Ширянов Баян. Монастырь (Книга 1)

   - От судьбы не уйдешь. - философски заметил Крапчатый, сделав себе бутерброд из колбасы с ветчиной.
   - Что за сходняк, бычары?! - рявкнули из-за занавеси, которая тут же оказалась сорвана, явив блатным прапорщиков Бычару и Прошмонать.
   - А, граждане начальники, чайку не побрезгуете? - глумливо осклабился вор в законе.
   - Почему курим в секции? - тупо спросил Бычара. - Почему в сапогах? Почему не на ужине?
   - А, да тут осужденный Михайлов. - приторно улыбнулся Прошмонать.
   - Для вас - Кузьма Николаевич. - огрызнулся Крапчатый.
   - А не пройдете ли с нами, Кузьма, блин, Николаевич. - предложил Бычара. Да и все остальные бычары до кучи?
   8.
   Кум и задержанные.
   Вся акция по задержанию сходки блатных была спланирована заранее. Едва Игнату Федоровичу стало о ней известно, он сразу понял, что речь там пойдет именно об убийстве Гладышева. Ведь если бы оно было санкционировано местным авторитетом, никакого срочного сходняка созывать не было бы смысла. А сейчас перед блатными встала та же самая задача, что и перед кумом. Вычислить и наказать убийц. Что их было несколько, недвусмысленно доказал Поскребышев.
   И, препроводив на вахту всех участников блатного совещания, Лакшин теперь имел возможность узнать о решении из первых рук. Но спешить не следовало. Пусть шерстяные посидят пока под бдительным оком майора Семенова, а у кума пока оставалось одно дело.
   В каждом исправительно-трудовом лагере было несколько работ изначально считавшихся синекурами. В других зонах на них ставили особо отличившихся зеков. Причем отличиться, зачастую, было можно всучив кому надо щедрую взятку. Лакшин не был чужд этого вида приработка, но все-таки, по возможности старался поставить туда людей надежных во всех отношениях. Причем надежность в этих случаях выражалась не в готовности настучать на ближнего, а в том, что эти зеки должны были честно исполнять свои немногочисленные обязанности и не расслабляться от того, что работы мало. Подобрать такой контингент являлось задачей сложной, но выполнимой. Вот и сейчас кум находился в помещении, принадлежавшем одному такому человеку. Это был зековский фотограф Андрей Меняев по прозвищу Менялкин. На воле Менялкин работал профессиональным фотографом, пока ему в голову не пришла светлая мысль попытаться извлечь серебро из старых снимков и пленок. Операция прошла успешно, сорок грамм металла удалось выплавить, но дело застопорилось на сбыте. Те граждане, кому фотограф попытался продать драгметалл уже находились под наблюдением МВД и Андрей Меняев пошел по этапу со статьей за незаконные операции с валютными ценностями.
   Одним из достоинств Менялкина была его безудержная говорливость. Причем он, как выражались зеки, настолько тщательно фильтровал базар, что из его болтовни невозможно было выудить и грана ценной информации, если фотограф сам бы того не захотел. Но профессионалом Меняев был высочайшего класса и теперь кум решил прибегнуть именно к его помощи, зная, что все происходившее в фотолаборатории останется в строжайшем секрете.
   Игнат Федорович застал Менялкина когда тот вывешивал на просушку карточки этапников. Собственно, если не считать снимков передовиков производства для стенгазет, да видовых фотографий монастыря, которые Менялкин регулярно отсылал в газету ОУИТУ "Петь к свободе", это была его единственная обязанность. Кум делал вид, что не знает о том, что Андрей собирает галерею образов зеков, используя для этого казенные фотоматериалы. Но, пока неприятностей от этого увлечения не было, Лакшин позволял Меняеву заниматься творчеством.
   - О! Приветствую начальника тайного фронта! - поздоровался Менялкин. Оперативник иногда специально приходил сюда, чтобы после омерзительных зековских рыл пообщаться с интеллигентным человеком и поэтому позволял фотографу в общении с собой некоторые вольности. Но строго наедине.
   - Я тут прослышал, мужик один сбросился. Гладышев, да? - и, не дожидаясь ответа, Андрей продолжил, - Я тут покопался в старых снимках. Нашел его. Понимаете, странно смотреть на снимок уже мертвого. Кажется, что он оттуда, из какого-то потустороннего мира на тебя смотрит. И лишь после этого начинаешь замечать в его облике что-то, на что раньше просто не обратил бы внимания.
   К чему это я? Я уже говорил, взглянул я на его фотографию и вижу такую странную тоску в глазах. Нет, у многих зеков в глазах тоска, по прошлому, по воле, а тут что-то другое. Несколько минут мучался, пока слова не нашел подходящие. И вот что я сформулировал. У него была тоска по тайне!
   Не к знаниям. Знания что? Вычитал, узнал, научился. В этом тоже тайна есть но не та, другая. А у него была какая-то, не побоюсь этого слова, патологическая тяга к неизвестному, сокрытому. Сакральному, даже можно сказать.
   После этого посмотрел я ему в глаза и подумал, вот погиб гениальный мистик. Проник он в какую-то тайну и оказалась она ему не по зубам. И тогда, представьте, мне стало по настоящему страшно. Что же такое здесь есть из-за чего так просто умирают люди? Что это за мистика такая, за которую не жалко отдать свою единственную жизнь?
   - Вот уж не знаю. - удалось наконец Игнату Федоровичу ввернуть слово. Он, благодаря собранной информации, знал, что фотограф почти что попал в яблочко, но подтверждать или опровергать догадки Менялкина кум не собирался, хотя и принял к сведению.
   - А я к тебе по серьезному делу. - Лакшин, не дожидаясь приглашения, присел на первый попавшийся стул.
   - Всегда - пожалуйста.
   - Вот, смотри, - майор извлек помятую коричневую тетрадь, - раскрыл ее, Здесь все вырвано. А я бы хотел прочитать то, что можно восстановить. Попробуешь?
   Глаза Андрея загорелись от осознания новизны и необычности задачи:
   - Тут должны остаться следы. - тут же стал размышлять вслух фотограф, Когда пишут - давят на ручку. Следовательно - следы вдавленные. Если снять их при боковом освещении, а потом наложить несколько негативов один на другой, можно будет прочесть и сам текст! Правильно?
   - Да ты криминалист. - сухо улыбнулся Игнат Федорович ход рассуждений которого только что подтвердил Меняев. - Я тебя оставлю. Вернусь примерно через час. Никому не открывай, пусть даже сам хозяин стучаться будет.
   - Йес сэр! - шутливо отсалютовал фотограф.
   Кум проследил за тем, чтобы Менялкин запер за ним дверь и быстрым шагом отправился на вахту, где его уже дожидались задержанные блатные.
   Рапорта уже были готовы и ждали лишь санкции Лакшина для водворения нарушителей в ШИЗО. Нарушения, выявленные прапорщиками оказались самыми стандартными. Начиная от курения в секции и кончая пререканиями с представителями администрации. Просматривая фамилии, кум не удивился, увидав среди них Исакова, Перепелова и Клоповника. Этих, наверняка вызывали на разборки и поэтому отпустить их можно сразу. Пусть занимаются отрядом, а не высиживают непонятно что на вахте.
   Остальные тоже почти не заслуживали интереса. Снегов Алексей Жданович, он же Колесо. Прихлебатель Крапчатого. Глуп, занят лишь собой. Даже если при нем будут рассказывать государственные тайны, он вряд ли обратит на это внимание. Выгнать. Следующий Воропаев Станислав Вячеславович., он же Репей Блатной въедливый, с проницательным умом. Он, напротив, может заметить, но склонен к мистицизму даже то, чего здесь нет и сделать кучу выводов из одного факта. Причем большинство абсолютно неверных. С ним можно поговорить, но в последнюю очередь. Далее идет Разливайко Остап Валентинович, Псих. Молчалив, даже угрюм. Затруднения предпочитает решать кулаками. Умом не блещет, зато идеальная память. Давненько, кстати, не посещал ШИЗО. Туда ему и дорога. Разговаривать с ним почти не имеет смысла. Разве что останутся какие-то неясные детали. За Психом - очередной старый знакомый Иван Лунев, он же Пятнадцать Суток, он же шнырь того самого ШИЗО, куда запросто может попасть сейчас в несколько ином качестве. Выгнать немедленно. А вот и основной - Крапчатый. Михайлов Кузьма Николаевич. Вор в законе, негласный хозяин зоны, обличенный властью карать и миловать. С ним будет беседа в первую очередь. Ага, куда Крапчатый, туда и Доктор. Доктора тоже выгнать. Нечего места занимать в шизняке. Они для более достойных личностей.
   Кстати, Игнат Федорович еще раз пролистал рапорта, опасаясь, не пропустил ли он еще одну фамилию. Но нет, точно, почему-то не было осужденного Медник, он же блатной по кличке Сват, хотя именно он сегодня вел себя крайне активно, выражая неприятие администрации.
   Итак, из восьми нарушителей пятеро временно помиловались. Лакшин сообщил о своем решении ДПНК Семенову и при нем разорвал стопку лишних рапортов.
   - Василий Семенович, распорядитесь пожалуйста чтобы Крапчатого привели в четвертый. Я там с ним поговорю.
   ДПНК вздохнул своим большим телом и нажал на кнопку вызова дежурных прапоров.
   Кум неспроста выбрал именно четвертый кабинет. Он, как и все прочие помещения вахты, располагался в крепостной стене монастыря, но окна его, забранные прочной решеткой, выходили наружу, "на волю".
   Едва Игнат Федорович расположился за столом, как в дверь постучали и на пороге возник Крапчатый в сопровождении прапорщика Сергиенко. Вор в законе чувствовал себя вольготно в любой обстановке. Он сразу прошел к свободному стулу и вальяжно уселся на него, положив ногу на ногу.
   - Привет, кум. - помахал рукой авторитет, - Давненько не виделись.
   - Свободен. - кивнул Серому Лакшин и прапор закрыл за собой дверь. - Да, давненько. - майор перевел взгляд на Михайлова, - Вторая неделя уж пошла...
   - По мне - так век бы с тобой, Игнат Федорович не встречаться.
   - Это как понимать? - усмехнулся оперативник, - Хочешь с зоны ломануться, или закрыться в БУРе до откидона?
   - А как хочешь, так и понимай.
   Первичная артподготовка кончилась и пора было приступать к массированному наступлению.
   - Так и сделаю, не сомневайся. - закивал кум. - Курить будешь?
   Лакшин пододвинул к вору раскрытую пачку "Marlboro".
   - Красные? - покачал головой Крапчатый. - Западло, начальник.
   - Да брось, ты. Не на малолетке, право.
   - Тут ты прав, - согласился авторитет. - Все здесь взрослые люди. - он протянул руку, взял сигарету и, не разминая, прикурил от своей зажигалки. Только любят почему-то в детские игрушки баловаться...
   - Предлагаешь перейти к делу?
   - А чего порожняки гонять? Я сам себе сто процентов давал, что ты сходняк накроешь. Так и случилось.
   - Так зачем тогда собирал?
   - А может, мне с тобой побазарить захотелось? Ну чем не повод?
   - Повод, действительно неплохой. - Игнат Федорович, хотя и курил редко, сейчас решил слегка потравиться никотином. Табак на Лакшина действовал успокаивающе, а в этой ситуации внутреннее спокойствие было совершенно обязательным атрибутом беседы. Кум никак не мог понять, кто тут кого переиграл. Или Крапчатый действительно нуждался в помощи оперчасти, или это была спонтанная придумка, чтобы с честью выйти из сомнительного положения. Впрочем, и в том и в другом случаях, майор ничего не терял.
   - Ну, вот мы и наедине, - оперативник сделал легкий нажим на последнее слово, - Что ты хотел рассказать?
   - Ну, ты, кум, прямо как мент какой-то. - вор в законе хитро посмотрел прямо в глаза Игнату Федоровичу. - Рассказать!.. Я ж не на допрос нарывался. На беседу. Чуешь разницу?
   - Чую, чую. И о чем же мы побеседуем?
   - Я, начальник, хочу тебе помочь.
   Лакшин молчал, ожидая продолжения.
   - С этим убийством ты, прямо скажу, в глубокой заднице. Впору вазелин готовить.
   - Давай без интимных деталей. - предложил майор.
   - Это я так, образно. Но суть-то остается. Тебе нужен убийца. Мне тоже. Отсюда вывод - неплохо было бы объединить усилия. Как предложение?
   Начальник оперчасти сохранял на лице невозмутимое выражение. Даже глаза его никак не отреагировали на слова воровского авторитета. Быть готовым ко всему - являлось кредо Лакшина. И именно благодаря этой постоянной готовности к неожиданностям, Игнат Федорович смог правильно отреагировать:
   - А какая тебе с этого выгода? Вор, да якшается с кумом. Если такое всплывет - слетишь с воров, если не хуже.
   - Если всплывет. Ты, кум правильно сказал. - Крапчатый загасил окурок. Так и тебе это не выгодно. Можешь, конечно, отбазариться, что проводишь воспитательную работу среди отрицалова. Да кто тебе поверит? Скажут купили кума. И слетишь ты на пенсию. Слушок такой запросто можно подпустить. И дойдет он куда надо.
   Демонстративно зевнув, Лакшин смачно потянулся:
   - Как говорит контингент осужденных, бабушка дедушку попугивала, а дедушка бабушку... Сам знаешь, что делал этот любвеобильный дедушка. Будем в пугалки играть? Сам же в детство впадать не хотел...
   - Хитер ты, начальник. - осклабился Крапчатый. - А выгода моя такая власть. Сам знаешь, чем больше ее у меня - тем в лагере беспредела меньше. Тебе же спокойнее.
   Всё. Все стиры тебе разложил.
   Игнат Федорович не сомневался, что авторитет наверняка оставил какого-то туза в рукаве. Причем, скорее всего, этот туз - желание овладеть секретом Гладышева. И тут будет гонка на выживание.
   - Ладно. Твои предложения? - начальник оперчасти соединил пальцы в замок и оперся на локти, пристально всматриваясь в Михайлова.
   - Наладим обмен информацией. У меня свои каналы, у тебя другие. Лишними сведения никогда не бывают.
   - А там - кто первый допетрит...
   - Это уж как всегда. Кто первый встал - того и сапоги.
   - Ну и подкинул ты мне задачку. - внешне озабоченно проговорил Игнат Федорович.
   - Да не грузи, начальник! - поморщился Крапчатый, - Ты уже давно согласный. Врубись, даже если ты сам этих беспредельщиков вычислишь, в шизняк их закроешь, от народной мести, они ж все одно на пере кончат. А так, от них хоть записочка будет. Раскаиваюсь, мол, в злодеянии и свожу счеты с жизнью.
   - А вот кончат они на пере, или нет - это от тебя зависит.
   - Не от меня, - вздохнул авторитет, - От воровского закона. Глаз за глаз, и все такое. Ну какой я буду вор, если воровской закон не соблюдаю?
   - А ты въезжаешь, что сейчас уже набазарил на раскрутку по сто второй через пятнашку?
   - А тебе что важнее, мне срок накинуть или убийц прищучить?
   - Если честно, то не "или", а "и".
   Глаза Крапчатого нехорошо сверкнули.
   - Но в данном случае, - продолжил Лакшин, - Я пойду на компромисс. Я забуду все то, что ты говорил про воровской закон. И, как жест доброй воли с твоей стороны готов выслушать все, что тебе известно про это убийство.
   Авторитет расхохотался:
   - А сам?
   - А сам расскажу все после тебя. Слово офицера!
   - Эх, зарекался я верить этому слову... - вздохнул Крапчатый, - Но мудрый уступит. Итак...
   Кум вынужден был проглотить эту пилюлю, подслащенную, правда, рассказом вора в законе. Почти ничего интересного узнать ему не удалось, за исключением пересказа трех зековских баек из тетради Гладышева. Держа слово, и Лакшин вынужден был поведать все, что ему было известно. Умолчал он лишь о подозрениях Менялкина.
   Чтобы обработать все полученные сведения требовалось время и тому, и другому.
   - Так, осужденный Михайлов, - Игнат Федорович встал и прошелся перед темным окном, - можешь идти. А вот Репья я закрою. Все одно через три часа сразу трое блатарей поднимутся. Проведи с ними беседу и пусть бдят.
   И, главное, надо найти этот дневник.
   - Прощай, кум. - ухмыльнулся Крапчатый, - Бог даст, свидимся.
   Когда за авторитетом закрылась дверь, Игнат Федорович обессилено рухнул на стул. Несмотря на то, что беседа прошла вполне успешно, Лакшина не покидало чувство, что где-то он дал промашку. В любом случае не стоило загодя амнистировать вора, грозившего мочкануть убийц Гладышева. Но, с другой стороны, убьют их или раскрутят, зависело от того, кто первым докопается до разгадки тайны хождения сквозь стены. И тут кум намеревался быть впереди во что бы то ни стало. Задача становилась крайне интересной. Тем паче, что фотограф уже наверняка что-то успел сделать.
   Майор спустился обратно на вахту, подписал постановление о водворении Репья в ШИЗО на десять суток, распорядился выпустить Психа и, не торопясь, дыша свежим воздухом, направился в фотолабораторию.
   - Печатаю. Нельзя! - послышалось из-за двери фотомастерской после осторожного стука Игната Федоровича.
   - Даже для меня? - полюбопытствовал кум.
   Лишь после этого грохотнула щеколда и на пороге возник светящийся от удовольствия Андрей Меняев.
   - Удалось? - сразу спросил Лакшин, уже заранее зная ответ.
   - Да! - восторженно сообщил Менялкин.
   Фотограф провел майора в темную комнату и там, в свете красного фонаря вручил еще непросохший фотоснимок. На нем жирными черными линиями выделялись клетки тетради, а поверх них отчетливо проступал рукописный текст.
   - Это уже можно вынести? - осторожно спросил Оперативник.
   - Да я сейчас нормальный свет включу.
   Зажглась люминесцентная трубка под потолком. Линии на снимке сразу потеряли резкость, однако, слова читались без труда, хотя в некоторых местах и встречались пропуски.
   Первая половина страницы была исписана странной смесью матерных ругательств с нападками на администрацию. Куму не пришлось долго ломать голову над их происхождением. Такие граффити сплошь покрывали стены лагерных сортиров. Дальше шли несколько строчек с расшифровкой аббревиатур зековских наколок:
   "LHVS - Любопытным хрен в сраку.
   BOSS - Был осужден советским судом. Вариант: Был опущен собственным соседом.
   СПП - слет пассивных педерастов."
   Некоторые из этих расшифровок не знал даже Игнат Федорович, несмотря на длительный стаж общения с зеками. И лишь на самом конце страницы появилось то, что так хотел прочесть Лакшин:
   "...Источник пожелал остаться неизвестным. Из быков.
   Раньше, в прошлом или даже позапрошлом веке одновременно построили два монастыря. Для мужиков и баб, сосланных из столицы за распутство. Но те стали ходить друг к другу, благо недалече, и продолжать заниматься развратом. Тогда главные монахи ужесточили режим содержания как у мужиков, так и у баб. Теперь монахи не могли запросто шоркаться за стенами монастырей. Но (пропуск) силен, что и те и другие стали тайно рыть тоннель. Мужики ушли в сторону и вышли в овраг, а бабы докопались до (пропуск) приходили по ночам и трахали всех подряд. Весь бабий монастырь залетел, и их разогнали. Но тоннель остался и (пропуск) его теперь знали очень немногие.
   * * *
   Эта легенда, как мне кажется, одна из самых древних. Источник утвер... (пропуск) ...нная. Если тоннель между монастырями есть - это объясняет легенду 1/43. (стр. 24).
   Осталось исследовать окрестности у знака 42.
   * * *
   Я вошел в стену!
   Да, в стенах зоны есть проходы. Далеко не ходил..."
   На этом рукопись обрывалась. Игнат Федорович автоматически перевернул фотографию, словно надеясь, что на обратной стороне будет продолжение. Но там оказалась лишь гладкая белая поверхность со следами грязи, которые оставили пальцы Лакшина.
   - Сам прочитал? - поинтересовался майор.
   Отпираться смысла не имело и Менялкин кивнул.
   - Если кому расскажешь, даже намекнешь, что читал...
   - Меня найдут утром на кольях. - закончил фразу фотограф.
   - Я не это хотел сказать, - признался кум, - но и такой вариант не исключаю.
   - Буду нем, как отпечаток. - поклялся Менялкин.
   - И на всякий случай сдай мне все негативы и снимки, если сделал. Сколько пленок истратил?
   - Игнат Федорович, я вам отдам все две, но будем считать, что четыре?
   - И еще две я тебе дарю. Халтурь. - разрешил Лакшин.
   9.
   Крики.
   Полчаса сидения в одиночке на вахте не прибавили Котлу хорошего настроения. Но вскоре пришел прапор по кличке Бычара и с грохотом распахнув дверь камеры, громогласно заявил:
   - Амнистия! Выметайся, пока кум не передумал!
   Дважды упрашивать Исакова не пришлось. Он буквально вылетел с вахты, столкнувшись в дверях со своими шнырями. Шмасть и Пепел спокойно стояли и курили, словно и не провели это время в ожидании закрытия в штрафной изолятор.
   - Как приключение? - равнодушно спросил Пепел.
   - Что с очком? - Шмасть ехидно скалился в лицо завхозу. - Уже расслабилось, или как?
   - Да пошел ты в мать! - замахнулся ладонью Игорь. Клоповник проворно отскочил:
   - О! Завхоз у нас в порядке. Курить будешь?
   Котел злобно взглянул на шныря, но сигарету принял.
   - Да не гоношись. - примирительно сказал Перепелов, - Это ж с самого начала было ясно, что вязать будут только "черных". Кум-то не дурак...
   Исаков привычно закрутил головой, высматривая, нет ли лишних ушей.
   - Да, нету тут стремаков. - хмыкнул Шмасть. - Пора уж периферийное зрение развивать...
   - А чего дальше делать? - поинтересовался Котел.
   - Дерьмо пинать и пидоров дрючить. - посоветовал Клоповник. - Ничего не делать. В отряд идти да мужиков с искрящими машинами гонять.
   Многие зеки пользовались "машинами", кипятильниками, сооруженными из двух пластин нержавейки, которой на промке было в избытке. Но за время использования прикрученные к пластинам провода пережигались, лохматились, начинали искрить и могли замкнуться, устроив короткое замыкание. Нужно было, всего-навсего перемотать соединения, но подавляющая часть безалаберных зеков не желала следить за состоянием самодельных кипятильников.
   - А вахта? - не унимался Исаков.
   - Забудь. - отмахнулся Пепел, - на крайняк, короткой свиданкой кум стукнет. Один хрен никто на нее не ходит. А там, глядишь, за примерное поведение, и лишнюю дачку получишь...
   Согласившись с этими доводами, Котел бросил бычок на асфальт, растер сапогом:
   - Двинули.
   И зашагал впереди, зная, что шныри идут следом.
   В отряде за время их отсутствия ничего не изменилось. Бугры сводили отряд в столовку, мужики приволокли тюхи и теперь по всей секции шла суета. Зеки носились из дальняка в секцию, таская банки с кипятком. Те, у кого не было чая для заварки, пили воду, растворяя в ней несколько карамелек. Недавние же этапники или кишкоглоты, вынуждены были употреблять чистый кипяток с хлебом, густо посыпанным солью. Первые вынуждены были сидеть на такой убивающей почки диете из-за отсутствия денег на счету, вторые - благодаря неэкономному расходованию купленных в ларе продуктов, двух- трехдневному празднику живота, после которого наступал период вынужденного поста.
   Отоспавшаяся третья смена уже готовилась отбыть на работу. Первая стремилась побыстрее закончить второй ужин и залипнуть у телевизора в комнате ПВР.
   Едва Котел и шныри зашли в каптерку, как в дверь тут же постучали. Каптерка была единственным помещением, где находился холодильник и, соответственно могли храниться скоропортящиеся продукты и теперь зеки, которые хотели разнообразить питание за счет присланных или переданных с водилами продуктов, вереницей потянулись к месту их хранения. Зашел Глыба, бугор 80-й бригады с кропалем. Прозвище его, не мудрствуя лукаво, было переделано из фамилии, Глыбко. Звали бугра Тарас Степанович и он, не скрывая своего хохляцкого происхождения, постоянно гакал.
   - Здоровеньки булы, косячники! - Глыба, не дожидаясь приглашения, взгромоздился на стул, который заскрипел под неподъемным весом бригадира. Чего новенького?
   - А ни хрена, да луку мешок. - попытался шуткой ответить Котел.
   - Э-э, гонишь. - Тарас погрозил завхозу похожим на сардельку пальцем. Базарят, на вахту вас тягали.
   - Да все из-за Гладышева, блин. - вздохнул Пепел. - Крапчатый нас на разборки позвал а тут прапора. Всех и замели.
   - А тут отрядник прибегал. - сообщил Глыбко не слишком приятную новость. Кричал, чтобы дежурных на ночь поставили.
   - На одну или несколько? - по деловому спросил Шмасть.
   - А как кипиш пройдет. - Пожал плечами бугор и, заметив что в каптерке появился зек по прозвищу Лапоть, жаждавший побаловаться присланным в дачке салом, крикнул, - Эй, деревня, будь другом, сбегай за кипятком!
   Отказать такой просьбе значило поставить бугра ниже себя и Лапоть безропотно взял банку.
   - Значит, пока беспредельщиков не вычислят. - сделал вывод Шмасть.
   - Ага. - кивнул Глыба. - Кого ставить будем?
   - Это уж тебе виднее. - Котел развел руками, - Кто тебе меньше всех в бригаде нужен.
   - Ты чего, по натуре петришь, что я хоть одного пидора с промки дам снять? - угрожающе привстал Тарас. - У меня план горит.
   - Он у тебя каждый месяц горит. - напомнил Пепел, но бригадир не обратил на эту информацию никакого внимания, продолжая пожирать завхоза суровым взглядом.
   - Тогда, - спокойно проговорил Исаков, - думай, кого из второй смены можно заставить непоспать.
   - Да Мешочника! - Глыба рубанул воздух ладонью. В этот момент появился Лапоть, принесший кипяток. - Чего так долго шоркался? - недовольно спросил бригадир.
   - Так очередь... - попытался оправдаться зек.
   - Не мог сказать, что для меня? - нравоучительно поинтересовался Глыба.
   - Так я говорил... Не верят...
   - Ладно, иди, давай!
   - Я тут в холодильник...
   На это Глыбко лишь отмахнулся. Он поставил банку в центр стола, торжественно развернул кропаль и высыпал заварку в кипяток.
   - Хорошо. - кивнул Шмасть. - этого на сегодняшнюю ночь. А на завтра?
   - А на завтра - повторил Глыба, - Пущай Хват с Молотком кумекают.
   Эти зеки были буграми 81-й и 82-й бригад и людей у них было примерно столько же, сколько в бригаде Глыбко.
   - А твой Мешочник не закемарит? - подозрительно спросил Котел.
   - Какое! - пробасил бугор, - Бессонница у старпера. Хотел его в третью кинуть, да не собрался пока. Коллектив там сработался. По сто тридцать процентов дают.