– Браво, господин Чарнота! Вы человек слова, – похвалил меня князь Тьмы. – Позвольте взглянуть на ваше приобретение.
– Вы получите Грааль, монсеньор Доминго, только после того, как я увижу Маргариту. Марк, видимо, сообщил вам о поставленных мною условиях.
Ключевский находился здесь же и тоже с весьма милыми рожками на голове. Я, разумеется, не числил этих людей по адскому ведомству, поскольку очень хорошо знал специфику острова Буяна. При определенных обстоятельствах рога здесь могли вырасти даже у ангела, вот только далеко не каждому человеку это обстоятельство пришлось бы по душе. А эти субъекты буквально купались в предложенных судьбой и атлантами обстоятельствах.
– Я не могу вас допустить к Маргарите, пока у вас в руках находится Грааль, – сказал монсеньор Доминго. – Боюсь, что в этом случае вы просто сбежите от нас, прихватив жену.
Опасения Асмодея были небеспочвенными – это я вынужден был признать. И все-таки я согласился передать яйцо в руки оппонентов только после того, как мне объяснили мою роль в предстоящем спектакле.
– Никаких особых усилий вам прилагать не придется, – утешил меня монсеньор Доминго. – Зато благодарность моя будет безграничной. Вы получите свое царство, дорогой Чарнота. Можете в этом не сомневаться.
Я, собственно, и не сомневался. Со стороны Асмодея было бы большим свинством обмануть человека, бросившего к его ногам весь мир.
– А вы не боитесь катаклизма, любезный монсеньор Доминго? – поинтересовался я у служителя храма Тьмы. – В прошлый раз наше с Маргаритой свидание закончилось разрушением замка Френ. Мне бы не хотелось, чтобы величественное здание, в котором мы сейчас находимся, вдруг рухнуло на наши головы.
– Думаю, что все обойдется, – не очень уверенно возразил Асмодей.
По-моему, бывший инквизитор сильно нервничал. Ему не сиделось на месте, и он метался по залу, то и дело вытирая потеющие руки белоснежным носовым платком. Монсеньор Доминго составил грандиозный заговор, проделал огромную предварительную работу, и теперь наступил решительный момент, который мог вознести его на самую вершину власти, но мог и сбросить в бездонную пропасть. Успех или неуспех предприятия зависел даже не от Вадима Чарноты, а от яйца, которое этот тип, то есть я, держал в руках. Как поведет себя Грааль в предложенных самозваным Асмодеем обстоятельствах, не знал никто. В конце концов, магия очень тонкое искусство, где предсказать результат практически невозможно. Эта особенность роднит магию с театром, где любой, даже очень затратный спектакль может с треском провалиться под свист и улюлюканье разочарованной публики.
– Нам надо продержаться на сцене полтора часа, – сказал монсеньор Доминго своим подручным. – Всего полтора часа, и тогда процесс можно будет считать необратимым.
– А если зрители заподозрят неладное? – нахмурился Марк.
– Тем хуже для них, – мрачно предрек Асмодей. – Я гроша ломаного не дам за их жизни.
Мне такой расклад не понравился. Привлекая к сотрудничеству генерала Сокольского, я рассчитывал на более легкую победу. А теперь выясняется, что распоясавшегося Асмодея не так-то легко будет повязать.
– А если Чарнота выкинет какой-нибудь номер? – спросила рогатая Анастасия. – Или вовсе откажется участвовать в спектакле?
– Это не имеет уже ровным счетом никакого значения, – раздраженно бросил Асмодей. – Процесс уже пошел. Взгляните на Грааль.
Мне тоже показалось, что яйцо в моей руке активизировалось. Во-первых, от него стал исходить розоватый свет, а во-вторых, оно так нагрелось, что я с трудом удерживал его в руке. В окружающем мире тоже стали происходить кое-какие изменения. Стены храма, казавшиеся несокрушимыми, вдруг мелко завибрировали и стали расползаться на наших глазах. Похоже, я недооценил монсеньора Доминго. Этот тип знал о Граале гораздо больше, чем я, и использовал свои знания, чтобы воздействовать на загадочное изобретение атлантов в нужном направлении без моего участия. Жар, исходивший от яйца, стал нестерпимым, и я вынужден был отбросить Грааль в сторону. Асмодей довольно оскалился и несколько раз взмахнул руками. Губы его шевелились, произнося одному ему известные заклинания. Это был набор странных слов, из которых я запомнил только одно, звучавшее приблизительно как «мубутек». На фоне подобной роскошной в своем магическом маразме галиматьи мое скромное «крибли-крабли-бумс!» выглядело как-то уж слишком по-плебейски.
– Мы проваливаемся! – в ужасе воскликнул Бернар де Перрон, и, по-моему, недалеко ушел от истины в своем паническом пророчестве.
Мы действительно летели куда-то со страшной скоростью, и нам оставалось только со страхом ждать соприкосновения с твердью.
У меня закружилась голова, но на ногах я все-таки удержался. Зато храм рассыпался в прах. Во всяком случае, его массивные стены куда-то исчезли, и я вдруг увидел Маргариту, лежащую на роскошном ложе и протягивающую ко мне руку:
– Вадимир!
Разумеется, я не заставил себя упрашивать и тут же бросился на ее зов:
– Я здесь, Маргарита.
Ответом мне был взрыв аплодисментов и возгласы «браво». С изумлением я обнаружил, что нахожусь на сцене, где мне уже однажды довелось играть довольно странную роль. В эту минуту самым горячим моим желанием было схватить Маргариту и скрыться с ней за кулисами. Увы, я очень скоро обнаружил, что кулис на сцене не было. Мы оказались в каком-то странном замкнутом пространстве, из которого нельзя было убежать. Куда бы мы с Маргаритой ни поворачивали, повсюду путь нам преграждали невидимые стены. Зато мы очень хорошо видели публику в зале. Я даже разглядел в первом ряду сидящего в напряженной позе генерала Сокольского и дружески помахал ему рукой. Вид Станислава Андреевича не вселил, однако, в меня надежду на благополучный исход дела, ибо в ответ на мой вопрошающий взгляд генерал лишь сокрушенно развел руками. Судя по всему, операция компетентных органов против расшалившихся сил Зла застопорилась в самом начале. Я подозреваю, что они наткнулись на ту же самую невидимую стену, о которую я уже успел обломать зубы. В переносном, конечно, смысле, а не в прямом. Мне ничего не оставалось делать, как только положиться на собственные силы.
– Не бойся, о драгоценный сосуд моего сердца, – сказал я Маргарите, – твой муж не последний маг в подлунном мире.
– Наслышаны, – надула губки Маргарита и, несмотря на присутствие в зале огромного количества зрителей, закатила мне семейную сцену на добрых десять минут драгоценного сценического времени. Я, разумеется, понимал чувства женщины, брошенной на произвол судьбы негодяем мужем, но считал, что место для разборок было выбрано не самое подходящее.
– Он погубил моего отца!
– За это Асмодей будет наказан, – попытался я утешить плачущую Маргариту.
– Какой еще Асмодей? – удивилась она. – Я говорю о монсеньоре Доминго.
Я тоже говорил о монсеньоре Доминго и, более того, ждал с минуты на минуту его появления, но вместо князя Тьмы на сцену неожиданно выкатился Анатолий Степанович Крутиков и уставился на меня осоловевшими глазами.
– Что вы здесь делаете, господин Чарнота? – зашипел он на меня рассерженным гусем. – Вы же срываете нам спектакль!
– Я гениальная находка режиссера. А вы как сюда попали, Анатолий Степанович?
– Я стоял за кулисами, и тут вдруг такое началось! Ведь не было же чертей в пьесе! Я ее сам читал.
– А вы уверены, что прочли ее до конца?
Кругликов покраснел. Я нисколько не сомневался, что Анатолий Степанович так и не одолел постмодернистского опуса Ираклия Моравы под названием «Бал Асмодея» и теперь горько об этом жалел.
– Но ведь массовка не предусмотрена в смете! – привел он свой последний аргумент.
– Эти ребята работают на голом энтузиазме, можете не волноваться на их счет, Анатолий Степанович, – утешил я директора. – Аркадий Петрович Закревский вернулся?
– Я его уволю, этого негодяя, он ведь опять пьян! – вскричал Кругликов в полный голос и тут же с ужасом оглянулся на притихший зал, для которого появление административного работника в самый разгар любовной сцены явилось неприятным сюрпризом. И если встретили Анатолия Степановича жиденькими аплодисментами, то последняя его реплика вызвала гул неодобрения и даже свист отдельных несознательных зрителей, слабо, видимо, разбирающихся в искусстве.
– Все в порядке, – сообщил я залу. – Это добрый волшебник Каракатук, прибежавший на помощь витязю Вадимиру.
– Какой еще Каракатук?! – возмутился Кругликов. – Вы что, с ума сошли, Чарнота?
– Он зачарован и заколдован ведьмой Анастасией, – пояснил я залу. – А вот, кстати, и она.
Рогатую дьяволицу зал встретил бурей аплодисментов. Во-первых, в ней узнали приму театра Зимину, а во-вторых, ее нынешнее обличье суккуба повергло в экстаз добрую половину зала. Естественно, речь идет о мужчинах, ибо женщины отреагировали на появление рогатой стервы индифферентно.
– Ну наконец-то, Настя, – обрадовался невесть чему окончательно сбитый с толку Кругликов, – а то кругом сплошные дилетанты.
– А также бесы, суккубы, атланты, – дополнил я Анатолия Степановича.
– Какие еще атланты? – не понял Кругликов.
– Не мешайте развитию действия, – попробовал я урезонить директора. – Режиссер Пинчук вам этого не простит, почтеннейший Каракатук.
– Да кто вы такой, чтобы мне указывать! – возмутился Кругликов и добавил, обращаясь к залу: – Вызовите же наконец милицию!
– Зачем милицией пугать людей, когда к нам явится сам Асмодей, – прокомментировал я специально для зрителей создавшуюся ситуацию и сорвал аплодисменты.
– Браво, Чарнота, – присоединилась к зрителям ведьма Анастасия. – Вы рождены для сцены.
– Я рыцарь доблестный, все знают в этом зале, что послан я на поиски Грааля.
– А где Грааль? – крикнул какой-то обалдуй из первых рядов.
– Грааль похищен Асмодеем, нахалом, дьяволом злодеем, а вот и он, надушенный, завитый, в плаще и со своей рогатой свитой.
– Какой кошмар! – только и сумел вымолвить при виде рогатого поголовья, выведенного на сцену монсеньором Доминго, несчастный чародей Каракатук.
Зато зрительный зал был в полном восторге. Аплодисменты не смолкали добрые пять минут. И в данном случае было чему аплодировать, ибо редко кому удавалось увидеть такое количество чертей во всем блеске их недюжинного таланта.
– Он порождение Тьмы, он князь из ада, – представил я зрителям нового персонажа. – Всех сладострастных грешников отрада, но им не избежать его когтей, пред вами, господа, сам Асмодей!
– Набей ему морду, рыцарь, – попросили меня из зала, – и отбери у него Грааль.
Я не знаю, чего ждал от почтеннейшей публики монсеньор Доминго, не исключено, что трепета душевного. Однако наш много чего повидавший народ трепетать почему-то не торопился и встретил появление бесовской рати градом шуточек и насмешек. Написанная даровитым драматургом Ираклием Моравой драма, возможно даже трагедия, моими стараниями оборачивалась откровенным фарсом. Что и требовалось доказать.
– Он ввергнуть нас хотел в испуг, но с нами маг Каракатук! – доверительно поделился я со зрителями.
– Пусть он его в мышь превратит, – попросили из зала.
– Лучше в козла!
Театр, знаете ли, имеет свою специфику. Здесь мало быть всесильным князем Асмодеем, надо еще убедить в этом почтенную публику. А вот этого монсеньор Доминго как раз не учел и теперь молча стоял, бурея от обиды, под насмешками, которые щедро сыпались на его голову из зала.
– Но позвольте! – возопил Анатолий Степанович. – Я же не персонаж, я директор театра!
– Как будто директор театра не может быть магом, – осадил я зарвавшегося администратора. – Извольте явить зрителям свое искусство.
– А что я должен делать? – шепотом спросил у меня напуганный неодобрительной реакцией зала Анатолий Степанович.
– Произнесите какое-нибудь заклинание, глядишь, и сработает.
– Как вам будет угодно, Чарнота, – вздохнул Кругликов. – Крибли-крабли-бумс.
И дернул же кто-то за язык директора. Как будто нет других магических заклинаний! Произнес бы слово «мубутек» – и, глядишь, все обошлось бы. Так нет же, ему зачем-то понадобилось произносить именно то заклинание, на которое я всегда реагирую излишне нервно. Ну и результат не замедлил сказаться – я превратился в зверя апокалипсиса, а сам Кругликов в козла. Такой исход противоборства сил Добра и Зла донельзя шокировал почтенную публику, которая отозвалась на дилетантские потуги самозваного мага свистом и шиканьем.
– Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, – попробовал я утешить зрителей, но понимания не встретил.
– Ты побеждай Асмодея, – посоветовал мне доброхот из зала, – нечего беременных женщин пугать.
На счет беременных женщин доброхот попал в самую точку. Маргарита при виде случившейся со мной метаморфозы едва не упала в обморок. Хотя, казалось, была в курсе того, что муж у нее не подарок. В том смысле, что наделен то ли от природы, то ли по воле иных сил некими специфическими достоинствами. Мистерия стала выходить из-под моего контроля, я терял сочувствие зрителей, ибо какой же уважающей себя человек станет сочувствовать оборотню, в погонах он или без оных. Дабы не оказаться в противоборстве с силами Зла в гордом одиночестве, я вынужден был вызвать на подмогу свой последний резерв.
– Поскольку маг у нас ни ме ни бе, пусть нас спасет родное ФСБ. Крибли-крабли-бумс!
Призыв мой был услышан. Генерал Сокольский строевым шагом поднялся на сцену, не встретив на своем пути никаких препятствий. Следом за Станиславом Андреевичем на сцену проникли еще десятка три добрых молодцев, окружив плотным кольцом струхнувших чертей.
– Нет магов проницательней на свете, чем те, что служат в нашем Комитете, – ехидно прокомментировал случившееся какой-то интеллигент из зала.
Мне казалось, что тем самым он поставил окончательную точку в театральном действе под названием «Бал Асмодея», но я ошибся. Точнее, недооценил монсеньора Доминго – у того, как выяснилось, было свое видение спектакля. И как личность творческая, он не мог допустить, чтобы последнюю точку в придуманном им представлении поставил кто-то другой.
Этот недостойный деятель святой инквизиции опять впал в язычество и стал выкрикивать магические заклинания. В результате его умственных усилий на сцене вновь появилось яйцо. Хотя, возможно, оно находилось здесь уже давно, а я, увлеченный происходящим, просто его не заметил. Тем не менее Грааль охотно откликнулся на магические призывы служителя храма Тьмы и раскалился докрасна. Кроме того, яйцо стало пульсировать, словно внутри его находился созревший птенец, готовый вот-вот вырваться на волю. В окружающей нас обстановке тоже стали происходить значительные перемены. Сцена исчезла, а может, просто затерялась в мире, раздвинувшем свои границы до бесконечности. Под нашими ногами была застывшая лава, а над головами сияли мириады звезд. У меня создалось впечатление, что мы вообще выпали из нашего несовершенного мира…
– Убейте его! – указал на меня мечом Асмодей. – Он единственная помеха нашему величию.
Столь высокая оценка моей личности со стороны князя Тьмы мне, безусловно, польстила. Однако я не совсем понимал, каким образом могу помешать катаклизмам, свершающимся вокруг меня по воле то ли монсеньора Доминго, то ли Грааля, а возможно, их объединенными усилиями. Тем не менее я обнажил меч Экскалибур и приготовился дать отпор бесам. Однако те почему-то не спешили выполнять распоряжение своего шефа. Во-первых, их сдерживало присутствие представителей власти в лице крепких парней, вооруженных пистолетами, а во-вторых, справиться с вошедшим в раж зверем апокалипсиса даже бесам не так-то просто.
– Быстрее, идиоты! – завопил истошным голосом Асмодей. – Иначе погибнем все!
К сожалению, пистолеты доблестных сотрудников компетентных органов в этом измерении оказались бесполезной игрушкой, так что им пришлось полагаться только на собственные кулаки. Впрочем, Станислав Андреевич Сокольский привлек к проведению операции хорошо тренированных людей, которые и безоружными могли задать нападавшим основательную трепку.
Я без труда отбил наскоки нескольких прорвавшихся ко мне бесов, благо меч, подаренный мне Ледой, отличался самостоятельностью и представлял собой грозную силу даже в руках неопытного бойца. Словом, я обломал рога уже доброму десятку бесов, когда меня атаковал Марк Ключевский.
– И зачем вам это нужно, господин актер? – полюбопытствовал я у своего товарища по необыкновенным приключениям.
– Вы не понимаете, Чарнота, что происходит! – крикнул распалившийся Марк. – Вы разбудили Феникса и должны умереть раньше, чем он вырвется на волю и спалит нас всех.
– Извините, любезнейший, – возразил я, отбивая направленный в мою голову удар меча, – но я никого не будил. Это ваш патрон Асмодей разбрасывал во все стороны магические заклинания.
– Все так, Чарнота, но в этом мире только два Совершенных – вы и монсеньор Доминго, и один из вас должен уйти, чтобы сила Феникса досталась оставшемуся. В противном случае вы нейтрализуете друг друга – и произойдет страшный взрыв.
– Какой кошмар! – сказал я, хватая Марка лапой за шиворот и отбрасывая его со своего пути.
Я не мог допустить, чтобы окружающие меня люди погибли по вине маньяка, называющего себя Асмодеем. Этот негодяй действительно мог ввергнуть наш мир в пучину бед, ибо исходившая из Грааля сила делала его могущественным и неуязвимым. На наших глазах этот невеликих габаритов человек превращался в огромного монстра.
Глаза Асмодея горели адским пламенем, повергая в шок и оцепенение простых смертных. Он поднял отливающий кровью меч и обрушил его на мою голову. Меч я успел отбить, но уже по этому удару понял, что мне противостоит опасный противник.
– Убейте его, Чарнота! – крикнул мне Крафт. – Иначе миру конец!
Конечно, Вацлаву Карловичу легко давать советы, а каково волосатому примату, пусть даже и Совершенному, противостоять князю Тьмы. А монсеньор Доминго, бывший когда-то простым смертным, с каждой секундой терял свою человеческую суть. Теперь он был и внешне мало похож на человека. Красными стали не только его меч и одежда, но и кожа. Мне приходилось прилагать воистину титанические усилия, чтобы увернуться от разящих ударов его меча. Впрочем, я тоже не был человеком. Я был демоном, зверем апокалипсиса, черпающим силы из того же источника, иначе мне не удалось бы противостоять Асмодею.
– Он родился! – крикнул в ужасе Марк.
Я на мгновение отвлекся от схватки и бросил взгляд на яйцо. Скорлупа лопнула, развалилась на две половинки, а птенец, которого Марк назвал Фениксом, разрастался в размерах с пугающей быстротой и вот-вот готов был встать на крыло. Мне уже доводилось видеть нечто подобное в Вавилонской башне, но там птица Феникс была лишь миражом, воспоминанием о днях былого величия. Этот же птенец готов был вот-вот сравняться с солнцем в выбросе энергии, чтобы превратить в пепел все вокруг.
– Бегите! – крикнул Крафт. – Это конец.
Логикой в призыве Вацлава Карловича даже не пахло. Ибо невозможно убежать от конца света. Пламя, исходящее от птенца, стало плавить почву. Жар был воистину нестерпимым. Запахло паленой шерстью, и я не сразу сообразил, что это загорелась моя собственная шерсть.
– Будь ты проклят! – воскликнул не выдержавший напряжения момента Асмодей и сделал в мою сторону слишком поспешный выпад мечом. Эта фатальная ошибка стоила ему головы. Монсеньор Доминго умер раньше, чем оперившейся птенец вылетел из своего гнезда. Феникс взмахнул над нашими головами огненными крыльями и воспарил в тревожную и глубокую до черноты даль. Но долго смотреть на огненную птицу было просто невозможно, и я невольно прикрыл глаза рукой. Возможно, в этот момент мне следовало произнести какие-то заклинания, которые помогли бы мне приручить гордую птицу, но, в отличие от покойного Асмодея, я в магии не разбираюсь, а потому даже и не пытался препятствовать полету Феникса.
– Поздравляю, господа, – услышал я спокойный голос Станислава Андреевича Сокольского, – в этот раз, кажется, обошлось.
– Лучше синица в руках, чем Феникс в небе, – противно хихикнул Агапид.
Я хоть и терпеть не могу бывшего Ящера, но все-таки в данном случае был с ним согласен. Я не собирался перестраивать мир, несмотря на все его очевидные несовершенства, а потому и исходящая от сказочной птицы сила была мне не нужна.
Спектакль, похоже, закончился, и я наконец смог избавиться от сценического костюма. Впрочем, человеческий облик обрел не только я, но и все представители сил Зла, которые в безрогом состоянии смотрелись довольно жалко.
– Кончена комедия, – вздохнул Ключевский, потирая ушибленный мною бок. – Черт бы вас побрал, Чарнота, загубили такой финал!
– Нет уж, позвольте, дорогой Марк, – не согласился с ним Анатолий Степанович Кругликов. – Я в театре почти сорок лет – и со всей ответственностью заявляю, что постановки такого масштаба со столь грандиозной концовкой у нас еще не было.
– А где аплодисменты? – спросил я, обнимая Маргариту.
И аплодисменты грянули. Да что там аплодисменты – овация продолжалась добрых пятнадцать минут. Крики «браво» я принял благосклонно, однако повторять концовку спектакля на бис категорически отказался. Не знаю, что видели зрители, сидящие в зале, но в любом случае финал им должен был понравиться. Сир Вадимир освободил свою красавицу жену и покарал злодея. А что еще можно ожидать от сказки, пусть даже и постмодернистской?
– Занавес, – торжественно произнес Анатолий Степанович Крутиков, и я смог наконец вздохнуть с облегчением.
– Вы получите Грааль, монсеньор Доминго, только после того, как я увижу Маргариту. Марк, видимо, сообщил вам о поставленных мною условиях.
Ключевский находился здесь же и тоже с весьма милыми рожками на голове. Я, разумеется, не числил этих людей по адскому ведомству, поскольку очень хорошо знал специфику острова Буяна. При определенных обстоятельствах рога здесь могли вырасти даже у ангела, вот только далеко не каждому человеку это обстоятельство пришлось бы по душе. А эти субъекты буквально купались в предложенных судьбой и атлантами обстоятельствах.
– Я не могу вас допустить к Маргарите, пока у вас в руках находится Грааль, – сказал монсеньор Доминго. – Боюсь, что в этом случае вы просто сбежите от нас, прихватив жену.
Опасения Асмодея были небеспочвенными – это я вынужден был признать. И все-таки я согласился передать яйцо в руки оппонентов только после того, как мне объяснили мою роль в предстоящем спектакле.
– Никаких особых усилий вам прилагать не придется, – утешил меня монсеньор Доминго. – Зато благодарность моя будет безграничной. Вы получите свое царство, дорогой Чарнота. Можете в этом не сомневаться.
Я, собственно, и не сомневался. Со стороны Асмодея было бы большим свинством обмануть человека, бросившего к его ногам весь мир.
– А вы не боитесь катаклизма, любезный монсеньор Доминго? – поинтересовался я у служителя храма Тьмы. – В прошлый раз наше с Маргаритой свидание закончилось разрушением замка Френ. Мне бы не хотелось, чтобы величественное здание, в котором мы сейчас находимся, вдруг рухнуло на наши головы.
– Думаю, что все обойдется, – не очень уверенно возразил Асмодей.
По-моему, бывший инквизитор сильно нервничал. Ему не сиделось на месте, и он метался по залу, то и дело вытирая потеющие руки белоснежным носовым платком. Монсеньор Доминго составил грандиозный заговор, проделал огромную предварительную работу, и теперь наступил решительный момент, который мог вознести его на самую вершину власти, но мог и сбросить в бездонную пропасть. Успех или неуспех предприятия зависел даже не от Вадима Чарноты, а от яйца, которое этот тип, то есть я, держал в руках. Как поведет себя Грааль в предложенных самозваным Асмодеем обстоятельствах, не знал никто. В конце концов, магия очень тонкое искусство, где предсказать результат практически невозможно. Эта особенность роднит магию с театром, где любой, даже очень затратный спектакль может с треском провалиться под свист и улюлюканье разочарованной публики.
– Нам надо продержаться на сцене полтора часа, – сказал монсеньор Доминго своим подручным. – Всего полтора часа, и тогда процесс можно будет считать необратимым.
– А если зрители заподозрят неладное? – нахмурился Марк.
– Тем хуже для них, – мрачно предрек Асмодей. – Я гроша ломаного не дам за их жизни.
Мне такой расклад не понравился. Привлекая к сотрудничеству генерала Сокольского, я рассчитывал на более легкую победу. А теперь выясняется, что распоясавшегося Асмодея не так-то легко будет повязать.
– А если Чарнота выкинет какой-нибудь номер? – спросила рогатая Анастасия. – Или вовсе откажется участвовать в спектакле?
– Это не имеет уже ровным счетом никакого значения, – раздраженно бросил Асмодей. – Процесс уже пошел. Взгляните на Грааль.
Мне тоже показалось, что яйцо в моей руке активизировалось. Во-первых, от него стал исходить розоватый свет, а во-вторых, оно так нагрелось, что я с трудом удерживал его в руке. В окружающем мире тоже стали происходить кое-какие изменения. Стены храма, казавшиеся несокрушимыми, вдруг мелко завибрировали и стали расползаться на наших глазах. Похоже, я недооценил монсеньора Доминго. Этот тип знал о Граале гораздо больше, чем я, и использовал свои знания, чтобы воздействовать на загадочное изобретение атлантов в нужном направлении без моего участия. Жар, исходивший от яйца, стал нестерпимым, и я вынужден был отбросить Грааль в сторону. Асмодей довольно оскалился и несколько раз взмахнул руками. Губы его шевелились, произнося одному ему известные заклинания. Это был набор странных слов, из которых я запомнил только одно, звучавшее приблизительно как «мубутек». На фоне подобной роскошной в своем магическом маразме галиматьи мое скромное «крибли-крабли-бумс!» выглядело как-то уж слишком по-плебейски.
– Мы проваливаемся! – в ужасе воскликнул Бернар де Перрон, и, по-моему, недалеко ушел от истины в своем паническом пророчестве.
Мы действительно летели куда-то со страшной скоростью, и нам оставалось только со страхом ждать соприкосновения с твердью.
У меня закружилась голова, но на ногах я все-таки удержался. Зато храм рассыпался в прах. Во всяком случае, его массивные стены куда-то исчезли, и я вдруг увидел Маргариту, лежащую на роскошном ложе и протягивающую ко мне руку:
– Вадимир!
Разумеется, я не заставил себя упрашивать и тут же бросился на ее зов:
– Я здесь, Маргарита.
Ответом мне был взрыв аплодисментов и возгласы «браво». С изумлением я обнаружил, что нахожусь на сцене, где мне уже однажды довелось играть довольно странную роль. В эту минуту самым горячим моим желанием было схватить Маргариту и скрыться с ней за кулисами. Увы, я очень скоро обнаружил, что кулис на сцене не было. Мы оказались в каком-то странном замкнутом пространстве, из которого нельзя было убежать. Куда бы мы с Маргаритой ни поворачивали, повсюду путь нам преграждали невидимые стены. Зато мы очень хорошо видели публику в зале. Я даже разглядел в первом ряду сидящего в напряженной позе генерала Сокольского и дружески помахал ему рукой. Вид Станислава Андреевича не вселил, однако, в меня надежду на благополучный исход дела, ибо в ответ на мой вопрошающий взгляд генерал лишь сокрушенно развел руками. Судя по всему, операция компетентных органов против расшалившихся сил Зла застопорилась в самом начале. Я подозреваю, что они наткнулись на ту же самую невидимую стену, о которую я уже успел обломать зубы. В переносном, конечно, смысле, а не в прямом. Мне ничего не оставалось делать, как только положиться на собственные силы.
– Не бойся, о драгоценный сосуд моего сердца, – сказал я Маргарите, – твой муж не последний маг в подлунном мире.
– Наслышаны, – надула губки Маргарита и, несмотря на присутствие в зале огромного количества зрителей, закатила мне семейную сцену на добрых десять минут драгоценного сценического времени. Я, разумеется, понимал чувства женщины, брошенной на произвол судьбы негодяем мужем, но считал, что место для разборок было выбрано не самое подходящее.
– Он погубил моего отца!
– За это Асмодей будет наказан, – попытался я утешить плачущую Маргариту.
– Какой еще Асмодей? – удивилась она. – Я говорю о монсеньоре Доминго.
Я тоже говорил о монсеньоре Доминго и, более того, ждал с минуты на минуту его появления, но вместо князя Тьмы на сцену неожиданно выкатился Анатолий Степанович Крутиков и уставился на меня осоловевшими глазами.
– Что вы здесь делаете, господин Чарнота? – зашипел он на меня рассерженным гусем. – Вы же срываете нам спектакль!
– Я гениальная находка режиссера. А вы как сюда попали, Анатолий Степанович?
– Я стоял за кулисами, и тут вдруг такое началось! Ведь не было же чертей в пьесе! Я ее сам читал.
– А вы уверены, что прочли ее до конца?
Кругликов покраснел. Я нисколько не сомневался, что Анатолий Степанович так и не одолел постмодернистского опуса Ираклия Моравы под названием «Бал Асмодея» и теперь горько об этом жалел.
– Но ведь массовка не предусмотрена в смете! – привел он свой последний аргумент.
– Эти ребята работают на голом энтузиазме, можете не волноваться на их счет, Анатолий Степанович, – утешил я директора. – Аркадий Петрович Закревский вернулся?
– Я его уволю, этого негодяя, он ведь опять пьян! – вскричал Кругликов в полный голос и тут же с ужасом оглянулся на притихший зал, для которого появление административного работника в самый разгар любовной сцены явилось неприятным сюрпризом. И если встретили Анатолия Степановича жиденькими аплодисментами, то последняя его реплика вызвала гул неодобрения и даже свист отдельных несознательных зрителей, слабо, видимо, разбирающихся в искусстве.
– Все в порядке, – сообщил я залу. – Это добрый волшебник Каракатук, прибежавший на помощь витязю Вадимиру.
– Какой еще Каракатук?! – возмутился Кругликов. – Вы что, с ума сошли, Чарнота?
– Он зачарован и заколдован ведьмой Анастасией, – пояснил я залу. – А вот, кстати, и она.
Рогатую дьяволицу зал встретил бурей аплодисментов. Во-первых, в ней узнали приму театра Зимину, а во-вторых, ее нынешнее обличье суккуба повергло в экстаз добрую половину зала. Естественно, речь идет о мужчинах, ибо женщины отреагировали на появление рогатой стервы индифферентно.
– Ну наконец-то, Настя, – обрадовался невесть чему окончательно сбитый с толку Кругликов, – а то кругом сплошные дилетанты.
– А также бесы, суккубы, атланты, – дополнил я Анатолия Степановича.
– Какие еще атланты? – не понял Кругликов.
– Не мешайте развитию действия, – попробовал я урезонить директора. – Режиссер Пинчук вам этого не простит, почтеннейший Каракатук.
– Да кто вы такой, чтобы мне указывать! – возмутился Кругликов и добавил, обращаясь к залу: – Вызовите же наконец милицию!
– Зачем милицией пугать людей, когда к нам явится сам Асмодей, – прокомментировал я специально для зрителей создавшуюся ситуацию и сорвал аплодисменты.
– Браво, Чарнота, – присоединилась к зрителям ведьма Анастасия. – Вы рождены для сцены.
– Я рыцарь доблестный, все знают в этом зале, что послан я на поиски Грааля.
– А где Грааль? – крикнул какой-то обалдуй из первых рядов.
– Грааль похищен Асмодеем, нахалом, дьяволом злодеем, а вот и он, надушенный, завитый, в плаще и со своей рогатой свитой.
– Какой кошмар! – только и сумел вымолвить при виде рогатого поголовья, выведенного на сцену монсеньором Доминго, несчастный чародей Каракатук.
Зато зрительный зал был в полном восторге. Аплодисменты не смолкали добрые пять минут. И в данном случае было чему аплодировать, ибо редко кому удавалось увидеть такое количество чертей во всем блеске их недюжинного таланта.
– Он порождение Тьмы, он князь из ада, – представил я зрителям нового персонажа. – Всех сладострастных грешников отрада, но им не избежать его когтей, пред вами, господа, сам Асмодей!
– Набей ему морду, рыцарь, – попросили меня из зала, – и отбери у него Грааль.
Я не знаю, чего ждал от почтеннейшей публики монсеньор Доминго, не исключено, что трепета душевного. Однако наш много чего повидавший народ трепетать почему-то не торопился и встретил появление бесовской рати градом шуточек и насмешек. Написанная даровитым драматургом Ираклием Моравой драма, возможно даже трагедия, моими стараниями оборачивалась откровенным фарсом. Что и требовалось доказать.
– Он ввергнуть нас хотел в испуг, но с нами маг Каракатук! – доверительно поделился я со зрителями.
– Пусть он его в мышь превратит, – попросили из зала.
– Лучше в козла!
Театр, знаете ли, имеет свою специфику. Здесь мало быть всесильным князем Асмодеем, надо еще убедить в этом почтенную публику. А вот этого монсеньор Доминго как раз не учел и теперь молча стоял, бурея от обиды, под насмешками, которые щедро сыпались на его голову из зала.
– Но позвольте! – возопил Анатолий Степанович. – Я же не персонаж, я директор театра!
– Как будто директор театра не может быть магом, – осадил я зарвавшегося администратора. – Извольте явить зрителям свое искусство.
– А что я должен делать? – шепотом спросил у меня напуганный неодобрительной реакцией зала Анатолий Степанович.
– Произнесите какое-нибудь заклинание, глядишь, и сработает.
– Как вам будет угодно, Чарнота, – вздохнул Кругликов. – Крибли-крабли-бумс.
И дернул же кто-то за язык директора. Как будто нет других магических заклинаний! Произнес бы слово «мубутек» – и, глядишь, все обошлось бы. Так нет же, ему зачем-то понадобилось произносить именно то заклинание, на которое я всегда реагирую излишне нервно. Ну и результат не замедлил сказаться – я превратился в зверя апокалипсиса, а сам Кругликов в козла. Такой исход противоборства сил Добра и Зла донельзя шокировал почтенную публику, которая отозвалась на дилетантские потуги самозваного мага свистом и шиканьем.
– Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, – попробовал я утешить зрителей, но понимания не встретил.
– Ты побеждай Асмодея, – посоветовал мне доброхот из зала, – нечего беременных женщин пугать.
На счет беременных женщин доброхот попал в самую точку. Маргарита при виде случившейся со мной метаморфозы едва не упала в обморок. Хотя, казалось, была в курсе того, что муж у нее не подарок. В том смысле, что наделен то ли от природы, то ли по воле иных сил некими специфическими достоинствами. Мистерия стала выходить из-под моего контроля, я терял сочувствие зрителей, ибо какой же уважающей себя человек станет сочувствовать оборотню, в погонах он или без оных. Дабы не оказаться в противоборстве с силами Зла в гордом одиночестве, я вынужден был вызвать на подмогу свой последний резерв.
– Поскольку маг у нас ни ме ни бе, пусть нас спасет родное ФСБ. Крибли-крабли-бумс!
Призыв мой был услышан. Генерал Сокольский строевым шагом поднялся на сцену, не встретив на своем пути никаких препятствий. Следом за Станиславом Андреевичем на сцену проникли еще десятка три добрых молодцев, окружив плотным кольцом струхнувших чертей.
– Нет магов проницательней на свете, чем те, что служат в нашем Комитете, – ехидно прокомментировал случившееся какой-то интеллигент из зала.
Мне казалось, что тем самым он поставил окончательную точку в театральном действе под названием «Бал Асмодея», но я ошибся. Точнее, недооценил монсеньора Доминго – у того, как выяснилось, было свое видение спектакля. И как личность творческая, он не мог допустить, чтобы последнюю точку в придуманном им представлении поставил кто-то другой.
Этот недостойный деятель святой инквизиции опять впал в язычество и стал выкрикивать магические заклинания. В результате его умственных усилий на сцене вновь появилось яйцо. Хотя, возможно, оно находилось здесь уже давно, а я, увлеченный происходящим, просто его не заметил. Тем не менее Грааль охотно откликнулся на магические призывы служителя храма Тьмы и раскалился докрасна. Кроме того, яйцо стало пульсировать, словно внутри его находился созревший птенец, готовый вот-вот вырваться на волю. В окружающей нас обстановке тоже стали происходить значительные перемены. Сцена исчезла, а может, просто затерялась в мире, раздвинувшем свои границы до бесконечности. Под нашими ногами была застывшая лава, а над головами сияли мириады звезд. У меня создалось впечатление, что мы вообще выпали из нашего несовершенного мира…
– Убейте его! – указал на меня мечом Асмодей. – Он единственная помеха нашему величию.
Столь высокая оценка моей личности со стороны князя Тьмы мне, безусловно, польстила. Однако я не совсем понимал, каким образом могу помешать катаклизмам, свершающимся вокруг меня по воле то ли монсеньора Доминго, то ли Грааля, а возможно, их объединенными усилиями. Тем не менее я обнажил меч Экскалибур и приготовился дать отпор бесам. Однако те почему-то не спешили выполнять распоряжение своего шефа. Во-первых, их сдерживало присутствие представителей власти в лице крепких парней, вооруженных пистолетами, а во-вторых, справиться с вошедшим в раж зверем апокалипсиса даже бесам не так-то просто.
– Быстрее, идиоты! – завопил истошным голосом Асмодей. – Иначе погибнем все!
К сожалению, пистолеты доблестных сотрудников компетентных органов в этом измерении оказались бесполезной игрушкой, так что им пришлось полагаться только на собственные кулаки. Впрочем, Станислав Андреевич Сокольский привлек к проведению операции хорошо тренированных людей, которые и безоружными могли задать нападавшим основательную трепку.
Я без труда отбил наскоки нескольких прорвавшихся ко мне бесов, благо меч, подаренный мне Ледой, отличался самостоятельностью и представлял собой грозную силу даже в руках неопытного бойца. Словом, я обломал рога уже доброму десятку бесов, когда меня атаковал Марк Ключевский.
– И зачем вам это нужно, господин актер? – полюбопытствовал я у своего товарища по необыкновенным приключениям.
– Вы не понимаете, Чарнота, что происходит! – крикнул распалившийся Марк. – Вы разбудили Феникса и должны умереть раньше, чем он вырвется на волю и спалит нас всех.
– Извините, любезнейший, – возразил я, отбивая направленный в мою голову удар меча, – но я никого не будил. Это ваш патрон Асмодей разбрасывал во все стороны магические заклинания.
– Все так, Чарнота, но в этом мире только два Совершенных – вы и монсеньор Доминго, и один из вас должен уйти, чтобы сила Феникса досталась оставшемуся. В противном случае вы нейтрализуете друг друга – и произойдет страшный взрыв.
– Какой кошмар! – сказал я, хватая Марка лапой за шиворот и отбрасывая его со своего пути.
Я не мог допустить, чтобы окружающие меня люди погибли по вине маньяка, называющего себя Асмодеем. Этот негодяй действительно мог ввергнуть наш мир в пучину бед, ибо исходившая из Грааля сила делала его могущественным и неуязвимым. На наших глазах этот невеликих габаритов человек превращался в огромного монстра.
Глаза Асмодея горели адским пламенем, повергая в шок и оцепенение простых смертных. Он поднял отливающий кровью меч и обрушил его на мою голову. Меч я успел отбить, но уже по этому удару понял, что мне противостоит опасный противник.
– Убейте его, Чарнота! – крикнул мне Крафт. – Иначе миру конец!
Конечно, Вацлаву Карловичу легко давать советы, а каково волосатому примату, пусть даже и Совершенному, противостоять князю Тьмы. А монсеньор Доминго, бывший когда-то простым смертным, с каждой секундой терял свою человеческую суть. Теперь он был и внешне мало похож на человека. Красными стали не только его меч и одежда, но и кожа. Мне приходилось прилагать воистину титанические усилия, чтобы увернуться от разящих ударов его меча. Впрочем, я тоже не был человеком. Я был демоном, зверем апокалипсиса, черпающим силы из того же источника, иначе мне не удалось бы противостоять Асмодею.
– Он родился! – крикнул в ужасе Марк.
Я на мгновение отвлекся от схватки и бросил взгляд на яйцо. Скорлупа лопнула, развалилась на две половинки, а птенец, которого Марк назвал Фениксом, разрастался в размерах с пугающей быстротой и вот-вот готов был встать на крыло. Мне уже доводилось видеть нечто подобное в Вавилонской башне, но там птица Феникс была лишь миражом, воспоминанием о днях былого величия. Этот же птенец готов был вот-вот сравняться с солнцем в выбросе энергии, чтобы превратить в пепел все вокруг.
– Бегите! – крикнул Крафт. – Это конец.
Логикой в призыве Вацлава Карловича даже не пахло. Ибо невозможно убежать от конца света. Пламя, исходящее от птенца, стало плавить почву. Жар был воистину нестерпимым. Запахло паленой шерстью, и я не сразу сообразил, что это загорелась моя собственная шерсть.
– Будь ты проклят! – воскликнул не выдержавший напряжения момента Асмодей и сделал в мою сторону слишком поспешный выпад мечом. Эта фатальная ошибка стоила ему головы. Монсеньор Доминго умер раньше, чем оперившейся птенец вылетел из своего гнезда. Феникс взмахнул над нашими головами огненными крыльями и воспарил в тревожную и глубокую до черноты даль. Но долго смотреть на огненную птицу было просто невозможно, и я невольно прикрыл глаза рукой. Возможно, в этот момент мне следовало произнести какие-то заклинания, которые помогли бы мне приручить гордую птицу, но, в отличие от покойного Асмодея, я в магии не разбираюсь, а потому даже и не пытался препятствовать полету Феникса.
– Поздравляю, господа, – услышал я спокойный голос Станислава Андреевича Сокольского, – в этот раз, кажется, обошлось.
– Лучше синица в руках, чем Феникс в небе, – противно хихикнул Агапид.
Я хоть и терпеть не могу бывшего Ящера, но все-таки в данном случае был с ним согласен. Я не собирался перестраивать мир, несмотря на все его очевидные несовершенства, а потому и исходящая от сказочной птицы сила была мне не нужна.
Спектакль, похоже, закончился, и я наконец смог избавиться от сценического костюма. Впрочем, человеческий облик обрел не только я, но и все представители сил Зла, которые в безрогом состоянии смотрелись довольно жалко.
– Кончена комедия, – вздохнул Ключевский, потирая ушибленный мною бок. – Черт бы вас побрал, Чарнота, загубили такой финал!
– Нет уж, позвольте, дорогой Марк, – не согласился с ним Анатолий Степанович Кругликов. – Я в театре почти сорок лет – и со всей ответственностью заявляю, что постановки такого масштаба со столь грандиозной концовкой у нас еще не было.
– А где аплодисменты? – спросил я, обнимая Маргариту.
И аплодисменты грянули. Да что там аплодисменты – овация продолжалась добрых пятнадцать минут. Крики «браво» я принял благосклонно, однако повторять концовку спектакля на бис категорически отказался. Не знаю, что видели зрители, сидящие в зале, но в любом случае финал им должен был понравиться. Сир Вадимир освободил свою красавицу жену и покарал злодея. А что еще можно ожидать от сказки, пусть даже и постмодернистской?
– Занавес, – торжественно произнес Анатолий Степанович Крутиков, и я смог наконец вздохнуть с облегчением.