Страница:
И снова боль. Ровная, властная, безжалостная... Сполохи немного замедлили свою чехарду, постепенно стираясь и превращаясь в густую темноту. Вслед за этим боль слегка притупилась, позволяя мне немного поприсутствовать на этом свете.
- ... есть хоть какая-то надежда?
Я все-таки узнала, это Тарон. Он был где-то рядом. Он был жив, что и требовалось.
- Что хотите со мной делайте, парни, но у меня язык не повернется разговаривать с Юркой... - это Олег.
- А что теперь с тобой делать? Что с тебя взять-то?
Марсен. Злой, раздраженный...
- Когда Юрий и Гайл вернутся? - это Валера.
- К рассвету, не раньше, - откуда-то издали вставил Тарон.
- К рассвету все будет кончено, - отозвался Марсен. - Хорошо, что она успела вытолкнуть Тарона... Две потери сразу многовато даже для такого железного парня, как Юрий.
- Заткнись, Марс, или я тебя убью, - Валерий оборвал все разговоры. Это лекарство очень сильное, может быть, она еще придет в себя...
- А потом? - раздался тихий вопрос Тарона.
Валера не ответил.
Я попробовала открыть глаза, но только боль запрыгала скачками по всему лицу, и ничего не получилось.
Молча, я попробовала расслабиться, но боль не давала понять, способна ли я еще на контакт... Собрав силы, отчаянно боясь, что не смогу заговорить, а только вызову новый приступ боли, я разлепила губы.
- Почему... так... больно?.. - каждое движение мышц лица было добровольной пыткой.
Все вокруг стихло.
- Это сильный ожог, Рэста, - ответил Марсен. - Потерпи, скоро все пройдет.. Раздался чей-то возмущенный вздох, но эта попытка возмутиться невинной ложью Марсена была пресечена звонким шлепком по чьей-то спине.
- Зачем вы ввели лекарство?... Все прошло бы... еще раньше,.. чем к рассвету... - выдавила я из себя.
Молчаливое замешательство было мне ответом. Приливы боли заплясали по вискам, но я правильно догадалась, откуда они взялись. Только ответить у меня не было сил, наоборот, я снова едва не рухнула в забытье.
- Валерка... Момент выбран неудачно, мне же и так больно...
- Прости меня, я не подумал, - горько прошептал Валера прямо надо мной.
- Выгони всех к черту, Валера...
Топот нескольких пар ног сказал о том, что моя просьба была выполнена беспрекословно.
Теперь надо мной слышалось только прерывистое дыхание Валерки.
- По-моему, у меня не так много времени, да? Кажется,.. я скоро лично проверю,.. что нас ждет там, по ту сторону... Да, Валера? Я умираю?
- Ну что ты, никогда нельзя говорить такие вещи... Придет Юрий, он сможет придумать что-нибудь... Мы переправим тебя куда-нибудь, где тебе помогут...
- Почему ты всегда так плохо и неумело врешь, дружок?..
Ответом был звук, который человек может издать, только когда его душат слезы. Я хотела сказать ему что-то, но мутная волна тошноты внезапно поднялась изнутри, и я едва задавила ее, что стоило мне стона сквозь зубы.
- Знаешь, а иногда умирать все же больно...
- Катя, девочка, мне совершенно нечем тебе помочь... - Валерка, кажется, все-таки заплакал.
- Что со мной?.. Не отмалчивайся...
- Ты сильно обожжена.
- Черт, не мешало бы на себя взглянуть... Почему я не могу открыть глаз?.. Валера молчал. Его молчание разозлило меня. Почему же даже напоследок нельзя говорить прямо и откровенно?
- Кто там у нас самый правдивый? Тарон? Ах нет, Марсен? Или Олег, который так искренне меня ненавидит, что, уж конечно, скажет мне правду...
- Катюша, от разговора ты только теряешь силы... А ты еще и шутишь...
- Почему мне не открыть глаз? - оборвала я его.
- Потому что их нет, - прошептал Валера, и я поняла, что надежды, действительно, не может быть никакой.
- Как же мне не шутить, если мне даже поплакать нечем?..
Валерий издал какой-то сдавленный звук, но ничего не сказал.
Боль снова усилилась, видимо, действие лекарства кончалось. Я чувствовала, что из болевого шока, в который я неминуемо провалюсь через пару минут, мне уже не выйти. Ни за что. Валерка, видимо, понял это. Уже немного издалека я услышала его встревоженный голос:
- Катя, ты меня слышишь?
- Пока да... Слушай, Валера, а обо мне Юрке ничего не говорите... хотя бы пока он не справится с Дарриной... Пусть поверит в то, что я ушла в Дерзкий мир, например... Сможешь правдиво соврать хотя бы на этот раз? Я так хочу.
- Да перестань ты болтать... Я постараюсь, чтобы все смогли, произнес он, но потом с тоской прошептал: - А Середа все-таки прав - я все время тешил себя надеждой, что нужен тебе... Кате, Мариэле, Рэсте, какое бы имя ты не носила...
- Так оно и было, Валерка, - я уже теряла нить связных мыслей.
Но все же я еще слышала дыхание друга, чувствовала его напряжение и слышала, как он жалобно скулит сквозь зубы.
- Валерка!...
- Да, Катя...
- Ты уходи отсюда куда-нибудь. Поскорее уходи. Они здесь затравят тебя.
- Никуда я не уйду. Если вместе с тобой я был здесь, мне оставаться здесь и после. Кто же будет охранять иерарха и заниматься сканерской разведкой? Я смогу закончить кое-что из твоих дел, если, конечно, они дадут мне такую возможность.
- Они уничтожат тебя... Они найдут способ. Я этого не хочу.
- Поверь мне, я не боюсь никого из них, - голос Валерки дрожал, или это у меня мозг уже отказывался воспринимать звуковые сигналы... - Я боялся остаться один в этой жизни, но с этим бороться уже не в моей власти...
- Так запомни же, если оттуда, где я окажусь, можно вернуться... Если только оттуда в принципе можно вернуться, я вернусь... А если нельзя просто прости меня...
На последних словах я окунулась в клокочущий водоем рваной боли, которую, берусь утверждать, не в силах выдержать ни одно живое существо. И наверное, я чувствовала ее всего-то несколько секунд. Все остальное на этой земле должно было происходить уже без меня...
...Первым ощущением, пришедшим после совершенно невыносимого страдания, было настоящее блаженство, вызванное полным отсутствием всякой боли. Боль исчезла. В одно мгновение. Совершенно. А через некоторое время я почувствовала мокрое холодное прикосновение к внутренней поверхности локтевого сгиба. А вслед за ним хрустящий укол, проникающий сквозь кожу. После - снова влажное прикосновение к месту укола. Поплыл резкий запах дезинфецирующего раствора.
Я открыла глаза и взглянула на склонившееся надо мной лицо. О, боже!.. В детстве, увидев нечто подобное, я всегда отводила глаза и не в силах была вновь взглянуть в сторону такого уродства. Но сейчас это было бы глупо, поскольку, кажется именно тот, кого я увидела, делал мне укол.
На меня смотрел человек, пол которого я не смогла бы определить ни только с первого, но даже, как оказалось, и со второго взгляда. Начать с того, что с правой стороны его лица волосы, густые и светлые были коротко острижены, а с левой свисали длинными прямыми прядями, слегка маскируя половину лица. Хотя такая маскировка была слишком бесполезной, потому что у человека не было лица в привычном понимании этого слова. У него были зеленые глаза, но левый был почти закрыт из-за невероятного излома костей лба, и только правый смотрел на меня из практически неповрежденной глазницы. Левая щека была вдавлена внутрь, кое-где сквозь зажившие разрезы кожи белели костные ткани, а всю правую половину лица покрывал сиреневый послеожоговый шрам. Левый уголок губ был исковеркан, и четкий рисунок губ с правой стороны все равно не мог поправить общее впечатление от этого ужасного лица.
Белый балахон, затянутый вокруг шеи человека, тоже мало говорил о том, кто передо мной. Только руки выдавали его: левая была сломана по меньшей мере в трех местах и теперь имела вид довольно страшного сухого сука, но правая была нормальная, мускулистая, с вздувшимися венами, типично мужская рука.
Человек разогнулся, отошел от моей постели и повернулся спиной. Сзади его волосы были тоже остриженными, с отросшими прядями на макушке и подбритым затылком. Только на части головы с левой стороны были оставлены довольно длинные волосы в попытке хотя бы слегка прикрыть повреждения.
- Послушайте... - прошептала я. - Извините... Где я? Что это за больница?
Он никак не отреагировал на мой вопрос, будто вовсе не слышал его. Он стоял спиной ко мне и перебирал какие-то предметы на столике. Я посмотрела по сторонам. Белый потолок, белые стены, белая постель. Справа - сложный агрегат молочного цвета, напоминающий кокон гусеницы, а рядом на стене пульт с разноцветными кнопками. Я не сильно разбиралась в медицинской аппаратуре, но некоторый печальный опыт общения с ней у меня имелся, и я решила, что это какая-то реанимационная камера. Возможно даже, что я недавно находилась именно в ней, ведь те ужасные ожоги, которые я получила при взрыве, наверняка, требовали особого ухода, иначе мне не удалось бы выжить... Остальная обстановка в палате состояла только из небольшого столика, над которым колдовал тот самый человек... Я еще раз посмотрела на него. В том положении, в котором он стоял, его повреждения были незаметны, и что-то неуловимо знакомое показалось мне в его довольно приятной, стройной и высокой фигуре, в наклоне головы...
В боковой стене образовалась дверь: она бесшумно открылась, отъехав в сторону параллельно стене. В палату вбежал человек в синем балахоне, из-под которого торчали босые ноги в широких шароварах, стянутых у щиколотки манжетами. Он взглянул на меня, весело улыбаясь и плотоядно потирая ладони друг о друга, и спросил:
- Как дела? Вижу, что неплохо!.. Что ж, отлично, Одер!
Мне показалось, что я ослышалась. Я взглянула на изуродованного человека, и как бы мне того ни хотелось, я не смогла не признать, что его немного ссутулившаяся фигура и вправду напоминает мне именно Одера...
Человек в белом повернулся к вошедшему, и я увидела его правый профиль. Обезображенная ожогом кожа не влияла на силуэт...
- Молодец! Спасибо, - человек в синем мягко коснулся плеча бедняги и доброжелательно добавил. - Отдыхай, сегодня ты мне не понадобишься.
- Могу я сегодня побыть с ней? - глухо произнес человек в белом. Это был голос Одера.
- Если хочешь.
Изуродованный человек на секунду повернулся ко мне.
Одер... Да, Боже мой, это был Одер! Он слегка поклонился и тихо вышел, бесшумно ступая по белому полу босыми ногами. Проводив его задумчивым взглядом, человек в синем снова повернулся ко мне и улыбнулся во все тридцать два зуба.
Это был широколиций худощавый мужчина. Наверное, от постоянной энергичной мимики его невероятно подвижное лицо покрылось целой сетью так называемых "ложных" морщин: на лбу, у глаз, у губ, у крыльев носа и на переносице.
Его возраст совершенно не поддавлся определению. Где-то от тридцати до пятидесяти. У него была смуглая кожа, до смешного тонкая шея, крупные уши, кажущиеся полупрозрачными от подсветки. Круглая большая голова была некоторое время назад обрита наголо, и теперь отросшие волосы цвета пыли торчали ежиком.
Мужчина оперся согнутыми локтями о пластиковый барьер, окружающий мою постель и произнес:
- Ну, здравствуй, Катя.
- Простите... Кто был этот человек?
- Я не сомневался, что ты сразу узнаешь его. Будь спокойна, с ума ты еще не сошла. Это, действительно, Одер Виттмар. Конечно, он несколько изменился...
- мой собеседник пожал плечами, и невозмутимо и бодро закончил: - Но как не всем везет в жизни, так же не всем везет и в смерти. Обычные дела.
- Значит, он жив? - я не верила ни своим глазам, ни ушам.
- Да, теперь он жив. Ювелирная работа, здесь есть чем гордиться! отозвался улыбчивый мужчина. - Ты тоже теперь жива, правда, это всего лишь совершенно обычное мероприятие.
- Где я? Что это за клиника?
- Это не клиника. Вернее, клиническое оборудование, которое у меня есть, я использую на цели, сходные с медицинскими, но это не клиника, и я не врач, - он внимательно посмотрел на меня. - Я никого не лечу. Иногда, когда мне этого хочется, я возвращаю душе ее тело.
Все это можно было бы вполне списать на бред, но я чувствовала себя прекрасно, за исключением слабости и усиленного сердцебиения. Виной последнего был, несомненно, Одер.
- Кто же ты? - я сделала попытку поднять голову, но сил не было. Заметив это, мужчина протянул руку к барьеру и нажал какую-то кнопку. Подъемный механизм сработал, и через несколько секунд я уже полусидела, по-прежнему опираясь на подушку.
- Меня зовут Примар, - последовал ответ. - Некоторые зовут меня богом.
"А не клиника ли это для душевно больных?" - мелькнула мысль.
- А на самом деле? - уточнила я.
- На самом деле они правы, те, кто зовет меня богом. Только я никогда не дам им того, чего они от меня ждут и о чем просят в своих молитвах. Я даю только то, о чем никто не просит. То, о возможности чего никто даже не подозревает...
Примар замолчал, видя, что я начала оглядывать себя.
На мне был светло-голубой балахон точно такого же "фасона", что и у Примара. Под тонкой простыней угадывались и широкие шаровары с манжетами. Руки по локоть были оголены, и ни сиреневых ожогов, ни шрамов от пересадки кожи не было. Ладони показались мне странно маленькими, и поверхность их была нежно-розовой и гладкой. Но ведь мои руки были грубыми и жесткими...
- Чьи это руки? - ужаснулась я.
- Ну не мои же! - засмеялся Примар. Я подняла голову и увидела, что он наблюдает за мной с невероятным интересом.
Я подняла руку и поднесла ее к лицу, пошевелила пальцами. Рука отлично слушалась. Я посмотрела на то место, где только что лежала моя ладонь и увидела каштановую прядь волос. Я потянула ее, и поняла, что дергаю за волосы саму себя. В моей руке оказался кончик длинной толстой косы, заплетенной из моих волос. Я поднесла руку к затылку и убедилась в этом. Опуская руку вниз, я по пути провела ладонью по левой щеке... Гладкая мягкая кожа. Никаких рубцов...
- Я ничего не понимаю... Кто же я? Разве я не Рэста?
Примар опустил голову и отрицательно замотал головой. Он силился произнести что-то, но его душил смех.
- Нет, не Рэста, - выдавил он, наконец. - С воскрешением тебя, Екатерина!
Машинально я задрала к плечу правый рукав. От локтя до плеча тянулась ког да-то уже виденная, он основательно позабытая, штопка "крестом". Вот оно, отверстие от пули Валерия, а это разрывы кожи - подарки псов-оборотней... Все не просто стянуто леской, лески уже давно нет, все срослось и зарубцевалось, нет ни швов, ни свежей тонкой красной кожицы... Я провела рукой по шее. Вот она, еще одна "штопка"...
- Рубаху можешь не задирать, на теле тоже все зажило, - сообщил мне Примар. Он подошел к столику и взял лежащее там зеркало размером с книгу. Не давая мне его в руки, он поднес его к моему лицу.
Непривычно убранные в косу волосы не могли изменить общей картины. Разве же можно было себя не узнать? Это была Екатерина Орешина. Точно такая же, как и пять лет назад... Я оторвалась от зеркала и взглянула на Примара.
- Издевательство, в самом деле, какое-то, - проворчала я, чувствуя постепенно, как приходит твердая уверенность в том, что я не только жива, но я снова стала Катей. Я была жива, это не было пограничное состояние зомби, которое невозможно было забыть. Я чувствовала себя, биение своего сердца, свою кожу...
- Ну зачем же так уж сразу "издевательство"? - обиженным тоном отозвался Примар. - Рэста почти сгорела заживо, я бы не решился на воскрешение Рэсты из эстетических соображений...
- А... Одер?
- Одер? Этот красавец - часть моего плана, но об этом после... Тонизирующий раствор, который ввел тебе Одер, скоро поднимет тебя на ноги, и тогда я покажу тебе кое-что, что тебе, может быть и не понравится, но будет очень интересным...
- А где мы, все-таки, находимся?
- На том свете, - был ответ.
- А без шуток?
Примар широко улыбнулся:
- Я веселый человек, меня многое удивляет и смешит, но даже если я смеюсь над чем-нибудь, говорю я всегда серьезно, что бы я ни говорил и с кем бы я ни разговаривал. Ты у меня в главной резиденции, а она находится на том свете.
- На каком "том"?
- На "том" по отношению ко всей спирали миров. Мы в рассекающем кольце. А кольцо это во всех мирах сразу, и в то же время ни из одного мира нельзя ни увидеть, ни почувствовать рассекающее кольцо. И хотя все миры это мои владения, здесь то место, откуда я могу проникнуть куда хочу, и, самое главное, могу наблюдать за любым миром, любой территорией в этом мире и любым человеком на этой территории...
Что ж, если это и вправду тот свет, то это место не самое неприятное из тех, что мне довелось повидать. Только этот странный вечно веселый человек внушал мне совершенно необъяснимую тревогу и неприязнь. Судя по всему, он прав, и именно он воскресил меня. Но я не заметила, чтобы он ждал благодарности. Его что-то вдохновляло помимо того, что он просто сделал доброе дело. Скорее всего, у него, действительно, были какие-то планы, и я ему зачем-то понадобилась... Уже сама по себе попытка некой силы снова, как когда-то Валерий, заткнуть мной какие-то щели в собственных теориях и планах не могла меня обрадовать.
И хотя свое новое "старое" тело я приняла спокойно, это все было, конечно же , издевательством! Сколько же можно одному человеку умирать, воскресать, менять тела?! Почему?! За что, в конце концов? Видимо, было за что. Примару, если
он, действительно тот, кем представился, в этом случае виднее.
Но вот за что это же самое Одеру?
Первым, кого я увидела, открыв глаза, был человек, для которого, пусть не впрямую, но я была причиной смерти. Можно было бы поспорить о правомерности моих ассоциаций, но мне это говорило о том, что Примар недоброе и изощренно хитрое существо. Не хватало, чтобы он и вправду оказался наделен некой сверхсильной властью. Супервласть в сочетании с вечно счастливым взглядом на все - ох, как это страшно...
- Я хочу встать, - сказала я.
- Ну, попробуй, - согласился Примар и подал мне руку. Я села, потом спустила ноги с постели.
Все оказалось очень легко. Словно бы и не было пятилетнего перерыва. Только коса непривычной тяжестью тянула назад голову.
Поддерживая меня под руку, Примар вывел меня из палаты в бесконечно длинный коридор, покрытый сводчатым зеркальным куполом.
Глава 6.
Круглая полусферическая поверхность потолка, плавно переходящая в стены, была совершенно прозрачной. Помещение, находящееся где-то в пределах нескончаемого зеркального коридора, словно бы витало над поверхностью земли. Если верить Примару, ни нас, ни зеркального коридора не было видно с земли. Мы были невидимы и недосягаемы для них, хотя и находились практически под носом у людей.
- Вот таким образом я и наблюдаю за теми, кто мне интересен, пояснил Примар. Он сидел в кресле, привольно развалившись, и внимательно смотрел то на меня, то на картину жестокой и кровопролитной битвы, которая разыгрывалась прямо внизу под нами.
Две армии столкнулись друг с другом на степной равнине. Это была неизвестная мне реальность, безвременье и совершенно неопределяемый визуально уровень развития. Битва была рукопашной. Но оружие совершенно непонятным, то ли дубины, то ли кинжалы... И одежда людей была больше похожа на лохмотья, было даже странно, по каким же признакам воюющие стороны различают друг друга. Но это не были дикари в привычном мне понимании этого слова. То здесь, то там, оружие сражающихся испускало странный огонь, который узкой бездымной струей вылетал вверх и, изменив направление, такой же струей опускался вниз, меняя по пути цвета. В нашем прозрачном помещении негромко, но отчетливо слышались и все вопли, стоны, грохот и лязг, яростные кличи и предсмертные проклятия. Хотя подобная мясорубка уже не была для меня в новинку, я никогда бы не стала развеивать скуку подобным зрелищем.
- А то, что чувствуют все эти люди, ты тоже воспринимаешь?
- Мог бы, но это совершенно ни к чему. Люди, как правило, делают то, что хотят, а это без натяжек говорит об их внутреннем состоянии.
- Так ли уж всегда совпадают душевное состояние и поступки? усомнилась я.
- А это как трактовать, - усмехнулся Примар. - Прямая трактовка всегда ошибочна. Если думать над тем, что видишь, вероятность ошибки незначительна. Но это, конечно, не относится к определенному роду людей, которые сбивают с толку не только себя, но даже и меня.
- А бывают и такие, что сбивают с толку бога?
Видимо, Примар уловил в моих словах издевку, потому что нахмурился.
- Во-первых, хотя мне и не очень приятно в этом признаваться, ты одна из таких. Во-вторых, бога можно сбить с толку точно так же, как и любого другого человека.
- Что-то я запуталась, - я развернулась на своем кресле, чтобы оказаться по ходу медленного плавного полета нашей комнаты сквозь невидимое пространство.
- Так ты бог или человек?
- Я человек, который был создан, чтобы быть богом. Работа у меня такая наблюдать и управлять всем и всеми. У каждого свои обязанности...
Очень интересно. Если так подходить к делу, то, действительно, есть над чем смеяться, не переставая.
- Я считала, что не богов создают, а наоборот, - заметила я, не поворачиваясь к нему лицом. Честно говоря, я еще плохо представляла, чем можно разгневать своего спасителя, и как именно выглядит его гнев, поэтому лучше бы ему не видеть тех гримас, которые невольно вызывали у меня его парадоксальные высказывания.
- Многие так считают. Сколько я уже повидал таких теорий, которые строились на реальных фактах, но неизменно приходили к совершенно неверным выводам. Почему-то всем кажется, что тот, кто все создал, непременно сам всем и управляет?
- А это не так?
- Конечно, не так. Создавать - это работа для гения. А управлять для посредственности. Смешать две в одном никак нельзя, пустое место получится, - засмеялся Примар.
- А я-то считала, что посредственность - это и есть пустое место.
- Посредственность - это усредненное состояние, при котором человек одинаково верно и бесстрастно воспринимает любые проявления бытия.
- А по-моему... то есть, считается, что если посредственность берется за что-то, то случаются всякие неприятности, особенно если посредственность начинает чем-то или кем-то управлять...
- О, да! - оживился Примар. - Знаю я эти мнения. То, о чем ты говоришь, это как раз и случается, если до серьезного дела дорывается пустое место...
- Значит, ты - посредственность, и этим гордишься?
- Не горжусь, а наслаждаюсь своим положением. Богом быть чрезвычайно скучно, если фантазия отсутствует...
Примар встал с кресла и подошел к небольшому столику с пультом, что стоял между двумя нашими креслами. Несколько нажатий на кнопки, и изображение за стенами помещения резко поменялось. Теперь вокруг нас были какие-то очень знакомые просторы, пустыня, песок и камни.
- Это же... Степи! Степи Континента! - я вскочила на ноги.
- Да, это Первый мир. Знаю, ты еще не видела океана, сейчас мы будем над ним, и проследуем до материка Иерархии... Ни один человек в течении тысяч лет не видел океана с воздуха, после того, как я выставил преграду между Иерархией и Континентом...
- Ты? Тысячи лет назад? - это становилось все интереснее.
- А что? Моя душа такая же бессмертная, как и твоя, только я могу жить в любом теле, какое сам выберу. Уж не помню, каким я был тогда, когда мне надоела та катавасия, которую устроила Иерархия во всей спирали миров. Пускать все на самотек - это мой принцип, но оголтелая борьба приняла такой затяжной и однообразный характер, что я всерьез заскучал, а потом обозлился на них...
- Так обозлился, что свел до жалкой кучки население целой вселенной?
- Вот именно. А что тебя смущает? - Примар выставил в мою сторону указательный палец и спросил: - А кто, заскучав и обозлившись, смахнул одним ударом две жизни сразу? Ну-ка, отгадай с трех раз?
- Но... это получилось само собой, когда я спасала свое "я"...
- Не надо, ничего твоему "я" не угрожало! Ты делала то, что хотела. Всегда. Ни на кого не оглядываясь. И именно из-за этого ты попала под мое постоянное наблюдение. Можешь считать себя, в некотором роде, избранницей.
Я слушала, как он разбирает меня по косточкам, беззастенчиво и четко называя все своими именами. И я вспоминала, что сама частенько любила почитать мораль кому-нибудь из своих друзей. Тогда они тоже признавали мою правоту, и я бывала удовлетворена собой. Но одно дело копаться и разбираться в душах других людей, и совсем другое дело, когда странный, хитрый человек, называющий себя богом, проделывает это с тобой. Самое же удивительное во всем этом было то, что в его словах не было и тени упрека или порицания.
- Это неправда, что я ни на кого не оглядывалась!
- Ах, да, действительно, как же я забыл! В каком-то из миров я подцепил один ходовой афоризм о том, что благими намерениями вымощена дорога в ад... Это как раз про тебя...
- Ну и где он, этот ад?
- Да все тут, у меня, в комплекте со всем остальным... - Примар широко повел рукой. - Вот твои благие намерения тебя сюда и привели... Была бы ты другим человеком, жила бы себе спокойно, и никогда бы я тобой не заинтересовался... Хотя возможно, я все равно бы тебя зацепил, потому что тот клубок всяческого народа, который катается за тобой повсюду, настолько прочный, что вас уже друг от друга не отодрать... Помню, что сначала меня привлек Валерий Извеков. Но мне не понравилось, что все, что он делал в своем Раю, он делал практически по инерции, так до конца и не поняв принцип, который я заложил в спираль миров, когда ее закручивал...
- Это потому что он все время находился под чужим влиянием...
- Да знаю, знаю эту дьяволицу с бусинками на челке, - отмахнулся Примар.
- Она однозначна, как отполированный шар. Интереса для меня она не представляет. Хотя, конечно, любопытно будет, сможет ли она за свою жизнь все-таки пробиться из изоляции, которую я устроил Первому миру? Или это сделают ее наследники?
- ... есть хоть какая-то надежда?
Я все-таки узнала, это Тарон. Он был где-то рядом. Он был жив, что и требовалось.
- Что хотите со мной делайте, парни, но у меня язык не повернется разговаривать с Юркой... - это Олег.
- А что теперь с тобой делать? Что с тебя взять-то?
Марсен. Злой, раздраженный...
- Когда Юрий и Гайл вернутся? - это Валера.
- К рассвету, не раньше, - откуда-то издали вставил Тарон.
- К рассвету все будет кончено, - отозвался Марсен. - Хорошо, что она успела вытолкнуть Тарона... Две потери сразу многовато даже для такого железного парня, как Юрий.
- Заткнись, Марс, или я тебя убью, - Валерий оборвал все разговоры. Это лекарство очень сильное, может быть, она еще придет в себя...
- А потом? - раздался тихий вопрос Тарона.
Валера не ответил.
Я попробовала открыть глаза, но только боль запрыгала скачками по всему лицу, и ничего не получилось.
Молча, я попробовала расслабиться, но боль не давала понять, способна ли я еще на контакт... Собрав силы, отчаянно боясь, что не смогу заговорить, а только вызову новый приступ боли, я разлепила губы.
- Почему... так... больно?.. - каждое движение мышц лица было добровольной пыткой.
Все вокруг стихло.
- Это сильный ожог, Рэста, - ответил Марсен. - Потерпи, скоро все пройдет.. Раздался чей-то возмущенный вздох, но эта попытка возмутиться невинной ложью Марсена была пресечена звонким шлепком по чьей-то спине.
- Зачем вы ввели лекарство?... Все прошло бы... еще раньше,.. чем к рассвету... - выдавила я из себя.
Молчаливое замешательство было мне ответом. Приливы боли заплясали по вискам, но я правильно догадалась, откуда они взялись. Только ответить у меня не было сил, наоборот, я снова едва не рухнула в забытье.
- Валерка... Момент выбран неудачно, мне же и так больно...
- Прости меня, я не подумал, - горько прошептал Валера прямо надо мной.
- Выгони всех к черту, Валера...
Топот нескольких пар ног сказал о том, что моя просьба была выполнена беспрекословно.
Теперь надо мной слышалось только прерывистое дыхание Валерки.
- По-моему, у меня не так много времени, да? Кажется,.. я скоро лично проверю,.. что нас ждет там, по ту сторону... Да, Валера? Я умираю?
- Ну что ты, никогда нельзя говорить такие вещи... Придет Юрий, он сможет придумать что-нибудь... Мы переправим тебя куда-нибудь, где тебе помогут...
- Почему ты всегда так плохо и неумело врешь, дружок?..
Ответом был звук, который человек может издать, только когда его душат слезы. Я хотела сказать ему что-то, но мутная волна тошноты внезапно поднялась изнутри, и я едва задавила ее, что стоило мне стона сквозь зубы.
- Знаешь, а иногда умирать все же больно...
- Катя, девочка, мне совершенно нечем тебе помочь... - Валерка, кажется, все-таки заплакал.
- Что со мной?.. Не отмалчивайся...
- Ты сильно обожжена.
- Черт, не мешало бы на себя взглянуть... Почему я не могу открыть глаз?.. Валера молчал. Его молчание разозлило меня. Почему же даже напоследок нельзя говорить прямо и откровенно?
- Кто там у нас самый правдивый? Тарон? Ах нет, Марсен? Или Олег, который так искренне меня ненавидит, что, уж конечно, скажет мне правду...
- Катюша, от разговора ты только теряешь силы... А ты еще и шутишь...
- Почему мне не открыть глаз? - оборвала я его.
- Потому что их нет, - прошептал Валера, и я поняла, что надежды, действительно, не может быть никакой.
- Как же мне не шутить, если мне даже поплакать нечем?..
Валерий издал какой-то сдавленный звук, но ничего не сказал.
Боль снова усилилась, видимо, действие лекарства кончалось. Я чувствовала, что из болевого шока, в который я неминуемо провалюсь через пару минут, мне уже не выйти. Ни за что. Валерка, видимо, понял это. Уже немного издалека я услышала его встревоженный голос:
- Катя, ты меня слышишь?
- Пока да... Слушай, Валера, а обо мне Юрке ничего не говорите... хотя бы пока он не справится с Дарриной... Пусть поверит в то, что я ушла в Дерзкий мир, например... Сможешь правдиво соврать хотя бы на этот раз? Я так хочу.
- Да перестань ты болтать... Я постараюсь, чтобы все смогли, произнес он, но потом с тоской прошептал: - А Середа все-таки прав - я все время тешил себя надеждой, что нужен тебе... Кате, Мариэле, Рэсте, какое бы имя ты не носила...
- Так оно и было, Валерка, - я уже теряла нить связных мыслей.
Но все же я еще слышала дыхание друга, чувствовала его напряжение и слышала, как он жалобно скулит сквозь зубы.
- Валерка!...
- Да, Катя...
- Ты уходи отсюда куда-нибудь. Поскорее уходи. Они здесь затравят тебя.
- Никуда я не уйду. Если вместе с тобой я был здесь, мне оставаться здесь и после. Кто же будет охранять иерарха и заниматься сканерской разведкой? Я смогу закончить кое-что из твоих дел, если, конечно, они дадут мне такую возможность.
- Они уничтожат тебя... Они найдут способ. Я этого не хочу.
- Поверь мне, я не боюсь никого из них, - голос Валерки дрожал, или это у меня мозг уже отказывался воспринимать звуковые сигналы... - Я боялся остаться один в этой жизни, но с этим бороться уже не в моей власти...
- Так запомни же, если оттуда, где я окажусь, можно вернуться... Если только оттуда в принципе можно вернуться, я вернусь... А если нельзя просто прости меня...
На последних словах я окунулась в клокочущий водоем рваной боли, которую, берусь утверждать, не в силах выдержать ни одно живое существо. И наверное, я чувствовала ее всего-то несколько секунд. Все остальное на этой земле должно было происходить уже без меня...
...Первым ощущением, пришедшим после совершенно невыносимого страдания, было настоящее блаженство, вызванное полным отсутствием всякой боли. Боль исчезла. В одно мгновение. Совершенно. А через некоторое время я почувствовала мокрое холодное прикосновение к внутренней поверхности локтевого сгиба. А вслед за ним хрустящий укол, проникающий сквозь кожу. После - снова влажное прикосновение к месту укола. Поплыл резкий запах дезинфецирующего раствора.
Я открыла глаза и взглянула на склонившееся надо мной лицо. О, боже!.. В детстве, увидев нечто подобное, я всегда отводила глаза и не в силах была вновь взглянуть в сторону такого уродства. Но сейчас это было бы глупо, поскольку, кажется именно тот, кого я увидела, делал мне укол.
На меня смотрел человек, пол которого я не смогла бы определить ни только с первого, но даже, как оказалось, и со второго взгляда. Начать с того, что с правой стороны его лица волосы, густые и светлые были коротко острижены, а с левой свисали длинными прямыми прядями, слегка маскируя половину лица. Хотя такая маскировка была слишком бесполезной, потому что у человека не было лица в привычном понимании этого слова. У него были зеленые глаза, но левый был почти закрыт из-за невероятного излома костей лба, и только правый смотрел на меня из практически неповрежденной глазницы. Левая щека была вдавлена внутрь, кое-где сквозь зажившие разрезы кожи белели костные ткани, а всю правую половину лица покрывал сиреневый послеожоговый шрам. Левый уголок губ был исковеркан, и четкий рисунок губ с правой стороны все равно не мог поправить общее впечатление от этого ужасного лица.
Белый балахон, затянутый вокруг шеи человека, тоже мало говорил о том, кто передо мной. Только руки выдавали его: левая была сломана по меньшей мере в трех местах и теперь имела вид довольно страшного сухого сука, но правая была нормальная, мускулистая, с вздувшимися венами, типично мужская рука.
Человек разогнулся, отошел от моей постели и повернулся спиной. Сзади его волосы были тоже остриженными, с отросшими прядями на макушке и подбритым затылком. Только на части головы с левой стороны были оставлены довольно длинные волосы в попытке хотя бы слегка прикрыть повреждения.
- Послушайте... - прошептала я. - Извините... Где я? Что это за больница?
Он никак не отреагировал на мой вопрос, будто вовсе не слышал его. Он стоял спиной ко мне и перебирал какие-то предметы на столике. Я посмотрела по сторонам. Белый потолок, белые стены, белая постель. Справа - сложный агрегат молочного цвета, напоминающий кокон гусеницы, а рядом на стене пульт с разноцветными кнопками. Я не сильно разбиралась в медицинской аппаратуре, но некоторый печальный опыт общения с ней у меня имелся, и я решила, что это какая-то реанимационная камера. Возможно даже, что я недавно находилась именно в ней, ведь те ужасные ожоги, которые я получила при взрыве, наверняка, требовали особого ухода, иначе мне не удалось бы выжить... Остальная обстановка в палате состояла только из небольшого столика, над которым колдовал тот самый человек... Я еще раз посмотрела на него. В том положении, в котором он стоял, его повреждения были незаметны, и что-то неуловимо знакомое показалось мне в его довольно приятной, стройной и высокой фигуре, в наклоне головы...
В боковой стене образовалась дверь: она бесшумно открылась, отъехав в сторону параллельно стене. В палату вбежал человек в синем балахоне, из-под которого торчали босые ноги в широких шароварах, стянутых у щиколотки манжетами. Он взглянул на меня, весело улыбаясь и плотоядно потирая ладони друг о друга, и спросил:
- Как дела? Вижу, что неплохо!.. Что ж, отлично, Одер!
Мне показалось, что я ослышалась. Я взглянула на изуродованного человека, и как бы мне того ни хотелось, я не смогла не признать, что его немного ссутулившаяся фигура и вправду напоминает мне именно Одера...
Человек в белом повернулся к вошедшему, и я увидела его правый профиль. Обезображенная ожогом кожа не влияла на силуэт...
- Молодец! Спасибо, - человек в синем мягко коснулся плеча бедняги и доброжелательно добавил. - Отдыхай, сегодня ты мне не понадобишься.
- Могу я сегодня побыть с ней? - глухо произнес человек в белом. Это был голос Одера.
- Если хочешь.
Изуродованный человек на секунду повернулся ко мне.
Одер... Да, Боже мой, это был Одер! Он слегка поклонился и тихо вышел, бесшумно ступая по белому полу босыми ногами. Проводив его задумчивым взглядом, человек в синем снова повернулся ко мне и улыбнулся во все тридцать два зуба.
Это был широколиций худощавый мужчина. Наверное, от постоянной энергичной мимики его невероятно подвижное лицо покрылось целой сетью так называемых "ложных" морщин: на лбу, у глаз, у губ, у крыльев носа и на переносице.
Его возраст совершенно не поддавлся определению. Где-то от тридцати до пятидесяти. У него была смуглая кожа, до смешного тонкая шея, крупные уши, кажущиеся полупрозрачными от подсветки. Круглая большая голова была некоторое время назад обрита наголо, и теперь отросшие волосы цвета пыли торчали ежиком.
Мужчина оперся согнутыми локтями о пластиковый барьер, окружающий мою постель и произнес:
- Ну, здравствуй, Катя.
- Простите... Кто был этот человек?
- Я не сомневался, что ты сразу узнаешь его. Будь спокойна, с ума ты еще не сошла. Это, действительно, Одер Виттмар. Конечно, он несколько изменился...
- мой собеседник пожал плечами, и невозмутимо и бодро закончил: - Но как не всем везет в жизни, так же не всем везет и в смерти. Обычные дела.
- Значит, он жив? - я не верила ни своим глазам, ни ушам.
- Да, теперь он жив. Ювелирная работа, здесь есть чем гордиться! отозвался улыбчивый мужчина. - Ты тоже теперь жива, правда, это всего лишь совершенно обычное мероприятие.
- Где я? Что это за клиника?
- Это не клиника. Вернее, клиническое оборудование, которое у меня есть, я использую на цели, сходные с медицинскими, но это не клиника, и я не врач, - он внимательно посмотрел на меня. - Я никого не лечу. Иногда, когда мне этого хочется, я возвращаю душе ее тело.
Все это можно было бы вполне списать на бред, но я чувствовала себя прекрасно, за исключением слабости и усиленного сердцебиения. Виной последнего был, несомненно, Одер.
- Кто же ты? - я сделала попытку поднять голову, но сил не было. Заметив это, мужчина протянул руку к барьеру и нажал какую-то кнопку. Подъемный механизм сработал, и через несколько секунд я уже полусидела, по-прежнему опираясь на подушку.
- Меня зовут Примар, - последовал ответ. - Некоторые зовут меня богом.
"А не клиника ли это для душевно больных?" - мелькнула мысль.
- А на самом деле? - уточнила я.
- На самом деле они правы, те, кто зовет меня богом. Только я никогда не дам им того, чего они от меня ждут и о чем просят в своих молитвах. Я даю только то, о чем никто не просит. То, о возможности чего никто даже не подозревает...
Примар замолчал, видя, что я начала оглядывать себя.
На мне был светло-голубой балахон точно такого же "фасона", что и у Примара. Под тонкой простыней угадывались и широкие шаровары с манжетами. Руки по локоть были оголены, и ни сиреневых ожогов, ни шрамов от пересадки кожи не было. Ладони показались мне странно маленькими, и поверхность их была нежно-розовой и гладкой. Но ведь мои руки были грубыми и жесткими...
- Чьи это руки? - ужаснулась я.
- Ну не мои же! - засмеялся Примар. Я подняла голову и увидела, что он наблюдает за мной с невероятным интересом.
Я подняла руку и поднесла ее к лицу, пошевелила пальцами. Рука отлично слушалась. Я посмотрела на то место, где только что лежала моя ладонь и увидела каштановую прядь волос. Я потянула ее, и поняла, что дергаю за волосы саму себя. В моей руке оказался кончик длинной толстой косы, заплетенной из моих волос. Я поднесла руку к затылку и убедилась в этом. Опуская руку вниз, я по пути провела ладонью по левой щеке... Гладкая мягкая кожа. Никаких рубцов...
- Я ничего не понимаю... Кто же я? Разве я не Рэста?
Примар опустил голову и отрицательно замотал головой. Он силился произнести что-то, но его душил смех.
- Нет, не Рэста, - выдавил он, наконец. - С воскрешением тебя, Екатерина!
Машинально я задрала к плечу правый рукав. От локтя до плеча тянулась ког да-то уже виденная, он основательно позабытая, штопка "крестом". Вот оно, отверстие от пули Валерия, а это разрывы кожи - подарки псов-оборотней... Все не просто стянуто леской, лески уже давно нет, все срослось и зарубцевалось, нет ни швов, ни свежей тонкой красной кожицы... Я провела рукой по шее. Вот она, еще одна "штопка"...
- Рубаху можешь не задирать, на теле тоже все зажило, - сообщил мне Примар. Он подошел к столику и взял лежащее там зеркало размером с книгу. Не давая мне его в руки, он поднес его к моему лицу.
Непривычно убранные в косу волосы не могли изменить общей картины. Разве же можно было себя не узнать? Это была Екатерина Орешина. Точно такая же, как и пять лет назад... Я оторвалась от зеркала и взглянула на Примара.
- Издевательство, в самом деле, какое-то, - проворчала я, чувствуя постепенно, как приходит твердая уверенность в том, что я не только жива, но я снова стала Катей. Я была жива, это не было пограничное состояние зомби, которое невозможно было забыть. Я чувствовала себя, биение своего сердца, свою кожу...
- Ну зачем же так уж сразу "издевательство"? - обиженным тоном отозвался Примар. - Рэста почти сгорела заживо, я бы не решился на воскрешение Рэсты из эстетических соображений...
- А... Одер?
- Одер? Этот красавец - часть моего плана, но об этом после... Тонизирующий раствор, который ввел тебе Одер, скоро поднимет тебя на ноги, и тогда я покажу тебе кое-что, что тебе, может быть и не понравится, но будет очень интересным...
- А где мы, все-таки, находимся?
- На том свете, - был ответ.
- А без шуток?
Примар широко улыбнулся:
- Я веселый человек, меня многое удивляет и смешит, но даже если я смеюсь над чем-нибудь, говорю я всегда серьезно, что бы я ни говорил и с кем бы я ни разговаривал. Ты у меня в главной резиденции, а она находится на том свете.
- На каком "том"?
- На "том" по отношению ко всей спирали миров. Мы в рассекающем кольце. А кольцо это во всех мирах сразу, и в то же время ни из одного мира нельзя ни увидеть, ни почувствовать рассекающее кольцо. И хотя все миры это мои владения, здесь то место, откуда я могу проникнуть куда хочу, и, самое главное, могу наблюдать за любым миром, любой территорией в этом мире и любым человеком на этой территории...
Что ж, если это и вправду тот свет, то это место не самое неприятное из тех, что мне довелось повидать. Только этот странный вечно веселый человек внушал мне совершенно необъяснимую тревогу и неприязнь. Судя по всему, он прав, и именно он воскресил меня. Но я не заметила, чтобы он ждал благодарности. Его что-то вдохновляло помимо того, что он просто сделал доброе дело. Скорее всего, у него, действительно, были какие-то планы, и я ему зачем-то понадобилась... Уже сама по себе попытка некой силы снова, как когда-то Валерий, заткнуть мной какие-то щели в собственных теориях и планах не могла меня обрадовать.
И хотя свое новое "старое" тело я приняла спокойно, это все было, конечно же , издевательством! Сколько же можно одному человеку умирать, воскресать, менять тела?! Почему?! За что, в конце концов? Видимо, было за что. Примару, если
он, действительно тот, кем представился, в этом случае виднее.
Но вот за что это же самое Одеру?
Первым, кого я увидела, открыв глаза, был человек, для которого, пусть не впрямую, но я была причиной смерти. Можно было бы поспорить о правомерности моих ассоциаций, но мне это говорило о том, что Примар недоброе и изощренно хитрое существо. Не хватало, чтобы он и вправду оказался наделен некой сверхсильной властью. Супервласть в сочетании с вечно счастливым взглядом на все - ох, как это страшно...
- Я хочу встать, - сказала я.
- Ну, попробуй, - согласился Примар и подал мне руку. Я села, потом спустила ноги с постели.
Все оказалось очень легко. Словно бы и не было пятилетнего перерыва. Только коса непривычной тяжестью тянула назад голову.
Поддерживая меня под руку, Примар вывел меня из палаты в бесконечно длинный коридор, покрытый сводчатым зеркальным куполом.
Глава 6.
Круглая полусферическая поверхность потолка, плавно переходящая в стены, была совершенно прозрачной. Помещение, находящееся где-то в пределах нескончаемого зеркального коридора, словно бы витало над поверхностью земли. Если верить Примару, ни нас, ни зеркального коридора не было видно с земли. Мы были невидимы и недосягаемы для них, хотя и находились практически под носом у людей.
- Вот таким образом я и наблюдаю за теми, кто мне интересен, пояснил Примар. Он сидел в кресле, привольно развалившись, и внимательно смотрел то на меня, то на картину жестокой и кровопролитной битвы, которая разыгрывалась прямо внизу под нами.
Две армии столкнулись друг с другом на степной равнине. Это была неизвестная мне реальность, безвременье и совершенно неопределяемый визуально уровень развития. Битва была рукопашной. Но оружие совершенно непонятным, то ли дубины, то ли кинжалы... И одежда людей была больше похожа на лохмотья, было даже странно, по каким же признакам воюющие стороны различают друг друга. Но это не были дикари в привычном мне понимании этого слова. То здесь, то там, оружие сражающихся испускало странный огонь, который узкой бездымной струей вылетал вверх и, изменив направление, такой же струей опускался вниз, меняя по пути цвета. В нашем прозрачном помещении негромко, но отчетливо слышались и все вопли, стоны, грохот и лязг, яростные кличи и предсмертные проклятия. Хотя подобная мясорубка уже не была для меня в новинку, я никогда бы не стала развеивать скуку подобным зрелищем.
- А то, что чувствуют все эти люди, ты тоже воспринимаешь?
- Мог бы, но это совершенно ни к чему. Люди, как правило, делают то, что хотят, а это без натяжек говорит об их внутреннем состоянии.
- Так ли уж всегда совпадают душевное состояние и поступки? усомнилась я.
- А это как трактовать, - усмехнулся Примар. - Прямая трактовка всегда ошибочна. Если думать над тем, что видишь, вероятность ошибки незначительна. Но это, конечно, не относится к определенному роду людей, которые сбивают с толку не только себя, но даже и меня.
- А бывают и такие, что сбивают с толку бога?
Видимо, Примар уловил в моих словах издевку, потому что нахмурился.
- Во-первых, хотя мне и не очень приятно в этом признаваться, ты одна из таких. Во-вторых, бога можно сбить с толку точно так же, как и любого другого человека.
- Что-то я запуталась, - я развернулась на своем кресле, чтобы оказаться по ходу медленного плавного полета нашей комнаты сквозь невидимое пространство.
- Так ты бог или человек?
- Я человек, который был создан, чтобы быть богом. Работа у меня такая наблюдать и управлять всем и всеми. У каждого свои обязанности...
Очень интересно. Если так подходить к делу, то, действительно, есть над чем смеяться, не переставая.
- Я считала, что не богов создают, а наоборот, - заметила я, не поворачиваясь к нему лицом. Честно говоря, я еще плохо представляла, чем можно разгневать своего спасителя, и как именно выглядит его гнев, поэтому лучше бы ему не видеть тех гримас, которые невольно вызывали у меня его парадоксальные высказывания.
- Многие так считают. Сколько я уже повидал таких теорий, которые строились на реальных фактах, но неизменно приходили к совершенно неверным выводам. Почему-то всем кажется, что тот, кто все создал, непременно сам всем и управляет?
- А это не так?
- Конечно, не так. Создавать - это работа для гения. А управлять для посредственности. Смешать две в одном никак нельзя, пустое место получится, - засмеялся Примар.
- А я-то считала, что посредственность - это и есть пустое место.
- Посредственность - это усредненное состояние, при котором человек одинаково верно и бесстрастно воспринимает любые проявления бытия.
- А по-моему... то есть, считается, что если посредственность берется за что-то, то случаются всякие неприятности, особенно если посредственность начинает чем-то или кем-то управлять...
- О, да! - оживился Примар. - Знаю я эти мнения. То, о чем ты говоришь, это как раз и случается, если до серьезного дела дорывается пустое место...
- Значит, ты - посредственность, и этим гордишься?
- Не горжусь, а наслаждаюсь своим положением. Богом быть чрезвычайно скучно, если фантазия отсутствует...
Примар встал с кресла и подошел к небольшому столику с пультом, что стоял между двумя нашими креслами. Несколько нажатий на кнопки, и изображение за стенами помещения резко поменялось. Теперь вокруг нас были какие-то очень знакомые просторы, пустыня, песок и камни.
- Это же... Степи! Степи Континента! - я вскочила на ноги.
- Да, это Первый мир. Знаю, ты еще не видела океана, сейчас мы будем над ним, и проследуем до материка Иерархии... Ни один человек в течении тысяч лет не видел океана с воздуха, после того, как я выставил преграду между Иерархией и Континентом...
- Ты? Тысячи лет назад? - это становилось все интереснее.
- А что? Моя душа такая же бессмертная, как и твоя, только я могу жить в любом теле, какое сам выберу. Уж не помню, каким я был тогда, когда мне надоела та катавасия, которую устроила Иерархия во всей спирали миров. Пускать все на самотек - это мой принцип, но оголтелая борьба приняла такой затяжной и однообразный характер, что я всерьез заскучал, а потом обозлился на них...
- Так обозлился, что свел до жалкой кучки население целой вселенной?
- Вот именно. А что тебя смущает? - Примар выставил в мою сторону указательный палец и спросил: - А кто, заскучав и обозлившись, смахнул одним ударом две жизни сразу? Ну-ка, отгадай с трех раз?
- Но... это получилось само собой, когда я спасала свое "я"...
- Не надо, ничего твоему "я" не угрожало! Ты делала то, что хотела. Всегда. Ни на кого не оглядываясь. И именно из-за этого ты попала под мое постоянное наблюдение. Можешь считать себя, в некотором роде, избранницей.
Я слушала, как он разбирает меня по косточкам, беззастенчиво и четко называя все своими именами. И я вспоминала, что сама частенько любила почитать мораль кому-нибудь из своих друзей. Тогда они тоже признавали мою правоту, и я бывала удовлетворена собой. Но одно дело копаться и разбираться в душах других людей, и совсем другое дело, когда странный, хитрый человек, называющий себя богом, проделывает это с тобой. Самое же удивительное во всем этом было то, что в его словах не было и тени упрека или порицания.
- Это неправда, что я ни на кого не оглядывалась!
- Ах, да, действительно, как же я забыл! В каком-то из миров я подцепил один ходовой афоризм о том, что благими намерениями вымощена дорога в ад... Это как раз про тебя...
- Ну и где он, этот ад?
- Да все тут, у меня, в комплекте со всем остальным... - Примар широко повел рукой. - Вот твои благие намерения тебя сюда и привели... Была бы ты другим человеком, жила бы себе спокойно, и никогда бы я тобой не заинтересовался... Хотя возможно, я все равно бы тебя зацепил, потому что тот клубок всяческого народа, который катается за тобой повсюду, настолько прочный, что вас уже друг от друга не отодрать... Помню, что сначала меня привлек Валерий Извеков. Но мне не понравилось, что все, что он делал в своем Раю, он делал практически по инерции, так до конца и не поняв принцип, который я заложил в спираль миров, когда ее закручивал...
- Это потому что он все время находился под чужим влиянием...
- Да знаю, знаю эту дьяволицу с бусинками на челке, - отмахнулся Примар.
- Она однозначна, как отполированный шар. Интереса для меня она не представляет. Хотя, конечно, любопытно будет, сможет ли она за свою жизнь все-таки пробиться из изоляции, которую я устроил Первому миру? Или это сделают ее наследники?