Страница:
– Наша ждать луны. Темно, наша амбы не видит, – шепнул гольд.
– Удастся ли нам ночью найти следы тигрицы? – тоже шепотом спросил Томек.
– Наша ничего не говорить, амба совсем близко.
Томек сразу умолк. Если старый следопыт не ошибается, необходимо соблюдать чрезвычайную осторожность. Томек стал прислушиваться. Одновременно он пытался различить что-нибудь в чаще леса.
Время тянулось медленно. Томек ловил слухом таинственные голоса, доносящиеся из темной глубины тайги. Ему слышались какие-то глубокие вздохи, бормотанье, прерывистое рычание и странный шум. Вот где-то с треском повалилось дерево, плеснула вода в болоте и опять воцарилась тишина. Вдруг руки Томека сжали штуцер, лежавший на коленях. В кустах, как раз напротив него, на короткий миг блеснули две светящиеся точки. Томек собрался стрелять прямо с бедра. Значит, тигрица пришла! Если она еще раз выглянет из кустов, он выстрелит прямо между ее светящихся глаз. Но что это?! Голубоватые огоньки блестят чуть левее, другие – появились с правой стороны, они бесшумно приближаются. Сердце сильнее забилось в груди юноши. Откуда здесь взялось столько тигров?!
Томек наклонился, приподнял ствол штуцера. Почему Нучи молчит? Неужели он заснул? Томек взглянул на гольда. Следопыт спокойно сидел на стволе дерева, опершись плечами о сук. Старая берданка неподвижно лежала у него на коленях. Нанаец не спал; он смотрел вверх на небо, просвечивающее сквозь ветви деревьев, словно вокруг ничего особенного не произошло.
«Он и в самом деле ждет, что я взглядом заставляю тигров слушаться», – промелькнула в голове Томека мысль. Чтобы вынудить суеверного нанайца отправиться на поиски тигрицы в тайгу, Томек пошел на обман, а теперь сам попал в расставленные собой сети! Он моментально понял, что не может рассчитывать на помощь следопыта.
Томек уже готовился вскочить на ноги, как вдруг мириады голубоватых искр засверкали вокруг. Они горели среди кустов, на ветках деревьев, блестели в воздухе, даже трава вокруг его ног искрилась, как ковер, усеянный брильянтами.
Томек облегченно вздохнул и расслабил мускулы.
«Ах, пропади вы пропадом!» – мысленно выругался он и чуть было не расхохотался. Его испугали маленькие светлячки[19]!
Томек оперся спиной о дерево. Рукой вытер пот со лба. Взглянул на нанайца – не заметил ли тот случайно его ошибки и замешательства? К счастью, Нучи, подняв голову, любовался светящимися искрами мелькавшими среди ветвей.
Светлячки несколько отвлекли Томека. Он водил за ними глазами, дивясь красивому любовному танцу маленьких жучков. Самки светлячков, как правило, не летают, они сидят в траве и привлекают поклонников своим ярким светом. Это было великолепное зрелище.
Вдруг, где-то вверху раздалось громкое «угу, угу, угу!» Это был крик филина[20], которого в народе называют «совиным царем». Издали донесся глухой топот копыт; вслед за ним послышался жалобный, стонущий рев оленя. Где-то, довольно близко, затрещали ветки, раздвигаемые его рогами. Светлячки исчезли так же внезапно, как и появились. Нучи тревожно вздрогнул. Наклонился и стал прислушиваться.
– Амба идет... – шепнул он.
Томек весь превратился в слух. Где-то сзади затрещали кусты. Юноша рукой дал знак следопыту, осторожно встал на ноги и прислонился спиной к мощному стволу дерева. Нучи последовал его примеру. Шорох в кустах приближался. Вот неподалеку послышалось глухое ворчание, потом наступила долгая, тревожная тишина.
Охотники вперили взгляд в темную чащу. За их спинами снова раздался чуть слышный шорох ветвей. Они повернулись лицом в сторону, откуда слышался шорох и плотно прижались спинами к дереву.
– Мы не можем торчать здесь до утра. Надо что-то делать, – сказал Томек после длительного молчания.
– Теперь делать нечего; сейчас взойдет луна, – лаконично ответил нанаец.
Нучи дал добрый совет. Вскоре первые лучи луны робко проникли в тайгу, осветив пространство между деревьями. В серебристом тумане кустарники и стволы деревьев принимали странные очертания. Большие деревья в этом лесу стояли довольно редко, поэтому постепенно становилось светлее. Время тянулось медленно.
– Можно начать искать амбу, – отозвался Нучи.
Приготовив штуцер к выстрелу, Томек пошел вслед за следопытом, который почти бесшумно углубился в заросли кустов. Низко наклонившись, Нучи изучал следы вокруг деревьев. Руками осторожно раздвигал ветви кустов, внимательно рассматривая землю. Это продолжалось довольно долго. Томек уже начинал сомневаться в успехе ночного поиска, как вдруг Нучи опустился на колени. Он сосредоточенно ощупывал руками землю.
– Здесь прошел большой амба, пусть твоя хорошо смотрит! – тихо сообщил он.
Томек присел на корточки. Руками ощупал следы огромных лап тигрицы.
Нанаец был опытным следопытом. Он даже ночью не терял свежего следа зверя. Если след на твердой почве был не слишком ясным, Нучи глубоко втягивал носом воздух, нюхал кусты, которых могло коснуться животное и, почуяв характерный запах, безошибочно находил след.
Томек был восхищен охотничьими способностями старого нанайца. Ведь и он умел находить следы животных в лесу, но не в таких трудных условиях.
Идя по следам, Нучи еще раз обошел вокруг то дерево, под которым они провели почти половину ночи. Это было еще одним доказательством того, что хищница кружила вокруг них и наблюдала. Теперь Томек вовсе не был уверен: только ли светлячков видел он ночью.
Следы тигрицы вели в сторону лагеря звероловов, но потом снова возвращались назад. Идя по этим следам, охотники сделали небольшой круг, а когда заметили поверх собственных следов свежие следы тигрицы, в испуге остановились. Не было сомнений: тигрица нарочно выманила охотников из удобного для защиты места и теперь кралась за ними.
Они очутились в незавидном положении. Тигрица могла притаиться за любым деревом или кустом. Привычный к опасностям, Томек вскоре овладел собой и преодолел подкравшийся было к сердцу страх. Ведь он только для того уговорил нанайца отправиться в эту ночную экспедицию, чтобы встретиться с тигрицей с глазу на глаз.
Томек всадил приклад штуцера под мышку и положил палец на спусковой крючок. Он был готов. Взглянул на Нучи.
Следопыт стоял чуть наклонившись вперед. Он прислушивался, обшаривая взглядом росшие вокруг кусты. Где-то там притаился хищник. Как видно, Нучи даже не собирался стрелять в тигрицу при нечаянной встрече с нею. Видавшая виды старая берданка спокойно висела у него за спиной. Вероятно, наивный как ребенок Нучи был уверен, что Томек и в самом деле может взглядом обуздать дикое животное. Стоило Томеку глянуть на следопыта, как он сразу почувствовал всю тяжесть ответственности за то, что должно вот-вот произойти. Томек тихо и осторожно подошел к Нучи.
– Ты свое сделал, теперь позволь действовать мне, – сказал он. – Иди следом за мной, и если увидишь амбу, тихонько толкни меня локтем.
В голосе Томека звучала такая требовательность, что старый следопыт, взволнованный необычностью положения, подчинился ему без возражений.
Томек пошел вперед... Шаг за шагом он прочесывал ближайшие кусты. Стволом штуцера осторожно раздвигал густые ветви, заходил почти за каждый кустик, но тигрицы нигде не обнаружил. Нучи, заинтригованный, покорно шел вслед за Томеком.
Поиски не давали результата. У Томека медленно спадало первоначальное нервное напряжение. Вероятно, тигрица ушла отсюда, и можно было считать, что ночное приключение окончилось вполне благополучно. Правда, такой конец несколько осложнял выполнение задуманного плана, но Томек все же почувствовал облегчение.
Отказавшись от дальнейшего поиска, Томек остановился. Вдохнул всей грудью воздух и вдруг... почувствовал слабый запах животного. И в этот момент Нучи подал Томеку условленный знак.
Из-за огромной лиственницы показалась тигрица. Увидев преследователей, она остановилась, как вкопанная. Несколько мгновений Томек и бестия смотрели друг другу в глаза. Потом тигрица наклонила голову, встряхнула ею, словно пыталась избавиться от человеческого взгляда, и выгнула спину, готовясь к прыжку. В одно мгновение Томек вскинул штуцер.
По счастливому стечению обстоятельств, опасная встреча произошла посреди небольшого участка, покрытого валежником. Это были стволы деревьев, поваленные бурей. Кустов тут почти не было, и луна хорошо освещала всю площадку, что позволило Томеку хорошо прицелиться. Когда темное тело тигрицы взметнулось в отчаянном прыжке в воздух, молодой зверолов уверенно спустил курок. Одновременно он плечом оттолкнул в сторону Нучи и отскочил сам.
Тигрица грохнулась на землю. Несколько мгновений ее тело содрогалось в конвульсиях, когти впивались в землю, потом все это прекратилось. Тигрица была мертва.
– Меткий выстрел, – вполголоса сказал Нучи. – Амба не послушалась твоих глаз?
– Нучи, я должен был стрелять, – оправдывался Томек.
– Амба не слушала, твоя стрелять. Твоя хорошо сделать, – признал старый нанаец.
Охотники уселись на пень дерева. Томек достал коробку папирос. В задумчивости смотрел он на следопыта. Первая часть плана выполнена как будто успешно, но Томек никак не мог заставить себя и дальше использовать легковерие честного Нучи. В Сибири, типичной царской колонии, никто не заботился о просвещении туземцев. Чем темнее они были, тем легче было их заставлять подчиняться царским чиновникам. Нанайцы, или гольды, как их обычно тогда называли, были жертвами царского самодержавия. Поэтому Томек все чаще приходил к мысли, что старому следопыту можно довериться. Старинная дружба нанайца с польским ссыльным, его враждебное отношение к сыщику Павлову вселяли в этом уверенность. Кроме того, Томек заметил, что подтрунивание боцмана Новицкого над царским агентом нравится нанайцу, и он дарит за это моряка своей симпатией.
После короткого размышления Томек перестал колебаться. Он погасил ногой окурок папиросы и обратился к Нучи:
– Скажи мне, Нучи, что за человек этот Павлов?
Старый следопыт пожал плечами и лаконично ответил:
– Косой глаз – плохой глаз. Смотрит туда, смотрит сюда, слушает и пишет. Потом начальство говорит: преступника в тюремный замок!
– А ты не боишься, что я ему повторю твои слова?
Нанаец посмотрел Томеку прямо в глаза.
– Моя думает, твоя свой человек, – ответил он.
– Ты прав, Нучи. Я и мои друзья враги белого царя, и друзья всех, кого преследуют царские чиновники. Теперь я могу тебе сказать, что я должен сделать что-то такое, о чем не может знать Павлов. Но, уверяю тебя, что мой поступок послужит хорошему делу. Хочешь ли ты мне помочь?
– Хороший человек, хорошее дело. Твоя скажет, моя сделает.
– Обещаешь, что никому ничего не скажешь?
– Твоя говорит, Нучи сделает и сразу забудет.
– Спасибо тебе, Нучи. Я был уверен, что на тебя можно положиться. Мы знаем, что ты беден. Ты тяжело работаешь за кусок хлеба. Я тебе дам сто рублей, думаю, они тебе пригодятся!
Томек стал расстегивать куртку, чтобы достать деньги. Старый нанаец насупился. Удержал руку Томека.
– Услуга другу, рубли – нет! Тайга-матушка кормит свой человек.
– Прости меня, Нучи. Я тебя не хотел обидеть, – воскликнул Томек, крепко пожимая твердую руку следопыта.
– Нучи тебе друг. Твоя скажет, моя сделает и забудет.
– Удастся ли нам ночью найти следы тигрицы? – тоже шепотом спросил Томек.
– Наша ничего не говорить, амба совсем близко.
Томек сразу умолк. Если старый следопыт не ошибается, необходимо соблюдать чрезвычайную осторожность. Томек стал прислушиваться. Одновременно он пытался различить что-нибудь в чаще леса.
Время тянулось медленно. Томек ловил слухом таинственные голоса, доносящиеся из темной глубины тайги. Ему слышались какие-то глубокие вздохи, бормотанье, прерывистое рычание и странный шум. Вот где-то с треском повалилось дерево, плеснула вода в болоте и опять воцарилась тишина. Вдруг руки Томека сжали штуцер, лежавший на коленях. В кустах, как раз напротив него, на короткий миг блеснули две светящиеся точки. Томек собрался стрелять прямо с бедра. Значит, тигрица пришла! Если она еще раз выглянет из кустов, он выстрелит прямо между ее светящихся глаз. Но что это?! Голубоватые огоньки блестят чуть левее, другие – появились с правой стороны, они бесшумно приближаются. Сердце сильнее забилось в груди юноши. Откуда здесь взялось столько тигров?!
Томек наклонился, приподнял ствол штуцера. Почему Нучи молчит? Неужели он заснул? Томек взглянул на гольда. Следопыт спокойно сидел на стволе дерева, опершись плечами о сук. Старая берданка неподвижно лежала у него на коленях. Нанаец не спал; он смотрел вверх на небо, просвечивающее сквозь ветви деревьев, словно вокруг ничего особенного не произошло.
«Он и в самом деле ждет, что я взглядом заставляю тигров слушаться», – промелькнула в голове Томека мысль. Чтобы вынудить суеверного нанайца отправиться на поиски тигрицы в тайгу, Томек пошел на обман, а теперь сам попал в расставленные собой сети! Он моментально понял, что не может рассчитывать на помощь следопыта.
Томек уже готовился вскочить на ноги, как вдруг мириады голубоватых искр засверкали вокруг. Они горели среди кустов, на ветках деревьев, блестели в воздухе, даже трава вокруг его ног искрилась, как ковер, усеянный брильянтами.
Томек облегченно вздохнул и расслабил мускулы.
«Ах, пропади вы пропадом!» – мысленно выругался он и чуть было не расхохотался. Его испугали маленькие светлячки[19]!
Томек оперся спиной о дерево. Рукой вытер пот со лба. Взглянул на нанайца – не заметил ли тот случайно его ошибки и замешательства? К счастью, Нучи, подняв голову, любовался светящимися искрами мелькавшими среди ветвей.
Светлячки несколько отвлекли Томека. Он водил за ними глазами, дивясь красивому любовному танцу маленьких жучков. Самки светлячков, как правило, не летают, они сидят в траве и привлекают поклонников своим ярким светом. Это было великолепное зрелище.
Вдруг, где-то вверху раздалось громкое «угу, угу, угу!» Это был крик филина[20], которого в народе называют «совиным царем». Издали донесся глухой топот копыт; вслед за ним послышался жалобный, стонущий рев оленя. Где-то, довольно близко, затрещали ветки, раздвигаемые его рогами. Светлячки исчезли так же внезапно, как и появились. Нучи тревожно вздрогнул. Наклонился и стал прислушиваться.
– Амба идет... – шепнул он.
Томек весь превратился в слух. Где-то сзади затрещали кусты. Юноша рукой дал знак следопыту, осторожно встал на ноги и прислонился спиной к мощному стволу дерева. Нучи последовал его примеру. Шорох в кустах приближался. Вот неподалеку послышалось глухое ворчание, потом наступила долгая, тревожная тишина.
Охотники вперили взгляд в темную чащу. За их спинами снова раздался чуть слышный шорох ветвей. Они повернулись лицом в сторону, откуда слышался шорох и плотно прижались спинами к дереву.
– Мы не можем торчать здесь до утра. Надо что-то делать, – сказал Томек после длительного молчания.
– Теперь делать нечего; сейчас взойдет луна, – лаконично ответил нанаец.
Нучи дал добрый совет. Вскоре первые лучи луны робко проникли в тайгу, осветив пространство между деревьями. В серебристом тумане кустарники и стволы деревьев принимали странные очертания. Большие деревья в этом лесу стояли довольно редко, поэтому постепенно становилось светлее. Время тянулось медленно.
– Можно начать искать амбу, – отозвался Нучи.
Приготовив штуцер к выстрелу, Томек пошел вслед за следопытом, который почти бесшумно углубился в заросли кустов. Низко наклонившись, Нучи изучал следы вокруг деревьев. Руками осторожно раздвигал ветви кустов, внимательно рассматривая землю. Это продолжалось довольно долго. Томек уже начинал сомневаться в успехе ночного поиска, как вдруг Нучи опустился на колени. Он сосредоточенно ощупывал руками землю.
– Здесь прошел большой амба, пусть твоя хорошо смотрит! – тихо сообщил он.
Томек присел на корточки. Руками ощупал следы огромных лап тигрицы.
Нанаец был опытным следопытом. Он даже ночью не терял свежего следа зверя. Если след на твердой почве был не слишком ясным, Нучи глубоко втягивал носом воздух, нюхал кусты, которых могло коснуться животное и, почуяв характерный запах, безошибочно находил след.
Томек был восхищен охотничьими способностями старого нанайца. Ведь и он умел находить следы животных в лесу, но не в таких трудных условиях.
Идя по следам, Нучи еще раз обошел вокруг то дерево, под которым они провели почти половину ночи. Это было еще одним доказательством того, что хищница кружила вокруг них и наблюдала. Теперь Томек вовсе не был уверен: только ли светлячков видел он ночью.
Следы тигрицы вели в сторону лагеря звероловов, но потом снова возвращались назад. Идя по этим следам, охотники сделали небольшой круг, а когда заметили поверх собственных следов свежие следы тигрицы, в испуге остановились. Не было сомнений: тигрица нарочно выманила охотников из удобного для защиты места и теперь кралась за ними.
Они очутились в незавидном положении. Тигрица могла притаиться за любым деревом или кустом. Привычный к опасностям, Томек вскоре овладел собой и преодолел подкравшийся было к сердцу страх. Ведь он только для того уговорил нанайца отправиться в эту ночную экспедицию, чтобы встретиться с тигрицей с глазу на глаз.
Томек всадил приклад штуцера под мышку и положил палец на спусковой крючок. Он был готов. Взглянул на Нучи.
Следопыт стоял чуть наклонившись вперед. Он прислушивался, обшаривая взглядом росшие вокруг кусты. Где-то там притаился хищник. Как видно, Нучи даже не собирался стрелять в тигрицу при нечаянной встрече с нею. Видавшая виды старая берданка спокойно висела у него за спиной. Вероятно, наивный как ребенок Нучи был уверен, что Томек и в самом деле может взглядом обуздать дикое животное. Стоило Томеку глянуть на следопыта, как он сразу почувствовал всю тяжесть ответственности за то, что должно вот-вот произойти. Томек тихо и осторожно подошел к Нучи.
– Ты свое сделал, теперь позволь действовать мне, – сказал он. – Иди следом за мной, и если увидишь амбу, тихонько толкни меня локтем.
В голосе Томека звучала такая требовательность, что старый следопыт, взволнованный необычностью положения, подчинился ему без возражений.
Томек пошел вперед... Шаг за шагом он прочесывал ближайшие кусты. Стволом штуцера осторожно раздвигал густые ветви, заходил почти за каждый кустик, но тигрицы нигде не обнаружил. Нучи, заинтригованный, покорно шел вслед за Томеком.
Поиски не давали результата. У Томека медленно спадало первоначальное нервное напряжение. Вероятно, тигрица ушла отсюда, и можно было считать, что ночное приключение окончилось вполне благополучно. Правда, такой конец несколько осложнял выполнение задуманного плана, но Томек все же почувствовал облегчение.
Отказавшись от дальнейшего поиска, Томек остановился. Вдохнул всей грудью воздух и вдруг... почувствовал слабый запах животного. И в этот момент Нучи подал Томеку условленный знак.
Из-за огромной лиственницы показалась тигрица. Увидев преследователей, она остановилась, как вкопанная. Несколько мгновений Томек и бестия смотрели друг другу в глаза. Потом тигрица наклонила голову, встряхнула ею, словно пыталась избавиться от человеческого взгляда, и выгнула спину, готовясь к прыжку. В одно мгновение Томек вскинул штуцер.
По счастливому стечению обстоятельств, опасная встреча произошла посреди небольшого участка, покрытого валежником. Это были стволы деревьев, поваленные бурей. Кустов тут почти не было, и луна хорошо освещала всю площадку, что позволило Томеку хорошо прицелиться. Когда темное тело тигрицы взметнулось в отчаянном прыжке в воздух, молодой зверолов уверенно спустил курок. Одновременно он плечом оттолкнул в сторону Нучи и отскочил сам.
Тигрица грохнулась на землю. Несколько мгновений ее тело содрогалось в конвульсиях, когти впивались в землю, потом все это прекратилось. Тигрица была мертва.
– Меткий выстрел, – вполголоса сказал Нучи. – Амба не послушалась твоих глаз?
– Нучи, я должен был стрелять, – оправдывался Томек.
– Амба не слушала, твоя стрелять. Твоя хорошо сделать, – признал старый нанаец.
Охотники уселись на пень дерева. Томек достал коробку папирос. В задумчивости смотрел он на следопыта. Первая часть плана выполнена как будто успешно, но Томек никак не мог заставить себя и дальше использовать легковерие честного Нучи. В Сибири, типичной царской колонии, никто не заботился о просвещении туземцев. Чем темнее они были, тем легче было их заставлять подчиняться царским чиновникам. Нанайцы, или гольды, как их обычно тогда называли, были жертвами царского самодержавия. Поэтому Томек все чаще приходил к мысли, что старому следопыту можно довериться. Старинная дружба нанайца с польским ссыльным, его враждебное отношение к сыщику Павлову вселяли в этом уверенность. Кроме того, Томек заметил, что подтрунивание боцмана Новицкого над царским агентом нравится нанайцу, и он дарит за это моряка своей симпатией.
После короткого размышления Томек перестал колебаться. Он погасил ногой окурок папиросы и обратился к Нучи:
– Скажи мне, Нучи, что за человек этот Павлов?
Старый следопыт пожал плечами и лаконично ответил:
– Косой глаз – плохой глаз. Смотрит туда, смотрит сюда, слушает и пишет. Потом начальство говорит: преступника в тюремный замок!
– А ты не боишься, что я ему повторю твои слова?
Нанаец посмотрел Томеку прямо в глаза.
– Моя думает, твоя свой человек, – ответил он.
– Ты прав, Нучи. Я и мои друзья враги белого царя, и друзья всех, кого преследуют царские чиновники. Теперь я могу тебе сказать, что я должен сделать что-то такое, о чем не может знать Павлов. Но, уверяю тебя, что мой поступок послужит хорошему делу. Хочешь ли ты мне помочь?
– Хороший человек, хорошее дело. Твоя скажет, моя сделает.
– Обещаешь, что никому ничего не скажешь?
– Твоя говорит, Нучи сделает и сразу забудет.
– Спасибо тебе, Нучи. Я был уверен, что на тебя можно положиться. Мы знаем, что ты беден. Ты тяжело работаешь за кусок хлеба. Я тебе дам сто рублей, думаю, они тебе пригодятся!
Томек стал расстегивать куртку, чтобы достать деньги. Старый нанаец насупился. Удержал руку Томека.
– Услуга другу, рубли – нет! Тайга-матушка кормит свой человек.
– Прости меня, Нучи. Я тебя не хотел обидеть, – воскликнул Томек, крепко пожимая твердую руку следопыта.
– Нучи тебе друг. Твоя скажет, моя сделает и забудет.
IV
Боцман попал в передрягу
Утро встало туманное. Юго-восточный, летний муссон нес с побережья насыщенный влагой воздух. Вершины деревьев в тайге то и дело прятались в прядях тумана, сквозь которые время от времени пробивались лучи солнца.
Ухудшение погоды привело боцмана Новицкого в хорошее настроение. – он знал, что ветер прогонит надоедливый гнус. На этот раз пришла очередь боцмана дежурить на кухне, поэтому он с удовольствием встал с самого рассвета, чтобы насобирать ягод лимонника для компота, которым намеревался угостить друзей после обеда. Он спокойно шагал по тайге, беззаботно помахивая ведерком, которое держал в руке. Оружия при нем не было, если не считать охотничьего ножа за поясом – гневное рычание сидевших в клетках тигров далеко отогнало всякую дичь от лагеря охотников, и боцману казалось, что ему не может грозить опасность.
Вскоре он нашел в тайге кусты лимонника и стал срывать небольшие, красные, похожие на рябину ягоды. Набрав с полведра, боцман решил отдохнуть. Он с удобством устроился на траве, опершись спиной о ствол дерева, достал из кармана трубку, набил табаком и закурил. Одиночество скоро надоело общительному моряку. Он привык к частым беседам со своим другом Томеком Вильмовским, поэтому с некоторой обидой стал посматривать в том направлении, где, по его расчетам, находился лагерь. Поведение Томека в последние дни было боцману не очень понятно. Юноша стал молчаливым, сторонился от товарищей, а если кто-нибудь пытался завязать с ним беседу, отвечал лаконично и лишь изредка обменивался многозначительными взглядами со Смугой.
«Что за муха его укусила?» – думал моряк.
Уже много лет они были неразлучными друзьями. Когда Томек учился в Лондоне, боцман почти ежемесячно навещал его. Они болтали в то время ночи напролет. Молодой друг поверял ему все свои думы, просил совета. Во время каникул, когда друзья принимали участие в совместных экспедициях они почти не расставались, так как по настоянию старшего Вильмовского боцман оберегал Томека от опасностей охоты. Ничего удивительного, что боцман прекрасно знал все слабости друга и привязался к нему, как к родному сыну.
«Что-то лежит у него на сердце, это, несомненно, но что? – пытался разгадать моряк. – Может быть, он тоскует по Салли? Нет, нет, дело, конечно, не в девчонке, в этом случае он обязательно обратился бы ко мне! Он знает, что в сердечных делах на меня можно положиться. Если такой умный и расторопный парень молчит и хмуро ползает из угла в угол, то ясно, как солнце, что дело здесь серьезное».
Раздумывая так, боцман достал из кармана плоскую бутылочку рома. Потянув из нее солидный глоток, моряк тяжело и грустно вздохнул.
"Что-то у нашего паренька кроется за пазухой? – продолжал размышлять боцман. – Ого, чувствую, что у меня посветлело в башке! Мы уперлись носом в тайгу, ловим своих тигров, а царский шпик, приставленный к нам исправником, следит за нами и всюду тычет свой нос. Тем временем Збышек сидит в Нерчинске, куда мы не можем попасть без особого разрешения губернатора. Тьфу, черт возьми! Не хотел бы я очутиться на месте Смуги! Он у нас главный, на нем – вся ответственность. К счастью, это стреляный воробей, его на мякине не проведешь! Если он втайне переглядывается с Томеком, то, ни дать ни взять, они что-то задумали. Ого! Наше сокровище в самом деле достойно занять место среди испытанных хитрецов! Сколько раз его удивительные выдумки спасали нас от беды! Ну, уж если они столь упорно молчат, видимо, так и надо, – мой папаша всегда говорил: «тише едешь, дальше будешь!»
Довольный своей догадливостью, боцман еще раз достал из кармана заветную бутылку ямайского рома.
«Ничто так не проясняет голову, как ром», – буркнул он, смакуя излюбленный напиток. Моряк вторично набил табаком трубку, и вскоре его окружили клубы табачного дыма. Легкий шум ветра в вершинах деревьев стал навевать на боцмана дремоту. Он прислонился головой к дереву и закрыл глаза. Но вот ему послышался шорох, доходивший откуда-то изнутри древесного ствола. Заинтересованный боцман стал внимательно прислушиваться. Внутри дерева что-то шуршало. Боцман открыл глаза и посмотрел вверх.
Почти над самой его головой в стволе дерева чернело дупло, вокруг которого вилась струйка табачного дыма, улетающего из трубки боцмана.
«Сто дохлых китов тебе в зубы! Неужели я своей трубкой разбудил в дупле какое-то свинство?» – встревожился боцман.
Он вскочил с земли, срезал ножом длинную ветку можжевельника и, недолго думая, воткнул ее в отверстие дупла. Результат был похож на тот, какой бывает, если всадить палку в муравейник. Оказалось, что в дупле находилось гнездо каких-то юрких зверьков. В испуге они выскакивали из дупла и, махая пушистыми хвостами, ловко взбирались на верхние ветки дерева. В первый момент боцман принял их за белочек, но их густой, пепельный мех отличался от привычного рыжего цвета.
«Чтоб меня тайфун унес! Судьба послала мне великолепный мех для подарка Салли, а я позволил ему улизнуть!» – выругался боцман, разочарованно глядя на исчезающих в ветвях пепельных белок. Увидев собственными глазами полтора десятка грызунов, выскочивших из одного гнезда, боцман поверил теперь Нучи, который как-то похвастался, что его сыновья добывают по пятьдесят и больше беличьих шкурок за одну охоту.
Красавицы белки напомнили о последних событиях, участие в которых принимал старый Нучи, поэтому боцман опять уселся и продолжал свои размышления. Вечером того дня, когда был пойман четвертый тигр, Томек и Нучи отправились на таинственную прогулку по тайге, желая прогнать тигрицу, бродившую вокруг лагеря. Ночная стрельба подняла на ноги всех его обитателей. Вильмовскому пришлось сделать выговор смельчакам за то, что они без его разрешения отправились на опасную прогулку. Именно тогда Смуга заявил, что время уже кончать ловлю тигров, так как пора выезжать в район Благовещенска, где в Приамурских пойменных лесах и на заливных лугах водится множество разной экзотической птицы. Звероловы намеревались пополнить коллекцию птиц Гагенбека чучелами сибирских пернатых.
Все участники экспедиции обрадовались перспективе переезда в район крупного сибирского города. Но поводы для радости у них были разные. Конечно, охота на птиц была для Томека и его друзей лишь благовидным предлогом, чтобы подъехать поближе к Нерчинску. Они радовались, что кончится вынужденное безделье и начнется настоящее дело, ради которого они сюда и приехали, то есть освобождение несчастного Збышека. Для сыновей Нучи, всю жизнь проведших в дремучей тайге, поездка в город была интересным событием, а Павлов мог, при случае, подать по начальству рапорт и получить дальнейшие инструкции. Один лишь Нучи отнесся к известию равнодушно; он даже попросил несколько задержаться. Перед отъездом на запад ему надо было отправить домой собак, израненных тиграми, и вместо них взять других. На рассвете следующего для Нучи оседлал лошадей, и, захватив собак, отправился в путь. Теперь охотники ждали его скорого возвращения.
«За успех нашего дела!» – сказал про себя боцман, сделав глоток рома. Вскоре моряк крепко заснул.
Настойчивое глухое воркование и полет лесных горлиц[21] разбудили распростертого на траве боцмана. Он лениво приоткрыл глаза. Серые горлицы как раз исчезли в кустах, как вдруг какой-то коричневато-рыжий зверек в своем отчаянном беге перепрыгнул через боцмана, даже перекувыркнувшись у него на груди. Боцман в испуге вскочил на ноги и увидел, как заяц-беляк[22] исчез в зарослях лимонника.
«Что они, с ума посходили, эти животные? – удивленно пробормотал боцман. – Сегодня они сами лезут мне в руки». Но удивление боцмана быстро сменилось беспокойством: взглянув в сторону, откуда на него выскочил заяц, боцман увидел двух резвящихся медвежат[23].
«Ого, черт возьми! Медвежьи детишки, готовы позвать ко мне в гости свою мамашу!» – подумал боцман, разглядывая ближайшие кусты. Вдруг он замер на месте, его правая рука машинально коснулась ножа, торчавшего за поясом, и крепко сжала рукоятку. В кустах малины бушевала огромная медведица. Мощными лапами она пригибала ветки, или становилась на задние лапы, чтобы губами достать спелую ягоду.
Боцман медленно припал спиной к стволу дерева. Он стоял неподвижно, утешая себя словами Смуги, который как-то уверял, что даже самый сильный медведь нападает на человека только тогда, когда тот его ранит или атакует. Но бежать было тоже нельзя. Это могло только ухудшить положение. Медведица, несмотря на кажущуюся неуклюжесть, легко догонит самого быстрого бегуна. Вступать с медведицей в единоборство с ножом в руках тоже не было смысла. Боцман стоял перед огромным, отличающимся недюжинной силой зверем, почти безоружным. Правда, ему приходилось слышать, что некоторые сибирские охотники вступали в борьбу с медведем один на один, причем совали ему в пасть левую, обмотанную шкурою, руку, а правой вбивали медведю под лопатку длинный, острый нож, но такая охота требовала большого опыта! Малейшая неосторожность могла повлечь за собой ужасную смерть! Боцман не был трусом и поэтому, несмотря на явное преимущество медведицы, он сжимал в руке рукоятку охотничьего ножа.
Однако медведица не обращала внимания на человека, сидевшего без всякого движения под деревом, но вот резвящиеся медвежата постепенно к нему приближались.
Наблюдая за веселой возней медвежат, боцман в сердцу буркнул: «Чтоб их тайфун унес! Эти малыши готовы втянуть меня в паскудное дело!»
Тем временем медвежата, обхватив друг друга передними лапами наподобие цирковых борцов, очутились совсем рядом с боцманом. В азарте борьбы, они внезапно подкатились прямо к его ногам. На лбу моряка проступили крупные капли пота, но он продолжал неподвижно сидеть. Вдруг один из медвежат, которого братишка довольно сильно ущипнул за ухо, жалобно пискнул. Огромная медведица повернула к нему свою косматую голову. Потом она тяжело опустилась на все четыре лапы и медленно направилась к детенышам. Из-под полусомкнутых век боцман наблюдал за колышущейся поступью бурого животного.
В конце концов, медведица увидела человека. Возможно это была ее первая встреча с неизвестным существом, потому что она от изумления даже остановилась и встряхнула головой, склоненной к земле. Послышалось глухое рычание и бормотанье. Услышав гневный голос матери, медвежата прекратили свою возню. Быстро и ловко подбежали к ней. Медведица обнюхала детенышей, мордой подтолкнула одного из них к зарослям малинника, второго погнала туда же ударом лапы по заду и, не удостоив боцмана взглядом, побежала вслед за медвежатами.
Несколько минут боцман продолжал сидеть неподвижно. Потом, медленным движением руки достал из кармана бутылку рома. Одним духом опорожнил ее до дна. Глубоко вздохнул.
«Тьфу, ко всем чертям! Меня словно паралич хватил!» – буркнул он. «Видать не суждено мне кончить жизнь в медвежьем брюхе. На этот раз все сошло благополучно, но больше я в тайгу без ружья не пойду!»
Он смахнул рукой пот со лба. Тяжело поднялся на ноги, взял ведерко с ягодами лимонника и, слегка покачиваясь, как ходят все моряки, направился в лагерь. Вскоре он очутился у палаток.
– Куда же это все разошлись? – обратился он к Смуге, оглядывая опустевший лагерь.
Смуга прервал ощипывание рябчиков[24] и ответил вопросом на вопрос.
– А где же это пропадали вы, уважаемый боцман? Кто сегодня должен дежурить на кухне?
– Я ходил собирать ягоды для компота... – оправдывался боцман.
– И при случае вздремнули себе под деревом? – добавил Смуга.
– Это правда. Случилось со мной такое дело, но откуда вы знаете?
– Если принять во внимание количество трофеев и длительность вашего отсутствия, нетрудно об этом догадаться, – с иронией ответил Смуга.
Ухудшение погоды привело боцмана Новицкого в хорошее настроение. – он знал, что ветер прогонит надоедливый гнус. На этот раз пришла очередь боцмана дежурить на кухне, поэтому он с удовольствием встал с самого рассвета, чтобы насобирать ягод лимонника для компота, которым намеревался угостить друзей после обеда. Он спокойно шагал по тайге, беззаботно помахивая ведерком, которое держал в руке. Оружия при нем не было, если не считать охотничьего ножа за поясом – гневное рычание сидевших в клетках тигров далеко отогнало всякую дичь от лагеря охотников, и боцману казалось, что ему не может грозить опасность.
Вскоре он нашел в тайге кусты лимонника и стал срывать небольшие, красные, похожие на рябину ягоды. Набрав с полведра, боцман решил отдохнуть. Он с удобством устроился на траве, опершись спиной о ствол дерева, достал из кармана трубку, набил табаком и закурил. Одиночество скоро надоело общительному моряку. Он привык к частым беседам со своим другом Томеком Вильмовским, поэтому с некоторой обидой стал посматривать в том направлении, где, по его расчетам, находился лагерь. Поведение Томека в последние дни было боцману не очень понятно. Юноша стал молчаливым, сторонился от товарищей, а если кто-нибудь пытался завязать с ним беседу, отвечал лаконично и лишь изредка обменивался многозначительными взглядами со Смугой.
«Что за муха его укусила?» – думал моряк.
Уже много лет они были неразлучными друзьями. Когда Томек учился в Лондоне, боцман почти ежемесячно навещал его. Они болтали в то время ночи напролет. Молодой друг поверял ему все свои думы, просил совета. Во время каникул, когда друзья принимали участие в совместных экспедициях они почти не расставались, так как по настоянию старшего Вильмовского боцман оберегал Томека от опасностей охоты. Ничего удивительного, что боцман прекрасно знал все слабости друга и привязался к нему, как к родному сыну.
«Что-то лежит у него на сердце, это, несомненно, но что? – пытался разгадать моряк. – Может быть, он тоскует по Салли? Нет, нет, дело, конечно, не в девчонке, в этом случае он обязательно обратился бы ко мне! Он знает, что в сердечных делах на меня можно положиться. Если такой умный и расторопный парень молчит и хмуро ползает из угла в угол, то ясно, как солнце, что дело здесь серьезное».
Раздумывая так, боцман достал из кармана плоскую бутылочку рома. Потянув из нее солидный глоток, моряк тяжело и грустно вздохнул.
"Что-то у нашего паренька кроется за пазухой? – продолжал размышлять боцман. – Ого, чувствую, что у меня посветлело в башке! Мы уперлись носом в тайгу, ловим своих тигров, а царский шпик, приставленный к нам исправником, следит за нами и всюду тычет свой нос. Тем временем Збышек сидит в Нерчинске, куда мы не можем попасть без особого разрешения губернатора. Тьфу, черт возьми! Не хотел бы я очутиться на месте Смуги! Он у нас главный, на нем – вся ответственность. К счастью, это стреляный воробей, его на мякине не проведешь! Если он втайне переглядывается с Томеком, то, ни дать ни взять, они что-то задумали. Ого! Наше сокровище в самом деле достойно занять место среди испытанных хитрецов! Сколько раз его удивительные выдумки спасали нас от беды! Ну, уж если они столь упорно молчат, видимо, так и надо, – мой папаша всегда говорил: «тише едешь, дальше будешь!»
Довольный своей догадливостью, боцман еще раз достал из кармана заветную бутылку ямайского рома.
«Ничто так не проясняет голову, как ром», – буркнул он, смакуя излюбленный напиток. Моряк вторично набил табаком трубку, и вскоре его окружили клубы табачного дыма. Легкий шум ветра в вершинах деревьев стал навевать на боцмана дремоту. Он прислонился головой к дереву и закрыл глаза. Но вот ему послышался шорох, доходивший откуда-то изнутри древесного ствола. Заинтересованный боцман стал внимательно прислушиваться. Внутри дерева что-то шуршало. Боцман открыл глаза и посмотрел вверх.
Почти над самой его головой в стволе дерева чернело дупло, вокруг которого вилась струйка табачного дыма, улетающего из трубки боцмана.
«Сто дохлых китов тебе в зубы! Неужели я своей трубкой разбудил в дупле какое-то свинство?» – встревожился боцман.
Он вскочил с земли, срезал ножом длинную ветку можжевельника и, недолго думая, воткнул ее в отверстие дупла. Результат был похож на тот, какой бывает, если всадить палку в муравейник. Оказалось, что в дупле находилось гнездо каких-то юрких зверьков. В испуге они выскакивали из дупла и, махая пушистыми хвостами, ловко взбирались на верхние ветки дерева. В первый момент боцман принял их за белочек, но их густой, пепельный мех отличался от привычного рыжего цвета.
«Чтоб меня тайфун унес! Судьба послала мне великолепный мех для подарка Салли, а я позволил ему улизнуть!» – выругался боцман, разочарованно глядя на исчезающих в ветвях пепельных белок. Увидев собственными глазами полтора десятка грызунов, выскочивших из одного гнезда, боцман поверил теперь Нучи, который как-то похвастался, что его сыновья добывают по пятьдесят и больше беличьих шкурок за одну охоту.
Красавицы белки напомнили о последних событиях, участие в которых принимал старый Нучи, поэтому боцман опять уселся и продолжал свои размышления. Вечером того дня, когда был пойман четвертый тигр, Томек и Нучи отправились на таинственную прогулку по тайге, желая прогнать тигрицу, бродившую вокруг лагеря. Ночная стрельба подняла на ноги всех его обитателей. Вильмовскому пришлось сделать выговор смельчакам за то, что они без его разрешения отправились на опасную прогулку. Именно тогда Смуга заявил, что время уже кончать ловлю тигров, так как пора выезжать в район Благовещенска, где в Приамурских пойменных лесах и на заливных лугах водится множество разной экзотической птицы. Звероловы намеревались пополнить коллекцию птиц Гагенбека чучелами сибирских пернатых.
Все участники экспедиции обрадовались перспективе переезда в район крупного сибирского города. Но поводы для радости у них были разные. Конечно, охота на птиц была для Томека и его друзей лишь благовидным предлогом, чтобы подъехать поближе к Нерчинску. Они радовались, что кончится вынужденное безделье и начнется настоящее дело, ради которого они сюда и приехали, то есть освобождение несчастного Збышека. Для сыновей Нучи, всю жизнь проведших в дремучей тайге, поездка в город была интересным событием, а Павлов мог, при случае, подать по начальству рапорт и получить дальнейшие инструкции. Один лишь Нучи отнесся к известию равнодушно; он даже попросил несколько задержаться. Перед отъездом на запад ему надо было отправить домой собак, израненных тиграми, и вместо них взять других. На рассвете следующего для Нучи оседлал лошадей, и, захватив собак, отправился в путь. Теперь охотники ждали его скорого возвращения.
«За успех нашего дела!» – сказал про себя боцман, сделав глоток рома. Вскоре моряк крепко заснул.
Настойчивое глухое воркование и полет лесных горлиц[21] разбудили распростертого на траве боцмана. Он лениво приоткрыл глаза. Серые горлицы как раз исчезли в кустах, как вдруг какой-то коричневато-рыжий зверек в своем отчаянном беге перепрыгнул через боцмана, даже перекувыркнувшись у него на груди. Боцман в испуге вскочил на ноги и увидел, как заяц-беляк[22] исчез в зарослях лимонника.
«Что они, с ума посходили, эти животные? – удивленно пробормотал боцман. – Сегодня они сами лезут мне в руки». Но удивление боцмана быстро сменилось беспокойством: взглянув в сторону, откуда на него выскочил заяц, боцман увидел двух резвящихся медвежат[23].
«Ого, черт возьми! Медвежьи детишки, готовы позвать ко мне в гости свою мамашу!» – подумал боцман, разглядывая ближайшие кусты. Вдруг он замер на месте, его правая рука машинально коснулась ножа, торчавшего за поясом, и крепко сжала рукоятку. В кустах малины бушевала огромная медведица. Мощными лапами она пригибала ветки, или становилась на задние лапы, чтобы губами достать спелую ягоду.
Боцман медленно припал спиной к стволу дерева. Он стоял неподвижно, утешая себя словами Смуги, который как-то уверял, что даже самый сильный медведь нападает на человека только тогда, когда тот его ранит или атакует. Но бежать было тоже нельзя. Это могло только ухудшить положение. Медведица, несмотря на кажущуюся неуклюжесть, легко догонит самого быстрого бегуна. Вступать с медведицей в единоборство с ножом в руках тоже не было смысла. Боцман стоял перед огромным, отличающимся недюжинной силой зверем, почти безоружным. Правда, ему приходилось слышать, что некоторые сибирские охотники вступали в борьбу с медведем один на один, причем совали ему в пасть левую, обмотанную шкурою, руку, а правой вбивали медведю под лопатку длинный, острый нож, но такая охота требовала большого опыта! Малейшая неосторожность могла повлечь за собой ужасную смерть! Боцман не был трусом и поэтому, несмотря на явное преимущество медведицы, он сжимал в руке рукоятку охотничьего ножа.
Однако медведица не обращала внимания на человека, сидевшего без всякого движения под деревом, но вот резвящиеся медвежата постепенно к нему приближались.
Наблюдая за веселой возней медвежат, боцман в сердцу буркнул: «Чтоб их тайфун унес! Эти малыши готовы втянуть меня в паскудное дело!»
Тем временем медвежата, обхватив друг друга передними лапами наподобие цирковых борцов, очутились совсем рядом с боцманом. В азарте борьбы, они внезапно подкатились прямо к его ногам. На лбу моряка проступили крупные капли пота, но он продолжал неподвижно сидеть. Вдруг один из медвежат, которого братишка довольно сильно ущипнул за ухо, жалобно пискнул. Огромная медведица повернула к нему свою косматую голову. Потом она тяжело опустилась на все четыре лапы и медленно направилась к детенышам. Из-под полусомкнутых век боцман наблюдал за колышущейся поступью бурого животного.
В конце концов, медведица увидела человека. Возможно это была ее первая встреча с неизвестным существом, потому что она от изумления даже остановилась и встряхнула головой, склоненной к земле. Послышалось глухое рычание и бормотанье. Услышав гневный голос матери, медвежата прекратили свою возню. Быстро и ловко подбежали к ней. Медведица обнюхала детенышей, мордой подтолкнула одного из них к зарослям малинника, второго погнала туда же ударом лапы по заду и, не удостоив боцмана взглядом, побежала вслед за медвежатами.
Несколько минут боцман продолжал сидеть неподвижно. Потом, медленным движением руки достал из кармана бутылку рома. Одним духом опорожнил ее до дна. Глубоко вздохнул.
«Тьфу, ко всем чертям! Меня словно паралич хватил!» – буркнул он. «Видать не суждено мне кончить жизнь в медвежьем брюхе. На этот раз все сошло благополучно, но больше я в тайгу без ружья не пойду!»
Он смахнул рукой пот со лба. Тяжело поднялся на ноги, взял ведерко с ягодами лимонника и, слегка покачиваясь, как ходят все моряки, направился в лагерь. Вскоре он очутился у палаток.
– Куда же это все разошлись? – обратился он к Смуге, оглядывая опустевший лагерь.
Смуга прервал ощипывание рябчиков[24] и ответил вопросом на вопрос.
– А где же это пропадали вы, уважаемый боцман? Кто сегодня должен дежурить на кухне?
– Я ходил собирать ягоды для компота... – оправдывался боцман.
– И при случае вздремнули себе под деревом? – добавил Смуга.
– Это правда. Случилось со мной такое дело, но откуда вы знаете?
– Если принять во внимание количество трофеев и длительность вашего отсутствия, нетрудно об этом догадаться, – с иронией ответил Смуга.