Кавайка ойкнула и закрыла рот ладонью. «Итальянец» недовольно выбрался из укрытия:
   – Провидец хренов… Мог бы и промолчать.
   – А я трепло, Джиакомо, – с непонятной гордостью объявил узник. – Видишь: семерка кинкаров, дама асуров к ней, пика к бубешке. Мое искусство подсказывает, что ты с важными вещами пришел, не просто так.
   – Простите, а ваше искусство тоже синтетическое? – встряла кавайка. – Как у скелета?
   – Уймись, Танечка. – Джиакомо поджал губы. – Прочти в словаре статью о синтетике и не мешай беседе.
   – Простите, сир. Я читаю, читаю, а оно все не лезет в голову…
   Но директор уже разговаривал с Севером:
   – Ошибся я, Ириней, – сказал он.
   – А что такое?
   – Хреновый из тебя провидец. Твое предсказание едва не загнало меня в гроб.
   – Ты не нашел портал?
   – Нашел! Нашел, хороший мой. Но какой-то ублюдок повар отправил меня на склад с ящиком сыра. Сыра, который пахнул как все грязные носки мира.
   – Могло быть и хуже.
   – Я едва не разбился в вагонетке. Они, знаешь ли, без рельсов не ездят!
   – Джи, я ведь не стоял у тебя за плечом с автоматом. Предсказаниям или верят, или нет. Портал оказался на месте?
   – Более-менее. Но боюсь, скоро он перестанет существовать. Знаешь, что я обнаружил рядом?
   Узник промолчал, продолжая шлепать картами. Бату страшно хотелось поделиться новостью, так что он выпалил, не дожидаясь отклика:
   – Вот! – и вытянул руку к самой решетке.
   Тая подтянулась и легла животом на подоконник. Черные шторы опасно закачались.
   Свет плазменной решетки делал Джиакомо похожим на мертвеца. На ладони его поблескивал крохотный шарик, слепленный из подобия папиросной бумаги с прожилками серебра.
   – Куколка асурского богомола. – Узник мельком глянул на шарик. – В мифах наших… прошу прощения, луврских друзей олицетворяет смерть. Кто-то хочет превратить запорталье в кладбище.
   Тая охнула. Это Майя, больше некому!
   И как, интересно, ей обратно возвращаться?!
   – У портала я наткнулся на клетки с едой. А еще – на меня напала титанида.
   – И ты жив?
   – Север, она боялась повредить богомолам. Только это меня спасло. Меня и… девчонку.
   – Девчонку… – В пальцах узника возникла пятерка людей. – А о чем мы договаривались?
   Ириней сидел в клетке за плазменной решеткой. Но Бату пришлось выждать несколько секунд, чтобы прошел спазм в горле – так он боялся своего узника.
   – Ир, пойми!.. Да, я тебя подвел. Но ты и сам подумай: что я мог?.. Эта фурия на хвосте, богомолы… У них свои игры на Лувре, попомни!..
   – Ты обещал украсть пацана. Так?
   – Не так! Что мне до твоих снов?.. С королем я договорился, что будет новый актер. Или актриса – на потеху кур-венку. Ты же для меня что? – графа в балансе. Ты ведь даже под основные средства не подпадаешь! Так, офисные принадлежности… Если бы не моя доброта, отдал бы прэта как миленького.
   – Простите, – подняла голову Танечка. – А вот тут, – она ткнула пальцем в книгу, – написано: «Синтетическое – то же, что синтетика». И дальше смотрите: «Синтетика – синтетические материалы». Так? А материал я знаю: это собрание документов по какому-нибудь вопросу. Это мне так королевский референт рассказал. И вот я думаю: а скелет и Ириней…
   – Ты встречаешься с королевским референтом? – хором спросили Север и Бат.
   – Ну, да, – захлопала ресницами кавайка. – А еще с поваром, слесарем и министром культуры. Они столько разных слов знают!
   – Та-ак… – Голос директора сделался опасно тихим. – Слова, значит, учим… Культуру осваиваем. Ну как же, мы актрисы, ноблес, значит, оближес… – И взорвался: – Вон отсюда, потаскуха! Мы с тобой еще поговорим!
   Танечка вскочила, опрокинув кресло.
   – Туда! – рявкнул Бат, указывая в окно. – Выберешься, скажешь Марио, пусть тебе работу придумает. Скажешь, я приказал.
   – Хорошо, господин директор… – лепетала кавайка. – Слушаюсь, господин директор…
   Послышался заунывный грохот трамвая. Тае вдруг подумалось, что, если призраки появляются слишком часто, это не очень-то и страшно. Видимо, кавайка думала так же.
   – Эй, подождите! – Она встала на подоконнике, размахивая руками. – Подождите меня!
   Когда трамвай остановился (не доехав добрых двадцати шагов), она бросилась к призраку. Но вагоновожатый ждать не стал. Двери захлопнулись перед самым Танечкиным носом. Переливчато зазвенев, трамвай поехал дальше.
   Да-а… Бывают дни, когда не везет ни в жизни, ни на трамвае. Кавайка сделала бесцельный круг по мостовой, выбрала скамеечку и уселась горевать. Таю она так и не заметила.
   – …Ириней, – слышалось тем временем из окна. – Я ведь знаю твою тайну. Эта клетка тебя держит, хотя и не должна. А все потому, что твое истинное лицо…
   – Хватит! Я пока помогаю тебе. Чего ты еще хочешь?..
   – Одобрения. Ты ведь меня мразью считаешь… Подонком. И правильно считаешь. – Бат уселся перед решеткой на корточки, преданно глядя на узника. – Ну, а сам-то кто?.. Сидишь в звериной клетке, герой доминиона, и трясешься: как бы о тебе правду не узнали. Что у тебя за душой? Кинкарран должен быть разрушен? Люди – жить без страха? Слав-те-гос-споди! Ир, проснись! Люди тебе ничего не должны. А вот ты – напротив. Задолжал порядочно. И мне должок отдашь.
   – Чего ты хочешь, Бат?
   – Совета хочу. – Осторожно, чтобы не коснуться плазменных линий, директор протянул узнику кипу распечаток: – Об этой девчонке. Мы же ее не так просто парню сунем, это не модно. Надо модифицировать. Вот типовые метаморфозисы. Нанобот-пластика, имплантаты. Ты же умный, людей насквозь видишь. Что понравится принцу, скажи? – И добавил торопливо: – Извини, что я накричал тогда, Ир… Очень я к тебе привязался.
   Узник отложил карты в сторону и взялся за распечатки.
   – Где девчонка? – спросил он.
   – Здесь, в декорации. Я ей полкубика гипноргии вколол. Спит как убитая и видит реалистичные сны.
   – Ты обещал мальчишку из моего сна.
   Джиакомо усмехнулся:
   – Чтобы он тебя освободил?
   Вместо ответа узник развернул бумаги и принялся их изучать.
   …Джиакомо с надеждой смотрел на Иринея. Он и сам не понимал, насколько зависим стал от узника, запертого в клетку. Жизнь одного и смерть другого слились воедино.
   Страница, другая. Север перелистал распечатки и отложил в сторону.
   – Мусор, – брезгливо сообщил он. – Отчего вас, людей искусства, так на сортирный юмор тянет?
   – Так ведь… ан масс… требование народа.
   – Можно встроить ей десинхронизатор нервных импульсов. Простенько, но со вкусом. Она сохранит рассудок и память, ее тело останется неизменным, вот только двигаться будет, как кукла. Принцу это понравится. Искалеченная подружка, которой некуда бежать.
   – Так-так… А может, вырастить у нее на лбу… ну, орган?
   – Какой орган? – Ириней с изумлением посмотрел на комедианта.
   Тот стушевался:
   – Я же так… для смеха. Олигархам Малокитайщины нравилось.
   – Джи, я все не пойму, шутишь ты или в самом деле такой.
   – Ладно-ладно. Что ты предлагаешь?
   – Преврати ее в заколдованную птицу над башней. Вынь кости и замени их льдом, чтобы лишь один человек во Вселенной мог согреть ее. Дай ей глаза иного мира. Тайна и сострадание – вот ключ к сердцу принца.
   – Как-то все пафосно это… Романтика-хромантика…
   – Так, а для кого стараемся? Цинизма наш друг-принц сам уж как-нибудь добудет. Возраст такой.
   – Может, просто ампутировать ей руки-ноги? Потом вшить крылья, усики… Один эмир на Хаджаллахе как-то заказал бабочку для гарема. Заплатил щедро… молчу, молчу! Продолжай, Ир.
   – Продолжаю. Принц не должен ее видеть. Гнаться за мечтой – но отставать на шаг. Настигнув – не обладать. Обладая – терять каждый миг. Это придаст его жизни остроту.
   – Остроту… – Джиакомо пожевал губами, словно пробуя слово на вкус. – Хорошо, Север. Сделаю, как скажешь.
   Кто-то дернул Тайку за штанину джинсов. Девчонка чуть не заорала от испуга. Скатившись с табуретки, схватила ее за край и выставила ножками вперед:
   – Не подходи! Стой!
   Кавайка пошла красными пятнами от возмущения:
   – Я не подходи? – Она присела и сжала кулаки. – Да ты кто такая вообще?!
   Тая перевела дух. Вот уж принесла нелегкая!
   – Кто-кто… – Сердце лупасилось в груди, словно кот, запертый в стиральной машине. – Конь в пальто.
   Кавайка нахмурилась:
   – А пальто где?
   – В шкафу висит.
   – Значит, ты конь в шкафу. Так бы и сказала.
   Тая захихикала. Сперва чуть-чуть, а представила сконфуженную морду, выглядывающую из шкафа, и – в полный голос.
   – Кто там? – послышался недовольный голос Бата. – Кто смеется в этой обители мрака и ужаса?
   – Тс-с-с! – Кавайка прижала палец к губам. – Джиакомо рядом. Услышит – в зеркало превратит. Пойдем!
   Табуретку Тая прихватила с собой. Пригодится. «Представляю, какой у меня видик», – мелькнуло в голове. Мелькнуло и забылось: не до того нынче.
   – А ты откуда? – спросила кавайка.
   – С Лувра. Меня Бат похитил.
   Пока шли, Тая рассказала свою историю. Кавайка слушала правильно: в нужных местах охала, хваталась за щеки, делала круглые глаза.
   – Все ясно, – сказала она, когда рассказ подошел к концу. – Бат и меня похитил, и Лисенка. И Марио с Пятиклассником… Он мечтает захватить весь доминион.
   Тая глянула на кавайку с интересом. Какие дорожки привели ее к этой мысли? Бог знает… Жители Кавая – люди особенные и думать должны по-особенному.
   – Ладно, – вздохнула она, – доминион подождет. Мне нужно найти портал. Ты поможешь?
   – Порта-ал? Ни за что!
   – Но почему?
   – Я знаю лишь один выход к порталу. И я его боюсь.
   – И чем же он страшен? – Тая огляделась. Уж после черного города, подумалось ей, бояться нечего.
   – Ничем. Это, – Танечка быстро перелистала словарь, – эк-зи-стен-ци-альный ужас. Понятно?
   Тая ничего не поняла, кроме того, что от кавайки больше ничего не добьешься.
   – Ладно, – сказала она. – Давай выбираться отсюда. Что нужно сделать?
   – Выбраться просто. Это декорация. Здесь все ненастоящее, – кавайка наморщила лоб, припоминая слово, – синтетическое. Нам надо лишь сесть на трамвай.

Глава 30
ЛУВРСКИЕ БЕСПОРЯДКИ

   Посредственный археолог должен уметь найти курган. Хороший – определить по костям облик хозяина. И лишь лучшему предстоит догадаться, что кости когда-то принадлежали не кому-нибудь, а самому Чингизхану.
   Шепетову выпала нелегкая задача. Ему предстояло по кости Чингизхана определить имена его любовниц, соратников и побежденных владык.
   А вышло так. Покинув Кларовы Вары, Шепетов первым делом бросился искать видеофон. На курорте ничего подобного не держали: интернетоману только дай в сетку выйти. Он там все зачатит, забаянит, зафлудит. А кому это нужно?
   Подключив генеральского жучка, Шепетов проверил несколько линий. Везде его ожидал отказ. Абонент то ванну принимал, то пищу, то любовницу. Безо всякой надежды Кобаль Рикардович подключился к секретному номеру.
   Тот откликнулся сразу.
   – Алло! – закричал генерал-майор, не особо заботясь о том, что его могут подслушать. – Господин губернатор? Господин губернатор, мне нужна помощь!
   – Не звони никуда, – откликнулся зловещий голос. – Беда будет.
   – Что за беда? Мне губернатора…
   – Сказал: не звони, – рассердился голос и добавил: – Пусть тебя богомол простит, а не я за то, что губернатора тревожишь. Двурукий варан!
   Генерал встревожился:
   – Эй-эй! Что за шутки! Кто это говорит?
   Хотел добавить что-нибудь вроде «вас найдут» и «вы пострадаете», но одумался. Кто и кого найдет на засекреченной правительственной линии? Той, куда без специального гаджета и не достучишься?
   Терзаемый предчувствиями, Шепетов вновь принялся названивать по всем номерам. С четвертой попытки откликнулся советник по безопасности:
   – А, Кобаль, – протянул, глядя на генерала, как удав на лягушку, – ты, значит? Так-так… – и доверительно сообщил: – Дела у нас нехорошие. Гостя столичного поймали: шпионил гад и антиасурской пропагандой занимался. Диаспору взбаламутил. Ты ж понимаешь: мир пограничный, асуры рядом. Дела вел с ним?
   – С кем?
   – Ты мне дурку не валяй! С кем, с кем… С де Толлем!
   – И в мыслях не было.
   – Это хорошо… Хорошо, братка. Тебе чистым надо быть. Ой как надо… Что у тебя с асурами?
   Кобаль что-то позорно залепетал, но советник и слушать не стал:
   – Значит, так. Губернатору больше не звони, нет его больше. Все через меня. Понял?
   – Понял, но… Как нет?!
   – Инфаркт навылет. И с тобой то же самое будет, если что. Я не шучу.
   Советник отсоединился.
   Кобаль поежился от нехорошего предчувствия.
   У губернатора инфаркт?! Но… но тогда получается, что руки его развязаны.
   Он ни перед кем за Майю не отвечает.
   А значит, наглую титаниду надо укротить.
   Вызвав такси, Шепетов прыгнул на заднее сиденье.
   – Остров, – бросил он водителю в вампирских черных очках.
   Сам же достал планшетку и подключился к интернету. Его интересовали Луврские новости.
   Первые несколько он пролистал безо всякого интереса.
   «Лувр готовится к встрече юморарха всего доминиона», «Реконструирована собака Мичурина (фотографии)», «Обнародован список народных вопросов императору. Безусловный лидер: „Верите ли вы, что Ктулху заснет в этом году?“ – обычное развлекательное мельтешение.
   Но вот дальше…
   «На Лувр прибывает знаменитая актриса Луиза Асмодита».
   Значит, жена уже прилетела? Так-так…
   Легенды гласили, что прилет роковой актрисы на планету знаменуется катаклизмами и катастрофами. Шепетов пролистал новостную ленту дальше.
   Предчувствия его не обманули: «Зверства асуров на Лувре», «Повар запек человеческую девочку в реблягу-аши» (фотографии)», «Виттенберг по колено залит человеческой кровью», «Котлета вечности» или «Шницель из человечности»?», «Куда смотрят комитеты расовой чистоты?
   Шепетов тупо заглянул в статью с фотографиями. На первой оказалось здание вокзала, на второй – вывеска с асуроглифами «Котлета вечности», на третьей – нечто в разводах синего репчатого лука, напоминающее картину абстракциониста. Видимо, печеная девочка.
   Выглянув в окно, генерал убедился, что на улицах спокойно. Прохожие гуляли, не боясь замочить в крови брюки.
   Обычная рекламная кампания. Но как Луизе это удается?!
   Послышались первые такты «Земли героев». Шепетов схватился за мобильник.
   – Алло?
   – Господин генерал-майор, – отозвалась та полковничьим голосом. – В корпусе ЧП.
   – Гони быстрее! – махнул Шепетов таксисту.
   – Что? – не поняла трубка.
   – Это я не тебе. Докладывай!
   Шаттл взвыл, натужно проворачивая под крылом океан. Сколько он выдавал махов, трудно было и представить.
   – Ваша персональная «Вьюга» побита в крошку. Дежурные в лазарете, никто ничего не помнит. Ваш сын пропал.
   – «Вьюга»? – показал таксисту генеральскую карточку с красным лампасом. (Тот кивнул.) – «Вьюга», ты сказал??? Что с ней?
   – Ракетный залп. Несколько кресел катапультировалось, на одном из оставшихся – след асурской удавки.
   – Кинкара-мать!
   – И вот еще… касательно Майи.
   – Что?
   – На месте скажу, Кобаль. Не сейчас.
   Мобильник прошептал: «Не бойся, я с тобой» – и отключился. Экранчик успокаивающе поблескивал фосфорными циферками. Хороший мобильник, командирский… Таких нынче не делают.
   Шепетов откинулся на спинку кресла.
   Остров прыгнул из-за горизонта, словно жук-плавунец. Таксист сориентировался, направил к побережью.
   – Куда теперь?
   – К Шатону.
   …Генерал запоздало вспомнил, что о сыне в этот момент думал меньше, чем о «Вьюге», и огорчился. За шестьдесят лет жизни он как-то привык думать о себе как о порядочном человеке.
 
   По летному полю носился полковник с листком в руках. Известно, что полковникам бегать нельзя. В мирное время это вызывает смех, в военное – панику.
   – Ступай с богом. – Генерал расплатился с таксистом, дав немалые чаевые за лихость.
   – Премного благодарен, – отчего-то на ослябийский манер отозвался тот. – Ежели вздумаете еще полихачить, вот мой буклетик. – И протянул карточку, без зазрения совести тюхнув в генеральскую мобилку спам-вирус.
   Генерал даже обидеться не успел.
   – Кобаль, шей дело, – бросился к нему полковник. – Я понимаю, дружба доминионов… Но это ж ни в какие папки не лезет.
   – Тс-с! Спокойней, полковник, спокойней. Чужие на поле.
   Офицеры подождали, пока таксист уберется с поля. Когда авиетка превратилась в точку на горизонте, Кобаль с сожалением посмотрел на мобилку:
   – Насовали спамья, сволочи. Расстреливать бы скотов… Что там у тебя?
   – Шестеро дежурных – в коме, кадет Шепетов пропал, ищем. Жена моя исчезла. – Он достал пакет одноразовых салфеток, промокнул лоб. – Хотя о Фросе я бы не беспокоился. Ее на радаре видели.
   Шепетов мысленно приплюсовал к жертвам Бурягина и начповоса, и только тут до него дошел смысл сказанного.
   – Как на радаре? – поразился он.
   – Это ты у нее спроси. В общем, с Майей надо кончать.
   Генерал поник:
   – Кончать…. Ты знаешь, что губернатора убрали?
   – Как убрали?
   – Я с советником разговаривал. Инфаркт, говорит, навылет. Леша, пойми: губернатора! А мы с тобой кто? Мелкие сошки. Прихлопнут и не задумаются.
   – Но-но! Давай без истерик. Не баба. Вот, я тут бумагу подготовил, – и протянул лист, который держал в рука.
   – Что это?
   – Прошение об отставке. Чтобы действовать как частное лицо. Я эту гадину своими руками придушу. А ты, получится, и ни при чем.
   Ответить генерал не успел. Зазвенел мобильник, и Кобаль торопливо прижал его к уху.
   – Алло?
   В трубке неразборчиво забился женский голосок. Полковник напрягся.
   – Да… да, дорогая… Обязательно… Нет, нельзя… Сама понимаешь: режимное заведение. А я говорю, режимное! Направлю. Сегодня же. Как смогу… Ну, пока.
   Спрятав мобильник, генерал-майор вытер пот:
   – Ох… Час от часу не легче.
   И порвал листок в клочки.
   – Господин полковник, – объявил он. И поправился: – Леша. Никаких частных лиц. Действовать будем официально, но быстро. Где Майя, знаешь?
   – Нет, но выясню. Случилось что?..
   – Жена моя прилетает. Луиза Асмодита. – Генерал сморщился, катая на языке звучное имя. – Ой, как не вовремя… И парень пропал. Знаешь, – признался он со вздохом, – боевиков-безопасников так не боюсь, как ее. Такой шурум-бурум устроит – никакой Майе не справиться!
   И офицеры посмотрели друг на друга с сочувствием.
 
   Все официальное в корпусе начиналось с хранилища наглядных пособий. Неофициальное тоже. Морщась от боли в прокушенной руке, генерал запер дверь. Муляжи смотрели на офицеров с неодобрением, особенно «Бдительная пенсионерка».
   Шепетов подошел к стеллажу с биологическим оружием. Близоруко прищурившись, начал читать ярлычки. Полковник подошел сзади, заглянул через плечо.
   – Ну, Рикардыч, у тебя только лома в разрезе нет. «Апстен» зачем держишь?
   – Шибкоумие в офицерах изживать, – отрезал генерал. Неловкое движение – склянки пронзительно задребезжали. – Кинкара-ма!..
   – Держу. – Алексей в последний миг поймал пробирку. – Вот она.
   – Ф-фу… – Кобаль вытер пот. – Клади на место.
   – А что это?
   – Регулятор интеллекта. Для комиссий берегу. – Он снял с полки мерный стакан с золотистыми отметками. – Видишь: отметка – шеврончики? Это – уровень прапорщика. Когда в комиссии афроантаресцы, по глоточной части, незаменимое дело. Плеснешь, вот они уж и в шахматишки, и о Платоне потрепаться, и сортиры им неинтересны… А вот уровень младшего офицера. Эти все больше веяниями интересуются, проблемами воспитания молодежи. Тоже психи, тоже корректируемо.
   – Иди ты!
   – Тут, Леш, психология важна. Вот тебе, как полковнику… – Генерал осекся. – Ладно, Леш, извини. Пошутил я. Стимуляторы это, витамины. Сильные, правда, очень. Хлебнешь – потом сутки чихаешь, не моргая.
   Он плеснул в мерочный стаканчик до большой звезды и, поморщившись, опрокинул в рот.
   – Будешь?
   Полковник помотал головой.
   – Ну, тогда не стой. Ищи дрянь такую… в колбе с противорадиационной защитой.
   – Там радиация, что ли?..
   – Да нет. Это я так, для страху, чтоб кто лишний не лазил. А! И надпись должна быть. «Асургамский ужасмин». Скажи, Леш… А что ты о Майе как о бабе скажешь?
   Алексей Семенович пожал плечами:
   – Я же ослябиец, ты знаешь.
   – Знаю. У вас верность до гроба. И все же?
   – Ну, красивая она. Будь человеком, может, плюнул бы на все. И с Фросей развелся.
   – Вот и я о том. Красивая… Даже и не понять, с чего такая стерва. Ага, вот «Ужасмин». Ну, готовься. Сейчас начнется.
   Он подошел к мифур-генератору.
   – Как думаешь, чтобы весь Шатон накрыло, сколько мощности надо?
   – С ума сошел, Кобаль? Здесь же дети!
   – Так я только на асуров поставлю. Наши и не испугаются. А мы проверим, так сказать, кадетскую выдержку.
   Выставляя на пульте режимы и максимальный радиус действия, генерал обернулся к полковнику:
   – И вот что. Ты, Леша, не маячь. Стань где-нибудь в стороночке и не дыши. Дело такое… важное.
   – Да ладно тебе… Не томи, жми давай!
   Контур генератора расплылся. По реальности пошли волны, и огонек на панели заморгал прерывисто-синим. «Долго не продержится, – решил генерал. – Спешить надо».
   – Вперед! – скомандовал он, глядя на сканер. – Майя в библиотеке.
   Багря посторонился, выпуская генерала. Прежде чем отправиться следом, подошел к полкам с химикалиями. Отыскал распылитель, заряженный красной жидкостью, и сунул в карман.
   В хозяйстве и плазмоган пригодится.
   Назвать место, где спряталась Майя, библиотекой можно было лишь с большой натяжкой. Потому что в библиотеке тихо должно быть, а здесь…
   Полковник распахнул дверь. Захлопали кожистые крылья. Стая летающих обезьян вынеслась из дверного проема, громко вереща что-то неприличное на своем макачьем языке.
   Генерал схватился за фуражку. Как известно, у японцев крик обезьяны символизирует тоску. И действительно: чему тут радоваться?
   От порога в зал шла дорога желтого кирпича. Шепетова она поначалу смутила, а потом он сообразил, что Майя скорее всего взяла в библиотеке что-то почитать. Мифур-генератор же не на пустом месте работает. Его подкармливают мыслеформы в голове атакуемого.
   Посреди зала уютно потрескивал костерок. Майя подвесила над ним выпотрошенный сферический корпус от монитора и бормотала:
   – Куда подевались крабьи головы? Святая бабочка, не все же я съела за завтраком!.. А, вот они, в зеленом горшке! Ну, теперь зелье выйдет на славу!..
   – На счет три, – шепнул Кобаль. – Я хватаю… нет, ты хватаешь и держишь. Мое дело – «Ужасмин».
   Багря кивнул. Реальность Утан изменилась. До того она была титанидой – опасной и непредсказуемой, сейчас стала сказочной ведьмой. Хрен редьки не слаще.
   А поймать ее надо в любом случае.
   На ходу вырывая пистолет из кобуры, полковник прыгнул Майе на спину.
   – Лежать, брокенская клюшка. Р-руки за голову!
   – Сусака, масака, буридо, фуридо! – завизжала та, опрокидывая импровизированный котел. – Уничтожай, ураган, людей, животных, птиц! Только крабиков, паучков, богомолов да гекконов Савицкого не трогай!
   Алексей Семенович не долетел до Майи. Поднявшийся вихрь закрутил его и отбросил к стене. Стеклянный потолок библиотеки заволокло пылью: словно табун лошадей сорвался и убежал в небо.
   Майя прыгнула на стол и закрутила пальцем в воздухе. Алексея Семеновича и Кобаля Рикардовича поволокло по полу. Дынными семечками запрыгали пуговицы от мундиров. Крутнувшись бумерангом, пистолет ухнул в вентиляционное отверстие. Вихрь утащил офицеров в закуток за шкафами и там бросил. Обрушилась полка, отгораживая их от зала библиотеки.
   – Фу-фу, человечьим духом пахнет! – объявила Майя. – Ну-с, попробуем вашего стейка, двурукие обезьяны. Высунь пальчик, деточка. Посмотрим, сколько тебя еще кормить надо.
   – Не высовывай, – быстро предупредил Алексей Семенович. – Знаю я эти штуки.
   – А что делать-то?
   Полковник наморщил лоб, вспоминая сказку.
   – О! Палочку какую-нибудь сунь. И «Ужасмином» брызни. Ручка есть?
   – С ума сошел – ручку? Именная, дареная.
   Асури смотрела требовательно и строго. Не споря, Багря протянул ей ключ от собственного дома. Хрустнула пластмасса, и на пол посыпались проводки и кристаллы.
   – Фу-фу, недокормыши малокровные… Пальчики хрупенькие, как у дакини… Придется вас раскормить, бедняжечек.
   Асури заспешила к терминалу доставки. Набрала код, хотя по идее знать его ей было не положено.
   – Видал, что творит? – шепнул генералу полковник. – Генератор у тебя того… сбойный.
   – Так списан же еще в прошлом веке. Думаешь, чего я его так легко у министерства выцыганил?
   – Сколько протянет?
   – Понятия не имею. Вообще говоря, давно должен перегореть. Нештатные мощности, понимаешь?
   Офицеры с тоской посмотрели друг на друга. Асури тем временем притаранила поднос с дымящимися тарелками. Рассольник, котлеты с картофельным пюре, наполеон.
   – Кушайте, дорогие, кушайте. Хе-хе, мои головастики! Чтоб все съели. А я пока печь растоплю, да…
   Достала из складок платья баллон с термитной пеной и побрызгала на приемник канала доставки, обозначая устье печи. Соприкоснувшись с металлом, пена вспыхнула. В стене обрисовалось огнедышащее жерло.