Шклярский Альфред. Таинственное путешествие Томека

   – Вы начальство – вам виднее! Хорошо, я буду стеречь лагерь, – охотно согласился Павлов.
   – А при случае пошарю во вьюках, – вполголоса буркнул боцман Томеку.
   – Заткните ваш фонтан, уважаемый Броль, – шепнул Томек. – Вы обязательно хотите обратить на себя его внимание?
   Господин Броль, то есть боцман Новицкий, тихонько выругался, но оставил сыщика в покое, тем более, что Вильмовский позвал всех завтракать.

II


Сибирская охота

   Нучи вернулся еще до конца завтрака. Он сообщил, что логово тигрицы с двумя тигрятами находится на расстоянии около трех верст от лагеря. Охотники тут же составили план охоты. Боцман и Удаджалак постараются выстрелами отогнать тигрицу от тигрят, а Нучи, три его сына, Томек, Вильмовский и Смуга должны окружить логово.
   Павлов, как это было решено раньше, оставался сторожить лагерь,
   Вскоре охотники направились в тайгу. Впереди шел Нучи, за ним – его сыновья с тремя собаками на поводках, а чуть дальше, по их следам, шли остальные охотники с четырьмя гончими. Томек замыкал шествие, идя сразу за боцманом.
   Чем дальше они углублялись в дремучую тайгу, тем было тяжелее идти. Извилистый след тропинки, едва различимый среди густых зарослей шиповника, терновника и можжевельника, опутанных стеблями ломоноса, называемого якутами^[11] «дьявольской сетью», часто совсем пропадал. Иногда приходилось уходить в сторону, чтобы обойти поваленные ветром стволы деревьев. В тайге лесные великаны не могли глубоко запускать корни в землю, поэтому свирепые ветры выворачивали подчас целые полосы леса и создавали трудные для прохода участки. Порой путь преграждали старые, насквозь прогнившие деревья, которые сами падали на землю, словно отдавая дань всесилию времени.
   Дремучая, таинственная тайга возбуждала у людей страх перед чем-то неизвестным, что скрывается в ее глубине. Тайга казалась молчаливой и мрачной, но внимательный взор охотников ежеминутно раскрывал все новые ее тайны. У тропинки под поваленным стволом дерева они открыли медвежью берлогу. Чуть дальше, на небольшом холмике устроился жадный бурундук^[12], один из самых маленьких в мире грызунов. На высохших ветвях сваленного дуба он сушил свои лакомства: грибы, коренья и орехи, запасы которых копил по крайней мере на два года вперед. Дальше, за холмом, вилась тропинка, протоптанная оленями; в дупле раскидистой липы пчелиный рой – вероятно, там можно было найти ароматный лесной мед.
   Томек с интересом разглядывал все, что встречалось им по пути. Он впервые попал на этот участок тайги. Нучи вел охотников за собой почти не задерживаясь, а Томек шел последним. Когда впереди на момент показалась фигура старого охотника, Томек вспомнил о том, как он познакомился с Нучи. Нучи и его сыновья были взяты в качестве проводников и следопытов не случайно. Вильмовский знал Нучи по рассказам бывшего ссыльного, с которым встречался в Варшаве и вместе вел революционную работу еще до побега за границу. Помня рассказы польского ссыльного, он по прибытии в Хабаровск занялся поисками жилища Нучи в тайге и привлек его к участию в экспедиции. Выбор оказался очень удачным. Нучи был настоящим сыном тайги. Он родился и вырос в тайге, тайга его кормила и поила, поэтому ничего удивительного не было в том, что он знал все ее тайны и любил как родную мать, которая иногда бывает суровой, но любящую своих детей. Однажды, во время охоты, Нучи, услышав жалобы боцмана на «дьявольскую страну», стал уверять охотников в том, что тот, кто ближе знает тайгу, всегда будет тосковать по ней, если ему придется покинуть ее на время. Это напомнило Томеку слова их проводника по австралийскому бушу, туземца Тони, который говорил примерно то же самое об увлечении путешественников австралийским бушем.
   Размышления Томека были прерваны тихим окриком боцмана Новицкого.
   – Ах, чтоб тебя кит проглотил!.. – выругался моряк по своему обычаю, отпрянув от колючей карликовой пальмы.
   Боцман хотел перелезть через поваленный ствол дерева и, чтобы сохранить равновесие, оперся рукой о ствол дуба, стоявшего рядом. Внезапно под тяжестью его мощного тела кора дуба треснула и рука боцмана по самый локоть вошла в прогнившее дерево, как в масло. Моряк испугался, что гнилое дерево свалится на него, и отскочил в сторону, но чуть было не упал и схватился рукой за колючую ветку карликовой пальмы. Быстро отдернув руку, он выругался. Томек подбежал к приятелю, чтобы помочь ему вытащить из ладони шипы.
   – Ах, что ж это за дьявольский кустарник?! – возмущался моряк. – Похож на пальму, а кусается, как кактус!
   – В тайге нельзя прыгать куда попало, – сказал Томек. – Это дальневосточная аралия, своего рода достопримечательность этого края...
   – Оставь свою ботанику, – буркнул боцман. – Морду мне разукрасили проклятые мошки, а теперь еще вспухнет лапа!
   Однако друзья сейчас же затихли, потому что проводник остановился; наклонясь над землей, он внимательно что-то рассматривал. Охотники остановились тоже. Томек подошел к Нучи и присел на корточки, чтобы лучше видеть.
   – Очень свежий след, – прошептал Томек, внимательно рассматривая углубления, выдавленные лапами тигра на земле. – Это тигр, конечно, тигр! Судя по расстоянию между следами и по их размеру, это, по-видимому, взрослый тигр...
   – Хорошо говорит, хорошо! – похвалил Нучи.
   – Почему у него такие тяжелые шаги, следы очень глубоки? – громко продолжал рассуждать Томек, довольный похвалой опытного следопыта.
   Он прошел несколько шагов по следам.
   – Кроме следов, видны капли крови, может быть его кто-нибудь ранил? – говорил Томек. – Нет, нет! Раненый тигр не ступал бы так уверенно. Уже знаю! Он тащил на спине добычу! На кустах терновника есть клочки светло-коричневой шерсти. Она мне напоминает шерсть одного из видов оленей, быть может оленя Дыбовского^[13].
   Смуга, который тоже разглядывал следы, опередил Томека. Он слышал рассуждения юного друга и довольно улыбался.
   – Ты делаешь правильные выводы, – сказал он. – Может быть, ты сумеешь точнее определить животное, которое тащил тигр.
   После минутного раздумья Томек сказал:
   – В лесах южной Сибири обитает один из видов благородного оленя, который здесь зовут маралом^[14]. Но это мог быть также лось^[15], или северный олень^[16].
   – Нет, мой дорогой, это не был марал или лось, и даже не северный олень, – ответил Смуга. – Пройди еще несколько шагов!
   Томек медленно шел вдоль склона, тщательно изучая ясно видные следы.
   – Может быть, это был все-таки олень Дыбовского? – сказал он. – Я сразу вспомнил, что Дыбовский, будучи в ссылке, открыл в Сибири новый вид оленя, который стали называть его именем. Этот олень по внешнему виду напоминает индийского аксиса. На темной шерсти у него в несколько рядов в беспорядке разбросаны белые пятна.
   – Браво, Томек, у тебя превосходная память, – похвалил Вильмовский.
   – Нет, дружище, ищи дальше, это не был олень Дыбовского, – возразил Смуга. – Олень Дыбовского обитает южнее, в Уссурийском крае.
   Томек стал на колени. Низко наклонился над землей. На примятой траве виднелись какие-то пятна. Юноша сорвал один из стебельков. Понюхал его и издал тихий возглас триумфа. Клейкая, темная масса, видневшаяся на стебельке, издавала специфический запах.
   – Уже знаю, это была кабарга^[17], – заявил он товарищам. – Когда тигр тянул кабаргу по земле, разорвался подбрюшный мешочек, выделяющий мускус.
   – Ну, ну, ты и в самом деле стал прекрасным следопытом, – удовлетворенно сказал Смуга.
   – Какой же я глупец! Вы открыли запах мускуса раньше меня.
   – У тебя и в самом деле не зря башка торчит на плечах, – вмешался боцман. – Ты вынюхиваешь следы, словно ищейка. Покажи-ка мне эту травку, интересно, как пахнет мускус!
   Боцман осторожно понюхал, скривился и буркнул:
   – Вот так же пахло в аптечном складе на Повислье, куда мамаша посылала меня за синькой.
   – Мускус очень ценится на мировом рынке. Его используют как для производства лекарств, так и в парфюмерной промышленности как средство, закрепляющее запахи, – пояснил Вильмовский.
   – Вот, видишь, боцман, и в Сибири кое-что есть, – добавил Смуга. – Однако, хватит болтовни. Тигрица поймала кабаргу. Насытившись, она, видимо, отдыхает со своими тигрятами. Легче будет ее захватить врасплох. Далеко еще до логова?
   – Очень близко, – ответил Нучи. – За сопкой – долина и ручей. Там в кустах спят амбы. Теперь наша идти осторожно. Наша знать: амбы близко, надо быть тихо.
   Все двинулись по следам тигрицы. Раньше приходилось сдерживать собак, рвавшихся вперед. Теперь собаки, поджав хвосты, жались к ногам охотников. Почуяв близость грозных хищников, они неуверенно стригли ушами и скалили зубы.
   Окружив холм, охотники очутились в долине, по каменистому дну которой протекал ручей. По следам можно было заключить, что измученная тяжестью трофея тигрица некоторое время отдыхала на берегу и пила воду. Нучи повел охотников вниз по ручью. Вскоре они увидели широкую безлесную полосу, поросшую буйной травой высотой в человеческий рост. Светлая голубизна неба сливалась на горизонте с неподвижным морем степного разнотравья.
   – Там, вдали, батюшка Амур, – шепнул Нучи, указывая рукой на юг.
   – Мы, пожалуй, находимся вблизи Зейско-Буреинской степи? – обратился Томек с вопросом к отцу.
   Вильмовский кивнул головой и добавил:
   – Вероятно, скоро тайга отступит еще дальше на север. Зейско-Буреинская равнина – одна из немногочисленных территорий на Дальнем Востоке, вполне пригодная для земледелия.
   Нучи жестом потребовал молчания. Он внимательно всматривался в кусты, видневшиеся на берегу ручья на расстоянии около трехсот метров от охотников.
   – Там спят амбы, – тихо сказал он.
   Основная группа, в задачу которой входила поимка молодых тигров, должна была обогнуть кусты, чтобы зайти с противоположной стороны. Боцман и Удаджалак, которые должны были задержать тигрицу как можно дальше от ее потомства, направлялись прямо к логову.
   Часть охотников направилась в обход. Через какое-то время, уже совсем не скрываясь, боцман и Удаджалак пошли к кустам на берегу ручья. Вскоре раздались пронзительные крики, лай собак и звуки выстрелов.
   Поднятый охотниками шум вынудил взлететь бесчисленные стаи птиц. Рябчики, фазаны, тетерева, куропатки и дикие гуси бросились во все стороны, но охотники даже не взглянули на них. Из зарослей осторожно высунула голову тигрица. Потом показалось все ее мощное, пружинистое, полосатое тело.
   Боцман первым заметил появившуюся из кустов тигрицу. Он показал на нее товарищу и вместе с ним смело вошел в кусты. Охотники сразу же начали адскую канонаду. Увидев врагов у себя в тылу, тигрица огромными прыжками выскочила в степь, после чего, сделав небольшую дугу, попыталась по берегу ручья добраться до своего логова. Но охотники преградили ей путь, стреляя из револьверов. Потерявшее ориентировку животное бросилось в воду. Тигрица пыталась добраться до своего логова то по воде, то по суше. Но она встречала все новых врагов как раз в той стороне, куда стремилась. Острый запах пороха ударил ей в ноздри.
   А тем временем в чаще кустов бесились два молодых тигренка. Окруженные со всех сторон людьми и собаками, они бросились наутек. Один из них, испуганный шумом, попал под ноги охотников, проскочил между ними и прыгнул в воду ручья. Тигрица сразу же заметила детеныша, плывшего к ней по течению. Протяжно заревев, она бросилась на противоположный берег. Материнский инстинкт подсказывал ей путь к бегству. Два охотника все еще продолжали беспорядочную стрельбу, пытаясь отпугнуть тигрицу от детенышей.
   Второму тигренку удалось удрать в степь. Действуя по указаниям Нучи, звероловы ловким маневром вынудили его броситься в долину и оттуда в тайгу. Они побежали за ним, все еще держа собак на поводках.
   Началось длительное и утомительное преследование. Донельзя испуганный хищник сумел значительно опередить погоню. Нучи распорядился спускать с поводка по одной собаке через равные промежутки времени. Сначала спустили самых слабых из них, потому что охотники хотели, чтобы вся свора нагнала тигра одновременно. Если бы раньше спустили самых сильных псов, то они опередили бы более слабых и, нападая на тигра поодиночке, потерпели бы неудачу,
   Но вот уже последняя собака спущена с поводка. Лай своры постепенно удалялся. Только через полчаса быстрого бега расстояние между собаками и охотниками стало уменьшаться. Бег по таежной чаще утомил как хищника, так и погоню. Охотники пробирались через кусты, перескакивали через поваленные стволы деревьев и выстрелами придавали собакам смелости.
   По лицам охотников ручьями стекал пот. Но, несмотря на то, что они уже теряли силы, охотники ускоряли бег, потому что грозный рев отчаянно защищавшегося тигра заглушал лай и завывание собак.
   Наконец охотники его настигли. Опершись задом о поросшую мохом кучу бурелома, тигр острыми клыками или лапой то и дело пытался достать одного из наседавших псов. Собаки выглядели столь же дико, как и сам хищник. Они нападали на него то с боков, то спереди. Их темная, как у волков, шерсть взъерошилась и взлохматилась. Под влиянием охотничьей страсти псы не обращали внимания на полученные раны. Глаза собак горели кровавым огнем. Отскакивая от внезапного удара лапы тигра, они поджимали пушистые, длинные хвосты, но тут же, напрягаясь всем телом, готовились к новому прыжку, обнажая острые клыки в широко раскрытых пастях.
   Завидев охотников, собаки еще азартнее бросились на тигра. Нучи с сыновьями быстро овладели опасным положением. Их громкие окрики-приказания заставили собак сосредоточиться только с одной стороны, тогда как с другой – двинулись вперед звероловы.
   Тигр отчаянно защищался. Густая шерсть на его загривке взъерошилась. Но вот одна из собак подскочила к нему сбоку; тигр немедленно замахнулся лапой. Воспользовавшись этим, Томек молниеносно набросил на поднятую лапу петлю аркана. Свернувшись в клубок, хищник рванул аркан, и тогда один из сыновей Нучи поймал в петлю его заднюю лапу. Через минуту Вильмовский тем же способом захватил вторую переднюю лапу. Тигр пытался перегрызть веревку, но позади его очутился Смуга; он набросил свою кожаную куртку на голову тигра. Вскоре покоренный хищник лежал на земле со связанными лапами,
   Нучи остановился над ним и важно произнес:
   – Ты мудрый, амба, ты понимаешь, ты можешь долго жить. Наша не убивает! Наша кормит и учит. Твой брат тоже быть у нас. Он тебе скажет, что наша говорит правду.
   Слушая речь старого охотника, звероловы тщательно скрывали улыбки. Следопыт, как и большинство нанайцев, живших в примитивных условиях, был анимистом, то есть верил, что все окружающие его вещи живут, обладают собственной душой. Он с одинаковой важностью обращался со словами к зверю, к колючему кусту терновника, к дереву, которое собирался срубить на топливо, или к своей берданке, когда снаряжал ее перед охотой.
   – Ты уже не будешь страдать, – продолжал Нучи, набрасывая петлю на пасть тигра. – Наша понесет тебя в лагерь. Наша даст тебе есть. Твоя это понимает, твоя – умница.
   – Неужели ты и в самом деле думаешь, что тигр понимает твою речь? – спросил Томек.
   – Амба такой же человек, как наша с тобой, – ответил Нучи, жестом руки требуя от сыновей, чтобы они поспешили с просовыванием длинной жерди между связанными лапами тигра.
   Звероловы, время от времени сменяясь, несли на плечах «молодого» тигра, весившего не меньше сотни килограммов. Старый нанаец шел рядом, все время оправдываясь перед тигром и объясняя ему почему он должен был лишить его свободы.

III


Встреча с тигрицей

   Звездное небо искрилось над бескрайней тайгой. Стоял теплый, безветренный вечер. В лагере звероловов горело несколько костров.
   Еще до сумерек боцман забился в свою палатку. Он даже не снял защитной сетки. Окутав голову марлей, моряк сидел у дымокура, то есть у треножника, где на проволочной жаровне горели кедровые шишки, от которых валил густой дым. Из глаз боцмана, раздраженных едким дымом, ручьями текли слезы, он ужасно потел, но с усердием римской весталки^[18] подбрасывал шишки в огонь, чтобы тот не погас. Боцман заявил, что предпочитает утонуть в собственных слезах, чем дать себя на съедение проклятому гнусу. Поэтому он в одиночестве сидел в наполненной дымом палатке и из плоской бутылки глоток за глотком пил свой любимый ром.
   Томек сидел в сторонке под деревом. Из-под полуприкрытых век он глядел на лагерь, совсем не обращая внимания на тучи гнуса, бешено вертевшиеся в неподвижном, влажном воздухе. И лошади, и собаки жались к дымящим кострам; их пугал жалобный вой тигрицы, время от времени доносившийся из глубины тайги.
   Неспокойно себя вели и тигры, запертые в клетках. Они поминутно бились о решетки, отделявшие их от свободы. Томек прислушивайся к гневному рычанию тигров и одновременно наблюдал за отдыхающими друзьями. Вильмовский о чем-то беседовал с сыновьями Нучи, Смуга занялся перевязкой псов, раненых во время охоты, а Павлов, заткнув уши ватой, уселся рядом с неотступным Удаджалаком у костра, как можно дальше от клеток с разъяренными тиграми. Нучи ни на шаг не отходил от четвероногих пленников. Он пытался успокоить их словами.
   Томек машинально отгонял рукой гнус, лепящийся к его лицу, выплевывал гнус изо рта, и все больше внимания посвящал старому нанайцу. После утренней беседы со Смугой Томек не переставал думать о том, как спрятать в лагере Збышека после его освобождения из ссылки. Ему приходили в голову самые фантастические идеи, но ни одну из них он не мог признать подходящей. Томек посмотрел на Павлова. Сыщик руками закрывал уши и исподлобья недоверчиво поглядывал на сидящего рядом с ним Удаджалака. Как раз в этот момент Томеку пришла в голову блестящая идея. Взволнованный ею, он встал и подошел к старому нанайцу.
   – Послушай, Нучи, может быть, разложить больше костров вокруг клеток? Сегодня ужасно много гнуса, – спросил он.
   – Наша развела довольно костер. Это не гнус их раздражает, – ответил нанаец. – Очень близко кружит мать амбы.
   – А ты знаешь, где сейчас кружит тигрица?
   Нанаец кивнул головой.
   – Да, мы ее обидели, она тоскует по детям, – сказал Томек, наблюдая за выражением лица Нучи.
   – Твоя хорошо говорит, – согласился следопыт. – Но наша любит малых амба и не обижает их. Наша дает есть, наша учит.
   – Если бы тигрица знала это, она оставила бы нас в покое? – спросил Томек.
   Нанаец буркнул себе что-то под нос и опять посмотрел в темную чащу тайги.
   – Нучи, помоги мне найти тигрицу, – шепнул Томек.
   – Нет, нет. Амба очень, очень злой. Плохо будет с нами, – возражал Нучи.
   Томек задумался; но вскоре ему опять пришла в голову какая-то идея, потому что он слегка улыбнулся и сказал:
   – Если ты никому не скажешь, я тебе доверю тайну...
   Заинтересованный Нучи наклонился к юноше.
   – Старый Нучи очень мало говорит, – заверил он юношу.
   – Я обладаю тайной властью над дикими животными. Умею взглядом делать их покорными.
   Нанаец удивленно взглянул на Томека; хитро блестя глазами, ответил:
   – Так пусть твоя глазами говорит амбам в клетках, чтобы сидели тихо!
   Томек пожал плечами и ответил:
   – Если твои сыновья выполняют твой приказ, разве я могу мешать им в этом? А видишь! Молодые тигры отвечают на зов матери. Это тигрицу надо убедить, чтобы она перестала их звать. Я ей объясню, что ее детям здесь хорошо.
   – Ты в самом деле можешь это сделать? – удивился голь д.
   – Веди меня к ней и убедишься сам.
   Старый следопыт еще минуту колебался, но наивное любопытство взяло верх над осторожностью. Он испытующе поглядел на юношу, словно видел его впервые. После короткого молчания сказал:
   – Моя поведет тебя к амбе!
   – Хорошо, Нучи, но то, что ты увидишь, ты должен будешь сохранить в тайне, пока мы не уедем из Сибири. Согласен? Обещай!
   Нанаец кивнул головой в знак согласия.
   – Ну, хорошо! Жди здесь меня, я скажу Смуге, что мы пойдем отогнать тигрицу.
   Томек незаметно отозвал Смугу в сторонку.
   – Я уже знаю, как нам спрятать Збышека в лагере, – шепнул он на ухо Смуге, держа его под руку.
   – Лишь бы идея была хороша, – ответил Смуга – Что же ты придумал?
   – Слушайте внимательно...
   Томек долго излагал Смуге свой план.
   – Что вы скажете об этом? – закончил он.
   – Ты меня застал врасплох своей идеей, – ответил Смуга. Он смахнул с лица гнус и добавил: – Это совсем неплохая уловка, хотя на первый взгляд кажется довольно наивной. К счастью, царская полиция не обладает особой гибкостью ума.
   – Значит, вы согласны?
   – Черт возьми, я согласен! Мы и без того потеряли уйму ценного времени. Нам надо использовать благоприятное время года для организации побега Збышека, так как потом суровая зима может помешать осуществлению наших планов. Послушай, Томек, надо испытать твой план.
   – Испытаем, конечно испытаем!
   Томек опять наклонился к уху Смуги.
   – Ладно, согласен, берись за дело, но будь осторожен. Тигрица до крайности разъярена. Пожалуй, мне следует пойти с тобой, – шепнул Смуга.
   – Нет, зачем же? Нучи мог бы что-нибудь заподозрить.
   Пожав руку другу, Томек снял штуцер, висевший на ветке дерева, тщательно проверил действие затвора и зарядил орудие. Следопыт ждал его у клеток с тиграми. За спиной нанайца висела старая берданка.
   Следопыт двинулся вперед. Их сразу окружила черная, таежная глушь. Зрение охотников медленно приспосабливалось к царившей вокруг темноте. Из мрака стали выступать стволы мощных деревьев, бурелом и кусты. Старый нанаец шел легкими, неслышными, скользящими шагами. Время от времени он останавливался, прислушивался, иногда становился на колени, прикладывал ухо к земле и менял направление. Томеку стало казаться, что они непрерывно бродят вокруг лагеря. Вскоре он уверился в этом, так как рычание тигров в клетках то удалялось, то приближалось.
   Ночная ходьба по таежным дебрям порядком их измучила, поэтому Томек обрадовался, когда Нучи уселся на поваленный ствол дерева. Юноша сел рядом с ним.