Шитова Н.. Клятва Примара (Дерзкая - 2)

   - Я пришел выразить свое восхищение! - ответил он, прекратив аплодировать.
   - Нечем тут восхищаться, все что я сделала, я сделала для себя, а не для тебя.
   - В этом я не сомневаюсь. Но я все-таки получил истинное удовольствие от наблюдения за тем, как и что ты делала для себя. И, что еще интереснее, ты опять добавила значительное количество отсебятины в ту роль, что я для тебя написал. Я опять сильно ошибся в прогнозах... - засмеялся Примар.
   - Что ж, тебе хуже, - проворчала я.
   - Нет, хуже тебе, - заметил он.
   - Отчего? - отвратительный комок запульсировал у меня внутри.
   - Объясняю. Я заключил пари сам с собой. Если бы ты в этот раз оправдала мои ожидания, я оставил бы тебя в покое и переключился бы на другой объект наблюдения. Но ты снова повернула все в свою сторону, поэтому я должен буду продолжить...
   - Не стоит идти на такие жертвы. Тем более, что пари у тебя было с самим собой, - мне с трудом удалось улыбнуться.
   - Самому себе нужно проигрывать достойно, и не в коем случае нельзя задерживать возврат долга такому кредитору, как собственное "я". Обманывать самого себя я не советую никому. Да и не может быть тут никакой жертвы. Свою пьесу я продолжу ставить с удовольствием, и мне пока не нужно другой актрисы на роль героини.
   - И тебя не смущает, Примар, что твоя выдуманная пьеса - моя реальная жизнь?
   - Некоторая натянутость твоего положения состоит в том, что ты, в отличие от остальных людей, в курсе того, в чьей пьесе ты играешь. Но это нам не помешает... Поскольку не осталось никого, в чье тело я мог бы еще раз, после твоей смерти, направить твою душу, сюжет придется несколько изменить. И на этот раз я не буду ничего тебе предсказывать. На этот раз я буду ставить условия, - пояснил он, дружелюбно улыбаясь.
   - А как же твой принцип невмешательства?
   - Я не собираюсь привносить в твою жизнь и жизнь твоих близких ничего ирреального. Я не собираюсь устраивать глобальные катаклизмы. Мне не интересно, как быстро ты бегаешь, сколько раз ты попадешь в цель по бегущей мишени, многих ли сможешь уложить шпагой или голыми руками. Мне не интересно, сможешь ли ты организовать оборону города, возглавить боевой отряд, отыскать преступника. Мне все это не интересно. Ты все это или умеешь, или научишься с легкостью. Это не есть предмет моего интереса к людям и, в частности к тебе. Меня интересует, как ты будешь продираться через тернии, которые вырастают на пути твоей души. И поэтому я собираюсь совершенно отказаться от изменения предлагаемых обстоятельств, как я это сделал недавно с твоими аналогами, принудительно воскресив их. Теперь все пойдет так, как должно идти, самым естественным путем, - последнюю фразу Примар сопроводил плавным неопределенным жестом.
   - Не понимаю, в чем тогда для тебя интерес, - заметила я.
   - А интерес в том, что естественный ход вещей станет для тебя испытанием, какого не придумать и не создать искусственно. И тут уже я посмотрю и, возможно, помогу тебе справиться с какой-нибудь проблемой. Это не будет вопреки моему принципу, согласно которому я не отвечаю на молитвы, потому что это будет не ответом на молитву, а принятием обета, причем обета с моей стороны. Я пообещаю тебе что-нибудь в ответ на некоторые твои поступки...
   - Какие проблемы и какие поступки? - перебила я его.
   - Я не буду ничего предсказывать, - Примар повернулся к выходу. - Все в свое время. Всего хорошего, вечная Екатерина!
   Он исчез. Вышел из помещения архива, а когда я выбежала вслед за ним, его уже не было в коридоре. Я так и думала, что он скажет какую-нибудь гадость. На первый взгляд, его слова, не несшие в себе ничего конкретного, были почти что невинны. Но даже за то короткое время, которое я провела в обители этого всесильного человека, я узнала, что он не бросает слов на ветер. И ничего не делает просто так. Значит он и меня предупредил о грядущих испытаниях не просто так, а для того, чтобы я начала разгонять себя в ожидании неожиданностей. Поэтому лучше для меня будет, если я забуду на время о визите Примара. О боге, тем более таком, как Примар, стоит вспоминать только тогда, когда все обычные средства исчерпаны.
   Я уже хотела вернуться в архив, но тут четкий призыв Юры холодным ветром окутал голову.
   "Катя, мы в зале Совета. Ждем тебя."
   Они не могли выбрать местечко, менее подходящее для задушевной беседы, чем величественный зал Совета. Но так или иначе, я пошла туда, хотя мне совсем не хотелось погружаться сейчас в разборки. Не хватало еще, чтобы сразу несколько человек спустили на меня целую свору своих праведных эмоций.
   Зал Совета выглядел осиротевшим, хотя, по сути дела, там все осталось попрежнему. Только свет был слабым, и едва вырывал из темноты дальние углы огромной комнаты.
   Я вошла через главный вход, и первым мне навстречу поднялся иерарх Тарон. Он легко пружинисто сбежал с низких длинных ступенек подиума, на котором стоял стол заседаний, и, подойдя ко мне, сдержанно произнес:
   - Здравствуй!
   Я поклонилась ему, как подобает. Он слегка наклонил голову и, когда я разогнулась, протянул мне руку. Это означало некоторую симпатию с его стороны, и я не могла не принять руку иерарха. Я боялась задавать ему вопросы, но Тарон сам сказал:
   - Я не против называть тебя сестрой. Я рад, что душа Рэсты продолжает жить, это значит, что у меня снова нашелся потерянный друг.
   - А я очень рада твоей победе, мальчик, - тихо проговорила я и пожала его ладонь. Он чуть покраснел, но не одернул меня, и я порадовалась, что у Тарона не появилось лишних предрассудков.
   - Тарон, не задерживай ее, пожалуйста, - подал голос Юрка. Он, Олег и Гайл расположились на конце стола и изучали какие-то бумаги, которые подсовывал ,,,им низложенный иерарх Бертан.
   После того, как Тарон подвел меня к честной компании, Юра оторвался от документов и уступил место иерарху.
   Отойдя всего лишь на несколько шагов и подтолкнув Олега к одному из свободных кресел, Юра поманил меня и притянул к себе, усадив на край стола рядом с собой. Я только успела почувствовать, как дрожат его руки.
   Несколько секунд, пока Юра закуривал, я изучала Олега. Он теперь смотрел на меня открыто и свободно, в его взгляде мешались протест и странная болезненная нежность.
   - Катюша, ты что же это позоришь мои седины? - начал Юра.
   - А что? - моя реплика прозвучала несколько агрессивно.
   - Мне очень не хотелось верить тому, что мне сказал Олег... Я никак не могу понять, как у тебя рука поднялась провернуть все это? - задумчиво сказал Юра.
   - Жаль, что ты не можешь понять.
   - Это и все, что ты можешь мне сказать? - удивился Юрка.
   - Все. А что ты хотел? Чтобы я покаянно расплакалась у тебя на плече? Но меня не мучает совесть от того, я убила их обоих, и Одера, и Мари.
   Юрка мрачнел на глазах:
   - Неужели ты не чувствуешь, как дико звучат твои слова?
   - Мои слова звучат совершенно нормально. Я рада тому, что мой брат жив. И все остальное лишь не очень приятные сопутствующие обстоятельства.
   Юра задумчиво потер лоб и проронил:
   - Интересно, с чего это началось? С того психологического эксперимента с Зубарским, или с твоего решения разбить бутылку о голову Олега?
   - Какая разница, Юрка? Ты что, хочешь отказаться от сомнительной чести быть моим братом?
   Юра отчаянно запротестовал:
   - Хочу всего лишь запоздало понять, неужели цель для тебя оправдывает средства?
   - Да, Юрка.
   - Значит, я плохо тебя воспитал, - Юра развел руками.
   - Все, поздно об этом жалеть. Но хочу тебя успокоить. Цель оправдывает средства, но не человека их применившего, - сказала я. - И поэтому наказание свое я уже получаю. В душе Олега вспыхнули воспоминания моей невинной жертвы, да, как я вижу, и погасли. А я каждую ночь вижу во сне, как я убиваю сама себя, сама себя боюсь и ненавижу. И эти воспоминания не хотят гаснуть... - четко сказала я, не сводя глаз с лица брата.
   Он поежился, сглотнул слюну и произнес, наклонив голову и спрятав от меня лицо:
   - Я настолько же глупее тебя, насколько старше. Мой идиотский максимализм просто смешон. Ты прости меня за этот нелепейший допрос.
   Я промолчала.
   Юра притянул к себе мою голову, коснулся губами моего лба и, пробормотав что-то, отошел в сторону и присоединился к друзьям.
   Я взглянула на Олега и поймала все тот же особый взгляд.
   - Что ты на меня так смотришь? Тебе не удасться добавить ничего вроде "я не так представлял себе нашу встречу", - буркнула я. - Ты ведь не мог ее себе представлять.
   Он покачал головой:
   - Я только этим и занимался. Я представлял, что скажу тебе при встрече. Я надеялся, что хотя бы на том свете она произойдет.
   - Должна тебя разочаровать. На том свете я была и авторитетно заявляю: там ничего нет. Все встречи могут произойти только на этом свете.
   - Этим ты меня не разочаруешь, - засмеялся Олег. - Это просто здорово, что ты с нами.
   - Это не надолго. Я не собираюсь тут задерживаться.
   Олег, казалось, не придал значение моим словам, он понял их так же, как только что Юрка. Олег посмотрел на Юру и ответил:
   - Юра тоже хочет уйти в Питер. Он все это время держал связь с агентством и с Зинченко лично. Раза два-три в год он появлялся в агентстве, чтобы не вызывать подозрений и не терять старые связи. Все думают, что он просто уехал по личным делам... Но я считаю, что ему лучше остаться здесь. Он будет отличным советником иерарха и сможет занять высокий пост в Совете. Он прекрасно сумеет внушить этой мелюзге, что это именно они принимают столь мудрые решения... Это лучше, чем возвращаться в Питер и отбирать самостоятельность у Озерова, который за пять лет считает дело своим, и по праву... - Олег произносил это все ленивым тягучим голосом, не отрывая глаз от Юрки. Мне показалось, что он одновременно связывался с ним. И точно, Юра на секунду оторвался от своего разговора и сделал Олегу характерный жест, означающий: "со мной все в порядке."
   - А по-моему, дела Первого мира уже не имеют для Юры такого значения, как раньше. Не лучше ли ему будет делать то, что ему больше по душе?
   - Не лучше, - отрезал Олег.
   - Не заставляй меня снова применять к тебе пытки с пристрастием! возмутилась я. - Говори, в чем дело?
   - Дело в том, - Олег встал и присел на стол рядом со мной. Его рука легла на мои плечи. - Дело в том, что здесь, в Первом мире, самая высококлассная медицина, какую можно найти. И лучше Юре остаться здесь.
   - Разве... Разве ему что-нибудь угрожает?
   Олег слегка прокашлялся и отозвался натянуто:
   - Понимаешь, старое ранение и выжатые нервы - это всего лишь фон. На это он не обращает внимание. С этим можно жить до ста лет. Но вот... Он думал: просто сердце шалит, обычное дело для тех, кто все время на нервах. Оказалось, что он давно и серьезно болен. Мы с ним мало разговариваем об этом, но я всячески пытаюсь склонить его остаться здесь. Тут его хоть и не вылечат, так помогут достойно перенести все это...
   - Что значит "не вылечат"?
   - Это неизлечимо, Катюша. Я уже изучил все, что касается этой болезни,
   - Олег замолчал, только сжал мои плечи, а потом медленно опустил руку.
   Жесткий спазм перехватил горло, и мне даже пришлось помять его ладонью, чтобы заговорить.
   - Надо что-то делать, Олег.
   - Ничего не имею против. Если бы я только знал, что. Ты не показывай, что все знаешь. Ты же помнишь, как он относится к жалости, - в голосе Олега было столько сожаления, что он, казалось, готов заплакать.
   - Я все помню, Олег. Главное, ты не забывай, что я не возникла из ниоткуда, я просто из Рэсты превратилась снова в Катю. Ты даже знаешь, как.
   - Я воскрешал тебя собственными руками, хотя и вспомнил это только сейчас. И я подумал, что все не могло случиться иначе. Уцелеть должны были именно мы с тобой, а не Одер и Мариэла, - прошептал Олег. - Ты вернулась ко мне, и я впервые по-настоящему счастлив.
   - Олег, ты по-прежнему мой добрый, надежный друг. Но никогда не говори больше о том, что я вернулась к тебе.
   - Почему? - удивился он.
   - Потому что я возвращалась не к тебе. И даже сейчас, когда я здесь, это не значит, что я с тобой.
   - Но послушай, малышка!...
   - И не называй меня малышкой! - отрезала я.
   Раздался сигнал открывающейся двери главного входа. И Тарон поспешил навстречу новому вошедшему. Я подняла голову, и сердце, замерев на секунду, с силой тяжелого молота ударило изнутри по ребрам, заколотилось прерывисто и через чур интенсивно. Я поняла, что мне очень и очень повезло. Наконец-то повезло. Я в общем-то и не ища, неожиданно нашла этого человека.
   Он вошел неторопливо и спокойно, не оглядывая огромное помещение, и смотрел только на того, для которого принес отчет. Он держал в руке плоский тонкий кейс с закругленными углами. Насколько я знала, это был ручной мини-архив.
   Валерий Извеков. Это имя билось в моей голове, я кричала его во всю силу своего безмолвного голоса, но он никак не реагировал на мой крик, и даже не смотрел в мою сторону.
   Он опять изменился. Он похудел, и степной загар, несмотря на лето, сдал свои позиции гипсовой бледности. Волосы отросли еще длиннее, и теперь уже никакой поток воздуха, не смог бы легко пошевеливать тяжелые пряди. Видимо, не далее, чем несколько дней назад, он был чисто выбрит, что уже само по себе было необычно, и теперь легкая кучерявая бородка пока совершенно не скрывала четкие контуры его подбородка.
   Он передал кейс подошедшему Тарону и, не произнеся ни единого слова, застыл, глядя прямо перед собой. Его руки безвольно повисли вдоль туловища, ноги же, наоборот, казались напряженными и готовыми сорваться с места.
   Его помятые бурые брюки с засохшими пятнами внизу говорили о том, что путь Валерия был долгим, и, проделав его, он не стал отдыхать перед визитом к Юрию. Замшевая безрукавка, небрежно расстегнутая, тоже не блистала великолепием. Но Валерка совершенно не обращал внимание даже на прилипшую к подошвам грязь и на то, как смотрят на него присутствующие в зале люди и выглядывающие из холла телохранители иерарха. Я видела, что он вообще отсутствует. Его большие глаза были широко открыты, но он смотрел не вокруг, а внутрь себя. И поэтому в его глазах отражалось именно то, что там, внутри, было. А там была черная пустота. И беззвучная глушь. Такая же, как на границе выставленных им барьеров.
   Юрка, прекратив разговор, подошел к нам с Олегом и что-то произнес. Тарон, приблизившись, передал Юрке кейс. Юра машинально поставил его на поверхность стола и что-то спросил у Олега. Я не слышала слов вокруг меня, я звала и звала Валерия, а он повернулся и собрался уходить. Мой зов разбивался вдребезги о его камень.
   - ... сделаем так, как скажет Катя, - услышала я решительный ответ Юры на чей-то вопрос. - Девочка, что с тобой?!
   Несколько рук потянулось ко мне. Не обращая внимания ни на то, чьи это руки, ни на то, что они от меня хотят, я собрала все, на что была способна и выкрикнула в спину уходящему другу:
   "Валерий!"
   Он споткнулся на пороге, а я всем телом ощутила, как подалась слегка его твердокаменная защита. Он в нерешительности постоял несколько секунд и снова начал движение.
   Я не замечала, что несколько рук вцепились в меня, а заметив, поняла, что выгляжу, возможно, не самым лучшим образом, если мои друзья решили, что мне плохо.
   Была не была. Совершенно отказавшись от телесного контакта с действительностью, я послала всю себя на прорыв. Можно было позвать его и голосом, но голосом не снять такую мощную завесу, а я хотела, когда он обернется, увидеть не пустые, а живые глаза...
   "Валера!!!"
   Я физически почувствовала, как хрустнула защитная завеса, как обрушился один из камней, освобождая брешь, через которую несдержимой струей хлынула черная гнилая муть, выевшая до дна обезумевшую, затравленную душу этого человека. Это была не просто та, прежняя боль. Это был ад.
   Я едва позволила себе не несколько мгновений перевести дух и понять, что не сорвалась, вернулась в границы бытия. Я стряхнула с себя руки друзей и, шагнув вперед, послала в образовавшуюся брешь то, что сейчас смогла наскрести среди осколков той силы, что была у меня минуту назад.
   "Валера, милый мой, я вернулась к тебе..."
   Это был уже не зов, это было похоже на мольбу.
   Валерка обернулся. Он смотрел на меня, а поток мути медленно сбавлял напор и через некоторое время прекратился. Валера резко развернулся и шагнул в мою сторону. Казалось, что он все еще не узнает меня. Он остановился, крепко зажмурился...
   Я сорвалась с места и побежала к нему. Я выбросила на прорыв столько сил, что мне стало трудно адекватно воспринимать действительность. Я не могла на самом деле двигаться так, как мне казалось. Но восприятие отставало, и все вокруг происходило, как в замедленной съемке... Я бежала, казалось, плавными медленными прыжками и видела, как Валерий открывает глаза, и когда до него оставалось метра три, протягивает ко мне руки...
   Знакомая боль омыла меня, словно я окунулась с разбега в омут. Валерка подхватил меня на руки, как ребенка, и по инерции развернулся. Я обняла его за шею, прижалась к нему щекой и неожиданно почувствовала, как тает боль, сопровождавшая все наши контакты с Валерием. Боль таяла, а вместо нее появился звенящий ветер, теплый и ласковый. Он окутал меня, вдыхая новые силы, он звенел, он ласкал и овевал меня теплым потоком... Это был настоящий вихрь, но мягкий и нежный вихрь.
   Я не думала, что чужую душу можно почувствовать кожей. Вбирая в себя этот ветер, я вскользь подумала, что и не подозревала, что Валера способен когда-нибудь избавиться от съедающей его боли... Но тугой спиралью обвивало и отражалось от меня, возвращалось к Валерке и снова, вырастая и становясь все сильнее и сильнее, обрушивалось на нас то, на что мы с ним оба никогда не решались расчитывать. Это было всего-навсего счастье. Теплое, звенящее счастье.
   Глава 11.
   Легкое шелестящее постукивание - и какой-то твердый предмет несильно ударил меня в бок. Я пошарила рукой рядом с собой. Что большое и круглое. Я взяла предмет в руку и, поднеся его к лицу, открыла глаза.
   Это было яблоко. Огромное, величиной с небольшой ананас, с ярко-красной кожицей и чуть подсохшим черенком. Кожица блестела, словно натертая воском, но в этом не было нужды, яблоко и так было сорвано не более суток тому назад.
   Я бросила взгляд на опущенные жалюзи, уже не сдерживающие яркие солнечные лучи. Тонкие тростниковые пластинки пропускали солнечный свет в щели, и вся желтая комната, расчерченная полосками свето-теней казалась еще более жизнерадостной, чем тогда, когда я ее увидела впервые.
   Крики морских птиц доносились с улицы. Я поднялась на локте и огляделась, держа яблоко на ладони. Желтый потолок, голые гладкие желтые стены нежно-лимонного оттенка, толстая махровая простыня, покрывающая почти пол-комнаты, разбросанные плоские подушки...
   Валера стоял в дверях в позе человека, играющего в кегли: на одном колене, протянув вперед руку, только что метнувшую по полу яблоко. Он выжидательно смотрел на меня и улыбался.
   Я встретилась с ним взглядом.
   - Хэй-я-а-а! - выкрикнул Валерка, бросаясь вперед. Перекатившись по полу, он добрался до меня и навис, опираясь на вытянутые руки, вынудив меня отпрянуть обратно на подушку. - Ну ты и соня! Сколько можно спать?!
   - Откуда яблоко? - спросила я.
   Он осторожно опустился, сгибая руки, поцеловал меня и, оттолкнувшись рукой, сел рядом.
   - Пока ты спала, я успел искупаться и сходить за яблоками.
   - И далеко пришлось идти?
   - Есть одно местечко... - усмехнулся Валерий. - За одной незаметной дверью. Он отобрал у меня яблоко, взялся за него обеими руками и с хрустом разломил. Подав мне одну половину, Валерий сам принялся за свою долю.
   Вчера я вскользь пожаловалась, что мне осточертели тропические фрукты. И вот Валера ни свет ни заря уже пошастал по мирам. Ради яблок.
   Он грыз свою половину и хитренько поглядывал на меня. А я уже в который раз обратила внимание на темные круги под его глазами.
   - Валера, почему у тебя с утра уже усталый вид?
   - С чего ты взяла? Самый нормальный вид, - отмахнулся он.
   - Валера, а почему я так долго сплю по утрам?
   - Да, это, действительно, вопрос, - протянул он, пожимая плечами.
   - И ты не улавливаешь связи? - я встала, отошла в угол, где была сложена одежда, натянула бриджи и майку и пошла на улицу. Валерий все это время молча наблюдал за мной и тоже побрел следом, дожевывая яблоко.
   - И какую связь я должен уловить? - проговорил он, когда мы вышли из бунгало на песчаное побережье.
   - Связь между моим крепким и долгим сном и твоим усталым видом.
   - Вечно ты из ничего построишь теорию мироздания, - проворчал Валерий и забросил огрызок яблока в заросли осоки.
   - Я стала хорошо спать потому, что мне перестало сниться, как Катя убивает Мариэлу.
   - Ну и прекрасно, - буркнул Валерий и, повернувшись, хотел куда-то отойти. Я ухватила его за ремень. Он послушно встал и, тряхнув кудрявой головой, недовольно сказал:
   - Не приставай.
   - Нет уж, ты меня выслушаешь... Мне перестал сниться мучительный сон. Это не могло произойти само по себе. Это могло произойти только по воле человека, который шуровал в моем сне, как в своем. Для этого ему нужно каждую ночь полоскать мне мозги, а следовательно, не спать ночами самому. И что-то мне подсказывает, что опознать этого человека можно в первую очередь по черным кругам под глазами...
   - Мм-м, логично, - проворчал Валерий. - Но не обязательно соответствует действительному положению вещей.
   - Очень даже соответствует! Иначе почему ты не взглянешь мне в глаза?
   Он ничего не ответил, только, по-прежнему не оборачиваясь, сложил руки на груди.
   - Валера, я тебя убью! - я развернула его к себе и попыталась поймать его взгляд. Он посмотрел на меня неожиданно открыто и прямо, и мне все стало ясно и без слов. - Почему ты считаешь себя вправе копаться в моей душе?
   - Я не сделал ничего плохого, - возразил он. - Я хочу для нас с тобой немного счастья. Совсем немного. Ровно настолько, насколько тебя хватит. А если бы я не закрывал для тебя эти ужасные видения, ты не выдержала бы здесь и этих двух месяцев. Я и так каждого утра жду с ужасом, вдруг ты проснешься и скажешь: "Все, с меня хватит, уходим отсюда". Вести такую жизнь, как у нас сейчас, можно только людям, которых ничего не толкает к вечной гонке... Если отпустить твои сны на волю, ты помчишься без оглядки вперед, прямиком в новую пропасть...
   Его голос звучал ровно, но я слышала едва уловимое подрагивание. И ветер его души внезапно дополнил его слова несколькими острыми порывами, принесшими с собой даже крупицы боли.
   - Валера, - я не решилась продолжать разговор так, как того хотела моя свежевскипевшая злость. - Я тебе благодарна за наш остров... Может быть, возможно быть еще счастливее, но мне трудно себе это представить. И все же, сколько раз я тебя просила - не трогать мое сознание...
   - Катя, я же только что объяснил...
   - Я прошу тебя еще раз! Никогда не влезай в мои мозги! Оставь их в покое!! Навсегда! Пусть все идет своим чередом!
   - Ну хорошо, хорошо... Успокойся! Что-то мы с тобой сегодня с самого утра делаем все не так, как надо, - он потянулся ко мне и поцеловал.
   Потом силой усадил на песок, распустил мою закрученную в узел косу и растрепал длинные пряди. Только тут я почувствовала, как меня колотит. Это была сильная нервная дрожь, которую и пытался унять Валерий.
   - Валера, что со мной?
   - Все будет хорошо, - туманно произнес Валерий.
   - Будет хорошо? Может быть. А что со мной сейчас?
   - Я думал, ты мне сама скажешь, - он гладил мои волосы, разбирая их на пряди. Его прикосновения отвлекали, успокаивали разыгравшиеся вдруг нервы. Я молчала, а Валера терпеливо ждал, пока я приду в себя.
   Я чувствовала все, что было у него в душе. Весь его внутренний мир переливался всеми своими гранями на самой поверхности. Это была вся гамма оттенков, но сегодня в ней преобладали мрачные краски: досада, неловкость и приглушенное чувство вины, острое и не отпускавшее Валеру ни на минуту. Но все-таки от него ко мне постоянно веяло свежим, теплым и ласковым ветром, который согревал и успокаивал меня.
   Валерий уже давным-давно нашел этот остров. Остров в тропических широтах неизвестного мне мира. Тихая, прохладная бухта и песчаный пляж, дремучие тропические заросли, птицы с красивым нарядным оперением, невероятное количество приторно-сладких фруктов с липким, почти непрозрачным соком... Вечно солнечная погода, чистая прозрачная вода... И все это на крошечном совершенно необитаемом острове. Пройти его насквозь с одного побережья до противоположного можно было за полчаса. Там в центре острова, среди лиан и вековых мощных деревьев Валерий сооружал двери. Каждый день он по нескольку часов пропадал в лесу. Я ходила к нему туда, но частенько не заставала его на месте. Он рыскал по мирам, принося с собой разные вещи, то диковенные, то обычные.
   За два дня он выстроил и оборудовал небольшое бунгало, состоящее из одной жилой комнаты-спальни, которую мы решили оставить без мебели, лишь бросили на пол простыни и подушки, да повесили на окно жалюзи. Остальными двумя помещениями в нашем жилище были небольшая кладовая, в которой Валерий складывал мелкие подручные инструменты и трофеи, принесенные из других реальностей, и кухня, где можно было найти самые диковенные приспособления и приборы, предназначенные для того, чтобы хранить, замораживать, размораживать, резать, смешивать, нагревать до любой температуры и в любых условиях самые разнообразные продукты.
   Увидев все это в первый раз, я пришла в ужас.
   Не то, чтобы мне не нравилось, как он все устроил, наоборот, все было так здорово, так великолепно... Но я, лишь только ступив на остров, сразу поняла, что это великолепие не для меня.