Шитова Н.. Клятва Примара (Дерзкая - 2)

   Скорее всего врачу нужно было получить разрешение на использование повышенной дозы препарата или еще что-нибудь в этом роде. И хотя сегодня в усадьбе ночевал Тарон, врачи беспрекословно выполняли распоряжение Юры: когда он сам будет не в состоянии принимать решения, по всем вопросам, касающимся его собственной судьбы, эти решения должен был принимать Олег Середа. На Олега и его решения можно было смело положиться.
   И все же известие встревожило меня.
   - Помоги, Валера, мне нужно встать.
   Он осторожно поднял меня на ноги. Наверное, лекарство, действительно, было тем самым, которого мне не доставало. Я почувствовала, что головокружение отступает, тошнота затихает, а слабость уже не так сильна.
   - Что это за напасть, а? Еще вчера я не была такой разбитой.
   Мне показалось, что Валерий хочет что-то сказать, но сдерживается.
   - А ты успокойся, и все снова будет в порядке, - произнес он наконец, и я поняла, что была права. О чем-то он почему-то хотел умолчать.
   - Извини, я тебя оставлю на минутку... - я поспешно вбежала в ванную комнату Олега и немедленно заперла дверь изнутри.
   Это была не просто ванная комната в привычном понимании. Практически, это была квартира в квартире. Большая прихожая с зеркальными стенами и несколько дверей, одна из которых вела в гардеробную. Я знала, что одежды у Олега всегда было немного, но не это меня занимало...
   Я знала об одной очень полезной привычке Олега, которую он мог, конечно, и забросить за время многолетних скитаний без собственного угла. Но раньше, когда мы втроем жили в одной квартире, я знала, что в каждом помещении квартиры, каким бы маленьким оно ни было, у Олега припрятано какое-нибудь оружие: пистолет, нож, граната с паралитическим газом или что-нибудь в этом роде. Он сам находил укромные места для своих тайников и непременно показывал мне их, повторяя с назиданием, чтобы я не забывала, где что лежит, и при необходимости, в какой бы комнате меня не застали бы врасплох и безоружной, я могла бы воспользоваться его тайниками. Я всегда посмеивалась над этой его привычкой, считая ее забавной, но совершенно бесполезной. Я не могла представить себе, что мне дома может ктонибудь угрожать. И вот только сейчас я оценила по достоинству идею таких мини- -тайников. Никто не способен предусмотреть, где и в какую неподходящую минуту ему может понадобиться оружие... А понадобиться оно может, как оказалось, не только для защиты от внезапно нагрянувшего бандита...
   Мне оставалось только выяснить, не забыл ли Олег и здесь сделать запасы. Поскольку в помещении собственно ванной негде было спрятать даже зажигалку, не то, что пистолет, если и было что-то где-то припрятано, то только в гардеробной.
   Я решительно открыла нужную мне дверь. На вешалках болтались несколько одинаковых курток и не меньше полудюжины черных джинсов. Все нездешнее, все притащено из Питера, точно так же, как и вся обстановка апартаментов Олега...
   Я по очереди проверила карманы всех курток, но там было пусто. Я принялась перекладывать джинсы, и одни показались мне тяжелее остальных... Точно, вот и он! Небольшой компактный, почти женский пистолет. Несомненно, что он не просто забыт Олегом в кармане. Хотя бы уже потому, что Олег не мог пользоваться таким оружием всерьез. Это был именно тот самый тайничок на крайний случай. Вероятно, Олег имел в виду возможность реванша Даррины. На случай внезапной атаки или обычного бунта любое оружие могло бы стать нелишним... Впрочем, возможно, ни о чем подобном Олег и не думал. Просто он знал, что полезные привычки не подлежат забвению ни при каких обстоятельствах.
   Я проверила: обойма на месте. Хорошая штучка этот пистолетик, особенно, если одна доведенная до края женщина собралась, наконец, с мыслями и решила завершить свой выбор так, как, возможно, никто от нее и не ждет. Я собралась всего-то навсего пустить себе пулю в лоб. И чтобы ни у кого больше не возникало идеи выбирать меня на роли героинь в пьесах свихнувшихся режиссеров... Может быть, не очень-то и умно... Даже как раз совершенно глупо, и, что обиднее всего, ничего не меняет. Никому от этого решения лучше не станет. Но это и не важно...
   Юрка непременно умрет, потому что мне никак не решиться пойти на поводу у Примара... Что сейчас происходит с моим братом?
   Я рванулась к двери, забыв, что сама заперла ее. Наткнувшись на преграду, я отскочила назад.
   Уже протянув руку к защелке, я внезапно поняла бессмысленность этого. Что толку идти туда? Чем я смогу помочь Юрке? И чем я смогу помочь себе? А все будут стоять вокруг и говорить глупые, банальные слова, которые я должна буду смирно выслушивать... И все будут видеть меня. И мне будет казаться, что все они знают, что я могла сделать для брата. И я буду судить себя за то, что я этого не сделала. Я все равно буду судить себя за это, но я не собираюсь делать это на глазах у посторонних. Я не доставлю им такого удовольствия.
   Я медленно отошла к задней стене комнатки, прислонилась к ней, закрыла глаза, бессильно бросив вниз руку с пистолетом. Отключаясь от того, что окружало меня в этом помещении, я устремилась туда, вниз, на первый этаж... Зачем идти туда, если я и так могу навестить Юру в последний раз, даже не появляясь в его помещении? Визуальный контакт - это так просто...
   В коридоре около входа в комнату Юры толпились незнакомые люди, прислуга, телохранители... Я заметила, как пробежал по коридору, расталкивая людей, и исчез за дверями, видимо, только что прилетевший Бертан...
   Зачем они все там собрались? Что им надо? Почему они не оставят Юрку в покое? Никто из них не знает, какой он, мой брат. Никто не знает, но почему-то все считают своим долгом поглазеть, поторчать, потоптаться под дверью... Мне хотелось выгнать всех оттуда, но я не могла даже двинуться...
   В первой комнате, сразу за входной дверью было уже не так многолюдно. Несколько девушек из медперсонала и два врача суетились, сновали по помещению. Бертан с угрюмой гримасой смотрел в окно и задумчиво потирал подбородок. Поминутно он оглядывался на раскрытую дверь в смежное помещение.
   Оттуда слышались приглушенные голоса. Я достаточно четко видела все, что мне было нужно. Рядом с Юркой были только Олег и Тарон, оба одинаково подавленные и безутешные.
   - Это агония... Где Катерина, ты позвал ее? - глухо спросил Тарон.
   - Она не придет.
   - Она? Не придет? - удивился Тарон. - Катя не придет к Юрию? Ты спятил.
   - Я в порядке. Не надо ей приходить, - возразил Олег. - Да и ни к чему это сейчас, Юра все равно не придет в сознание.
   - Я ничего не понимаю, - разозлился Тарон.
   - А тебе и не надо ничего понимать, иерарх, - грубо ответил Олег и отвернулся от вороненка.
   Юрка лежал бледный, уже почти ничем не отличающийся от мертвеца, только постоянные едва заметные судороги пробегали по его осунувшемуся лицу. Даже в таком состоянии он излучал все те же знакомые и опостылевшие мне за много недель волны: боль, тоску, ужас. Я принимала их на себя, и они наполняли меня доверху.
   И вдруг среди этого однообразного кошмара раздался резкий, четкий, почти осязаемый всплеск!.. Мой Юра умирал, и его задавленное предсмертным страданием сознание уже не могло оформить в слова то, что он успел напоследок почувствовать, но я поняла все без слов. Мне и так было ясно, что такое всколыхнулось в нем напоследок. Это была надежда. Надежда на жизнь, на спасение. Этот призыв шел ко мне... Юра не мог этого осознать, но даже умирая, он обращался ко мне в надежде на помощь.
   Пропади все пропадом! Я хотела бы посмотреть на того человека, который на моем месте поступил бы по иному...
   Я оторвалась от созерцания того, что происходило внизу, открыла глаза, подняла руку с пистолетом и сняла оружие с предохранителя.
   Только тут я обратила внимание на то, что рядом со мной кое-что происходит. Запертая мной дверь раскрылась, выбитая сильным ударом. Валерка рванулся ко мне с порога и замер, увидев в моих руках пистолет.
   - Стой! - я направила пистолет в его сторону.
   Он и не думал двигаться.
   Мои руки дрожали, пистолет прыгал, но с трех метров не промахнулся бы и ребенок. Палец готов был нажать на спуск, но тут я перевела взгляд на лицо Валеры, и мои руки сами медленно опустили оружие. Он смотрел на меня пристально, но в его блестящих синих глазах не было страха, а только доверие и нежность. И твердый комок застрял в горле, не позволяя вздохнуть. Я не могла выстрелить, глядя в эти глаза...
   - А теперь кругом и прочь отсюда! - скомандовала я.
   - Катюша, девочка моя, успокойся... - начал он. - Не бойся ничего...
   - Кому говорю - кругом!! Назад в комнату!!! - заорала я.
   Он послушно повернулся и сделал несколько шагов. Я повернула пистолет дулом к себе и взглянула внутрь крошечного, но смертоносного отверстия. Сколько у меня было смертей? Три? Нет, три с половиной, если прибавить смерть спаниэля. Или даже четыре с половиной, если считать вторую смерть Мариэлы тоже моей... И ни одна из них не была страшнее того, что я чувствовала сейчас живая... Я приблизила пистолет к своему подбородку...
   Уже из комнаты Валера оглянулся, и лицо его исказилось:
   - Катюша, не смей этого делать!...
   - Отчего же? - усмехнулась я.
   Валера развернулся и двинулся ко мне.
   - Не смей, ты не имеешь права это делать!.. - выкрикнул он, внезапно побледнев.
   На какую-то секунду я вслушалась в то, что происходило в комнате внизу, и тягучие, прерывистые волны боли подтвердили мне, что брат еще жив...
   Юра был еще жив...
   Валерка бросился ко мне стремительно, но не зря же я поднаторела в своем жестоком ремесле... Мои руки сами вскинули пистолет.
   Юра там, внизу, и он еще жив...
   Выстрел.
   Валерка всего лишь вздрогнул на бегу...
   Выстрел.
   Валера споткнулся, остановился, и его повело в сторону...
   Выстрел.
   Падая на колени, он прижал руки к груди...
   Выстрел.
   И черные тугие локоны рассыпались по серым матовым плиткам пола...
   Выстрел.
   Его тело слабо дернулось, принимая пятую пулю...
   Выстрел.
   Валера повернул голову, и синие глаза, подернутые предсмертной мукой, остановились на мне. Он слабо пошевелил окровавленной рукой и что-то попытался прошептать.
   "Второй такой женщины нет во всей спирали миров..." - прошелестел едва слышно умирающий горький ветер Валерия.
   Выстрел.
   "... Я люблю тебя... Я едва не опоздал сказать тебе об этом. В случаях с тобой времени постоянно бывает в обрез..."
   Бросившись рядом с ним на колени, я приподняла его голову, но небесная синь в его глазах уже стала мутнеть. И как я ни старалась вобрать в себя его ветер, вокруг было полное, совершенное и абсолютное безветрие...
   Он был мертв.
   Я сидела, уставившись на его окаменевшее лицо.
   Он был мертв. А я?
   Яркие живые синие глаза, легкая усмешка и легко хмурящиеся темные брови. Этого больше не будет никогда...
   Он был мертв. И я тоже была мертва.
   И время остановилось.
   Маленькая прихожая гардеробной вдруг наполнилась людьми...
   Какие-то взбудораженные, незнакомые, страшные и недобрые лица. Я не узнавала ни одного человека... Голоса, разом зазвучавшие вокруг, тоже были мне незнакомы...
   - Неужели это сделала она, Олег? - какой-то черноволосый молодой мужчина присел рядом со мной.
   - Да, иерарх, это сделала она... - отозвался сзади низкий и хриплый голос.
   - Что происходит, я не понимаю... Они были настолько близки... черноволосый мужчина сокрушенно покачал головой и посмотрел на меня. Катя, я ничего не понимаю.
   - Я уже сказал, тебе ничего не нужно понимать, Тарон... - худой и высокий обладатель хриплого голоса отобрал у меня пистолет и попытался поднять меня на ноги.
   - Обыщите, нет ли при ней еще оружия... - распорядился черноволосый. - А то кто знает, что ей взбредет в голову. Разнесет тут все...
   - Пистолет разряжен, - хрипло буркнул высокий.
   - Еще бы, в трупе семь пуль, одна к одной... Последняя прямо в сердце.
   - Какая разница, последняя или первая! - запальчиво отозвался высокий, крепко держа меня. - Меня больше интересует, что с ней?!
   Черноволосый положил руки мне на плечи, и долго смотрел мне в глаза.
   - Все очень просто. Она заблокировалась намертво. Как когда-то Валерий. Только он входил в это постепенно, а она сразу. Я не уверен, что она видит и слышит что-нибудь, и уж точно не узнает нас... Все, Олег, это полный и добровольный уход...
   Я повернулась и пошла прочь.
   Коридор, освещенный множеством неизвестно откуда взявшихся светильников.
   Чужие люди.
   Юноша в сером комбинезоне, темноглазый и русоволосый, пытающийся тормошить меня.
   Открытая дверь в комнату.
   Неприбранная постель, шелковое белье и слабо горящий ночник на столике. Я заползла на постель, пачкая шелк измазанными в крови руками. Одна подушка так и нетронута, вторая примята, и простыня около нее скомкана. Спавший здесь человек совсем недавно встал и ушел...
   Я передвинулась на постели и уткнулась лицом в смятый шелк. Постель уже остыла, но подушка еще хранила легкий запах теплого тропического моря и ветра... Этот запах был мне знаком, это было единственное, что осталось мне знакомым из множества чужих людей и предметов. Я не могла вспомнить, чей это запах, кому принадлежала комната и постель, но продолжало держаться ощущение, что я знала этот теплый нежный ветер...
   Запах таял, оставляя после себя лишь смутные оттенки... Таяли зудящие надо мной звуки и голоса тех незнакомых людей, чьи бесцеремонные руки пытались поднять меня с мягкого шелка... Свернувшись в комочек и обняв подушку, я таяла вместе с ускользающим от меня миром, сливаясь с вытекающим изнутри вакуумом...
   Глава 13.
   Звук был назойливым. Когда он появился, я сразу же захотела, чтобы он немедленно прекратился. Он затих, и я с ужасом поняла, что через несколько секунд он возобновится. И точно, гул, смешанный с потрескиванием снова ударил по ушам.
   Я перевернулась на бок и потянула на голову одеяло. Звук чуть поутих, но не прекращался совершенно, а мучал и мучал меня, изрезка прерываясь на несколько секунд. Тогда я повернулась на спину и открыла глаза.
   Светлый потолок, полосатые стены, окно, задернутое шторами... И распахнутая настежь дверь в коридор. Оттуда и доносился неприятный гул.
   Я села на постели, спустила ноги и огляделась. Комната совсем небольшая. Около окна стол и банкетка. На столе компьютер, зачехленный прозрачной пленкой. Небольшие часы на тумбочке мерно тикали, и блестящий маятник вращался вокруг оси то в одну, то в другую сторону.
   У противоположной стены - узкий диван с небрежно свернутым одеялом и мохнатой махровой подушкой. Стенной шкаф в углу был не закрыт, и из щелки торчал клочок какой-то материи...
   Во всем этом было что-то знакомое.
   Даже разбудивший меня противный звук и то был знакомым. Не хватало какой-то детали, чтобы все оформилось в четко определенные понятия.
   Встав на ноги, я подошла к шкафу, порылась в нем и вытащила короткие эластичные брюки и широкую просторную мужскую рубашку. Я не могла в точности сказать, почему я выбрала именно это. Но тот длинный бесформенный халат, что лежал брошенный на углу постели, меня не вдохновил.
   Я вышла в коридор и попыталась сориентироваться. Это была небольшая, тесноватая квартира, направо по коридору еще одна комната, а дальше входная дверь, прямо - большая полупустая комната, застеленная ковром. Свет в ней не горел, и плотные шторы создавали полумрак, в котором скорее угадывалась, чем просматривалась какая-то большая коробка прямо посередине комнаты.
   Я не могла понять, куда я попала, но незнакомое место, тем не менее, не вызывало у меня тревоги, скорее наоборот, я почувствовала, что в безопасности.
   Противный звук шел слева. Я свернула туда, и всего-то несколько шагов мне понадобилось, чтобы встать на пороге небольшой, ярко освещенной кухни.
   Увидев своими глазами, что меня так раздражало, я невольно улыбнулась. Это была кофемолка.
   Вообще, на кухне некуда было плюнуть. На всех столах, столиках, полках, на подоконнике стояли плошки, миски, стаканы, блестящие кастрюльки. Работал духовой шкаф. На краю разделочного стола лежал миксер с насадкой, испачканной чем-то лимонно-желтым.
   Тот, кто хозяйничал на кухне, не услышал моего появления. Он стоял спиной ко мне и помешивал что-то в низкой широкой кастрюле. Это был невысокий мужчина в затертых джинсах и черной майке. На спине торчал бантик от повязанного фартука.
   Когда внезапно отключилась кофемолка, переработав очередную порцию зерен, я услышала, как мужчина тихонько напевает какой-то мотив. Убавив огонь под кастрюлей, он повернулся к кофемолке, открыл ее, высыпал кофе в уже почти полный короб, закрыл его крышкой и убрал на полку. Взяв в руки кофемолку, он собрался, видимо, убрать и ее, но раздался сигнал таймера духовки, и мужчина, чертыхнувшись, поставил кофемолку, где пришлось, и бросился к духовому шкафу. Он достал из него какую-то миску, отставил ее в сторону и тут же вернулся к кастрюльке на плите. И мне стало понятно, почему посуда и приборы в этой кухне оказались в самых неожиданных местах: точно таким же способом, каким кофемолка оказалась сейчас на самом углу табурета.
   Выключив плиту, мужчина хотел присесть к столу, отодвинул табурет, едва успев поймать упавшую кофемолку, с досадой отставил ее в сторону и, наконец, сел.
   Он не выглядел усталым. Только немного возбужденным. Энергичным взглядом он обвел кухню, и легкая усмешка промелькнула на его губах. Однако, увидев меня, стоящую в дверях, он внезапно посерьезнел.
   - О! С добрым утром! - сказал он, встал, слегка прихрамывая, подошел ко мне и, взяв за руку, подвел к табурету и усадил на него. - У меня здесь маленький беспорядок, но я знаю, ты на меня не рассердишься... Просто я не успел убрать. Через пятнадцать минут все будет в порядке. Сейчас твой завтрак будет готов...
   Не прекращая говорить, мужчина засуетился, доставая чистую тарелку, ложку и раскладывая это передо мной. Его слова перестали доходить до меня, едва только я поняла, что давно его знаю, но не могу вспомнить.
   Издалека этот человек вполне мог сойти за юношу: он был довольно строен, и движения его были порывисты и энергичны, красивые мускулистые руки двигались легко и проворно. Но лицо выдавало, что он был далеко не молод, его длинные, схваченные в пучок волосы были почти совершенно седыми, сетка глубоких морщин окружала его внимательные темные глаза, которые излучали непритворную печаль и нежность. Горестную складку около губ не могла смягчить даже приятная улыбка, которая возникала на его лице всякий раз, когда он поворачивался лицом ко мне.
   Как-то незаметно в тарелке, что возникла передо мной, появилась какая-то каша. Мужчина подвинул к себе второй табурет и сел рядом, не переставая разговаривать со мной и совершенно не ожидая никакого ответа от меня:
   - ... Честно говоря, я не думал, что он так задержится. Как только он придет, мы наведем полный порядок, и может быть даже куда-нибудь съездим. Тебе, наверное, надоело сидеть взаперти...
   Он зачерпнул кашу ложкой и поднес ложку к моим губам.
   - Ешь, ешь, не упрямься, - мягко сказал он, после того, как я несколько секунд просидела неподвижно.
   Я подняла руку и отвела ложку в сторону.
   Он покачал головой и снова поднес ложку к моему рту. Я взяла его правой рукой за запястье, левой вытащила из его руки ложку и бросила ее в тарелку. По сторонам полетели брызги.
   - Не хулигань, - проворчал мужчина без всякой злобы.
   Хлопнула входная дверь, и в коридоре послышались шаги.
   - Наконец-то, - вздохнул мужчина.
   У входа в кухню замаячили двое. Обоим лет под сорок. Один в мундире-камуфляжке, второй в узких джинсах и облегающей кожаной куртке.
   Офицер был полноват, невысок и смугл. Его лицо, довольно приветливое, выражало решимость и готовность к какому-то разговору. Он остановился на пороге кухни и присвистнул:
   - Ух ты! Когда Середа сказал, что ты сегодня занят хозяйством, я не вполне себе представлял, как это выглядит...
   - Чем обязан? - нахмурился мой терпеливый опекун и, встав навстречу офицеру, вытер руку о фартук, чтобы поздороваться с ним. А потом повернулся к второму вошедшему, который не спешил проходить в кухню: - Что застрял? Иди, помогай, она есть не хочет... Может, тебя послушает?
   - Если бы не Зинченко, я бы давно приехал, но Игорь мастер долгих нудных разговоров, - угрюмо отозвался тот и вошел, снимая на ходу куртку. Это был довольно высокий, худощавый субъект с усталым скуластым лицом и небрежно растрепанными медно-рыжими густыми волосами. Он опустился на табурет рядом со мной, взял ложку из тарелки, машинально попробовал кашу.
   - М-м-м, между прочим, Юрка, это просто объедение, - промычал он и повернулся к офицеру: - Игорь, кашки хочешь?
   - Благодарю, - поспешно отозвался тот. - Я только что завтракал.
   - Спорим, что твоя жена не умеет варить такую кашу, - возразил мой очередной кормилец и, наконец-то, посмотрел на меня. Его усталое лицо мгновенно преобразилось, и в зеленых глазах загорелись нетерпеливые искорки:
   - Во-первых, здравствуй, во-вторых, как тебе не стыдно? Юра старался, а ты капризничаешь. Имей совесть, малышка! Если ты не хочешь его обижать, ешь немедленно!
   Он поднес ложку к моим губам, и я позволила ему вложить ее мне в рот.
   - Она понимает? - негромко спросил офицер.
   - Нет, - коротко ответил тот, кого рыжий назвал Юрой.
   - Почему ты не хочешь меня слушать? - задумчиво продолжил офицер. - Я тебя уверяю, это лучшая психиатрическая клиника в мире. Если ты боишься, что у тебя не хватит денег...
   - Спасибо, Зинченко. Я сказал нет, значит, нет. Никакая психиатрия ей не поможет. Если она и выздоровеет, то только, если будет с нами, отозвался Юра. Он уже начал потихоньку прибирать кухню.
   - Я не понимаю тебя, - не унимался Зинченко. - Ты пропадал где-то больше шести лет, даже не сказав мне, что ищешь сестру. Ты не думаешь, что если бы сра зу обратился ко мне, то, возможно, дело и не дошло бы до такого? Ты же все время убеждал меня, что Катя погибла... Я не мог помочь, потому что ничего не знал, и тем не менее, чувствую себя виноватым. Тебе не нужно было отказываться от моей помощи. Тем не менее, ты так до сих пор и скрываешь от меня всю правду о том, что произошло там, где вы шатались столько лет...
   - Игорь, кашки хочешь? - холодно и грозно оборвал говорившего рыжий. Воцарилась тишина.
   - Извините меня, ребята, - покорно сказал Зинченко и вздохнул.
   Я не спеша жевала кашу и пыталась вспомнить, кто они такие. Было очевидно, что эти люди заботятся обо мне, ухаживают, считая тяжело и безнадежно больной.
   - Зачем ты пришел, Игорь? Мы, кажется, уже обо всем договорились, заметил Юра.
   - Я пришел спросить, когда ты, наконец, подашь заявление в мое ведомство.
   - Никогда, - сухо ответил Юра.
   - Если бы я просто хотел сделать тебе любезность, как старому другу, то после твоих ласковых слов, я оставил бы всякие мысли о подобной благотворительности. Но я продолжаю настаивать, потому что как подумаю о том, какой профессионал ходит рядом, я не могу успокоиться, пока ты не попадешь ко мне.
   - Я много лет ходил рядом, не попадая к тебе, но это не задевало тебя настолько, - возразил Юра.
   - Теперь, когда я возглавляю управление, я должен думать о своих кадрах. Тот, кто сегодня командует моим спецназом, годен только гонять новобранцев по плацу. Ты мне нужен, Орешин. Не прикидывайся, ты не сыскарь, каким пытаешься себя выставить. Ты отличный организатор и оперативник... Или ты дал согласие пойти к Анирову? - забеспокоился Зинченко. - Я недавно беседовал с ним. Старый волк, едва став начальником своей тайной канцелярии чудес, превратился в лису. Он признал, что собирается заполучить тебя. Конечно, жалование он тебе сможет предложить выше...
   - Нет, Игорь, ты все-таки хочешь кашки! - повысил голос Юра. - Ни к тебе, ни к Анирову я не пойду. И не надо мне расписывать прелести государственной службы. У меня есть агентство, которое позволяет нам сносно жить. У меня есть надежные друзья и исполнителные сотрудники. В сущности, агентство Орешина и так стало почти что подразделением твоего славного ведомства... Причем на общественных началах. Мои ребята доделывают за твоих орлов самую нудную и пыльную работу, кстати, всего лишь за спасибо. И я никогда не отказыввался от абсолютно открытого сотрудничества, ради этого заставляю ребят вести дела чисто, без натяжек и самодеятельности...
   - Кхм, - поперхнулся Зинченко и покосился на моего медноволосого кормильца. Тот бросил взгляд на Юру, сделал большие глаза и пожал плечами.
   - Олег, опять? - подозрительно спросил Юра. Но так как никто не отозвался, Юра продолжил: - Наконец, у меня есть кое-кто, заботу о ком я не собираюсь ни на кого перекладывать. И не хочу я слышать ни о каких клиниках и детских домах. Мы с Олегом прекрасно справляемся вдвоем. Малыш вырастает, и скоро все станет куда проще...
   - Малыш-то вырастает, - отозвался Зинченко. - А Катя? Я же не потому говорю о клинике, что хочу освободить твое время для службы. Я только знаю, что если не лечить ее, вряд ли что-то изменится...
   Юра открыл шкафчик, схватил тарелку, ложку, одним движением наполнил тарелку кашей и сунул все это в руки офицеру.
   - Ешь, и чтобы я тебя больше не слышал!
   Из глубины квартиры раздались странные звуки, Юра отложил то, что взял было в руки, и поспешил из кухни. До той секунды, когда звуки прекратились, я так и не успела разобраться, что же это было такое.