием. - Усмехнулся кум, - Только мне хотелось бы узнать, что именно тут творится.
   - Да вы уже все слышали и видели. - Женщина печально вздохнула. - Этот вал беременностей, вчерашнее убийство... Скажите, что вы обо всем этом думаете? Можно с этим что-нибудь сделать?
   - Смотря, что вы хотите... - Уклончиво произнес кум.
   - Я хочу, чтобы в лагере был порядок. Чтобы он не превращался в филиал детского дома. Чтобы эти несчастные женщины не рожали еще более несчастных детей! Вы знаете, в три года их должны отделить от матери и послать на воспитание в интернаты. Представляете, какая это травма для малыша! А воспитание? Начало жизни в тюрьме, что может быть ужаснее?!
   - А что, раньше здесь не зале... Беременели? - полюбопытствовал Игнат Федорович.
   - Беременели, беременели... - горько усмехнулась Широкогорлова. - Но не в таких количествах. Были, конечно, нелегальные, как вы выражаетесь, "залеты", но чтобы сразу несколько сотен! Такое практически невозможно!
   - Но случилось. - Отметил Лакшин.
   - Да. И это как раз то, что не дает мне покоя.
   - Вы упомянули о нелегальных беременностях. Что это такое и как делается?
   - Схема проста, - Светлана Ильинична слегка покраснела, - или соблазнить кого-то из мужского контингента, а их здесь крайне мало, или воспользоваться услугами тех подружек, которые ходят на длительные свидания. Видите ли, живые сперматозоиды могут до трех суток сохраняться в мякише белого хлеба.
   - И это, как я понимаю, здесь весьма ходовой товар? - Предположил майор.
   - Да. - Кивнула врачиха. - В нашем лагере очень тяжелые условия, вот женщины и ищут всякие лазейки, чтобы улучшить условия содержания. А ребенок - самое лучшее для этого "средство".
   - Думаю, я кое-что могу вам рассказать... - Начал Игнат Федорович. Недавно я узнал, что наши зоны соединяет подземный ход.
   Повествование кума не заняло много времени. Светлана Ильинична слушала, не перебивая, и лишь когда майор сказал последнюю фразу, женщина позволила себе недоверчиво хмыкнуть:
   - Вы хотите убедить меня в том, что наши бабы каждую ночь бегают туда-сюда несколько километров, чтобы переспать с вашими зеками?
   Лакшин не нашел чего возразить. Казалось бы, вот она, стройная схема: зеки и зечки, тайный проход, оргии на четвертом этаже монастыря и, как следствие - куча младенцев. Но вопрос врачихи вдребезги разбил всю конструкцию. Действительно, на подобное путешествие, туда и обратно, даже бегом, должно было уйти не меньше трех-четырех часов. А за это время отсутствие зечек обязательно должны были заметить. Разве что организаторы этой "тропы" в сговоре с прапорщицами. Причем сразу со всеми. Но это уж совершенно нереально.
   - А, может, они на велосипеде? - предположил Лакшин.
   - Вы еще скажите, что они свет туда провели! - Говоря это, Широкогорлова даже не улыбнулась. - Или железную дорогу построили. С паровозом и вагонами.
   - Вы зря иронизируете. - Сухо ответил майор. - Я уже не раз убеждался, что когда дело касается зеков - от них можно ожидать буквально всего.
   - Пусть так. - Безразлично промолвила врачиха, - Но не приходило ли вам в голову, что эту легенду, про мифический подземный ход, вам специально подбросили, чтобы отвести глаза от каких-то других, более очевидных решений?
   - Например?
   - Что кто-то, скажем, через водителей, наладил сюда поставки спермы.
   - Вот видите, - оперативник через силу растянул губы в улыбке, - вы и сами все прекрасно сообразили.
   - Извините. - Стушевалась Светлана Ильинична. - Но я не верю в существование этого хода. Слышала о нем, да. Но даже если он и существовал, как вы говорите, с прошлого или позапрошлого века, то к сегодняшнему дню он, наверняка, сто раз уже успел обвалиться.
   - Возможно... - Лапша поднял брови. - Но, в любом случае, я не нахожу другого объяснения всем фактам.
   - Вам виднее. - Вынужденно проговорила Широкогорлова. Игнат Федорович в ответ широко улыбнулся:
   - А не выполните ли вы одну мою просьбу?
   - Если это в моих силах...
   - И мне, да и вам, уверен, тоже, будет очень интересно узнать, откуда здесь взялись эти дети. Не можете ли вы осторожно порасспросить рожениц?
   - Вы думаете, я это не делала?
   - И каков результат?
   - Никакого. Все молчат, как партизанки на допросе.
   - И ни одной оговорки, случайно оброненного слова?
   Женщина задумалась.
   - Может, это вам будет полезно знать... У одной из них произошел выкидыш, так она чуть не в голос рыдала, что зря потратила огромную сумму.
   - А кому она заплатила?
   - Не знаю.
   Майор задумался. Конечно, узнал за сегодня он уже много, но недостаточно. Хотелось все-таки разведать побольше. Из этой Светланы Ильиничны помощник почти никакой, но не обращаться же, на самом деле, к Парафину?
   - Скажите, среди уборщиц санчасти у вас есть свой человек? поинтересовался Игнат Федорович. - Та, которой вы полностью доверяете?
   - Пожалуй, есть... - тихо сказала Широкогорлова, начиная понимать, к чему ее подготавливает кум.
   - А вы можете с ней поговорить?
   - Чтобы она захотела забеременеть и вывела нас на продавцов?
   - Совершенно верно. - Удовлетворенно закивал Лапша.
   - Нет. Не буду. - Категорически взмахнула рукой врачиха. - Вы должны понимать, насколько это опасно!
   - Понимаю. Светлана Ильинична, прекрасно понимаю! - Лакшин постарался, чтобы его голос звучал как можно убедительнее, - Но поймите и вы меня. Знаете, что у меня уже трех информаторов убили? И все потому, что я пытался проникнуть в тайну этого межлагерного общения!
   - И вы хотите, чтобы теперь убили и мою помощницу? - гневно воскликнула Широкогорлова.
   - Риск ми-ни-ма-лен. - По слогам сказал майор.
   - Почему вы так решили?
   - Объясняю, - терпеливо проговорил Игнат Федорович, - Уверен, слухи о том, что заплатив некую сумму можно залететь, уже давно курсируют по вашему лагерю. Следовательно, услышать их могла и ваша, как говорите, помощница. Так?
   - Так.
   - Дальше. Предположим, ей надоело работать. Что она должна будет сделать? Правильно, найти тех, кто может ей эту беременность обеспечить. Найти она их, скорее всего, сумеет. Они и сами, наверняка, отслеживают тех, кто пожелает воспользоваться их услугами. Дальше, просто обязан идти момент торговли. Есть, я думаю, некая нижняя планка стоимости такой услуги. И если ваша зечка не сможет себе позволить заплатить даже такую минимальную сумму - что с нее взять?
   - Кажется, убедительно... - засомневалась женщина. - Хорошо... Я ничего не обещаю, поймите меня правильно, но если она сама согласится, и выполнит эту вашу просьбу, - я с вами свяжусь.
   - Договорились! - радостно провозгласил Лакшин, протягивая врачихе ладонь. Та быстро и сильно сжала кисть майора:
   - Но если с ней что-нибудь случится - я вам этого не прощу.
   - Все будет в порядке. - Улыбаясь, заверил оперативник. - Кстати, можно напоследок один вопрос?
   - Пожалуйста.
   - Почему Типцов так боится комиссии?
   - Очень просто, - разом погрустнела Светлана Ильинична, - вы когда-нибудь видели, чтобы новорожденные вместе с матерями ютились в три яруса? Илья Сергеевич выделил всего два помещения, а их нужно, по крайней мере, пять! Представляете, какая там смертность? За этот год родилось триста семьдесят девять, а к сегодняшнему дню живых осталось триста восемь!
   В детских такой гвалт стоит! Невозможно вообразить. А вонь? Младенцы, они, знаете, какают после каждого кормления. А кормят их шесть-восемь раз в сутки. Все в пеленках. Женщины в очередь становятся, только чтобы что-то высушить!
   - Кошмар! - искренне пробормотал Игнат Федорович. - А что же "хозяин", замполит?