немало талантливых людей, подобных тебе. Они больше надеялись на свой
советский научный багаж, чем на умение жить среди реальных евреев, не
склонных, в отличие от русских, верить ни одной чужой идее."
"Тебя же я убедил..."
"Меня? Твоим уебищем? Ты с ума сошел! Просто твоя идея не такая
зажеванная, как другие. Тут можно поискать нишу. А в то, что это говно
способно двигаться, я не поверю даже, если увижу собственными глазами. Кроме
того, я биолог, а не инженер. Я в такой срани вообще нихуя не понимаю... Ты
что?"
"Ничего... Столько мата... от доктора наук, ленинградца..." "Марик, я
уже двадцать лет не говорю по-русски и не считаю этот язык нужным для любой
профессии. Он пригоден только для застольной беседы, а потому в нем столько
вот этой звонкой лексики. Когда... если ты послушаешь меня и заговоришь
по-человечески, то поймешь, что по-русски можно выражаться как угодно
грязно. Этот язык ни от чего хуже быть уже не может! Мне пришлось столько
пережить до отъезда и при оформлении, что я на всю жизнь сохранил к своей
так называемой родине только низкие чувства. Что не помешало мне, как
видишь, сохранить ленинградский диалект русского языка и не мешает
бескорыстно опекать таких, как ты. Вас надо беречь, занести в Красную
книгу..."
"Зачем же договор, если ты не веришь в успех нашего общего дела,
Тедди?" - спросил я, весь дрожа. "Что делать? Я тоже не без странностей. Я
не могу не помогать людям. Без меня ты просто пропадешь. Ты прочел договор?"
"Зачем? Я тебе верю. Я все равно ничего не понимаю в местных реалиях. Я
уверен, что ты меня не подведешь..." "Ну, и умничка. Сейчас мы едем к моему
адвокату, ты там все подписываешь и начинаешь работать..." "Так ты хоть
немного веришь в шагайку?" "Заладил - верю, не верю... Я верю только в чеки,
выписанные на мое имя. Чем больше проставленная там сумма, тем больше я верю
в любую идею, породившую этот чек. Когда твоя шагайка подарит мне чек, на
котором написано хотя бы "один доллар", я тебе поверю. Ровно на один доллар.
А пока, повторяю, ты имеешь дело с таким же идиотом-альтруистом, как ты сам
идиот-изобретатель этого дурацкого агрегата... Но в мире не перевелись
дураки и кроме нас двоих. Попробуй их убедить дать на шагайку деньги.
Убедишь - я тебе положу зарплату. А не убедишь - живи пока минимум год на
стипендию Шапиро. Ты все понял? Тогда, не теряя времени, к адвокату."
***
"И это ты подписал?! - кричал на иврите "доброволец" Эвен - импозантный
старик-сабра - уроженец Израиля. Такие пенсионеры нашли себя в первые годы
массовой иммиграции евреев из Союза в деле бескорыстной им помощи и защиты
от неизбежных стрессов. - Ты не читал этот текст на иврите?" "Откуда? Ты же
видишь, как он говорит, - едва успевала переводить старушка-соседка, почти
забывшая русский, выученный некогда в польской школе. - Он был ознакомлен
только с переводом." "Твой "благодетель" - диктатор! - бушевал мар Эвен. -
Явсю жизнь искал и находил воду в пустыне. Я умею отличать чистый источник
от грязи. Это самый грабительский документ, который я когда-либо видел. Тебе
следует его немедленно расторгнуть. Я сам поеду с тобой к адвокату Миндлина,
который, естественно, с ним заодно!" "Но на что я буду жить?" "Проживем
как-нибудь, - кричала Марьяна. - Лучше умереть с голоду, чем дарить все твое
интеллектуальное имущество этому проходимцу!" "Он не жулик, - отбивался я. -
Он человек нашего круга, бывший ленинградский, а ныне видный израильский
ученый-биолог, профессор. Наверное, иначе составить такой документ было бы
просто невозможно..." "Я тоже кое-что понимаю в израильских реалиях, -
горячо возражал Эвен. - Поэтому я - защитник "русских". Этот договор-
элементарный грабеж!" "Прости, мар Эвен, но я не стану ничего расторгать..."
"Пойми, тебя просто ограбили." "Мне будут минимум год платить зарплату. Я
придумаю за это время десяток шагаек!" "По договору все, что ты уже придумал
и когда-либо придумаешь, принадлежит Миндлину..." "С моей долей от
полученных прибылей от реализации проектов, верно?" "...если реализация
будет. А это теперь от тебя никак не зависит. Только от Миндлина. А человек,
составивший такой договор, всегда найдет способ тебя обойти и при внедрении
твоих проектов!" "Вы говорите о будущем, - возражал я, - а жить мне не на
что сегодня, сейчас. Мы на дне. Как бы ни сложилась моя судьба, как бы ни
поступил со мной Тедди в будущем, никому, ни одному человеку в Израиле, я
никогда не буду так благодарен, как этому диктатору!.." "Ты убьешь его душу,
- едва перевела полька непонятную мысль Эвена. - Как только Тедди тебя,
честного и доверчивого, обманет и ограбит, он же тебя же так возненавидит...
А от этого до гибели души обманщика один шаг. Тебе следует спасти его и
расторгнуть договор!" "Если это так, - резонно заметила Марьяна, - то нам
следует, напротив, договор сохранить. Еще нехватало! О душе мошенника
заботиться..." "Убивая чужую душу, - гнул свое честный сабра, - невозможно
сохранить свою..."
"Душа вторична, - с восхищавшим меня тогда восторженным цинизмом
возразил я, - когда речь идет о средствах к существованию! Сегодня мне на
все плевать, кроме заработка достойным трудом. Можно подумать, что
бесчисленные проходимцы заботятся о каких-то душах. А наличных у них сколько
угодно!" "Их власть и благополучие только кажущиеся, - возражал Эвен. - На
самом деле души грешников уже на земле не знают покоя. Им всегда страшно..."
5.
Страшно стало мне, когда я увидел, с кем ждет меня Ира у дверей
ресторана.
Вкрадчивая сдержанность плотного молодого незнакомца, его настороженный
жестокий взгляд и плавные движения сразу оживили опасения, которые вроде бы
пока не оправдались в Сибири - мафия, бандитизм, похищения... Да еще эта
седая девушка с ним рядом со своими мертвыми глазами и трагической судьбой!
"Анатолий, - парализовал меня зловещим оскалом грозный малый. С такой
милой улыбочкой его экранные двойники не спеша приковывают свою жертву к
батарее наручниками перед тем, как воткнуть нож в ее шею. - Коль скоро вы
уже приняли под свое крыло Ирочку, Марк Борисович, то она позволила себе
рекомендовать вам в экипаж вашей шагайки и меня."
"С Толей мы знакомы еще с Кавказа, - лицо Ирины словно каменело, когда
она произносила зловещее слово. - Именно он и сплавил моих мучителей вниз по
Тереку."
"Как это... сплавил?"
"Без плота, - шевельнул крутыми плечами супермен. - До сих пор где-то
там в ущельях колотятся. Форель обожает такое лакомство..."
***
"Вы механик, Толя?" - невольно поперхнулся я, ежась под тяжелым
взглядом жуткого собеседника. Мы как раз уселись за стол и пропустили первую
- за знакомство, когда он как-то по-особенному повернулся ко мне.
"Механик я самый обыкновенный. Как любой танкист. А вот единоборец,
снайпер и пулеметчик..." "Мы собираемся шагать не по Тереку. С кем нам в
этих местах единоборствовать?" "Вы повезете груз." "Кому-то нужны
пятисоттонные модули или рудный концентрат?" "Вы что, действительно не
знаете, зачем Пустовых нужна Верхняя Марха?"
"Если вы имеете в виду золото, то его во всем мире отправляют по
воздуху. Пригонят вертолет. Пустовых сказал, что безопасность перевозок..."
"Вертолеты умеют не только высоко летать, но и низко падать. Из-за
погоды, например. Во всяком случае, на нее списать аварию легче, чем, когда
имеешь дело с шагайкой. А места там словно специально созданы для таких
нештатных вроде бы ситуаций. Не просто дикие, как и девять десятых
территории Сибири. Хорошо, поясняю. Есть полюс холода, есть магнитный полюс,
а есть полюс мистики. Я уверен, что такой олигарх, как Пустовых, это знает и
никогда не доверит миллионы зыбкой воздушной стихии. Он происходит из
династии сибирских промышленников царского разлива. Его предки сюда еще с
Ермаком пришли. И он не зря ставит на вашу абсолютно всепогодную шагайку,
которая не может ни упасть, как любое воздушное судно, ни сесть на мель как
речное или утонуть как морское. Поэтому груз будет на вашем борту, капитан.
И, при любой конспирации, информация о рейсе с этим грузом будет куплена кем
надо. Вот почему на том же борту должны быть мы с Никитой."
"В пору моей молодости, - неуверенно улыбнулся я, - был такой фильм
"Путешествие будет опасным." Это вы нам и пророчите?" "Я не пророк, я -
рейнджер, профи. Гарантирую. Никаким спецслужбам не по зубам контролировать
все тринадцать миллионов квадратных километров Сибири! Уверен, что Пустовых
это тоже понимает."
"Толя и Никита работают в частной охранной фирме, - подала голос Ира. -
Без них в рейс вообще выходить нечего."
"Хорошо. Я постараюсь организовать вашу встречу с Вячеславом
Ивановичем. С моей стороны возражений нет, Толя. А... Никита - под вашу
ответственность." "Спасибо. Не смею далее навязывать вам свое общество.
Ирочка, спасибо за поручительство. До свидания, господа."
6.
"Да нет, при чем тут разница в возрасте? Все естественно, Марик... Ты
мужчина. Я женщина, - говорила Ира, наглухо задергивая шторы. - Просто у
каждой свои причуды... Наши интимные отношения от начала и до конца будут
происходить только в полной темноте. Если тебя это не устраивает, до
свиданья. Ищи себе другую. А мы сохраним дружеские служебные отношения "
***
"Времени у них было более, чем достаточно, - тихо говорила Ира. - И
других развлечений не было. Насиловать меня надоело, стали просто мучить кто
во что горазд... Как наказание после каждой моей попытки побега. Вот и
оставили на мне следы на всю жизнь." "Дикари какие-то!" "Что ты! Эстеты.
Бывшие студенты. Даже и не наркоманы, даже и пили не по-черному. Ко мне
неизменно обращались на "вы"..." "Зверье!.." "Да ты что! Ни одному зверю и
на ум такое не придет. Ни одна кошка с мышкой так не играет, как со мной эти
подонки..."
"А потом?" "Потом на берлогу, откуда они выходили на промысел
контрабанды оружия, случайно выполз Толик. Потерял сознание у нашего порога.
Тоже весь израненный, после побега из плена у чеченов. Мои хозяева решили и
с ним поразвлечься. И - доразвлекались..."
"Как же он, раненый, с ними справился?" "Так это же Толик! Я не зря его
сразу к тебе привела. И Никита ничуть не хуже. Только почти немой после
Кавказа. Даже Толя не знает, что с ним там происходило. А я, по-моему, и
голоса его никогда не слышала. Но попадает точно в цель даже с завязанными
глазами - на звук. Так что отнюдь не глухой." "Можно еще вопрос? Почему ты
сама так хочешь в этот рейс?" "Да потому, что путешествие будет опасным!"
"Жажда приключений? После всего..." "Ты прав - жутких приключений было
столько, что до конца жизни... Жажда мести!" "Кому?" "Игорю Гударову." "Это
он тебя... изуродовал." "Нет. Уродовал меня другой. Но идея была Гударова. И
он не упустил ни минуты понаблюдать за... процессом." "А при чем тут
шагайка?" "Толе стало известно, что Игорь знает о нашем рейсе и уже здесь."
"Тогда надо просто заявить в органы безопасности!" "Нет. Не надо. Во-первых,
нет никакой гарантии, что там не внедрен их человек. Но главное надо
организовать именно мою с ним встречу. Иначе, в лучшем случае, он умрет
не от моей руки! Теперь тебе все понятно?" "Да уж, куда понятнее... А
если он не нападет на шагайку?" "Игорь Гударов знает об ее истинном грузе.
Он просто не может не напасть на нас." "Тогда надо взять побольше охраны.
Есть три пассажирские каюты и..." "Тогда он не нападет так, чтобы
подставиться." "То есть..." "Надо, чтобы в рейс пошли Толя, Никита, ты и я.
И все."
7.
"Я думал ты мне грузовик проектируешь, а вижу какой-то танк. Ты ничего
не перепутал, Марк? Ты уже не в Израиле. Ты в Сибири. У нас с каждым соседом
мирный договор на сто лет подписан. Даже с корейцами и китайцами. С кем
воевать-то собрались, любезнейший? Да еще в такой секретной обстановке. Не
можешь без своего милитаризма?"
"Он тебе все объяснит. Давай Толя." "Всухую?" "Вот это сибиряк! А то у
нас в ресторане какой-то... еврейский разговор получается..."
"Слава, Марик обидится..." - глухо и хрипло сказала Ира.
"Марк? Ты действительно такие замечания принимаешь близко к сердцу?"
"После эмиграции я столько слышал обидного в мой адрес, как "русского",
что русский антисемитизм успел подзабыть..." "В Сибири, если хочешь знать,
никогда не было..." "Ври кому другому, - по-еврейски быстро опьянел я. -
Антисемитизм в СССР легализовался в восьмидесятые годы именно в
Новосибирске! Где впервые закричали, что жиды споили русских и довели их до
деградации?""Марик, а израильтянам русские чем не угодили? - уже захмелела и
Ира. - Почему вас, даже и не приняв за своих, стали угнетать?" "Во-первых, я
не говорил, что нас угнетали. Не любили, если точнее. И потом, мы жеприехали
из СССР, а тот издавна был на стороне наших смертельных врагов - арабов. Но
мои претензии к историческойродине не связаны с настроением, как говорится,
улицы. Негативным было отношение ко мне, как к специалисту, призванному
повысить обороноспособность своей новой родины! А я вам рассказывал, как
встретили мою шагайку. И все мои прочие проекты. И проекты других евреев.
Наша армия была сильнее всех арабских вместе взятых, это всем было известно!
А надо было быть сильнее всех, кто встал на сторону арабов. Чтобы не бояться
никого в мире... Хорошо мне там было или плохо, но я жил в чистой, теплой и
благоустроенной стране, где можно было ночью безопасно гулять по улицам и не
опасаться встречных групп молодых людей. А потом началась эпоха
постсионизма. Арабам передали Храмовую гору, изменили израильский гимн и
флаг. Из учебников истории убрали даже период еврейского подполья и
восстание в Варшавском гетто. Новые учебники сначала подчеркивали арабскую
правоту, а потом и нацистскую... После превращения еврейского государства в
государство для всех граждан, включая бесчисленных истинных и минимых
арабских беженцев, стирания "зеленой черты" Израиль стал вторым Гарлемом,
где боишься каждого встречного чернокожего. В наши уютные и спокойные до
того города в поисках вожделенной красивой западной жизни хлынули сотни
тысяч поголовно безработных палестинцев и претендентов в палестинцы.
Поскольку прогнозы о процветании Нового Ближнего востока ни на чем не
базировались, а капиталы и делатели чуть не все немедленно слиняли, то и без
того немногочисленных рабочих мест в общей для евреев и арабов Палестине
стало не "вдесятеро больше", а втрое меньше. Арабы стали промышлять разбоем
и грабежами." "Неужели ваша такая умная нация не могла это предвидеть? -
спросил Пустовых. - Ведь все решалось на свободных выборах?" "Все решалось
под мощнейшим внешним давлением. Так что Палестинская Федерация появилась
вместо Израиля, в том числе, и потому, что страна не была достаточно
вооружена. Израильские протекционисты на всех уровнях скормили наши
еврейские мозги всякой дряни... А сами брызнули из Страны, как блохи с тела
околевшего котенка, как только она стала опасной и невыгодной."
"А пресса? - налил всем собеседникам Пустовых. - Ты же мог поднять хай,
что, мол, отечество в опасности, а твоим шагающим танкам ретрограды разные
ходу не дают. Мобилизовать, так сказать, общественность..."
"Да я весь изорался на эту тему! Против меня даже держали специально
нанятого борзописца, который по своей бездарности слизывал у меня даже
заголовки." "Он что, не понимал, что действует против себя и своей семьи?"
"Амбиция вместо логики - такое же наследственное психическое заболевание
евреев, как русский антисемитизм. Неизлечимо даже при смешанных браках.
Скормленным мозгам, вроде моего, уже все вокруг казалось чуждым и
враждебным. Только потом до меня дошло, что мне враждебно на самом деле...
Вот мы и потеряли даже то малое, чем располагали." "А арабы довольны?" "В
том-то и дело, что нет! Все эти "беженцы" прибежали в богатую, вроде Америки
или Канады страну, а она становилась на глазах все беднее. Арабы поумнее тут
же вернулись "в страны рассеяния". Как и более-менее благоустроенные евреи.
Я думаю, что у Федерации есть только одно будущее - это прошлое Палестины до
еврейского восхождения. Пустыня. Никому не нужная и не интересная, покинутая
и теми, кто превратил ее в цветущий сад, и теми, кто этот сад в конце концов
затоптал..."
"Марик, а чем тебе тут, с нами, плохо?" - ластилась ко мне "седая
девушка", корча свои "улыбки". От этих ее гримас и хриплого голоса мне вдруг
стало так жутко, что захотелось поскорее уйти куда подальше и никого из этих
собутыльников в жизни больше никогда не видеть... Обсуждение драмы моего
идиотского народа в такой среде было сродни излиянию семейных проблем
прохожим на улице.
"Женщина права, - потное красное лицо Пустовых особенно действовало
мнена нервы. - Интереснейшую работу тебе дали. Капитаном сделали. Нафиг тебе
эти евреи вместе с их страной?"
"Как ни странно, друзья... - ударила меня вдруг изнутри теплая волна. -
Вот там и жара полгода такая, что жить не хочется... И природа вроде бы
бедная. Куда ей до моего родного Приморья или вашего Байкала! И хамсины, и
проходимцев полно, и рожи противные, куда ни глянь, а... я только там, в
отринувшем меня крохотном и нелепом Израиле, почему-то чувствовал себя на
Родине! Все время просто очень хотелось жить! Жить не давали, а где-то в
глубине души я был счастлив, что дома. Словно век прожил среди камней и
холмов... которые... которые уже никогда... никогда... - к своему стыду и к
общему изумлению вдруг горько заплакал я, по-детски шмыгая носом и вытирая
салфеткой заеденную бороду. - Все там меня со всех сторон били по чем
попало, все раздражало, а... нигде я бы не хотел... жить, кроме как в
независимом Израиле среди своих непутевых соплеменников... Вот... Говорил я
вам, что поить такого еврея как я нельзя?.. Теперь вам самим за меня и
стыдно..."
"Ничего никому не стыдно, - вытирал мне нос своим платком Пустовых. -
Нет ничего на свете чище пьяной слезы, Марик."
"Независимом! - закивал профессиональный воин Толя. - Как бы не так! Ты
думаешь, арабы утешатся тем, что вы поставили во главе общей страны их
лидера, оставив за белыми экономические рычаги, как до того эти черномазые в
Южной Африке? Да, вашей Федерации больше не грозит внешний враг. Она теперь
может запросто долбануть всей вашей мощью по любому Ираку, и никто в мире и
пальцем не шевельнет. Только чтоб эта публика с замотанными мордами приняла
вас, евреев,навеки согражданами, чтоб они да стали кому-то покладистыми
соседями? Как бы не так! Палестинцы сродни нашим вахабитам. Такому волку,
как ты его ни корми, можно верить только, когда он уже и лапами перестал
дрыгать. Чем дольше они живут на земле, тем сильнее наглеют. Ваши тоже
озвереют и... все сначала!"
"Ты прав! И так было всегда! В Хевроне евреи веками жили с арабами душа
в душу. А в 1929 году, как только англичане, в отличие от турок, ослабили
поводок, арабы всех евреев до единого вырезали! Наши верят договорам,
сколько бы арабы их ни нарушали. Нет народа добрее евреев. Во всяком случае,
там, где дело касается не своих... И ни одному народу его доброта не
приносила столько зла..." "Да какой же из тебя антисемит, Марик? - смеялась
Ира. - Это я зря придумала: вот, мол, из еврея в Израиле антисемита сделали.
А ты, оказывается, такой патриот своей нации, что нам всем впору
позавидовать." "Да ты что! - продолжал я плакать и сморкаться. - Да я в
семидесятые после герасимовского фильма "Дочки-матери" уснуть не мог -
завидовал грузину Резо, что не стесняется в Москве быть грузином только
потому, что знает - у него есть национальный очаг. А у меня? Вот тогда я и
решил во что бы то ни стало уехать в Израиль! На родину..."
"Господа, господа, - постучал ножом по стакану Пустовых. - Мне ваши
евреи, арабы и прочие чурки с глазами до балды. Только капитана вы мне этими
дурными разговорчиками деморализовали. И Ирка уже вот-вот раскиснет. Кто мне
шагайку на Марху приведет? Давайте о главном. Так чего это ты, Марик,
заказал турельную артустановку на шагайку?"
"Толя?"
"Если ты найдешь то, ради чего только и заказал шагайку, на чем ты,
Слава, повезешь этоиз Верхней Мархи? - начал тот. - На вертолетах, которые
обладают уникальной способностью вынужденно садиться именно там, где это
надо совсем не тебе?.." "Найду? Да мои люди уже перехватили старателя и все
скупили подешевке. Груз уже на вахте... На чем повезу? Конечно, на шагайке.
Ты прав. Я только ради этого ее и заказал. Концентрат - ширма. Миллионы
вбуханы только ради неуловимого прииска."
"Вот поэтому я и здесь, - резюмировал Толя. - И поэтому автор шагайки и
ее капитан, хоть он еще не докопался до секрета полишинеля, и заказал мне
зажигалку, если кто по дороге попросит прикурить."
"Как ты себе представляешь этого прохожего? В виде чеченского сводного
отряда, прошедшего переподготовку и перевооружение в Афганистане?"
"Если не круче. Когда на борту миллионы готовых долларов, ни на
наемников, ни на противотанковые ракеты денег не жалко. Поэтому на нашем
борту должен быть разведывательный вертолет, радар, ракетная установка
земля-воздух и все прочее, включая меня и Никиту, механиков-ремонтников,
умеющих управлять и шагайкой, и вертолетом. И метко попадать в цель изо
всего, что стреляет!"
"Но министерство внутренней безопасности уже заключило со мной контракт
и..."
"В Чечне все, казалось бы, было просмотрено из космоса, с воздуха,
разве что не из-под земли, а банды творили все, что хотели с кем угодно,
пока там, следуя доброй старой традиции освоения Кавказа, нерасселили массу
вооруженных до зубов поселенцев-казаков. Бандиты ушли из Чечни. Но они живы.
И ничего другого, кроме как грабить и убивать, не умели и не умеют."
"И еще они умеют кооперироваться, - прохрипела Ира. - О том, как
выглядят бандитский интернационал мне известно лучше вас всех."
"У меня, - сузил и без того удивительно жестокие глаза Толя, - такой,
знаете ли, охотничий азарт на этого сильного и коварного зверя, что я его
присутствие чую почище, чем Дерсу Узала тигра в Уссуриской тайге. Пока мы
тут проводим наш военный совет, где-то... возможно совсем недалеко, они
совсем не спят! Путешествие будет опасным!.."
8.
"Монтаж вместо строительства, многократное повышение агрегатной
мощности оборудования, использование вместо верботы на морозе индустриальных
рабочих в их цехах для сооружения нашего предприятия, - сказал журналистам
директор будущего комбината, - не только снижает его себестоимость, но и
многократно повышает надежность. Это давным-давно всем ясно. Просто такой
шагайки не было. А она не только перевезет в район месторождения первую
очередь комбината в виде двух моноблоков полной заводской готовности, но и
там поставит их "на болты". Вахта уже делает фундамент."
"А где эти люди сейчас там живут?" - торопился телевизионщик.
"Живут временно в обычных балках."
"Знаем мы эти "временные" вахтовые поселки... А где будут они жить
потом?"
"Вторым рейсом мы доставим им гостиничный комплекс высокого класса
общей площадью около тысячи квадратных метров. С оранжиреей, бассейном и
сауной."
"Первым рейсом, - добавил я, - шагайка доставит туда в своих трюмах
модуль-энергоблок, карьерную технику, горючку, рефконтейнеры-склады с
провизией, стройматериалы для фундаментов и дорог в поселке и так далее.
Вместимость ее корпуса около пяти тысяч кубометров!"
"Не зря Марк Борисыч свое детище называет судном, - добавил директор. -
До него при подобном освоении месторождения каждый кирпич и гвоздь были
дефицитом, так как все везли по воздуху."
"Нужно Пустовых это месторождение, как волку зубная паста, - услышал я
сзади чей-то голос. - С советских времен в Сибири никто ничего нового не
осваивает... Камуфляж все это. Старателя ему надо выследить на шагайке, а не
концентрат добывать!.."
Что за старатель? - думал я. - Почему все, кроме меня, все знают?
Впрочем, мне-то какая разница? Своя каюта и... юная буфетчица впридачу...
Что еще надо для полного счастья?
9.
"Вы не представляете, каким приятным сюрпризом для нас было ваше
решение, Марк Борисович! Сначала у меня глаза на лоб полезли: сделайте нам
шагающую машину... Почему именно мы? А оказалось, что это обычный
строгальный станок со станиной и суппортом. Действительно все в нашей
компетентности,- потирал руки директор станкостроительного завода. - Мы
давно производимвсе подобные элементы. Скажем, гидропанель управления
операциями - прямо один к одному! Наши станки, Марк Борисович, - штучная
продукция. Каждый - уникальное сооружение, но работают по всему миру
десятилетиями без поломок и ремонта. Конкурентов у нас почти нет. Вот и
сделали нашу шагаечку в наилучшем виде! Тем более в кооперации с корабелами,
коль скоро вы задумали амфибию. А что, кстати, предлагал ваш американец в
Израиле вместо гидравлики? Серьезно?.. Нет, пожалуй, гидроцилиндры и
гидромоторы куда недежнее. Тем более в удаленных районах, где ни на какую
помощь надеяться не приходится. И дешевле. Хотите взглянуть?" "Еще бы..."
Шагайка была похожа на что угодно, только не на паука или иное
животное, с которыми ассоциируется сама идея шагания. Стальная коробка с
надетой на нееплатформой-рамой. При длине пятьдесят, ширине пятнадцать и
высоте шесть метров, сооружение походило на небольшое судно.
Марк, Пустовых и заводское начальство поднялись на палубу, с нее на
ходовой мостик. Толя запустил дизель-насос. Раздался короткий гудок, и все
сооружение стало подниматься на трехметровых ногах. Движения были
бесшумными, Ни качки, ни тряски движущихся частей. Станок! Шагайка прошагала
советский научный багаж, чем на умение жить среди реальных евреев, не
склонных, в отличие от русских, верить ни одной чужой идее."
"Тебя же я убедил..."
"Меня? Твоим уебищем? Ты с ума сошел! Просто твоя идея не такая
зажеванная, как другие. Тут можно поискать нишу. А в то, что это говно
способно двигаться, я не поверю даже, если увижу собственными глазами. Кроме
того, я биолог, а не инженер. Я в такой срани вообще нихуя не понимаю... Ты
что?"
"Ничего... Столько мата... от доктора наук, ленинградца..." "Марик, я
уже двадцать лет не говорю по-русски и не считаю этот язык нужным для любой
профессии. Он пригоден только для застольной беседы, а потому в нем столько
вот этой звонкой лексики. Когда... если ты послушаешь меня и заговоришь
по-человечески, то поймешь, что по-русски можно выражаться как угодно
грязно. Этот язык ни от чего хуже быть уже не может! Мне пришлось столько
пережить до отъезда и при оформлении, что я на всю жизнь сохранил к своей
так называемой родине только низкие чувства. Что не помешало мне, как
видишь, сохранить ленинградский диалект русского языка и не мешает
бескорыстно опекать таких, как ты. Вас надо беречь, занести в Красную
книгу..."
"Зачем же договор, если ты не веришь в успех нашего общего дела,
Тедди?" - спросил я, весь дрожа. "Что делать? Я тоже не без странностей. Я
не могу не помогать людям. Без меня ты просто пропадешь. Ты прочел договор?"
"Зачем? Я тебе верю. Я все равно ничего не понимаю в местных реалиях. Я
уверен, что ты меня не подведешь..." "Ну, и умничка. Сейчас мы едем к моему
адвокату, ты там все подписываешь и начинаешь работать..." "Так ты хоть
немного веришь в шагайку?" "Заладил - верю, не верю... Я верю только в чеки,
выписанные на мое имя. Чем больше проставленная там сумма, тем больше я верю
в любую идею, породившую этот чек. Когда твоя шагайка подарит мне чек, на
котором написано хотя бы "один доллар", я тебе поверю. Ровно на один доллар.
А пока, повторяю, ты имеешь дело с таким же идиотом-альтруистом, как ты сам
идиот-изобретатель этого дурацкого агрегата... Но в мире не перевелись
дураки и кроме нас двоих. Попробуй их убедить дать на шагайку деньги.
Убедишь - я тебе положу зарплату. А не убедишь - живи пока минимум год на
стипендию Шапиро. Ты все понял? Тогда, не теряя времени, к адвокату."
***
"И это ты подписал?! - кричал на иврите "доброволец" Эвен - импозантный
старик-сабра - уроженец Израиля. Такие пенсионеры нашли себя в первые годы
массовой иммиграции евреев из Союза в деле бескорыстной им помощи и защиты
от неизбежных стрессов. - Ты не читал этот текст на иврите?" "Откуда? Ты же
видишь, как он говорит, - едва успевала переводить старушка-соседка, почти
забывшая русский, выученный некогда в польской школе. - Он был ознакомлен
только с переводом." "Твой "благодетель" - диктатор! - бушевал мар Эвен. -
Явсю жизнь искал и находил воду в пустыне. Я умею отличать чистый источник
от грязи. Это самый грабительский документ, который я когда-либо видел. Тебе
следует его немедленно расторгнуть. Я сам поеду с тобой к адвокату Миндлина,
который, естественно, с ним заодно!" "Но на что я буду жить?" "Проживем
как-нибудь, - кричала Марьяна. - Лучше умереть с голоду, чем дарить все твое
интеллектуальное имущество этому проходимцу!" "Он не жулик, - отбивался я. -
Он человек нашего круга, бывший ленинградский, а ныне видный израильский
ученый-биолог, профессор. Наверное, иначе составить такой документ было бы
просто невозможно..." "Я тоже кое-что понимаю в израильских реалиях, -
горячо возражал Эвен. - Поэтому я - защитник "русских". Этот договор-
элементарный грабеж!" "Прости, мар Эвен, но я не стану ничего расторгать..."
"Пойми, тебя просто ограбили." "Мне будут минимум год платить зарплату. Я
придумаю за это время десяток шагаек!" "По договору все, что ты уже придумал
и когда-либо придумаешь, принадлежит Миндлину..." "С моей долей от
полученных прибылей от реализации проектов, верно?" "...если реализация
будет. А это теперь от тебя никак не зависит. Только от Миндлина. А человек,
составивший такой договор, всегда найдет способ тебя обойти и при внедрении
твоих проектов!" "Вы говорите о будущем, - возражал я, - а жить мне не на
что сегодня, сейчас. Мы на дне. Как бы ни сложилась моя судьба, как бы ни
поступил со мной Тедди в будущем, никому, ни одному человеку в Израиле, я
никогда не буду так благодарен, как этому диктатору!.." "Ты убьешь его душу,
- едва перевела полька непонятную мысль Эвена. - Как только Тедди тебя,
честного и доверчивого, обманет и ограбит, он же тебя же так возненавидит...
А от этого до гибели души обманщика один шаг. Тебе следует спасти его и
расторгнуть договор!" "Если это так, - резонно заметила Марьяна, - то нам
следует, напротив, договор сохранить. Еще нехватало! О душе мошенника
заботиться..." "Убивая чужую душу, - гнул свое честный сабра, - невозможно
сохранить свою..."
"Душа вторична, - с восхищавшим меня тогда восторженным цинизмом
возразил я, - когда речь идет о средствах к существованию! Сегодня мне на
все плевать, кроме заработка достойным трудом. Можно подумать, что
бесчисленные проходимцы заботятся о каких-то душах. А наличных у них сколько
угодно!" "Их власть и благополучие только кажущиеся, - возражал Эвен. - На
самом деле души грешников уже на земле не знают покоя. Им всегда страшно..."
5.
Страшно стало мне, когда я увидел, с кем ждет меня Ира у дверей
ресторана.
Вкрадчивая сдержанность плотного молодого незнакомца, его настороженный
жестокий взгляд и плавные движения сразу оживили опасения, которые вроде бы
пока не оправдались в Сибири - мафия, бандитизм, похищения... Да еще эта
седая девушка с ним рядом со своими мертвыми глазами и трагической судьбой!
"Анатолий, - парализовал меня зловещим оскалом грозный малый. С такой
милой улыбочкой его экранные двойники не спеша приковывают свою жертву к
батарее наручниками перед тем, как воткнуть нож в ее шею. - Коль скоро вы
уже приняли под свое крыло Ирочку, Марк Борисович, то она позволила себе
рекомендовать вам в экипаж вашей шагайки и меня."
"С Толей мы знакомы еще с Кавказа, - лицо Ирины словно каменело, когда
она произносила зловещее слово. - Именно он и сплавил моих мучителей вниз по
Тереку."
"Как это... сплавил?"
"Без плота, - шевельнул крутыми плечами супермен. - До сих пор где-то
там в ущельях колотятся. Форель обожает такое лакомство..."
***
"Вы механик, Толя?" - невольно поперхнулся я, ежась под тяжелым
взглядом жуткого собеседника. Мы как раз уселись за стол и пропустили первую
- за знакомство, когда он как-то по-особенному повернулся ко мне.
"Механик я самый обыкновенный. Как любой танкист. А вот единоборец,
снайпер и пулеметчик..." "Мы собираемся шагать не по Тереку. С кем нам в
этих местах единоборствовать?" "Вы повезете груз." "Кому-то нужны
пятисоттонные модули или рудный концентрат?" "Вы что, действительно не
знаете, зачем Пустовых нужна Верхняя Марха?"
"Если вы имеете в виду золото, то его во всем мире отправляют по
воздуху. Пригонят вертолет. Пустовых сказал, что безопасность перевозок..."
"Вертолеты умеют не только высоко летать, но и низко падать. Из-за
погоды, например. Во всяком случае, на нее списать аварию легче, чем, когда
имеешь дело с шагайкой. А места там словно специально созданы для таких
нештатных вроде бы ситуаций. Не просто дикие, как и девять десятых
территории Сибири. Хорошо, поясняю. Есть полюс холода, есть магнитный полюс,
а есть полюс мистики. Я уверен, что такой олигарх, как Пустовых, это знает и
никогда не доверит миллионы зыбкой воздушной стихии. Он происходит из
династии сибирских промышленников царского разлива. Его предки сюда еще с
Ермаком пришли. И он не зря ставит на вашу абсолютно всепогодную шагайку,
которая не может ни упасть, как любое воздушное судно, ни сесть на мель как
речное или утонуть как морское. Поэтому груз будет на вашем борту, капитан.
И, при любой конспирации, информация о рейсе с этим грузом будет куплена кем
надо. Вот почему на том же борту должны быть мы с Никитой."
"В пору моей молодости, - неуверенно улыбнулся я, - был такой фильм
"Путешествие будет опасным." Это вы нам и пророчите?" "Я не пророк, я -
рейнджер, профи. Гарантирую. Никаким спецслужбам не по зубам контролировать
все тринадцать миллионов квадратных километров Сибири! Уверен, что Пустовых
это тоже понимает."
"Толя и Никита работают в частной охранной фирме, - подала голос Ира. -
Без них в рейс вообще выходить нечего."
"Хорошо. Я постараюсь организовать вашу встречу с Вячеславом
Ивановичем. С моей стороны возражений нет, Толя. А... Никита - под вашу
ответственность." "Спасибо. Не смею далее навязывать вам свое общество.
Ирочка, спасибо за поручительство. До свидания, господа."
6.
"Да нет, при чем тут разница в возрасте? Все естественно, Марик... Ты
мужчина. Я женщина, - говорила Ира, наглухо задергивая шторы. - Просто у
каждой свои причуды... Наши интимные отношения от начала и до конца будут
происходить только в полной темноте. Если тебя это не устраивает, до
свиданья. Ищи себе другую. А мы сохраним дружеские служебные отношения "
***
"Времени у них было более, чем достаточно, - тихо говорила Ира. - И
других развлечений не было. Насиловать меня надоело, стали просто мучить кто
во что горазд... Как наказание после каждой моей попытки побега. Вот и
оставили на мне следы на всю жизнь." "Дикари какие-то!" "Что ты! Эстеты.
Бывшие студенты. Даже и не наркоманы, даже и пили не по-черному. Ко мне
неизменно обращались на "вы"..." "Зверье!.." "Да ты что! Ни одному зверю и
на ум такое не придет. Ни одна кошка с мышкой так не играет, как со мной эти
подонки..."
"А потом?" "Потом на берлогу, откуда они выходили на промысел
контрабанды оружия, случайно выполз Толик. Потерял сознание у нашего порога.
Тоже весь израненный, после побега из плена у чеченов. Мои хозяева решили и
с ним поразвлечься. И - доразвлекались..."
"Как же он, раненый, с ними справился?" "Так это же Толик! Я не зря его
сразу к тебе привела. И Никита ничуть не хуже. Только почти немой после
Кавказа. Даже Толя не знает, что с ним там происходило. А я, по-моему, и
голоса его никогда не слышала. Но попадает точно в цель даже с завязанными
глазами - на звук. Так что отнюдь не глухой." "Можно еще вопрос? Почему ты
сама так хочешь в этот рейс?" "Да потому, что путешествие будет опасным!"
"Жажда приключений? После всего..." "Ты прав - жутких приключений было
столько, что до конца жизни... Жажда мести!" "Кому?" "Игорю Гударову." "Это
он тебя... изуродовал." "Нет. Уродовал меня другой. Но идея была Гударова. И
он не упустил ни минуты понаблюдать за... процессом." "А при чем тут
шагайка?" "Толе стало известно, что Игорь знает о нашем рейсе и уже здесь."
"Тогда надо просто заявить в органы безопасности!" "Нет. Не надо. Во-первых,
нет никакой гарантии, что там не внедрен их человек. Но главное надо
организовать именно мою с ним встречу. Иначе, в лучшем случае, он умрет
не от моей руки! Теперь тебе все понятно?" "Да уж, куда понятнее... А
если он не нападет на шагайку?" "Игорь Гударов знает об ее истинном грузе.
Он просто не может не напасть на нас." "Тогда надо взять побольше охраны.
Есть три пассажирские каюты и..." "Тогда он не нападет так, чтобы
подставиться." "То есть..." "Надо, чтобы в рейс пошли Толя, Никита, ты и я.
И все."
7.
"Я думал ты мне грузовик проектируешь, а вижу какой-то танк. Ты ничего
не перепутал, Марк? Ты уже не в Израиле. Ты в Сибири. У нас с каждым соседом
мирный договор на сто лет подписан. Даже с корейцами и китайцами. С кем
воевать-то собрались, любезнейший? Да еще в такой секретной обстановке. Не
можешь без своего милитаризма?"
"Он тебе все объяснит. Давай Толя." "Всухую?" "Вот это сибиряк! А то у
нас в ресторане какой-то... еврейский разговор получается..."
"Слава, Марик обидится..." - глухо и хрипло сказала Ира.
"Марк? Ты действительно такие замечания принимаешь близко к сердцу?"
"После эмиграции я столько слышал обидного в мой адрес, как "русского",
что русский антисемитизм успел подзабыть..." "В Сибири, если хочешь знать,
никогда не было..." "Ври кому другому, - по-еврейски быстро опьянел я. -
Антисемитизм в СССР легализовался в восьмидесятые годы именно в
Новосибирске! Где впервые закричали, что жиды споили русских и довели их до
деградации?""Марик, а израильтянам русские чем не угодили? - уже захмелела и
Ира. - Почему вас, даже и не приняв за своих, стали угнетать?" "Во-первых, я
не говорил, что нас угнетали. Не любили, если точнее. И потом, мы жеприехали
из СССР, а тот издавна был на стороне наших смертельных врагов - арабов. Но
мои претензии к историческойродине не связаны с настроением, как говорится,
улицы. Негативным было отношение ко мне, как к специалисту, призванному
повысить обороноспособность своей новой родины! А я вам рассказывал, как
встретили мою шагайку. И все мои прочие проекты. И проекты других евреев.
Наша армия была сильнее всех арабских вместе взятых, это всем было известно!
А надо было быть сильнее всех, кто встал на сторону арабов. Чтобы не бояться
никого в мире... Хорошо мне там было или плохо, но я жил в чистой, теплой и
благоустроенной стране, где можно было ночью безопасно гулять по улицам и не
опасаться встречных групп молодых людей. А потом началась эпоха
постсионизма. Арабам передали Храмовую гору, изменили израильский гимн и
флаг. Из учебников истории убрали даже период еврейского подполья и
восстание в Варшавском гетто. Новые учебники сначала подчеркивали арабскую
правоту, а потом и нацистскую... После превращения еврейского государства в
государство для всех граждан, включая бесчисленных истинных и минимых
арабских беженцев, стирания "зеленой черты" Израиль стал вторым Гарлемом,
где боишься каждого встречного чернокожего. В наши уютные и спокойные до
того города в поисках вожделенной красивой западной жизни хлынули сотни
тысяч поголовно безработных палестинцев и претендентов в палестинцы.
Поскольку прогнозы о процветании Нового Ближнего востока ни на чем не
базировались, а капиталы и делатели чуть не все немедленно слиняли, то и без
того немногочисленных рабочих мест в общей для евреев и арабов Палестине
стало не "вдесятеро больше", а втрое меньше. Арабы стали промышлять разбоем
и грабежами." "Неужели ваша такая умная нация не могла это предвидеть? -
спросил Пустовых. - Ведь все решалось на свободных выборах?" "Все решалось
под мощнейшим внешним давлением. Так что Палестинская Федерация появилась
вместо Израиля, в том числе, и потому, что страна не была достаточно
вооружена. Израильские протекционисты на всех уровнях скормили наши
еврейские мозги всякой дряни... А сами брызнули из Страны, как блохи с тела
околевшего котенка, как только она стала опасной и невыгодной."
"А пресса? - налил всем собеседникам Пустовых. - Ты же мог поднять хай,
что, мол, отечество в опасности, а твоим шагающим танкам ретрограды разные
ходу не дают. Мобилизовать, так сказать, общественность..."
"Да я весь изорался на эту тему! Против меня даже держали специально
нанятого борзописца, который по своей бездарности слизывал у меня даже
заголовки." "Он что, не понимал, что действует против себя и своей семьи?"
"Амбиция вместо логики - такое же наследственное психическое заболевание
евреев, как русский антисемитизм. Неизлечимо даже при смешанных браках.
Скормленным мозгам, вроде моего, уже все вокруг казалось чуждым и
враждебным. Только потом до меня дошло, что мне враждебно на самом деле...
Вот мы и потеряли даже то малое, чем располагали." "А арабы довольны?" "В
том-то и дело, что нет! Все эти "беженцы" прибежали в богатую, вроде Америки
или Канады страну, а она становилась на глазах все беднее. Арабы поумнее тут
же вернулись "в страны рассеяния". Как и более-менее благоустроенные евреи.
Я думаю, что у Федерации есть только одно будущее - это прошлое Палестины до
еврейского восхождения. Пустыня. Никому не нужная и не интересная, покинутая
и теми, кто превратил ее в цветущий сад, и теми, кто этот сад в конце концов
затоптал..."
"Марик, а чем тебе тут, с нами, плохо?" - ластилась ко мне "седая
девушка", корча свои "улыбки". От этих ее гримас и хриплого голоса мне вдруг
стало так жутко, что захотелось поскорее уйти куда подальше и никого из этих
собутыльников в жизни больше никогда не видеть... Обсуждение драмы моего
идиотского народа в такой среде было сродни излиянию семейных проблем
прохожим на улице.
"Женщина права, - потное красное лицо Пустовых особенно действовало
мнена нервы. - Интереснейшую работу тебе дали. Капитаном сделали. Нафиг тебе
эти евреи вместе с их страной?"
"Как ни странно, друзья... - ударила меня вдруг изнутри теплая волна. -
Вот там и жара полгода такая, что жить не хочется... И природа вроде бы
бедная. Куда ей до моего родного Приморья или вашего Байкала! И хамсины, и
проходимцев полно, и рожи противные, куда ни глянь, а... я только там, в
отринувшем меня крохотном и нелепом Израиле, почему-то чувствовал себя на
Родине! Все время просто очень хотелось жить! Жить не давали, а где-то в
глубине души я был счастлив, что дома. Словно век прожил среди камней и
холмов... которые... которые уже никогда... никогда... - к своему стыду и к
общему изумлению вдруг горько заплакал я, по-детски шмыгая носом и вытирая
салфеткой заеденную бороду. - Все там меня со всех сторон били по чем
попало, все раздражало, а... нигде я бы не хотел... жить, кроме как в
независимом Израиле среди своих непутевых соплеменников... Вот... Говорил я
вам, что поить такого еврея как я нельзя?.. Теперь вам самим за меня и
стыдно..."
"Ничего никому не стыдно, - вытирал мне нос своим платком Пустовых. -
Нет ничего на свете чище пьяной слезы, Марик."
"Независимом! - закивал профессиональный воин Толя. - Как бы не так! Ты
думаешь, арабы утешатся тем, что вы поставили во главе общей страны их
лидера, оставив за белыми экономические рычаги, как до того эти черномазые в
Южной Африке? Да, вашей Федерации больше не грозит внешний враг. Она теперь
может запросто долбануть всей вашей мощью по любому Ираку, и никто в мире и
пальцем не шевельнет. Только чтоб эта публика с замотанными мордами приняла
вас, евреев,навеки согражданами, чтоб они да стали кому-то покладистыми
соседями? Как бы не так! Палестинцы сродни нашим вахабитам. Такому волку,
как ты его ни корми, можно верить только, когда он уже и лапами перестал
дрыгать. Чем дольше они живут на земле, тем сильнее наглеют. Ваши тоже
озвереют и... все сначала!"
"Ты прав! И так было всегда! В Хевроне евреи веками жили с арабами душа
в душу. А в 1929 году, как только англичане, в отличие от турок, ослабили
поводок, арабы всех евреев до единого вырезали! Наши верят договорам,
сколько бы арабы их ни нарушали. Нет народа добрее евреев. Во всяком случае,
там, где дело касается не своих... И ни одному народу его доброта не
приносила столько зла..." "Да какой же из тебя антисемит, Марик? - смеялась
Ира. - Это я зря придумала: вот, мол, из еврея в Израиле антисемита сделали.
А ты, оказывается, такой патриот своей нации, что нам всем впору
позавидовать." "Да ты что! - продолжал я плакать и сморкаться. - Да я в
семидесятые после герасимовского фильма "Дочки-матери" уснуть не мог -
завидовал грузину Резо, что не стесняется в Москве быть грузином только
потому, что знает - у него есть национальный очаг. А у меня? Вот тогда я и
решил во что бы то ни стало уехать в Израиль! На родину..."
"Господа, господа, - постучал ножом по стакану Пустовых. - Мне ваши
евреи, арабы и прочие чурки с глазами до балды. Только капитана вы мне этими
дурными разговорчиками деморализовали. И Ирка уже вот-вот раскиснет. Кто мне
шагайку на Марху приведет? Давайте о главном. Так чего это ты, Марик,
заказал турельную артустановку на шагайку?"
"Толя?"
"Если ты найдешь то, ради чего только и заказал шагайку, на чем ты,
Слава, повезешь этоиз Верхней Мархи? - начал тот. - На вертолетах, которые
обладают уникальной способностью вынужденно садиться именно там, где это
надо совсем не тебе?.." "Найду? Да мои люди уже перехватили старателя и все
скупили подешевке. Груз уже на вахте... На чем повезу? Конечно, на шагайке.
Ты прав. Я только ради этого ее и заказал. Концентрат - ширма. Миллионы
вбуханы только ради неуловимого прииска."
"Вот поэтому я и здесь, - резюмировал Толя. - И поэтому автор шагайки и
ее капитан, хоть он еще не докопался до секрета полишинеля, и заказал мне
зажигалку, если кто по дороге попросит прикурить."
"Как ты себе представляешь этого прохожего? В виде чеченского сводного
отряда, прошедшего переподготовку и перевооружение в Афганистане?"
"Если не круче. Когда на борту миллионы готовых долларов, ни на
наемников, ни на противотанковые ракеты денег не жалко. Поэтому на нашем
борту должен быть разведывательный вертолет, радар, ракетная установка
земля-воздух и все прочее, включая меня и Никиту, механиков-ремонтников,
умеющих управлять и шагайкой, и вертолетом. И метко попадать в цель изо
всего, что стреляет!"
"Но министерство внутренней безопасности уже заключило со мной контракт
и..."
"В Чечне все, казалось бы, было просмотрено из космоса, с воздуха,
разве что не из-под земли, а банды творили все, что хотели с кем угодно,
пока там, следуя доброй старой традиции освоения Кавказа, нерасселили массу
вооруженных до зубов поселенцев-казаков. Бандиты ушли из Чечни. Но они живы.
И ничего другого, кроме как грабить и убивать, не умели и не умеют."
"И еще они умеют кооперироваться, - прохрипела Ира. - О том, как
выглядят бандитский интернационал мне известно лучше вас всех."
"У меня, - сузил и без того удивительно жестокие глаза Толя, - такой,
знаете ли, охотничий азарт на этого сильного и коварного зверя, что я его
присутствие чую почище, чем Дерсу Узала тигра в Уссуриской тайге. Пока мы
тут проводим наш военный совет, где-то... возможно совсем недалеко, они
совсем не спят! Путешествие будет опасным!.."
8.
"Монтаж вместо строительства, многократное повышение агрегатной
мощности оборудования, использование вместо верботы на морозе индустриальных
рабочих в их цехах для сооружения нашего предприятия, - сказал журналистам
директор будущего комбината, - не только снижает его себестоимость, но и
многократно повышает надежность. Это давным-давно всем ясно. Просто такой
шагайки не было. А она не только перевезет в район месторождения первую
очередь комбината в виде двух моноблоков полной заводской готовности, но и
там поставит их "на болты". Вахта уже делает фундамент."
"А где эти люди сейчас там живут?" - торопился телевизионщик.
"Живут временно в обычных балках."
"Знаем мы эти "временные" вахтовые поселки... А где будут они жить
потом?"
"Вторым рейсом мы доставим им гостиничный комплекс высокого класса
общей площадью около тысячи квадратных метров. С оранжиреей, бассейном и
сауной."
"Первым рейсом, - добавил я, - шагайка доставит туда в своих трюмах
модуль-энергоблок, карьерную технику, горючку, рефконтейнеры-склады с
провизией, стройматериалы для фундаментов и дорог в поселке и так далее.
Вместимость ее корпуса около пяти тысяч кубометров!"
"Не зря Марк Борисыч свое детище называет судном, - добавил директор. -
До него при подобном освоении месторождения каждый кирпич и гвоздь были
дефицитом, так как все везли по воздуху."
"Нужно Пустовых это месторождение, как волку зубная паста, - услышал я
сзади чей-то голос. - С советских времен в Сибири никто ничего нового не
осваивает... Камуфляж все это. Старателя ему надо выследить на шагайке, а не
концентрат добывать!.."
Что за старатель? - думал я. - Почему все, кроме меня, все знают?
Впрочем, мне-то какая разница? Своя каюта и... юная буфетчица впридачу...
Что еще надо для полного счастья?
9.
"Вы не представляете, каким приятным сюрпризом для нас было ваше
решение, Марк Борисович! Сначала у меня глаза на лоб полезли: сделайте нам
шагающую машину... Почему именно мы? А оказалось, что это обычный
строгальный станок со станиной и суппортом. Действительно все в нашей
компетентности,- потирал руки директор станкостроительного завода. - Мы
давно производимвсе подобные элементы. Скажем, гидропанель управления
операциями - прямо один к одному! Наши станки, Марк Борисович, - штучная
продукция. Каждый - уникальное сооружение, но работают по всему миру
десятилетиями без поломок и ремонта. Конкурентов у нас почти нет. Вот и
сделали нашу шагаечку в наилучшем виде! Тем более в кооперации с корабелами,
коль скоро вы задумали амфибию. А что, кстати, предлагал ваш американец в
Израиле вместо гидравлики? Серьезно?.. Нет, пожалуй, гидроцилиндры и
гидромоторы куда недежнее. Тем более в удаленных районах, где ни на какую
помощь надеяться не приходится. И дешевле. Хотите взглянуть?" "Еще бы..."
Шагайка была похожа на что угодно, только не на паука или иное
животное, с которыми ассоциируется сама идея шагания. Стальная коробка с
надетой на нееплатформой-рамой. При длине пятьдесят, ширине пятнадцать и
высоте шесть метров, сооружение походило на небольшое судно.
Марк, Пустовых и заводское начальство поднялись на палубу, с нее на
ходовой мостик. Толя запустил дизель-насос. Раздался короткий гудок, и все
сооружение стало подниматься на трехметровых ногах. Движения были
бесшумными, Ни качки, ни тряски движущихся частей. Станок! Шагайка прошагала