– Зато вы можете рассчитывать на любовь и восхищение благородных дам, – попробовал утешить меня де Перрон, но аргументы привел слабенькие. В конце концов, одно другому никак не помешало бы.
   – Когда я стану царем, мы это упущение поправим.
   – А вы собираетесь стать царем? – удивился менестрель.
   – Ну не век же мне болтаться по острову Буяну странствующим рыцарем и царевичем. Пора уже разбить сарацин и прибрать к рукам какой-нибудь султанат. Скажите, Бернар, вы о царстве славного Салтана ничего не слышали?
   – Увы, доблестный сир Вадимир.
   – Жаль. Видимо, Пушкин что-то напутал.
   – А кто такой Пушкин?
   – Ваш коллега, любезный сир Бернар. Кстати, могу подбросить вам грандиозный зачин для вашей бессмертной поэмы. «У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том, и днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом».
   – Великолепно, – захлебнулся в восхищении де Перрон. – Но ведь мы не были в лукоморье.
   – Зато были в граде Катадже, а это рядом – рукой подать. А что это за начало всех начал, которое с таким пылом и страстью защищал покойный Василиск? Или это философская категория?
   – Трудно сказать, – вздохнул поэт. – А что такое философская категория?
   – Это что-то вроде миража в пустыне.
   – О нет, – запротестовал де Перрон. – Начало всех начал имеет вполне вещественную суть.
   – В таком случае пойдемте взглянем, как оно выглядит.
   Я вернул щит, столь поспособствовавший моей грандиозной победе над Василиском, законному владельцу и первым ступил в зал, который еще недавно был убежищем сказочного монстра, погубившего стольких доблестных рыцарей. В принципе я тепло отношусь к животным, но сдохнувшего петуха со змеиным хвостом мне не было жаль. Он получил по заслугам. Зато я сочувствовал его жертвам и поражался доблести людей, которые, не будучи ни магами, ни чародеями, все-таки дерзали вступить в смертельную схватку с монстром. Любопытно все-таки, что же влекло в замок Сергамор стольких искателей приключений, неужели только жажда почестей и славы?
   – Вот он! – выбросил вдруг руку вперед менестрель.
   – Кто – он? – не понял я, положив на всякий случай ладонь на рукоять меча.
   – Грааль!
   Честно говоря, я пока что ничего из ряда вон выходящего не видел, если не считать приличных размеров яйца, которое покоилось посредине зала на позолоченном треножнике. От яйца, правда, исходил странный голубоватый свет, но, возможно, причиной тому была луна, заглянувшая в этот момент в окно загадочного замка.
   – Вы уверены, что это и есть знаменитый Грааль?
   – Уверен. А что это еще может быть?
   – Да мало ли, – пожал я плечами. – Может быть, наш Василиск был не петушком, а курочкой. И эта курочка снесла яичко не простое, а страусиное. Которое она и высиживала, отпугивая любопытных с завидным рвением.
   – Нет, – покачал головой менестрель. – Василиски сами яйца не несут, они вылупляются из яйца, снесенного петухом в навозную кучу. А высиживает это яйцо жаба.
   Вот ведь Средневековье! Верят, понимаешь, в разную чушь и смущают просвешенные и цивилизованные умы своими дурацкими выдумками.
   – Где вы, дорогой Бернар, видели петуха, несущего яйца? Это же противоречит всем законам природы. Яйца несут курочки. А у петуха задача совсем другая и всем хорошо известная.
   – Из куриных яиц вылупляются цыплята, – стоял на своем упрямый менестрель, – а из петушиных – василиски.
   Мне этот дурацкий спор с типичным представителем Средневековья о петушиных яйцах откровенно надоел, и я решил здесь же на месте опровергнуть суеверие и тем снять с петухов вину за воспроизводство драконов и василисков.
   – Я сейчас разобью это яйцо, дорогой Бернар, и вы сами увидите, что там находится зародыш монстра.
   Недолго думая, я взял яйцо из треножника и бросил его на пол в надежде, что хрупкая скорлупа не выдержит соприкосновения с камнем. Увы, урок биологии у меня не задался с самого начала. Наглядное пособие ни в какую не хотело приносить себя в жертву науке. Оно то прыгало, как резиновый мячик, то крутилось юлой, приводя меня своим упрямством в тихое недоумение.
   – Дед бил, бил – не разбил. Бабка била, била – не разбила, – вспомнил я древнюю сказку. – Осталось только найти мышку, которая согласится махнуть хвостиком.
   – А что я говорил! – воскликнул довольный де Перрон.
   Я вынужден был с сокрушением в сердце признать, что средневековое суеверие посрамило современную науку в моем лице. Правда, справедливости ради надо заметить, что я по образованию экономист, а уж никак не биолог. Возможно, опытный специалист нашел бы этому факту научное объяснение, мне же ничего другого не оставалось, как развести руками да с умным видом покачать головой.
   На первый взгляд это было самое обычное яйцо, размерами хоть и превосходящее куриное, но все же не настолько, чтобы поразить воображение. Скорлупа у яйца была голубоватая, но этим его странности, пожалуй, и ограничивались. Я подошел к окну и попробовал посмотреть яйцо на свет. К сожалению, луна слишком слабое светило, чтобы взор мой мог проникнуть внутрь этого странного предмета, то ли природного, то ли искусственного происхождения.
   Более ничего примечательного мы с Бернаром в замке Сергамор не обнаружили, хотя вроде бы излазили его вдоль и поперек, убив на это несколько драгоценных часов. Так неужели все эти доблестные воители, нашедшие свою гибель в страшном замке, приходили сюда именно за яйцом?
   Подземный гул заставил меня насторожиться и прекратить бесполезные поиски. Замок вдруг опасно завибрировал от фундамента до крыши, грозя в любой момент рухнуть на наши головы.
   – Самое время уносить отсюда ноги, Бернар, тем более что и клубок уже выкатился наружу.
   Скорость мы с менестрелем развили довольно приличную, несмотря на то что пол буквально ходуном ходил под нашими трясущимися ногами. Нам повезло: замок хоть и рухнул, подняв тучи пыли, но все-таки не на наши головы. Грохот при этом был такой, что у меня заложило уши. И я не сразу расслышал, что говорит мне Бернар:
   – Вы в рубашке родились, сир Вадимир.
   Я не стал спорить с де Перроном. Тем более что нам действительно повезло, и мы сумели убраться из зловещего замка Сегамор не только вовремя, но и с прибытком. Я имею в виду яйцо, которое мне удалось сохранить, несмотря на выпавшие на нашу долю потрясения. Причем потрясения в прямом смысле этого слова, а не в переносном.
   – Тропа, – облегченно выдохнул менестрель.
   Мы вновь увидели подсвеченную тропу, по которой резво покатился шерстяной клубок, неоднократно уже выручавший нас в затруднительных ситуациях. Переход через пропасть не занял много времени. После того что мы пережили в стенах рухнувшего замка, это наше путешествие можно было считать легкой прогулкой.
   – А вот и наши друзья! – обрадованно воскликнул Бернар, ступая ногой на плато, где по-прежнему продолжали безумствовать электрические разряды.
   В отличие от менестреля, я не стал бы называть собравшихся здесь господ – а это были Крафт, Ключевский, Якун, Агапид и Анастасия Зимина – своими друзьями, но тем не менее я рад был их увидеть в добром здравии.
   – Наконец-то, – выдохнул Вацлав Карлович. – Неужели вам это действительно удалось?
   – А что именно?
   – Вы принесли Грааль?
   – Ну если это яйцо, охранявшееся Василиском, и есть Грааль, то да.
   – Это оно! – неожиданно взвизгнул Якун и, вместо того чтобы кинуться ко мне с объятиями, шарахнулся в сторону. – Ему это удалось! Я не верил, не верил, клянусь! Это же невозможно!
   – Господин Якун свихнулся от переживаний? – полюбопытствовал я у Крафта.
   – Очень может быть, – отозвался Вацлав Карлович треснувшим голосом.
   – А это точно Грааль?
   – Можете не сомневаться, Чарнота. В этом яйце заключена энергия нашего мира, а возможно, и всей Вселенной. Помните рассказ волота Имира? Он ведь говорил именно об этом яйце.
   – Вы меня разочаровали, Вацлав Карлович, я-то полагал, что речь шла о космическом корабле.
   – При чем тут корабль! – возмутился Крафт. – Неужели вы не понимаете, что у вас сейчас в руках энергия Вселенной. Вы можете стать повелителем мира, Чарнота!
   – Мне нужна моя жена, Вацлав Карлович, и только.
   – И вы собираетесь отдать Грааль монсеньору Доминго?
   – А почему бы и нет, если он ему так нужен. Вацлав Карлович посмотрел на меня как на сумасшедшего и прекратил бессмысленный спор. Я подозреваю, что поклонник Мерлина успел уже сговориться со служителями храма Тьмы и выторговал для себя и своей организации немалую толику земного могущества. Очень может быть, что Крафт поторопился с участием в дележе шкуры еще не убитого медведя, но я не стал до поры до времени разочаровывать своего старого знакомого.
   – Он покатился! – крикнул Бернар де Перрон. – Скорее.
   Речь менестрель вел о клубке, который вновь принялся разматывать нить моей судьбы, петляя среди камней. Надо признать, что клубок очень хорошо знал дорогу, во всяком случае, он без проблем вывел нас сначала из саркофага, где хранились главные сокровища атлантов, а потом и из подземного мира прямо на центральную площадь славного града Катаджа. Здесь мне еще некоторое время довелось побыть богом и героем-освободителем масс от страшного ига Ящера. Метаморфизировать в волосатое чудище я не стал, дабы не пугать и без того напуганных ором младенцев. Да и с какой стати бог должен напрягаться, являя свою мощь и удаль народу. По-моему, я совершил в граде Катадже достаточно подвигов, чтобы моя слава здесь гремела в веках. Ренегат и сукин сын жрец Якун прятался за моей спиной, боясь народного гнева. У меня возникло желание выдать его на суд горожан вместе с Агапидом, но природный гуманизм взял свое. Я не любитель кровавых зрелищ. Поэтому я клятвенно заверил жителей града Катаджа, что бывший жрец и его подручный будут препровождены мною прямехонько в ад, где их ждет такая кара, о которой на грешной земле никто еще не слыхивал.
   – Благодарю вас, царевич Вадимир, – защебетал бывший жрец, как только мы выехали из отторгшего его славного града.
   – А вы зря так обрадовались, Якун, – усмехнулся я. – Ад – это ведь не шутка. Не говоря уже о монсеньоре Доминго. Вы ведь отлично знаете, какие чувства питает к изменникам и еретикам ваш бывший коллега по храму Тьмы. Я буду очень удивлен, если он не подвесит вас на дыбу.
   После столь решительной отповеди жрец увял и даже попытался улизнуть во время одного из привалов, но был схвачен Марком и вразумлен при помощи пудовых кулаков. Я сделал вид, что не заметил инцидента. Бывшего Ящера, Агапида, взял под свою защиту Вацлав Карлович Крафт, заявивший, что вышеозначенный субъект действовал в состоянии умопомрачения, а посему судебной ответственности за свои действия не несет. Да и прокуратуре, несмотря на обилие свидетелей, будет трудно доказать, что благообразный Агапид и ужасный Ящер – это одно и то же лицо.
   – Вас же присяжные не поймут, Чарнота!
   – Так я ведь не прокурор, Вацлав Карлович, а бог. Или демон, кому как нравится. А этот ваш ублюдок убил моего отца. И еще многих других людей.
   – Агапид не злодей, он – жертва. Жертва безответственных лиц, именовавших себя атлантами. Вы тоже жертва, Чарнота, хотя и пытаетесь надувать щеки и корчить из себя крутого парня. Мы все здесь жертвы, а следовательно, спрос с нас невелик.
   Очень удобная позиция у Вацлава Карловича, настолько удобная, что хочется присоединиться. Вот только Вадим Чарнота никогда не был щепкой, плывущей по волнам чужой воли, а всегда выгребал, выгребает и будет выгребать к своему берегу, что бы ему там ни советовали доброхоты.
 
   Комендант Балдерук доложил Великому Магогу, что во вверенной его заботам крепости все спокойно. Великий Магог в свою очередь поздравил генерала и его подчиненных с великой победой, одержанной над ужасным Ящером. Отныне и во веки веков в граде Катадже и окрестных землях будет процветать только один культ – культ бога Велеса.
   – Да здравствует Волосатый! – дружно отозвался гарнизон.
   На этом торжественная часть была завершена, и бог Велес был препровожден со всеми почестями к стенам воздвигаемого в его честь храма. Надо отдать должное Валерию Валентиновичу Гаркушину, он славно потрудился за эти дни. Конечно, дело облегчалось тем, что символ новой веры он воздвигал на старых дрожжах, но работа все же была проведена огромная. Я с удовольствием полюбовался на почти готовые стены нового культового учреждения и поблагодарил верховного жреца Геракл уса за усердие.
   – Здесь еще непочатый край работы, – смущенно отмахнулся тот.
   – Не знаю, огорчу я вас или обрадую, Валерий Валентинович, но завершать строительство храма придется другому. У вас есть понятливые ученики?
   – Я вас не понимаю, Вадим, – нахмурился Гаркушин.
   Разговор наш происходил в довольно приличном помещении, выделенном Великому Магогу для временного пристанища. Я очень надеялся, что в этих апартаментах нет подслушивающих устройств, поскольку мои слова предназначались исключительно для ушей верховного жреца храма Велеса, которому, впрочем, скоро предстояло утратить этот титул.
   – Вам нужно вернуться в свой мир, Валерий Валентинович.
   Гаркушин слегка побледнел. Я очень хорошо его понимал. Ведь большая часть его жизни прошла именно здесь, в граде Катадже и его окрестностях. А я предлагал ему вернуться туда, где он не был уже тридцать лет и где наверняка будет чувствовать себя гостем. За эти тридцать лет в нашем замечательном отечестве случилось столько перемен, что за ними не поспевают даже люди, никуда из своего дома не отлучавшиеся. Что уж тут говорить о благородном Гераклусе.
   – Но каким образом я это сделаю? – спросил Гаркушин после довольно продолжительного молчания.
   – Я переправлю вас домой с помощью Грааля.
   – Неужели вы его нашли? – Потрясенный Гераклус так и подхватился с места. – Но этого не может быть!
   – И тем не менее мне это удалось. Можете полюбоваться.
   Я достал из походной сумки величайшую драгоценность человеческой цивилизации и бросил ее Гаркушину. Валерий Валентинович поймал дар атлантов и с испугом на него уставился.
   – Вы собираетесь передать Грааль в руки служителей храма Тьмы?
   – К сожалению, у меня нет другого выхода, господин Гаркушин. Я должен спасти свою жену и еще не рожденных детей.
   – Но ведь вы погубите человечество, Чарнота! – в ужасе воскликнул Гераклус. – Ведь в этом безобидном на первый взгляд яйце заключена страшная сила.
   – Наслышан, наслышан, – кивнул я, – а потому собираюсь предпринять ряд мер для нейтрализации действий зарвавшихся реформаторов. И вы мне поможете, Валерий Валентинович.
   – Каким образом?
   – Я отправлю вас к Василию Семеновичу Хохлову, по прозвищу Наполеон. Он сведет вас с генералом ФСБ Сокольским. Станислав Андреевич в курсе всей этой истории с островом Буяном. Не исключаю, что и о вас он слышал, Валерий Валентинович. Вы ведь были участником экспедиции моего деда, исчезновение которой наделало много шума в определенных кругах.
   – А что я скажу этому генералу?
   – Вы ему скажете, что в местном драматическом театре на днях должна состояться премьера спектакля по пьесе некоего Ираклия Моравы. Пьеса постмодернистская. Название спектакля что-то вроде «Бал Сатаны» или «Бал Асмодея». Сокольский должен сосредоточить все имеющиеся в наличии силы возле сцены, чтобы в надлежащий момент повязать всех участников драмы.
   – А при чем здесь театр? – удивленно вскинул брови Гаркушин.
   – И это говорит историк! – осуждающе покачал я головой. – Вы, надо полагать, в курсе, что в истоках театра лежит магическое действо?
   – Допустим.
   – Так вот, монсеньор Доминго и собирается использовать магию театра в своих целях, ибо другого способа легализовать Грааль в реальном мире у него просто нет. Вы ведь знаете, что остров Буян – место специфическое. И далеко не все здешние чудеса работают у нас. Но чем дольше будет длиться придуманное Ираклием Моравой по заказу жрецов храма Тьмы действо, тем больше у сатанистов появится шансов для перестройки реального мира в соответствии со своими планами. А планы у них обширные, смею вас уверить.
   – А ваш генерал способен остановить монсеньора Доминго? Насколько я понимаю, этот инквизитор далеко не последний маг в подлунном мире.
   – Будем надеяться, что ему это удастся. С моей, разумеется, помощью. Ну и с вашей тоже. Вы ведь владеете искусством магии, дорогой Гераклус?
   – Вы мне льстите, любезный Вадимир, – усмехнулся Гаркушин. – Но я сделаю все от меня зависящее, чтобы планы жрецов храма Тьмы провалились.
   Я не был уверен, что мне удастся использовать в своих целях таинственный Грааль. К сожалению, я не очень понимал, как эта штука работает. Судя по всему, Гаркушина тоже одолевали сомнения. Тем не менее мы рискнули. Я взял в руки таинственное яйцо, закрыл глаза и представил Валерия Валентиновича, сидящего на стуле в квартире Василия Хох-лова. Картина получилась настолько ясной, что я увидел даже недоумение, яркими красками написанное на лице Наполеона. После чего я произнес заветное «крибли-крабли-бумс!».
   Когда я открыл глаза, Гаркушина в помещении уже не было. Я очень надеялся на то, что он благополучно добрался до места назначения, а не затерялся где-то во времени и пространстве.
 
   Ночь прошла спокойно, а поутру меня разбудил Марк, пришедший ни свет ни заря с деловым визитом. Что ж, дорогого гостя я поспешил принять с присущей мне вежливостью.
   – Итак, Чарнота, пришла пора подводить итоги, – сказал Ключевский, опускаясь в кресло.
   – Совершенно с вами согласен, любезнейший Марк, – с охотою отозвался я, натягивая штаны.
   – Иными словами, вы готовы выполнить условия договора?
   – Готов. Но только в том случае, если вы вернете мне мою жену.
   – С нашей стороны препятствий не будет, – облегченно выдохнул Марк. – Вы получите свою Маргариту, но только после того, как примете участие в небольшой мистерии.
   – А вот это уже нарушение договора, господин Ключевский, – запротестовал я. – Ни о какой мистерии прежде и помину не было. Вдруг участие в ней вредно отразится на моем здоровье или тем более на здоровье моей беременной жены?
   – Бросьте капризничать, Чарнота, – поморщился Марк. – Вы отлично знаете, что ничто вашему здоровью не грозит. Самый обычный театральный спектакль.
   – Но я должен подумать о своей душе.
   – Не смешите меня, Вадим Всеволодович. Какая может быть душа у демона и атеиста. Вы отлично справились с ролью бога Велеса. А в данном случае вам придется всего лишь сыграть роль инкуба. Не говоря уже о том, что соблазнять вы будете собственную жену.
   – Некоторым образом я ее уже соблазнил, – напомнил я Марку.
   – Прекрасно. Сделаете это еще раз.
   – А с какой, собственно, стати, я должен даром бить ноги за чужой интерес?
   – Вы набиваете себе цену, господин Чарнота, – нахмурился Марк.
   – А хоть бы и так, любезный сатанист. Я человек семейный. По вашей милости моя супруга потеряла не только отца, но и родовой замок.
   – Хорошо, – опять поморщился Ключевский. – Ваша цена?
   – Маргарита и царство в придачу.
   – Какое еще царство?
   – А мне без разницы. Возьму любое европейское государство. Но лучше, конечно, если это будет Франция. Все-таки моя супруга тамошняя уроженка.
   – Ну вы и жук, Чарнота!
   – Можно подумать, дорогой Марк, что вы бессребреник и альтруист.
   – Хорошо, вы меня убедили. Думаю, что и монсеньор Доминго не станет возражать.
   – В таком случае самая пора наведаться к монсеньору в гости. Как вы считаете, господин Ключевский?
   – Согласен. Но для этого нам придется воспользоваться Граалем.
   – А вот это дудки! – рассердился я. – Пока мне не вернут Маргариту, яйцо останется в моих руках.
   – Вы что же, нам не доверяете, Чарнота?
   – А что, я похож на идиота, Ключевский? Вы получите это сокровище атлантов только в тот момент, когда мы с Маргаритой воссоединимся, и не где-нибудь, а в нашем реальном мире.
   – Вы ставите невыполнимые условия, Чарнота.
   – А это уже ваши проблемы, дорогой Марк.
   – Монсеньору Доминго это может не понравиться.
   – Не пугайте меня, Ключевский, я все-таки бог Велес и демон. Со мной вам не так-то просто будет справиться. К тому же у меня в руках Грааль, который удесятеряет мои силы.
   – Вы не умеете им пользоваться.
   – А кто мне помешает научиться?
   Ключевский явно нервничал. Задача, поставленная монсеньором Доминго, практически решена. Если не считать препятствия в лице Вадима Чарноты. Но это препятствие, увы, могло разрушить так долго лелеемые планы в шаге от их осуществления.
   – Ладно, Чарнота. Я принимаю ваши условия. Но, надеюсь, вы позволите Анастасии прикоснуться к яйцу. Это значительно облегчит нам выполнение задачи.
   – Что вы имеете в виду?
   – Мы переместимся в храм Тьмы, где находится сейчас монсеньор Доминго и ваша супруга.
   – Нет проблем, Марк. Но при одном условии: Грааль будет все это время находиться у меня в руках.
   – Пусть будет по-вашему, – махнул рукой Марк. – Вы очень недоверчивый человек, Чарнота.
   Ключевский собирался переправить в храм Тьмы только меня, но я настоял, чтобы в нашем чудесном путешествии принял участие и Крафт. Я не мог оставить Вацлава Карловича в этой ужасной дыре на попечении генерала Балдерука. Это было бы слишком жестоко по отношению к человеку, пусть и ненадежному, но с которым мы прошли рука об руку долгий и тернистый путь. Крафт с большой охотой вызвался меня сопровождать, но в свою очередь выдвинул условие. Он, видите ли, не может оставить в окрестностях града Катаджа агента Общества почитателей Мерлина. Несмотря на негативное отношение к бывшему Ящеру, я Вацлава Карловича поддержал. Чего доброго, этот Агапид вздумает вернуться к прежнему малопочтенному образу жизни и вновь ввергнет град Катадж в пучину беззакония.
   – А как же я?! – обиделся на нас вошедший в комнату менестрель де Перрон. – Я тоже пойду с вами.
   – Тебе, Бернар, лучше бы остаться, – мягко предложил Марк.
   – Нет уж, – возмутился менестрель. – Завели меня на край света, так извольте вернуть обратно.
   – Тогда и Якуна следует взять с собой, – сказала Анастасия. – Монсеньор Доминго с удовольствием снимет шкуру с этого ублюдка.
   Увы, господин Якун, предвидя такое развитие событий, покинул нас еще ночью, не попрощавшись и не поблагодарив нас за все хорошее, что мы для него сделали. Марк пришел в ярость от такого коварства бывшего служителя храма Тьмы, которого он собирался сгноить в подземелье.
   – Ладно, – махнул рукой бывший артист. – Отправляемся все вместе. Думаю, что у Анастасии хватит магических сил, чтобы с помощью Грааля доставить нас всех в нужное место.
 
   Не могу сказать точно, то ли Анастасия действительно была великой магиней, то ли ей поспособствовало волшебное яйцо, на которое она возложила свои холеные руки, но ведьме все-таки удалось перебросить пятерых здоровых мужчин на довольно приличное расстояние от крепости до храма Тьмы за рекордно короткий срок. Не прошло и десяти секунд, как мы уже были в огромном помещении, ничем не похожем на то, которое только что покинули. Вопреки сумрачному названию, в храме было довольно светло. Мы без труда могли видеть загадочные иероглифы на его стенах, в которых, надо полагать, была заключена мудрость ушедших веков.
   – Да они здесь все рогатые! – потрясенно воскликнул Крафт, растерянно глядя на служителей, вышедших встречать гостей.
   – А что же вы хотите, Вацлав Карлович? – удивился я. – Вы же заключили договор с Асмодеем.
   – Я никаких бумаг не подписывал, – быстро открестился от подозрительных элементов поклонник Мерлина, – а уж тем более кровью.
   – Но переговоры вы с ними вели, – мягко укорил я его.
   Впрочем, для продолжительного спора у нас не было времени. Дорогие хозяева окружили незваных, но, похоже, долгожданных гостей и повели их вниз по лестнице.
   – Куда нас ведут? – не на шутку перетрусил Агапид.
   – Вероятно, в геенну огненную, – охотно отозвался я. – Вам, любезный, как бывшему Ящеру там самое место. Обратите внимание, Бернар, на изящные рожки на лбу нашей очаровательной Анастасии. Вы, кстати, уже успели с ней согрешить?
   По тому как побледнел де Перрон, я понял, что грехопадение состоялось. Менестрель не устоял под натиском суккуба.
   – Не огорчайтесь, дорогой Бернар. Утешьтесь тем, что вы не первый поэт, ставший жертвой дьявольских козней.
   – Да, но что же будет теперь с моей душою? – в ужасе воскликнул несчастный де Перрон.
   – Раньше надо было думать, – недовольно пробурчал Крафт. – Ох уж эта молодежь!..
   Монсеньор Доминго встретил нас во всем блеске своего статуса. Все-таки князь Тьмы Асмодей – это вам не фунт изюма. Бывший инквизитор был облачен в элегантный деловой костюм и вполне сошел бы за коррумпированного чиновника средней руки, если бы не аккуратные рожки на голове. Следует, однако, признать, что рога не только не обезобразили монсеньора, но скорее добавили ему шарма. Конечно, для обычного мужчины рога сомнительное украшение, но Асмодею они положены по статусу, и было бы верхом бестактности его за это осуждать.