Страница:
– Может быть, вы и правы, – повторил Найденов и стал осторожно пробираться в тени бараков к дому, где жил Риске и другие офицеры охраны. Среди освещенных окон четко выделялось одно, затянутое темной шторой. Оно невольно привлекло внимание Найденова. Он тихонько подошел, заглянул в щелку. В маленькой комнатке спиной к окну, у постели, стоял коренастый человек и делал гимнастику. Найденову бросилось в глаза, что вся спина этого гимнаста покрыта густыми волосами, а под левой лопаткой виднеется небольшое розовое пятно четырехугольной формы – след удара стилетом или кортиком.
Найденов вздрогнул. Не эту ли спину он видел уже в ванной перед прибытием «Ярроу»? Это было накануне того дня, когда Мейнеш расставил ему силки на пристани.
Вероятно, этот человек прибыл сюда за ним. И под конвоем его увезут в Германию.
Найденов понял: откладывать бегство нельзя.
На откосе стоял комендант Риске и, попыхивая папиросой, следил за работой.
– Эй, вы, – крикнул он двум рабочим, бережно катившим бочку, в которой сидел Найденов. – Вы так нянчитесь с этой бочкой, будто в ней сидит ваша любимая бабушка!
Рабочие испуганно остановились и, вытянув руки по швам, ждали приближения Риске. Он подходил с фонарем в руке. Острый луч света скользнул по бочке. Сидевший в ней Найденов понял, что еще секунда, и все будет кончено. Но в этот момент со стороны офицерского дома послышался хриплый голос:
– Риске! Пойдите-ка скорей сюда! Быстро!..
На крыльце, в квадрате растворенной двери, темнел силуэт коренастого мужчины с длинными руками.
В плену у привидений
«Невидимая – первая»
Глава тринадцатая. Загадочные пятна
Как хорошо иной раз не думать, что у тебя есть голова
Новый круг начинается
Найденов вздрогнул. Не эту ли спину он видел уже в ванной перед прибытием «Ярроу»? Это было накануне того дня, когда Мейнеш расставил ему силки на пристани.
Вероятно, этот человек прибыл сюда за ним. И под конвоем его увезут в Германию.
Найденов понял: откладывать бегство нельзя.
* * *
Через час на щебнистом скате – единственном склоне Олеейя, плавно спускавшемся к берегу, грохотали пустые бочки.На откосе стоял комендант Риске и, попыхивая папиросой, следил за работой.
– Эй, вы, – крикнул он двум рабочим, бережно катившим бочку, в которой сидел Найденов. – Вы так нянчитесь с этой бочкой, будто в ней сидит ваша любимая бабушка!
Рабочие испуганно остановились и, вытянув руки по швам, ждали приближения Риске. Он подходил с фонарем в руке. Острый луч света скользнул по бочке. Сидевший в ней Найденов понял, что еще секунда, и все будет кончено. Но в этот момент со стороны офицерского дома послышался хриплый голос:
– Риске! Пойдите-ка скорей сюда! Быстро!..
На крыльце, в квадрате растворенной двери, темнел силуэт коренастого мужчины с длинными руками.
В плену у привидений
Шел девятый день плавания «Ундины» и шестой день с тех пор, как она вошла в шугу. Шуга сменилась мелко битым льдом. На смену битому льду пришли гонимые с севера мощные паки. И вот «Ундина», вытащенная экипажем из полыньи, беспомощно лежит на боку среди огромного ледяного поля и дрейфует с этим полем на юг, то есть туда, откуда с таким трудом пробивались норвежские моряки, чтобы доставить Найденова к берегам родины.
В это утро Найденов еще раз тщательно проверил запасы пищи и пришел к печальному выводу, что если даже вдвое уменьшить нормы, питания хватит не больше чем на три-четыре дня.
– Значит, – сказал он спутникам, – предстоит еще урезать порции либо быть готовыми к тому, что через четверо суток мы начнем голодать, если не окажемся на земле или на борту какого-нибудь судна.
Найденов взял бинокль и в тысячный раз оглядел горизонт. Взгляд его остановился на черной точке среди белого поля льда. Рядом появилась вторая, за ней – третья, четвертая… Найденов насчитал с десяток движущихся точек.
– Тюлени! – радостно воскликнул он и, передав бинокль Лунду, указал направление.
Шкипер, внимательно присмотревшись, сказал:
– Кому же еще здесь быть!.. Но странно: они как будто ходят на хвостах!
– По мне пускай хоть на головах! – крикнул Нильс.
Через несколько минут они вдвоем с Найденовым, прячась среди торосов, подкрадывались к тюленям. Один удачный выстрел сулил запас пищи и топлива на много дней. До тюленей оставалось тысячи полторы шагов, когда Коротышка жестом остановил Найденова и шепотом сказал:
– Дальше нельзя: услышат!
Они легли и несколько минут оставались неподвижны. Потом, выждав, когда один из тюленей появился над краем тороса, Коротышка приложился и выстрелил. В тот же миг Найденов увидел, что Нильс стреляет… по человеку. Да, это был не тюлень. Человек вскочил во весь рост и обернулся к охотникам. В следующее мгновение он прыгнул в сторону и исчез подо льдом. За ним последовали и остальные…
Люди, ныряющие под лед, как тюлени! В первый момент Найденов и Нильс замерли на месте. Но тотчас, не сговариваясь, поползли вперед.
Так проползли они еще метров двести-триста. Найденов остановился. Сквозь треск напирающих друг на друга льдин – единственный звук, нарушающий тишину ледяной пустыни, – ему почудилось какое-то странное гудение. Оно доносилось как будто из-подо льда. Можно было подумать, что там работает мощный двигатель. Найденов прислушался и вопросительно поглядел на Коротышку. Но тот, видимо, ничего не слышал. Его взгляд был прикован к краю ледяного поля, где прежде были люди. Нильс поднял винтовку и приложился. Найденов едва успел предотвратить выстрел.
– Это могут быть друзья! – сказал он.
– Друзья? – Нильс засмеялся и показал туда, где лежала на боку их «Ундина». Найденов увидел нарисованный на борту катера знак свастики.
– Вы думаете, у этого флага могут быть друзья? – спросил Коротышка. – Всякий, кто подумает, что это наш флаг, откроет по нам огонь.
– Значит, надо показать им, что мы не гитлеровцы.
– А если они немцы?.. – прошептал Нильс. – Побудьте здесь, а я посмотрю, куда ныряли эти черти. Держите ружье наготове.
Коротышка быстро пополз вперед, а Найденов устроился поудобней и положил винтовку на застругу, готовый отразить неожиданное нападение. Он видел, как Нильс стремительно вскочил на ноги и замахнулся винтовкой, словно хотел ударить прикладом по воздуху. Но она вырвалась у него из рук и, поднявшись так, словно имела крылья, понеслась в сторону. После этого Коротышка стал совершать нелепые движения, ударяя кулаками пустоту. Он прыгал, лягался, падал и снова вскакивал, ударяя по воздуху налево и направо. Это походило на боксерский бой «с тенью».
Но вот он отчаянно закричал:
– Спасайтесь, херре пастор! – И с этими словами со всего размаху шлепнулся на лед, продолжая барахтаться и отбиваться от невидимых врагов.
Найденов бросился на помощь парню. Пробежав не больше пяти шагов, он споткнулся обо что-то, хотя лед перед ним был чист, и с размаху полетел, больно ударившись головой. Все поплыло перед глазами, он потерял сознание.
В это утро Найденов еще раз тщательно проверил запасы пищи и пришел к печальному выводу, что если даже вдвое уменьшить нормы, питания хватит не больше чем на три-четыре дня.
– Значит, – сказал он спутникам, – предстоит еще урезать порции либо быть готовыми к тому, что через четверо суток мы начнем голодать, если не окажемся на земле или на борту какого-нибудь судна.
Найденов взял бинокль и в тысячный раз оглядел горизонт. Взгляд его остановился на черной точке среди белого поля льда. Рядом появилась вторая, за ней – третья, четвертая… Найденов насчитал с десяток движущихся точек.
– Тюлени! – радостно воскликнул он и, передав бинокль Лунду, указал направление.
Шкипер, внимательно присмотревшись, сказал:
– Кому же еще здесь быть!.. Но странно: они как будто ходят на хвостах!
– По мне пускай хоть на головах! – крикнул Нильс.
Через несколько минут они вдвоем с Найденовым, прячась среди торосов, подкрадывались к тюленям. Один удачный выстрел сулил запас пищи и топлива на много дней. До тюленей оставалось тысячи полторы шагов, когда Коротышка жестом остановил Найденова и шепотом сказал:
– Дальше нельзя: услышат!
Они легли и несколько минут оставались неподвижны. Потом, выждав, когда один из тюленей появился над краем тороса, Коротышка приложился и выстрелил. В тот же миг Найденов увидел, что Нильс стреляет… по человеку. Да, это был не тюлень. Человек вскочил во весь рост и обернулся к охотникам. В следующее мгновение он прыгнул в сторону и исчез подо льдом. За ним последовали и остальные…
Люди, ныряющие под лед, как тюлени! В первый момент Найденов и Нильс замерли на месте. Но тотчас, не сговариваясь, поползли вперед.
Так проползли они еще метров двести-триста. Найденов остановился. Сквозь треск напирающих друг на друга льдин – единственный звук, нарушающий тишину ледяной пустыни, – ему почудилось какое-то странное гудение. Оно доносилось как будто из-подо льда. Можно было подумать, что там работает мощный двигатель. Найденов прислушался и вопросительно поглядел на Коротышку. Но тот, видимо, ничего не слышал. Его взгляд был прикован к краю ледяного поля, где прежде были люди. Нильс поднял винтовку и приложился. Найденов едва успел предотвратить выстрел.
– Это могут быть друзья! – сказал он.
– Друзья? – Нильс засмеялся и показал туда, где лежала на боку их «Ундина». Найденов увидел нарисованный на борту катера знак свастики.
– Вы думаете, у этого флага могут быть друзья? – спросил Коротышка. – Всякий, кто подумает, что это наш флаг, откроет по нам огонь.
– Значит, надо показать им, что мы не гитлеровцы.
– А если они немцы?.. – прошептал Нильс. – Побудьте здесь, а я посмотрю, куда ныряли эти черти. Держите ружье наготове.
Коротышка быстро пополз вперед, а Найденов устроился поудобней и положил винтовку на застругу, готовый отразить неожиданное нападение. Он видел, как Нильс стремительно вскочил на ноги и замахнулся винтовкой, словно хотел ударить прикладом по воздуху. Но она вырвалась у него из рук и, поднявшись так, словно имела крылья, понеслась в сторону. После этого Коротышка стал совершать нелепые движения, ударяя кулаками пустоту. Он прыгал, лягался, падал и снова вскакивал, ударяя по воздуху налево и направо. Это походило на боксерский бой «с тенью».
Но вот он отчаянно закричал:
– Спасайтесь, херре пастор! – И с этими словами со всего размаху шлепнулся на лед, продолжая барахтаться и отбиваться от невидимых врагов.
Найденов бросился на помощь парню. Пробежав не больше пяти шагов, он споткнулся обо что-то, хотя лед перед ним был чист, и с размаху полетел, больно ударившись головой. Все поплыло перед глазами, он потерял сознание.
«Невидимая – первая»
Туман все еще стоял в голове Найденова, когда показалось, что он слышит родную речь. Кроме того, он отчетливо слышал острое жужжание и ритмический гул – шум судовых механизмов. Придя, наконец, в себя, Найденов с первого взгляда понял, что находится на борту корабля. Больше того: по раздававшейся вокруг русской речи он понял, что корабль этот свой, советский, родной. Не помня ни о чем другом, кроме того, что он у себя дома, Найденов сделал попытку вскочить, но услышал суровый окрик:
– Лежать смирно!
Но даже этот резкий приказ показался ему дружеской лаской.
– Да будет, товарищи, я уже понял: свои! – сказал он.
– Не разговаривать! – сурово повторил тот же голос, и Найденов увидел приблизившегося к нему старшину.
– Я же свой, что вы кричите? – улыбнулся Найденов.
Сильным движением старшина заставил Найденова опуститься на койку.
– Приказываю молчать – значит, молчи!
– Товарищ старшина, доложите командиру, что я свой, советский командир.
Старшина насмешливо оглядел Найденова.
– Чисто по-нашему научился… паразит…
– Отсюда вывод, – послышался рядом молодой веселый голос. – Из тех специалистов, которых они к нам в тыл засылают.
Найденов оглянулся и увидел молодого краснофлотца в берете.
– Что за шум? – раздался возглас вбежавшего в отсек старшего лейтенанта.
Увидев Найденова, он крикнул:
– Кто разрешил ему встать с койки?..
– Я требую одного: видеть командира корабля и говорить с ним.
– Все, что вы хотели бы сказать командиру корабля, можете сказать мне: я его заместитель.
Его прервал гудок телефонного зуммера. Старшина снял трубку.
– Да, четвертый отсек. Да, товарищ капитан третьего ранга, старший лейтенант здесь. – И, обернувшись к лейтенанту: – Вас к аппарату…
Старший лейтенант взял трубку.
– Сибирка слушает.
Закончив служебный разговор, он сказал:
– Пленный заявляет, будто он вовсе не немец. Он называет себя советским командиром… Посмотреть на него? Есть, сейчас приведу.
Идя следом за Сибиркой, Найденов с удовольствием приглядывался к лицам краснофлотцев, провожавших его сумрачными взглядами.
Сибирка постучал в дверь каюты. Спокойный голос ответил оттуда: «Войдите», и Сибирка отодвинул створку. У маленького столика сидел командир. Лицо его было освещено лампой. При виде его Найденов остановился как вкопанный, а пораженный Сибирка увидел, как командир корабля, издав крик изумления, бросился навстречу пленнику и они стиснули друг друга в объятиях.
В следующее мгновение Сибирка, не успев отскочить от бросившегося в его сторону пленника, почувствовал, как тот крепко обвил его шею рукой и звонко поцеловал в щеку.
Житков в двух словах объяснил своему заместителю, кого тот видит перед собой. Сибирка хотел оставить друзей, но Найденов удержал его.
– Прежде всего, прошу вас поставить перед Нильсом столько харча, сколько он может съесть. А во-вторых, не считаете ли вы, товарищи, что нужно подумать о спасении моих верных друзей – Йенсена и Лунда, оставшихся на льду. Бедняги, наверно, беспокоятся о нашем исчезновении, не говоря уже о том, что им грозит верная смерть от голода. Их нужно доставить в первый же норвежский пункт, который будет по пути.
Когда они остались одни, Найденов засыпал друга градом вопросов, а в заключение спросил:
– Что означает таинственное поведение твоих людей, так ловко схвативших меня на льду? Даю голову на отсечение, я не видел ни одного из них!
– И не мог видеть, будь у тебя хоть две пары самых зорких глаз. Они были невидимы.
Голос Найденова радостно задрожал, когда он воскликнул:
– Значит, Паша… – Он не мог договорить, за него досказал Житков:
– Да, твоя жена кое-чего добилась. К моему возвращению на родину задача подогреваемого покрытия была решена.
– Подогреваемого?
– Пока – да. И его можно было уже применить для подогреваемой ткани, – как в летной одежде. Теперь у нас три таких комбинезона.
– Понятно!
– Но беда в том, что люди не могут отойти от лодки дальше, чем позволяет питающий провод.
– А батареи?
– Если бы ты знал, сколько энергии пожирает такой комбинезон!
– Ладно. Второй вопрос: куда девались твои люди, прыгая под лед? Я не видел рубки подлодки.
– Разве непонятно? Если можно одеть человека, значит, можно одеть и рубку!
– Чехол из ткани?
– Вот именно. Поэтому наш корабль и носит название «ОН-1».
– Что это значит?
– «Опытная невидимая – первая».
– Если бы ты знал, как я завидовал тебе каждый раз, когда думал, что ты уже дома и работаешь над своей невидимостью! А мое «ухо», небось, так и застряло на мертвой точке.
– Напротив, когда мы пройдем в рубку акустика, ты увидишь, как работает «ухо Найденова».
Найденов радостно схватил Житкова за руку:
– Ты не шутишь, Паша? Неужели добились? Вот молодцы! Пойдем скорей к акустику!
– Погоди, успеем, – сказал Житков. – Ты сам сможешь испытать «ухо», когда мы встретимся с противником. Наша опытная охота еще далеко не кончена. По пути домой предстоит еще кое-что проверить. Скажи-ка мне, во-первых, удалось ли покончить с нашими общими «друзьями» – Витемой и Мейнешем?
– Увы, Витему я так больше и не видел, а Мейнеш ускользнул из рук, хотя лежал уже связанный в моей комнате.
– Жаль, очень жаль…
– Думаю, что теперь они больше не опасны.
– Как диверсанты и шпионы, конечно, – согласился Житков. – Двери в Советский Союз для них закрыты. Но не следует забывать, что они готовы вцепиться в нас зубами при первой возможности.
– Вот этих-то возможностей у них больше и не будет, – уверенно произнес Найденов. – Уж не воображаешь ли ты, будто после войны на земле воцарится рай?..
– Нет, до рая далеко, но песенка гитлеровцев спета. Двадцать второго июня сорок первого года они сами определили свою судьбу. Мы приспособим их к мирному труду; заставим восстановить своими руками все, что разрушили, залечить все раны, нанесенные человечеству… Но сегодня для меня самое главное то, что скоро я буду на родине! – воскликнул Найденов. – Впрочем, я и сейчас уже чувствую себя на родной земле. Палуба твоей лодки – достаточно твердая почва, чтобы, стоя на ней, чувствовать себя человеком. Ах, Паша, если бы ты знал, какая зависть меня брала к тем, кто имел возможность вот так, как ты, чувствовать себя полноценным командиром, гражданином, выполняющим свой долг перед родиной.
– Будто ты там развлекался…
– И все-таки это не то. Я мечтаю о другом: штурвал в руки – и в воздух!
– Ты еще насладишься, этим вдоволь! А теперь не хочешь ли привести себя в порядок? Погляди-ка на себя в зеркало. Стыд и срам, стыд и срам…
Житков ласково подтолкнул друга к переборке. Найденов увидел в зеркале свое лицо, покрытое щетиной, спутанные волосы… Поверх багрового загара – полосы копоти от примуса, с которым приходилось постоянно возиться на «Ундине».
– Да, пожалуй, в таком виде неловко ступать на родную почву.
Житков поглядел на часы.
– Через час – обед. Я познакомлю тебя с кают-компанией. Замечательный народ! – Он открыл шкафчик. – Вот здесь брюки, китель, ботинки. Мойся, брейся, переодевайся, а мне пора в центральный пост – вылавливать Йенсена и Лунда. С удовольствием пожму им руки!
Оставшись один, Найденов сбросил платье и подошел к умывальнику. Он уже намылил было щеку, как вдруг невольно вздрогнул, услышав за спиной приглушенный голос. Найденов не сразу сообразил, что это всего лишь радио. Но то, что он услышал, заставило его широко и радостно улыбнуться собственному отражению:
«За выдающиеся заслуги в области создания новых видов вооружения для Военно-Морского Флота присвоить инженер-контр-адмиралу Бураго, Александру Ивановичу, звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали „Серп и молот“…»
С раскрытым от удивления ртом Найденов обернулся к репродуктору и машинально спросил:
– Вы не ошиблись?
Черная воронка репродуктора высокомерно молчала.
– Лежать смирно!
Но даже этот резкий приказ показался ему дружеской лаской.
– Да будет, товарищи, я уже понял: свои! – сказал он.
– Не разговаривать! – сурово повторил тот же голос, и Найденов увидел приблизившегося к нему старшину.
– Я же свой, что вы кричите? – улыбнулся Найденов.
Сильным движением старшина заставил Найденова опуститься на койку.
– Приказываю молчать – значит, молчи!
– Товарищ старшина, доложите командиру, что я свой, советский командир.
Старшина насмешливо оглядел Найденова.
– Чисто по-нашему научился… паразит…
– Отсюда вывод, – послышался рядом молодой веселый голос. – Из тех специалистов, которых они к нам в тыл засылают.
Найденов оглянулся и увидел молодого краснофлотца в берете.
– Что за шум? – раздался возглас вбежавшего в отсек старшего лейтенанта.
Увидев Найденова, он крикнул:
– Кто разрешил ему встать с койки?..
– Я требую одного: видеть командира корабля и говорить с ним.
– Все, что вы хотели бы сказать командиру корабля, можете сказать мне: я его заместитель.
Его прервал гудок телефонного зуммера. Старшина снял трубку.
– Да, четвертый отсек. Да, товарищ капитан третьего ранга, старший лейтенант здесь. – И, обернувшись к лейтенанту: – Вас к аппарату…
Старший лейтенант взял трубку.
– Сибирка слушает.
Закончив служебный разговор, он сказал:
– Пленный заявляет, будто он вовсе не немец. Он называет себя советским командиром… Посмотреть на него? Есть, сейчас приведу.
Идя следом за Сибиркой, Найденов с удовольствием приглядывался к лицам краснофлотцев, провожавших его сумрачными взглядами.
Сибирка постучал в дверь каюты. Спокойный голос ответил оттуда: «Войдите», и Сибирка отодвинул створку. У маленького столика сидел командир. Лицо его было освещено лампой. При виде его Найденов остановился как вкопанный, а пораженный Сибирка увидел, как командир корабля, издав крик изумления, бросился навстречу пленнику и они стиснули друг друга в объятиях.
В следующее мгновение Сибирка, не успев отскочить от бросившегося в его сторону пленника, почувствовал, как тот крепко обвил его шею рукой и звонко поцеловал в щеку.
Житков в двух словах объяснил своему заместителю, кого тот видит перед собой. Сибирка хотел оставить друзей, но Найденов удержал его.
– Прежде всего, прошу вас поставить перед Нильсом столько харча, сколько он может съесть. А во-вторых, не считаете ли вы, товарищи, что нужно подумать о спасении моих верных друзей – Йенсена и Лунда, оставшихся на льду. Бедняги, наверно, беспокоятся о нашем исчезновении, не говоря уже о том, что им грозит верная смерть от голода. Их нужно доставить в первый же норвежский пункт, который будет по пути.
Когда они остались одни, Найденов засыпал друга градом вопросов, а в заключение спросил:
– Что означает таинственное поведение твоих людей, так ловко схвативших меня на льду? Даю голову на отсечение, я не видел ни одного из них!
– И не мог видеть, будь у тебя хоть две пары самых зорких глаз. Они были невидимы.
Голос Найденова радостно задрожал, когда он воскликнул:
– Значит, Паша… – Он не мог договорить, за него досказал Житков:
– Да, твоя жена кое-чего добилась. К моему возвращению на родину задача подогреваемого покрытия была решена.
– Подогреваемого?
– Пока – да. И его можно было уже применить для подогреваемой ткани, – как в летной одежде. Теперь у нас три таких комбинезона.
– Понятно!
– Но беда в том, что люди не могут отойти от лодки дальше, чем позволяет питающий провод.
– А батареи?
– Если бы ты знал, сколько энергии пожирает такой комбинезон!
– Ладно. Второй вопрос: куда девались твои люди, прыгая под лед? Я не видел рубки подлодки.
– Разве непонятно? Если можно одеть человека, значит, можно одеть и рубку!
– Чехол из ткани?
– Вот именно. Поэтому наш корабль и носит название «ОН-1».
– Что это значит?
– «Опытная невидимая – первая».
– Если бы ты знал, как я завидовал тебе каждый раз, когда думал, что ты уже дома и работаешь над своей невидимостью! А мое «ухо», небось, так и застряло на мертвой точке.
– Напротив, когда мы пройдем в рубку акустика, ты увидишь, как работает «ухо Найденова».
Найденов радостно схватил Житкова за руку:
– Ты не шутишь, Паша? Неужели добились? Вот молодцы! Пойдем скорей к акустику!
– Погоди, успеем, – сказал Житков. – Ты сам сможешь испытать «ухо», когда мы встретимся с противником. Наша опытная охота еще далеко не кончена. По пути домой предстоит еще кое-что проверить. Скажи-ка мне, во-первых, удалось ли покончить с нашими общими «друзьями» – Витемой и Мейнешем?
– Увы, Витему я так больше и не видел, а Мейнеш ускользнул из рук, хотя лежал уже связанный в моей комнате.
– Жаль, очень жаль…
– Думаю, что теперь они больше не опасны.
– Как диверсанты и шпионы, конечно, – согласился Житков. – Двери в Советский Союз для них закрыты. Но не следует забывать, что они готовы вцепиться в нас зубами при первой возможности.
– Вот этих-то возможностей у них больше и не будет, – уверенно произнес Найденов. – Уж не воображаешь ли ты, будто после войны на земле воцарится рай?..
– Нет, до рая далеко, но песенка гитлеровцев спета. Двадцать второго июня сорок первого года они сами определили свою судьбу. Мы приспособим их к мирному труду; заставим восстановить своими руками все, что разрушили, залечить все раны, нанесенные человечеству… Но сегодня для меня самое главное то, что скоро я буду на родине! – воскликнул Найденов. – Впрочем, я и сейчас уже чувствую себя на родной земле. Палуба твоей лодки – достаточно твердая почва, чтобы, стоя на ней, чувствовать себя человеком. Ах, Паша, если бы ты знал, какая зависть меня брала к тем, кто имел возможность вот так, как ты, чувствовать себя полноценным командиром, гражданином, выполняющим свой долг перед родиной.
– Будто ты там развлекался…
– И все-таки это не то. Я мечтаю о другом: штурвал в руки – и в воздух!
– Ты еще насладишься, этим вдоволь! А теперь не хочешь ли привести себя в порядок? Погляди-ка на себя в зеркало. Стыд и срам, стыд и срам…
Житков ласково подтолкнул друга к переборке. Найденов увидел в зеркале свое лицо, покрытое щетиной, спутанные волосы… Поверх багрового загара – полосы копоти от примуса, с которым приходилось постоянно возиться на «Ундине».
– Да, пожалуй, в таком виде неловко ступать на родную почву.
Житков поглядел на часы.
– Через час – обед. Я познакомлю тебя с кают-компанией. Замечательный народ! – Он открыл шкафчик. – Вот здесь брюки, китель, ботинки. Мойся, брейся, переодевайся, а мне пора в центральный пост – вылавливать Йенсена и Лунда. С удовольствием пожму им руки!
Оставшись один, Найденов сбросил платье и подошел к умывальнику. Он уже намылил было щеку, как вдруг невольно вздрогнул, услышав за спиной приглушенный голос. Найденов не сразу сообразил, что это всего лишь радио. Но то, что он услышал, заставило его широко и радостно улыбнуться собственному отражению:
«За выдающиеся заслуги в области создания новых видов вооружения для Военно-Морского Флота присвоить инженер-контр-адмиралу Бураго, Александру Ивановичу, звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали „Серп и молот“…»
С раскрытым от удивления ртом Найденов обернулся к репродуктору и машинально спросил:
– Вы не ошиблись?
Черная воронка репродуктора высокомерно молчала.
Глава тринадцатая. Загадочные пятна
Как хорошо иной раз не думать, что у тебя есть голова
Витема сидел в ванне, устало закрыв глаза. Не было желания двигаться, думать. Хотелось забыть, где находишься, зачем приехал в этот тихий город нейтральной страны; хотелось отогнать от себя неясное предчувствие надвигающейся беды, не покидавшее Витему с момента, когда он получил приказ снова ехать в Россию.
Теперь, узнав, что к нему послан из Берлина специальный курьер, Витема ломал себе голову: зачем едет курьер и кто он такой?
Шаг за шагом перебирал он в памяти подготовку закончившейся провалом операции с похищением Найденова. Вдумывался в каждую мелочь и не мог найти ничего, что говорило бы об ошибке, о том, что на хвосте у него повисла советская разведка. Нет, все было сделано достаточно чисто. А между тем факт оставался фактом: и Житков и Найденов ускользнули из рук. И если бы не отсутствие Фюрстенберга в Берлине, он, Витема, вместо нового задания получил бы от какого-нибудь мордастого Карла пулю в спину.
Впрочем, эта новая поездка в Россию, в сущности, почти то же самое.
Да, похоже, что его уже не ценят, как в былое время.
А много ли осталось таких, как он и Мейнеш?
Мейнеш!..
Двадцать лет назад он пришел к Витеме почти таким же, каким Витема знает его сейчас – крепким и сильным, с лицом, опаленным ветрами многих морей, с сединой в бороде. Да, уже тогда серебряные нити блестели в бороде Мейнеша.
Жаль, что старого соратника нет сейчас здесь, что нельзя попросить его посидеть в соседней комнате, пока у него, Витемы, будет посланец от Фюрстенберга. Никогда ведь не знаешь, чего ждать от этих курьеров из милого фатерлянда!
Витема отбросил папиросу. Пока он сидел в ванне, предаваясь размышлениям, вода успела остыть. Он наскоро оделся и приказал подать горячего кофе. Затем вынул из заднего кармана брюк маленький маузер и переложил его в боковой карман пиджака, предварительно отодвинув предохранитель.
В коридоре послышались тяжелые шаги. Короткий стук – и дверь распахнулась: посетитель не ждал обычного «войдите».
На пороге стоял Карл, тот самый верзила с челюстью бульдога и лбом гориллы, которого Витема видел у Фюрстенберга.
Рука Витемы невольно опустилась в карман, где лежал маузер.
Карл вошел в номер Витемы, как к себе домой, и запер дверь на ключ. Не спеша размотал шарф, обвязанный вокруг бычьей шеи.
– Предложили бы чего-нибудь согревающего, что ли, – грубо проворчал он. – В этой чертовой стране можно подохнуть от холода и трезвости.
– Прежде всего принято здороваться, когда входишь, – ледяным тоном сказал Витема, скептически оглядев пестрое из эрзац-шерсти пальто Карла и его зеленую шляпу. – Ваш цирковой наряд повесьте вон там, – и брезгливо ткнул пальцем в сторону вешалки.
Карл исподлобья глянул на Витему; безбровые глазки сверкнули злобой. Он расселся в кресле, бесцеремонно повернул к себе электрический камин, около которого стоял Витема, и стал греть багровые лапы с плоскими и тусклыми, как свинцовые бляхи, ногтями.
Каждое движение Карла коробило Витему, но он подавил нараставшее раздражение, повернулся к нему спиной, выбрал в коробке сигару и, не предлагая гостю, закурил.
Но на Карла этот холодный прием, по-видимому, не производил впечатления. Отогрев руки, он сам потянулся к хозяйскому ящику. Витема услышал, как щелкнули зубы гостя, откусывая кончик сигары. Оторвав край лежавшей на столе газеты, Карл зажег его о спираль камина и закурил. Насладившись несколькими затяжками, поднялся и, не обращая внимания на продолжавшего стоять спиной к нему Витему, прошел в ванную комнату. Через минуту оттуда раздался его голос:
– Эй! Капитан!..
Витема продолжал стоять. Кулаки его сжались.
– Кажется, я к вам обращаюсь, – сказал Карл, появляясь с кисточкой для бритья в руке. – Помогите мне побрить голову. – Заметив удивленный взгляд Витемы, он добавил: – Здесь есть кое-что и для вас, – и похлопал себя по темени.
Витема понял. Намылив голову Карла, он принялся быстро орудовать бритвой. Хотелось поскорее узнать содержание письма. То, что письмо поручили передать именно Карлу – человеку из личной охраны Фюрстенберга, – свидетельствовало о важности сообщения.
Как только Витема закончил бритье, Карл достал из бумажника таблетку.
– На четверть стакана воды, – сказал он, передавая ее Витеме.
Когда таблетка разошлась в воде, Карл намочил конец полотенца, протер им голову и приблизил ее к камину. По мере согревания розовая кожа покрывалась строчками письма. Буквы были четко выписаны тонким пером. Витема вооружился лупой. Он читал, и его брови все ближе сходились над переносицей. Карл слышал, как учащается дыхание капитана.
Начав с беспощадного разноса, Фюрстенберг подтверждал приказание немедля отправиться в Россию, чтобы попытаться овладеть секретом Бураго. Работу старика, вероятно, продолжают Житков и дочь покойного. Витеме предоставляется полная свобода действий и разрешается пустить в ход любые средства. В заключение говорилось, что выполнение этого задания – последний шанс Витемы на восстановление потерянного доверия.
– Вы привезли мне чек? – спросил Витема.
– Я привез вам то, что привез… Все прочли?
– Все.
Карл вымыл голову вежеталем, и от письма не осталось ни следа.
– Наконец-то я снова могу не думать о том, что у меня есть голова, – с облегчением произнес он. – Чертовски приятное ощущение: не чувствовать своей головы! – И вдруг расхохотался. – Если, конечно, тебе не сделали чик-чик. – Он снова захохотал и взглянул на часы. – Однако у меня не слишком-то много времени. Что передать хозяину?
Витема прошелся по комнате. Он остановился и, задумчиво глядя на улицу, барабанил пальцами по стеклу. С ним обращаются так, будто он ровня этому Карлу!.. Непреодолимая злоба затуманила сознание. Не в силах более сдерживаться, он прошипел:
– Убирайтесь!
Карл медленно протянул огромную лапу и положил ее на запястье Витемы. Витема напряг мускулы. Он знал, что обладает незаурядной силой, но на этот раз, попытавшись освободить руку, почувствовал, что она словно зажата в стальной браслет. И впервые в жизни Витема ощутил, что значит превосходство физической силы.
Теперь, узнав, что к нему послан из Берлина специальный курьер, Витема ломал себе голову: зачем едет курьер и кто он такой?
Шаг за шагом перебирал он в памяти подготовку закончившейся провалом операции с похищением Найденова. Вдумывался в каждую мелочь и не мог найти ничего, что говорило бы об ошибке, о том, что на хвосте у него повисла советская разведка. Нет, все было сделано достаточно чисто. А между тем факт оставался фактом: и Житков и Найденов ускользнули из рук. И если бы не отсутствие Фюрстенберга в Берлине, он, Витема, вместо нового задания получил бы от какого-нибудь мордастого Карла пулю в спину.
Впрочем, эта новая поездка в Россию, в сущности, почти то же самое.
Да, похоже, что его уже не ценят, как в былое время.
А много ли осталось таких, как он и Мейнеш?
Мейнеш!..
Двадцать лет назад он пришел к Витеме почти таким же, каким Витема знает его сейчас – крепким и сильным, с лицом, опаленным ветрами многих морей, с сединой в бороде. Да, уже тогда серебряные нити блестели в бороде Мейнеша.
Жаль, что старого соратника нет сейчас здесь, что нельзя попросить его посидеть в соседней комнате, пока у него, Витемы, будет посланец от Фюрстенберга. Никогда ведь не знаешь, чего ждать от этих курьеров из милого фатерлянда!
Витема отбросил папиросу. Пока он сидел в ванне, предаваясь размышлениям, вода успела остыть. Он наскоро оделся и приказал подать горячего кофе. Затем вынул из заднего кармана брюк маленький маузер и переложил его в боковой карман пиджака, предварительно отодвинув предохранитель.
В коридоре послышались тяжелые шаги. Короткий стук – и дверь распахнулась: посетитель не ждал обычного «войдите».
На пороге стоял Карл, тот самый верзила с челюстью бульдога и лбом гориллы, которого Витема видел у Фюрстенберга.
Рука Витемы невольно опустилась в карман, где лежал маузер.
Карл вошел в номер Витемы, как к себе домой, и запер дверь на ключ. Не спеша размотал шарф, обвязанный вокруг бычьей шеи.
– Предложили бы чего-нибудь согревающего, что ли, – грубо проворчал он. – В этой чертовой стране можно подохнуть от холода и трезвости.
– Прежде всего принято здороваться, когда входишь, – ледяным тоном сказал Витема, скептически оглядев пестрое из эрзац-шерсти пальто Карла и его зеленую шляпу. – Ваш цирковой наряд повесьте вон там, – и брезгливо ткнул пальцем в сторону вешалки.
Карл исподлобья глянул на Витему; безбровые глазки сверкнули злобой. Он расселся в кресле, бесцеремонно повернул к себе электрический камин, около которого стоял Витема, и стал греть багровые лапы с плоскими и тусклыми, как свинцовые бляхи, ногтями.
Каждое движение Карла коробило Витему, но он подавил нараставшее раздражение, повернулся к нему спиной, выбрал в коробке сигару и, не предлагая гостю, закурил.
Но на Карла этот холодный прием, по-видимому, не производил впечатления. Отогрев руки, он сам потянулся к хозяйскому ящику. Витема услышал, как щелкнули зубы гостя, откусывая кончик сигары. Оторвав край лежавшей на столе газеты, Карл зажег его о спираль камина и закурил. Насладившись несколькими затяжками, поднялся и, не обращая внимания на продолжавшего стоять спиной к нему Витему, прошел в ванную комнату. Через минуту оттуда раздался его голос:
– Эй! Капитан!..
Витема продолжал стоять. Кулаки его сжались.
– Кажется, я к вам обращаюсь, – сказал Карл, появляясь с кисточкой для бритья в руке. – Помогите мне побрить голову. – Заметив удивленный взгляд Витемы, он добавил: – Здесь есть кое-что и для вас, – и похлопал себя по темени.
Витема понял. Намылив голову Карла, он принялся быстро орудовать бритвой. Хотелось поскорее узнать содержание письма. То, что письмо поручили передать именно Карлу – человеку из личной охраны Фюрстенберга, – свидетельствовало о важности сообщения.
Как только Витема закончил бритье, Карл достал из бумажника таблетку.
– На четверть стакана воды, – сказал он, передавая ее Витеме.
Когда таблетка разошлась в воде, Карл намочил конец полотенца, протер им голову и приблизил ее к камину. По мере согревания розовая кожа покрывалась строчками письма. Буквы были четко выписаны тонким пером. Витема вооружился лупой. Он читал, и его брови все ближе сходились над переносицей. Карл слышал, как учащается дыхание капитана.
Начав с беспощадного разноса, Фюрстенберг подтверждал приказание немедля отправиться в Россию, чтобы попытаться овладеть секретом Бураго. Работу старика, вероятно, продолжают Житков и дочь покойного. Витеме предоставляется полная свобода действий и разрешается пустить в ход любые средства. В заключение говорилось, что выполнение этого задания – последний шанс Витемы на восстановление потерянного доверия.
– Вы привезли мне чек? – спросил Витема.
– Я привез вам то, что привез… Все прочли?
– Все.
Карл вымыл голову вежеталем, и от письма не осталось ни следа.
– Наконец-то я снова могу не думать о том, что у меня есть голова, – с облегчением произнес он. – Чертовски приятное ощущение: не чувствовать своей головы! – И вдруг расхохотался. – Если, конечно, тебе не сделали чик-чик. – Он снова захохотал и взглянул на часы. – Однако у меня не слишком-то много времени. Что передать хозяину?
Витема прошелся по комнате. Он остановился и, задумчиво глядя на улицу, барабанил пальцами по стеклу. С ним обращаются так, будто он ровня этому Карлу!.. Непреодолимая злоба затуманила сознание. Не в силах более сдерживаться, он прошипел:
– Убирайтесь!
Карл медленно протянул огромную лапу и положил ее на запястье Витемы. Витема напряг мускулы. Он знал, что обладает незаурядной силой, но на этот раз, попытавшись освободить руку, почувствовал, что она словно зажата в стальной браслет. И впервые в жизни Витема ощутил, что значит превосходство физической силы.
Новый круг начинается
– Что передать Фюрстенбергу? – ворчливо повторил Карл.
– Передайте, что я… не поеду в Россию.
Свиные глазки Карла сделались еще меньше. Великан наклонил голову к самому лицу Витемы.
– Он сказал: «Карл, посмотри сам: если у капитана испортились нервы и, на твой взгляд»… – да, он так и сказал, – «на твой взгляд, Карл, он не способен больше к работе, то…»
По тому, как Витема отпрянул от него, Карл понял, что остальное капитану ясно.
Витема действительно понял все: перед ним был палач. Желание сопротивляться исчезло, и он с трудом, вяло сказал:
– Право, все это пустяки…
Потом, стараясь сдержать дрожь пальцев, достал бумажник и выложил перед Карлом его содержимое.
– Это все, что у меня осталось. Если бы вы привезли чек…
Карл, слюнявя палец, пересчитал бумажки.
– Две тысячи восемьсот двадцать. Чека у меня нет, но я привез наличные. – Карл вынул нераспечатанную пачку денег и бросил ее на стол. По цвету банковой бандероли Витема определил: пять тысяч.
– Я должен представить расписку, – не глядя на Витему, сказал Карл.
Витема подошел к столу и взял перо. Он вопросительно поглядел на Карла. Тот произнес всего одно слово:
– Десять.
Прочитав расписку, Карл спросил:
– Так вы, кажется, хотели передать что-то Фюрстенбергу?
– Я напишу… – Заметив протестующий жест Карла, Витема поспешил добавить:
– Можете быть спокойны – шифр надежный.
Он сел и стал писать. Изумительная память позволяла ему шифровать, не прибегая к черновику.
«…Прошу не посылать ко мне больше таких прохвостов, как Карл, – писал он. – Его визит стоит мне пять тысяч. Такие курьеры мне не по карману. Ваше поручение будет выполнено. Пришлите Мейнеша. Я не могу доверять людям, которых вы мне подсовываете… Кроме того, я не смогу быть ни одной минуты спокоен за свой тыл, пока живы Найденов и Житков. Прошу санкционировать: первая операция в России – уничтожение этой пары…»
Витема тщательно свернул трубочкой листок папиросной бумаги. Сейчас его тонкие длинные пальцы действовали с обычной уверенностью. Он развинтил свое вечное перо, засунул письмо в открывшуюся полость и протянул Карлу.
– Смотрите, – вот кнопка насоса. В случае надобности, вы нажимаете ее, и чернила заливают письмо. Поняли?
Карл спрятал перо и принялся заматывать шею шарфом.
Он вышел не попрощавшись.
А пять дней спустя к Витеме явился новый посетитель: худощавый, сутулый субъект с угреватым лицом. Не здороваясь, не спрашивая имени и не называя себя, он несколько мгновений внимательно рассматривал капитана. Потом сделал знак, а, убедившись в правильности ответного сигнала, засунул в рот два пальца и… протянул Витеме искусственную челюсть. Верхняя губа незнакомца сразу провалилась, обнажив несколько гнилушек. Такие же искусно сделанные гнилушки торчали из розового гуттаперчевого неба, лежавшего на ладони посетителя. А посредине Витема заметил темную опухоль. Незнакомец нажал ее и равнодушным движением фокусника вынул из челюсти туго свернутую бумажку. Вручив Витеме записку, он вставил челюсть в рот и, ни слова не говоря, двинулся к выходу.
– Послушайте, – крикнул вслед ему Витема, – нужен ответ?
Но гость даже не обернулся. Он исчез так же неожиданно и бесшумно, как появился.
Витема развернул записку.
Давно уже он не испытывал такого удовольствия, какое доставило ему это письмо. Просьба о присылке Мейнеша удовлетворена. Не сегодня-завтра боцман будет здесь. Принимался и план устранения Найденова и Житкова как условие успешного проведения операции по овладению тайной невидимости.
Настроение Витемы заметно улучшилось. Он оделся и вышел на улицу. Дойдя до маленькой площадки, где стояли извозчики, нанял сани и поехал кататься по городу…
Темнело. Прозрачные северные сумерки заполняли улицы, мягким серебристым сиянием окутывали силуэты домов.
В аллее тихого парка Витема отпустил кучера и пошел пешком. Тишину нарушал только скрип снега под его ногами.
Витема остановился и рассмеялся.
Еще одно усилие – и счет в банке будет восстановлен! Он снова почувствует себя полноценным человеком…
Витема вышел из аллеи. Свет фонарей, шум пробегающих голубых вагончиков трамвая наполнили его бодростью. Он быстро зашагал к отелю. Прямой, уверенный в себе, вошел в маленький зал ресторана. С давно забытой тщательностью заказал обед и, разломив хрустящую лепешку некеброда, принялся размазывать по ней нарядный розанчик масла.
Сквозь стеклянную дверь, отделявшую ресторан от холла гостиницы, Витема видел, как вошли несколько новых постояльцев, прибывших с вечерним поездом. Портье втаскивал их чемоданы, отряхивал снег с шуб.
Последним появился коренастый человек в кожаной шапке с опущенными наушниками. Витема сразу узнал Мейнеша.
…Общество старого приятеля, бутылка любимого вермута и чувство уверенности в себе и веры в будущее, – все вернулось к Витеме. Привычным движением вращая за ножку рюмку с вином, которую он, прищурившись, рассматривал на свет лампы, он говорил:
– Передайте, что я… не поеду в Россию.
Свиные глазки Карла сделались еще меньше. Великан наклонил голову к самому лицу Витемы.
– Он сказал: «Карл, посмотри сам: если у капитана испортились нервы и, на твой взгляд»… – да, он так и сказал, – «на твой взгляд, Карл, он не способен больше к работе, то…»
По тому, как Витема отпрянул от него, Карл понял, что остальное капитану ясно.
Витема действительно понял все: перед ним был палач. Желание сопротивляться исчезло, и он с трудом, вяло сказал:
– Право, все это пустяки…
Потом, стараясь сдержать дрожь пальцев, достал бумажник и выложил перед Карлом его содержимое.
– Это все, что у меня осталось. Если бы вы привезли чек…
Карл, слюнявя палец, пересчитал бумажки.
– Две тысячи восемьсот двадцать. Чека у меня нет, но я привез наличные. – Карл вынул нераспечатанную пачку денег и бросил ее на стол. По цвету банковой бандероли Витема определил: пять тысяч.
– Я должен представить расписку, – не глядя на Витему, сказал Карл.
Витема подошел к столу и взял перо. Он вопросительно поглядел на Карла. Тот произнес всего одно слово:
– Десять.
Прочитав расписку, Карл спросил:
– Так вы, кажется, хотели передать что-то Фюрстенбергу?
– Я напишу… – Заметив протестующий жест Карла, Витема поспешил добавить:
– Можете быть спокойны – шифр надежный.
Он сел и стал писать. Изумительная память позволяла ему шифровать, не прибегая к черновику.
«…Прошу не посылать ко мне больше таких прохвостов, как Карл, – писал он. – Его визит стоит мне пять тысяч. Такие курьеры мне не по карману. Ваше поручение будет выполнено. Пришлите Мейнеша. Я не могу доверять людям, которых вы мне подсовываете… Кроме того, я не смогу быть ни одной минуты спокоен за свой тыл, пока живы Найденов и Житков. Прошу санкционировать: первая операция в России – уничтожение этой пары…»
Витема тщательно свернул трубочкой листок папиросной бумаги. Сейчас его тонкие длинные пальцы действовали с обычной уверенностью. Он развинтил свое вечное перо, засунул письмо в открывшуюся полость и протянул Карлу.
– Смотрите, – вот кнопка насоса. В случае надобности, вы нажимаете ее, и чернила заливают письмо. Поняли?
Карл спрятал перо и принялся заматывать шею шарфом.
Он вышел не попрощавшись.
А пять дней спустя к Витеме явился новый посетитель: худощавый, сутулый субъект с угреватым лицом. Не здороваясь, не спрашивая имени и не называя себя, он несколько мгновений внимательно рассматривал капитана. Потом сделал знак, а, убедившись в правильности ответного сигнала, засунул в рот два пальца и… протянул Витеме искусственную челюсть. Верхняя губа незнакомца сразу провалилась, обнажив несколько гнилушек. Такие же искусно сделанные гнилушки торчали из розового гуттаперчевого неба, лежавшего на ладони посетителя. А посредине Витема заметил темную опухоль. Незнакомец нажал ее и равнодушным движением фокусника вынул из челюсти туго свернутую бумажку. Вручив Витеме записку, он вставил челюсть в рот и, ни слова не говоря, двинулся к выходу.
– Послушайте, – крикнул вслед ему Витема, – нужен ответ?
Но гость даже не обернулся. Он исчез так же неожиданно и бесшумно, как появился.
Витема развернул записку.
Давно уже он не испытывал такого удовольствия, какое доставило ему это письмо. Просьба о присылке Мейнеша удовлетворена. Не сегодня-завтра боцман будет здесь. Принимался и план устранения Найденова и Житкова как условие успешного проведения операции по овладению тайной невидимости.
Настроение Витемы заметно улучшилось. Он оделся и вышел на улицу. Дойдя до маленькой площадки, где стояли извозчики, нанял сани и поехал кататься по городу…
Темнело. Прозрачные северные сумерки заполняли улицы, мягким серебристым сиянием окутывали силуэты домов.
В аллее тихого парка Витема отпустил кучера и пошел пешком. Тишину нарушал только скрип снега под его ногами.
Витема остановился и рассмеялся.
Еще одно усилие – и счет в банке будет восстановлен! Он снова почувствует себя полноценным человеком…
Витема вышел из аллеи. Свет фонарей, шум пробегающих голубых вагончиков трамвая наполнили его бодростью. Он быстро зашагал к отелю. Прямой, уверенный в себе, вошел в маленький зал ресторана. С давно забытой тщательностью заказал обед и, разломив хрустящую лепешку некеброда, принялся размазывать по ней нарядный розанчик масла.
Сквозь стеклянную дверь, отделявшую ресторан от холла гостиницы, Витема видел, как вошли несколько новых постояльцев, прибывших с вечерним поездом. Портье втаскивал их чемоданы, отряхивал снег с шуб.
Последним появился коренастый человек в кожаной шапке с опущенными наушниками. Витема сразу узнал Мейнеша.
…Общество старого приятеля, бутылка любимого вермута и чувство уверенности в себе и веры в будущее, – все вернулось к Витеме. Привычным движением вращая за ножку рюмку с вином, которую он, прищурившись, рассматривал на свет лампы, он говорил: