Шитова Н.. Клятва Примара (Дерзкая - 2)

   Не для Кати Орешиной.
   Мне казалось, что поношенные брюки из мягкой кожи, холщевая рубаха и замшевая безрукавка приросли ко мне. Я ощущала их на себе даже когда на мне была другая одежда. Та, привычная одежда была материальным символом моего мироощущения. Проще говоря, я боялась даже подумать о том, что заслуживаю чего-то лучшего, чем то, что было до сих пор.
   Я видела, с каким нетерпением и трепетом Валерий приводил чудесный остров в место, идеальное для жизни. И больше всего на свете я боялась, что мне не по силам окажется принять этот подарок. За годы я уже составила о себе определенное мнение, мой собственный имидж в моих глазах никак не вязался ни с красочным островом, ни с теплым морем, ни с песчаным пляжем. Я не могла представить себя лежащей на песке под солнцем, не могла поверить, что я смогу надеть на себя те яркие одежды, которые Валерка притащил из какого-то, видимо, абсолютно счастливого и безмятежного мира. Я не верила, что все это для меня.
   Не верила. До того самого дня, когда Валера сказал, что мы можем переселиться из Первого мира на наш остров.
   А когда Валера позвал меня и показал просторную лимонную комнату, я была в состоянии, близком к умопомешательству. "Я знаю, насколько это все для тебя дико," - сказал тогда Валерий. - "Ничего не говори, если боишься меня обидеть. Ради меня ты проведешь здесь неделю. А после я ради тебя пойду вместе с тобой туда, куда скажешь."
   И я тогда промолчала. Ради Валеры я готова была прожить неделю где угодно. Но самое интересное наступило потом, когда потянулись первые дни нашей жизни на острове. Мне нравилось все. Нравились тихие прохладные ночи, нравились невыносимое пекло на солнце и теплая вода мелководья бухты. Нравилась нарочитая скудность быта, делающая нашу жизнь дикой, но красиво дикой.
   И вот совсем незаметно прошли два месяца. Я уже жила не прошлым, а только настоящим, только тем, что было на этом острове. Я даже ни разу никуда с него не уходила. Валера почти каждый день часами пропадал где-то, и я видела, что он уходит и возвращается с удовольствием. Мы увлеченно играли в неторопливую игру - тихую жизнь на восхитительном острове. И обоим эта игра нравилась. Что ж, в конце концов, почему бы не попробовать и этого? Тем более, что я понимала, что все это может кончится резко и внезапно, и как раз тогда, когда мне это будет совершенно не нужно. Я прекрасно представляла себе, что может меня сорвать с острова. Я ждала этого с ужасом и твердой уверенностью в неотвратимости дурных перемен. Предчувствия не переставали жить во мне, я вставала с ними утром и засыпала вечером. И только ночи стараниями Валерия были великолепны. Он не жалел себя и сидел рядом со мной, спящей, заслоняя меня от моих же собственных ночных кошмаров. Я понимала теперь, он тоже был уверен в недолговечности и хрупкости нашего счастья, и хотел его продлить хотя бы настолько, насколько это было в его власти.
   На острове мы почти сразу же стали близки. Это было естественным и закономерным. Вихрь счастья вырвался, наконец, из плена, в котором мы оба долго держали его. И мне постоянно приходила на ум мысль, удивлявшая и веселившая меня невероятно. Парадоксально, но оказалось, что Кате Орешиной, до сих пор не знавшей близости с мужчинами, есть с чем и с кем сравнивать. Воспоминания о чужих ощущениях, приятных у Мариэлы и тошнотворных у Рэсты, меркли в сравнении с тем, что дарил мне Валерка.
   Я не могла сейчас представить для себя ничего иного. И не было никого другого во всей спирали миров, кто был бы мне так же дорог и близок, как Валера. Наверное, когда-то давно души были сильными и бесполыми. А потом создатель разделил каждую на две несчастные, слабые, мечущиеся половинки. И теперь, даже воссоединившись из осколков, каждая душа - всего лишь половинка той, первоначальной. Женщина может любить, тянуться к любому мужчине, встретившемуся на ее пути, и при этом может даже считать себя вполне счастливой. Но есть только один, рядом с которым смысл и бессмыслица, грех и добродетель, ненависть и любовь меняются местами вопреки всяческим человеческим догмам. И ты живешь с человеком, и готова отдать себя на растерзание всем богам и дьяволам ради того, чтобы никто не мог поставить между вами преграду. Не потому, что этот мужчина - ангел, сошедший с небес на землю. Наоборот, тебя нисколько не волнует, что он, в принципе, злодей, и руки его обильно омыты кровью. Так же как и его не бросает в дрожь от того, что ты, милая, тоже, в сущности, никчемная, подлая душа, позволяющая себе презреть любую из человеческих незыблемых заповедей. Вы просто вместе, и по другому не можете.
   Самым страшным становилась для меня мысль о возможной разлуке с Валеркой. Ничто не предвещало ее. Даже вспыхивающие, в основном, по моей вине ссоры не имели никакого значения, потому что любая боль излечивалась легким прикосновением руки к плечу или свежим вихрем повинного сострадания. Чем яснее я чувствовала, насколько мы приросли друг к другу, тем прозрачнее становилась мысль: в разлуке друг с другом мы не выживем.
   Можно, конечно, попытаться успокоить себя благоразумными речами о том, что миллиарды влюбленных, супругов, любовников расстаются, разлученные чужой недоброй волей или трагическим случаем, теряют друг друга. И лишь единицы переживают это настолько тяжело, что в прямом или переносном смысле уходят из этой жизни. Я не собиралась это оспаривать, но я готова поклясться, что исцеление от потери непременно наступает в одном случае если, несмотря на исключительную привязанность, тот, с кем ты расстался, не был тем самым предопределенным тебе существом.
   Нам с Валеркой повезло: наши души пустили корни и проросли друг в друге. И произошло это не здесь и не сейчас, а уже давно. Нам повезло, если это, по большому счету, можно назвать везением...
   Я сидела на влажном песке, и противоречивые мысли будоражили меня, превращая мою несчастную голову в кипящий котел. Я начинала негодовать на саму себя. В конце концов, почему я решила развозмущаться именно сегодня? Я давно знала, что Валера копается в моих снах, потому что так же, как и я считает, что ему виднее, как сделать другого человека счастливым. Но лишь сегодня я позволила себе разъяриться и изображать оскорбление. Ведь почему-то это произошло именно сегодня. Почему?
   - Я поняла, что со мной, Валера.
   - Так скажи, - произнес он.
   - Тебе это не понравится. Я взбесилась от того, что, действительно, мне придется покинуть остров. Я этого не хочу, потому что мне здесь хорошо. Но прямо сегодня я возвращаюсь в Первый мир. Как тебе сообщение? - я повернулась и взглянула ему в лицо.
   - Мне и вправду кое-что не понравилось, - спокойно заметил он. Почему, интересно, "я", а не "мы"?
   - Ты сам решишь, что тебе делать. Не могу же я тебе приказать следовать за собой. Я тебе не командир.
   - Это верно. Зато и помешать мне следовать за тобой ты не можешь. Я никуда тебя не отпущу одну. Это исключено. Если я стану тебе мешать, я растворюсь и стану твоей тенью, буду молчать и не дышать, но пока не уляжется то цунами, что гонит тебя обратно, я ни на шаг не отпущу тебя одну. Никуда. Я только не понимаю, почему именно сегодня? Ведь ты договорилась с друзьями, что они тебя позовут, если с Орешиным что-то случится...
   - Во-первых, Валера, я не надеюсь на то, что они в точности выполнят этот договор. Ну а во-вторых, ты же видишь, что со мной. Меня погнало отсюда предчувствие беды. Еще вчера не было ничего подобного, а сегодня мне остается только зажмуриться и лететь вперед...
   - Но это предчувствие уже давно с тобой...
   - Нет! - я перебила его неспешную речь, потому что тоскливо заныло сердце от необходимости объяснений. - Это что-то новое, Валера. Это не касается Юры. Это касается нас с тобой.
   - Не знаю, что могло бы помешать нам с тобой. Я никому не собираюсь отдавать наше счастье, - Валера подался вперед и прижался губами к моему плечу. - Я не сразу понял, что ты такое. А когда понял, стало ясно, что разлучить нас может только смерть. Окончательная смерть. А уж мы с ней поборемся, если доведется, потому что у нас больше нет запасных жизней...
   - Что ты меня уговариваешь, как ребенка? Я боюсь, понимаешь?! Ты же знаешь, на что я бываю способна, когда боюсь... Я боюсь за жизнь брата. Я боюсь за нас с тобой. А больше всего я боюсь этого свихнувшегося Примара!!...
   - Не кричи, не надо. Успокойся, прошу тебя... - Валера крепко обнял меня. Только его железные мышцы смогли усмирить меня. Я готова была сокрушить все, что попадется под руку. - Когда ты хочешь идти?
   - Сейчас. Переоденемся и пойдем.
   Валерка встал и поднял меня на ноги. Я чувствовала, как его ветер изучает меня, и, как могла, закрылась от его назойливой опеки.
   Переодевшись в бунгало в костюмы, привычные для Первого мира, мы с Валерой поспешили вглубь островных джунглей. Каждый раз, когда я входила в эти заросли, меня раздирали на части десятки разнообразных тягучих и липких потоков. Этот остров мог бы стать местным Раем. Здесь можно было объединить множество дверей. Валерий вскрыл и оборудовал лишь некоторые из них, которые можно было привести в порядок с помощью нехитрых инструментов.
   Пройдя через длинный подземный тамбур, мы выбрались в зеленый овраг, над которым нависали раскидистые немолодые сосны. Был солнечный день, и сильно пахло разогретой сосновой смолой. Золотистые сухие иголки сплошным ковром покрывали лесную тропинку. Идти по ним было не очень удобно: ноги проскальзывали.
   Мы были совсем недалеко от фамильной усадьбы Тарона.
   Я смотрела на невероятно красивые вековые деревья, чьи кроны пропускали узкие полоски солнца, и мне это напомнило, как солнечные лучи полосками заливали нашу комнату в бунгало.
   - Как ты думаешь, Валера, мы вернемся еще на наш остров?
   - Я бы хоть сейчас. И вообще, я не упущу случая водворить тебя на место. Только там по-настоящему отличное место для жизни. Там прекрасное место для детей...
   - Каких детей? - удивилась я.
   - Наших, - невозмутимо произнес Валера.
   - Но я не хочу никаких детей, - засмеялась я. - Я понятия не имею, зачем они нужны, как с ними быть и что делать. Из меня получилась бы совершенно никудышная мать. Ты же знаешь, насколько стремительно я срываюсь с места, если мне этого хочется. Я не способна держать себя в рамках долга. Ребенок был бы брошен на произвол судьбы...
   - И тем не менее, когда-нибудь он родится. И нет для этого места лучше нашего Ада.
   - Лучше чего?
   - Мы же с тобой уже договаривались, что мы с тобой давно заслужили ад. Адским созданиям место в аду. Мы сами себе сделали наше жилище, и оно должно называться Адом, - засмеялся Валера.
   - Валера, я не хочу говорить ни о каких детях. Для меня это полная ерунда, честное слово. Мне это не нужно. Я же знаю себя. Я бродяга, боец, я, наконец, просто-напросто убийца. У таких не должно быть детей. Я не имею на это права.
   - Ты ошибаешься, - спокойно возразил он. - Впрочем, я же не настаиваю. Я просто предположил, что если мы с тобой и дальше будем вместе, этого не избежать.
   Он на ходу обнял меня одной рукой, наклонился и поцеловал. Выпрямившись, он взмахнул рукой:
   - Вот, пришли. А ты волновалась.
   Лесная тропа привела нас к уже знакомой мне усадьбе, откуда я когда-то давно удрала прямиком в Сылве. Здесь все было по-прежнему, только охраны и слуг прибавилось. И все это были знакомые мне люди, пришедшие сюда вместе с армией Тарона. Многие Катю не видели и не знали вовсе, но все они знали Валерия. Поэтому встретили нас сдержанно, но без лишних подозрений. Один из охранников проводил меня в сад, расположенный за зданием. Во времена моего здесь заточения этого сада не было, на этом месте была лесная поляна. Кто-то преобразил поляну в шикарный, нарочито запущенный сад. Разросшиеся вроде бы без всякого участия человека кусты с темно-зелеными сочными листьями и ароматными кремовыми цветками, бесформенные можжевеловые "ежики", нестриженная трава... Я бы поверила, что все это выросло само, если бы не видела этого места своими глазами пять лет назад.
   Юру я нашла на садовой скамье, стоящей в зарослях пахучих кремовых цветов. Он читал толстую книгу и был так увлечен, что не услышал моих шагов. Когда я просто села рядом, он едва не выронил чтиво. Вместо приветствия я услышала:
   - Кто позвал тебя?
   Слова были произнесены недовольным резким тоном.
   - А кто должен был меня звать?
   - Никто. Я запретил тебя беспокоить. Не иначе, Олег. Я его убью, пообещал Юра, откладывая в сторону книгу.
   - Олег тут ни при чем. Я сама пришла. И кажется, вовремя. Если бы все было в порядке, ты не запрещал бы своим людям связываться со мной.
   - Все равно, без Олега тут не обошлось, я его все-таки убью, усмехнулся Юрка и встал. - Как бы то ни было, я рад тебя видеть.
   - Как твои дела?
   - Как видишь, жив пока, - Юра встряхнулся и посмотрел на часы. - Ты надолго?
   - Только не говори, что ты куда-то спешишь, - отозвалась я и поудобнее устроилась на скамье. - Сядь и не дергайся. Тебе не удасться меня выгнать. Я намерена пользоваться гостеприимством Тарона столько, сколько захочу. Я скучала по тебе и волновалась за тебя, поэтому все твое возмущение будет впустую. Я намерена жить здесь у тебя столько, сколько мне понадобится.
   Под последние мои слова Юрка безнадежно махнул рукой и сел рядом. Он взял свою книгу, положил ее себе на колени, начал открывать, потом вдруг резко захлопнул и отбросил от себя. Через его неловкую улыбку сквозило недовольство.
   - Ну что ты мнешься? Скажи все, что хочешь.
   - Видишь ли, Катя... - Юра воровато оглянулся, прислушался, даже, похоже, прочесал эфир вокруг себя. Потом придвинулся вплотную ко мне, обнял меня и, наклонившись к самому моему лицу тихо сказал: - Помоги мне, сестренка. Только ты можешь уговорить ребят отпустить меня отсюда...
   - Ты с ума сошел! Куда ты собрался?
   Юра все сильнее сжимал меня, рука его, лежащая на моих плечах, заметно задрожала.
   - Ну представь только себе, во что они меня здесь превратили... Я целыми днями хожу по строго очерченной территории, сплю, ем, читаю, нюхаю цветочки... Ты можешь меня представить таким? Я тоже не мог...
   Я уже открыла рот, но он не дал даже мне начать:
   - Катя, ты не подумай, что я уже свихнулся. Я знаю, что я смертельно болен. Но это, черт возьми, не причина, чтобы сидеть, как изваяние, и ждать этой смерти среди цветов. В конце концов все мы смертельно больны, все рано или поздно умрем, и все это знаем, но почему-то другие не валяются на травке и не ждут старуху с косой... Мне все это надоело. Мне надоела прислуга, бросающаяся со всех ног выполнять любые распоряжения. Мне осточертели личные врачи с их надзором и ласковым обращением. Честно говоря, меня уже раздражают и Олег, и Тарон, и Бертан. Они носятся со мной, как с хрустальной вазой, со стороны это выглядит, будто они отдают последние почести патриарху... Вытащи меня отсюда, сестренка!
   - Но если все так, как ты говоришь, почему же ты просто не встанешь и не уйдешь отсюда, куда хочешь?
   Юра грустно усмехнулся:
   - Суровая правда жизни состоит в том, что без проклятых уколов я могу продержаться лишь несколько часов, - он приподнял рукав, и я увидела множество следов от внутривенных инъекций, давнишних и совсем свежих. Юра опустил рукав и покачал головой. - Если не сделать это вовремя, потом от боли я просто выключаюсь...
   - И ты еще подумываешь об уходе отсюда...
   - Если бы мы ушли вместе, я смог бы продержаться на этом свете куда дольше, чем оставаясь здесь. Мне снится Питер, наша нищая квартира, ребята из агентства. Теперь, когда ты со мной, мне кажется, что многое можно вернуть. На тех же уколах я смог бы еще некоторое время жить так, как мне хочется. Мне очень не нравится идея загнуться здесь. Я сам себе противен. Вокруг меня много друзей, но будь моя воля я всех разогнал бы. Бедняга Олег, наверное, в душе проклинает тот день, когда он вообще со мной связался. Я превратил парня в вечного шута при короле...
   - Не сгущай краски. Мы все тебя любим.
   Юра издал странный звук и похлопал меня по плечу. Помолчав немного, он спросил:
   - Извеков с тобой? Впрочем, он теперь всегда с тобой.
   - Ты не в восторге?
   - При чем тут мои восторги? Все куда прозаичнее: я ему завидую. И оснований для этого достаточно. Извеков, конечно, подонок... Извини меня, пожалуйста... Но...
   - ...но для такой, как я, в самый раз, - закончила я.
   Юра рассмеялся. Внезапно он крепко вцепился в мое плечо. Я посмотрела ему в лицо: оно побелело и стало неподвижным. Боясь неловким движением сделать ему еще больнее, я выбралась из его объятий и попыталась усадить его поудобнее.
   Юрка открыл глаза. Они были мутными и тусклыми. Слегка пожав мне руку, он прошептал:
   - Не волнуйся, обычные дела. Сейчас все пройдет... Ты не слушай старого идиота... Прежней жизни ему захотелось... Да, я уже сошел с ума... Через пару недель я уже не смогу встать с постели, и останется только терпеливо ждать конца. Это несправедливо, что приходится умирать, все понимая. Лучше было бы сначала лишиться рассудка... Не смотри на меня так, Катя. Твои слезы мне не помогут. Я боялся тебя позвать, но уж если ты пришла сама, я тебя прошу, не бросай меня.
   Он протянул ко мне руку и цепко ухватился за мою ладонь. Это, действительно, был старый человек. Старый, больной и немощный. Юрка похудел, его прежде сильные и ловкие руки теперь были совсем беспомощными. Казалось, что ему и сидеть-то нелегко. Только длинных тонких пальцев, вцепившихся в меня, как в последнюю соломинку - и этого уже было достаточно, чтобы понять: брат умирает. И с этим он уже и сам готов смириться. Только что он рисовал мне свои несбыточные мечты, но одного приступа стало достаточно, чтобы он начал проклинать себя за глупость.
   - Я пришла не затем, чтобы уходить. Я здесь, чтобы остаться с тобой.
   Он слабо, но радостно улыбнулся:
   - Это отлично. Если ты будешь со мной, у меня будет надежда...
   О чем он? Какая надежда? Разве мое присутствие может повернуть вспять те неумолимые обстоятельства, с которыми не в силах бороться даже профессионалы?
   - Ты не пугайся, сестренка, я не жду от тебя ничего особенного. Ты просто будь со мной, а то, что я тогда все равно буду надеяться на чудо что ж, это моя проблема. Не обращай на это внимания, - Юрка как-то не совсем уверенно, как пьяный, махнул рукой и, взглянув в сторону, разочарованно произнес: - Ну, вот и поговорить не дадут...
   Со стороны усадьбы шли немолодой мужчина и девушка с небольшим футляром в руках.
   - Мои врачи... - проворчал брат и выпустил мою руку. - Ты иди, Катя, отдыхай, твоя комната по-прежнему ждет тебя. Когда они кончат меня обрабатывать, я тебя позову.
   Я прошла в дом, в комнату, которая, как утверждал Юрка,по-прежнему меня ждала. Я ожидала увидеть все тот же пышный, старомодный интерьер со множеством никуда не годных мелочей, которые приходилось постоянно переставлять и убирать подальше. Но апартаменты преобразились до неузнаваемости. Стало очевидно, что Тарон, последние восемь лет проведший в полудиком убогом существовании, вернувшись к нормальной жизни, избрал для себя не нарочитый вычурный стиль, а разумный аскетизм и простую четкую красоту и гармонию, которая царила в жизни Первого мира.
   Комната была переоборудована полностью. Чисто, просторно, красиво, строго. Все блестело, сверкало и искрилось в дневном свете, слегка приглушенном легкими занавесями... Я прошла, присела на край огромной квадратной софы и стала терпеливо ждать, когда брат снова позовет меня.
   - Здравствуй, - раздался из угла голос. Еще не взглянув в ту сторону, я узнала говорившего. И ни к чему было удивляться его появлению. Видимо, препятствий для него не существовало.
   - Что тебе нужно, Примар? - я боялась поднять на него глаза, но, пересилив себя, я взглянула на него. Примар сидел, развалясь в кресле.
   - Настал час - и я здесь, - возвестил он и, немного поерзав, удобно устроился, положив ногу на ногу.
   - Что ты теперь от меня хочешь?
   Он повел рукой:
   - Ничего не хочу. Ты сама решишь, что ты хочешь. А я лишь только определю условия игры.
   - Я не играю с тобой.
   - Это тебе лишь кажется. Впрочем, безразлично, какими словами это назвать. У меня не так много времени, поэтому приступим к делу. Итак, есть один факт, с которым ты не будешь спорить. Ты любишь своего брата.
   - Да, и что из этого?
   Примар хихикнул:
   - Оговорюсь сразу - я не подстраивал его болезни, она возникла сама собой по воле стечения многих обстоятельств. Но в моих силах помочь ему.
   - Ты можешь избавить его от боли? - насторожилась я.
   - Это само собой. Я могу излечить любую физиологическую патологию, в том числе и эту тоже. И твой брат проживет еще лет двадцать пять-тридцать той жизнью, о потере которой он сейчас так тоскует...
   - Что ты хочешь взамен?
   - Жизнь. Взамен жизни я могу принять только жизнь, - широко улыбнулся Примар.
   - Мою? Хоть сейчас, - я встала и подошла к нему.
   - Нет, не твою, - прищурился Примар. - Что мне толку от этого? Мне нужна жизнь Валерия Извекова.
   Лишь через несколько долгих секунд я смогла разлепить губы:
   - Нет.
   - Что "нет"? - улыбнулся Примар.
   - Нет. Не смей этого делать.
   - Вот еще! - губы Примара презрительно изогнулись. - Во-первых, если бы я собирался это делать, я не стал бы спрашивать на то твоего разрешения. Во-вторых, я вообще не собираюсь ничего подобного делать сам...
   - Зачем тебе это нужно? - перебила я его.
   - Что?
   - Зачем тебе нужна жизнь Валерия?
   - Совершенно не нужна. Ни его жизнь, ни он сам меня абсолютно не интересуют. Не он мой герой. Мне нужно понаблюдать за тобой.
   - Ты снова хочешь меня обмануть... - прошептала я.
   - Припомни-ка хорошенько: я ни разу тебя не обманул. Если я тебя о чем-то предупреждал, все выполнял в точности, как говорил. Ничего кроме того, что произошло, я тебе не обещал. У тебя нет ни малейшего повода сомневаться в моих словах. Я лишь хочу еще раз отменного зрелища. И обстоятельства этому способствуют. Я ничего тебе не предлагаю, не принуждаю, не угрожаю. Если ты не захочешь ничего менять, все останется на той колее, на которой сейчас находится твоя жизнь и жизнь твоих друзей. Но... - Примар встал и пошел к двери. Уже взявшись за дверную ручку, он повернулся ко мне: - Вот тебе мое слово, мой обет. Умрет Валерий Извеков твой брат будет здоров.
   Он открыл дверь и обернулся еще раз:
   - И самое главное: Валерия убьешь ты. Своей собственной рукой, и никак иначе...
   - Нет, - выдохнула я.
   - Нет так нет. Я сказал и слово сдержу. Делай выбор, Катя.
   Дверь тихо закрылась за ним.
   Медленно, едва передвигая ноги, я добралась до софы и села на прежнее место. Голова неожиданно потяжелела, какая-то невидимая сила начала клонить ее вниз и опрокидывать меня навзничь. Я не часто падала в обморок, но на этот раз вывернуться не удалось. Я погрузилась в забытье, плавно перешедшее в сон...
   ... Медленно, словно плывя по воздуху, я обхожу вокруг софы, застеленной кремовым шелковым бельем. Простыни скомканы в пышные воздушные хлопья, отливающие переливчатым блеском в слепом свете ночника... Я подхожу к изголовью. И не могу увидеть сразу всю картину. Один фрагменты вытесняют другие, как в видоискателе... Рука, свесившаяся с кровати... Свежие ярко-алые капли крови на кремовом шелке... Вторая рука, бессильно брошенная вдоль тела... Длинный острый кинжал, по самую рукоятку вонзившийся в обнаженную грудь... Посиневшие губы, струйка крови, застывшая на щеке... И синие глаза Валерия. Мертвые синие глаза, глядящие на меня с любовью и без малейшего укора...
   - Не-е-ет!!! Нет! - я рванулась с софы и сразу же попала в руки Валерка.
   - Нет, нет, конечно, нет. Все в порядке, Катюша... - скороговоркой выпалил Валерий. - Успокойся, я здесь. Я давно здесь. Это всего лишь сон...
   - Ты видел это, Валера? Ты видел, что мне снилось? - я все еще не могла поверить в то, что проснулась. Сновидение было настолько естественным, что я никак не могла прогнать охвативший меня ужас.
   - Да, я видел, что тебе снилось. Это обычная чепуха, Катя. Мне абсолютно ничего не угрожает, поверь...
   Я почувствовала, как ветер Валеры окутывает меня, стараясь проникнуть вглубь. Я закрылась от него, как могла...
   - Почему ты так делаешь, черепашка? - усмехнулся Валерка, целуя меня.
   - Как, Валера?
   - Почему ты не пускаешь меня к себе? Стоит только мне попробовать подобраться к тебе поближе, как ты сразу же прячешься в панцирь. Ты обижаешь меня, черепашка. Это потому что ты не доверяешь мне?
   - Это потому, что я не доверяю себе, Валера.
   - Мы вместе, а значит все будет в порядке, поверь мне.
   Слова, пустые слова. Теперь уже ничего и никогда не будет в порядке.
   Глава 12.
   Немного выдвинув ящик стенного шкафа, я пошарила в его глубине, стараясь не шуметь, и наткнулась на острие. Я отдернула руку, пососала наколотый палец, но, убедившись, что ничего страшного не случилось, снова запустила руку вглубь ящика и осторожно достала, наконец, кинжал. Длинный, узкий, острый, один из самых приличных экземпляров, принесенных Валерием с Континента.
   Взвесив кинжал на ладони, я спрятала его за спиной и повернулась лицом к постели.
   Было тихо. Очень тихо. Ватная, плотная тишина. Валерий спал. Длинные кудрявые пряди рассыпались по плоской подушке, ресницы подрагивали, но губы едва заметно улыбались. Не сводя глаз с его лица, я медленно подошла к нему вплотную.
   Валера лежал, слегка прикрытый легкой простыней. Не кремовой, но шелковой. Ситуация не совсем соответствовала моему сну, но все было очень и очень похоже.
   Я знала, куда нужно наносить удар, чтобы спящий человек не успел даже понять, что его убивают. Чтобы не успел открыть глаза, увидеть и узнать убийцу.