– Что же это ты натворил, паразит окаянный? Бед мне не хватало, так внучок принес. Взяла себе на голову заботу. Думала вырастет, человеком станет, помощь будет на старости лет. Так нет же. Беспризорничает и ворует. – Бабушка присела на стул, положила руки на колени. – Ай-яй-яй, что же мне теперь делать, что же делать?
   Я, совершенно не понимая, что случилось и за что на меня так набросилась бабуля, прошел к холодильнику и вынул оттуда бутылку свежей воды, доставленную ранним утром разносчиком. Откупорив ее, я с жадностью припал к горлышку. Более-менее утолив жажду, я подошел к столу и, сев к нему спиной на табурет, опустил голову, зажав ее с обеих сторон ладонями. Бабушка, видя мое состояние, сжалилась, намочила полотенце, свернула его и, подойдя, положила на темечко.
   – Тяжело? – спросила она.
   – Что случилось? – выдавил я из себя.
   – Не помнишь? Совсем ничего не помнишь?
   – А что я должен помнить? Я вчера пришел домой, посидел у компьютера и лег спать.
   – Все правильно. Но только не вчера, а позавчера. Вчера вы с этим раздолбаем Максимилианом сильно напились, паразиты, и своровали автолет, а потом разбили его. Ай-яй-яй, как же платить-то будем? Дорогой ведь, говорят. «Порш» какой-то.
   – Я? – пришлось приподнять голову и посмотреть прямо в лицо бабушке. Уж не сбрендила ли старуха? – Да ты че, бабуля, я и водить-то машины не умею.
   – Ты-то, внучек, не умеешь, а вот твой дружок, проказник Макс, оказывается, способен и не на такое.
   Головная боль постепенно отходила и я силился понять, что же мне пытается втолковать бабушка.
   – Можешь и не вспоминать, – бабуля махнула рукой, отошла к плите и продолжила печь лепешки. – Ночью вас поймала полиция и вам обоим стерли память вчерашнего дня. Спасибо святому Франциску, что хоть не посадили в тюрьму для малолетних. Боже мой… Боже мой…
   Я не раз слышал о подобном наказании, применяемом полицией, но верить в то, что это произошло со мной, совершенно не хотелось.
   – А где Макс? – спросил я.
   – Где, где. Наверное, дома. Его родителей, также как и меня, подняли ночью с постели и привезли в участок, аж в сам «Деловой центр». Далече вы гулять ходите, неймется вам. Ну скажи мне, что вам у нас в районе-то не гуляется? Не ваше это место – «Деловой центр». Ничего хорошего там нет. А твой Макс, проказник, наверное уже и не дома вовсе. Вам пора уже в школе быть. Давай-ка выпей чашечку молока, поешь такос [24] с грибами и поспеши, иначе опоздаешь. Не хватало еще, чтобы тебя из школы выгнали.
   Молока я выпил стакан, а вот лепешки тако с грибами положил в рюкзак, аппетит совершенно отсутствовал. Прихватил также с собой и пол-литровую бутылку с молоком. Быстро одевшись, я почти бегом направился в школу, слава богу, путь до нее, если срезать через пустырь, занимал не более пяти минут. Всю дорогу я обдумывал сказанное бабулей и очень спешил увидеться с Максом. Хотя, наверное, он тоже ничего не помнил.
   Подходя к школьному крыльцу, я увидел стоящий неподалеку темно-коричневый автолет марки «Бьюик». Два человека, находившиеся рядом с машиной, показались мне немного странными. Точно не местные, решил я. Один из них – негр, иссиня-черный, слишком полный, облаченный в строгий светло-серый, однако сильно мятый костюм, но с белоснежной рубашкой и галстуком. Он ходил возле машины, осматривая ее, попинывая колеса и наваливаясь на капот, как видно, проверяя амортизаторы. Второй – среднего телосложения, длинноволосый, ну прямо ковбой с дикого запада. На голове широкополая, с загнутыми по бокам краями шляпа, велюровая жилетка с бахромой, надетая на клетчатую котоновую рубашку с длинными рукавами, галстук-шнурок, на ногах сильно потертые синие джинсы и полусапожки из змеиной кожи с острыми оббитыми металлом носками, скошенными каблуками и блестящими пряжками. Не хватало только шпор, но это и понятно: кого он будет ими подгонять? Автолет, что ли? В таком облачении, ковбой и негр в уже нагретые солнцем утренние часы наверняка парились, хотя могли и не торчать на солнце, а сидеть в машине, в такой тачке точно есть кондиционер.
   И вот парень, которому бы скакать на лошади по прериям, а не кататься на автолетах, наклонился и о чем-то общался с «цыпленком» Мануэлой Альварес. Та, наклонив голову вбок, внимательно слушала и кивала в ответ своей маленькой черепушкой. Когда же подняла глаза и увидела меня, то моментально вскинула руку, указывая в мою сторону. Парень встрепенулся и тут же быстрым шагом направился ко мне.
   – Эй, Санчо, подожди! Мне надо поговорить с тобой! – крикнул он на ходу.
   У меня почему-то сразу возникли нехорошие предчувствия, отчего я рванулся в двери школы. Все, что мною двигало, так это желание поскорей добраться до Макса. Почему-то я решил, что именно Корсигас примет меня под свое теплое крылышко, разберется со всеми, защитит от неприятностей. Что бы мы вчера с ним не вытворяли, со всем Макс может разобраться.
   Я быстро оставил отпечаток своей ладони на «аппарате присутствия» и, миновав вестибюль, взбежал по лестнице. Буквально влетев в класс, я стал искать глазами среди одноклассников своего спасителя. Его не было. Я резко ухватил за руку длинного Гонсалеса, который всегда лучше всех был осведомлен обо всем, что происходило в классе, да и в школе и, повернув его к себе, выпалил:
   – Где Макс?
   – Ты че, обезумел что ли? Хватаешься! Нет твоего Макса. Сегодня в школу звонили родители, заболел он. Администраторша сказала, что не будет его целую неделю. – Гонсалес считался старостой класса и каждое утро выслушивал наставления в кабинете администратора. Сеньора, отвечающая за школу, с утра всегда выглядела помятой, будто пила текилу всю ночь. Скорее всего, так оно и было, потому что от нее постоянно несло перегаром и луком. Появлялась она в школе только утром, давала указания и выслушивала доклады старост о проблемах. Потом пропадала, и я всегда считал, что она уходила дальше пьянствовать.
   Выяснив, что Макс отсутствует, я сразу поник и направился к своей парте. В классе никто меня не будет ловить, подумал я, другое дело, будут поджидать у входа после уроков. Надо будет как-нибудь умыкнуть через черный ход. Однако я глубоко ошибался. Дверь отворилась и в помещение вошла очкастая сеньора-администраторша. Она быстро нашарила меня своим орлиным взглядом и, махнув рукой, произнесла:
   – Рамирес! На выход!
   Ну что я мог сделать? Выпрыгнуть с третьего этажа? Конечно же, нет. Я просто встал, надел на плечи рюкзак и медленно, опустив голову, словно идущий на плаху, направился к строгой феминистке-администраторше. Ковбой приспокойненько стоял в коридоре и, увидев меня, улыбнулся, показывая кривые зубы. Он взял меня под руку и, сильно дернув, повел к лестнице. На ходу обернувшись, он бросил:
   – Его родителям я уже сообщил.
   – Ничего, ничего, сеньор комиссар полиции, понимаю – служба.
   «Ну что это за бестолковка! Совсем не соображает, что ли, что этот ловец мустангов такой же комиссар, как я Санта-Клаус?» – с тоской подумал я, но промолчал, сообразив, что наверняка этот ковбой предъявил настоящие корочки. То, что документы у него настоящие, я не сомневался, так как охранник на входе не пустит в школу кого попало, не проверив подлинность документов. На этот случай есть специальный сканер.
   Из здания мы вышли молча, и тут я увидел возле крыльца школьного пса, дворнягу по кличке «Матадор». Собака стояла приподняв ногу и спокойно мочилась на угол нижней ступеньки. Учуяв незнакомца, от которого «за милю» несло смесью перегара и пота, Матадор зарычал и бросился вперед. Он, не задумываясь, схватил ковбоя за ногу и стал дергать головой из стороны в сторону. Парень взвыл и, матернувшись, вытащил из-за пазухи черный пистолет, направил на обидчика и выжал курок. Выстрел громким эхом отдался в близстоящих трехэтажках. Пес заскулил, отцепился и, что самое невероятное, заискрился в районе шеи, там, куда и угодила пуля. Тут же брызнула кровь. Я вытаращил глаза, потому что всегда считал Матадора естественной собакой. Кому это надо – делать генно-электронного пса дворняжьей породы? Или искусственные создания уже сами научились плодиться? Смешивая родословные, или просто спариваясь с натуральными особями.
   Ковбой спрятал оружие и, сильно дернув меня за собой, потащил к «Бьюику». Открыв дверцу, он втолкнул меня на заднее сиденье, сам же устроился на переднем рядом с водителем. Негр, бросив взгляд на меня, улыбнулся и без суеты поднял автолет в воздух.
   – Ненавижу животных! – сказал ковбой и, наклонившись, стал осматривать место укуса. – Штанину гадина порвала. Собак ненавижу больше всего!
   – И не говори, Чарли, – толстяк-негр посмотрел на ковбоя, причмокиваяюще жуя резинку. – Я тоже не люблю этих искусственных тварей. Было у меня тут недавно: смотрю телевизор, и вдруг экран зарябил. Мигает, мигает. Думал, с антенной что случилось. Вышел во двор, а там соседская лошадь подключилась к моему энергокабелю и скачивает электричество. Вытаскиваю ружьишко и в голову скотине. Так хоть бы грамм настоящего мяса в этой туше был. Ни фига, синтетика одна. Сосед, козел, извинялся, извинялся. Ну, стукнул я ему пару раз в рожу. Что еще сделаешь-то?
   – Да все просто помешались на искусственных тварях, да на запчастях к ним, – подтвердил ковбой. – Знаешь, у нас на улице старуха живет, старше моей бабки, земля ей пухом. Ну, та, что по контейнерам отходы собирает. Не знаешь? Ну да ладно. Так вот, сынок у нее, ну, который в тряпье ходит, мастеровой чертов, обрезал козе ихней ноги и рога, а потом приделал протезы, которые где-то на свалке подобрал. А вместо рогов знаешь что присобачил? Деревяшки какие-то! Видимо срезал с ближайшей яблони, да и обстрогал кое-как. В общем, уродец такой бегает по улице. Смех, да и только.
   – Он что, извращенец какой-то?
   – Вот и я его о том же спросил. И знаешь, что он мне ответил?
   – Что?
   – Да, говорит, мамке холодца захотелось. Представляешь?
   – Ха-ха! Ну, дают, уроды. Эмигранты, что ли?
   – Хохлы какие-то, даже не знаю, где страна такая.
   – Ну да ладно, хватит про козлов. Куда вот парнишку повезем, а, Чарли?
   – Куда-куда… Сейчас он сам скажет куда.
   Ковбой повернулся и резко ударил меня кулаком в лицо. Прямое попадание в нос – это вам не пончо-мончо! От боли я прикрыл нос руками и уронил голову на колени, сразу ощутив на ладонях хлынувшую теплую кровь.
   – Ну, давай, щенок, рассказывай, где чемодан с деньгами! – закричал над ухом Чарли.
   – Какой чемодан? – спросил я, поднимая голову с зажатым пальцами правой руки носом, и тут же получил кулаком в глаз. Бровь, конечно же, этот ковбой рассек мне сразу, и я вновь уткнулся лицом в колени. Тут же почувствовал удар по макушке.
   Ну что я мог ответить ему, кроме как спросить: «Какой чемодан?» Я же совершенно ничего не помнил и такой вопрос естественным образом возник в моей голове. Получив еще пару чувствительных ударов по затылку, я рванулся к двери, схватился за рукоятку и принялся дергать ее, но блокированная дверь не открывалась.
   – Да ты что, парень, – толстяк-негр обернулся, продолжая управлять машиной, и растянул рот в улыбке, на его скуле дернулись два фиолетовых прыща. – Под нами метров сто. Рано кончать жить самоубийством, успеешь еще. Да и ты, Чарли, чего разошелся-то? Пацан ведь он еще, не видишь, что ли? Давай, Санчо, сынок, скажи, куда вы дели дипломат с деньгами? Скажи, и мы тебя отпустим. Там еще была коробочка такая, прозрачная, с пальчиковой дискетой внутри.
   Если один дядя злой, а другой добрый, то, естественно, тянешься к доброму. Знал я этот прием, но когда тебе бьют, да еще непонятно за что, то забываешь обо всем и ищешь любого спасения. В отчаяньи взглянув на негра, я попытался найти у него хоть толику защиты и понимания, поэтому, с жалобными интонациями в голосе, запричитал:
   – Сеньор, мне полицейские память стерли. Я совершенно ничего не помню о том, что было со мной вчера.
   – Ты, Джеймс, ты – сеньор, понял ты кто? – Ковбой, указав пальцем на негра, загоготал.
   Толстяк хлопнул ладонью по руке Чарли, отбрасывая ее в сторону, и парировал:
   – А почему бы нет? Что, я не тяну на сеньора, что ли?
   Тут до меня дошло, что эти ребята не только не из нашего города но, пожалуй, даже не из нашего округа. Скорее всего, из Североамериканского.
   Добрый дядя негр достал носовой платок и протянул его мне.
   – На, утрись, а то сиденье загадишь. – Он посмотрел на ковбоя и спросил: – А тебе что в полиции сказали?
   – Что, что… Я ничего такого и не спрашивал. Я узнал, что машина разбита и узнал, кто ее разбил. Не хотелось светиться, сам понимаешь. Один коп, к которому меня направил Альварес, дал мне адреса малолеток. Так-то я даже не сообщил, что «Порш» наш. Проверил салон, сиденье резаное. Говорю, не моя машина, мол, модель не та. Перестраховался на всякий случай.
   – Если этот парень ни фига не помнит, то что с ним возиться? – вдруг начала проявляться настоящая сущность толстяка. – Надо бы помочалить его еще немного, да в расход.
   – Сеньоры, у меня есть друг, – поджилки у меня уже тряслись. – Может, он что знает? Говорят, мы вчера вместе были.
   – А ему что, память не стерли? – встрепенулся ковбой.
   – Не помню, – я пожал плечами, отлично понимая, что логичнее прикидываться дураком: мол, не знаю, не помню, а то скажешь чего лишнего и не будут со мной церемониться. А так, хоть какая-то отсрочка.
   – Показывай дорогу, – спокойно произнес негр, и я стал координатором полета.
   «Бьюик» приземлился у подъезда семиэтажного дома, одного из двух, имевшихся в нашем районе. Их так и называли: «трущобные небоскребы», потому что выше этой парочки строений не было. На пятом этаже одной из семиэтажек и снимала квартиру семья Корсигасов.
   – Давай вытаскивай дружка на улицу, – порекомендовал мне ковбой Чарли и, подтолкнув к дверям, добавил: – И не вздумай что-нибудь вытворить, из-под земли достану. – Кулак бандита перед моим лицом с моей кровью на костяшках показывал всю серьезность его намерений и нешуточность моего положения.
   Я вошел в подъезд и стал подниматься по лестнице. Меня радовало хотя бы то, что я сейчас увижу Макса и все ему расскажу, а потом пусть будет что будет. Когда я подошел к массивной двери с надписью «Профессор Корсигас А.Г.», то заметил, что она приоткрыта. Из щели доносились чьи-то приглушенные голоса. Я, уже имея добрую порцию адреналина в крови, опасливо протиснулся внутрь и, пройдя на цыпочках через прихожую, осторожно заглянул в самую большую комнату квартиры. Ко мне спиной стоял отец Макса, лысоватый невысокий широкоплечий мужчина. Сбоку находилась заплаканная худосочная женщина. Мать друга держала платочек у носа и внимательно слушала какого-то человека в белом халате, видимо врача. Все они расположились возле стола, на котором, тяжело дыша, лежал сам Макс с закрытыми глазами. На его голове примостилось несколько присосок, от которых шли проводки к прибору в руках доктора. Помню, я еще тогда подумал:
   «Почему он лежит на столе, а не в кровати, как положено больному?»
   – Ничего утешительного, – наконец произнес человек в белом халате. – У парня слабый мозг. Он не выдержал вмешательства стирающих систем. Скажу точно, он до конца дней своих пробудет в коме. Современной медицине такое пока не по силам. Бывали, правда, случаи излечения, но лично я с такими не сталкивался, лишь читал про это в научных альманахах. Никак не могу взять в толк, вы-то что, сами не знали, что у вашего ребенка не все в порядке с головой? Такое давно уже проверяют у младенцев в любом роддоме.
   – Видите ли, сеньор доктор, – серьезным тоном произнес отец. – Это не совсем наш ребенок. Мы взяли его в детдоме. Нам с женой запретили иметь детей, так сказать, по причинам наследственных дефектов.
   Услышав это, я присел на корточки, не веря своим ушам. У Макса приемные родители! Вот те на! Я прислушался, стараясь пореже дышать.
   – Опять ничего не пойму, – врач почесал затылок. – Но ведь вам ни за что не должны были предлагать ребенка с такими вот отклонениями.
   – Мой мальчик, – мать наклонилась к Максу и стала поправлять ему торчащие между присосок волосы. – Он был здоров. У нас есть все удостоверяющие документы. Доктора в детдоме уверяли, что он полностью здоров.
   Женщина отошла к шкафу и, открыв ключом один из ящиков, достала оттуда пачку бумаг. Она протянула ее врачу и тот стал знакомиться с написанным. Быстро пробежав глазами по всем нужным ему фразам – заключениям, он бросил документы на грудь Макса и произнес:
   – Обыкновенное шарлатанство. Вас обманули, чтобы получить деньги за нестандартного ребенка. Я готов, за определенную сумму, конечно, засвидетельствовать в любом суде, что данный человек и эти бумаги несовместимы.
   – А что же делать с мальчиком? – Отец демонстративно достал из кармана чековую книжку. – Может, его все же удастся вылечить? Может, нужны какие-нибудь солидные врачи в солидной частной клинике? Что посоветуете?
   – К сожалению, как я уже и сказал, современная медицина на это не способна. Могу посоветовать сдать его скупщиком органов и никому об этом инциденте не сообщать. Они неплохо заплатят. Если решитесь на судебный иск к детдому, то на время можно заложить парня ростовщикам. Для начала вам понадобятся деньги на судебные разбирательства. Немалые, я скажу вам, деньги.
   – Ой-ой! – зарыдала мать, уткнувшись в живот Макса. – Не отдам! Сынок мой. Не отдам!
   – Вы считаете, что нам надо подавать заявление в суд? – спросил отец.
   – Ну да, если, конечно, хотите получить компенсацию, неплохую компенсацию. Я бы на вашем месте запросил тысяч этак… пятьсот, а то и весь миллион кредиток. Моральный ущерб и все такое. Думаю, хороший адвокат подскажет, сколько этот детдом сможет заплатить. Это ж ясно, как солнечный день, столько прожить с парнем, можно сказать, вырастить человека. Но даже если вы решитесь подать в суд и при моем участии выиграете процесс, то все равно в итоге парня у вас заберут и отправят назад в детдом. Работники детдома должны будут ухаживать за ним до смерти. Таковы законы.
   – Сколько, вы говорите, мы можем получить денег? – мать приподнялась и уже нормальным, не стонущим голосом констатировала: – Миллион! Ты слышишь, Салим! Миллион! – Женщина погладила приемного сына по щеке. – Ничего, ничего, Максимилиан, в детдоме за тобой присмотрят. Ухаживать за тобой будут.
   От этих слов я пришел в ярость, но по понятным причинам высказываться не стал, а начал тихо отступать к выходу. Занимала меня одна пришедшая в голову идея. На торцовой стороне дома находилась наружная пожарная лестница. Если осторожно спуститься по ней, то через узкий переулок меж двумя семиэтажками можно смыться от этой парочки маньяков.
   Спустился я и вправду тихо, но когда коснулся земли, в переулок влетел, громко тормозя шинами, злополучный «Бьюик». Я, смекнув, что если побегу, то со мной сделают то же самое, что и с Матадором, сразу же решил спрятаться за кучей ящиков, вжавшись между двумя особенно крупными. Переулок был загроможден множеством мусорных контейнеров и автолет с бандитами, неспособный проехать вглубь, остановился вдалеке. Хлопнула дверца.
   – Санчо, мальчик мой, выходи. Я ничего тебе не сделаю. – Ковбой приближался. С каждым стуком его подкованных каблуков звук голоса становился громче, и сердце мое от этого начинало увеличивать темп. – Выходи, гаденыш! Думаешь, я настолько глуп, что позволю тебе сбежать через чердак? Я попросил местного пацана, чтобы он последил за пожарной лестницей. Выходи, дружок, тебя видели.
   Я не сомневался, что бандит меня обнаружит, но все равно не решался показываться. Чарли остановился напротив меня, продолжая смотреть дальше в переулок. Я зажмурился и вдруг почувствовал, как меня схватили за воротник. Ковбой выволок меня наружу и в этот момент я услышал человеческое лаянье, именно человеческое:
   – Гав, гав, гав…
   Не понимая, что происходит, я открыл глаза. Ковбой, отпустив меня, достал свой пистолет и вытянул руку вперед.
   – Ненавижу собак, – сквозь зубы выдавил он.
   Я повернул голову и увидел, что в нашу сторону из глубины переулка бежит бультерьер и продолжает лаять, но почему-то человеческим голосом.
   Ковбой громко, со злостью, произнес:
   – Получай, сучий сын! – И выстрелил. Пуля ударилась рядом с собакой, подняв вулканчик пыли. Однако пес, видимо сообразив, что тут еще и стреляют, резко затормозил, поднялся на задние лапы, передними схватился за грудь и, крикнув:
   – Ты попал в меня, гад! – рухнул боком на асфальт. Открыв щелочкой один глаз, собака стала наблюдать за происходящим. Чарли, увидев это, опустил пистолет и засмеялся истеричным смехом, однако долго ему веселиться не пришлось. Сзади него вдруг материализовалась из ничего фигура, это незаметно приблизился какой-то пожилой сеньор с массивным рюкзаком за плечами и с большущим биноклем на груди. Он вытянул крюк своей трости и, зацепив ковбоя за горло, с силой дернул его в бок. Движенье это было настолько ловкое и сильное, что Чарли понесло в сторону и он на всем ходу врезался в стену дома головой. Откинувшись назад, ковбой упал на спину, раскинув руки в стороны. Я в это время потихоньку отползал назад, протискиваясь спиной между ящиками. Мужчина с тростью легко потыкал носками ботинок лежащего бандита и, удостоверившись, что тот в отключке, опустился на корточки и взял из рук ковбоя пистолет. Вытащил обойму и кинул ее вместе с пистолетом в один из мусорных контейнеров.
   – Apearse, chico! – сказано было явно мне. – Apearse [25].
   Я выполз к спасителю и стал отряхиваться. Тот посмотрел на меня и шутливо бросил:
   – Видок у тебя что надо. Упал, что ли?
   – Да, несколько раз на кулаки этого ковбоя. – Я решился на шутку.
   – Ладно, иди. Они еще несколько минут побудут без сознанья.
   Я посмотрел на автолет и увидел, что водительская дверца у него открыта, а толстяк негр лежит рядом, уткнувшись головой в асфальт. Ноги его по-прежнему оставались в салоне. Когда я повернулся к старику, чтобы поблагодарить его, тот уже не спеша шел дальше по переулку. Он приблизился к собаке, которая зачем-то подняла заднюю лапу и смотрела себе в промежность.
   – Слышь, Алекс, – сказала она подошедшему хозяину. – Не пойму, почему это он сказал, что я сучий сын? Я же девочка.
   – Девочка ты, девочка. – Алекс нагнулся и погладил собаку, но тут асфальт затрясся и пес, взвизгнув, подпрыгнул прямо к груди старика.
   – Землетрясение! – закричала собака. Хозяин поймал бультерьера, прижал к груди и ласково произнес:
   – Подземный скоростной. Линия как раз под нами. Видишь, дома тут какие обшарпанные. Строения в подобных местах надо часто ремонтировать, иначе разваляться. Поэтому и называется «Район трущоб». Слава богу, хоть до нашего дома эта тряска не доходит.
   Старик опустил собаку на землю и они пошли дальше. Чарли шевельнулся и я что есть сил рванул за спасительной парочкой. Я подбежал к ним и попросил:
   – Сеньор, возьмите меня с собой. Иначе эти бандюги убьют меня.
   – Да ты что, мальчик, иди домой. У нас дорога очень дальняя. Да и не очень-то хочется влезать не свои дела.
   – Ну и что, все равно возьмите.
   – Нет, парень, об этом не может быть и речи.
   Они стали удаляться. Я постоял и, решив, что мне все равно надо мотать из Уруапана, пошел за ними, держа старика с собакой в поле зрения. В городе никто не мог гарантировать мне безопасность. О школе и доме я почему-то даже не вспомнил.

Глава 8. Переход.

   Бультерьер постоянно оглядывался и что-то говорил хозяину, который почему-то опирался на трость, хотя если и прихрамывал, то это совсем даже не бросалось в глаза. Собака если о чем и сообщала Алексу, именно так она его называла ранее, то, видимо, о том, что я следую за ними. Я старался не подходить близко, в то же время не отставая и держа эту парочку в поле зрения. Почему-то я упорно шел за ними, хотя до сих пор не могу понять – почему. По логике, я элементарно должен был хотя бы на время скрыться в каком-нибудь уединенном месте и переждать переполох или просто пойти в полицию и все тут. Однако жаловаться копам в нашем кругу считалось последним делом, оставаться же в городе почему-то не хотелось. Потому я просто следовал за Алексом и его собакой. Вскоре мы покинули город и продолжили двигаться на восток по обочине тракта, по которому изредка мимо нас проезжали электромобили, чаще огромные – грузовые. Солнце припекало, и я увидел, что Алекс раскрыл над собой расписанный иероглифами китайский зонтик, скрываясь от палящих лучей. По шоссе мы шли, наверное, не менее часа, было жарко и муторно от однообразия. Слева и справа тянулись кукурузные поля. Потом Алекс с собакой сошли с тракта и двинулись по асфальтированной дорожке через пролесок. Дорожка эта привела на площадку – полустанок железной дороги. Они оба расположились на скамейке и, видимо, принялись ждать поезд. Я тоже сел на скамейку, но с другой стороны перрона. Поезд, пыхтя, прибыл минут через пятнадцать. Алекс с бультерьером забрались в первый вагон. Я сел в последний. Пришлось пожертвовать немного мелочи кондуктору. Усевшись прямо на ступеньках, я поехал неизвестно куда. Кондуктор, дяденька с длинными усами в синей фуражке, загонять в вагон не стал, но предупредил, чтобы я держался за поручни, что располагались вдоль проема сверху вниз. Но я и сам вцепился что есть сил в поручень, когда поезд внезапно зашел в мрачный туннель, а потом, так же внезапно, выехал на мост, воздвигнутый над гигантской пропастью с бегущей внизу рекой. Аж дух захватило! На следующей станции выглянул, но парочка тут не вышла, они покинули поезд еще через пару остановок. Я спрыгнул вниз и как и прежде двинулся за Алексом и собакой. Они вновь вышли на тракт и пошли по обочине. Я уже стал выдыхаться и еле передвигал ноги. Однако вскоре парочка перешла на другую сторону шоссе и свернула с бетонной на проселочную дорогу, с правой стороны которой расположилась, убегая вдаль, аллея ахрасов [26]. Остановились они под первым же деревом, видимо решив сделать привал. Мне же пришлось скрыться от лучей солнца, присев под ближайший запыленный куст акации, одиноко торчавший на обочине. Я стал ждать, когда они, передохнув, тронутся дальше, однако пес вдруг отбежал от хозяина и потрусил в мою сторону. Я привстал, не понимая что бы это значило. Собака подбежала ко мне и как-то странно, даже, пожалуй, брезгливо осмотрела с ног до головы.