Шоу Ирвин. Богач, бедняк (Часть 3 и 4)

   Непоколебимая вера во всемогущество денег, по сути дела, воскресила ее, вернула к жизни с края могилы. Руди рассчитывал, что квалифицированная медицинская помощь немного скрасит ее последние годы жизни, но ошибся. Опытные врачи, можно сказать, вернули ей молодость. Теперь она с мрачной Мартой за рулем разъезжала на машине Рудольфа, когда он ею не пользовался, по всему городу. Она зачастила в салоны красоты (там ей завили остатки волос, покрасив в какой-то чудовищный синий цвет), в городские кинотеатры, вызывала такси, когда ей вздумается, если под рукой не было машины Руди; посещала церковь; дважды в неделю играла в бридж со своими новыми знакомыми из прихожан, по вечерам, когда Руди не бывало дома, принимала в доме священников; купила себе новое издание своей любимой книги "Унесенные ветром", а также все романы Фрэнсис Паркинсон Кейес.
   Шкаф в ее комнате теперь был забит платьями, костюмами и множеством шляпок на все случаи в жизни, комната была тесно уставлена самой разнообразной мебелью, и походила на лавку антиквара -- чего там только не было: столики с позолотой, шезлонг, туалетный столик с десятком флакончиков французских духов. Впервые в жизни она стала ярко красить губы. По мнению Рудольфа, она выглядела ужасно с этим размалеванным лицом, в безвкусных платьях, но теперь она жила куда активнее, увлеченнее, чем прежде. Для нее это было компенсацией за все ужасные годы ее детства, за полную мучений супружескую жизнь, и не ему, Рудольфу, отнимать у нее последнюю радость, это было бы все равно, что отнять у ребенка любимые игрушки.
   Одно время он носился с идеей подыскать квартирку в городе, перевезти ее туда вместе с Мартой, которая бы ухаживала за ней, но, представив, какое выражение отчаяния появится у нее на лице в тот момент, когда он выпроводит ее из своего дома, как она будет потрясена черной неблагодарностью своего сына, которого любила больше всего на свете, сына, чьи рубашки она гладила по ночам, отстояв на ногах двенадцать часов в лавке, ради которого принесла в жертву свою молодость, мужа, друзей и двух других своих детей, оставил все как есть. Рудольф был не из тех, кто забывает платить долги.
   -- Кто там наверху? Ты привел в дом женщину? -- спросила она обвиняющим тоном.
   -- Я никогда не приводил в дом женщин, и ты прекрасно знаешь об этом,-возразил Рудольф.-- Но я не вижу причин, запрещающих мне это сделать, если захочу.
   -- В твоих жилах течет кровь отца,-- недовольно проворчала она. Это было ужасное обвинение!
   -- Там, наверху, твой внук. Я привез его к нам из школы.
   -- Нет, там возится не шестилетний карапуз,-- сказала она.-- Я пока еще не глухая.
   -- Это сын не Тома, это сын Гретхен.
   -- Не желаю слышать ее имени,-- старуха заткнула уши руками. Кое-каким драматическим жестам она научилась из телепередач.
   Рудольф, сев на краешек кровати, оторвал ее руки от ушей, не выпуская их из своих. Я был слишком слабохарактерным, подумал он. Нужно было поговорить с ней об этом давно, несколько лет назад.
   -- Послушай, мама,-- продолжал он.-- Билли -- очень хороший мальчик, ему сейчас очень плохо и...
   -- Я не потерплю в своем доме отродье проститутки!
   -- Прекрати, мама. Гретхен никакая не проститутка,-- стал уговаривать ее Рудольф,-- сын ее никакое не отродье. К тому же это не твой, а мой дом.
   -- Я знала, что дождусь, когда услышу от тебя эти слова.
   Рудольф проигнорировал ее колкое замечание, ему не хотелось разыгрывать мелодраму.
   -- Билли поживет у нас всего несколько дней,-- сказал он,-- мальчику требуется забота и доброе отношение, и я сделаю все для этого, так же как и Марта.
   -- Ну, а что я скажу отцу Макдоннелу? -- она возвела свои невидящие, в несколько раз увеличенные толстыми стеклами очков глаза к небесам, перед воображаемыми вратами которых теоретически должен был стоять священник.
   -- Ты скажешь отцу Макдоннелу, что наконец познала добродетель христианской благотворительности,-- посоветовал Рудольф.
   -- Ах,-- недовольно воскликнула она.-- Только тебе и разглагольствовать о христианской благотворительности. Ты хоть раз был в церкви?
   -- У меня нет времени на споры с тобой,-- строго сказал Рудольф.-Калдервуд меня уже давно ждет. Ты поняла, как должна вести себя по отношению к этому мальчику?
   -- Я его и близко к себе не допущу,-- твердила она, цитируя фразу из какого-то своего любимого чтива.-- Я запрусь в своей комнате, пусть Марта приносит мне еду на подносе сюда.
   -- Можешь делать что хочешь, мама,-- спокойно сказал Рудольф.-- Если ты так поступишь, то я лишу тебя всего. Никакой машины, никаких партий в бридж, никаких счетов из магазинов, никаких салонов красоты, никаких обедов для отца Макдоннела. Подумай-ка лучше об этом.-- Он поднялся.-- Ну, мне пора. Марта сейчас будет кормить Билли обедом. Неплохо и тебе присоединиться к ним.
   Когда он выходил из комнаты, у матери из глаз текли слезы. Как подло с моей стороны выступать с такими угрозами в адрес старухи, подумал он. Но почему бы ей не умереть? Достойно. Без этой завивки, без этой краски на голове, без помады на старческих губах.
   В коридоре, посмотрев на часы деда, он увидел, что у него еще есть немного времени в запасе и он успеет позвонить Гретхен в Калифорнию. Рудольф немедленно заказал по междугородной разговор, налил себе еще виски в стакан и стал ждать, когда его соединят с квартирой Гретхен. Калдервуд, конечно, мог почувствовать запах алкоголя и скорчить недовольную мину, но это Рудольфа уже не трогало. Потягивая виски, он вспоминал, где он был и что делал в этот час вчера. Их с Джин переплетенные тела на мягкой кровати в сумеречной комнате, красные шерстяные чулки на полу, ее сладостное обжигающее дыхание сливается с его дыханием -- запах рома с лимонной корочкой. Лежала ли когда-нибудь его мать в сладостных объятиях любовника вот в такой холодный декабрьский день, нетерпеливо, быстро и небрежно, как и подобает любовнице, сбросив с себя одежду на пол?
   Нет, этого он не мог себе представить. А будет ли когда-нибудь Джин, превратившись в дряхлую старуху, лежать вот так в разобранной постели, глядя на все вокруг через толстые линзы очков, с накрашенными, презрительно скривившимися от алчности губами? Лучше об этом не думать.
   Зазвонил телефон. Он услышал голос Гретхен и торопливо рассказал ей обо всем, что произошло сегодня днем, сообщил, что Билли, живой и здоровый, находится сейчас у него в доме, что он может отправить его через пару дней на самолете в Лос-Анджелес, если только она сама не решит приехать на Восточное побережье.
   -- Нет, я не приеду,-- сказала она.-- Посади его на самолет.
   У него появился еще один предлог, чтобы съездить в Нью-Йорк во вторник или в среду. Джин. Джин.
   -- Стоит ли говорить, как я благодарна тебе за все, Руди,-- сказала Гретхен.
   -- Чепуха,-- ответил он, довольный.-- Когда у меня у самого будет сын, надеюсь, ты сумеешь позаботиться о нем. Я сообщу тебе номер рейса. Может быть, я в скором времени сам нанесу тебе визит.
   Жизнь других людей, забота о них.
   На звонок в дверь Рудольфу открыл сам Калдервуд. Он был нарядно одет по случаю воскресенья, хотя все свои обязанности по соблюдению священной еврейской субботы он уже выполнил, черный костюм с жилеткой, белая рубашка, неброский галстук, высокие черные ботинки. В доме Калдервуда, экономящего на всем, было всегда полутемно, и Рудольф не мог видеть выражение лица босса. Тот нейтральным тоном произнес:
   -- Входи, Руди. Ты немного опоздал.
   -- Простите, мистер Калдервуд,-- извинился Рудольф. Он пошел за стариком, который грузно и медленно шел впереди, будто экономя отпущенные судьбой шаги до могилы.
   Калдервуд привел его в мрачную комнату с дубовыми панелями, которую он называл своим кабинетом. Здесь стоял большой письменный стол красного дерева, вокруг него -- потрескавшиеся дубовые и кожаные кресла с прямыми спинками. Застекленные полки были забиты папками с оплаченными счетами, квитанциями, протоколами деловых заседаний, свидетельствами его сделок в течение почти двадцати лет, которые Калдервуд все еще не осмеливался из-за своей обычной осторожности отправить в сводчатый подвал, где хранились все деловые бумаги, и там они были доступны любому клерку.
   -- Присаживайся.-- Калдервуд жестом указал ему на один из стульев.-- Ты выпил, Руди,-- скорбно произнес он.-- Мои зятья, к сожалению, тоже пьют.
   Две старшие дочери Калдервуда недавно вышли замуж -- одна за кого-то из Чикаго, вторая -- за кого-то из Аризоны. Рудольф сильно подозревал, что обе они выбрали своих спутников жизни не по любви, а лишь по географическим соображениям, чтобы жить подальше от любимого папочки.
   -- Но я тебя пригласил к себе не за этим,-- сказал Калдервуд.-- Мне хотелось поговорить с тобой по душам, как мужчина с мужчиной. Миссис Калдервуд и Вирджинии нет дома, они ушли в кино, так что можем спокойно побеседовать.-- Что-то не похоже на старика, он никогда не тратил время на предисловия. Он, казалось, чувствовал себя неловко, что тоже было не похоже на него. Рудольф ждал развязки. Калдервуд тем временем двигал разные предметы на своем столе: нож для разрезания бумаги, старинную чернильницу.-Рудольф...-- Он громко откашлялся.-- Меня удивляет твое поведение.
   -- Мое поведение?
   На мгновение Рудольф подумал, что старику стало известно о его любовной связи с Джин.
   -- Да, твое поведение. Ты теперь ведешь себя не так, как прежде,-сказал он печальным тоном.-- Ты всегда был для меня все равно что сын, даже больше, чем сын. Правдивый, открытый, достойный моего доверия.
   Старый Орел скаутов, вся грудь в значках за заслуги, подумал Рудольф, настороженно ожидая дальнейшего развития событий.
   -- Что на тебя нашло, Руди? -- продолжал Калдервуд.-- Ты стал действовать за моей спиной. Без всяких на то оснований. Ты же знаешь, что можешь в любое время прийти ко мне, и я всегда буду рад тебя принять.
   -- Простите, мистер Калдервуд,-- начал Рудольф, думая о том, что опять приходится сталкиваться со старческим маразмом.-- Не понимаю, о чем вы говорите.
   -- Я говорю о чувствах моей дочери Вирджинии, Руди. Не надо ничего отрицать.
   -- Мистер Калдервуд...
   -- Ты преступно воспользовался ее любовью. Ты украл там, где мог все получить даром, стоило лишь попросить.-- Теперь в голосе у него появились гневные нотки.
   -- Мистер Калдервуд, уверяю вас, я не...
   -- Не к лицу тебе лгать, Руди.
   -- Я не лгу. Я не знаю...
   -- Хорошо, вот что я тебе скажу, она сама мне во всем призналась,-прогудел Калдервуд.
   -- В чем призналась? Ей абсолютно не в чем признаваться,-- Рудольф чувствовал себя совершенно беспомощным, и одновременно ему захотелось рассмеяться.
   -- Ты говоришь мне одно, она -- другое. Она сказала матери, что влюблена в тебя и собирается ехать в Нью-Йорк учиться на секретаршу, чтобы получить полную свободу и свободно встречаться с тобой.
   -- Боже милостивый!
   -- В этом доме имя Божие не упоминают всуе, Руди.
   -- Мистер Калдервуд, я и пальцем не дотронулся до вашей Вирджинии,-сказал Рудольф.-- Самое большое, что я позволял, когда встречался с ней случайно в магазине, угощал ее ланчем, покупал мороженое с содовой.
   -- Ты ее околдовал,-- мрачно сказал Калдервуд.-- Теперь она льет по тебе слезы пять раз в неделю. Откуда подобные страдания у чистой, невинной девушки, если ее до этого не довел мужчина?
   Ну вот, наконец пуританское воспитание дало трещину, подумал Рудольф. Два столетия, как они появились в Новой Англии с ее атмосферой трудолюбия, добились процветания, и вдруг все идет прахом. Нет, для одного дня слишком много: Билли, школа, мать и теперь еще это.
   -- Мне хотелось бы знать, что ты собираешься предпринять в этой ситуации, молодой человек.-- Если Калдервуд назвал его "молодым человеком", это означало серьезную угрозу. Рудольф судорожно размышлял над тем, чем это может кончиться -- положение в компании у него довольно прочное, но все равно основная власть была сосредоточена в руках Калдервуда. Можно, конечно, с ним потягаться, но это гиблое дело -- Калдервуд все равно одержит верх. Ах, эта глупая сучка Вирджиния!
   -- Не понимаю, чего вы от меня хотите, сэр,-- Рудольф старался выиграть время.
   -- Все очень просто,-- сказал Калдервуд. По-видимому, он размышлял над этой проблемой с тех пор, как к нему пришла жена и сообщила о позоре дочери.-- Женись на Вирджинии. И пообещай мне не переезжать в Нью-Йорк.
   По-моему, он зациклился на этом Нью-Йорке, подумал Рудольф. Для него это -- средоточие всемирного зла.
   -- Ты в таком случае станешь моим полноправным партнером, а в завещании, после того как я в должной мере позабочусь о своих дочерях и миссис Калдервуд, ты получишь контрольный пакет моих акций. Таким образом, ты станешь владельцем компании. Я никогда тебе не напомню об этом разговоре и никогда не буду тебя ни в чем упрекать. Руди, для меня большое счастье, что такой парень, как ты, станет членом моей семьи. Это было моей самой заветной мечтой, как и для миссис Калдервуд. Мы были с ней сильно разочарованы, когда ты, бывая в нашем гостеприимном доме, не проявлял никакого интереса ни к одной из наших дочерей, хотя все они по-своему красивы, хорошо воспитаны, и у каждой есть личное состояние. Я никак не мог понять, почему ты не обратился прямо ко мне, когда сделал свой выбор.
   -- Никакого выбора я не делал,-- воскликнул Рудольф.-- Вирджиния -очаровательная девушка, она станет образцовой женой, я не сомневаюсь в этом, но мне и в голову не приходило, что нравлюсь ей...
   -- Руди,-- сурово сказал Калдервуд.-- Я давно тебя знаю. Ты один из самых умных молодых людей, которых я знаю. И у тебя хватает наглости сидеть вот здесь и рассказывать мне...
   -- Да, представьте себе,-- оборвал он его. (К черту бизнес!) -- Вот что я сделаю. Я буду сидеть здесь, пока из кино не вернутся миссис Калдервуд с Вирджинией, и я спрошу ее при вас, спрошу прямо, ухаживал ли я за ней, пытался ли когда-нибудь хотя бы поцеловать ее.-- Он понимал, что это просто фарс, но ему ничего иного не оставалось, нужно было идти до конца.-- Если она скажет "да", то она соврет, но мне на это наплевать. Я просто немедленно уйду, и делайте что угодно с вашим проклятым бизнесом, с вашими проклятыми акциями и с вашей дочерью, будь она трижды проклята!
   -- Руди, опомнись! -- Калдервуд пришел в ужас от приступа его ярости, и Рудольф почувствовал, что он теряет почву под ногами.
   -- Если бы у нее хватило мозгов признаться мне, что влюблена,-продолжал Рудольф, стремительно, даже безрассудно развивая свой успех,-- то, может, у нас что-то и получилось бы. Она мне на самом деле нравится. Но сейчас уже слишком поздно. Должен сообщить вам, что вчера вечером в Нью-Йорке я сделал предложение другой девушке.
   -- Опять этот Нью-Йорк,-- презрительно бросил Калдервуд.-- Всегда Нью-Йорк.
   -- Итак, хотите ли вы, чтобы я здесь дождался прихода двух дам? -Рудольф с угрожающим видом сложил руки на груди.
   -- Ты, Рудольф, в результате потеряешь состояние,-- предостерег его Калдервуд.
   -- Черт с ними, с деньгами,-- твердо заявил Рудольф, чувствуя, однако, неприятный холодок под ложечкой.
   -- Ну... ну а эта леди в Нью-Йорке,-- жалобно спросил Калдервуд.-- Она приняла твое предложение?
   -- Нет, не приняла.
   -- Ничего себе, любовь, Боже упаси! -- Безумство нежных чувств, столкновение страстей -- торжествующая анархия секса были за пределами понимания благочестивого Калдервуда.
   -- Она вчера мне отказала,-- продолжал Рудольф.-- Но обещала подумать. Итак, ждать мне миссис Калдервуд и Вирджинию? -- Он все еще сидел, скрестив руки на груди. Такая поза устраняла дрожь в руках.
   В раздражении Калдервуд резко отодвинул тяжелую старинную пепельницу на край стола.
   -- По-видимому, ты говоришь правду,-- произнес он.-- Не знаю, какой бес вселился в мою глупую дочь. Боже, представляю, что скажет мне жена: "Ты ее плохо воспитал, она слишком застенчива, ты слишком опекал ее, защищал". Если бы ты слышал наши споры с этой женщиной! В наше время все было по-другому, можешь мне поверить. Девушки не бежали к матери с признаниями, что они влюблены в парней, которые никогда и взглядом их не удостаивали. Во всем виноваты эти дурацкие фильмы. Они пудрят женщинам мозги. Нет, нечего их здесь ждать. Я сам во всем разберусь. Ступай. Мне нужно прийти в себя. Успокоиться.
   Рудольф встал, за ним -- Калдервуд.
   -- Хотите, дам вам совет? -- спросил Рудольф.
   -- Ты всегда даешь мне советы,-- раздраженно ответил босс.-- Даже во сне я вижу, как ты что-то нашептываешь мне на ухо. И это длится годами. Иногда мне хочется, чтобы тебя здесь никогда не было. Зачем ты свалился на мою голову в то памятное лето? Ну, какой ты приготовил для меня совет?
   -- Позвольте Вирджинии поехать в Нью-Йорк. Пусть она поучится на курсах секретарей, пусть она год-другой поживет там одна.
   -- Потрясающе! -- с горечью в голосе произнес шокированный Калдервуд.-Тебе легко говорить. У тебя нет дочерей. Я провожу тебя до двери.
   У двери он взял его под руку.
   -- Руди,-- сказал он умоляющим тоном.-- Если эта юная леди в Нью-Йорке тебе откажет, то, может, подумаешь о Вирджинии, а? Допускаю, что она дура, но я не могу видеть ее несчастной.
   -- Не беспокойтесь, мистер Калдервуд,-- уклончиво ответил Рудольф и направился к своему автомобилю.
   Отъезжая от его дома, Рудольф видел, что Калдервуд все еще стоит на пороге открытой двери, освещенный тусклым светом из коридора.
   Он проголодался, но решил повременить и не ехать сразу в ресторан. Прежде ему хотелось вернуться домой, посмотреть, как там Билли. Нужно сообщить мальчику о разговоре с Гретхен по телефону и что через пару дней он отправит его самолетом в Калифорнию. От такой новости мальчишка сможет сегодня спокойно заснуть -- страшный призрак школы больше не будет его преследовать.
   Открыв дверь своим ключом, Рудольф услышал голоса, доносившиеся из кухни. Через гостиную и столовую он прошел к двери кухни и прислушался.
   -- Больше всего меня радует в растущем ребенке одно,-- Рудольф узнал голос матери,-- хороший аппетит. Я очень рада, Билли, что ты много ешь. Марта, положи ему на тарелку еще кусок мяса и салат. Нечего возражать, Билли, будешь есть салат. В моем доме все дети едят салат.
   "Боже милостивый!" -- подумал Рудольф.
   -- Мне хотелось бы видеть в тебе еще кое-что, Билли,-- продолжала назидательно мать.-- Хотя я уже стара и не должна позволять себе никаких женских слабостей, я неравнодушна к красивой внешности в сочетании с хорошими, воспитанными манерами.-- Кокетливо ворковала она.-- И знаешь, на кого ты похож? Я никогда не говорила это при нем, опасаясь его испортить, а хуже тщеславного ребенка ничего не бывает. Ты похож на своего дядю Рудольфа, а он был, по всеобщему мнению, самым красивым мальчиком в городе, а когда вырос, стал самым красивым молодым человеком.
   -- Но все говорят, что я похож на отца,-- возразил Билли с прямотой четырнадцатилетнего подростка, хотя довольно миролюбиво, без особой агрессивности. По его тону можно было догадаться, что он чувствует себя здесь как в родном доме.
   -- Я не встречалась с твоим отцом, не имела такого счастья,-- ответила мать с чуть заметным холодком в голосе.-- Очевидно, в чем-то наблюдается некоторое сходство, но, по существу, ты похож на представителей нашей семейной ветви, особенно на дядю Рудольфа. Правда, Марта?
   -- Да, я вижу кое-какое отдаленное сходство,-- подтвердила Марта. Она не упустила случая уколоть мать.
   -- Такие же глаза. Такой же интеллигентный рот. А вот волосы совсем другие. Но наплевать на волосы. Это не столь важно. Не они определяют характер мужчины.
   Рудольф, толкнув дверь, вошел на кухню. Билли сидел во главе стола, по обе стороны от него -- женщины. С приглаженными, мокрыми волосами после ванны он, казалось, блестел от чистоты и, улыбаясь, уплетал, что ему подкладывали на тарелку. Мать надела скромное темно-коричневое платье и теперь вовсю разыгрывала роль бабушки. Марта была, казалось, менее сварливой, чем обычно, губы ее были менее сжаты -- вероятно, и ей было приятно свежее дыхание юности в доме.
   -- Ну, все в порядке? -- спросил Рудольф.-- Тебя накормили?
   -- Потрясающая еда,-- ответил Билли. На лице у него не осталось и следов от той мучительной гримасы, которую он видел днем.
   -- Надеюсь, тебе понравится шоколадный пудинг на десерт, Билли? -спросила мать, даже не посмотрев в сторону Рудольфа, терпеливо стоявшего в дверях.-- Марта готовит восхитительный шоколадный пудинг.
   -- Конечно, понравится,-- ответил Билли.
   -- Это был любимый десерт Рудольфа. Не так ли, Рудольф?
   -- Угу,-- ответил он, хоть это лакомство ему предлагали не чаще одного раза в год, и он не помнил, получал ли от него удовольствие, но сегодня не тот вечер, чтобы сдерживать полет фантазии матери. Она даже не накрасила губы, чтобы лучше исполнять роль бабушки, и за одно это заслуживала похвалу.
   -- Билли,-- обратился к нему Рудольф.-- Я разговаривал по телефону с твоей матерью.
   Билли бросил на него пытливый серьезный взгляд, приготовившись, по-видимому, к жестокому удару судьбы.
   -- Ну, что она сказала?
   -- Она ждет тебя. Во вторник или в среду я посажу тебя на самолет. Как только я смогу вырваться с работы, отвезу тебя в Нью-Йорк.
   Губы у мальчика задрожали, но он не расплакался.
   -- Ну и как она все восприняла?
   -- С восторгом. Она так рада, что ты едешь к ней.
   -- Бедняжка,-- прокомментировала мать.-- Какая жестокая жизнь. Какие тяжкие удары судьбы она вынесла.-- Рудольф старался не смотреть на нее.-Тебе должно быть стыдно, Билли,-- продолжала она,-- теперь, когда мы нашли с тобой друг друга, ты не можешь побыть подольше со своей старенькой бабушкой. Ну да ладно. Может, теперь, когда лед в наших отношениях сломан, я сама приеду навестить тебя в Калифорнии. Как тебе нравится эта идея, Рудольф?
   -- Замечательная идея!
   -- Калифорния,-- мечтательно произнесла она.-- Я всегда хотела там побывать. Тамошний климат очень полезен для старых костей. И насколько я слышала -- там истинный рай на земле. Съездить бы до того, как я умру... Марта, по-моему, Билли ждет шоколадного пудинга.
   -- Да, мэм,-- ответила Марта, выходя из-за стола.-- Рудольф, не хочешь ли перекусить? -- спросила Марта.-- Присоединиться к счастливому семейному кругу?
   -- Нет, спасибо.-- Только этого ему не хватало -- присоединиться к счастливому семейному кругу.-- Я не голоден.
   -- Ну, в таком случае, я ложусь спать,-- сказала мать, тяжело поднимаясь.-- В моем возрасте весьма полезно спать. Но перед тем как ты, Билли, поднимешься наверх в свою спальню, зайди ко мне и поцелуй крепко-крепко свою бабушку, пожелай ей спокойной ночи. Не забудешь?
   -- Нет, не забуду, мэм.
   -- Бабушка,-- поправила его мать.
   -- Бабушка,-- послушно повторил Билли.
   Она вышла из комнаты, бросив торжествующий взгляд на Рудольфа. Леди Макбет, пролившая кровь, не выслеженная до сих пор, ныне великолепно исполняющая роль няньки для вундеркиндов в стране, где куда теплее, чем в Шотландии.
   Нет, старых матерей не нужно выставлять на стужу, Рудольф вспомнил свое злобное выражение по поводу эскимосов, произнося "спокойной ночи, мама, спи спокойно". Их нужно собственноручно пристреливать.
   Он вышел из дома, пообедал в ресторане, потом попытался позвонить Джин в Нью-Йорк, чтобы выяснить, когда ей удобнее с ним встретиться -- во вторник или среду. Ему никто не ответил.
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
   При закате задергивай шторы на окнах. Не сиди по вечерам у окна и не смотри на огни широко раскинувшегося внизу города. Колину нравилось, когда ты сидела рядом, потому что этот вид сверху он любил больше всего на свете, потому что Америка прекрасней всего выглядит по вечерам.
   Не носи черного. Траур -- не в одежде.
   Не пиши эмоциональных писем в ответ на письма с соболезнованиями от друзей и незнакомых, не употребляй в письмах слов: "гений", "незабвенный", "щедрый" или "невероятная сила характера". Отвечай быстро, скромно, вежливо. Больше ничего не требуется.
   Не плачь при сыне.
   Не принимай приглашения на обед от друзей или коллег Колина по работе, которые жаждут избавить тебя от страданий в одиночестве.
   Если у тебя возникнет проблема, не снимай трубку, не звони в контору Колина. Его там нет.
   Постарайся избежать соблазна и не говори людям, которым сейчас поручено доделать последнюю картину Колина, как он хотел ее сделать.
   Не давай никаких интервью, не пиши никаких статей. Не будь источником сплетен. Не изображай вдову великого человека. Не строй догадок по поводу того, что он сделал бы, если бы он был жив.
   Не отмечай его дни рождения и годовщины в память о нем.
   Не поощряй ретроспективных показов его картин, фестивалей, творческих встреч с восхвалениями в его адрес.
   Не ходи ни на какие просмотры или премьеры.
   Когда низко над головой пролетают самолеты, взлетевшие с аэродрома, не вспоминай путешествия, которые вы совершили вместе.
   Не пей в одиночестве или в компании, каким бы большим ни был соблазн. Избегай принимать снотворное. Превозмогай бессонницу своими силами.
   Убери со стола в гостиной его книги и сценарии. Это все в прошлом.
   Вежливо отказывайся от фолиантов с газетными вырезками, рецензиями на пьесы и фильмы, которые поставил и снял твой муж, любезно переплетенные студией в альбомы с тиснеными обложками. Не читай хвалебных статей критиков.