---------------------------------------------------------------
© Copyright Shlomo Wulf = Dr Solomon Zelmanov 04-8527361
HAIFA, ISRAEL, 2001
Email: solzl@netvision.net.il
Date: 1 Jul 2001
---------------------------------------------------------------
"В 1881 году, когда мало кто верил даже и в цирковые трюки с полетами
людей наподобие птиц, Александр Федорович Можайский предрек будущее
аппаратам тяжелее воздуха. Через сто лет, заявил российский морской офицер,
никто не сможет и представлять себе, как могло существовать человечество без
регулярных воздушных сообщений. А сегодня мы здесь собрались, чтобы заявить
о новом витке развития техники. За миллионы лет эволюции природа не создала
колеса. Пора исправить ошибку цивилизаций. Наземное будущее принадлежит
шагайкам..."
Давно забытый сон... 1988 год. Теплый уютный Волгоград, экскурсия на
Мамаев Курган с его бетонным облаком - неправдоподобно циклопической
Матерью-родиной, благородная синева и прозрачность великой реки, Первая
Всесоюзная конференция по шагающим машинам и механизмам - парад всевозможных
изобретений, проектов, разработок, моделей.
Была ли среди них главная героиня нашей повести? Попал ли автор этой
шагайки в свободный мир? А потом - вернулся в мир, вроде бы освобожденный? А
потом - и вовсе черт знает в какой мир, которого и быть-то не может? Бог
весть...
Автору достоверно известно только одно. Я и доктор Арензон, от имени
которого ведется повествование, - отнюдь не одно и то же лицо. Я вообще не
уверен, что человек, передавший мне свой дневник, существовал в природе.
После того, как я перенес основное содержание его записок на хардиск,
рукопись таинственным образом исчезла, Арензон больше в моей жизни так и не
возникал. Я никогда не был знаком с его израильским и сибирским боссами,
бывшей женой, кавказской любовницей, рейнжером Толей, не говоря о прочих
персонажах нашей повести, которых, ни в одном из миров, кроме арензоновской
фантазии, скорее всего, и существовать не могло.
Так что если кто-то вдруг тут "узнал" меня, себя, своих друзей или
врагов, то это проблема не моих, а его галлюцинаций. Мало ли похожих людей и
ситуаций!
Скажем, Арензон мне как-то рассказывал: идем, мол, мы со Львом
Давыдычем по Уругваю, а ранцах хлюпет вода, слышны крики попугаев и гармошки
голоса...
Нет, этому вы тем более не поверите, а потому давайте о чем-нибудь
попроще.
Должен вам призанаться, что я лично ни одному слову из этих записок не
верю. И публикую их по одной-единственной причине - уж больно мила мне его
шагайка, лапочка такая восьмикопытная... На мою родную похожа, если не
лучше. Так что прости меня, читатель, что я ей уделяю так много внимания в
начале повести. А ну как кто ее полюбит так же!..
А остальные персонажи... Ну, воля ваша, откуда, скажем, мог взяться
миллионер, что открывает наши страницы? Ну никак не может быть таких ни в
одной стране, да и вообще в живой природе...
1.
1.
"Сколько-сколько? - чуть ли не страхом посмотрел на нас с Радищевым
президент компании Вячеслав Пустовых. - Саня, с каких это пор меня принимают
за идиота? В чем дело? Да я сам быстрее хожу. Три километра в час! В век
скоростей. Мне что, делать, по-твоему, нечего - обсуждать такой проект?"
Я дал себе слово не волноваться! Давно пора к непрухе относиться с
юмором. Иначе... А чего я, собственно, ждал? Кому нужен любой проект, в
любой стране? Мало мне это объясняли? Остается привычно повторять волшебное
японское слово. Что бы они сейчас ни сказали, как бы ни решили.
В зеркале на стене я видел свою потасканную физиономию, криво
повязанный галстук и непозволительно тревожный взгляд. Не сводя глаз с этого
отражения, я произнес про себя заклинание, расслабил мышцы
трагически-еврейского лица и позволил себе небрежно оглянуться вокруг.
В коврах и панелях огромного кабинета, как во всей этой новой-старой и
родной-чужой стране, сочетались купеческая роскошь с партийной помпезностью,
заквашенной на сталинском аскетизме. Все было раздражающе новым и
одновременно гнусно узнаваемым, почти забытым. Вернулся на свою голову,
идиот?.. Тогда относись ко всему с тем же сарказмом, с каким некогда отсюда
уезжал, пробив головой стену в соседнюю камеру. А теперь - обратно. Тут тоже
относительная порядочность советского периода давно сменилась беспардонным
цинизмом свободного мира. Пригласили, обнадежили, а сейчас отшвырнут? А где
иначе? Повсюду действует закон джунглей. Как только им становится ясно, что
человек больше не нужен, о нем немедленно и беспощадно забывают, как бы ни
обнадеживали. Ах, мне нельзя теперь возвращаться в Израиль? Мне там грозит
долговая тюрьма за сокрытие заработков по-черному?... Это - мои проблемы.
Им-то какое дело? Попросить помочь мне остаться здесь? Где и без меня прорва
ничуть не худших специалистов мыкаются без работы или с работой без
зарплаты? Вполне легальные граждане, между прочим, иные много моложе меня.
Что я тут буду делать без пенсии, без гражданства? Так и надо дураку,
который после бесчисленных обломов мог поверить, что кто-то где-то в мире
может платить старику деньги за работу по его квалификации...
"Семьдесят километров в сутки, - между тем спокойно продолжал
консультант миллионера с поразительным полным именем Александр Николаевич
Радищев. - Это не так уж мало." "Ты снова шутишь, Санек? Моя "хонда" дает
столько в час, да и то, когда я на ней по скользкой дороге из гостей
возвращаюсь!" "Вот именно - по зараннее проложенной и расчищенной для нее
дороге, а не сквозь тайгу и тундру, летом и зимой, в любую погоду. И
перемещает она тебя с парой девиц или собутыльников, а недве тысячи тонн,
включая, если надо, два моноблока массой по пятьсот тонн каждый."
"А это... что, тысячи тонн переносит одним рейсом?"
"Вот именно. И, повторяю, без дорог. Врубись, кому это надо больше
нас?"
"Три километра в час означает... две тысячи километров за месяц. Это
примерно как раз расстояние до... Стоп! За месяц дошагать до Верхней
Мархи?.." - почему-то пошел пятнами Пустовых.
"Вот именно!"
"А сколько километров железной дороги можно туда проложить за месяц? -
решился вступить в разговор и я. В конце концов, терять-то мне уже нечего.
Хотя я не понимал причины внезапного волнения Пустовых. - Двадцать. И то без
сложных мостов и туннелей. Сколько понадобится рабочих, техники, материалов?
И сколько надо будет людей и средств, чтобы эту дорогу потом содержать на
вечной мерзлоте в рабочем состоянии?"
"Он прав, - подхватил Радищев. - Тебе ли не знать, что это за гиблые
места: метели и заносы зимой, паводки весной, распутица летом."
"И вам надо построить жилье, школы, больницы. для всех строителей этой
дороги и ее последеющей обслуги, - по своей дурной привычке перегибал я
палку. - Кто будет потом содержать этуинфраструктуру?"
"Да не собираюсь я ничего там строить! - раздраженно откликнулся
Пустовых, но его тон противоречил явному интересу, с которым он смотрел на
мои чертежи. - Никто в постсоветские времена никакие проекты века и не
рассматривает. Но ты прав, Марк Борисович, - обратился он, наконец,
непосредственно ко мне. - Кому будет нужно все это освоение, включаядорогу и
подопечное население после того, как месторождение будет исчерпано? Если
инициаторы БАМа именно таким макаром всего лишь попали в историю
авантюристами и прожектероми, то новому русскому за подобную глупость грозит
нечто худшее. Давай, рассказывай, какая твоя альтернатива?"
У меня остановилось дыхание и привычно потемнело в глазах, как всегда,
когда приходилось волноваться. Если уж теперь, когда мне дали слово, не
смогу никогоубедить, на родном-то языке, наконец, то надо... даже не
представляю...
"Ты что? Сам сомневаешься, что тут есть решение? - уже тревожно
вглядывался в потрепанного иностранца сибирский промышленник. - Давай. Не
бойся. Я только на вид дурак-дураком. Внутри себя я умный, вон хоть Саню
спроси."
"Первым же рейсом шагайка за месяц доставит туда на палубе два
500-тонных модуля первой очереди готового обогатительного предприятия, а в
своих трюмах - стройматериалы, технику для добычи руды, энергоблок, горючку.
А еще через месяц привезетк железной дороге, две тысячи тонн руды в трюмах."
"Руды? А концентрат?" "Первым рейсом, естественно, руда, а уже вторым рейсом
и все последующие годы - обогащенный концентрат с минимальной
себестоимостью, потому что..." "Погоди доказывать. Ты мне другое подтверди.
Я что, плановую продукцию получу через... четыре месяца после выхода шагайки
в первый рейс? Такого никогда и нигде не было."
"А мы тебе о чем толкуем? - обрадовался консультатнт. - В этом-то все и
дело! Комбинат он доставит туда в виде оборудования полной заводской
готовности. Агрегатная мощность - на порядок больше, чем достижимо при
перевозках по дорогам." "Интересно... Итак, круговой рейс шагайки..." "Около
двух месяцев. За год шесть рейсов, 12 тысяч тонн концентрата." "Оценочная
мощность Верхней Мархи сто тысяч тонн в пересчете на концентрат, - заметил
Пустовых. - Для такого грузопотока..." "Нужен флот из семи шагаек," - сказал
я. "А инфраструктура? Кто-то же должен там работать." "Уже вторым рейсом, -
подмигнул мне Радищев, - туда будут доставлены жилые моноблоки для
супер-комфортабельного вахтового поселка. И работа комбината на молную
мощность начнется уже через полгода. Сколько лет строился БАМ, чтобы
получить первую партию продукции?"
"Действительно... Саня, в этом что-то есть. Так твоя скотинка, Марк
Борисович, - уже ласково обратился Пустовых ко мне, - способна пройти две
тысячи километров по полному бездорожью от станции Усть-Кут до Верхней
Мархи? Без постройки какой-либо магистрали?"
Господи, сохрани и помилуй! - оставалось мне только молиться на иврите.
- Прости мои грехи и спаси, пощади меня, не карай... Только на милосердие
твое уповаю, только...
"Теоретически это возможно, - с трудом произнес я вслух. - Но...
шагайку надо еще спроектировать, построить, испытывать, прежде чем
осуществлять пробный рейс и запускать в серию твердоопорные суда."
"Он хоть карту видел? - прозвучал усталый презрительный голос.- Там
хребты Непроходимая тайга!.."
Голос принадлежал самому опасному для меня здесь человеку -
респектабельному седому экономисту-еврею из свиты Пустовых. Мой ровесник.
Предпочел родине галут. Cовсем иной испытательный срок за эти годы.
Ухитрился не опуститься ни на свое, ни на чужое дно. Для таких людей главное
- самоутвердиться, а это проще всего сделать унижением соперника. Вот он и
говорил обо мне в третьем лице.
Пустовых с изумлением поднял бровь. Представляю, сколько было в моем
взгляде на соплеменника ненависти, отчаяния и смертельной тоски!
"Шагайка, - начал я, - действительно не способна карабкаться по горам,
но..."
"Мы тоже не пальцем деланные, - весело перебил меня Радищев. - И с
картой поработали, и с макетом местности в музее. Весь фокус в том, что
дороги для шагайки проложены по всей нашей стране самой природой. Это -
долины рек и их притоков. Она будет по ним плавать или шагать вброд, а потом
переходить из одного бассейна в другой по водоразделам."
Экономист набрал было полную грудь воздуха для немедленного возражения,
не ожидая, когда Александр Николаевич закончит свою фразу. Такого полемиста
интригует только барский окрик, а совсем не мнение любого собеседника. И
окрик немедленно последовал.
"Помолчи-ка, Аркадий Ильич, пока я тебя не спрошу, - лицо Вячеслава
Ивановича вдруг побледнело и окаменело. - Тут мне та-а-акое светит! Я сказал
- заткнись! - рявкнул миллионер, видя, что сибирский еврей вот-вот
взорвется. - Предположим, твоя скотинкаперевезет на себе два моноблока по
пятьсот тонн, - обратился он ко мне. -А где взять на Мархе кран, чтобы их
снять с шагайки и установить куда надо? У нас и в Усть-Куте такого крана нет
и не будет."
"Шагайка, - мельком взглянул я на своего врага,озадаченного сменой
настроения всесильного хозяина, - сможет не только перевезти туда первым же
рейсом два моноблока обогатительного предприятия, но и самапоставит их "на
болты". И через сутки после этого отправится в обратный путь с двумятысячами
тонн концентрата в трюмах и в грузовых модулях на палубе."
"Рыночная цена верхнемархайского концентрата, - между тем
сориентировался в обстановке и тертый экономист, - три тысячи долларов за
тонну. Доход от работы такого флота твердоопорных судов составит 300
миллионов долларов в год..."
"Расчетные расходы, - быстро подхватил Радищев, - не более 80. Чистая
прибыль - 220 миллионов в год."
"Вот теперь ты возражай, Аркаша, - милостиво обратился, наконец,
миллионер к своему еврейскому мозгу. - Предположим, мы послали этого
иностранца нахер и поручили кому-то обосновать туда же не железную дорогу, а
хоть автотрассу?"
"Если строить по полтора километра в день, - открыл тот папку, -
постройка двух тысяч километров автомагистрали займет не менее четырех
лет..."
"А за это время, - не хуже сибирского еврея нагло полез в разговор я
сам, - шагайки заработают около миллиарда долларов."
"На этом сраном концентрате..." - вырвалось у Пустовых.
"Вот именно! - пошел теперь пятнами от волнения Радищев. - Один рейс
шагайки даст столько же..."
Я тотчас потерял мысль и растерянно переводил глаза с одного на
другого. До сихпор только концентрат Радищева и интересовал...
"Столько же! - воскликнул Пустовых. - Сказал тоже! Даже поверить
невозможно, сколько даст единственный рейс... куда надо!.. Ты чего
таращишься Марк Борисыч? Видел в молодости "Семнадцать мгновений весны"?
Концентрат будет, как пастор Плятт... Фигура прикрытия. Вот Аркаша уже все
понял, верно?"
"Еще бы, - засуетился экономист. - Скажу больше..." "Все! - нервно
замахал руками Пустовых, напоминавший теперь экранного Петра Великого. - Не
давите на меня. Я и так уже ваш. Хорошо. Вернемся, однако, к этому
пастору... как его..." "Шлаг. Итак он прет себе на лыжах сдуру в чужую
Швейцарию, - смеялся Радищев, - пока умный Штирлиц в своей родной фашистской
Германии..." "Вот именно! Пусть наш пастор Плятт обсуждает что надо и с кем
надо. Только для того, чтобы писаки-не-головы-а-сраки, вспомнив
комсомольскую молодость своих отцов и дедов, громко объясняли всему миру,
зачем это тупой Пустовых тратит миллионы на пионерную идею, чего никто
давным-давно не делает. Ну-ка, дави теперь, Марк Борисович, конвенциональный
вариант, как клопа. Итак, я построил автотрассу с ее мостами и туннелями,
терпеливо дождался первого самосвала с концентратом, и..."
"И последующая его доставка, - меня тут же понесло по подготовленной
колее, хотя все эти странные замечания и сбивали с толку, - обойдется вам
почти вдвое дороже, чем на шагайках. Не говоря о расходах на содержание
прорвы народу на строительстве автотрассы, о необходимости обеспечения жизни
этих людей и их семей в черт-те каких условиях. Ведь к тому же будет нужен
постоянный штат для поддержания трассы в рабочем состоянии, поселки для
членов их семей. То есть речь пойдет о заведомо временном но освоении!
Именно то, что произошло с БАМом."
"Представляю, - скрипнул зубами Пустовых. - Все поселки для строителей
этой магистрали, для ее обслуги, наконец, для работников самого комбината
останутся на мне вечным грузом, когда мы рано или поздно исчерпаем
месторождение и все бросим. Нас будут сношать все, кому не лень. Наплодили,
мол, нищету, нажив миллиарды. И навесят нам эту публику на вечное
содержание!"
"А с шагайками, - уже ничего не соображая, горел я, - вам ничего не
стоит , как только кончится руда, в считанные недели перебазировать свое
предприятие! Грузим моноблоки на своивьючные машины и - к другому
месторождению. А оно может оказаться и втрое ближе."
"Тут Марк Борисович совершенно справедливо намекнул на низкую
себестоимость концентрата, - льстиво заверещал преображенный экономист. -
Одно дело изготовить горное предприятие в цеховых условиях где-то в
Новосибирске, доставить его к Усть-Куту, собрать из трех модулей полной
заводской готовности 500-тонный моноблок, который шагайка сама принимает на
свой борт, чтобы потом поставить на болты в Вехнемархайске под ключ, а
другое - перевозить тот же комбинат на автотрейлерах в деталях массой
десять-двадцать тонн с монтажом черт знает чем и кем в "героических"
условиях. На одном этом мы выиграеммиллионов шестьсот! Вот с чего надо
начать визит пастора в Швейцарию..."
"А сколько миллионов умный Штирлиц должен реально вбухать в первую
шагайку, чтобы убедиться, что она вообще умеет двигаться, как показано на
этой кассете, где она, по-моему, хромает у вас на все четыре ноги?.."
"Головное судно, - снова кольнуло меня беспокойство, - обойдется не
более чем в пять миллионов долларов, а серийное - два-три."
"Это не деньги, - нетерпеливо махнул рукой миллионер. - Ладно,
считайте, что вы меня убедили. Если ты, Марк, при любых затратах, на которые
способна твоя фантазия, доставишь туда оборудование и вахтовый поселок для
добычи хоть тонны... чего угодно, но не через пять-десять лет, а хоть через
год... то мне потом этот твой концентрат сто лет и нахер не нужен... Но пока
надо всем показать, как мне же это выгодно."
"Вот подробный анализ геологов и прогноз металлургов," - сказал
Радищев.
"Да это уже все знают, - отмахнулся Пустовых. - Там бы давно все было и
без нас схвачено, если бы хоть с Севморпути, хоть от ближайшего аэропорта
можно было добраться до месторождения Все экспертизы немедленно ставили на
Верхней Мархе крест - технически неосуществимо, экономически нерентабельно."
"А тут - сам комбинат и вахтовый поселок можно развернуть в какие-то
полгода, - как мне казалось, добивал я. - Почти без вложений в дороги. И
потом годами без дорог, поездов и автомашин, в любую погоду и в любое время
года вывозить оттуда готовую продукцию и завозить туда все необходимое.
Экипажем шагайки из нескольких человек."
"А трасса для шагаек?" - снизошел до прямого вопроса у меня лично
экономист.
Но я и его больше не боялся: "Вы правы! Для более подробной разведки
месторождения надо зафрахтовать вертолеты. Они же будут обеспечивать тех,
кто будет все это время бить тропу. Я имею в виду тщательный выбор и
подготовку трассы шагания. По ней следует зараннее устранить непреодолимые
препятствия направленными взрывами, а также расставить маяки-отражатели,
связанные с бортовым компьютером шагайки для точной ориентации каждого ее
шага."
"Если это так, что за чем дело стало? - устало сказал Пустовых. Мне уже
было ясно, что его почему-то совершенно не интересуют ни комбинат, ни
концентрат, а только шагайка как таковая. - Промышленность готова произвести
сегодня все, что угодно! Что тебе нужно, чтобы шагайка зашагала?"
"Подробная конструкторская разработка, изготовление и испытание модели,
проектирование и производство головной шагайки и аппробация с Верхней
Мархой, после чего вы, Вячеслав Иванович Пустовых,станете первым в мире
владельцем твердоопорного флота шагающих судов, перекрывающих своими
трассами всю Сибирь. Став владельцем моего патента, вы технологически
выйдете на мировой рынок и станете строить шагайки для подобных вашей стран
- Канады и Австралии..."
"Это все дело десятое, - переглянулся Пустовых с Радищевым, - если
шагайка дошагает до места..." "Дошагает! - подмигнул мне Александр
Николаевич. - Лишь бы твой, Слава, профессор не оказался очередным
шарлатаном..."
Какой профессор? Речь явно не обо мне... До какого такого места? Я
совершенно перестал что-либо понимать...
***
"Вы позволите пригласить вас ко мне домой на "чашечку водки"?", -
проворковал экономист, когда мы уже спускались с Радищевым по роскошной
лестнице дворца-оффиса Пустовых.
"Я не пью водку чашками," - буркнул я под смешок Александра
Николаевича.
"Тогда просто на наш сибирский чай, - настороженно настаивал Аркадий
Ильич. - Расскажете нам с женой, что нас ждет на исторической родине, если
мы решимся последовать вашему примеру. А то мы тут засиделись..."
"Ну, а я с вами прощаюсь, - поморщился Радищев. - Мне родину выбирать
не приходится. С деньгами везде родина, а без денег на любой родине -
чужбина!"
"Я уже позвонил Фирочке, - почти умолял меня полезный еврей. - Она ждет
нас с заливной рыбкой. Кстати, можете меня звать просто Аркашей. А вы
Марик?"
"Я никто, - пробормотал я. - Простите и попробуйте сами понять, могу ли
я придти на какую-то чашечку к таким, как вы.Прощайте..."
2.
"Меня зовут Вадим Анатольевич, я главный конструктор этого бюро. Мне
ваша шагайка очень нравится, но... ведь это же какой-то паралитик, а не
машина, - смеялся он. - Вы сами, Марк Борисович, согласились бы месяцами
ежеминутно дергаться в его корпусе при каждом шаге?"
"Я уже согласился, - ответил я. - По условиям контракта я сам, доктор
Марк Борисович Арензон, и назначен капитаном головного судна. Что же
касается обитаемости машины, то вот компенсационная система, а вот общее
расположение жилых, бытовых и служебных помещений в корпусе судна. Это вам
не кабина дальнобойщика." "Ну, знаете ли, эти ваши причиндалы - плавательный
бассейн, сауна, кают-компания, каюты и прочее обойдется в копеечку, не так
ли?" "В процентах от того, что заработает шагайка, это мелочи, - поморщился
я. - Меня гораздо больше беспокоит усталостная прочность металла при
разгонах и торможениях циклопических масс."
"Коль скоро шагайку поручено проектировать нам - станочникам, -
отмахнулся Вадим Анатольевич, - то эти проблемы решаемы. Мы научились не
бояться инерции покоя и движения. Масса горизонтально-строгального станка с
заготовкой-изделием, как и ускорения при возвратно-поступательных движениях
его частей соразмеримы с вашими. А вот ваша система рекуперации энергии нас
просто восхитила! Поздравляю. Кстати, а почему вы не построили шагайку у
себя в Израиле? Насколько я знаю, идея родилась еще в СССР и, судя по
видеокассете, была принята у нас достаточно благожелательно. Неужели на
Западе публика консервативнее? Тут у меня уже крутятся наши военные из
Владивостока. Нельзя ли им, мол, вариантик десантного шагающего судна
сварганить?"
"Шагайка, - неохотно ответил я, - и родилась-то как нечто вроде
десантного судна. Для доставки грузов на необорудованный берег Арктики и
Дальнего Востока." "И что же?" "И военные из Тихоокеанского флота были
знакомы с моим проектом."
"И что же?" "То ли не убедил, то ли руки не дошли. Я же уехал уже через
год после разработки проекта. А там подоспела ваша контрреволюция, свобода,
беспредел. Не до новаций." "Хорошо, а в Израиле? Тамошние военные? Ведь
Израиль считается во всем мире интеллектуальным титаном."
"Знаете... Я и в Израиле избегал особо ругать Советский Союз, и в
Сибири не намерен ни с кем обсуждать свою страну и мою собственную
биографию..." "Более, чем понятно. Похвальная деликатность. Но мы можем
спросить хотя бы, почему заказчик попросил разыскать для вас кульман. Вы
что, не владеете "автокадом"?" "Увы... Впрочем, моя часть проекта будет не
подробнее эскизной стадии, а технический и рабочий проекты ваши конструкторы
сами сделают на компьютере." "Хорошо. Но вы-то не у кульмана же работали в
своей самой компьютеризированной стране в мире?" "Нет. Если уж вы так
настаиваете, то я должен признаться, что все эти годы я в Израиле... вообще
не работал... Во всяком случае, инженером." "Вы? С вашим букетом уникальных
проектов?" "О мертвых либо хорошо, либо ничего..."
3.
Кульман действительно смотрелся каким-то мастодонтом в рабочем зале
ЦКБ.
Мне не верилось, что я снова работаю, о чем за многие годы и мечтать
забыл, что вокруг коллектив, что я хожу обедать в столовую, а не сижу на
солнцепеке с питой, которую надо успеть за минуты перерыва затолкать двумя
руками в рот и запить водой из горлышка бутылки, что вокруг человеческая
речь, а не дикие выкрики арабов и "марокканцев", что за двойными рамами
снег, а глаза не залиты выжигающим потом. Что вокруг жизнь, а не ожидание
очередного подвоха...
Что можно украдкой любоваться женскими лицами и фигурами, а не отводить
глаза... Что начальство вежливо советуется со мной на "вы", а не орет через
весь раскаленный двор, обращаясь, как к собаке, которую могут в любой момент
выгнать, ничего не заплатив.
На меня посматривала седая женщина неопределенного возраста в закрытом
черном платье. Она сидела за своим компьютером прямо напротив, и ее
лишенными всякого выражения прозрачные глаза на бледном неподвижном лице
казались слепыми или мертвыми.
Я позволил себе улыбнуться ей. Женщина сморгнула и словно состроила мне
рожу - ее лицо неприятно сморщилось, верхняя губа задралась почти до носа,
обнажив ровные белые зубы, а мертвые глаза вдруг закатились, оставив
видимыми только белки, а потом судорожно сузились, прожигая меня бездонными
зрачками.
Сразу после этих манипуляций женщина резко встала и стремительно
направилась к выходу, судорожно комкая носовой платок у покрасневшего от
хлынувших слез носа. Я невольно отметил ее стройную фигуру, легкую юную
походку и впервые усомнился, что седая дама - моя ровесница.
После этого улыбаться ей я не решался.
Впрочем, мне было не до флирта и улыбок. Надо было устоять на ногах, а
потому делать свое дело изо всех сил, которых для такого проекта практически
© Copyright Shlomo Wulf = Dr Solomon Zelmanov 04-8527361
HAIFA, ISRAEL, 2001
Email: solzl@netvision.net.il
Date: 1 Jul 2001
---------------------------------------------------------------
"В 1881 году, когда мало кто верил даже и в цирковые трюки с полетами
людей наподобие птиц, Александр Федорович Можайский предрек будущее
аппаратам тяжелее воздуха. Через сто лет, заявил российский морской офицер,
никто не сможет и представлять себе, как могло существовать человечество без
регулярных воздушных сообщений. А сегодня мы здесь собрались, чтобы заявить
о новом витке развития техники. За миллионы лет эволюции природа не создала
колеса. Пора исправить ошибку цивилизаций. Наземное будущее принадлежит
шагайкам..."
Давно забытый сон... 1988 год. Теплый уютный Волгоград, экскурсия на
Мамаев Курган с его бетонным облаком - неправдоподобно циклопической
Матерью-родиной, благородная синева и прозрачность великой реки, Первая
Всесоюзная конференция по шагающим машинам и механизмам - парад всевозможных
изобретений, проектов, разработок, моделей.
Была ли среди них главная героиня нашей повести? Попал ли автор этой
шагайки в свободный мир? А потом - вернулся в мир, вроде бы освобожденный? А
потом - и вовсе черт знает в какой мир, которого и быть-то не может? Бог
весть...
Автору достоверно известно только одно. Я и доктор Арензон, от имени
которого ведется повествование, - отнюдь не одно и то же лицо. Я вообще не
уверен, что человек, передавший мне свой дневник, существовал в природе.
После того, как я перенес основное содержание его записок на хардиск,
рукопись таинственным образом исчезла, Арензон больше в моей жизни так и не
возникал. Я никогда не был знаком с его израильским и сибирским боссами,
бывшей женой, кавказской любовницей, рейнжером Толей, не говоря о прочих
персонажах нашей повести, которых, ни в одном из миров, кроме арензоновской
фантазии, скорее всего, и существовать не могло.
Так что если кто-то вдруг тут "узнал" меня, себя, своих друзей или
врагов, то это проблема не моих, а его галлюцинаций. Мало ли похожих людей и
ситуаций!
Скажем, Арензон мне как-то рассказывал: идем, мол, мы со Львом
Давыдычем по Уругваю, а ранцах хлюпет вода, слышны крики попугаев и гармошки
голоса...
Нет, этому вы тем более не поверите, а потому давайте о чем-нибудь
попроще.
Должен вам призанаться, что я лично ни одному слову из этих записок не
верю. И публикую их по одной-единственной причине - уж больно мила мне его
шагайка, лапочка такая восьмикопытная... На мою родную похожа, если не
лучше. Так что прости меня, читатель, что я ей уделяю так много внимания в
начале повести. А ну как кто ее полюбит так же!..
А остальные персонажи... Ну, воля ваша, откуда, скажем, мог взяться
миллионер, что открывает наши страницы? Ну никак не может быть таких ни в
одной стране, да и вообще в живой природе...
1.
1.
"Сколько-сколько? - чуть ли не страхом посмотрел на нас с Радищевым
президент компании Вячеслав Пустовых. - Саня, с каких это пор меня принимают
за идиота? В чем дело? Да я сам быстрее хожу. Три километра в час! В век
скоростей. Мне что, делать, по-твоему, нечего - обсуждать такой проект?"
Я дал себе слово не волноваться! Давно пора к непрухе относиться с
юмором. Иначе... А чего я, собственно, ждал? Кому нужен любой проект, в
любой стране? Мало мне это объясняли? Остается привычно повторять волшебное
японское слово. Что бы они сейчас ни сказали, как бы ни решили.
В зеркале на стене я видел свою потасканную физиономию, криво
повязанный галстук и непозволительно тревожный взгляд. Не сводя глаз с этого
отражения, я произнес про себя заклинание, расслабил мышцы
трагически-еврейского лица и позволил себе небрежно оглянуться вокруг.
В коврах и панелях огромного кабинета, как во всей этой новой-старой и
родной-чужой стране, сочетались купеческая роскошь с партийной помпезностью,
заквашенной на сталинском аскетизме. Все было раздражающе новым и
одновременно гнусно узнаваемым, почти забытым. Вернулся на свою голову,
идиот?.. Тогда относись ко всему с тем же сарказмом, с каким некогда отсюда
уезжал, пробив головой стену в соседнюю камеру. А теперь - обратно. Тут тоже
относительная порядочность советского периода давно сменилась беспардонным
цинизмом свободного мира. Пригласили, обнадежили, а сейчас отшвырнут? А где
иначе? Повсюду действует закон джунглей. Как только им становится ясно, что
человек больше не нужен, о нем немедленно и беспощадно забывают, как бы ни
обнадеживали. Ах, мне нельзя теперь возвращаться в Израиль? Мне там грозит
долговая тюрьма за сокрытие заработков по-черному?... Это - мои проблемы.
Им-то какое дело? Попросить помочь мне остаться здесь? Где и без меня прорва
ничуть не худших специалистов мыкаются без работы или с работой без
зарплаты? Вполне легальные граждане, между прочим, иные много моложе меня.
Что я тут буду делать без пенсии, без гражданства? Так и надо дураку,
который после бесчисленных обломов мог поверить, что кто-то где-то в мире
может платить старику деньги за работу по его квалификации...
"Семьдесят километров в сутки, - между тем спокойно продолжал
консультант миллионера с поразительным полным именем Александр Николаевич
Радищев. - Это не так уж мало." "Ты снова шутишь, Санек? Моя "хонда" дает
столько в час, да и то, когда я на ней по скользкой дороге из гостей
возвращаюсь!" "Вот именно - по зараннее проложенной и расчищенной для нее
дороге, а не сквозь тайгу и тундру, летом и зимой, в любую погоду. И
перемещает она тебя с парой девиц или собутыльников, а недве тысячи тонн,
включая, если надо, два моноблока массой по пятьсот тонн каждый."
"А это... что, тысячи тонн переносит одним рейсом?"
"Вот именно. И, повторяю, без дорог. Врубись, кому это надо больше
нас?"
"Три километра в час означает... две тысячи километров за месяц. Это
примерно как раз расстояние до... Стоп! За месяц дошагать до Верхней
Мархи?.." - почему-то пошел пятнами Пустовых.
"Вот именно!"
"А сколько километров железной дороги можно туда проложить за месяц? -
решился вступить в разговор и я. В конце концов, терять-то мне уже нечего.
Хотя я не понимал причины внезапного волнения Пустовых. - Двадцать. И то без
сложных мостов и туннелей. Сколько понадобится рабочих, техники, материалов?
И сколько надо будет людей и средств, чтобы эту дорогу потом содержать на
вечной мерзлоте в рабочем состоянии?"
"Он прав, - подхватил Радищев. - Тебе ли не знать, что это за гиблые
места: метели и заносы зимой, паводки весной, распутица летом."
"И вам надо построить жилье, школы, больницы. для всех строителей этой
дороги и ее последеющей обслуги, - по своей дурной привычке перегибал я
палку. - Кто будет потом содержать этуинфраструктуру?"
"Да не собираюсь я ничего там строить! - раздраженно откликнулся
Пустовых, но его тон противоречил явному интересу, с которым он смотрел на
мои чертежи. - Никто в постсоветские времена никакие проекты века и не
рассматривает. Но ты прав, Марк Борисович, - обратился он, наконец,
непосредственно ко мне. - Кому будет нужно все это освоение, включаядорогу и
подопечное население после того, как месторождение будет исчерпано? Если
инициаторы БАМа именно таким макаром всего лишь попали в историю
авантюристами и прожектероми, то новому русскому за подобную глупость грозит
нечто худшее. Давай, рассказывай, какая твоя альтернатива?"
У меня остановилось дыхание и привычно потемнело в глазах, как всегда,
когда приходилось волноваться. Если уж теперь, когда мне дали слово, не
смогу никогоубедить, на родном-то языке, наконец, то надо... даже не
представляю...
"Ты что? Сам сомневаешься, что тут есть решение? - уже тревожно
вглядывался в потрепанного иностранца сибирский промышленник. - Давай. Не
бойся. Я только на вид дурак-дураком. Внутри себя я умный, вон хоть Саню
спроси."
"Первым же рейсом шагайка за месяц доставит туда на палубе два
500-тонных модуля первой очереди готового обогатительного предприятия, а в
своих трюмах - стройматериалы, технику для добычи руды, энергоблок, горючку.
А еще через месяц привезетк железной дороге, две тысячи тонн руды в трюмах."
"Руды? А концентрат?" "Первым рейсом, естественно, руда, а уже вторым рейсом
и все последующие годы - обогащенный концентрат с минимальной
себестоимостью, потому что..." "Погоди доказывать. Ты мне другое подтверди.
Я что, плановую продукцию получу через... четыре месяца после выхода шагайки
в первый рейс? Такого никогда и нигде не было."
"А мы тебе о чем толкуем? - обрадовался консультатнт. - В этом-то все и
дело! Комбинат он доставит туда в виде оборудования полной заводской
готовности. Агрегатная мощность - на порядок больше, чем достижимо при
перевозках по дорогам." "Интересно... Итак, круговой рейс шагайки..." "Около
двух месяцев. За год шесть рейсов, 12 тысяч тонн концентрата." "Оценочная
мощность Верхней Мархи сто тысяч тонн в пересчете на концентрат, - заметил
Пустовых. - Для такого грузопотока..." "Нужен флот из семи шагаек," - сказал
я. "А инфраструктура? Кто-то же должен там работать." "Уже вторым рейсом, -
подмигнул мне Радищев, - туда будут доставлены жилые моноблоки для
супер-комфортабельного вахтового поселка. И работа комбината на молную
мощность начнется уже через полгода. Сколько лет строился БАМ, чтобы
получить первую партию продукции?"
"Действительно... Саня, в этом что-то есть. Так твоя скотинка, Марк
Борисович, - уже ласково обратился Пустовых ко мне, - способна пройти две
тысячи километров по полному бездорожью от станции Усть-Кут до Верхней
Мархи? Без постройки какой-либо магистрали?"
Господи, сохрани и помилуй! - оставалось мне только молиться на иврите.
- Прости мои грехи и спаси, пощади меня, не карай... Только на милосердие
твое уповаю, только...
"Теоретически это возможно, - с трудом произнес я вслух. - Но...
шагайку надо еще спроектировать, построить, испытывать, прежде чем
осуществлять пробный рейс и запускать в серию твердоопорные суда."
"Он хоть карту видел? - прозвучал усталый презрительный голос.- Там
хребты Непроходимая тайга!.."
Голос принадлежал самому опасному для меня здесь человеку -
респектабельному седому экономисту-еврею из свиты Пустовых. Мой ровесник.
Предпочел родине галут. Cовсем иной испытательный срок за эти годы.
Ухитрился не опуститься ни на свое, ни на чужое дно. Для таких людей главное
- самоутвердиться, а это проще всего сделать унижением соперника. Вот он и
говорил обо мне в третьем лице.
Пустовых с изумлением поднял бровь. Представляю, сколько было в моем
взгляде на соплеменника ненависти, отчаяния и смертельной тоски!
"Шагайка, - начал я, - действительно не способна карабкаться по горам,
но..."
"Мы тоже не пальцем деланные, - весело перебил меня Радищев. - И с
картой поработали, и с макетом местности в музее. Весь фокус в том, что
дороги для шагайки проложены по всей нашей стране самой природой. Это -
долины рек и их притоков. Она будет по ним плавать или шагать вброд, а потом
переходить из одного бассейна в другой по водоразделам."
Экономист набрал было полную грудь воздуха для немедленного возражения,
не ожидая, когда Александр Николаевич закончит свою фразу. Такого полемиста
интригует только барский окрик, а совсем не мнение любого собеседника. И
окрик немедленно последовал.
"Помолчи-ка, Аркадий Ильич, пока я тебя не спрошу, - лицо Вячеслава
Ивановича вдруг побледнело и окаменело. - Тут мне та-а-акое светит! Я сказал
- заткнись! - рявкнул миллионер, видя, что сибирский еврей вот-вот
взорвется. - Предположим, твоя скотинкаперевезет на себе два моноблока по
пятьсот тонн, - обратился он ко мне. -А где взять на Мархе кран, чтобы их
снять с шагайки и установить куда надо? У нас и в Усть-Куте такого крана нет
и не будет."
"Шагайка, - мельком взглянул я на своего врага,озадаченного сменой
настроения всесильного хозяина, - сможет не только перевезти туда первым же
рейсом два моноблока обогатительного предприятия, но и самапоставит их "на
болты". И через сутки после этого отправится в обратный путь с двумятысячами
тонн концентрата в трюмах и в грузовых модулях на палубе."
"Рыночная цена верхнемархайского концентрата, - между тем
сориентировался в обстановке и тертый экономист, - три тысячи долларов за
тонну. Доход от работы такого флота твердоопорных судов составит 300
миллионов долларов в год..."
"Расчетные расходы, - быстро подхватил Радищев, - не более 80. Чистая
прибыль - 220 миллионов в год."
"Вот теперь ты возражай, Аркаша, - милостиво обратился, наконец,
миллионер к своему еврейскому мозгу. - Предположим, мы послали этого
иностранца нахер и поручили кому-то обосновать туда же не железную дорогу, а
хоть автотрассу?"
"Если строить по полтора километра в день, - открыл тот папку, -
постройка двух тысяч километров автомагистрали займет не менее четырех
лет..."
"А за это время, - не хуже сибирского еврея нагло полез в разговор я
сам, - шагайки заработают около миллиарда долларов."
"На этом сраном концентрате..." - вырвалось у Пустовых.
"Вот именно! - пошел теперь пятнами от волнения Радищев. - Один рейс
шагайки даст столько же..."
Я тотчас потерял мысль и растерянно переводил глаза с одного на
другого. До сихпор только концентрат Радищева и интересовал...
"Столько же! - воскликнул Пустовых. - Сказал тоже! Даже поверить
невозможно, сколько даст единственный рейс... куда надо!.. Ты чего
таращишься Марк Борисыч? Видел в молодости "Семнадцать мгновений весны"?
Концентрат будет, как пастор Плятт... Фигура прикрытия. Вот Аркаша уже все
понял, верно?"
"Еще бы, - засуетился экономист. - Скажу больше..." "Все! - нервно
замахал руками Пустовых, напоминавший теперь экранного Петра Великого. - Не
давите на меня. Я и так уже ваш. Хорошо. Вернемся, однако, к этому
пастору... как его..." "Шлаг. Итак он прет себе на лыжах сдуру в чужую
Швейцарию, - смеялся Радищев, - пока умный Штирлиц в своей родной фашистской
Германии..." "Вот именно! Пусть наш пастор Плятт обсуждает что надо и с кем
надо. Только для того, чтобы писаки-не-головы-а-сраки, вспомнив
комсомольскую молодость своих отцов и дедов, громко объясняли всему миру,
зачем это тупой Пустовых тратит миллионы на пионерную идею, чего никто
давным-давно не делает. Ну-ка, дави теперь, Марк Борисович, конвенциональный
вариант, как клопа. Итак, я построил автотрассу с ее мостами и туннелями,
терпеливо дождался первого самосвала с концентратом, и..."
"И последующая его доставка, - меня тут же понесло по подготовленной
колее, хотя все эти странные замечания и сбивали с толку, - обойдется вам
почти вдвое дороже, чем на шагайках. Не говоря о расходах на содержание
прорвы народу на строительстве автотрассы, о необходимости обеспечения жизни
этих людей и их семей в черт-те каких условиях. Ведь к тому же будет нужен
постоянный штат для поддержания трассы в рабочем состоянии, поселки для
членов их семей. То есть речь пойдет о заведомо временном но освоении!
Именно то, что произошло с БАМом."
"Представляю, - скрипнул зубами Пустовых. - Все поселки для строителей
этой магистрали, для ее обслуги, наконец, для работников самого комбината
останутся на мне вечным грузом, когда мы рано или поздно исчерпаем
месторождение и все бросим. Нас будут сношать все, кому не лень. Наплодили,
мол, нищету, нажив миллиарды. И навесят нам эту публику на вечное
содержание!"
"А с шагайками, - уже ничего не соображая, горел я, - вам ничего не
стоит , как только кончится руда, в считанные недели перебазировать свое
предприятие! Грузим моноблоки на своивьючные машины и - к другому
месторождению. А оно может оказаться и втрое ближе."
"Тут Марк Борисович совершенно справедливо намекнул на низкую
себестоимость концентрата, - льстиво заверещал преображенный экономист. -
Одно дело изготовить горное предприятие в цеховых условиях где-то в
Новосибирске, доставить его к Усть-Куту, собрать из трех модулей полной
заводской готовности 500-тонный моноблок, который шагайка сама принимает на
свой борт, чтобы потом поставить на болты в Вехнемархайске под ключ, а
другое - перевозить тот же комбинат на автотрейлерах в деталях массой
десять-двадцать тонн с монтажом черт знает чем и кем в "героических"
условиях. На одном этом мы выиграеммиллионов шестьсот! Вот с чего надо
начать визит пастора в Швейцарию..."
"А сколько миллионов умный Штирлиц должен реально вбухать в первую
шагайку, чтобы убедиться, что она вообще умеет двигаться, как показано на
этой кассете, где она, по-моему, хромает у вас на все четыре ноги?.."
"Головное судно, - снова кольнуло меня беспокойство, - обойдется не
более чем в пять миллионов долларов, а серийное - два-три."
"Это не деньги, - нетерпеливо махнул рукой миллионер. - Ладно,
считайте, что вы меня убедили. Если ты, Марк, при любых затратах, на которые
способна твоя фантазия, доставишь туда оборудование и вахтовый поселок для
добычи хоть тонны... чего угодно, но не через пять-десять лет, а хоть через
год... то мне потом этот твой концентрат сто лет и нахер не нужен... Но пока
надо всем показать, как мне же это выгодно."
"Вот подробный анализ геологов и прогноз металлургов," - сказал
Радищев.
"Да это уже все знают, - отмахнулся Пустовых. - Там бы давно все было и
без нас схвачено, если бы хоть с Севморпути, хоть от ближайшего аэропорта
можно было добраться до месторождения Все экспертизы немедленно ставили на
Верхней Мархе крест - технически неосуществимо, экономически нерентабельно."
"А тут - сам комбинат и вахтовый поселок можно развернуть в какие-то
полгода, - как мне казалось, добивал я. - Почти без вложений в дороги. И
потом годами без дорог, поездов и автомашин, в любую погоду и в любое время
года вывозить оттуда готовую продукцию и завозить туда все необходимое.
Экипажем шагайки из нескольких человек."
"А трасса для шагаек?" - снизошел до прямого вопроса у меня лично
экономист.
Но я и его больше не боялся: "Вы правы! Для более подробной разведки
месторождения надо зафрахтовать вертолеты. Они же будут обеспечивать тех,
кто будет все это время бить тропу. Я имею в виду тщательный выбор и
подготовку трассы шагания. По ней следует зараннее устранить непреодолимые
препятствия направленными взрывами, а также расставить маяки-отражатели,
связанные с бортовым компьютером шагайки для точной ориентации каждого ее
шага."
"Если это так, что за чем дело стало? - устало сказал Пустовых. Мне уже
было ясно, что его почему-то совершенно не интересуют ни комбинат, ни
концентрат, а только шагайка как таковая. - Промышленность готова произвести
сегодня все, что угодно! Что тебе нужно, чтобы шагайка зашагала?"
"Подробная конструкторская разработка, изготовление и испытание модели,
проектирование и производство головной шагайки и аппробация с Верхней
Мархой, после чего вы, Вячеслав Иванович Пустовых,станете первым в мире
владельцем твердоопорного флота шагающих судов, перекрывающих своими
трассами всю Сибирь. Став владельцем моего патента, вы технологически
выйдете на мировой рынок и станете строить шагайки для подобных вашей стран
- Канады и Австралии..."
"Это все дело десятое, - переглянулся Пустовых с Радищевым, - если
шагайка дошагает до места..." "Дошагает! - подмигнул мне Александр
Николаевич. - Лишь бы твой, Слава, профессор не оказался очередным
шарлатаном..."
Какой профессор? Речь явно не обо мне... До какого такого места? Я
совершенно перестал что-либо понимать...
***
"Вы позволите пригласить вас ко мне домой на "чашечку водки"?", -
проворковал экономист, когда мы уже спускались с Радищевым по роскошной
лестнице дворца-оффиса Пустовых.
"Я не пью водку чашками," - буркнул я под смешок Александра
Николаевича.
"Тогда просто на наш сибирский чай, - настороженно настаивал Аркадий
Ильич. - Расскажете нам с женой, что нас ждет на исторической родине, если
мы решимся последовать вашему примеру. А то мы тут засиделись..."
"Ну, а я с вами прощаюсь, - поморщился Радищев. - Мне родину выбирать
не приходится. С деньгами везде родина, а без денег на любой родине -
чужбина!"
"Я уже позвонил Фирочке, - почти умолял меня полезный еврей. - Она ждет
нас с заливной рыбкой. Кстати, можете меня звать просто Аркашей. А вы
Марик?"
"Я никто, - пробормотал я. - Простите и попробуйте сами понять, могу ли
я придти на какую-то чашечку к таким, как вы.Прощайте..."
2.
"Меня зовут Вадим Анатольевич, я главный конструктор этого бюро. Мне
ваша шагайка очень нравится, но... ведь это же какой-то паралитик, а не
машина, - смеялся он. - Вы сами, Марк Борисович, согласились бы месяцами
ежеминутно дергаться в его корпусе при каждом шаге?"
"Я уже согласился, - ответил я. - По условиям контракта я сам, доктор
Марк Борисович Арензон, и назначен капитаном головного судна. Что же
касается обитаемости машины, то вот компенсационная система, а вот общее
расположение жилых, бытовых и служебных помещений в корпусе судна. Это вам
не кабина дальнобойщика." "Ну, знаете ли, эти ваши причиндалы - плавательный
бассейн, сауна, кают-компания, каюты и прочее обойдется в копеечку, не так
ли?" "В процентах от того, что заработает шагайка, это мелочи, - поморщился
я. - Меня гораздо больше беспокоит усталостная прочность металла при
разгонах и торможениях циклопических масс."
"Коль скоро шагайку поручено проектировать нам - станочникам, -
отмахнулся Вадим Анатольевич, - то эти проблемы решаемы. Мы научились не
бояться инерции покоя и движения. Масса горизонтально-строгального станка с
заготовкой-изделием, как и ускорения при возвратно-поступательных движениях
его частей соразмеримы с вашими. А вот ваша система рекуперации энергии нас
просто восхитила! Поздравляю. Кстати, а почему вы не построили шагайку у
себя в Израиле? Насколько я знаю, идея родилась еще в СССР и, судя по
видеокассете, была принята у нас достаточно благожелательно. Неужели на
Западе публика консервативнее? Тут у меня уже крутятся наши военные из
Владивостока. Нельзя ли им, мол, вариантик десантного шагающего судна
сварганить?"
"Шагайка, - неохотно ответил я, - и родилась-то как нечто вроде
десантного судна. Для доставки грузов на необорудованный берег Арктики и
Дальнего Востока." "И что же?" "И военные из Тихоокеанского флота были
знакомы с моим проектом."
"И что же?" "То ли не убедил, то ли руки не дошли. Я же уехал уже через
год после разработки проекта. А там подоспела ваша контрреволюция, свобода,
беспредел. Не до новаций." "Хорошо, а в Израиле? Тамошние военные? Ведь
Израиль считается во всем мире интеллектуальным титаном."
"Знаете... Я и в Израиле избегал особо ругать Советский Союз, и в
Сибири не намерен ни с кем обсуждать свою страну и мою собственную
биографию..." "Более, чем понятно. Похвальная деликатность. Но мы можем
спросить хотя бы, почему заказчик попросил разыскать для вас кульман. Вы
что, не владеете "автокадом"?" "Увы... Впрочем, моя часть проекта будет не
подробнее эскизной стадии, а технический и рабочий проекты ваши конструкторы
сами сделают на компьютере." "Хорошо. Но вы-то не у кульмана же работали в
своей самой компьютеризированной стране в мире?" "Нет. Если уж вы так
настаиваете, то я должен признаться, что все эти годы я в Израиле... вообще
не работал... Во всяком случае, инженером." "Вы? С вашим букетом уникальных
проектов?" "О мертвых либо хорошо, либо ничего..."
3.
Кульман действительно смотрелся каким-то мастодонтом в рабочем зале
ЦКБ.
Мне не верилось, что я снова работаю, о чем за многие годы и мечтать
забыл, что вокруг коллектив, что я хожу обедать в столовую, а не сижу на
солнцепеке с питой, которую надо успеть за минуты перерыва затолкать двумя
руками в рот и запить водой из горлышка бутылки, что вокруг человеческая
речь, а не дикие выкрики арабов и "марокканцев", что за двойными рамами
снег, а глаза не залиты выжигающим потом. Что вокруг жизнь, а не ожидание
очередного подвоха...
Что можно украдкой любоваться женскими лицами и фигурами, а не отводить
глаза... Что начальство вежливо советуется со мной на "вы", а не орет через
весь раскаленный двор, обращаясь, как к собаке, которую могут в любой момент
выгнать, ничего не заплатив.
На меня посматривала седая женщина неопределенного возраста в закрытом
черном платье. Она сидела за своим компьютером прямо напротив, и ее
лишенными всякого выражения прозрачные глаза на бледном неподвижном лице
казались слепыми или мертвыми.
Я позволил себе улыбнуться ей. Женщина сморгнула и словно состроила мне
рожу - ее лицо неприятно сморщилось, верхняя губа задралась почти до носа,
обнажив ровные белые зубы, а мертвые глаза вдруг закатились, оставив
видимыми только белки, а потом судорожно сузились, прожигая меня бездонными
зрачками.
Сразу после этих манипуляций женщина резко встала и стремительно
направилась к выходу, судорожно комкая носовой платок у покрасневшего от
хлынувших слез носа. Я невольно отметил ее стройную фигуру, легкую юную
походку и впервые усомнился, что седая дама - моя ровесница.
После этого улыбаться ей я не решался.
Впрочем, мне было не до флирта и улыбок. Надо было устоять на ногах, а
потому делать свое дело изо всех сил, которых для такого проекта практически